Текст книги "Белый Пилигрим"
Автор книги: Антон Краснов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
И старик Волох захихикал своим дурным дребезжащим смешком, за который он заслуживал минимум тычка в скулу.
Но я думал уже о другом. У меня в голове все еще звучали последние слова нашего престарелого провожатого, которые предстали в мыслях совсем уж в неожиданном свете. «Уж почему вы нас углядели, о том вам судить!.. » Санитары! Те санитары, которые прошли мимо стариканов. Значит, они их просто НЕ ВИДЕЛИ! А вот я и Макар отчего-то сумели… Так, так! Нет, решительно окажется, что именно на нас взвалят идиотскую обязанность избавлять этот мир от очередных неприятностей! А еще лучше – если окажется, что в меня или в Макарку, а то и в Нинку (недаром у нее рожки выросли, а от моего отражения разбилось тогда зеркало Истинного зрения!!!) вселилась, как коварный вирус гриппа, эта злополучная психоматрица Белого Пилигрима!
Я так разгорячился от этой вздорной мысли, что немедленно высказал ее вслух. К моему искреннему облегчению, старик Волох отрицательно покачал головой и сказал:
– Нет, сынок, это вряд ли. Светлый Пилигрим – это Бог. Ты давно видел себя в зеркало? (Снова – зеркало!) Похож ты на Бога? Нет, не похож. А я и сам не знаю, почему мы тогда отдали вам сундучок. Вот просто решили, что нужно отдать именно вам, мы и отдали… Признаюсь, нам уже надоело таскать эти проклятые вещицы!.. К тому же мне кажется, один из моих братьев стал часто прикладываться к бутылочке… Да-да, той самой… Его тоже можно понять – стар он, чтобы бегать по земле и искать неизвестно что и кого – у моря погоды… Гаппонк! Теперь он от нас так легко не отстанет. Думаю… думаю, что придется ратиться с ним и с его этими… а может, не придется.
Маразматик!
Я вздохнул. Еще несколько дней назад я, наверно, вывалил бы на эту клочковатую седую башку все, что знал о русском мате. Ведь все наши беды оттого, что трое маразматиков, бегающих с тремя артефактами, доставшимися от бестолкового божества, всучили нам сундучок… Но сейчас я уже выдохся, что ли… Овраг, Мифополоса! Я вздохнул. Большего, большего я ждал от разговора со стариком Волохом. А так – все чудеса объясняются просто-напросто наличием у нас шапки Белого (вариант, и тут вариант — Светлого!) Пилигрима, портвейна с «тремя шестерками», а также дурацкой книги, исписанной каракулями, которые никому не прочитать… Да и какой дурак вообще станет читать эту дребедень?.. Грустно, девушки. Я вздохнул и собрался присоединиться к компании во главе с лесником Леонидом. Этот ни о чем не задумывался, весело проводил время в отличном обществе!..
И тут в дверь сильно постучали.
Признаюсь, я вздрогнул. Я скоро от всего буду вздрагивать, даже от вида собственной пошатывающейся тени.
Старик Волох поднял голову и сказал скрипуче:
– Леонид, а вы кого-нибудь ждете?
– Я, товарищчи, – неторопливо принялся отвечать наш радушный хозяин, – никого не жду, а вот недавно… мням-мням… заходил товарищч тролль, из числа наших немецких товарищчей… так вот у него жена ждет ребенка… Уже седьмого! Думаю, что за такую плодовитость… кгрррм… хм… ее нужно нахрадить…
– Так. Понятно, – сказал Макарка. – Тролль. Очень мило. Только мне кажется, что там не… (С этими словами он нетвердо подошел к окну и стал припадать глазом к щели в чу-у-уточку оттянутой створке.) Там не тролль. Как бы это оказались не… Ох!
Тут во мне закрутились винтом внутренности, как будто кишки запустили в мясорубку. Очень милое ощущение…
– Ох! – повторил Макарка…
2
– Кто?!
– Винни, вот это номер!.. Дак это ж царь! – поразился Макарка, приоткрыв створку и едва ли не до половины высунувшись из окна. – Да еше пешком! Первый раз вижу, чтоб цари пешком ходили!
