Текст книги "Кость Войны"

Автор книги: Антон Корнилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Берт покрутил головой:

– Тот одноглазый… Это не с ним ли я имел честь познакомиться?

– Старк. Один из самых верных. С битым псом легче управиться, чем с небитым, – ответила на это Марта. – Мне тогда было все равно – жить или умереть. Страха не было. Не было совсем, я помню очень хорошо. Парни это почувствовали. Знаешь, я поняла одну вещь: презирая жизнь, ты как будто уже мертв. А чего бояться мертвому? Он всегда будет сильнее и бесстрашнее живого. Я была мертвой, Альберт. Я ожила, получив имя Рыжей Бестии, но все равно: какая-то крохотная частичка во мне осталась ледяной и неподвижной. Вот здесь… – она положила руку на левую сторону груди. – Марта умерла. Живет Рыжая Бестия.

Берт с трудом подавил дрожь. А Марта вдруг рассмеялась.

– Не бойся, я ни в чем тебя не буду обвинять. И ничего не буду просить. Зачем ты пришел? Наш старый дом сгорел, ничего из имущества отца не сохранилось. Не будешь же ты врать, что пришел за мной?

– Не буду, – с усилием ответил Берт. – Мне нужно… Ты права, я пришел за тем, что принадлежало Франку.

– Ах, это?.. – Марта тронула медальон на шее. – Единственное, что осталось… Этот медальон и маленькая сандаловая шкатулка, которую ты мне подарил когда-то… Прости, но шкатулку мне пришлось использовать для одного важного дела. От моей прошлой жизни остался только этот медальон. К чему тебе эта безделушка? Для меня она важнее, чем для тебя. Для меня это – память…

– Я могу заплатить… – краснея, выговорил Берт и тут же прикусил губу.

– Идиот!

Берт вдруг подумал, что Марта в порыве гнева сорвет с себя медальон и швырнет ему в рожу. И сам испугался этой мысли. Вернее, не самой мысли, а чувства облегчения, которое он наверняка испытал бы, если б так произошло. «Ладно, – решил он. – Вернемся к этой беседе позже. Утром…»

– И что же? – увел он в сторону разговор. – Много под твоим началом людей?

Марта сидела в изголовье, обняв колени. Волосы укрывали ее плечи и спину искрящимися огненными волнами.

– Сорок три человека, – негромко проговорила, думая явно о чем-то другом. – То есть уже сорок два… со вчерашнего дня.

– Только грабежами путешественников промышляете? Или еще какой промысел освоили? Чеканка золотых монет из меди, похищение деревенских девственниц?..

– Мало я тебе врезала? – подняла голову Марта, и Берт с облегчением увидел на ее лице улыбку. – Наверное, мало… Никакие мы не грабители. Снимаем с купцов лишний жир и отпускаем восвояси. Плата за проход через наши горы. Все по-честному… А появись здесь гвардейцы – парни уже научены опытом – рассыплются в горах и затаятся. Вот вчера я получила весточку о том, что движется через Турию большой отряд: человек с полсотни, все вооружены, на откормленных конях. Таких мы, конечно, не трогаем. И хлопот много, и… бог их знает, что это за люди. Может, императорские служаки какие-нибудь, а может, и… собратья наши по оружию… рыцари дорог… Пусть себе идут через горы…

В дверь вдруг забарабанили. Сильно, требовательно и, кажется, ногами.

– Ого! – подпрыгнул Берт. – Кто это? Ты мне обо всех переменах, произошедших с тобой, рассказала? Ты не замужем? Как-то не хочется получать по физиономии еще и от твоего благоверного…

– Идиот, – снова сказала Марта и потянулась к одежде. – Открой и спроси, что надо. Я оденусь.

Одернув на себе куртку, Берт подошел к двери. Не успел он скинуть крючок, как дверь распахнулась, едва не сломав ему нос, и в комнату ввалился человек, синий от холода и в окровавленных лохмотьях, свисавших с него, как перья с потрепанной птицы.

– Госпожа! – завопил он, но, наткнувшись взглядом на Берта, отшатнулся и выхватил из-под лохмотьев нож.

Берт стиснул его руку, завернул за спину, вытолкнул оборванца за дверь и там, легко отобрав нож, отпустил.

– Говори, что хотел и проваливай.

