Текст книги "Тайная миссия Третьего Рейха"

Автор книги: Антон Первушин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 3 Сон разума

3.1. Хмурое утро республики

Начальный период жизни Адольфа Гитлера так и не дал нам ответа на вопрос, в чем сила его магического воздействия на немцев. Ярый животный антисемитизм, который сформировался, по утверждению самого героя нашего рассказа, еще в период его нищенского существования в столице Австрии, был неплохим инструментом для объединения масс на какой-то период, но вряд ли он способен играть на дальнюю политическую перспективу – все-таки немцы в большинстве своем довольно миролюбиво относились к евреям, и, чтобы повести многомиллионный народ к созданию империи, требовалось нечто большее, чем разглагольствования о «расе-паразите», выедающей организмы здоровых наций изнутри. То же самое можно сказать об эзотерических и палеофантастических теориях, которые, конечно, могли увлечь романтически настроенного юнца или любителя старины, но вызывали лишь смешки у адекватных людей.

Значит, все-таки не антисемитизм? И не эзотерика? Но тогда что? Какие еще силы способствовали возвышению скромного ефрейтора?

В советской исторической науке долгое время отрицалось влияние личности на историю. И это понятно, ведь основоположники, Карл Маркс и Фридрих Энгельс, прямо указывали, что движущей силой истории являются не отдельные личности, а антагонизмы классов, приводящие к непримиримой борьбе с последующим революционным изменением общественного строя.

Советские писатели в меру сил и таланта иллюстрировали данную теорию своими произведениями. Например, в библиографии фантаста Севера Гансовского можно найти рассказ «Демон истории», впервые опубликованный в 1968 году. Гансовский провел интересный мысленный эксперимент: что если бы Гитлер так и остался безвестным художником на обочине жизни? Вывод неутешителен: все равно немецкий народ выбрал бы диктатора, который погрузил бы Европу в кровавый хаос.

«На рассвете 15 августа воодушевленные бешеными речами Отца колесные полчища Объединенных Земель ринулись вперед. Катающиеся мины прокладывали путь пехоте в противогазных шлемах, длинные – в сорок метров, – низко летящие снаряды быстро разрушили пограничные укрепления противника, и словацкие крестьяне удивленно смотрели, как с грохотом развертывается перед ними несокрушимая военная машина Астера. <…>

Под утро 21 августа по приказу Юргена Астера сто пятьдесят субмарин всплыли на всем протяжении водного пути, связывающего Старый и Новый Свет, и первые торпеды ударили в мирные пассажирские суда. Среди потопленных на рассвете кораблей был и лайнер «Уэллс», на борту которого находилось двести американских граждан – в том числе восемнадцать детей.

Величайшая всемирная война началась…»

Вымышленный Юрген Астер, Отец Объединенных Земель, внешне очень мало походит на Гитлера, но он столь же харизматичен, агрессивен и энергичен. Именно такой, по мнению советского писателя, лидер мог возглавить немецкую нацию и повести ее в завоевательный поход против человечества. Разумеется, и без преступлений против человечности тоже не обошлось – только в мире Астера газовые камеры и печи концентрационных лагерей были заменены на «эвроспиртовые растворительные котлы».

Разумеется, подобные умозрительные эксперименты представляют чисто теоретический интерес и почти всегда страдают тенденциозностью, которая напрямую завязана на субъективное представление автора о том или ином историческом периоде. И все же некоторую правоту за советской исторической наукой следует признать. Приход Гитлера (или фигуры, близкой по идеологии) к власти в разоренной войной Германии представляется неизбежным. Слишком много обид и претензий к окружающему миру накопили немцы, чтобы их эмоциональный запал сошел вдруг на нет. Достаточно вспомнить, в какие условия попала Германия после войны, в которой почти уже победила…

Первая мировая война закончилась в 11 часов утра 11 ноября 1918 года прекращением военных действий на европейских фронтах.