– Царь? – Мне тут же припомнился известный советский фильм с участием царя Иоанна Васильевича, и на мгновение во мне поселилось опасение, что от хронического пьянства Макар Телятников все-таки поехал рассудком и несколько свихнулся на тучной ниве белой горячки. Но, как показало ближайшее будущее, рано я пел панихиду по своему приятелю. Стук в дверь усилился, он стал настойчивым, и, когда размякший хозяин, ворча и шамкая, все-таки открыл дверь, выяснилось, что в гости к почтенному леснику Леониду Ильичу в самом деле прибыли царь Уран Изотопович и его первый министр, синебородый Дмитрий Иваныч. Последний был в лопнувшем на спине министерском мундире, а вид имел помятый и в высшей степени несчастный. На лбу запеклась здоровенная ссадина, и происхождение ее я, чуть припомнив, определил так: это я сам запустил в него томом – там, в библиотеке, в свинцовой комнате!..
Но какими судьбами? Что вынудило царя и его сановника бросить свой дворец и бежать через лес, проситься на постой в лесную сторожку? Забота о провалившейся в кротовую дыру дочери? Да едва ли. Впрочем, сейчас все выяснится.
– Здравствуй… мням-мням… вуй-те… доро-хой царь, – объявил хозяин и незамедлительно облобызал самодержца. Уран Изотопович поморщился, однако же стойко выдержал натиск пенсионера и сказал:
– Не думал, что придется еще раз свидеться вот так. А вы кушаете, я смотрю? Царя не угостите? Точнее… – по его лицу побежала тень, – бывшего царя…
Царевна выметнулась из угла навстречу отцу и воскликнула:
– Папа, что значит – «бывшего»? Что это за дурацкие шутки, а?
– Какие там еще шутки? Налейте царю, и все расскажу. И Дмитрию Иванычу тоже плесните, а то он у нас все время химичит, ставит какие-то эксперименты со спиртом, а до сих пор не то что губ, а и усов с бородой в водке толком не омочил.
– Это мы, товарищчи, мням-мням, немедленно… гм… исправим!.. – Радушный хозяин разлил зубровки. Известие о том, что царь приобрел к своему титулу печальную приставку «бывший», ничуть не омрачило сияющего выражения его широкого лица, щедро украшенного бровями и отягощенного массивным щеками. Впрочем, что ему печалиться?.. Даже если это пресловутый вариант Леонида Ильича, все равно, где вы видели генсека, который скорбит из-за свержения царя?
Царь выпил и, подсадив к себе дочь и гладя ее по голове, начал свой невеселый рассказ. Начал он так, что уже на первой фразе был перебит сразу несколькими голосами:
– Позавчера, когда вы самым возмутительным образом сбежали из моей тюрьмы…
– Позавчера? Да это было несколько часов назад!
– У вас в тюрьме отвратительное содержание!
– Кроты разные противозаконно лазают! Кролики скачут!..
– А пещеры под стольным городом кишат колдунами!
Эту последнюю фразу выговорила царевна Лантаноида, и именно к ней повернул свое бородатое лицо царь Уран Изотопович. Он шевельнул ноздрями и глухо выговорил:
– Вы… вы тоже встретили его?
– Что значит – тоже? – спросила Чертова. – Если вы имеете в виду мага Гаппонка Седьмого, то да, мы имели несчастье наткнуться на него в ледяной пещере, где он ждал нас со своими тварями. Он был очень любезен и неожиданно быстро оставил нас в покое. Это было не так уж и давно!..
– Сегодня? – вмешался Дмитрий Иванович.
– Да, сегодня.
– И вы говорите, что сбежали сегодня же? —Да.