– Ты кто? – пожимаясь от боли в ушибленной руке, прохрипел разбойник. – Где госпожа? Где Рыжая Бестия? Кто ты такой, черт возьми?

– Я ваш новый папа, – сообщил Ловец. – Говори скорее, нам с мамой действительно некогда.

Вряд ли оборванец был в состоянии что-либо понять. Вращая безумными глазами, он стал кричать, то и дело обрывая крик, чтобы со стоном взяться за живот. Кажется, он был нешуточно ранен.

– Тот отряд в полсотни человек! – кричал оборванец. – Они спустились в долину, добрались до сожженного поселка, поймали в его окрестностях Карла Змеелова… он охотился… Змеелова пытали: ему отрубили ступни ног и плетьми заставили танцевать на кровавых обрубках… Они искали госпожу! Парни собрались, чтобы отнять Карла, напали на отряд… Был бой, страшный бой! Наши подстерегли этих извергов в ущелье, обрушили на них камни со стен, напали сразу с двух сторон, но… Чужаки сражались как демоны! Наши полегли почти все, хотя и чужакам изрядно досталось… Они… Знаете, кто они такие?

– Понятия не имею, – промычал Берт.

Оборванец не слышал его.

– Желтолицые степные дьяволы! – взвизгнул оборванец. – Вот кто они такие!

Берт выругался. Кочевые народы из восточных степей славились небывалой изощренной жестокостью и первобытной яростью в бою. С четырех лет они садились на коня, в шесть в одиночку охотились на свирепых степных волков, в девять вместе с другими воинами участвовали в набегах. У детей этого народа никогда не было детства, а женщины, нередко сражавшиеся наравне с мужчинами, предпочитали драгоценным камням и золотым украшениям – ожерелья из отрубленных ушей и пальцев врага… Восточные границы Метрополии стонали от постоянных набегов кочевников… Но какого черта они забрались так далеко на север?..

– Когда закончился бой… – уже задыхаясь и хрипя, продолжал оборванец, – они вырезали сердца у наших убитых… и сожрали их прямо над трупами… Карл Змеелов не выдержал пыток… он указал им дорогу сюда. Они идут, они скоро будут здесь… Их… около двадцати. Потери и раны только разозлили их еще больше… Надо бежать, госпожа… Госпожа? Где госпожа?

Хлопнула за спиной Берта дверь. Рыжая Бестия, огневолосая Марта в застегнутой наглухо куртке, мужских кожаных штанах, заправленных в высокие сапоги, встала рядом с Ловцом. Десяток ножей угрожающе поблескивал в перекрещенных ремнях на ее груди, на поясе в железном кольце висел короткий меч с узким голубым клинком.

– Сколько ребят осталось? – спросила она.

– Семь… восемь… – кривился от боли оборванец. Он прижал руки к животу и больше не отнимал их. Кровь стекала из-под его пальцев, крупными каплями звучно тукала в деревянный пол. Упершись спиной в стену, он медленно сползал вниз, но сам, наверное, не замечал этого.

– Сколько?!

– Не больше десяти… Только… Прости, госпожа, они не будут больше сражаться. Они изранены и перепуганы до смерти. Они бежали в горы.

– И правильно сделали, – вставил Берт, оглянувшись на Марту. – Я бы последовал их примеру.

Рыжая Бестия сжала кулаки.

– Не дури, Марта, – сказал ей на ухо Ловец. – Сейчас не до геройства. Мне как-то приходилось сталкиваться с желтолицыми дьяволами… Я был несказанно рад, что вовремя унес ноги. А ведь они ищут именно тебя… Никому бы не пожелал иметь врагов из восточных земель… Видать, крепко вы насолили какому-нибудь купцу из тамошних мест…

– Здесь никогда не было никого с Востока! – воскликнула Марта. – Это не кровная месть, а что-то другое… Ты прав, нужно уходить в горы. Нужно забирать людей и уходить.

Она наклонилась над затихшим оборванцем, положила пальцы ему под подбородок:

– Он еще…

Берт, едва поглядев, отрицательно покачал головой:

– Он кончится быстрее, чем мы спустим его вниз…

Ухватив Марту за руку, Берт потащил ее по лестнице, на ходу отдавая короткие распоряжения:

– Вели потушить все факелы, свечи и светильники. Освещенный трактир степные дьяволы отыщут скорее, чем темный. Уходить надо по тропам, чтобы не оставлять следов…

Марта вырвала руку:

– Я же сказала тебе – Марты, которую ты знал, больше нет. И без тебя догадаюсь, что делать… Пойдем не по тропе, будем подниматься по голым камням, где ребята навесили веревочные лестницы… как раз на такой случай. Как поднимемся, лестницы обрежем – и никакие дьяволы, степные или даже самые настоящие, из Преисподней, нас не достанут.