Перед тем целую неделю Германию сотрясала лихорадка революции. Еще 7 октября в Берлине состоялась нелегальная конференция коммунистической организации «Союз Спартака», которая призвала пролетариат к революционному свержению власти германского империализма и милитаризма, к установлению в Германии демократической республики. Однако восстание началось не в центре страны, а на ее окраине – в Киле. Поводом к нему послужил приказ командования немецкого флота о выходе кораблей в открытое море для решительного боя с англичанами. Матросы отказались выполнить приказ. Командование ответило массовыми арестами. 3 ноября моряки организовали демонстрации и митинги протеста.

Адольф Гитлер (второй справа сзади) в берлинском госпитале (7 октября 1916 года)

На следующий день к трем тысячам восставших матросов присоединились двадцать тысяч солдат гарнизона Киля. Еще через два дня восстание охватило Гамбург, Бремен, Любек, Вильгельмсхафен.

На волне революционных выступлений к власти пришло правительство социалистов. 6 ноября была образована комиссия по перемирию во главе со статс-секретарем ведомства иностранных дел Маттиасом Эрцбергером. Через два дня германская делегация прибыла на железнодорожную станцию Ретонд в Компьенском лесу, где ее принял французский маршал Фердинанд Фош. Были зачитаны условия перемирия. Они предусматривали прекращение военных действий, вывод германских войск из оккупированных ими районов Франции, Бельгии и Люксембурга, а также Эльзас-Лотарингии. Войска Антанты занимали левый берег Рейна (причем содержание армии победителей целиком возлагалось на Германию), а на правом берегу предусматривалось создание демилитаризованной зоны. Германия обязывалась немедленно возвратить всех военнопленных на родину, а также эвакуировать свои войска с территории стран, входивших ранее в состав Австро-Венгрии, из Румынии, Турции и Восточной Африки. Кроме того, Германия должна была выдать Антанте значительное количество военного снаряжения, включая 5 тысяч артиллерийских орудий и 25 тысяч пулеметов, 5 тысяч паровозов, 150 тысяч вагонов, 2 тысячи самолетов, 10 тысяч грузовых автомобилей, 6 тяжелых крейсеров, 10 линейных кораблей, 8 легких крейсеров, 50 эсминцев и 160 подводных лодок. Остальные корабли германского военно-морского флота разоружались и интернировались союзниками. Причем Фош решительно отверг любые попытки германской делегации завязать переговоры по поводу условий перемирия. Фактически это означало требование безоговорочной капитуляции.

В ночь с 9 на 10 ноября Вильгельм II бежал в Голландию. Пост канцлера взял в свои руки лидер социалистов Фридрих Эберт. Социалист Густав Шейдеман провозгласил социалистическую республику, а Карл Либкнехт провозгласил Германскую советскую республику. Уже вечером 10 ноября Берлин принял все условия, выдвинутые противником.

Командующий 1-й американской армией генерал Джон Джозеф Першинг, узнав об этом, огорчился: «Я боюсь того> что Германия так и не узнает, что ее сокрушили. Если бы нам дали еще одну неделю> мы бы научили их».Возможно, генерал Першинг переоценил свои силы, и для окончательного «сокрушения» Германии понадобились бы месяцы ожесточенных боев, но в любом случае теперь создавалась почва для рождения легенды о предателях, которые подписали унизительное перемирие. И легенда не заставила себя ждать. Генерал фон Айнем, командир 3-й германской армии, обратился к своим войскам с такими словами: «Непобежденные, вы окончили войну на территории противника».Таким образом, еще не успели отгреметь выстрелы артиллерийского салюта, возвещающего победу Антанты, а идея реванша уже витала над поверженной Германией…

Не приходится удивляться и тому, с какой наглостью и высокомерием вели себя весной 1919 года генералы капитулировавшей державы, приехавшие во французский город Версаль, чтобы подписать договор, официально завершающий Первую мировую войну. Они не считали себя побежденными.

Министр иностранных дел Германской республики граф Брокдорф-Ранцау, едва заполучив толстый том с предварительными условиями мира, взял слово и сказал: «Мир, который не может быть перед лицом всего света защищен во имя права, неизбежно будет вызывать противодействие. Ни у кого не хватит совести подписать его, потому что он невыполним».