– Этого никак не может быть. Вы убежали два дня назад, а через несколько часов после вашего исчезновения орды мерзких тварей, каких нет на свете, осадили мой город, – сказал царь, и не было в его лице ни кровинки. – Дмитрий Иванович говорил, что такого не бывает и что это какой-то новый вид сложной коллективной галлюцинации… Однако, после того как от высланного навстречу «галлюцинации» полка через считаные минуты ничего не осталось, – ОНИ СОЖРАЛИ ВСЕ!!! – даже первый министр поверил, что ЭТО существует на самом деле. И что именно такие твари причастны к убийству Хранителя и похищению книг из…
Царь осекся. В его бороде, на висках посеребрились целые пряди волос. У Чертовой подрагивали губы. Параська Дюжина закрыла лицо маленькими белыми руками, а Макарка закусил губу. Только слышно было, как кряхтел дед Волох. Он-то первый и заговорил:
– Вот. Началось. Они объявили войну. Они напали первые… Что ж, такие, как они, всегда нападают первыми. А что нам показалось, будто в той пещере прошло совеем немного времени… От такого холода даже само время замирает и сжимается. Замерзла ведь и остановилась в своем течении подземная река… Таковы законы, таковы законы Мифополосы…
– Дурацкие законы, – в который раз пробормотал я. Царь продолжал свой невеселый рассказ. Многое из этого рассказа показалось мне совершенно диким, невероятным. Из разряда того, что бывает только в особо изощренных кошмарах, возникших в чьем-то не совсем здоровом мозгу. Царь рассказывал о том, что полчища чудовищ вторглись в город. Город прекрасно защищен, крепость в его центре совершенно неприступна. Но есть оговорка: она неприступна ДЛЯ ЛЮДЕЙ. В армиях же проклятого Гаппонка людей замечено не было. Если не относить к человеческому племени его самого. Хотя кто-кто, а я воздержусь от этого. Гаппонк… откуда ж ты взялся на наши головы, подлая тварь? Неужели я прав, и тогда, на лестнице, видел именно его? Но Лена… как же она могла общаться с ним, как она могла?.. Мне показалось, что даже сейчас я слышу тот негромкий, чуть присвистывающий злой шепот, которым он что-то горячо ей втолковывал. Помню, какое у нее было бледное лицо, как она слегка приподнимала брови, когда он делал паузы… И ведь как я ни силился, никак не мог расслышать, что же он ей говорит. Не для моих ушей!.. Как братья Волохи были не для глаз санитаров из городской больницы…
Я позабыл слушать царя Урана Изотоповича и воспринял только несколько эпизодов из всей его речи, горячей, страстной, перемежающейся бессвязными восклицаниями и понятными требованиями немедленно выпить, залить горюшко. Я запомнил только то, что половину стен крепости разрушили, Храм Белого Пилигрима источен кролокротами и теперь напоминает пустые соты, очищенные от меда и воска, а небо над столицей контролируется гаппонковскими люфтваффе, мерзкими змееящерами разного калибра, но одинаковой свирепости и кровожадности. Именно этих чудищ, а вовсе не пресловутых Боевых кролокротов, больше всего испугался царь-батюшка. Говоря о них, он едва не ронял свою рюмку. Рюмка прыгала в трясущихся пальцах и норовила расплескаться и выскользнуть. Царь рассказывал… Змееящеры снижались на бреющем полете и, подхватывая с земли одного или сразу двух защитников города кольцами своего удавообразного хвоста, снова взмывали в воздух. Несчастная жертва удушалась уже в полете, и никогда, никогда не забыть царю и его первому министру Дмитрию Ивановичу, как с неба ПАДАЛИ, как град небесный, мертвые, посиневшие от удушья солдаты… Черт побери! Этот Гаппонк Седьмой с его уродами оказался еще большим изувером, чем можно было предположить, исходя из содержания нашей встречи. Крепко он перепугал отнюдь не робкого самодержца. Да и меры психического воздействия тут НА ВЫСОТЕ… На высоте полета этих перепончатокрылых мерзостей!
Никто не решался проронить и слова. Царь давно уже умолк, а все продолжали сидеть, стараясь не глядеть друг на друга. У Чертовой дергался рот. Даже благообразное лицо лесника Леонида как-то осунулось, брови повисли, а ноздри отяжелели и раздулись, словно от простуды. Наконец заговорил старик Волох. Он сказал:
– Тяжелые испытания грядут, братья и сестры. Только всем миром можем справиться с погибелью, насланной Гаппонком Седьмым. Могущественны силы его магии, сильны и кровожадны его слуги, и вездесущность их не может не ужасать. (В этот момент он напомнил мне этакого одряхлевшего Тараса Бульбу, произносящего речь перед советом куренных атаманов в Запорожской Сечи: дескать, есть еще порох в пороховницах, честны панове козаци!) Но мы можем ответить на этот вызов.