«Все-таки здорово она изменилась», – пронеслась мысль в голове Берта. Перепрыгивая через три ступеньки за один шаг, он обогнал Марту, оказавшись в зале первым.

Четыре головореза сгрудились за столом, на котором стоял, светясь раскрасневшейся мордашкой, Самуэль.

– А это… – тонко декламировал он, извлекая из кармана стеклянную колбу, – я назвал драконий зев. Одно из последних моих произведений, правда, еще не вполне законченное.

– Ишь ты… – уважительно реагировал одноглазый, – зев…

– Эй! – позвал из-за стойки громадный бородач. – Малец! Лучше расскажи еще раз, как ты упокоил дух Дикого Барона!

– Да что там Дикий Барон! – раздухарился Самуэль, подкидывая в ладони колбу. – Это пустяки. Я еще и не таких это самое… упокаивал… Плесните-ка мне еще, я вам сейчас…

«Вот трепло, – с досадой подумал Берт. – И когда он успел так назюзиться?..»

– Слушай меня! – выкрикнула Марта, спрыгивая с последней ступеньки. – Убрать свет немедленно и всем быть готовыми…

Крик ее заглушило трескучим грохотом – это Самуэль от неожиданности выронил свою колбу – взмахнув пьяными руками, попытался ее подхватить, но колба, отскочив от его пальцев, кувыркнулась на середину зала и разбилась о пол.

Узкие молнии ослепительного желтого пламени рванулись во все стороны, опрокидывая столы и стулья. Дымные клубы поднялись под потолок, и весь зал погрузился в клокочущую тьму, разрываемую лишь отчаянным кашлем и испуганными возгласами. Когда дым немного рассеялся, стало видно, что стены трактира потрескивают, охваченные языками огня, пламя облизывает выбитые взрывом, косо висящие ставни и рвется наружу – в снежную ночь.

– Факелы уже можно не тушить, – разрешил Берт, поднимая с пола Марту – ее растрепавшиеся волосы потускнели от копоти. – Самуэль, ты жив?!

Голос Самуэля звучал непривычно хрипло:

– Я здесь, хозяин! Я только немного… хотел разрядить обстановку… Ребята попросили…

Марта уже успела опомниться.

– Всем покинуть трактир! – закричала она. – Скорее! Уходим в горы!

– Нет! – воскликнул Берт, скривившись от резкого прикосновения холода к затылку. – Поздно! Здесь есть другой выход?

И тогда пылающий проем окна сыпанул снопом ярких искр – снаружи, пригнувшись к лошадиной шее, впрыгнул через окно всадник. Дверь, треснув, слетела с петель. Один за другим в зал – через дверь и через окна – вкатывались приземистые воины в коротких меховых куртках с изогнутыми саблями в руках. Одноглазый дико взвыл, выхватывая меч, и взмахнул им, отражая первый удар. Разбойник, стоящий рядом с ним, замешкался – и сразу получил страшный удар кривой саблей в шею. Разрубленный до середины груди, обливаясь кровью, он рухнул на пол. Одноглазый прыгнул к всаднику, но тот ловко увернулся, – сцепив кривые короткие ноги на спине лошади, он скользнул под ее брюхо. Меч одноглазого вонзился в лошадиный бок – животное, жалобно заржав, опрокинулось, всадник слетел с седла, точно приземлился на ноги, и снова кинулся в бой.

За несколько мгновений зал, объятый огнем и затянутый дымом, превратился в кромешный ад.

ГЛАВА 2

Степные дьяволы нападали молча. И это было много ужаснее, чем если бы они оглашали пространство трактира воинственными воплями. Словно обезумевшие звери, они бросались на неприятеля вдвоем и втроем, рубили саблями наотмашь, не заботясь о защите и о том, чтобы ненароком не задеть товарища. И впрямь – они были одержимы страстной жаждой убийства.

