Текст книги "Белый Пилигрим"
Автор книги: Антон Краснов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Если честно, то в его словах была крупица истины. В самом деле, даже под существенным градусом слушать рассказ о том, что ты находишься в каком-то рукотворном мире, созданном несколько тысячелетий назад каким-то сумасшедшим магом, к тому же легкомысленно относящимся к своим магическим способностям… это, знаете ли!.. А кто поручится за то, что у Трилогия Горыныча нет справки по. форме 7Б? В наших больницах тоже полным-полно Наполеонов и Александров Македонских, и порой они рассказывают такое, что любой фантаст удавится от зависти: такое вовек не придумать! В конце концов, отчего не предположить, что у нас с Макаркой какая-то сложная форма коллективных галлюцинаций, никакого Трилогия Горыныча нет, а перед нами обычный санитар? Высказать эту мысль вслух я как-то не решился, к тому же все три головы смотрели на меня с максимальной подозрительностью. Потом Змей сказал:
– Пророчество, которое наверняка содержится вот в этой книге, «Словнике демиургических погрешностей», гласит: когда Темный и Белый Пилигримы снова встретятся и узнают друг друга, страшная война сотрясет Овраг и Мифополосу. И даже Истинный мир может не избежать катастрофы!
– А в чем суть этой катастрофы? – пискнул Макарка. – Я как-то не очень… не очень понимаю.
– Чудовища Мифополосы, которых держит в узде Гаппонк и его правая рука, зловредный и противоестественный маг Блумер, вырвутся сначала в Овраг, разрушив охранные заклятия и смешав людей всех эпох, организованно обитающих на берегах Реки.
Чудовища Гаппонка? Гм… Видел я… К слову, Трилогий Горыныч сам не бог весть какой красавец. Фотогеничность, прямо скажем, практически на нуле. Кролокроты хоть теплокровные… млекопитающие. А этот трехголовый… говорящая ученая ящерица, блин!
– Но это не самое страшное, – тем временем продолжал хозяин пещеры. – Видно, очередное воплощение Темного Пилигрима не теряет времени зря. Если уж вы сюда попали… значит, канал перехода из Истинного мира в Овраг и Мифополосу приоткрывается.
– Да уж, – сказал я, – бабушка Яга сегодня пела песенку «Эх, дороги!». А еще у нее есть магнитофон, который орёт песенку «Геленджик» группы «Ленинград». Нисколько не удивлюсь, если в Овраге есть своя группа «Ленинград», кстати! И свой Шнур… Как вариант, ну тот, методом интерполяции… Со своим репертуаром, отличным от того, что в Истинном мире…
Макарка схватил меня за ухо и притянул к себе, шепча:
– Да ты что? Ты ему веришь, что ли? Это же бред, чистый бред! Вот, на, выпей лучше, а то так и свихнуться недолго!
– Что-что? – осведомился Трилогий Горыныч.
Макарка принял вид полной заинтересованности происходящим и спросил, от усердия даже приложив ко лбу палец:
– Я вот что хотел спросить вас, уважаемый… гм… Трилогий Горыныч. Вы говорили об охранных заклятиях Коэнна, Белого Пилигрима, чьи талисманы сразу в таком количестве попали к нам. Тут вот… Э-э-э… А где же кончается этот ваш мир, Мифополоса? Что, его ограничивают какие-то непроходимые леса, или характерные болота, или горы?
– Да нет. Никаких особенных границ нет, – ответил Сократ Горыныч. – Просто есть такие места, доходишь до которых – и все. Нет, ты можешь идти дальше в любую сторону, но рано или поздно возвращаешься на то же место. И так – каждый раз. Ничего другого не остается, как вернуться тем путем, каким ты пришел в это место. А шаг вправо, шаг влево…
– Понятно. Лагерный устав. Очень мило.
– Н-не понимаю, о каком лагерном уставе идет речь. Скорее, тут срабатывает, так сказать… – загадочно прищурился весь Трилогий Горыныч, даже фрондирующая еврейская голова Спинозы Горыныча; далее продолжал лишь Сократ Горыныч: – так называемый принцип Мебиуса. Только в случае с лентой Мебиуса два измерения сворачиваются в одно, а тут, стало быть, посложнее – три измерения переходят в два. Так замыкается круг.