– Все прохрессивные силы моих товарищчей… мням-мням… будут брошены на борьбу с Гаппонком, – сказал хозяин дома.
– У нас тоже найдется чем ответить, – сказала Чертова и выразительно посмотрела на меня, – к тому же мы можем сформировать ополчение. Мифополоса никогда не была единой, но теперь мы должны сплотиться перед…
– …перед лицом общего врага!!! – пискнула Дюжина. А царевна Лантаноида сказала:
– Предлагаю выехать во второй после столицы город нашего государства, Синеморск.
– Как-как? – переспросил Макар Телятников. – Сине-мор?.. А там нет пригородов Хмелевки, Бухалова и мемориального комплекса Наливайко-не-Жалей?
На него глянули свирепо. Веселость была явно неуместной, более того, она была просто возмутительной. Впрочем, ограничились легким внушением и перешли к обсуждению регламента. Чертова произнесла:
– Немедленно нужно уведомить Трилогия Горыныча.
– Он уже знает, – быстро ответил царь. – Я успел воспользоваться телеграфом и уведомил его о том, что происходит в столице. Скоро он должен быть здесь, и тогда с его помощью мы отправимся в Синеморск. Уже там, в городе, приступим к формированию добровольной армии и народного ополчения. Не верю, что мой народ покинет в беде своего государя!
Свеженькое личико сыщицы Дюжиной раскраснелось. Она воскликнула, даже перестав шепелявить:
– Лично я берусь рекрутировать весь личный состав чертей из трех омутов, в которых сильно влияние моей родни!
– Возможно привлечь иноплеменных наемников, – сказала Чертова. – Из немецких и иных инородных земель Мифополосы. Не очень-то мы с ними дружим, но Гаппонк равно враг всем нам!..
Все вдруг страшно развеселились (насколько вообще можно говорить о веселье в такой незавидной ситуации). Дмитрий Иванович огладил свою модную синюю бороду и сказал:
– А я берусь поднять силы науки. Есть в моем распоряжении…
– А я!.. – вскочила царевна, но тут же была перебита собственным родителем, который закричал:
– Бросим все силы против ненавистного губителя и завоевателя! Костьми ляжем, но не позволим!.. Ибо силен я и имею большие связи, и мои друзья из дружественных земель придут на помощь, если сами не хотят попасть под пяту коварного Гаппонка! («Буль-буль», – сказала водка, лиясь в глотку разгорячившегося самодержца.) Мой союзник, бабрбульонский герцог Шлиппершахт… Шапперлахт!..
– Ух! Ну и имечко, – сказал Макарка, с любопытством глядя на царя, силящегося выговорить имя своего потенциального союзника в борьбе с коварным магом Гаппонком. – Напоминает одну милую историю. Один наш университетский однокурсник по прозвищу Суворик сдавал экзамен по зарубежке. Ну, зарубежной литературе. А он обкурен. Недурно так обкурен, в самый раз для экзамена. Берет билет, а там вопросик красуется: «Творчество Гёльдерлина». Такой немецкий писатель. Так ему, верно, недостаточно, что его самого черт-те как зовут, так он еще и книжки пишет: «Гиперион», «Смерть Эмпедокла»… попробуй выговори! Суворик как зарядит: «Творчество Гль… Гельден… дер… блина!» Преподавательница: «Так. Понятно. Бери следующий билет». Он берет. А там, знаете ли, красуется такой писатель по фамилии Гриммельсгаузен. Так писателю мало, что он сам Гриммельсгаузен, так он еще написал роман «Симплициссимус»! У Суворика язык начинает цепляться за десны, как он эту чушь пытается выговорить!.. Препод: «Ладно. Третий билет бери». Он берет. Там Жорж Санд, которую он позорно назвал Джордж Санд и еще полагал при этом, что это мужик! Вот такие имена… А вы говорите – Шапперлахт!
Дальнейшие возможные рассуждения Макарки были загублены появлением у сторожки нашего старого трехголового знакомца. Трилогий Горыныч опустился прямо на грядки с помидорами и перцем и, особенно не чинясь, сунул центральную голову в трубу дымохода и заговорил. От его дыхания из камина лесника повалил дым, а все гости и хозяин принялись чихать и кашлять. Печь-чревовещательница возвестила голосом Цицерона Горыныча:
– Вот и я. Собственно, мой прилет был поставлен под вопрос нападением этих возмутительных созданий Гаппонка. Пришлось применить мускульную силу. Троим я сломал хребты ударами хвоста, но еще четверо успели вцепиться в лапы и крылья, а у Спинозы Горыныча прокусили шею.
