Текст книги "Сильварийская кровь"

Автор книги: Антон Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Часть третья
Затмение снов

Самая скучная на свете улица. Респектабельные буржуазные дома в два-три этажа, добротной постройки, без претензий. По обе стороны от крылечек – круглые клумбы с ноготками и львиным зевом, бархатцами и петуньями. К фигурным столбикам, поддерживающим навесы над ступеньками, привязаны ленты с заклинаниями, отгоняющими болезни, напасти и неправедных чиновников из королевской налоговой службы. Газовые фонари дают достаточно света, чтобы те, кто выбрался подышать свежим воздухом перед сном, могли хорошенько рассмотреть припозднившегося прохожего.

– Смотри, Клаудий, это же непутевый сынок Ластипов! Чего это он?

– А?..

– Чего он, говорю? Ты только посмотри… Чего он так вырядился?

– Молодой еще. Студент. Оболтус.

– Ты глянь на него, глянь! – встревоженно зачастила женщина. – Чего это он весь такой, а? Не понимаю, почему он так оделся…

– Да тьфу на него, – рассудительно отозвался мужчина. – Ты подышать воздухом вышла, вот и дыши.

– Я не понимаю, Клаудий, почему он так оделся… Как-то не по-людски… Ничего не понимаю!

Доносившиеся с балкона голоса звучали в лиловой вечерней тишине отчетливо, на всю улицу. У нее, кстати, и название было скучное – улица Сушеных Слив. Марек остановился перед своей дверью, дернул за шнур звонка.

Вскоре послышались знакомые шаги.

– Кто там?

Мамин голос.

– Я.

– Марек?..

Мама как будто удивилась, и тогда он расслабился: все в порядке. Он готов был рвануть отсюда со всех ног, если окажется, что в доме засада.

Щелкнул замок, лязгнул засов. Дверь открылась. Мама отступила, впуская его в прихожую, и тихонько ахнула. Ага, по меркам улицы Сушеных Слив он одет более чем странно! Выгоревшая фланелевая рубашка с чужого плеча, в желто-коричневую клетку, да еще рукава закатаны, как у рабочего. Зато штаны шикарные, из переливчатой темно-зеленой ткани, на которой время от времени проступает лиственно-травяной узор, и ботинки – высший класс, на отлично выделанной коричневой коже поблескивают золотые заклепки в виде миниатюрных кленовых листочков. Говорят, у эльфов нет ни портных, ни сапожников, свою одежду и обувь они изготавливают магическим способом. Такие изделия высоко ценятся, но чужакам их не продают, можно разве что получить в подарок или украсть.

– Откуда у тебя эти вещи? – оторопело спросила мама, оглядев его с головы до ног.

– Не бойся, я не ограбил эльфа, – по дороге домой он пытался подготовиться к этому разговору, но теперь все мысли разом выветрились. – Я был в Сильварии. Почему ты меня не предупредила?

Мама прислонилась к косяку проема, за которым виднелся выложенный изразцами коридорчик на кухню. О чем «не предупредила» – это она поняла сразу, даже переспрашивать не стала.

– Они… хотели тебя забрать?

– Почти забрали. Меня вытащил оттуда страховой инспектор, он спасал своего клиента и меня за компанию прихватил.

Мама побледнела и смотрела на него молча.

Заскрипела деревянная лестница – это спускался со второго этажа отец. Точнее, человек, в течение восемнадцати лет считавший себя его родным отцом. Марека так и подмывало броситься наутек, чтобы не пришлось объясняться. Он сейчас может одним махом разрушить их налаженную жизнь. Пусть ему эта жизнь не особенно нравилась, казалась пустой, неинтересной, но ведь другой у них нет. И к тому же для них-то она вовсе не пустая: отец увлечен своими лавками и прачечными, а маме нравится хлопотать по дому и ходить за покупками, потому она и служанку держит только одну, чтобы не сидеть сложа руки. Ну да, он так жить не хочет, так ведь его и не заставляют! С настоящим принуждением он столкнулся только в Сильварии, когда оказался пленником темных эльфов.

Теперь уже никуда не денешься, объяснений не избежать.

– Что случилось? – спросил Альбер Ластип, остановившись на нижних ступеньках лестницы.

