Текст книги "Машина смерти"

Автор книги: Антон Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

   Занавешенные челкой глаза Лейлы набухли влагой, белки покраснели. Неужели плачет?..

   – Ты была очень привязана к своей подруге? – Саймон надеялся, что удалось сымитировать сочувствие.

   – Я ее ненавидела.

   – За что?

   – За то, что она есть.

   По-детски хлюпнув носом, Лейла вытерла глаза (наглым алым тычинкам ничего не сделалось – суперстойкая краска), под завистливым взглядом Клисса доверху наполнила стаканчик шипучей апельсиновой сандой и залпом осушила.

   – Местность там малонаселенная – поселок коммунистов, несколько частных коттеджей, небольшой курортный комплекс для любителей диких хардонийских пейзажей. Все друг друга знают, и Дину все знали. Люди чувствовали себя стесненно, когда с ней общались, говорили всякие стандартные бодрые фразы… Она к этому привыкла. Хуже было, когда ее начинали донимать душеспасительными беседами единоверцы родителей – они специально ради этого прилетали к Вански в гости. Про бога, про очищение через страдание, про крест, который надо нести до конца… Дине хотелось поубивать их всех или хотя бы послать подальше, но она знала, что за это ее лишат доступа в Сеть, и терпела. Одного из этих болтунов мы с Хинаром как-то встретили в подземке, когда слонялись по Хризополису. Мы пошли за ним, и я сломала ему голень, как Хинар научил – пусть очищается! – Девушка хихикнула, потом пренебрежительно поморщилась. – Переломы срастаются быстро, особенно если в «коконе», это Дина ни на что не могла рассчитывать.

   У Саймона затекла спина, он сменил позу. Неудобный пластиковый стул скрипнул.

   – Однажды осенью Дина была на пляже недалеко от курортного комплекса и встретила молодого человека. Красивый, стройный, в дорогом плаще, длинные волосы сколоты на затылке платиновой заколкой, глаза и губы подведены – до сих пор она видела таких только в Сети. В общем, это был Эмми. Он смотрел на море и на заросли серебристой плавницы, потом повернулся и увидел Дину. Ей недавно исполнилось шестнадцать, как она выглядела, я уже описала. Дина думала, что незнакомый парень поскорее пройдет мимо, а он вместо этого подошел, улыбнулся и спросил, что с ней случилось. Дина объяснила. Остальным бывало неловко из-за того, что они здоровые, а она неизлечимо больная, но Эмми другой, ему никогда не бывает неловко.

   – Наверное, ты с ним тогда же познакомилась? Раз ваш поселок рядом…

   – Ты догадлив, – ухмыльнулась Лейла. – Эмми после сказал мне, почему он подошел к Дине Вански. Помнишь, ведь она была похожа на Мону Янг. Девушка Эмми когда-то сделала пластическую операцию а-ля Мона Янг, была такая повальная мода. В первый момент Эмми показалось, что это его девушка, больная, изуродованная, в инвалидном кресле. Некоторое время назад они расстались, и она ему повсюду мерещилась.

   Сплошные розовые сопли! Саймону никогда не мерещились никакие девушки, и он еще больше уверился в своем превосходстве над директором «Инфории».

   – Они долго разговаривали. Эмми было интересно, что Дина чувствует, как воспринимает разные вещи, какие у нее ощущения… Он засыпал ее вопросами. Среди них были бестактные и безжалостные – например, насчет отношения к сексу. Эмми иногда бывает таким сукиным сыном! – Лейла смотрела с прищуром сфинкса, и Саймон не мог понять, осуждает она своего босса или восхищается им. – В общем, Дина видела, что ее собеседник испытывает не сострадание, а любопытство, но состраданием ее уже достали, так достали, что мало не покажется! Разговаривать с Эмми ей понравилось. Вдруг ее прорвало, и она высказала ему все то, что до сих пор никому не смела сказать. О слащавом рае, ради которого ее родители готовы на любую пакость. О долбаном обществе, которое из уважения к религиозным чувствам верующих разрешает им рожать неизлечимо больных детей. О правительственных чиновниках, которых Дина через Сеть, тайком от родителей, просила о пересадке сознания в здоровое тело какой-нибудь преступницы или сумасшедшей, а ей ответили, что это негуманно и незаконно. Уже начинало смеркаться, над пляжем кричали птицы, море беспокоилось. Дина мерзла, несмотря на костюм с подогревом, но она швырнула Эмми в лицо все, что накопилось за шестнадцать лет. Она ждала, что он растеряется или возмутится, а он спокойно слушал, все это нисколько его не задело. Когда Дина замолчала, Эмми засмеялся и сказал, что как раз он-то мог бы ей помочь, если она захочет принять его помощь.

