Текст книги "Том 9. Рассказы, повести 1894-1897"

МУЖИКИ

Впервые – «Русская мысль», 1897, № 4, стр. 167–194. Подпись: Антон Чехов.

С добавлением в гл. IX вышло отдельным изданием: Антон Чехов. Мужики. Рассказ. СПб., изд. А. С. Суворина, 1897 (ценз. разр. 23 августа 1897 г.).

Включено в книгу А. П. Чехова: «Рассказы: 1. „Мужики“. 2. „Моя жизнь“». СПб., изд. А. С. Суворина, 1897, и перепечатывалось в последующих изданиях этой книги (изд. 2–7, 1897–1899).

Сохранились ( ЦГАЛИ) черновой автограф неоконченного продолжения повести (гл. X и XI – см. стр. 344—348 наст. тома) и многочисленные записи на отдельных листах и в записных книжках (см. т. XVII Сочинений).

В ЦГИАЛхранится стр. 193 из № 4 «Русской мысли», изъятая цензурой.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. IX, стр. 128–165, со следующими исправлениями:

Стр. 289, строка 9: доставая из узла евангелие – вместо: доставая из угла евангелие (по всем предыдущим изданиям).

Стр. 289, строки 15–16: се ангел господень… во сне явися Иосифу – вместо: се ангел господень… во сне явился Иосифу (по тексту «Русской мысли», учитывая также чтение Евангелия).

Стр. 294, строка 17: наверное пойдет в ад – вместо: пойдет в ад (по всем предыдущим изданиям).

Стр. 297, строка 1: господской усадьбы – вместо: городской усадьбы (по всем предыдущим изданиям).

Стр. 300, строка 18: как страшна, холодна эта смерть – вместо: как страшно холодна эта смерть (по тексту «Русской мысли»).

1

Повесть «Мужики» Чехов писал в Мелихове, и, по свидетельству М. П. Чехова, в ней «на каждой странице сквозят мелиховские картины и персонажи» ( Вокруг Чехова, стр. 280; см. также Антон Чехов и его сюжеты, стр. 128, 132). В частности, описание пожара (гл. V) навеяно «(отчасти)» пожаром в Мелихове, бывшим в 1895 г. (письмо Чехова к Ал. П. Чехову от 2 апреля 1897 г.); вместе с тем у этого описания есть и внутренние истоки: они ведут к картине деревенского пожара, подготовленной Чеховым еще в конце 80-х гг. для начатого романа (см.: ПССП, т. XIV, стр. 530; т. III Писем, стр. 349). В. Н. Ладыженский, присутствовавший при освящении школы в Новоселках, вспоминал о своем разговоре при этом с Чеховым: «Тут же обратил он мое внимание на местного крестьянина, послужившего прототипом для старосты в „Мужиках“, и указывал на своеобразную колоритность его речи» (В. Ладыженский. Из воспоминаний об А. П. Чехове. – «Мир божий», 1905, № 4, стр. 194). 26 июня 1899 г., поясняя А. С. Суворину свое намерение продать Мелихово, Чехов между прочим замечал: «И в беллетристическом отношении после „Мужиков“ Мелихово уже истощилось и потеряло для меня цену». О значении земской деятельности Чехова для повестей «Мужики» и «В овраге» писал впоследствии П. И. Куркин («Общественный врач», 1911, № 4, стр. 66–69).

Дополнительным стимулом к работе над «Мужиками» могли служить очерки И. С. Соколова «Дома. Очерки современной деревни» («Вестник Европы», 1896, № 7, 8, 9). Оттиск этого произведения был прислан автором Чехову по его просьбе (см.: Г. А. Бялый. Рассказ А. П. Чехова «Мужики» и деревенские очерки И. С. Соколова. – «Ученые записки ЛГУ», № 355. Серия филологических наук, вып. 76. 1971, стр. 196–200).

Б. К. Зайцев предполагал, что жизненный материал для изображения Николая Чикильдеева Чехов вынес из «Большого Московского» (гостиницы), где он сам часто жил, имея в нем даже свой, «чеховский» номер (№ 5). Там Чехов познакомился с официантом Бычковым, стал даже крестным отцом его ребенка (Бор. Зайцев. Чехов. Литературная биография. Нью-Йорк, 1954, стр. 161–162.)