Лысоватый пожилой мужчина с выступающим брюшком, бесформенным подбородком и близоруко сощуренными глазами. Он смотрел на жену и сына с тревогой, словно и сам уже обо всем догадался.

– У вас не могло быть детей, правда? Я появился случайно.

Мама сокрушенно вздохнула.

– Какая разница, случайно или нет… – поглядев на нее, на Марека, потом снова на нее, отрывисто произнес отец. – Ты наш сын. И все тут, о чем еще разговаривать?

Ага, так он знал… Или, вернее, подозревал, но вслух об этом ни словом не обмолвился, а мама тоже тему не затрагивала. И все бы ничего, не окажись Марек четвертьэльфом.

– На меня кое-кто претендует. Я здесь ненадолго, скоро уйду. Меня будут искать и попытаются забрать силой.

– Никто не имеет права тебя забирать, – Ластип ухватился за перила, как будто лестница собиралась уплыть из-под ног. – Ты родился в этом доме и все это время был моим сыном. Какая разница, откуда взялся… Яр-Вседержитель и Радана-Мать услышали наши молитвы и даровали тебя – оттуда ты и взялся, и точка.

– У меня вроде как любящие родственники выискались. Хотят утащить в Сильварию для инициации.

– Это ведь такой ужас! – ахнула мама.

– Ага, имею представление. Мне нельзя тут задерживаться, они будут искать. Я переоденусь и возьму вещи, ладно?

– Нужно купить обереги, – отец всегда оставался практиком, даже сейчас, оглушенный свалившимися на голову известиями. – Хорошие, какие понадежней.

– У меня уже есть, – Марек расстегнул ворот рубашки и показал тусклый медальон с выбитой защитной руной, на массивной цепочке из серого металла. – А браслеты вот здесь, – он встряхнул небольшую кожаную сумку, внутри звякнуло железо.

– Лучше надень.

– Они тяжеленные, неудобные. Если убегать или драться, я в них как в кандалах. Сейчас они все равно со мной, а надевать буду перед сном.

Его комната находилась наверху. Втроем поднялись по лестнице. Марек все видел как сквозь зыбкую лихорадочную пелену: старые обои с мимозами – они нравились маме, поэтому при ремонте их не тронули, лампы гномьей работы – стеклянные многогранники с запертыми внутри светящимися шариками, знакомую до последней пяди гостиную с тяжелой дубовой мебелью и пузатой вазой на камине. Эту пеструю заморскую вазу подарила госпожа Рихнаб, которую все боялись, потому что если она о тебе что-нибудь скажет, остальные потом будут говорить то же самое. Ваза никому из Ластипов не нравилась, и Марек давно предлагал – давайте расколочу на куски, но родителей эта идея пугала.

– Ты мог бы уехать к тете Аврелии в Сналлу, – отец говорил ровно, разве что самую малость запинался. – Говорят, так далеко на север сильварийцы забираются редко.

– Не выход. Я собираюсь прятаться от них здесь, в Траэмоне. Я хорошо знаю город. Учебу придется бросить, но потом, через пять лет, снова куда-нибудь поступлю.

У себя в комнате он открыл шкаф с одеждой, одновременно вслушиваясь в доносящиеся с улицы звуки. Хотя какие там звуки, эльфы двигаются бесшумно. Скорее, пока не нагрянули…

Шельн сказала, что некоторых клиентов «Ювентраэмонстраха» они похищали и по второму, и по третьему разу, и даже по четвертому, и далеко не всегда эта игра заканчивалась в пользу клиента. Они от своего не отступятся, а Марек и вовсе особая статья. Лунная Мгла считала, что повелитель темных эльфов самолично будет за ним охотиться. Весь гонорар за участие в спасении Довмонта норг Рофенси ушел на обереги – Шельн настояла, чтобы он взял самые лучшие.

– Гил теперь не успокоится, пока тебя не поймает. Не давайся ему в руки, я на тебя надеюсь!

Хотелось бы Мареку оправдать ее надежды.

Все застилала пелена, превратившая его собственную комнату, залитую желтым светом гномьих ламп, в театральную декорацию, которая вот-вот должна поменяться на что-то другое. Бегом переоделся. Побросал нужные вещи в старый парусиновый рюкзак, туда же положил обереги.