– Уф! – выдохнул Макар Телятников, как истый отпрыск профессора-гуманитария и сам гуманитарий, ни черта не соображавший в математике. – Ме-би-ус! Н-да, неудивительно, что после всего этого вы так позеленели, уважаемый Трилогий Горыныч.
Канонический Змей за такое хамство немедленно проглотил бы языкастого наглеца. Возможно, перед этим он разделил бы его тушку на три части и по-братски поделил бы между тремя головами. Но Трилогий Горыныч, вне всякого сомнения, серьезнейшим образом отличается от канонического образца многоглавого страшилища, выведенного в сказках. Главным в его личности был не аппетит, не кровожадность, а стремление узнать новое. Сократ Горыныч, не переставая отравлять общий организм вином, спросил с интересом:
– А что такое лагерный устав?
– Простите?
– Вот ты сказал: «лагерный устав», и это не звучит очень мило. Что такое устав?
Я едва удержался от смеха, а Макарка с непередаваемо серьезным лицом проговорил:
– Устав бывает разный. Бывает армейский. Очень полезная вещь. Пример? Пожалуйста! Вот вы, уважаемый Трилогий Горыныч, никак не можете определить, какая из ваших голов первая, какая вторая, а какая третья. На первенство претендуют все три. Возможно, Цицерону Горынычу это удается несколько лучше, и потому он полагает себя номером первым. Однако же Сократ Горыныч не хочет быть номером вторым, особенно ежели хорошо выпьет, то есть отравит общий организм алкогольсодержащей жидкостью. Замутив таким образом мозги, Сократ Горыныч тоже может претендовать на первенство. Спиноза Горыныч в душе, вне всякого сомнения, считает себя самой умной и просвещенной головой, потому и утверждает свое первенство. Правда, не делает этого вслух: все-таки не он управляет лапами и хвостом, а получить таким хвостом по, извиняюсь, башке – это, наверно, больно. Отсюда и конфликт, а ведь сосуществовать приходится тесно, практически бок о бок… То есть виноват – и бока у вас общие. Ведь существует очень простой способ определить, кто первый, кто второй. Собственно, в этом и помогает армейский устав. К тому и веду.
Для отъявленного уклониста, которым Макарка, в сущности, и являлся, он вел эту дурацкую речь очень даже уверенно. Затем он порекомендовал Трилогию Горынычу встать по стойке «смирно». После этого эстафету принял я. Пока Макарка в очередной раз тестировал бутылку, я понес следующую ахинею:
– Теперь следует рассчитаться на первый-второй. Начиная с левого фланга, а это вы, Сократ Горыныч.
Я не учел, что при таком раскладе наиболее амбициозная из всех голов, а именно Цицерон Горыныч, оказывалась неизменно второй, а первой – кто-то из пары Спиноза Горыныч – Сократ Горыныч, причем вне зависимости от того, с какого фланга начинать перекличку. Собственно, Трилогий Горыныч установил это опытным путем, несколько раз рассчитавшись на первый-второй. Как показало ближайшее будущее, зря мы с Макаркой пудрили ему мозги. Цицерон Горыныч, убедившись, что при любом раскладе всякий раз остается вторым, заорал, откинув философическую неспешность и раздумчивую деликатность:
– Значит, это я второй? Я второй, а Спиноза с Сократом первые, что ли?
– По всей видимости, адекватность примененной эмпирической методы… – начал совсем уж издалека Спиноза Горыныч, но Цицерон не стал его слушать и перекинул свой гнев на нас с Макаркой:
– Вот вы как? Хороши же! Я поведал вам глубокое, могучее знание, а вы причисляете меня ко вторым! Неблагодарные! Ну что же… – Цицерон Горыныч помотал головой и продолжал в уже более спокойном ключе (но не нравится, ох, не нравится мне это спокойствие): – За то, что я обрисовал вам структуру и устройство этого мира, должны и вы сослужить мне службу. Не могу сказать, что та служба проста, но если оказались у вас «Словник демиургических премудростей», а равно шапка Белого Пилигрима и сосуд с питием, которому нет конца, то сумеете разыскать и вверить силам справедливости и главный талисман Оврага и Мифополосы, за которым, спору нет, уже идет охота! И кролокроты Гаппонка Седьмого, и Блумер, и другие, более тонкие и могущественные слуги Гилкриста, Темного Пилигрима, имен которых, быть может, не знаю даже я, – все они ищут одно и то же: Сердце Белого Пилигрима! Могущественный Талисман, который даст обретшему его – власть над всем этим миром!