Об этом С. И. Бычкове сохранилось свидетельство Ст. Эн. в статье «„Человек из ресторана“ о Чехове» («Раннее утро», 1914, № 151, 2 июля), где приводятся также стихи Бычкова, посвященные Чехову. В подлиннике эти стихи хранятся в ГБЛвместе с тремя письмами Бычкова к Чехову и читаются так:

 
Посвящается А. П. Чехову
 
 
<…> Наверно взял меня как типа
В своих недурных мужиках
Я помню старосту Антипа
Да Кирьяка знал в лесниках.
 
 
Меня назвал ты Николаем
Жене Ольгушой имя дал.
Мы лето жили под сараем,
Зимой отрада был подвал. <…>
 

Вероятно, к работе над «Мужиками» относятся слова Чехова из письма к Е. М. Шавровой от 1 января 1897 г.: «…я занят по горло: пишу и зачеркиваю, пишу и зачеркиваю…». 1 марта 1897 г. он уже сообщал Суворину: «Я написал повесть из мужицкой жизни, но говорят, что она не цензурна и что придется сократить ее наполовину».

В Записной книжке I есть несколько записей, использованных в «Мужиках». О девочке Маше, которая «потихоньку (из мести)» и нелюбви к бабушке налила ей молоко в суп, чтобы она оскоромилась – был великий пост ( Зап. кн.I, стр. 48). В измененном виде эта запись вошла в IV главу «Мужиков». В этой же главе использована и первая запись на стр. 60: «Когда в доме кто долго болеет, то все внутренно желают его смерти, кроме, впрочем, детей, которые боятся смерти и, например, при мысли о смерти матери приходят в ужас». На стр. 67 той же записной книжки находится запись о глухой кошке, которую «побили» (использована в гл. I). Запись на стр. 71: «Иногда при закате солнца видишь что-нибудь необыкновенное, чему не веришь потом, когда это же самое видишь на картине» – в несколько измененном виде вошла в гл. IX повести.

Более развернутая заготовка имеется в Записной книжке III (стр. 3): «Говорят о нуждах и кормах (?), потом начинают ссориться, есть друг друга: они друг другу не верят, боятся. Кто кабак держит и спаивает народ? Мужик. Кто растратил школьные деньги? Мужик. Кто в собраниях говорит против мужика? Мужик» (ср. в повести гл. VI и IX). Возможно, что с «Мужиками» связана текстуально ни к чему не приуроченная запись в книжке I (стр. 109): «Из деревни лучшие люди уходят в город, и потому она падает и будет падать».

О публикации «Мужиков» Чехов, по-видимому, имел договоренность с редактором журнала «Русская мысль» В. А. Гольцевым, который писал 15 марта 1897 г.: «Апрельскую книжку нужно всю отпечатать в марте, до страстной. Пришлешь рассказ?» ( ГБЛ, Гольц. X, № 41, л. 4). В тот же день Чехов уведомлял Гольцева из Мелихова: «…приеду 20-го марта, или днем раньше, и привезу повесть. Это наверное».

Однако уже утром 17 марта повесть была отправлена в редакцию «Русской мысли». В письме к Гольцеву от 18 марта Чехов сообщал, что уже послал повесть, и просил приготовить корректуру «к понедельнику» (т. е. к 24 марта) – «приеду и прочту в единый миг». 20 марта он писал также П. А. Сергеенко, что «еще в марте» рассчитывает «читать корректуру новой повести (которая пойдет в апрельской „Русской мысли“)».

Чехов приехал в Москву раньше, чем предполагал, – 22 марта. Однако в этот же день он тяжело заболел (сильное легочное кровотечение) и с 25 марта по 10 апреля находился в Остроумовской клинике. Корректуру «Мужиков» по просьбе Чехова взяла у Гольцева и доставила в клинику Л. А. Авилова ( Чехов в воспоминаниях, стр. 259–262). В ГБЛ(Гольц. X, № 41, л. 9) хранится письмо Гольцева от 22 марта 1897 г.: «Дорогой Антон Павлович! В понедельник корректуру верни».