Мама стояла в дверях и молча смотрела на сборы, отец ушел, но скоро вернулся с пачкой денег:

– Возьми, сынок. Знал бы я раньше, что тебя надо застраховать… – Он покосился на жену, с упреком и в то же время нерешительно.

Та вздохнула:

– Ты же ничего не говорил… Вот и я ничего… Я же всего один раз, Альбер, а мне так хотелось еще дочку, девочку… Даже думала, может, сиротку взяли бы маленькую, а как ты – не знаю…

– Да разве я против, Бетина? Ты же сама ничего не говорила. И Марек – наш с тобой сын, как бы там ни было. Что, дочку хочешь? Так можно ведь…

– Возьмите, обязательно, – сказал Марек. – Завтра или послезавтра, хорошо? И расскажите ей, что у нее есть брат. А сейчас надо, чтобы вы меня выгнали из дома – громко, со скандалом на всю улицу. Это спектакль для эльфов: если они узнают, что меня отсюда прогнали, здесь выслеживать не будут, и я смогу иногда вас навещать.

– Выгнать?.. – всплеснув руками, жалобно спросила мама. – Соседи же начнут говорить… И госпожа Рихнаб что скажет?

– Что нам и требуется, – подтвердил Марек. – Пусть об этом говорят, чтобы дезинформация дошла до эльфов, которые будут наводить справки.

Мама с несчастным видом вздохнула, но Альбер Ластип, как деловой человек, оценил предложенную сыном тактическую уловку.

– Если ввести их в заблуждение, он сможет прийти сюда, и его не поймают. Бетина, да к ограм ее в постель, госпожу Рихнаб! Пусть болтает, что хочет, старая грымза. Марек, иди сюда, сынок…

Он обнялся с отцом, потом с мамой. Надев рюкзак, сбежал вниз, мимо пожелтелых обоев с мимозами. Приоткрыл входную дверь. Замер, вслушиваясь в притаившуюся снаружи ночную тишину. Кажется, там никого.

Выскользнул на улицу. Запрокинув голову, поглядел на освещенные окна второго этажа. Ну, давайте же…

– Вон из нашего дома, негодяй! – донесся сверху выкрик отца. – Чтоб ноги твоей больше здесь не было!

– Паршивец бессовестный, уходи! – рыдая, подхватила мама. – Тьфу на тебя, глаза бы не смотрели! Вернешься – метлой поколочу!

Когда он отошел, что-то ударилось о тротуар, разлетелось вдребезги – в десятке шагов от Марека, но один фаянсовый осколок отлетел прямо ему под ноги. Та самая всем ненавистная пестрая ваза, подарок госпожи Рихнаб. Все-таки решились, выкинули!

Он улыбался, шагая по темным улицам. Все получилось так, как ему хотелось, это главное.

Каменные дебри Камонги находились в западной части столицы. Издали казалось, что целое стадо грозовых туч, утомившись блуждать по небесным равнинам, расположилось на отдых прямо в черте города – но это при дневном свете, особенно в пасмурную погоду, а по ночам Камонга сияла над окрестными домишками, словно гроздь причудливых гигантских фонарей.

Туда Марек и направился. Там можно спрятаться и найти ночлег.

Это нагромождение колоннад из серого гранита, выщербленных лестниц, длинных сводчатых галерей, загаженных залов с разбитыми мозаичными полами и вырубленных из камня уродливых скульптур смахивало на фантасмагорический дворец. На протяжении последних столетий там ютились лавки старьевщиков, игорные притоны, дешевые бордели, трактиры, ночлежки. Там находили пристанище профессиональные попрошайки, маги-неудачники, оказавшиеся на мели театральные труппы, беглые солдаты, бездомные бродяги, не говоря о ворах и головорезах самого разного толка.

В этот грязный многоэтажный лабиринт лучше лишний раз не соваться, особенно если тебе там делать нечего, но у Марека была причина туда отправиться. Камонга – одно из тех мест, которые недоступны для поисковой ворожбы, хотя бы даже эльфийской. Об этом он узнал от Шельн.