Двое из людей Рыжей Бестии пали, не успев обнажить оружия. Остальные, молниеносно оказавшись в кольце неистовых безмолвных убийц, встали спина к спине. Берт углядел мельком, как Самуэль с визгом сиганул за стойку. А сам отступил назад, заслонил собою Марту. Сразу три раскосых желтых морды замаячили перед ним. Поднырнув под замах первого, Берт пропустил нападавшего себе за спину и всадил меч в грудь второго воина. Обратным движением – выдергивая клинок из плоти врага – он, не глядя, сшиб ударом локтя в лицо стоящего сзади, который уже поднимал саблю для очередного удара. Третий, перепрыгнув через труп товарища, рубанул Берта, метя в голову. Ловец с трудом парировал удар, парировал второй и третий, отступил под бешеным натиском – но желтолицый вдруг выронил саблю и повалился навзничь, хватаясь за рукоять ножа, торчащего у него из горла.

Берт оглянулся.

Марта стояла на середине занимавшейся уже огнем лестницы. Из выбитых окон хлестало холодным ветром, ветер развевал волосы Марты. Ветер сдул с них копоть, и они вновь сияли ярче огня. Не глядя, она сняла с нагрудной перевязи еще два ножа, кивнула Берту и – кинув вдруг взгляд куда-то мимо него – метнула оба ножа сразу. Первый пронзил грудь желтолицего, только еще ворвавшегося в зал снаружи, и тот рухнул на пороге. Второй угодил в правое плечо воина, почти вплотную подобравшегося к Берту. Воин не выронил оружия и даже не застонал. Он перекинул саблю из правой в левую руку, но в тот миг, пока он делал это, Ловец проткнул его насквозь мечом.

«За Марту можно не беспокоиться, – решил он, пригибаясь под свистнувшим над головой комком пламени, – это Самуэль из-за стойки додумался, наконец, внести свою лепту в ход сражения. – А вот за себя побеспокоиться стоит…»

Через окна хлынула новая толпа нападавших. Гонец не соврал – степных дьяволов оказалось не менее двух десятков. После нескольких минут схватки пятеро или шестеро желтолицых были убиты метательными ножами Марты и точными выпадами меча Берта, но остальные сражались отчаянно, будто не жалкая горстка разбойников была перед ними, а многократно превосходящий их по численности отряд тяжеловооруженных гвардейцев.

Берт оказался в плотном кольце врага. Он отбивал удары, прилетавшие к нему с разных сторон, крутился между смертоносных кривых сабель волчком, ухитрялся делать выпады сам. Реальность слилась в единую сумасшедшую, звенящую сталью кровавую круговерть. Подхватив с пола табурет с обломанными ножками, он использовал его в качестве щита. Все его чувства и инстинкты были сосредоточены лишь на одном – выжить любой ценой. О том, что борьба бессмысленна, свирепых врагов слишком много и от неминуемой гибели его отделяют жалкие минуты, он не думал – недоставало времени и сил думать об этом. Берт не мог видеть, что происходит вокруг. А между тем разбойники, сражавшиеся спина к спине, давно были погребены под ворошащейся кучей раскосых убийц. Последним погиб одноглазый – сразу две сабли вонзились в его грудь, и, когда он упал на колени, кто-то из степных дьяволов могучим ударом снес ему голову. Самуэль, все еще живой оттого, что за едким черным дымом, рассекаемым языками пламени, его не было видно, опорожнял запас адских искр. Не один желтолицый рухнул, извиваясь, на пол, пожираемый пламенем от горючей смеси. Марта, чьи ножи все до одного нашли пристанище в телах нападавших, умело отбивалась мечом от дьяволов, атакующих лестницу.

В какую-то минуту Берт почувствовал, что натиск степных воинов ослаб. Расколов саблю ближайшего к нему степного дьявола, он коротко рубанул его мечом по шее и отскочил, стирая рукавом кровь, заливавшую лицо. Кто-то прыгнул ему на спину, Берт, почуяв резкое движение, едва успел отбросить расщепленный табурет, перехватить меч острием к себе и вложить под мышку – напрыгнувший сзади противник, нанизав себя на клинок Ловца, захрипел. Но хватки не ослабил. Берт, чье горло было сжато мертвеющими уже руками, распластался на полу, накрытый удушливо воняющим потом и кровью тяжелым телом врага. И закрыл глаза. Ловец был едва жив после страшного напряжения битвы, он почти терял сознание: ему требовалось хотя бы несколько секунд передышки.