– Сердце Белого Пилигрима? – пробормотал я. – Это еще что такое?.. Кажется, до сих пор вы ни о чем подобном не упоминали вовсе. Или вы оставили информацию об этом… э-э-э… на закуску.
На мгновение мне показалось, что во всех шести глазах страшилища мелькнули и рассыпались огненные искры. «На закуску»… Как бы мне самому не стать закуской!
– Ты спрашиваешь? – Здоровенная передняя лапа Трилогия Горыныча как выстрелила, молниеносным, почти неуловимым для глаз движением выбросившись вперед и схватив с низкого столика «Словник демиургических погрешностей». – Что ты спрашиваешь, если книга, в которой содержатся ответы на ВСЕ мыслимые вопросы, находится в твоей власти и в твоем ведении? Просто нужно уметь прочитать эти ответы! – Лапы Змея Горыныча раскрыли том, и тотчас же страницы растопырились веером, а все три головы склонились над желтыми страницами. Через несколько минут Трилогий Горыныч не без выражения прочитал:
– Вот! Сердце Пилигрима. «Сосуд, наполненный нечестивостью и верой, любовью и ненавистью, безумием и светлым разумом; сосуд, полный горечи и яда, отравляющий жизнь, но разве можно жить без этой отравы?.. Напиток в нем похож на… » Так, это не то!.. О! Вот: «И, чтобы враг не испил того напитка, разбей Сердце Пилигрима, ибо он создан для Тебя, и только Ты можешь обрести и утратить его… »
– Погоди, – сказал Макарка, – сосуд… Сердце Пилигрима? А это случаем не наш портвейн? «Наполненный безумием и светлым разумом… » Это же явно про белую горячку.
– Да, белая горячка – это еще тот светлый разум, – саркастично отозвался я. – Ты лучше молчи, Телятников, раз ничего умного сказать не можешь.
– А кто тут что-то умное говорит… – начал было Макар, но тут же поспешно прикусил язык. Чертова, о существовании которой мы несколько позабыли, незаметно от Горыныча пихнула моего товарища в бок. К счастью, трехголовый философ был увлечен чтением и не услышал необдуманных слов Телятникова. Пещера погрузилась в тишину. Только бормотал что-то себе под нос Спиноза Горыныч, изучая написанную на древнееврейском языке часть «Словника демиургических погрешностей». Наконец его лапы пролистали книгу до самого конца, и Цицерон Горыныч сказал с легким вздохом разочарования:
– Большой труд и еще большая мудрость потребна, чтобы прочитать эту книгу. К тому же мне кажется, что она еще НЕ дописана. Тут, в конце, несколько новых листов, и последняя фраза звучит так: «Тот, кто придет за мной, спросит: кто Я? И отвечу: Я – это Ты, но у каждого из нас свое Сердце Белого Пилигрима, и пусть тот, кто отдаст свое Сердце за слезы мира, допишет эту книгу…»
– Надо сказать, что у вашего Бога очень плохой почерк, – пробормотал Макарка. – Интересно, а он что, тоже пил из этой бутылки? Тогда у вина нехилая такая выдержка. Несколько тысячелетий, а? Раритет… Хотя для такого срока выдержки вкус у него довольно паршивый…
Трилогий Горыныч протянул мне книгу и сказал:
– Возьми. Сейчас она нужна вам больше, чем мне. Именно вы, и никто иной, должны найти Сердце Пилигрима. Потому что зашевелились силы тьмы, и Гаппонк с Блумером чувствуют, что Темный где-то рядом. Границы, отделяющие нас от Истинного мира, становятся проницаемы. Сумели же братья Волохи попасть к вам, а вы сюда, в Мифополосу? Сумели. Вручили они свое наследство именно вам, и никому иному? Вручили. А то, что Мифополоса и Овраг уже влияют на Истинный мир… Ведь выросли у твоей девчонки рожки и копытца, так? – возвысил он голос– И после этого ты еще находишь в себе силы отпираться от своей миссии, предопределенной тебе самой судьбой?! (У меня зачесались руки: так захотелось запустить в эти три морды чем-нибудь увесистым.) Наш мир устроен великим Коэнном так, что здесь ничего не происходит ПРОСТО ТАК!