– Там до сих пор действуют какие-то остаточные чары, очень старые, из-за них Камонга как будто погружена в непроглядную мутную воду, и ничего сквозь нее не видно. Идеальное убежище.

– Значит, эльфы меня там не достанут?

– Не обнаружат, – поправила Шельн. – То есть не смогут определить твое местонахождение с помощью магии, но это не помешает им явиться туда вживую или кого-нибудь подкупить, чтобы тебя выследили. Будь осторожен.

Его лоб до бровей закрывала повязка из черной тряпки – и волосы на глаза не падают, и уши замаскированы, а щеки и подбородок он нарочно вымазал грязью, чтобы остались засохшие разводы. В Камонге он побывал несколько раз, из досужего любопытства, которое гоняло его, случалось, по всему Траэмону, но по имени его там никто не знал.

На подступах к сияющему в ночи дворцу – кто бы сейчас сказал, что это не дворец! – подпирали друг дружку покосившиеся лачуги с худыми крышами. Даже здесь ощущалось зловоние, а за следующим поворотом открылся и его источник: обширная помойка, со всех сторон окружающая каменную громаду. Марек петлял среди облитых лунным светом закисших луж и ржавеющих остовов паромобилей, похожих на обглоданные костяки неведомых чудищ. Характер вони менялся, и, если она становилась совсем уж отвратительной, он шел в обход, а также избегал сталкиваться с неясными фигурами, блуждающими по этому царству отбросов и отслуживших свой срок вещей. Иные из них таскали с собой тусклые масляные фонари, другие обходились без них. Марек заодно обнаружил, что видит в потемках лучше, чем до недавнего времени. Эльфийское ночное зрение – один из побочных эффектов его пребывания в Сильварии.

Миновав свалку, он вступил под каменные своды широченной, как улица, галереи. Здесь тоже приходилось смотреть под ноги. Кучи мусора и нечистот. Мертвецки пьяный фавн с обломанным рогом. Россыпь гниющих луковиц. Дохлая собака.

Лестница, огибая гротескную статую огра в три-четыре человеческих роста, уводила наверх – туда, где брезжил свет и звучали голоса.

Марек постарался напустить на себя агрессивный вид, хотя в глубине души трусил. Не показывать страха – сразу станешь жертвой, и никого ни о чем не спрашивать – сразу раскусят, что ты не местный.

В зале, куда привела его лестница, под вереницей декоративных арок обосновались лавки: амулеты, горячительные напитки, «Скупка золота и прочего» , несвежая потрепанная одежда, подобранная скорее всего на раскинувшейся за стенами помойке. Посетителей не было, закутанные в отрепье торговцы вяло переговаривались. Частично сохранившаяся мозаика на полу изображала летящего дракона, и Марек прошел по его хребту до следующего дверного проема.

Из бокового коридора тянуло запахом кофе и доносились визгливые эйфорические вопли гоблинов. Только не туда!

Посреди следующего зала, освещенного факелами, пьяные гномы пинали бесчувственную троллью тушу. На Марека не обратили внимания: очевидно, противник мельче тролля их не интересовал.

Еще один грязный коридор. Слева, из-под стрельчатой арки с вырезанной над острием каменной розеткой, плывут запахи еды, доносится звяканье ложек и гомон голосов. Трактир. Ему сюда не надо: мама положила в рюкзак булку хлеба, копченую колбасу и изрядный кусок сыра. А зев следующего коридора озарен аляповатыми красными фонарями в виде цветочных бутонов, и возле стен сидят размалеванные девицы.

На ступенях лестницы иссохший, как скелет, заклинатель тумана вытягивал из своей флейты завораживающе-заунывную мелодию, а из бронзовой узкогорлой вазы выползало туманное щупальце, колыхалось в воздухе, свивалось в незамысловатые узоры. Всего пять дубров – и увидишь, чего ты должен опасаться!

Бросив тощему заклинателю дубр, Марек прошел мимо. Чего опасаться, он и так знал.

Этажом выше народа было побольше, как на ярмарке. В одном из залов гоблины в масках гиен отплясывали, высоко подпрыгивая, дикий танец, а аккомпанирующий им барабанщик тряс плечами и пританцовывал на месте. Тут же, у стены, старуха-гоблинка продавала копченых улиток и холодный кофе на разлив из кувшина. Дальше по коридору звучала человеческая речь, туда Марек и направился.