…Из двадцати желтолицых в живых остались только семеро. Двое еще теснили Марту вверх по лестнице, а девушка – очень бледная, зажимая левой рукой сеченую рану на бедре, отступала, сдавая ступеньку за ступенькой, из последних сил отражая удары мечом, чистый голубой свет которого потускнел от крови. Самуэль – у него, очевидно, закончились припасы для боя – затих за стойкой… А в центре битва закипела с новой силой.

Бородатый здоровяк, хриплым воем заглушая собственный страх, встав на колени, вращал над головой дубину. Громадная, ощетиненная гвоздями дубина на метровой ручке была гораздо длиннее кривых сабель. Степные дьяволы не могли близко подобраться к бородачу, но, несмотря на это, разумного желания дождаться, пока силы здоровяка иссякнут, они явно не испытывали. Ощерившись, как псы, они наскакивали со всех сторон, пытаясь в броске уклониться от чудовищной дубины и поразить врага саблей. Даже после того, как двое из них отлетели к стенам с размозженными головами, они не образумились: кинулись на разбойника всем скопом – один раскосый воин, которому чудовищный удар дубины превратил лицо в кровавую лепешку, закувыркался по полу, но сабли других достигли своей цели. Бородач, подняв руки к рассеченной с двух сторон шее, повалился ничком…

Ничего этого Берт не видел. Силы не возвращались к нему, труп, лежащий на его спине, давил тяжестью, острой болью пульсировали раны на лбу и на груди. Заскрипев зубами от натуги, он приподнялся на локтях… И опустился обратно. И, когда подумал, что ему уже не встать, хлестнувший по ушным перепонкам истошный женский крик словно подбросил его. Обмякшее тело сползло со спины Ловца, и Берт, шатаясь, опираясь на меч, как на клюку, встал на ноги.

То, что он увидел расплывающимся зрением, заставило закричать его самого.

Пламя лизало стены, балки перекрытия между первым и вторым этажами угрожающе потрескивали – на потолке расплывались уродливые пятна копоти – огонь перекинулся уже на второй этаж. Несколько трупов, лежащих близко к стенам, горели. Пылала стойка, обломки столов и стульев занялись огнем. Марта…

Марту прижали к перилам лестницы двое желтолицых. Она уже не отбивалась, парируя удары, – она просто отмахивалась своим мечом, на большее у нее не хватало сил. Кровь заливала ей левое бедро, кровь была на лице и на руках. Еще два степных дьявола, зажав сабли в зубах, ползли по столбам к верхней площадке лестницы. Сейчас они перемахнут перила, нападут на рыжеволосую со спины и за несколько мгновений покончат с ней.

Берт кричал еще и еще, отдавая на отчаянный крик остатки своих сил. Он кричал, пока его не услышали. Двое желтолицых с нижних ступеней оставили изнемогающую, обреченную на смерть девушку и рванули к Ловцу.

С грохотом обрушились несколько балок перекрытия, взметнувшиеся тучи золы и клубы черного дыма заволокли зал. Марта исчезла из поля зрения Берта.

«Ну и глупо… – успел подумать он, с трудом поднимая меч. – И ее не спасти, и себя… погубил…»

Первый удар он успел отразить, а второй бросил его на колени. Он рубанул снизу вверх наугад – один из желтолицых отпрыгнул, а другой, зайдя сбоку, с оттягом ударил Ловца саблей по лицу; спасаясь от смертоносного изогнутого лезвия, он запрокинулся на спину и, не удержавшись, повалился навзничь – клинок лишь вскользь поранил ему щеку.

«Вот и все», – подумал Берт и закрыл глаза.

Но последнего удара не последовало. Гудение пламени и треск горящей древесины вдруг прорезал нарастающий свист, сменившийся непонятным громким жужжанием – будто сотни стрекоз одновременно забили крылышками. Открыв глаза, Берт с изумлением увидел неподвижно стоящих над ним степных дьяволов. Глаза их были выпучены, а лица из желтых стали красными – десятки игл, длинных и тонких, будто конские волосы, утыкали их лица, головы и шеи, сотни игл запутались в меху курток… Оба воина пошатнулись и рухнули, точно подрубленные деревья под напором ветра.