– Потому мы нуждаемся в медицинской помощи, – послышался в отдалении задыхающийся голосок Спинозы Горыныча. – Ибо сказано в трактате «Море Небухим»…
Макарка Телятников закатился от смеха. Кому-кому море?.. Спиноза Горыныч принялся объяснять, что «Море Небухим» – в переводе «Учитель заблудших», сочинение великого мудреца раннего Средневековья [15]15
Имеется в виду произведение еврейского философа и богослова Маймонида; по-русски в самом деле звучит провокационно!
[Закрыть]… Легко догадаться, что фрондирующую голову никто не слушал. Трилогию Горынычу удалось залезть в пристроенный к основному корпусу лесничества флигель, и уже тут, под крышей, начал составляться и утверждаться гениальный план тотальной войны со злобным, коварным магом Гаппонком Седьмым, повелителем Боевых кролокротов и змееящеров, юным мичуринцем.
3
Мы расположились боевым лагерем в Синеморске и стояли уже второй месяц (насколько вообще можно говорить о точных временных сроках в этом нелепейшем из миров!). Надо сказать, что это время было не самым худшим в моей жизни. Могу даже уточнить, что у меня появились некоторые виды на царевну Анастасию, которую я звал Настей и ни в коем случае не соглашался именовать этим чудовищным научно-непроизносимым имечком Лантаноида. Вот она, совесть человека двадцати двух лет от роду: кто ближе, тот и дороже!.. Порой мне казалось, что никакой Елены Лесковой не существовало вовсе, что все происшедшее с нею и со мною – просто кем-то дурно выдуманная сказка для любителей душещипательного. Конечно, порой на меня находили удушающие припадки совестливости и стыда, в основном по утрам. Нет, между нами ничего не было: не того Настя воспитания, чтобы вот так, запросто… Кроме того, было в ней что-то такое, сильно меня смущавшее: это неопределенное, неосязаемое нечто проскальзывало в ее мимике, манере держать себя, в ее искрящемся острословии, которое то веселило, то бесило всех, кто приближался к ней ближе чем на три метра; и было в ней что-то мучительно знакомое, словно совсем-совсем недавно мне уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным, но я никак не мог вспомнить, где, как и с чем. Когда она улыбалась, показывая зубы и откидывая назад голову, когда она жестикулировала прямо за обеденным столом с риском выколоть глаз ближнему… Нет, решительно в ней было что-то ОЧЕНЬ знакомое.
И однажды я уразумел, на кого она похожа и отчего в ней, отчаянной девчонке лет восемнадцати, столько знакомого… Однажды я спешил в гостиницу с дурацким названием «Гурт» (верно, сначала там было стойло для овец). Анастасия шла прямо передо мной, а так как накануне мы засиделись над картой будущего театра военных действий (а Телятников так и заснул прямо на ней), то я был не совсем тверд в ногах. Споткнулся и, удерживая равновесие, схватился прямо за платье Насти. Да так удачно, что оборвал ей сзади всю ткань до самого крестца. Конечно, если бы она влепила мне пощечину, я нисколько не удивился бы. Но она повернулась и произнесла как ни в чем не бывало:
– Нет, я понимаю, что тебе нравится моя задница (у-ух, царевна!), но не мог бы ты ухаживать как-нибудь понежнее?
– Я человек безнравственный, – сказал я, – и потому совершенно уверен в том, что ухватить даму за задницу – дело обыденное и даже в чем-то богоугодное. Ибо сказано в Библии: «Плодитесь и размножайтесь», а, согласитесь, прихватывание пониже спины открывает прямую возможность перейти к размножению и…
Вот тут она склонила голову к плечу и сказала, ну совершенно как моя племянница Нинка:
– Ну и болтун же ты, Илюшка!