Два раза его напугали – по-настоящему, до дрожи. Возле входа в трактирный зал здоровенный детина с маслеными глазами сгреб его горячей потной лапищей за плечо, смерил взглядом – таким, что сразу понятно, чего надо, – и спросил, не хочет ли он подзаработать. Сердце провалилось в пятки, но контроля над собой Марек не потерял. Рывком высвободив плечо, сузил глаза и процедил, что режет глотки, берет за это дорого и никакой другой заработок его не интересует. Тип отстал.

Что ж, потом он увидел свое отражение в треснувшем, но до сих пор не осыпавшемся зеркале, висевшем на стене возле двери с надписью «Парекмахирскае завиденяе» . В черной налобной повязке, с чумазым лицом, с кинжалом на поясе, он больше походил на начинающего бандита, чем на пай-мальчика с улицы Сушеных Слив.

Вторая встреча, заставившая его пережить недолгий, но острый приступ страха, произошла в полутемной галерее с гирляндой каменных ящериц вдоль карниза. Из-за колонны выскользнула девушка в рваной тунике и заступила ему дорогу, чувственно улыбаясь.

Взглянув ей в лицо, Марек отшатнулся и бегом бросился к арочному проему, оранжево мерцавшему в дальнем конце галереи.

– Да я уже не заразная! – раздосадованно крикнула вслед девушка. – Честно, не заразная! Я вылечилась, не бойся!

Видимо, она переболела дурной болезнью и из-за этого растеряла свою клиентуру, но Марека испугали не подсохшие язвочки у нее на губах, а совсем другое. Тонкие черты, большие раскосые глаза, из-под спутанных волос торчат заостренные уши. Такая же, как он, полукровка. Наверное, он никогда больше не сможет смотреть на таких без оторопи. И не имеет значения, мужчина это или женщина: у эльфов лица тех и других, одинаково лишенные волосяного покрова, различаются незначительно – иногда не сразу поймешь, кто перед тобой, он или она. Глядя на них, он теперь каждый раз будет вспоминать, как его истязали в Сильварии. И не свяжется больше ни с одной девушкой, похожей на эльфийку… Просто не сможет: пережитый в чаролесье кошмар всплывет сам собой, независимо от желаний и намерений Марека.

Интересно, сами-то сильварийцы как друг друга выносят после того, что им пришлось вытерпеть во время инициации? Он заметил: даже Рене, который там всего год, общается с остальными как ни в чем не бывало. Наверное, у них все предусмотрено, чтобы постепенно свести на нет возникающее вначале отторжение… Марек презрительно прищурился: с ним этот номер не пройдет, он вовремя оттуда вырвался.

Валивший навстречу по коридору пьяный гном – квадратный, красноносый, в клетчатом жилете – принял его злую гримасу на свой счет и схватился было за нож, но тут гнома догнали пьяные люди с криками: «Плати деньги! У нас так не делается!», а Марек благополучно улизнул.

В конце концов он набрел на приличную ночлежку. Приличную – это значит, там можно снять отдельную каморку, которая закрывается изнутри на засов, и никто до тебя, спящего, не доберется.

Сбросив ботинки, Марек застегнул браслеты на запястьях и щиколотках, растянулся на пропахшем псиной колючем тюфяке. Обереги неприятно холодили кожу, ощущение было почти болезненное. Его об этом предупреждали: поскольку он на четверть эльф (после своих приключений в Сильварии даже больше, чем на четверть), у него эти железки тоже будут вызывать дискомфорт – который, впрочем, ничтожно мал по сравнению с тем, что почувствует, прикоснувшись к такому оберегу, истинный эльф вроде Гилаэртиса.

Последнее обстоятельство утешало и примиряло. Вдобавок Мареку очень хотелось спать, поэтому он свернулся под заскорузлым одеялом, стараясь не обращать внимания на его запах, и наконец-то закрыл глаза.