   Лейла выплеснула в стаканчик остатки санды. Саймону опять ничего не досталось.

   – И что было потом? – спросил он без особого интереса.

   – А ничего. – Девушка потянулась, упершись ладонями в столешницу. – Через неделю Дина Вански умерла, во время своей очередной одинокой прогулки. Робота-санитара замкнуло, и он не смог вызвать помощь. Я даже на похоронах не побывала, потому что заболела и лежала в «коконе», а так хотелось поглядеть на все эти скорбные рожи!

   – Разве у коммунистов есть «коконы»?

   – «Кокон» мне Эмми обеспечил. Когда я поправилась, он привез меня в Хризополис, купил мне дорогую одежду и косметику… Вначале все казалось очень странным, после Восточной Хардоны, но я быстро освоилась – они с Хинаром даже удивлялись моим темпам.

   Дикарка. Девчонка из примитивной общины. Эмми довольно-таки гнусно подшутил над ее любимой, как она утверждает, подругой – подарил зыбкую надежду на избавление и смылся, а ей хоть бы что. Вывод: Саймону Клиссу она тем более сочувствовать не будет.

   – Давай репетировать! – приказала Лейла.

   Саймон с покорным вздохом поднялся со стула, подошел к ней, краем глаза следя за своим понурым отражением в разбитом зеркале.

   – Привет! – Он старательно улыбнулся. – Как тебя зовут, малышка?

   – Опять то же самое.

   Мучения Клисса прервал звук открывающейся двери. Он повернулся и оторопело уставился на Медо. Ничего себе эксцессик, как говаривали когда-то в «Перископе»!

   – Ой, Эмми… – потрясенно и жалостливо пробормотала Лейла. – Кто тебя так?.. Они?..

   Эмми развел руками и скорчил гримасу – забавную, пародийно обиженную и одновременно ироничную. Пожалуй, он не лишен некоторой артистичности, но по сравнению с эксцессером старой закалки он просто самоуверенный щенок.

   Лейла вскочила со стола, ее черно-сиреневые космы всколыхнулись, как листва какой-то живописной тропической дряни, которая смутно запомнилась Саймону по прежней жизни, до отсидки. На лице появилось расстроенное, участливое выражение – то, чего он так долго и безуспешно от нее добивался!

   Впрочем, Клиссу было не до Лейлы: он прикладывал титанические усилия, чтобы не расплыться в торжествующей улыбке до ушей – за восемь лет заключения он разучился держать свою мимику под жестким контролем. Такой повод! Все-таки есть на свете справедливость. Она есть даже здесь, в преисподней: тот, кто дважды избил Саймона Клисса, получил воздаяние от судьбы. Наверное, нарвался на шпану в каком-нибудь из злачных закоулков ночного Хризополиса.

   На левую руку надета фиксирующая медицинская перчатка. Свободного покроя рубашка из серого шелка не позволяла определить длину перчатки – до локтя, до плеча? На припухшей правой скуле и на лбу слегка выделяются подобранные в тон кожи кусочки пластыря. Правое ухо наискось рассечено багровым порезом и одето в застывший прозрачный гель, как порция заливного. Саймон про себя хихикнул: Эмми глупо острил насчет его уха, и тем неведомым силам, которые определяют судьбы людей, это не понравилось. Поделом ему.

   Есть ли другие травмы, не разобрать: черный чешуйчатый жилет и такие же брюки скрывали предполагаемые повязки, под толстым материалом ничего не проступало, однако того, что было на виду, Саймону хватило для вспышки безудержной радости. Даже явление Топаза не смогло ее погасить, тем более что мерзкая тварь на сей раз сидела за решеткой – в полом корпусе зоосервисного робота, который вкатился следом за хозяином.

   Директор правой рукой обнял Лейлу и поцеловал в блестящие сиреневые губы.