НИНКА! Как же я сразу не понял!.. Впрочем, у меня еще будет время понять, что сходство моей пятилетней племяшки и вот этой очаровательной царской дочери не ограничивается совпадением в некоторых манерах и жестах. Но прежде я должен многое узнать. Да, теперь– о гостинице «Гурт», куда я, собственно, и направлялся на тот момент. Гостиница была самой приличной в городе, и потому именно там расквартировывалось начальство прибывающих к нам на подмогу военных частей различной степени регулярности. Ох, и пестрое это было ополчение! Наверно, даже Наполеон, двинувший на Россию армии, укомплектованные представителями более двух десятков национальностей, не имел под своим началом такой пестрый коллектив.
Все началось с того, как мы во главе с царем Ураном Изотоповичем прибыли в Синеморск и расположились в старинном дворце, в котором на тот момент жил градоначальник. Правда, с прибытием самодержца городской голова, некий индивид с русско-польской фамилией Пржемыслов, поспешил уступить свою резиденцию, а сам переехал в более скромный дом. С чем, с чем, а со скромными домами в Синеморске был полный порядок. Более того, второй город государства на три четверти представлял собой довольно унылое сборище кособоких халуп, в отношении которых даже в самых розовых снах не упоминается слово «ремонт». Жители Синеморска занимались по преимуществу торговлей и ремеслами и селились по занятиям. Потому неудивительно, что в Синеморске имелись Кожевенный ряд, Маслобойный переулок, Кузнечная слобода, Аптекарский проезд. А также площадь Вонючка (сюда сваливали мусор) и текущий под стенами Старого города (исторического центра Синеморска) ручей с романтическим названием Глоссарий. От последнего разило так, что даже площадь Вонючка казалась музеем парфюмерии. Говорят, что в Глоссарий сливали помои, но, мне кажется, помои пахнут гораздо лучше.
Итак, мы в Синеморске. Никакого синего моря, вопреки названию, нет и близко. Министр Дмитрий Иванович развивает бурную деятельность. Прежде всего он наладил противовоздушную оборону. Очень кстати: когда на город налетела стая змееящеров, несколько из них были сбиты из пушек, остальные бросились врассыпную. В преследовании улетающей эскадрильи перепончатокрылых уродов принимал участие Трилогий Горыныч, а также мы с Макаркой: для этой цели мы приспособили цеппелин – дирижабль на полужестком каркасе, который непонятно каким ветром занесло в город (он хранился в громадном амбаре, похожем на самолетный ангар). Цеппелин, кто не знает, – это такая махина в несколько десятков метров [16]16
Самым огромным дирижаблем вообще был 245-метровый гигант «Гинденбург», который поднялся в воздух в 1936 году и мог брать на борт до 120 человек. Все это не помешало ему на следующий (1937) год взорваться из-за воспламенения водорода, наполняющего дирижабль.
[Закрыть] длиной, к которой крепятся двигатели и пассажирская кабина (гондола, одна или несколько). Ох, мы повозились с этой грязной, пыльной оболочкой! Царь придал нам в помощь около пяти десятков бестолочей, ничуть не сообразительнее нас с Макаркой, а пили они так и еще больше!
Неизвестно, удалось бы вообще поднять громадину в воздух, предварительно наполнив водородной смесью. По крайней мере, находившиеся под нашим началом работнички оставляли мало шансов на такой исход. На наше счастье, стали прибывать давно обещанные подкрепления. Одними из первых прибыли не кто иные, как черти. Чертово-дюжинские рекруты!.. Этих понаехало около пяти сотен, и они были разбиты на три бригады. Первая бригада чертей тотчас же приступила к реанимированию дирижабля. Начали они утром, а уже в обед над городской площадью воспарила шестидесятиметровая махина, на фоне которой даже Трилогий Горыныч казался довольно компактным летательным челноком. Корпус дирижабля имел удлиненную сигарообразную форму с тупым носом и заостренной кормовой частью. На брюхе дирижабля располагались три гондолы. Наш цеппелин должен был передвигаться при помощи двух двигателей, каждый по пятнадцать лошадиных сил. Признаться, я смотрел на громаду, зависшую над нашими головами, с опаской: а вдруг рухнет или, того лучше, взорвется?.. Насколько я помню из истории, со многими цеппелинами так все и происходило. К тому же у них невысокая скорость, да и управляемость весьма символическая. Особенно в случае с дилетантами.