То ли сам, предваряя цензуру, то ли по совету редакции «Русской мысли» Чехов изъял из повести главу, содержавшую разговор мужиков о религии и властях. Об этом он сообщал в письме от 24 января 1900 г. к Ф. Д. Батюшкову, который передал Чехову просьбу французского переводчика Д. Роша: «Рош просит выслать ему те места из „Мужиков“, которые были выброшены цензурой. Но таких мест не было. Есть одна глава, которая не вошла ни в журнал, ни в книжку; это разговор мужиков о религии и властях. Но посылать эту главу в Париж нет надобности, как и вообще не было надобности переводить „Мужиков“ на французский язык». Текст упоминаемой Чеховым главы неизвестен.

Автограф продолжения повести (гл. X и XI) точной датировке не поддается. На обороте его первого листа – черновик письма Чехова к А. Ф. Марксу от 9 августа 1900 г.; однако писалось ли письмо на обороте автографа или X глава начата на обороте письма – точно установить не удается. Судя по тому, что второй точно такой же лист исписан с обеих сторон, можно предположить, что письмо к тому времени уже было написано (т. е. продолжение «Мужиков» создавалось после 9 августа 1900 г.). Это соображение подкрепляется еще и тем, что почти все фрагменты на двух приложенных к автографу отдельных листах, относящиеся к продолжению повести, вписаны Чеховым дополнительно, между строчками записей, относящихся к опубликованной части.

С другой стороны, текстуальная близость одного из этих набросков к записи в дневнике Чехова от 19 февраля 1897 г. говорит о том, что замысел продолжения повести возник и получил первую разработку одновременно с писанием опубликованной в 1897 г. повести. К такому же выводу склоняет сохранившееся письмо Гольцева к Чехову от 26 марта 1897 г., когда 4-я книжка «Русской мысли» еще не вышла: «Мне необходимы твои Мужики, их продолжение. Поезжай-ка на юг, ремонтируйся. Цензура будет злиться, но я намерен упорствовать. <…> А как хороши твои „Мужики“! Тяжело только очень» ( ГБЛ, Гольц. X, № 41, л. 10).

В главах X и XI изображается дальнейшая жизнь Ольги и ее дочери Саши в городе, после ухода из деревни; упоминаются другие персонажи, известные по опубликованной части «Мужиков»: Кирьяк, Марья, Фекла, сестра Ольги – Клавдия Абрамовна, лакей Иван Макарыч Матвеичев.

Из набросков продолжения повести вырисовывается более широкий замысел Чехова – изобразить, наряду с деревенской жизнью, деклассированные элементы города. В Записной книжке I имеется следующая запись, относящаяся, видимо, к дальнейшей судьбе Саши: «И она стала заниматься проституцией и уже спала на кровати, а обнищавшая тетя уже ложилась на коврике около ее постели и вскакивала, когда звонились гости; а когда они уходили, она говорила жеманно, с кокетливой гримасой:

– Оставьте что-нибудь горничной.

И ей иногда оставляли 15 копеек» (стр. 85). Судя по положению в записной книжке, запись сделана во время пребывания Чехова за границей с осени 1897 г. по апрель 1898 г. Подробнее см.: З. Паперный. Записные книжки Чехова. М., 1976, стр. 197–227.

Основная идея продолжения, вероятно, отразилась в записях: «Господа порядочны, говорят о любви к ближнему, о свободе, о помощи бедному, но все же они крепостники, так как не обходятся без лакеев, к‹ото›рых унижают каждую минуту. Они что-то скрыли, солгали святому духу». И – заключительная запись: «Как теперь мы удивляемся жестокостям, какими отличались христианские мучители, так и со временем будут удивляться лжи, с какою теперь борются со злом, служа лицемерно тому же злу; например, говорят о свободе, широко пользуясь услугами рабов» ( ЦГАЛИ; ПССП, т. XII, стр. 315, 316).