   – Ты вернулся оттуда не один? – спросила Лейла, когда они отстранились друг от друга.

   – Один. Вариант Б провалился, несмотря на свое изящество. Работаем дальше по варианту А.

   – Ну-у… – слегка скривившись, протянула Лейла. – А давай я соблазню его, куда-нибудь заманю – и делай с ним что хочешь. Ты ведь учил меня соблазнять.

   Эмми закатил глаза к потолку.

   – Лейла! Я много чему тебя учил, но ты, увы, пожелала научиться немногому. Как ты его соблазнишь? Вспомни, что я о нем рассказывал. Кто для него опасен – это он определяет мгновенно, в первые секунды контакта.

   Ценная способность. Клисс не знал, о ком они говорят, но почувствовал острую зависть.

   – Лейла, ты лучше посмотри, как сияет Умазайка! – снова услышал он голос Медо. – Саймон, позволь спросить, что сделало тебя таким счастливым?

   – Я понемногу оправляюсь после тюрьмы… Радуюсь свободе… – промямлил Саймон, когда продрался сквозь дебри панических поисков ответа, который мог бы сойти за правдивый.

   – Приятно увидеть по-настоящему счастливого человека… – промурлыкав это, Медо извлек из кармана жилета пульт, украшенный асимметрично ветвящейся гравировкой, нажал на одну из кнопок, и передняя решетка в корпусе робота с негромким щелчком сместилась вверх. Из нижней части корпуса выдвинулся телескопический пандус. – Топаз, можешь погулять, – обратился Эмми к кошмарному обитателю клетки. – Ты там соскучился, бедняжка…

   Тихаррианский мурун не стал дожидаться повторного приглашения и сбежал по пандусу на пол, проворно семеня мохнатыми паучьими лапками. Саймон замер. Если эта жуть полезет к нему – он закричит, и пусть Эмми с Лейлой что угодно про него думают.

   Движение в дверном проеме вызвало у него мгновенную дрожь – почем знать, вдруг этот чокнутый любитель экзотической фауны таскает с собой не одного Топаза, а целый зоопарк! – но в комнату вкатилось всего лишь большое черное кресло с хромированной рамой, к которой крепился стандартный набор медицинской аппаратуры. Эмми сел, откинулся на спинку. Рассеянно потрогал чуть отставший кусочек пластыря на скуле.

   Зажравшийся богатый щенок. И это навороченное креслице, и элегантный, как аристократ из системы Гелиона, зоосервисный робот, и противный Топаз (он топтался посреди комнаты, нерешительно поводя хоботком из стороны в сторону) стоят столько, что человеку среднего достатка не один год пришлось бы копить! Общеизвестно, что большие деньги достаются не тем, кто их заслуживает.

   – Саймон, покажи нам, как ты умеешь улыбаться, – потребовал Медо.

   Клисс попытался воспроизвести его подкупающую обаятельную улыбку. Судя по тому, как переглянулись Медо и Лейла, успехом эта попытка не увенчалась.

   – Эммануил, возьмите лучше сами это интервью! Я буду вашим консультантом, весь мой опыт в вашем распоряжении. Улыбаться вы умеете лучше меня, драться тоже умеете…

   – Если бы я умел драться, меня бы не избили. – Эмми выдал в ответ ту самую улыбку, которая никак не получалась у Саймона. – Сам видишь, в каком я состоянии. Я не эксцессер, я твой заказчик, поэтому давай не будем препираться, интервью возьмешь ты. Что касается улыбок и мимической игры, могу подсказать один способ…

   Клисс слушал его, а сам нервно косился на Топаза – тот направился было в его сторону, но потом передумал и заковылял к кушетке; хвост, похожий на мохнатый хлыст, волочился по полу.

   – Если хочешь убедительно изобразить симпатию, интерес, нежность, вспомни какое-нибудь существо, которое внушало тебе такие чувства, и представь, что вновь находишься в его обществе. Очень простой способ. Меня удивляет, что в «Перископе» вас этому не учили. Попробуй сделать это сейчас – и улыбнись.

   Саймон вздохнул: Эмми сам не понимает, какую ахинею городит. Очень простой способ, спасибо за совет! Беда в том, что годится он только для таких вот наивных сопляков с крашеными патлами, а не для здравомыслящего человека. Никто и никогда не вызывал у Саймона Клисса ни интереса, ни симпатии, ни нежности.