После долгих споров, в которых германские представители убеждали бывших врагов смягчить условия, 22 июня 1919 года был подписан договор, названный впоследствии Версальским. Правительство Германской республики согласилось с условиями мира лишь за четыре часа до определенного врагами срока и под угрозой возобновления военных действий. Накануне рейхспрезидент Фридрих Эберт спросил фельдмаршала Гинденбурга и генерала Тренера, есть ли у Германии возможность защитить себя в случае обострения ситуации? Обуреваемый эмоциями Гинденбург просто вышел из комнаты. Тренер же стоически объяснил, что на Востоке Германия дееспособна, а на Западе она практически обезоружена.

Реалии Германской республики: ветеран Первой мировой войны принимает подаяние на берлинской улице

Условия мирного договора, по которым предстояло жить послевоенной Германской республике, были необыкновенно жестки. Согласно этим условиям, она возвращала Франции спорную область Эльзас-Лотарингия (в границах 1870 года), Бельгии – округа Мальмеди и Эйпен, а также так называемую нейтральную и прусскую части Морене, Польше – Познань, части Поморья и другие территории Западной Пруссии. Данциг был объявлен «вольным городом», город Мемель (Клайпеда) передали в ведение держав-победительниц (потом его присоединили к Литве). В результате плебисцита часть Шлезвига перешла к Дании, часть Верхней Силезии – к Польше. К Чехословакии отошел небольшой участок силезской территории. Саар переходил на пятнадцать лет под управление Лиги Наций. Угольные шахты Саара были переданы в собственность Франции. Германская часть левобережья Рейна и полоса правого берега шириной в 50 километров подлежала демилитаризации. Германия лишалась всех своих колоний, которые позднее были поделены между державами-победительницами. Германия обязывалась возместить в форме репараций убытки, понесенные правительствами и отдельными гражданами стран Антанты в результате военных действий. И главное – вооруженные силы Германии ограничивались стотысячной сухопутной армией, обязательная военная служба отменялась, а основная часть сохранившегося военно-морского флота подлежала передаче.

Однако за потерей земель для немцев стояло нечто большее, чем просто сокращение государства. Ведь вместе с областями и природными ресурсами у Германии отбирали и часть немецкого народа. Вопреки декларированному Антантой праву наций на самоопределение, австрийским немцам запретили воссоединение с Германией, хотя Учредительное собрание в Вене единогласно высказалось за «мирный» аншлюс. Судетская область была передана в состав новообразованной Чехословакии – три миллиона богемских немцев остались жить с семью миллионами чехов. В Эльзасе и Лотарингии для 85 % жителей родным оставался немецкий язык, а селяне поголовно не знали французского даже в 1920-х годах. Сторонники эльзасской автономии в составе Германии победили на выборах 1928 и 1929 годов, но Франция не допустила такой вольности. В отторгнутом у Германии Данциге (нынешний Гданьск) из 327 тысяч жителей 317 тысяч были немцами. А «данцигский коридор» из Польши к Балтийскому морю (шириной до 100 километров) отсекал от Германии ее Восточную Пруссию с Кенигсбергом (ныне – Калининград).

Но и это еще не все. Из-за духа реванша, витавшего над равнинами Пруссии, Баварии и Силезии, немецкую республику постоянно лихорадило. Вскоре после принятия Веймарской Конституции произошло несколько вооруженных антиправительственных выступлений. Националисты развязали индивидуальный террор, убивая социалистов, католиков и евреев. Силезские поляки боролись за выход из Германии. Бывшие офицеры и ветераны-фронтовики начали готовить переворот.

Реалии Германской республики: литография Георга Гросца «Голод», 1924 год

В марте 1920 года случился путч под руководством крупного землевладельца Вольфганга Каппа и генерала Вальтера фон Лютвица. Добровольческие части из новой республиканской армии вошли в Берлин и низложили правительство. «Капповский» путч провалился, но только потому, что против него выступил пролетариат, объявивший всеобщую забастовку. Затем уже и сам пролетариат попытался взять власть в свои руки, что привело к Гамбургскому вооруженному восстанию.