Берт вскочил на ноги. Чудесное избавление от смерти вдохнуло в него силы. Откуда-то из-за дымовой завесы выскочил Самуэль, весь черный от копоти.

– Хозяин?! – тонко взвизгивал он, надсадно кашлял и снова взвизгивал. – Хозяин, где вы? Хозяин… – охнул Самуэль, наткнувшись взглядом воспаленных глаз на Берта. – О хозяин…

– Хреново выгляжу? – с трудом усмехнулся Ловец.

– Вас не задело иглами чертова пальца? Впрочем, что это я спрашиваю… Если бы задело, я бы с вами сейчас не разговаривал…

– И не разговаривай. Нет времени на разговоры. Сейчас тут все обрушится… Вали к выходу, жди меня там… Марта! Марта, где ты?!

Выставив перед собой меч, он ощупью двинулся туда, где, по его мнению, должна была располагаться лестница. Дважды он спотыкался о трупы, дважды рядом с ним рушились балки, рассыпая снопы искр и выстреливая языками пламени. Дышать стало совсем трудно.

– Марта! – снова закричал он.

Внезапно громкий треск заставил его отскочить в сторону. Часть стены, рядом с которой он находился, рухнула. Облака черного дыма повалили наружу, и вокруг Ловца стало немного светлее. Берт увидел, что стоит всего в нескольких шагах от лестницы, от которой остались лишь первые пять ступенек – на последней из этих пяти повисла, опираясь на обугленный фрагмент перил, Марта. Меча в ее руках не было. Меч ее торчал из живота степного дьявола, валявшегося под лестницей. А по ступеням медленно поднимался последний из выживших желтолицых.

Воина качало из стороны в сторону. Множество ран покрывали его тело, меховая куртка свисала лохмотьями, заскорузлыми от крови, свежей и подсохшей. Воин был полумертв, но упрямо шел вперед и вверх, сжимая в руках саблю с обломанным на середине клинком.

– Марта! – заорал Берт, бросаясь к лестнице.

Ни степной дьявол, ни рыжеволосая его не слышали. Гул огня заглушал голос Ловца, к тому же бойцы находились в той стадии изнеможения, когда трудно воспринимать что-либо еще, кроме собственной боли и усталости. Марта со стоном оторвалась от перил, повела руками вокруг себя, словно надеясь обнаружить хоть какое-то оружие – потом вдруг вскинула руки и сорвала с шеи металлический медальон!

Берт уже вскочил на первую ступень лестницы, когда степной воин, собрав остатки сил, ринулся на девушку. Марта коротко крутанула на шнурке тяжелый медальон и выбросила вперед руку. Медальон с хрустом впечатался в лоб степному дьяволу – воин, охнув, полетел вниз, сшибив с ног и Ловца, перекатился через него и исчез в клубах дыма. Только поднявшись, Берт поспешил к Марте. Он подхватил ее, когда она – уже в полуобморочном состоянии – опасно пошатывалась на обломанной ступени, под которой бушевало пламя. Один последний рывок, и Ловец с рыжеволосой на руках оказался у пролома в стене. Еще несколько шагов, давшихся Берту с усилиями почти запредельными – и они повалились в подтаявший и покрытый копотью снег.

– Хозяин! – услышал Берт над собой. – Хозяин!

Берт зарыл лицо в снег, вынырнул и отряхнулся, как собака.

– Возьми ее… – прохрипел он, карабкаясь обратно к пылающему дому. – Возьми, оттащи подальше.

– Хозяин, куда вы?

– Ключ… – выдохнул Берт. – Навершие меча Аниса…

Крыша трактира с ужасающим грохотом обрушилась. Огненные струи взметнулись до самого неба.

– Хозяин, он здесь!

– Что?

Ловец обернулся и увидел, на что показывал Самуэль. Марта, даже и в обмороке, крепко сжимала в кулаке шнурок, на котором висел медальон.

– Молодец, девочка… – вымолвил Берт и обмяк на снегу.

Сет поглубже запахнулся в медвежью шубу, накинутую поверх меховой куртки, и натянул поводья. Его мохноногая северная лошадка остановилась.

– Долго еще? – прикрикнул он на старого проводника, ковылявшего впереди.

Старик оглянулся, махнул клюкой, зажатой в руке, и продолжил путь.