   – Эмми, вы о чем?! – Он позволил прорваться снисходительным ноткам. – Тех чувств, о которых вы говорите, в природе не существует, это сплошное надувательство! Люди их выдумали, чтобы друг друга морочить, а дураки попадаются! Давайте будем реалистами.

   – Саймон, неужели ни разу не случалось, чтобы кто-то тебе понравился? Чтобы тебя восхитила красота живого существа или неживого предмета?

   – И это тоже надувательство! – теперь Саймон говорил менторским тоном, не тая своего превосходства над Медо. – Никакой красоты не существует, все это фуфло. Проснитесь, Эмми! Когда-нибудь жизнь даст вам пинка, и ваши иллюзии испарятся.

   – Пинка получил бы ты, если бы меня не отделали так беспардонно сегодня утром. Саймон, тебе удалось меня шокировать, с подобным убожеством я еще не сталкивался. Помню, ты рассуждал о живых мертвецах, которые выдают себя за людей… Да ты сам ходячий мертвец!

   Саймону стало неприятно, но он не сдался.

   – Эмми, я противник самообмана. Я жесткий прагматик, я восемь лет отсидел в тюрьме – это вам о чем-нибудь говорит?! Вы когда-нибудь сидели за решеткой?

   – Сидел. – Эмми скорчил одну из своих загадочных насмешливых гримас. – Целых четверо суток. Потом я решил, что нечего задерживаться там надолго, и покинул это очаровательное заведение. Ну какой из меня после этого жесткий прагматик – правда, Саймон?

   – Можно узнать, за что вас туда засадили? – ехидно осведомился Клисс – он почувствовал себя задетым, словно Эмми посягнул на его привилегию.

   – Ни за что. Меня подставила девушка, в которую я влюбился до умопомрачения.

   Ясно. Обычная молодежная дурь.

   – Мне жалко вас, Эмми. За что посадили меня – это знают все! Я был эксцессером, я убивал, я побуждал погрязших в суете людей убивать друг друга…

   Негромкий скрип заставил его вздрогнуть и оглянуться: Топаз пытался вскарабкаться на кушетку, цепляясь коготками за шелковистую полосатую обивку.

   Шум, производимый тварью, заглушили минорные переливы. Эмми достал передатчик.

   – Медо. Я слушаю вас, Джемина. Какое происшествие?

   Он переключил передатчик в режим «прямая трансляция», теперь Клисс и Лейла тоже услышали взволнованный голос Джемины:

   – …Нас уже опередили, ВНН сообщили об этом в полуденных новостях, мы опять не успели! Эммануил, мне приходится всех водить за ручку! Если бы Лейла полетела в Леверру, как я хотела, у нас сейчас был бы живой материал, а она гуляет неизвестно где!

   Эмми заговорщически подмигнул Лейле, та усмехнулась в ответ.

   Вот оно как… Саймон вначале решил, что Джемина – значительная фигура в «Инфории», но это одна лишь видимость.

   – А что произошло? – спросил директор. – Я еще не смотрел новости.

   – Манокарский корабль полчаса назад стартовал, и перед стартом у них случилось какое-то ЧП. Неизвестно, что было, посторонних внутрь не пустили, но там что-то стряслось, – от возбуждения Джемина слегка запиналась. – По одним сведениям, неполадки в системах жизнеобеспечения, которые их техники потом устранили, а по другим – теракт на борту, покушение на президента. Я не знаю, где бегает Лейла! Если мы не будем раньше всех давать такие новости, я не знаю, что мы будем давать, это же наш кусок хлеба! Эммануил, я давно уже недовольна…

   Эмми выключил передатчик на середине фразы, утомленно откинулся в кресле.

   – Н-да, очень интересная и своевременная информация, – процедил он с непонятным Саймону сарказмом.