– Хреново устроен, – пробормотал Макарка, – наверно, этот великий Коэнн недурно выпил, когда клепал свои законы и заклятия… Вот из этой бутылки и выпил. – И он немедленно продублировал предполагаемое действие великого Коэнна, то есть хватил полновесный глоток «Портвейна 666».
Трилогий Горыныч продолжал греметь всеми тремя головами (полифония, однако):
– А если вы не сумеете найти Сердце Пилигрима, то я не постыжусь вспомнить, каким я был до перерождения, до того, как внешние силы Истинного мира, просочившись в наш мир, изменили меня и сделали таким, какой я сейчас!.. Я стану кровожадным, беспощадным, обрушусь на вас и безо всяких затей…
– … и мне не надо ни мармелада, ни шоколада, а только маленьких-премаленьких детей, – невольно подобрав рифму, помертвевшими губами тихо договорил я.
– … испепелю!!!
– Это мы удачно зашли, – сказал Макарка. – «Испепелю». Серьезный консультант подобрался. Благодарим вас за доверие, Трилогий Горыныч. Конечно, мы постараемся сделать все, что в наших силах. Сердце Пилигрима, гм-гм. «Сосуд, наполненный нечестивостью и верой, любовью и ненавистью… » Конечно, это очень точное, можно сказать, детальное указание. Думаю, после такой исчерпывающей характеристики нам остается только пойти и подобрать Сердце. Да-с. Ну, мы пока что пойдем, а тут Елпидофория Федотовна с гражданкой Дюжиной хотели с вами посоветоваться по какому-то аналитическому вопросу… Мы снаружи подождем. Уф!
3
– Клиническая персона. Наверно, сказывается то, что в одном теле, то есть туше, живут сразу три личности, одна другой умнее, а сбоку фрондирующий еврей.
– Не знаю, как ты, Макарка, а я ему поверил. Хотя, конечно, этот Трилогий Горыныч – особа неоднозначная. Рассуждает о высоких материях, о сотворении миров, а головы на первый-второй рассчитать не может.
– Да не о том ты говоришь!
Тут из пещеры вышла Нинка и направилась прямо к нам.
– Вы куда убежали? – спросила она. – Вот, книжку забыли. И шапочку. А ты что такой злой, Илюшка?
– Не вижу особых причин, чтобы быть добрым, – буркнул я. – Слышала, как эта Годзилла трехголовая нас строит? «Испепелю»!
– Он теперь там с тетями разговаривает, – сказала Нинка, – ой, как смешно, там третья голова, которая эта… Глюкоза…
– Спиноза.
– Угу. Эта Спиноза сказала, что две головы все неправильно говорят, а они ему собственным хвостом ка-а-а-ак дадут! Ой, там смешно, там весело!
– Очень весело, – сказал я. – У нас к тому же топливо кончилось, как бы пешком идти не пришлось, вот. Правда, я пока что точно не представляю себе, куда мы пойдем. Искать это Сердце Пилигрима? Да легче перелопатить все наличные стога сена в этой стране – в поисках иголки! Там хоть знаешь, ЧТО искать. А тут – ну точно как в сказке: пойди туда – не знаю куда, принеси тоне знаю что.
– А ты и представь, что ты в сказке, – отозвался Телятников, – чем дальше, тем страшнее.