– Никак не запомню, что он немой… – проворчал Сет. – Надо же было найти такого проводника – дряхлый немой пень, который еле бредет, да и то при помощи клюки… А? Почему не нашли кого-нибудь другого? За что я вам плачу?!

– Больше никто не согласился идти сюда, – прогудел низким басом Ургольд, старший в десятке наемников-северян. Он ехал рядом с Сетом. На лице Ургольда, сплошь татуированном диковинными узорами, было ясно написано удовольствие. Турия очень напоминала ему родную Северную Пустошь, вот только мороз тут был помягче, да снега побольше… И остальные десять северян, трусившие следом, пребывали в прекрасном расположении духа. Они весело переговаривались, пуская в ночную тишь облачка пара из ртов. За всадниками угрюмо трясли головами пара могучих волов с поклажей, один из наемников с бичом в руках замыкал процессию.

– Никого больше нельзя было уговорить, – продолжал Ургольд, – сказывали, в тутошних местах лихие люди какие-то объявились… Подстерегают на дорогах путников и…

Проводник, повернув за валун, похожий на громадную серую дыню, уложенную набок, вдруг остановился и замычал.

– Хорошо… – догнав его, проговорил Сет.

Вдалеке, за невысокой горной грядой, разливалось по черному небу зарево.

– Хорошо, – повторил Сет, кутаясь в шубы. – Постарались, дьяволы, молодцы… Недаром я им столько золота отвалил.

Ургольд промолчал на это. Раскосых степняков среди наемников не любили. Славившиеся своей свирепостью степные дьяволы в наем шли крайне редко, а уж если шли, то требовали плату, вдвое, а то и втрое превышающую обычную. «Нам бы то золото, – подумал Ургольд, чувствуя, как чудесное его настроение портится, – мы бы и не так расстарались… Подумаешь, невидаль: отыскать девчонку, на шее которой болтается медальон. Девчонку – башкой об камень, медальон – господину. Зачем было этих дьяволов приваживать? Из-за ерунды они тут половину местных вырежут, душегубы поганые… Правда, господин говорил еще о каком-то Ловце, который вроде бы больно резвый да удачливый, но что с того? Ловец, каким бы он ни был, всего-навсего Ловец. Он один… Что он сможет сделать против трех-четырех хороших воинов? Видать, господин очень этого Ловца ненавидит. Или боится. Или то и другое вместе…»

– Альберт Гендер из Карвада… – бормотал Сет, глядя на зарево. – Я надеюсь, это твои косточки там обугливаются…

– А? – наклонился в седле Ургольд.

Но господин ничего не ответил. Догадавшись, что он размышляет вслух, Ургольд придержал коня. Пусть его размышляет. На вид он довольно мерзостный, этот господин, зато платит хорошо… Ургольд уже давно жевал мясо с меча, и по опыту знал: выразишь уважение господину, господин потом еще и приплатит сверх оговоренного.

Старик снова замычал, стуча своей клюкой о дынеобразный валун. Воткнул клюку в снег, обе руки сложил ладонями и сунул под щеку.

– Привал здесь сделать? – угадал Сет.

Старик закивал.

– Будь по-твоему…

Через пять минут расседланные мохноногие лошадки совали морды в торбы с овсом. Северяне разгребали снег, привычно готовя себе лежбища на ночь, доставали из дорожных сумок подмерзшее свиное сало и твердые, как камень, пшеничные лепешки. Специально для господина развели небольшой костер из вязанки хвороста, которую вез один из волов, поставили на огонь котелок с бодрящим травяным отваром… Когда воины один за другим начали похрапывать под своими снежными покрывалами, караульный, выставленный на тропе, вдруг заухал пещерным филином.

Это означало: кто-то идет.

Гонга полз по снежной тропе, пачкая снег черной копотью и красной кровью. В голове его, раскалывающейся от боли, как светлячок в болотной мгле, мерцала единственная связная мысль: во что бы то ни стало надо добраться туда, где перевяжут его раны и положат ближе к огню, чтобы хоть немного отпугнуть злобных морозных духов, которые царствуют в этих землях. Гонга не чувствовал тоски по своим погибшим собратьям – все они были воинами и все когда-нибудь должны были найти смерть в бою. Не испытывал он и стыда за то, что остался жив. Он бился до последнего, и, если духи предков решили сохранить его – значит, на это есть свои причины.