Политическая нестабильность отягощалась экономическим коллапсом. Признание поражения в затяжной и кровопролитной войне буквально уничтожило экономику Германии. Международные кредиты, взятые у нейтральных стран, были исчерпаны, а новое правительство стояло перед необходимостью демобилизации армии и перевода промышленности на производство мирной продукции. Страна была оккупирована, ощущался недостаток продовольствия. В этой ситуации республика распродавала свой золотой запас для финансирования закупок продовольствия, не имея возможности ни экспортировать произведенные в Германии товары для снижения дефицита торгового баланса, ни прибегать к кредитам. Эмиссия бумажных денег привела к гиперинфляции. В ноябре 1923 года один американский доллар стоил в Кельне четыре триллиона марок. Окончательное уничтожение национальной валюты было предотвращено искусственной стабилизацией марки на уровне 4200 миллиардов марок за доллар. Была выпущена временная валюта – так называемая рентная марка, на которую обменивались обесценившиеся деньги (из расчета один триллион бумажных марок за одну рентную марку). В 1924 году рентные марки были заменены рейхсмарками, частично обеспеченными золотовалютными запасами. Гиперинфляция полностью уничтожила сбережения населения и разорила многие страховые компании, промышленные корпорации и небольшие фирмы.

Не следует забывать и о бремени репараций, наложенных на Германскую республику условиями Версальского договора, который обязал ее выплатить державам-победительницам 132 миллиарда золотых марок в течение 66 лет, то есть регулярная двухмиллиардная дань была запрограммирована аж до 1985 года (!).

Реалии Германской республики: очередь безработных на биржу труда в Ганновере

Даже вождь большевиков Владимир Ленин осудил такой жестокий подход: «Война путем Версальского договора навязала такие условия, что передовые народы оказались на положении колониальной зависимости, нищеты, голода, разорения и бесправности, ибо они на многие поколения договором связаны и поставлены в такие условия, в которых ни один цивилизованный народ нежил. Это неслыханный, грабительский мир, который десятки миллионов людей, и в том числе самых цивилизованных, ставит в положение рабов».

Лишь в 1924 году правительству Штреземана удалось переломить ситуацию: США выдали Германской республике кредит в 200 миллионов долларов на восстановление экономики. К 1927 году трудолюбивые немцы превзошли довоенный уровень развития. В 1931 году, по согласованию с финансистами США, Германия, которой управлял рейхспрезидент Пауль фон Гинденбург, прекратила выплату репараций…

Однако до 1931 года надо было еще дожить. А выживать в этих условиях оказалось очень сложно. Миллионы людей едва сводили концы с концами, сотни тысяч – голодали. Самыми уязвимыми в этих условиях оказались не только инвалиды и старики, но и молодые ветераны – вчерашние мальчишки, которых вытащили из-за парты и отправили на фронт. Они должны были умереть на полях сражений, в штыковых атаках под убийственным пулеметным огнем, но внезапное заключение мира сохранило им жизнь, породив комплекс «потерянного поколения». Эти мальчишки ничего не умели, кроме как ходить в атаки, убивать и умирать, потому в обычной жизни оказались выброшены за борт национальной экономики, пополнив очереди на получение временной работы или гуманитарной похлебки.

Весьма типичной выглядит биография одного из лидеров национал-социалистического движения – «нациста номер два» Германа Геринга (Hermann Goering), который закончил войну героем, лучшим асом кайзеровской Германии, командовавшим знаменитой эскадрильей Манфреда фон Рихтхофена – непобедимого Красного Барона. Геринг демобилизовался в конце 1919 года в чине капитана. На его груди красовались Железный крест I степени, орден Льва с мечами, орден Карла Фридриха, орден Гогенцоллернов III степени с мечами и орден «За заслуги». Однако после демобилизации Герингу пришлось искать себе работу. Он числился военным летчиком, а в рейхсвере не было ВВС. Кроме того, мешали политические соображения: Геринг был противником Версальского договора и Веймарской Конституции, а потому предпочел зарабатывать показательными полетами в Дании и Швеции. Много денег он на этом не нажил и по возвращении в Баварию еле-еле сводил концы с концами. Осенью 1922 года Франция потребовала от германского правительства выдачи целого ряда «военных преступников», среди которых числился и Геринг. Понятно, что такой политический акт вызвал невероятную ярость у молодого ветерана, в результате чего он и подался к нацистам, которые открыто выступали против республиканского правительства и требовали пересмотра условий Версальского договора.