– Здесь написано, что вы вели себя грубо, безответственно, бестактно, превышали служебные полномочия, распивали кровь и крепкие алкогольные напитки, проявляли преступную халатность, когда дело касалось интересов клиента, а также демонстрировали крамольное неуважение к траэмонскому дворянству в лице графа норг Рофенси. Что вы на это скажете? – начальник выездного отдела выжидающе уставился на Креуха и Лунную Мглу, сидевших по другую сторону стола.

– Паскуда, сучье отродье, – с невозмутимым выражением на мраморном лице сказала Шельн.

– Не забывайтесь… – собеседник в замешательстве сцепил пальцы.

– Но ведь ваш кабинет защищен от подслушивания, не так ли? Здесь можно называть вещи своими именами. Карл, дорогой мой, к чему все это представление?

– Компания обязана реагировать на жалобы клиентов, – взгляд Карла Кнофтера за стеклами пенсне в тонкой золотой оправе становился то строгим, то беспомощным, то снова принужденно строгим. – Тем более когда речь идет о важной персоне… Довмонт норг Рофенси пожаловался на вас и требует, чтобы вас примерно наказали. Что прикажете делать руководству?

– Карл, мы спасли жизнь Довмонту норг Рофенси. Гилаэртис хотел его убить. Не инициировать, а убить. Раймут чудом предотвратил кровавую развязку. Все это будет изложено в нашем отчете, над которым мы сейчас работаем.

– Почему – убить? Подобные инциденты крайне редки.

– Гил – разборчивая сволочь. Привык прибирать к рукам, что получше, а тут по случайности хапнул кусок дерьма – ну, и оскорбился, выпачкавшись, взыграла хваленая эльфийская утонченность.

– Ш-ш-ш… – зашипел Кнофтер, панически выпучив глаза. – Ш-ш-шельн, что вы себе… по… позво…

– Карл, умоляю вас, не волнуйтесь, – ифлайгри непринужденно откинулась на спинку стула, нежась в потоке льющегося из окна солнечного света. – Ваш кабинет великолепно заэкранирован, добавьте сюда мои защитные чары… Ни повелитель темных эльфов, ни семейка Рофенси нас не услышат.

– Вы ведь знаете, что клиент всегда прав? Клиент высшей категории остался недоволен.

– Из-за чего же так волноваться? Вы можете примерно оштрафовать нас – и потом потихонечку, не афишируя, компенсировать нам потерю… И если я такая нехорошая, что вам зазорно пригласить меня в театр или в ресторан, никто не помешает нам съездить вдвоем на укромную виллу в пригороде Ста Фонтанов, разве не так? Все останутся счастливы – и мы, и Рофенси.

Начальник отдела вздохнул, сдаваясь, в его глазах за стеклами пенсне проплыла тень вожделения. Лунная Мгла из него веревки вила. Что бы Креух без нее делал? Уже, считай, все уладила. Или не все?

– С вами также был некий Марек Ластип, четвертьэльф восемнадцати лет, нанятый в помощники. Как утверждает клиент, вы спасали этого Ластипа, который у нас не застрахован, в ущерб его, клиента, безопасности.

– Карл, все абсолютно наоборот. Вы просто еще не читали нашего отчета. Граф остался цел именно благодаря тому, что с нами был Ластип. Мы же с Гилаэртисом настоящую шахматную партию разыграли! Сначала отдали ему Ластипа в обмен на Рофенси, только так и удалось вызволить из плена этого неблагодарного сучонка. Потом, уже на выходе из чаролесья, Гил настиг нас и попытался его прикончить, а Ластип, который к этому времени снова к нам присоединился, прикрывал графа, как живой щит. Будь на его месте я или Раймут, это бы Гилаэртиса не остановило, но он не хотел причинить вред Ластипу – только это Рофенси и спасло. Карл, вы же незаурядный шахматист, неужели вы не оцените по достоинству эту партию!

– Пойдут разговоры, что мы якобы выручаем не тех, за кого нам заплатили, – уже почти уступив ее напору, с сомнением произнес начальник.

– Смотря как все это преподнести… Если проявить чуть-чуть изобретательности, история с этим Мареком Ластипом – наша золотая жила. Мы вырвали из лап у Гилаэртиса двух четвертьэльфов за раз, и оба доставлены в Траэмон в целости и сохранности – разве наши конкуренты из «Цитадельтраэмонстраха» на такое способны? – Ее чарующий голос звучал мягко и убедительно. – Не могу поверить, что «Ювентраэмонстрах» не сумеет извлечь из этого немалую пользу!