   «Итак, горячие новости вам на хрен не нужны, – отметил Клисс. – Так я и думал. Вы зашибаете деньгу на чем-то другом, информ-клуб – это прикрытие. Чем вы тогда занимаетесь? И что за „интервью“ должен я для вас взять? Кто ваш заказчик – Элана Ришсем, задумавшая несчастный случай с малолетней эмигранткой, чтобы свалить вину на непримиримую оппозицию? Или оппозиция, которой эксцесс с девчонкой нужен, чтобы нагадить реформаторам? Одно из двух. Этот щенок обещал мне за дельце десять тысяч, а ведь сам он куда больше огребет – а то мы не знаем, как оплачиваются такие услуги! Надо поставить вопрос о пятидесяти процентах, иначе ни в какую…»

   Топаз шумно возился на кушетке, это мешало сосредоточиться на расчетах.

   – Смотри, Лейла, он устраивает себе гнездо! – с умилением прокомментировал Эмми. – В естественных условиях они выкапывают ямки в рыхлом покрове на ветвях деревьев-гигантов, чтобы отдыхать или сидеть в засаде, а в неволе используют для этого любую подходящую поверхность.

   Мурун уже закончил работу, на кушетке и на полу валялись выдранные клочья полосатой обивочной ткани и белоснежные куски синтелона. Сам Топаз, подобравший под себя лапки и хвост, был похож на декоративную сине-зеленую подушку с пришитыми глазами из искусственного янтаря.

   – Эй, пошел оттуда! – испуганно прикрикнул Клисс.

   – Саймон, что случилось? – холодно осведомился Медо.

   – Мне же там после него спать! Вы же видите, он мебель портит!

   – Саймон, это моя мебель. Мало того, что ты обманул мои ожидания, так еще и Топаза пугаешь. Что прикажешь с тобой делать – подарить Шидалу?

   Эмми смотрел задумчиво, словно что-то мысленно взвешивал, и Саймона под его взглядом пробрал озноб. Господи, он ведь не шутит!

   – Господин Медо, я старался, я не виноват… Я предупреждал вас, что я не тот человек! В тюрьме я разучился улыбаться, но я могу делать что-нибудь другое. Мы же с вами оба цивилизованные люди, мы принадлежим к одной и той же гуманной культуре…

   – Разве? – Медо приподнял безупречно изогнутую бровь. – Ты даже не представляешь, как ты заблуждаешься. Пожалуй, я не отдам тебя Шидалу – это будет негуманно… по отношению ко мне. Ты нанес мне серьезный моральный ущерб, так что я вправе требовать компенсации. Если бы не это и не твой отвратительный стиль, я еще мог бы тебя пощадить…

   Он говорил спокойно, даже мягко, но сгустившаяся за считаные секунды атмосфера жути заставила Саймона оцепенеть. Лейла отступила назад, присела на край стола. Она молча и серьезно наблюдала, распахнув обрамленные алыми тычинками глаза, и по ее виду Саймон понял, что дело совсем плохо: девчонка приготовилась смотреть на нечто щекочущее нервы.

   – Для начала я расскажу кое-что о себе. – Медо подмигнул. – Саймон, ты любишь слушать страшные истории? Медикаменты под рукой, и если на середине моего рассказа ты упадешь в обморок, мы сразу приведем тебя в чувство. Возьми стул и сядь.

   Что такого страшного Эмми насочинял о себе и собрался выложить – Саймон так и не узнал. Как не раз бывало в прежние времена в моменты опасности, он ощутил прилив красноречия и начал говорить, проникновенно, сумбурно, не позволяя собеседнику вставить ни слова. О своем безрадостном детстве; о матери-истеричке, которая хотела, чтобы он стал знаменитостью, и колотила его за посредственную учебу; о девчонках, девицах и женщинах, которые над ним издевались; о том, как его незаконно уволили из «Всепланетных Ниарских Новостей». Внезапно он заметил во взгляде Эмми заинтересованность… даже как будто одобрение… Охваченный нервным возбуждением Клисс продолжал говорить: пока его слушают, его не бьют, иногда это выручало, и он благополучно уносил ноги. В горле пересохло, голос стал хриплым, как рвущаяся бумага.

   – То, что надо, – усмехнулся Эмми, когда он умолк. – Саймон, никаких улыбок, понял? Будешь разговаривать с девочкой так, как сейчас, – застенчиво, грустно, с расчетом на жалость. Это прекрасно сочетается с твоим жалким обликом. Лейла, репетируйте дальше в этом стиле.