Среди тех, кто испытывал сильнейшее разочарование итогами войны, был и Адольф Гитлер. Скажем больше, он мало отличался от других представителей «потерянного поколения», будучи плотью от плоти «фронтового братства», которому, как считали молодые ветераны, нанесли предательский удар в спину.

Мировоззрение Гитлера в то время состояло из представлений среднего немецкого интеллигента – он верил в догматы социал-дарвинизма, описывающего любое развитие общества через извечную и непримиримую борьбу народов, верил в силу выдающихся личностей, способных заставить народы работать на достижение великой цели и переломить ход истории. Верил ли Гитлер тогда в свое «предназначение», в свой «сверхчеловеческий дар»? Вопрос остается открытым. Кто-то из историков считает, что верил. Кто-то, наоборот, полагает, что время для амбициозных фантазий тогда еще не наступило. В любом случае Гитлер нуждался в поддержке – кто-то должен был разглядеть в нем задатки харизматичного лидера, достаточно циничного и амбициозного, чтобы не остановиться на полпути. Гитлер нуждался в учителях и соратниках.

3.2. Воля к триумфу

Перспективы политической карьеры в Германии для урожденного Австрии без влиятельных друзей и без надлежащего финансирования были не слишком радужными. Ко всему прочему Гитлеру не хватало образования. Но на этот раз судьба улыбнулась ему.

Невольным «акушером» нового политика стал мюнхенский историк Карл Александр фон Мюллер. Он поддерживал тесные контакты с националистически настроенным офицерством, захватившим в то время мюнхенскую политическую арену. На одном из солдатских митингов Мюллер заметил молодого оратора, отличавшегося захватывающим красноречием: «Я увидел бледное худое лицо> не по-солдатски падающую на лоб челку коротко подстриженные усики. Однако что поразило меня, так это неестественно большие голубые глаза, светившиеся ледяным фанатизмом».

Фон Мюллер обратился к стоявшему с ним рядом бывшему однокласснику – капитану генерального штаба Майру: «Знаешь ли ты, что среди твоих подопечных есть парень с прирожденным ораторским талантом?»

Карл Майр, начальник отдела, отвечавшего за пропаганду и работу с прессой в штабе IV военного округа, дислоцированного в Баварии, мгновенно понял, о ком идет речь: «Этоже ефрейтор Гитлер… Эй, Гитлер, быстро ко мне!»

Ефрейтор послушно подошел. В его неуклюжих движениях Мюллер разглядел своеобразную смесь из неуверенности в себе и упрямства. Эта сцена хорошо иллюстрирует зависимость раннего Гитлера от офицеров баварского рейхсвера и свойственное ему чувство подобострастия перед старшими по званию, от которого будущий фюрер долгие годы не мог избавиться.

С июня 1919 года отдел Карла Майра, размещенный в здании Штаба округа баварского военного министерства, начал вербовать осведомителей в различных воинских частях. В списках агентов появилась и фамилия Гитлера. Везде, где Майру требовалась поддержка на идеологическом фронте, он направлял туда этого смышленого информатора, который всегда готов был вступить в полемику, покричать на митинге, «заводя» толпу. Со временем ефрейтор сделался настолько незаменимым, что капитан в переписке с ним сменил командирский тон на более вежливую форму «Многоуважаемый господин Гитлер!»

23 августа 1919 года осведомитель рейхсвера Лоренц Франк с восторгом докладывал по инстанции: «Гитлер – прирожденный народный трибун! Своей манерой держаться и страстным фанатизмом он без труда приковал к себе внимание митингующих».