Публикация повести в журнале вызвала донесение Московскому цензурному комитету цензора С. И. Соколова: «В первой половине апрельской книжки „Русской мысли“ в цензурном отношении особенного внимания заслуживает статья А. П. Чехова „Мужики“. В ней слишком мрачными красками описывается положение крестьян, проживающих в деревнях. В течение лета они, не зная отдыха, работают с утра до поздней ночи с своими семьями, а между тем хлеба не заготовляют для своих семей и на половину года. Питаясь, поэтому, впроголодь, они тем не менее почти все поголовно пьянствуют. На пьянство они не жалеют ничего, даже одежды своей. Пьяные, они зверски обращаются с своими женами и, уродуя их всячески, всегда считают себя безнаказанными. И без того беспомощных, их особенно тяготят подати, которые всею тяжестью ложатся на семейства крестьян. В чем же кроются причины такого печального положения крестьян, или вернее, их семейств? В невежестве. В бога большая часть мужиков, будто, не верит и к религии относится слепо. Крестьяне жаждут света и знания, но не могут сами по себе найти его, потому что грамоте из них редкие обучены. Большинство же будто и понятия о ней не имеют (стр. 189–191). Мужики „грубы, нечестны, грязны, нетрезвы, живут не согласно… Кто держит кабак и спаивает народ? Мужик. Кто растрачивает и пропивает мирские деньги? Мужик. Кто ложно показывает на суде за бутылку водки? Мужик“ и т. д. (см. стр. 193). Но всем этим порокам мужика есть оправдание в тяжком труде его, в скудных урожаях, в беспомощности его. С него только взыскивают подати, но обращаются, как с бродягою. „Да и может ли быть какая-либо помощь мужику от людей корыстолюбивых (каковы разные чиновники и попы, собирающие с не бывших на духу крестьян, по миновении поста, по 15 коп.) (стр. 189, 193), жадных, развратных, ленивых, которые наезжают в деревню только затем, чтобы оскорбить, обобрать, напугать?“ (там же). Да, теперь, по рассказу Чехова, мужики имеют беспомощный вид и пьянствуют. Но прежде, „лет 15–20 тому назад“… у каждого мужика был „такой вид, как будто он хранил какую-то тайну, что-то знал и чего-то ждал“; в то время мужики „говорили о грамоте с золотою печатью, о разделах, о новых землях, о кладах, намекали на что-то; теперь же мужики могут говорить только о нужде“ (стр. 189). Положение их в настоящее время хуже, чем в каком они находились в крепостное время. Тогда их хоть досыта кормили. А теперь их только обирают и секут.

Книга „Русской мысли“ поступила ко мне на просмотр сегодня, 2-го апреля». ( ЦГИАЛ, ф. 776, оп. 21. ед. хр. 179, л. 16; опубл. по копии: Чехов, Лит. архив, стр. 262–263).

Препровождая этот доклад в Главное управление по делам печати, председатель Московского цензурного комитета отозвался о «Мужиках»: «Это нечто, по первому впечатлению, предосудительное» (там же, л. 14).

Резолюция начальника Главного управления по делам печати М. П. Соловьева: «Задержать, если не исключат стр. 193. 3. IV. 97, М. С.».

В Московском цензурном комитете решено было обратить внимание на весь состав той книжки «Русской мысли», в которой печатались «Мужики». От цензора С. И. Соколова поступило новое донесение, где опять подробно доказывалось, что Чехов «мрачными красками <…> рисует положение в настоящее время наших крестьян в деревне» ( ЦГИАЛ, ф. 776, оп. 6, ед. хр. 362, л. 9-12; опубл. по копии: Чехов, Лит. архив, стр. 264–265).

Председатель Московского цензурного комитета В. Назаревский обратился в Главное управление по делам печати с особой бумагой, в которой писал: «Усматривая во всем этом характеристическое проявление предосудительного направления „Русской мысли“, имею честь о вышеизложенном довести до сведения Главного управления по делам печати» (донесение от 3 апреля 1897 г., № 806 – там же, л. 5).

Из Петербурга в Московский цензурный комитет 3 апреля была направлена телеграмма: «Москва Цензурный комитет. Исключить страницу 193 Чехова. При несогласии арестовать. Соловьев» ( ЦГИАЛ, ф. 776, оп. 21, ед. хр. 179, л. 17).

5 апреля 1897 г. Назаревский доносил в Главное управление: «Г-н Гольцев исполнил указанное Вашим превосходительством, исключив на 193 странице предъявленное ему».

Цензурное преследование апрельского номера «Русской мысли» предпринято было в большой спешке. В том же донесении Назаревский сообщал: «Посланные доклады о „Русской мысли“ составлены в одну ночь. Прошу принять это в снисходительное внимание» (там же, л. 18).