Из пещеры вышли Чертова и Дюжина. Обе были довольно мрачны, и главная сыщица сказала:
– Значит, так. Сейчас едем в столицу. Нужно встретиться с царем, нас уже записали на прием. Это Трилогий Горыныч сообщил, он у царя в нештатных советниках обретается. Ох, не хочется ехать в стольный град, – вырвалось у нее, – а тут все-таки придется. Да и вам… вам, верно, тоже. Собственно, а что вам еще остается? У вас задача еще туманнее, чем у нас с Параськой.
– Вот это точно, точно, – поддакнула зеленоволосая кикимора, что-то жуя.
До столицы добрались дня через два. После довольно безобидных приключений, попеременно то веселых, то печальных, мы чинно въехали в город. Честно говоря, если бы ДО посещения столицы здешних земель я не стал свидетелем (и активным участником – тоже) стольких событий, которые попросту не укладывались в голове, я удивился бы виду города. Стольный град совершенно не походил на традиционный русский город типа Новгорода или Пскова. Более всего он напоминал то ли Таллинн, то ли Калининград – с ярко выраженной североевропейской архитектурой, узкими старинными улочками, булыжными мостовыми, шпилями остроконечных башен. В зданиях преобладал серый цвет. Центр города располагался на холме, и на самой его вершине виднелась внушительная крепость, напоминающая кремли старинных русских городов – с зубчатыми крепостными стенами, с тремя мощными, массивными донжонами, вздымающими над городскими крышами свои каменные громады и надменно разглядывающими все и вся сквозь узкие отверстия бойниц. На территории крепости находились два главных здания столицы: дворец царя Иоанна Федоровича, который принуждал именовать себя теперь Ураном Изотоповичем, и Храм Белого Пилигрима, чей купол царил над всей крепостью. Храм был самым высоким зданием города, и на тонком шпиле на огромной высоте парил над столицей символ веры в Белого Пилигрима – круг с расходящимися от него тремя лучами, символизирующий перекресток с тремя дорогами.
Все это поведала нам милейшая гражданка Чертова, которой Макарка немедленно посоветовал в случае невозможности продолжать детективную деятельность устроиться экскурсоводом.
Автомобиль проследовал через весь город и пошел в гору. Дорога довольно приличная. Правда, на коротком подъеме пришлось проехать через три шлагбаума, возле каждого из которых охрана в красных мундирах, перетянутых белыми ремнями (любят здесь неброско одеться, а?), задавала нам глупейшие вопросы и сверялась с каким-то списком, представленным с Холма. Холм, насколько я понял, – это неофициальное название правительства, вроде как у нас Белый дом.
– Бюрократы, – ворчал Макарка, когда в очередной раз его обыскали и снова вынули бутылку, давая ему лишний повод приложиться к ней, – тут, я смотрю, чинуши не хуже наших. А что, Елпидофория Федотовна, вы тоже хотите взять нас к царю Урану Изотоповичу? И нас даже пропустят? Кстати, а царь живет в Мифополосе или в Овраге? А то я как-то путаюсь в здешних широтах и долготах… гм…
Но не суждено Макарке пребывать в длительном неведении: вскоре он получит ответы на все интересующие его вопросы, даже на те, которые он, собственно, и не думал задавать. Правда, прежде нам пришлось вынести настоящий перекрестный допрос в здешнем опорном пункте царской лейб-гвардии, мрачного вида двухэтажном каменном здании в ста шагах от громадных въездных ворот в крепость. Приторно вежливый офицер в красном плаще задавал нам вопросы a la «а что вы делали до 26 октября 1917 года?» или «а в каких вы отношениях с Осипом Эмильевичем Мандельштамом?». Спасибо и на том, что вежлив он был в самом деле безупречно и в глаза лампой не светил, как это практикуется у милейших следователей НКВД (если хотя бы половина из того, что нес Трилогий Горыныч, правда, почему бы не напороться и на них?).
Наконец нам был выписан пропуск на посещение приемного зала царя и великого государя Урана Изотоповича. Насколько я понял из нескольких фраз, которыми перекинулся вежливый офицер с другим сотрудником охраны, глава государства должен дать нам аудиенцию в присутствии своего первого министра, которого почему-то называли Синей Бородой. Вот уж воистину из сказки! Причем весьма кровожадной.