Да, мы с Макаркой смотрели на дирижабль скептически, а вот большинство наших соратников летающая громадина привела в не меньший восторг, чем, скажем, мою маленькую племянницу. Царь Уран Изотопович в экстазе бил копытом не хуже Нинки. Он сделал официальное заявление, которое тут же появилось в единственном печатном органе города, газете «Синеморские ведомости». «Его величество благоволил осмотреть летательный аппарат, – бойким, разбитным языком излагал местный борзописец, – и выразил полную уверенность в том, что с помощью сего дирижабля будет одержана победа в воздухе, полная и совершенная». Я подумал, что журналюга не так уж и глуп: конечно, как боевая единица дирижабль не СУ-33 и даже не одномоторный «Илья Муромец», но можно использовать его для поднятия боевого духа. Очень просто: несколько маляров размалевали оболочку дирижабля легкомысленными лозунгами типа «Гаппонк, твое место на свалке!» и «Зверюшек Гаппонка загрызет и болонка», а в головной части дирижабля красовался главный шедевр – выполненная собственноручно мной и Телятниковым картина «Маг Гаппонк пытается скрестить себя самого с зайцем, чтобы быстрее удирать». На мой взгляд, получилось довольно глупо и нелепо («Киса, спрошу вас как художник художника: вы рисовать умеете?»), но наши пополняющиеся ополчения испытывали полное удовольствие, гоготали и помещали на дирижабле все новые и новые шаржи и лихие призывы.
Но лучше все-таки о резервах. В Синеморск стекались армии отовсюду. Слухи о чудовищах Гаппонка разошлись уже очень широко, а многим привелось познакомиться с тварями лично. Вскоре у нас будет людей (и иных существ) достаточно, чтобы противостоять злобному магу-вивисектору. Наверно, Гаппонк мыслил приблизительно так же, потому повторил попытку взять Синеморск наскоком. Правда, на этот раз он предпочел не использовать воздушную атаку: он выпустил на город своих Боевых кролокротов. Но, в отличие от столицы, Синеморск стоял на скальном фундаменте, который оказался чрезмерно тверд даже для кролокротов. Полсотни чудищ были обстреляны из пушек, после чего поспешили ретироваться, оставив под Синеморском пять трупов.
– Вот, – гордо сказал царь Уран Изотопович, – а говорили о том, что они непобедимы. Ничего – отогнали!..
Самодержец, кажется, уже изрядно запамятовал ужасы отступления из разоренной столицы да и подзабыл, что больше всех о непобедимости боевых тварей колдуна Гаппонка говорил он сам.
…У меня постоянно возникает ощущение ирреальности всего происходящего, как будто это не на самом деле – какие-то прихотливые маневры, фальшивый фарс, клюквенный сок. Нет, не так, но все это сложно выразить, сложно подвести к каким-то определенным логическим формулировкам.
…После, после.
Телятников сдружился с лесником Леонидом и в тесном сотрудничестве с ним составляет идеологический устав новой армии. Кажется, Макарка уверовал в себя не по-детски.
А мне – после завершения хлопот вокруг дирижабля– было поручено вместе с Чертовой принимать и расквартировывать подкрепления. Ой, подкрепления!.. На иные трудно взглянуть без слез. На другие без смеха. А на другие разновидности прибывающих ополченцев так и просто не находится слов, которыми можно их охарактеризовать. Чего стоит хотя бы местный аналог женской эскадрильи, призванной противостоять летающим тварям Гаппонка! Их командир, этакая местная Марина Раскова, здоровенная ведьма под два места ростом в ступе величиной с трансформаторную будку, заявила, что ее девочки готовы поддержать боевой дирижабль в грядущих воздушных баталиях. А откуда-то с немецкой Мифополосы прибыл отряд великанов-троллей. Эти плохо говорили по-русски, а именовались так, что даже мой бойкий филологический язык отказывался выговаривать эту ахинею. Даже пресловутые немецкие романтики, о которых не так давно вспоминал Макарка Телятников, все эти Гёльдерлины и Гриммельсгаузены, выглядели простенькими Ванями и Петями (Гансами и Фрицами) на фоне наших резервистов. Их главаря, неповоротливую громадину, издали напоминающую корявый пень с беспорядочно торчащими из него сучками, звали то ли Румпельбумпель, то ли Фельдбубарбанкен. Когда я попытался с помощью старика Волоха направить его в ночной дозор, обходящий ближние подступы к городу, он страшно оскорбился. Чудище с непроизносимым именем, оказывается, подумало, что я хочу назначить его на скотобойню разделывать туши. Придется теперь убеждать его в том, что с такой благородной внешностью, как у него, не туши разделывать, а преподавать философию в Гейдельбергском университете.