В результате цензурного давления заключительная страница «Мужиков» из уже отпечатанного тиража «Русской мысли» была вырезана и заменена новой. Считалось, что эта страница утрачена (см. ПССПт. IX, стр. 579). На самом деле в бумагах Санкт-Петербургского цензурного комитета хранятся 15 экземпляров вырезанной страницы ( ЦГИАЛ, ф. 777, оп. 25, ед. хр. 1889; см. воспроизведение ее на стр. 283 наст. тома). Выл изъят большой кусок текста (27 строк) – воспоминания Ольги о нищенской жизни крестьян в деревне («Она вспоминала о том, как несли Николая ~ пока шла, все оглядывалась на избы»). Набор на стр. 193 был разрежен шпонами, для того чтобы «разогнать» текст и чтобы страница 194 не оставалась пустой.

К 7 апреля 4-я книга «Русской мысли» с рассказом Чехова вышла из печати (объявление в газете «Русские ведомости», 1897, № 96, 7 апреля, стр. 1). 16 апреля 1897 г. Чехов писал М. О. Меньшикову: «Из „Мужиков“ цензура выхватила порядочный кусок».

26 апреля, приехав из Мелихова в редакцию «Русской мысли», Чехов взял оттиски «Мужиков» и начал их рассылать (см. письмо А. А. Тихонову (А. Луговому) от 25 апреля 1897 г.). 2 мая он послал «оттиск своего последнего рассказа» Л. В. Средину в Ялту ( ЛН, стр. 284).

В апреле 1897 г. Суворин предложил Чехову издать «Мужиков» отдельной книжкой. Чехов считал нужным пополнить книгу, чтобы довести объем до требуемых для бесцензурного издания 20 листов (письмо к Суворину от 2 мая 1897 г.).

Корректуру книги Чехов получил 13 июня, в ней оказались рассказы, ничего общего не имеющие с темой «Мужиков» («Дом с мезонином» и др.). Чехов написал, чтобы прекратили печатание, и 20 нюня получил от заведовавшего типографией К. С. Тычинкина успокоительное письмо. Не удовлетворило Чехова и то, что корректура «Мужиков» для отдельного издания была ему прислана «в листах, а не в полосах», т. е. в верстке, а не в гранках, что ограничивало возможности внесения новой правки. Однако Чехов восстановил в конце повести (с небольшими вариантами) те размышления Ольги о ее жизни в деревне, которые были изъяты из «Русской мысли» по требованию цензуры. И. Л. Леонтьев (Щеглов) в своих воспоминаниях писал еще о «двух-трех строках», прозрачно напоминавших «проповедническую манеру Л. Толстого», которые были в «Русской мысли» и якобы устранены Чеховым по совету мемуариста в отдельном издании (И. Л. Щеглов. Из воспоминаний об Антоне Чехове. – «Чехов в воспоминаниях современников». М., 1954, стр. 168–169). Однако никаких предпочтений подобного рода между текстами «Русской мысли» и отдельного издания нет.

Леонтьев (Щеглов) сообщал также, что именно он подал Чехову мысль объединить «Мужиков» в одной книжке с повестью «Моя жизнь». Однако из писем Чехова следует, что это предложение исходило от Суворина и Тычинкина (см. письмо Чехова к Суворину от 7 июля 1897 г.). Объединить обе повести в одной книге удалось не сразу: издатель «Нивы» А. Ф. Маркс еще в конце 1896 г. прислал условие, по которому Чехов не имел права в течение года переиздавать опубликованную в приложениях к «Ниве» «Мою жизнь».

Суворин выпустил отдельным изданием сначала только одних «Мужиков». Но с того же набора «Мужики печатались и в первом издании сборника: Антон Чехов. Рассказы: 1. Мужики. 2. Моя жизнь (СПб., 1897). Оба эти издания имеют одинаковую дату цензурного разрешения: 23 августа 1897. [17]17
  В регистрационной книге № 3509 за 1897 г. Главного управления по делам печати значится, что брошюра «Мужики», 65 стр., представлена Сувориным и сдана цензору Елагину 9 августа, дозволена 19 августа; время обратной выдачи – 20 августа (см.: Н. Ф. Бельчиков. Народничество в литературе и критике. М., 1934, стр. 180).


[Закрыть], так что выпущенную Сувориным в 1897 г. книгу «Мужики можно рассматривать как отдельный оттиск из отпечатанной тогда же более полной книги: «1. Мужики. 2. Моя жизнь» [18]18
  В Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина под шифром 58-7/1680 хранится роскошный, подарочный экземпляр «Мужиков», отпечатанный на особой бумаге с того же набора, но с некоторыми улучшениями в верстке и с незначительными текстовыми поправками.