   Итак, он прощен. Клисс вдруг почувствовал, что он весь мокрый – сумел же этот сопляк нагнать страху! Пошатываясь, он попятился, тяжело плюхнулся на кушетку… Лейла издала протестующий возглас, он не обратил на это внимания. Что-то под ним шевельнулось, в бедро вонзилась раскаленная игла. Саймон взвизгнул и вскочил; нечто мохнато-сине-зеленое скатилось с кушетки, вихрем пересекло комнату, прыгнуло к Медо на грудь. Клисс с запоздалым ужасом понял, что произошло. Ноги обмякли, он опустился на пол и всхлипнул, потом застонал: боль усиливалась, как будто в бедре поворачивали шипастую иглу.

   – Он не сломал ему лапку? – донесся до Саймона озабоченный голос Лейлы. – Бедненький Топаз, он на тебя сел!

   – Все лапки у нас целы, – отозвался Эмми, – я проверил. Не надо так дрожать, маленький, успокойся.

    Сел на Топаза . На эту воплощенную мерзость… Саймон ощутил рвотные позывы. Эмми и Лейла на него не смотрели: Медо гладил вцепившуюся в чешуйчатый жилет тварь и бормотал что-то нежное, девушка ему вторила.

   – Он меня ужалил! – крикнул Клисс. – Помогите, скорее!

   Его проигнорировали. Словно он находился один в пустой комнате и перед ним разворачивалось действие голографического фильма, яркий безучастный мираж. Есть ли смысл просить помощи у миража?

   – …Топаз еще не взрослый, – объяснял Лейле Медо. – Детеныш. Боюсь, из-за Клисса он получил психическую травму. Идем, погуляем с ним в оранжерее, это должно его успокоить.

   Директор дотронулся до встроенного в подлокотник пульта, кресло развернулось, поплыло к двери. Лейла шла рядом, положив ладонь на хромированную раму, ласковая и деловитая, как медсестра в дорогой клинике.

   – А я как же? – прорыдал им вслед Саймон. – Мне нужна медицинская помощь!

   Никто не оглянулся, только Топаз сердито зашипел.

   – Почему он так орет? – донесся из коридора заинтересованный голос Хинара.

   – Топаз его укусил, – негромкий смех Эмми. – Окажи ему первую помощь.

   Сквозь застилающие глаза слезы Саймон увидел в дверном проеме шиайтианина, тот скалил зубы в недоброй улыбке – изнуренный долгими постами худой дьявол в потрепанных джинсах, желтокожий и желтоволосый.

   – Вставай!

   Левая нога занемела, раздираемое пульсирующей болью бедро казалось тяжелым и горячим.

   – Что-нибудь для транспортировки… – прохрипел Саймон. – Есть еще одно кресло, как у босса?

   – Пойдешь сам.

   – Я не могу! Мне нужна анестезия.

   Хинар засунул руки в карманы, прислонился к косяку.

   – Когда ты восемь лет назад подстрелил меня с воздуха, ты спалил мне кожу и мясо на спине. Я корчился и выл на песке среди других таких же обгоревших, без всякой анестезии, пока за нами не прилетела «Скорая помощь». Хочешь лечиться – вставай, никто тебя на руках не понесет.

   – Эмми сказал, чтобы ты мне помог, – напомнил Саймон.

   – Он не сказал, чтобы я сделал это немедленно, – ухмыльнулся шиайтианин.

   Саймон все-таки сумел подняться на ноги и доплестись до комнаты с медавтоматом, спотыкаясь, держась за стенку. Впереди – избавление от мучений, только это знание и вело его сквозь адскую муть сузившегося до размеров коридора затуманенного пространства.

   Бедро покраснело, сбоку вздулся твердый багровый бугорок величиной с фасолину. Медавтомат сделал Саймону несколько инъекций – противоядие, анестезия, антиаллерген, общеукрепляющие препараты; прилепил к «фасолине» специальный губчатый пластырь.

   Хинар, пока шло лечение, весело насвистывал, потом проводил его обратно, втолкнул в комнату и запер дверь. Несмотря на лекарства, бедро побаливало, и онемение до конца не отпустило. Хотелось прилечь, но посреди кушетки зияла безобразная дыра. Саймон всхлипнул и выругался, собрал разбросанные куски синтелона, кое-как напихал в отверстие. Прикрыл сверху курткой – у него не было даже одеяла. Не снимая обуви, растянулся на кушетке.