Кнофтер капитулировал. Велел не тянуть с отчетом. Спросил, когда Лунной Мгле будет угодно совершить совместную прогулку в пригород Ста Фонтанов. Восхитился ниткой розового жемчуга у нее на шее.

– Ну вот, а ты – «уволят, уволят…», – усмехнулась Шельн, когда они вдвоем с Креухом вышли в коридор. – Главное, Раймут, на улице не зевай – неровен час, Гила встретишь. Думаю, он уже здесь. Только бы орудие моей мести не подвело и не позволило загнать себя в угол!

Орудие ее мести проснулось ближе к закату.

Тесная каморка с тюфяком на полу напоминала пыльную полость заросшего паутиной старого шкафа. На узком каменном подоконнике полукруглого окошка возились голуби, за ними сиял кусочек шафранового неба.

Запястья и щиколотки ныли слабо, но противно, как больной зуб от сладкого. Марек поскорее снял браслеты, спрятал в рюкзак. Без них лучше… Оберег на шее таких мучений не доставлял, но он был самый маломощный и реальной защиты не обеспечивал.

Боль постепенно затихала. Когда он выпрямился во весь рост, голуби с шумом взмыли в воздух, бестолково суетясь и теряя перья. Осторожно, а то недолго вляпаться в помет… Марек выглянул наружу.

От хаоса к порядку: на переднем плане месиво мусора и кладбище ненужных вещей, дальше косная материя обретает видимость одноэтажных трущоб, веревок с бельем, шатких заборов, расползающихся мостовых, а еще дальше, в розоватом мареве, толпятся благообразные здания и радуют глаз цветущие бульвары. Все это позлащено солнцем, охвачено муравьиной суетой – час пик. Даже на свалке копошатся собиратели хлама, который можно приспособить в дело или кому-нибудь продать.

Марека тоже потянуло наружу. Завернув в харчевню на нижнем этаже, он взял кофе двойной крепости, достал из рюкзака хлеб и сыр, и после этого ужина– завтрака отправился в город. Неприкаянно кружил по улицам до наступления темноты. Полицейские посматривали на него с подозрением, а сам он настороженно косился на каждого, кто смахивал на эльфа. Потом спохватился: поскольку оберег-медальон активности не проявляет, нечего всякий раз дергаться, а то ступаешь по тротуару, как по битому стеклу. И к тому же сильварийские охотники наверняка воспользуются чарами личины… Ага, если так – совсем блеск. То есть трындец.

В Камонгу он вернулся, когда столицу окутала лилово-черная ночь в желтоватых фонарных сполохах. По периметру древнюю каменную махину опоясывала циклопическая колоннада. Свернув туда, он побрел по замусоренной галерее, разглядывая в иссиня-серебряном свете убывающей луны глыбы изваяний в стенных нишах. Эльфийское ночное зрение – чудесная штука! Будем считать, что это компенсация за моральный ущерб. А теперь лучше повернуть обратно: впереди кто-то есть, под тысячелетними сводами Камолнги гулко отдаются человеческие голоса. В компании Марек не нуждался.

– Пустите меня, пожалуйста! Я же не шлюха, вы обознались, меня дома ребенок ждет…

– Куда, сука!.. А ну, стой!

Звук удара.

Он замер. Это из тех вещей, которые всегда его бесили. Одновременно мелькнула досада: мало у него собственных проблем? Вот ублюдки, чтоб их огры задрали… В тень. Лишь бы под ногой ничего не хрустнуло. Хорошо, что догадался каждый из браслетов завернуть в отдельную тряпку.

Их было четверо. Вернее, одна женщина и трое мужчин. Люди. Одеты с шиком, у того, что помоложе, кружевное жабо и золотое шитье на камзоле. Девчонка растрепанная, в порванном платье. Двое тащат ее, схватив за руки, а самый разряженный идет следом и ругается, манерно, по-модному, растягивая слова, как будто пробует площадную брань на вкус.