[Закрыть].

2-е и 3-е издания книги «1. Мужики. 2. Моя жизнь», вышедшие в 1897 и 1898 гг., обнаружить не удается. Однако они существовали, потому что входят в счет изданий, и М. А. Протопопов, например, в своей рецензии упоминает второе издание («Одесские новости», 1897, № 4115, 16 октября).

4-е издание (1898) напечатано с того же набора, что и 1-е, но с некоторыми улучшениями в верстке. Кроме того, начиная с этого издания, книга печаталась под заглавием: «Мужики и Моя жизнь».

С того же набора отпечатаны и все остальные издания: 5-е (1898), 6-е (1899; ценз. разр. 26 октября 1898 г.) и 7-е (1899; ценз. разр. 2 августа 1899 г.). Последнее, 7-е издание – из оставшихся в типографии 2000 несброшюрованных экземпляров – выпущено по договору Суворина с Марксом от 19 мая 1899 г. ( ГБЛ, ф. 360, к. 1, ед. хр. 91) после того, как Маркс приобрел у Чехова исключительное право на издание всех его сочинений.

2

После публикации «Мужиков» в журнале в Мелихово стали поступать читательские отзывы о повести. «Получаю много писем по поводу своего здоровья и „Мужиков“, – писал Чехов Суворину 2 мая 1897 г.

12 апреля 1897 г. Меньшиков писал Чехову из Петербурга: «Прочли „Мужиков“; Лидия Ив. ‹Веселитская, друг Меньшикова› в восторге, я же ошеломлен этой тяжелой картиной. Вещь мастреская, одна из самых сильных Ваших вещей: это та картина, о которой мечтал гаршиновский Рябинин. Прочитать этот рассказ безнаказанно нельзя. От всего сердца желаю еще таких же повестей о забытом теперь мужике хоть с десяток, т. к. Вы мало пишете» ( Записки ГБЛ, вып. VIII, М., 1941, стр. 49).

Писательница Е. М. Шаврова (Юст) сообщала свои впечатления в письме к Чехову в клинику 22 апреля 1897 г.: «Читала Ваш рассказ „Мужики“ и перечитывала. Как хорошо! Как хорошо! Ну, я не умею выразить, как хорошо! Сколько добра Вы сделали, написав про них. Жалких, голодных и темных. За этот рассказ Вам простятся все грехи, если они есть у вас… А Мотька и Саша, и с Ко-ло-ко-ла-ми, и фрак, и ангелочки, – нет, не могу, так это великолепно!» ( ГБЛ).

Н. А. Лейкин, обычно сдержанно относившийся к большим повестям Чехова, на этот раз выразил восхищение: «Прочел Ваших „Мужиков“. Восторг что такое! Читал на ночь, в один засос и потом долго не мог заснуть» (29 апреля 1897 г. – ГБЛ).

В начале мая 1897 г. Чехов получил письмо Вл. И. Немировича-Данченко: «Читал с огромным напряжением „Мужиков“. Судя по отзывам со всех концов, ты давно не имел такого успеха» («Ежегодник Моск. Худож. Театра», 1944, т. I, М., 1946, стр. 104).

Доктор П. Г. Розанов, знавший Чехова по службе в Звенигороде в 1884–1885 гг., писал 5 мая 1897 г.: «Спасибо, громадное спасибо Вам за „Мужиков“. Не в виде совета, а так – „по душам“, скажу Вам, что если бы почаще заглядывали вы в этузатронутую Вами среду, Вы были бы нам еще дороже ( нам– это значит Вашим читателям)» ( ГБЛ). О том, что про «Мужиков» «все говорят», сообщал Чехову Гольцев 15 мая 1897 г. ( ГБЛ, Гольц. X, № 41, л. 13). Врач Н. И. Коробов, товарищ Чехова по Московскому университету, писал ему 4 июня 1897 г.: «Чем больше думаю про „Мужиков“, тем больше прихожу к убеждению в их значительности и своевременности. Они вопиют, бьют в набат и должны бы быть запрещены цензурой» ( ГБЛ); Коробов сообщал, что «одна близко знакомая» ему очень богатая «дама» «желала бы издать» «Мужиков» отдельной книжкой.