   Топаза он когда-нибудь убьет. Или пришибет, или пристрелит. Саймон не знал, выпадет ли ему случай безнаказанно разделаться с мерзким созданием, но думать о мести было сладко.

   – Я вот здесь ему отметину оставила. – Тина провела пальцем по правому уху. – Острым осколком, как раз перед тем, как он швырнул в меня свою чертову сетку.

   – Если он ранен – это примета, – встрепенулся Поль. – Надо сообщить на Ниар, вдруг поймают. Зря мы сразу не сообщили…

   – А толку? Он ведь не будет разгуливать по улицам в таком виде. Сейчас он забился в одну из своих потайных нор с медицинской аппаратурой и не вылезет оттуда, пока все не придет в норму. Да он и регенерацию наверняка освоил не хуже, чем мы с тобой.

   За окном шел снег, белые хлопья скользили сплошным потоком, его то и дело разрывали курсирующие по горизонтальным траекториям видеозонды президентской службы безопасности. Окно – прорезанная в толстой стене арка с тройным стеклом без переплета – было настолько прозрачно, что возникала иллюзия отсутствия преграды: протяни руку, и почувствуешь нежные прикосновения снежинок. На самом деле преграда была, и еще какая. Тина могла бы пробить кулаком сверхпрочное стекло, но человек с немодифицированным организмом скорее рассадил бы кулак о почти невидимую несокрушимую плоскость.

   Внутри было тепло и на манокарский лад уютно. На полу лежали ковры, белые и кремовые, покрытые черной вязью мудрых изречений («Кто машину не на месте паркует, того наказание не минует», «Дела держи в порядке, а домочадцев в строгости», «Кто о долге забывает, тот счастливым не бывает»), на стенах висели голографические пейзажи и портреты государственных деятелей. Строгая темная мебель, мониторы в вычурных корпусах, слепящий позолотой терминал прямой связи с президентом. По уговору, Тина, Стив и Поль не имели права ничего менять в своих апартаментах в президентском дворце: на столь радикальную уступку Манокар согласиться не мог.

   – По крайней мере, моя мечта осуществилась, – с усмешкой добавила Тина.

   – Какая?

   – Отлупить Лиргисо. Я мечтала об этом полтора года, с тех самых пор, как он засадил меня в Вероникино тело.

   – Тогда почему не радуешься? – спросил Поль.

   Он прислонился к стене возле окна и скрестил на груди руки; Тина заметила, что кулаки его сжаты и тонко очерченные кисти выглядят напряженными.

   – Да нечему особенно радоваться. – Она снова перевела взгляд на белую круговерть за стеклом. – Я достала его с трудом, а он меня достать вообще не пробовал. Даже под конец, когда он устроил тотальный полтергейст, это был спектакль, а не настоящая атака. Он действительно на свой лад к нам привязан, но у таких, как Лиргисо, привязанность принимает уродливые формы. Этот сукин сын еще и лазеры мне испортил…

   – Я ведь их починил, – напомнил Стив – он сидел, вытянув ноги, в кресле с тисненым гербом Манокара на высокой спинке. – Надо будет, опять починю.

   – Как думаешь, здесь мы в безопасности? – повернулась к нему Тина.

   – Более-менее. Чтобы попасть на Манокар, Лиргисо надо выйти из гиперпространства и приблизиться к планете в обычном пространстве, а там на каждый кубический километр если не пара крейсеров, то хотя бы тройка автоматических спутников. Нерушимый Космический Щит Манокара.

   – То-то мы с тобой мотались туда-сюда через этот Нерушимый Щит, когда искали Тину, и никто на нас внимания не обращал, – мрачно припомнил Поль.

   – Так то со мной. Я выходил из гиперпространства в атмосфере и сразу сажал яхту. Мало кто из пилотов на это способен.

   – Допустим, Лиргисо нашел хорошего пилота, – сказала Тина.

   – Его пилот не сможет вынырнуть в атмосфере без гравитационного эха – для этого надо чувствовать структуру пространства так, как я. А эхо орбитальные спутники зарегистрируют, и мы узнаем, что прибыл нарушитель. Здесь мы в относительной безопасности.

   Поль закусил губу.