Впрочем, что я грешу на царя и местную бюрократию? В самом деле, что, им впускать к главе государства кого попало? Особенно если учесть, что мы с Макаркой до сих пор были в той одежде, в какой нас застали врасплох бравые оперативники. Я – в шлепанцах, Макарка и вовce в тапочках моей бабушки со стоптанными задниками. На эти-то тапки и смотрел гвардейский офицер, снимая с нас показания. Попробуйте попасть на прием к президенту Путину в бледно-розовых тапочках!..
Так что о здешней бюрократии больше не буду.
Местного самодержца пришлось, однако, подождать. Сыщица Чертова, очевидно, нервничала, расхаживая широкими мужскими шагами по приемной зале. Шаги гулкими бильярдными шарами разлетались по углам. Пинка поблескивала любопытствующими глазенками, крутя головой и цепляясь взглядом то за роскошные хрустальные люстры, освещающие просторное это помещение, то за старинную мебель; время от времени она подбегала к огромным арочным окнам, выходящим в зимний сад, и разглядывала галерею, где и были расположены примечательные экспонаты сада. Вероятно, здешний правитель был любителем экзотической зелени. Ещё бы!.. Застекленная галерея, где располагался зимний сад, весьма впечатляла. Нинка даже залезла на подоконник и задрала голову. Сквозь прозрачный свод было видно голубое небо, и тянулись, тянулись к своду внушительные банановые деревья, смешивая свои лоснящиеся листья с характерными остроконечными листьями магнолий, с длинными побегами вьющихся растений, спирально взбирающихся по стволам финиковых и банановых пальм и спадающих с высоты гигантскими зелеными каскадами. Нинка, которая до того видела бананы только на базарном прилавке в сопровождении сакраментального: «Э, пакупай, слющь!.. Савсэм дешево отдам, да!» – приоткрыла рот… Ребенка можно понять. У всех этих растений, названий которых большей частью не знал ни я, ни Макарка, был изысканный, гламурный вид. Меж громадных пальм мелькали бамбуковые беседки в нарочито восточном (или как тут у них?) духе, с фонариками из полупрозрачного шелка, распространяющими мягкий рассеянный свет на большие пурпурные цветы в голубых прожилках с лиловато-черными пестиками, на жасминные соцветия и серебряные колокольчики, на гирлянды листьев и бордюры из тюльпанов, цикламенов, гиацинтов и вереска. Н-да… государь любит природу.
– Илюшка, смотри… апельсины!
– А ты что, думала, они растут прямо в супермаркетах и уже расфасованные по пакетам? – влез Макарка и хотел добавить что-то еще, но тут створки дверей распахнулись, и появился царь Иоанн Федорович.
Это был высокий благообразный мужчина с ухоженными усами и бородой, с маленькими поросячьими глазками, тонувшими в обильных кожных складках массивного лица. Одет он был в белый сюртук с орденской лентой, а на кривоватых ногах красовались высокие сапоги. В его правой руке была трость, на которую он опирался при ходьбе не хуже, чем его коллеги из Истинного мира в свое время опирались на царский посох. Царь был не один: его сопровождал толстый медлительный человек с окладистой бородой странного синеватого оттенка. Кажется, это его именовали Синей Бородой на пропускных пунктах охраны, а?..
– Эге-ге-м-м! Сколько народу ко мне! А много народу – мало кислороду, а ведь как я забочусь об обогащении атмосферы этим полезным газом! – таким замечательным манером царь начал аудиенцию. – А, Дмитрий Иваныч? Верно я говорю?
– Совершенно правильно изволили заметить, ваше величество, – скрипучим голосом начал человек с синеватой бородой. – Кислород обеспечивает процесс окисления, при котором…
– Ладно, Дмитрий Иваныч. Потом, потом!.. Эге-ге-м-м! Здравствуйте, господа! Елпидофория, а кто ж это такие? Кого ты ко мне привела? А то мне сообщают: приехали из сыскного агентства, а с ними какие-то подозрительные личности да ещё девочка маленькая! – Царь покосился на тапочки Макарки и мои шлепанцы элитной китайской фирмы «Reabakk», но ничего по этому поводу не сказал. А высказался по совсем другому поводу: – А вы присаживайтесь, господа, что вскочили? Вот на этот диванчик. («Диванчик» – четырех метров в длину.) Или, еще лучше, пройдемте в зимний сад. Там обогащенная атмосфера. Правда, Дмитрий Иваныч?