– Брукке холльмарт кункурле!.. – заорал он, поднимая меня за шкирку, как котенка, и тряся в воздухе. На меня пахнуло ароматами давно не мытого тела и совсем уж не стиранного белья.
– Ничего не понимаю, – сказал я, болтаясь в могучей руке и жмурясь, чтобы не видеть этой оскаленной физиономии с кривыми желто-коричневыми губами и грубой бородавчатой кожи, – а от непонимания могут быть большие проблемы. Однажды мы с Макаркой сдали зачет и по этому поводу выпили. Немного. То есть немного мы выпили еще до зачета, а потом еще немного. Вот. А к нам в универ приехала французская делегация. Мы с Телятниковым по-французски, как положено, знаем только «же не манж па сис жур». Корпус большой, выстроен бестолково, заблудиться немудрено. Мы идем по коридору, а на нас налетает какой-то француз и начинает жестикулировать и орать: «Сорти, сорта!» Ну, мы взяли его под белы рученьки и в сортир привели. Он продолжает: «Но, но! Сорти, сорти!» Я разозлился, говорю: «Ну чего ты лопочешь, лягушатник! Вот же тебе сортир!» Он свое, мы потом его чуть ли не мордой в унитаз, дескать, мы с тобой еще за пожар Москвы тысяча восемьсот двенадцатого года не рассчитались. Еле он от нас вырвался, убежал. А потом мы встретили знакомую девчонку из французской группы романо-германского отделения, она у этой французской делегации переводчицей была. Она объяснила, что француз этот до сих пор квакает, в себя прийти не может. А еще она сообщила одну милую подробность: «сорти» по-французски означает «выход»!
То ли великан услышал в моем рассказе какие-то знакомые созвучия, то ли ему просто понравилось, как звучит мой голос, но только он тотчас же поставил меня на пол. Подоспевший старик Волох начал кричать на верзилу на том же чудовищном языке, на котором великан пробовал говорить со мной. Забавно было видеть, как он побагровел и глупо выпучил глаза. Не знаю, что уж там наговорил ему Волох, но только впредь Румпельбумпель (вариант – Фельдбубарбанкен) обращался со мною со всей доступной ему почтительностью и однажды даже пробовал угостить жесткой чесночной колбасой, по виду и запаху мало отличной от отходов лошадиной жизнедеятельности.
Я мог бы рассказать еще много подобных эпизодов, из которых состояла наша почти анекдотическая подготовка к войне с магом Гаппонком. Да есть ли смысл?.. Стоит упомянуть разве то, что, занимаясь доблестным войском, я не забывал о себе и за этот месяц с небольшим разжирел самым возмутительным образом: с неполных восьмидесяти я разъелся до девяноста четырех кило и останавливаться на достигнутом не собирался. Точнее, если бы и собрался, то мне не позволили бы. Кто? Да та же Параська Дюжина. Она оттачивала свои кулинарные таланты на узкой группе лиц, которые по неизъяснимому недоразумению стали верхушкой создававшейся армии. Ладно – царь Уран Изотопович, его первый министр Дмитрий Иваныч; ладно – Трилогий Горыныч как первый консультант и обер-эксперт; ладно уж даже старик Волох, определенно связанный нитями, на которых подвешен этот дурацкий мир, – но что делать в руководстве армии таким индивидам, как лесник Леонид, как два злостных уклониста, то бишь я и Телятников?.. А также три лица женского пола – царевна Анастасия-Лантаноида и сюда же бравые сыщицы Чертова и Дюжина? А ведь все мы – руководство! Я так и вовсе капитан нашего воздушного великана, дирижабля, который нарекли громким названием «Дух Белого Пилигрима». И, надо признать, дух от него поначалу в самом деле был еще тот…