   – Когда вы оба говорите «мы» – это эвфемизм. Речь идет о моей безопасности, так? Сейчас эта тварь охотится за мной, только я все равно полечу на Нез. Я не собираюсь всю жизнь от него прятаться, я собираюсь его убить. Пусть он думает, что он охотник, а я жертва, – на самом деле я тоже охотник. Его любой ценой надо прикончить.

   – Не ценой твоей жизни, – возразил Стив. – Для всего есть приемлемая и неприемлемая цена, и нет во Вселенной ничего, что стоило бы любой цены.

   – Ты прав. Но насчет моей жизни… Если эта тварь снова захватит меня и начнет обрабатывать, как тогда, крышу у меня сорвет самое позднее через месяц. Он сам ненормальный и хочет сделать ненормальными всех остальных.

   – Он энбоно из Могндоэфры, Живущий-в-Прохладе. Другие лярнийцы тоже считают их ненормальными. Я не только общалась с Лиргисо и Тлемлелхом, я еще читала переводную могндоэфрийскую литературу – художественную прозу, стихи, трактаты. Кое-что из этого здесь есть, – Тина показала на компьютер, украшенный овальными миниатюрами с желто-зелеными сельскими пейзажами. – Тебе стоит ознакомиться, чтобы иметь представление о противнике.

   – Как-нибудь посмотрю. – Поль покосился на компьютер и чуть заметно поморщился.

   Вряд ли посмотрит. Все связанное с Лиргисо вызывало у него настолько сильное отталкивание, что он готов был отбросить даже небесполезную информацию.

   – Если коротко, то Живущие-в-Прохладе постоянно играют в запутанные, подчиненные безумным правилам игры и не представляют себе другой жизни. Для них нет добра и зла – для них есть красивое и некрасивое, возвышенное и низменное, интересное и неинтересное. Я сейчас говорю о Могндоэфре, у харлийских энбоно культура другая, напоминает манокарскую, а в остальных лярнийских странах уклад примитивный, о них я знаю немного. Так вот, Лиргисо в человеческой шкуре продолжает думать и действовать, как могндоэфриец. Он с нами играет. Человек на его месте отправился бы туда, где нас нет, занялся бы каким-нибудь верным бизнесом…

   – Этот ублюдок тоже занимается бизнесом.

   – Для него это не цель, а средство. Деньги он зарабатывает легко и так же легко тратит их на свои прихоти. Он все время навязывает другим утонченные и жестокие игры в могндоэфрийском стиле, и главная ценность для него – победы в этих играх. Вдобавок в Галактике нет тех привычных для энбоно условностей и барьеров, которые мешали ему по-настоящему развернуться на Лярне, и теперь он творит что хочет. Дьявол, и ведь это я его сюда притащила! Тлемлелх хотел расквитаться с ним, я нуждалась в информаторе, мы похитили эту сволочь – и началась интересная жизнь… Я же рассказывала, как он нас обоих чуть не прикончил! Он сразу включился в новую рискованную игру, а я тогда знала о Живущих-в-Прохладе слишком мало, чтобы оценивать ситуацию адекватно.

   – Я убью его.

   Бросив это, Поль отошел к терминалу общей связи, пробормотал: «Посмотрим, что здесь новенького». Ему явно хотелось прекратить разговор. Чего ему не хватает, так это хладнокровия. Физическая подготовка в расчете на схватку с Лиргисо у него сейчас вполне приличная: целый год он обучался приемам рукопашного боя, эффективным против древней лярнийской школы, а также брал уроки у престарелого киллера, ветерана манокарской службы госбезопасности.

   Тот учил Поля убивать, используя в качестве оружия любые подвернувшиеся под руку предметы, от булыжника до чайной ложечки или расчески. Тренировались они на человекоподобных роботах. Тина несколько раз видела администратора третьего уровня Сенегава, тихого аккуратного старичка – тот произвел на нее незабываемое впечатление. Она и не думала, что киллер может быть таким занудой. Сенегав постоянно брюзжал и по всякому поводу разражался нотациями, да еще придирался к прическе Поля: почему-то он вбил себе в голову, что его ученик специально завивает волосы – мол, «у мужчин от природы так не бывает». Зато свое дело он знал, благодаря этим занятиям у Поля прибавилось шансов одолеть Лиргисо.