Тот закивал и снова принялся что-то скрипеть, непонятно с какого перепугу ввернув во фразу термин «промискуитет» и еще какие-то «государственные преференции», но энергичный царь его уже не слушал. Через несколько минут мы расположились в бамбуковой беседке на большом диване, обтянутом шелком. Царь уселся напротив нас и некоторое время, полуприкрыв глаза, с явным удовольствием вдыхал пряный аромат каких-то больших лиловых цветов с оранжево-черными пестиками, растущих прямо в беседке.
– У меня не в порядке легкие, – словоохотливо сообщил самодержец, – и врачи рекомендовали… хе-хе-с!.. А вам известно, что на днях я учредил новый орден? Кстати, чуть не забыл сказать: я в прескверном настроении, милостивая государыня. (Царь с удивительной легкостью перепрыгивал с темы на тему.) Да, да! В прескверном, отвратительнейшем, омерзительном настроении, вот так! Потому, собственно, я и передал Трилогию Горынычу мою просьбу…
– Никаких Змеев Горынычей не существует, – занудно проскрипел синебородый министр. – Это мифологическое построение, призванное отразить взаимоотношения человека и природных стихий, которые…
Царь сморщился так, как будто раскусил зловонного зеленого клопа, имеющего обыкновение обитать в малиннике:
– Дмитрий Иваныч! Господин главный министр! Ну нельзя же все время так, честное слово. У вас даже цвет лица нездоровый. Да-с! О чем я говорил? Ах, ну да! Конечно же, я говорил о том, что нахожусь в отвратительном расположении духа! Бесспорно, бесспорно! Бес-спс…
Третье «бесспорно» договорено не было, потому что, произнося первые два, его величество изволил дергать за стебель ползучего растения, да так, что оно оторвалось от своей опоры и рухнуло прямо на самодержца. Министра подбросило кверху, и он бросился избавлять царя-батюшку от последствий его неуемной активности. Чертова помогала Дмитрию Ивановичу стягивать с царя зеленый вьющийся шлейф, из-под которого раздавалось:
– Нет, нет, и не говорите!.. (Хотя все остальные как раз молчали.) И не говорите, мне решительно, р-р-решительно не везет! Мало того, что какие-то возмутительные канальи обчистили мою библиотеку, что вчера я объелся и у меня было расстройство желудка… так еще на меня падают растения из собственного зимнего сада!
– Государь, вы вызвали нас сюда, верно, не для того, чтобы сетовать на ваш прекрасный зимний сад, – почтительно, но твердо выговорила Чертова. – Ваше время очень дорого, и…
– Ну конечно, моя дорогая! Я так понимаю, эти люди – ваши новые коллеги, которые могут помочь в работе? Эгеем-м-м… Своеобразная манера одеваться у вас, сыщиков. Впрочем, вы люди эксцентричные. Ладно… – Царь вцепился пятерней в свою бороду, словно желал вырвать целый клок ее, и сказал:
– Дело вот в чем. Из государственной библиотеки похищены несколько весьма и весьма ценных книг. Сам первый министр спускался в книгохранилище и обнаружил труп главного библиотекаря! Естественно, что я тотчас же дал указание министру полиции, но толку от розыскных мероприятий не воспоследовало никакого! Впрочем, сам первый министр скажет более точно! Я, знаете ли, склонен увлекаться мелочами… (О-ого, кажется, удалось обнаружить в его величестве определенно положительное качество: он не чужд самокритики.) Дмитрий Иваныч, прошу вас.
Синебородый министр откашлялся и начал:
– Вот в чем штука. Время от времени я провожу инспектирование главного книгохранилища страны. В отдельном помещении у нас хранятся несколько десятков томов, представляющих особенную ценность. Там находятся подлинники важнейших исторических документов, сочинения отцов храма, летописи, культовые книги. О последних речь пойдет особо. Я – атеист, скептически смотрю на религиозные предрассудки и разного рода мистику. Но тут… честно говоря, в нашем случае я даже готов пойти на некоторые уступки и допустить, что все происходящее имеет какую-то мистическую подоплеку…
– Факты, господин министр, излагайте факты.