Гонга опустился в снег, с жадностью захватил ртом тающий комок. Проглотил его, обдавши холодом внутренности, и долго кашлял. Когда привязчивый запах гари ушел из горла и ноздрей, он вдруг почувствовал аромат травяного отвара, душок лошадиного пота… «Ползти осталось недолго» – так подумал он, но тут же притушил радость. Это в его родных степях отчетливый запах указывал на близкое стойбище, а здесь, где только покрытые снегом ледяные камни, которые ничем не пахнут, – запахи должны разноситься на гораздо большее расстояние. Неизвестно, сколько ему еще ползти и хватит ли сил доползти вообще.

Впрочем, в благополучном исходе сомневаться не стоило. Духи предков с ним. Духи предков приняли облик громадного орла с черным клювом, бело-голубыми крыльями и серебряными колокольчиками на лапах. Орел, внезапно соткавшись из пустоты черного неба, ринулся вниз, в бушующее пламя пожара, и вытащил Гонга из когтей смерти. Пронес его над острыми скальными пиками, снизился и швырнул в глубокий сугроб.

Немного передохнув, Гонга продолжил путь. Уже смертная пелена застилала ему глаза, когда он услышал птичье уханье и несколько рук бережно подхватили его. Потом сознание степного воина стало прерываться. Он видел себя лежащим у костра, ощущал острую боль и, сознавая, что это раны его смазывают исцеляющими мазями, лишь скрипел зубами, сдерживая крик. Потом следовал большой провал, потом небо из черного стало голубым, и перед Гонга появился господин. Господин гневался. Он кричал, топал ногами так, что с его плеч слетала тяжелая шуба, размахивал тонкими бледными руками. Гонга с трудом понимал его. Вроде бы господин был недоволен тем, что Гонга не принес медальон, тот самый о котором говорилось ему: медальон, где медный змей обвивает солнечный круг. Потом господин вдруг перестал кричать, наклонился над Гонга и полой шубы тщательно вытер его обожженное, покрытое копотью лицо. И почему-то радостно засмеялся. Последнее, что помнил Гонга, – это как его прислонили спиной к валуну, с боков приперли камнями поменьше, чтобы он не падал. Господин сидел перед ним и, то и дело поглядывая на лицо Гонга, быстро-быстро водил грифелем по куску бумаги. Гонга чувствовал озноб, истому в мышцах и смертную усталость. Ему хотелось сказать, что раны его еще болят, что надо бы сменить повязки и – самое главное – дать ему напиться. Он очень хотел пить. Губы пересохли, из горла вырывалось только слабое шипение… Потом зрение стало мутиться, и уже было непонятно, что Гонга видит на самом деле, а что ему чудится. Громадный орел с бело-голубыми крыльями закружился над его головой. Гонга мысленно взмолился духам предков – не оставлять его, но орел, позвенев серебряными колокольчиками, взмыл в воздух и исчез. Тогда Гонга уронил голову на грудь и больше ничего не видел и не слышал.

Северяне седлали коней. Глухой проводник сидел на камне лицом к заходящему солнцу, опустив подбородок на кривую верхушку клюки.

Сет еще раз сверил рисунок на бумаге с отпечатком на лбу мертвеца. Вроде бы все точно. Вспухшие сине-багровые линии на коже мертвого степного дьявола сливались в довольно четкое изображение: змей обвивает солнечный круг. Сет перевел взгляд на бумагу. Точно. Линия в линию, завиток в завиток. Самым сложным было – сохранить пропорции, но Сет и с этим справился. Теперь ему не нужен медальон. По этому рисунку любой кузнец скует копию медальона за пару минут. Сет бережно спрятал рисунок за пазуху и окликнул Ургольда. Наемник с поклоном сообщил, что люди выдвигаться готовы. Сет кивнул и отправился за ближайший валун, развязывая на ходу шнурки на шубе. «Альберт Гендер, – снова ударила его по вискам неотвязная мысль. – Прежде чем отправиться в путь, мы обыщем всю Турию, облазим эти чертовы горы и найдем проклятого Ловца. Больше так продолжаться не может. Как ему удается идти на шаг впереди меня? Медальон сейчас наверняка у него, Альберт Гендер Ловец Теней из Карвада снова сумел выжить, я это чувствую. Первым делом нужно покончить с ним, а уж потом…»