Неужели им не хватило денег на бордель? Впрочем, в борделях свои правила, там нельзя, например, убить или покалечить гетеру – неприятностей не оберешься. Другое дело забавы в темных закоулках, тут можно все что угодно! Подумав об этом, Марек еще больше разозлился.

Эти трое и он принадлежали к разным человеческим породам – и притом к породам, между собой люто враждующим.

Вчера он сказал тому жуткому типу, что режет глотки, вот и подвернулся шанс оправдать репутацию. Только действовать надо по-умному, хватит с него позорища в Кайне… У них численное преимущество, все вооружены. Если он выскочит перед ними, потрясая кинжалом, и произнесет что-нибудь благородное, итог будет плачевный.

Оглядев россыпь мусора на неровных гранитных плитах, он обнаружил то, что надо: кусок ржавой водопроводной трубы. Обмотал один конец тут же подобранным ветхим лоскутом. Заодно зачерпнул грязи и погуще перемазал лицо, чтобы эти подонки наверняка его не узнали, если доведется встретиться в будущем.

Когда он, сто лет назад, мечтал о драке с инспектором Креухом, когда вызвал на злополучный поединок Фрешту, ему хотелось себя показать, выяснить отношения, а с этими выяснять нечего. Напасть внезапно и всех троих оглушить, пока не опомнились.

Они поволокли упирающуюся жертву дальше по галерее. Девушка безнадежно всхлипывала, мужчины возбужденно посмеивались и ругались. Марек крался за ними вдоль стены, как кот на охоте.

– Пустите, пожалуйста…

– Молчи, сука!

Пора. Сжимая обеими руками обмотанную тряпкой железяку, он метнулся из тени и обрушил свое оружие на голову франту в кружевном жабо. Любитель жестоких развлечений упал, как подрубленный. Крутанувшись, Марек нанес такой же удар одному из тех, кто держал девушку. Этот оседал медленно, с закатившимися глазами, по лицу стекали темные струйки… Нечего было засматриваться на кровь. Третий толкнул свою добычу на Марека и выхватил кинжал. Увернувшись, Марек швырнул ему в ноги тяжелую трубу – толку-то, отскочил! – и тоже достал нож.

Судя по всему, он лучше, чем противник, видит в темноте, и на этом его преимущества заканчиваются. Чары щита?.. Шельн советовала ни в коем случае их не использовать, чтобы не дать наводку Гилаэртису, и вдобавок он не настолько хорошо ими владеет, чтобы применить в драке, когда нужно и двигаться, и смотреть в оба.

Ражий громила в куртке с блестящими галунами пошел на него, раздвинув губы в угрожающей ухмылке. Он тоже был взбешен: какой-то чумазый люмпен, по сравнению с ним сущий заморыш, за здорово живешь вышиб мозги у его принципала и теперь имеет наглость угрожать ему – откормленному, тренированному, вооруженному! Сейчас этот оборзевший сопляк или бросится наутек, или полезет на рожон…

Ни то ни другое. Первое, что сделал Марек, оказавшись лицом к лицу с последним мерзавцем, – это пинком отшвырнул подальше магический фонарь. Светящийся сосуд, помещенный внутрь металлической оплетки с удобной ручкой, уронил громила, выбывший вторым. От удара о каменную плиту фонарь не разбился, зато теперь улетел за двойной ряд толстых колонн, и галерея погрузилась в темноту. Ничего, кроме пятен слабого и вкрадчивого лунного света.

Марек шагнул вбок, обходя врага. Тот развернулся, выставив перед собой кинжал. Он был силен и умен и уже понял, что нарвался на противника с кошачьим зрением. Впрочем, это не означало, что он готов стать легкой добычей: сделаешь ошибку – напорешься на клинок, вот Марек и кружил, как мелкий хищник вокруг матерого быка, дожидаясь удобного момента для атаки.

Давно бы сбежал, если бы не девчонка – не бросать же на середине, раз угораздило ввязаться в это дело. Когда ее отпустили, она сделала несколько нетвердых шагов, прислонилась к стене и обессиленно сползла на корточки. Бледное пятно зареванного лица, платье порвано. Если б она смылась, он бы тоже рванул отсюда со всех ног, пока не прирезали, а теперь придется пойти до конца – и хорошо, если до победного.