– Факты. Прекрасно! Будут вам факты. Не далее как три дня назад, во второй половине дня, я в сопровождении своего личного охранника спустился в книгохранилище. Мне нужно было поработать с текстом древнего автора Броманта, отличного химика, предвосхитившего многие идеи позднейших ученых и даже некоторые мои. Я – тоже химик, – важно отрекомендовался Дмитрий Иванович и пригладил синюю бороду, верно, приобретшую такую окраску из-за взаимодействия с медным купоросом. – Сочинения Броманта хранятся в том самом отдельном помещении, в так называемой свинцовой комнате…
– Стены покрыты свинцом, чтобы обеспечить оптимальную сохранность ценных книг? – уточнила Чертова.
– Совершенно верно. Уже на подходах к свинцовой комнате книгохранилища я почуял недоброе. Отсутствовала охрана. Обычно там дежурят двое гвардейцев и всегда находится один из двух главных Хранителей библиотеки, они сменяют друг друга. А в тот раз… Охраны не было. Вообще не было, понимаете? Пустое книгохранилище, железная дверь, ведущая в свинцовую комнату, распахнута настежь. На полу, испещренном кровавыми разводами, на этом холодном каменном полу, сером и потрескавшемся, как губы мертвеца…
– Ясно. На каменном полу, – прервала министра Чертова. – Это я усвоила. Что же вы увидели на полу, господин министр?
– На полу я увидел труп главного Хранителя, который недавно заступил на смену. Бедняга уже остыл… хотя в книгохранилище вообще очень холодно, там даже летом нужно сидеть едва ли не в тулупе. А гвардейцы и вовсе пропали, хотя им некуда деться из книгохранилища, туда только один путь. Я вошел в свинцовую комнату и с ужасом обнаружил, что несколько ценнейших книжных экземпляров пропали! Пропал летописный свод Несториуса «От истоков земли», пропала книга Каллиоста «Сонм духов», пропали, наконец, два громадных тома Иоанна Солнечноликого, его сакральное сочинение «Божественное предписание как сумма слагаемых, неизменных вне зависимости от инвариантности человеческих судеб»! Книга, представляющая собой огромную историческую ценность, хотя я совершенно и не согласен с ее содержанием! Главное, я не понимаю, как можно было незаметно вынести около десятка фолиантов, ведь один том Иоанна Солнечноликого весит, как упитанный взрослый мужчина!
– Так, – сказала сыщица Чертова, – я все-таки полагаю, что нам следует спуститься в книгохранилище. Там будет как-то нагляднее.
– Да ну что вы в самом деле, куда так спешите, милая моя, – поморщился царь Уран Изотопович. – Дмитрий Иванович еще только начал рассказывать, а вы уже рветесь вниз, в хранилище! В конце концов, мы еще не обедали. Он расскажет еще немало интересного, о чем вы будете потом размышлять. Продолжайте, Дмитрий Иванович.
Против указаний самодержца особенно не попрешь. Елпидофория Чертова вынуждена была умерить свой сыскной пыл. Министр продолжал:
– Хранитель был убит ударом какого-то тяжелого предмета. Удар пришелся слева, возле астериона, проще говоря, того места, где соединяются височная, теменная и затылочная кости…
– А еще проще? – вставил Телятников, шаря рукой по собственной голове. – Где этот… астер… Астерикс, Обеликс… где это?
– Вы не там ищете, молодой человек. Это за левым ухом. Удар был такой силы, что у Хранителя проломлен череп и даже повреждены шейные позвонки. Но это еще ничего… – Первый министр чуть понизил голос– Я приказал тщательно обыскать свинцовую комнату. И что же?.. За полками, стоящими у дальней стены… обнаружена… обнаружена огромная дыра в стене!! Верно, именно этим путем туда проникли убийцы и воры, но мне до сих пор непонятно, как они смогли пробить каменную кладку толщиной в полметра и слой свинца в дюйм!