А. А. Тихонов (А. Луговой) благодарил Чехова 10 мая 1897 г. за присылку оттиска «Мужиков»: «Все это прекрасно, как все, что Вы пишете, с художественной точки зрения, и отвратительно, как действительность, черт ее побери! Еще если б можно было утешиться, что это так у нас, а у других народов лучше; а то ведь везде есть эта тьма. Наши мужики все еще лучше тех, которые описаны Золя. Вас упрекают, что в „Мужиках“ Вы тенденциозноберете только темные стороны, умалчивая о светлых. Вздор это. Точно художник обязан, чтобы быть объективным художником, подыскивать непременно и такие явления, которых у него в данную минуту не оказывается под руками» ( Записки ГБЛ, вып. VIII, стр. 47).

А. И. Сумбатов (Южин) в мае 1897 г. писал: «Ты себе – пожалуй – представить не можешь, что ты мне доставил своими „Мужиками“. Я не народник ни в старом, ни в новом смысле. С точки зрения „убеждений“ держусь, по чистой совести, того взгляда, что народу надо помочь научиться, как выбиться из его страшной нужды. Работая большей частью в стороне от непосредственного касательства к нему, я не могу и много мудрствовать по его поводу, а, грешным делом, слияние с ним считаю настолько невозможным, насколько и восприятие его „умственных горизонтов“. – Может быть, они и глубоки и таинственны, и скрывают в своих нутрах обновление и спасение – я не могув это верить, как не могу верить в рай за вериги и в ад за карточную игру. Но твои „Мужики“ – величайшее произведение в целом мире за многие последние годы, по крайней мере для русского человека». Перед «Мужиками», по словам Южина, бледнеет впечатление от двух сильнейших, по его оценке, произведений последних 20 лет: «Без догмата» Г. Сенкевича и «Слепой музыкант» В. Г. Короленко. «Удивительно высок, – продолжал Южин, – и целен твой талант в „Мужиках“. Ни одной слезливой, ни одной тенденциозной ноты. И везде несравненный трагизм правды, неотразимая сила стихийного, шекспировского рисунка; точно ты не писатель, а сама природа. Понимаешь ли ты меня, что я этим хочу сказать? Я чувствую в „Мужиках“, какая погода в тот или другой день действия, где стоит солнце, как сходит спуск к реке. Я все вижубез описаний, а фрак вернувшегося „в народ“ лакея я вижу со всеми швами, как вижу бесповоротную гибель всех его, Чикильдеева, светлых надежд на жизнь в палатах Славянского Базара. Я никогда не плачу: когда он надел и затем уложил фрак, я дальше долго не мог читать» ( Записки ГБЛ, вып. VIII, стр. 62).

Профессор-экономист И. И. Иванюков послал свой отзыв автору в Ниццу 10 октября 1897 г.: «Ваша последняя вещь „Мужики“ произвела сильное впечатление не только в культурных центрах, но и в таком тихом уголке, как Калуга. Ее читали, обсуждали, по поводу ее много спорили. Впечатление от нее было ошеломляющее, как „обухом по голове“» ( ГБЛ).

К октябрю-ноябрю 1897 г. относятся записи о «Мужиках» М. М. Ковалевского, который встречался в то время с Чеховым и Ницце: «„Мужики“ Чехова, быть может, самая глубокая из разработанных им тем. Это – критика нашего народнического понимания желательных порядков русской деревни. Я не удивляюсь тому, что критики „Русского богатства“ напали на них с озлоблением. Они метили не в бровь, а прямо в глаз» ( Летопись, стр. 485–486).

3

Критические отзывы о повести стали появляться спустя несколько дней после выхода апрельской книжки «Русской мысли».

В. П. Буренин на полуслове прервал разбор очередного романа П. Д. Боборыкина, который показался «бессодержательным, сочиненным вздором» рядом с «серьезной и глубокой правдой» нового рассказа Чехова. В небольшом чеховском рассказе, отмечал критик, «нарисована жизнь с такою художественною простотою, что хотя бы самому Л. Толстому впору». Темная и голодная жизнь деревни Чеховым показана «без всякого желания наполнить душу читателей скорбными ощущениями. Но когда читатель доберется до последней страницы рассказа, <…> ему становится жутко и больно» (В. Буренин. Критические очерки. «Новое время», 1897, № 7587, 11 апреля).