Заметные успехи ефрейтора подвигнули капитана использовать своего агента на более ответственном участке. Помимо пропаганды в задачи отдела Майра входило освещение деятельности политических партий и организаций, появившихся на территории Баварии. 12 сентября 1919 года Гитлеру приказали заняться «разработкой» маленькой политической группы, называвшейся Германской рабочей партией (Deutsche Arbeiterpartei, DAP). Собрания этой группы проводились в мюнхенских пивных. Партия не имела твердой программы, ее казна была скудна, а перспективы более чем туманны. Однако Гитлеру показалось, что идеи, проповедуемые этой партией, во многом совпадают с его собственными. Он вступил в нее под номером 55, а позднее получил билет № 7 как член исполнительного комитета.

Немецкий поэт-националист Дитрих Эккарт

«Это было труднейшим вопросом моей жизни, – признавался Гитлер, – должен ли я присоединиться? После двух дней мучительных колебаний и раздумий я, наконец, пришел к выводучто должен сделать этот шаг. Это был самый решительный шаг в моей жизни».

Гитлер получил членский билет, а вместе с ним и новых друзей. Среди них был Дитрих Эккарт (Dietrich Eckart) – немецкий поэт-националист. Он подрабатывал журналистикой, активно выступал против революции 1918 года, которую считал инспирированной евреями. Сблизившись с националистически настроенными кругами, Эккарт вступил в Германскую рабочую партию, где и познакомился с Гитлером.

Будучи поклонником Шопенгауэра и Ницше, Эккарт считал себя знатоком тайных учений. Когда-то он много путешествовал по миру, был в Северной Африке, посещал старинные мусульманские крепости в Испании, изучал историю арабской оккупации на Сицилии. Еще он был алкоголиком и наркоманом и на этой почве умудрился угодить в психиатрическую лечебницу, где ставил пьесы, актерами в которых выступали другие пациенты.

В 1919 году Эккарт пропагандировал свои взгляды в дешевых кабаках Мюнхена. При этом он открыто заявлял, что Германией должен править диктатор: «Во главе нам нужен парень, способный переносить звуки рвущихся снарядов. Никто из офицеров не подойдет, ибо люди потеряли к ним уважение. Лучше всего – рабочий, умеющий хорошо болтать. Ему не понадобится много мозгов. Он должен быть холостяком, чтобы привлечь в наши ряды женщин».

Эккарт был уверен, что самой судьбой ему предназначено приготовить путь для такого лидера. Понятно, что, познакомившись с Гитлером, Эккарт увидел в нем самого подходящего на эту «должность» человека.

«Вот тот, для кого я – ПРОРОК И ПРЕДТЕЧА!»– говорил он, указывая на молодого оратора.

Под чутким руководством Эккарта бывший ефрейтор выявил свои таланты. Оккультисты сказали бы, что благодаря магической технике он развил заложенный в Гитлере потенциал. И действительно, с поражающей воображение быстротой Гитлер стал набирать популярность, превратившись в своего рода движущую силу пропагандистской кампании, вытащившей маленькую партию из пивных на многолюдные митинги

Прослушивая старые записи выступлений Гитлера, трудно понять многократно отмеченную мемуаристами завораживающую силу его речей, а эмоциональность фюрера и намеренная вульгарность стиля еще более затрудняют это понимание. Пытаясь объяснить феномен, историк Иоахим Фест указывал, что секрет, видимо, заключается в психологической связи, возникавшей между оратором и слушателями, как только с уст Гитлера срывалась первая фраза. Во время публичных выступлений, когда Гитлер выходил из себя, его речь, обычно неловкая и нерешительная, вдруг превращалась в завораживающий поток слов. Причем все выглядело так, будто бы он сам подчинялся какому-то чуждому разуму, на время вступившему в обладание его душой. Затем, истощив силы, Гитлер вновь становился одиноким человеком, низвергнутым с высот оргиастического экстаза и лишенным той харизматической силы, которая только что давала ему возможность владеть своей аудиторией.

Один из первых биографов фюрера Алан Буллок отмечал:

«Манеры Гитлера, эмоциональная природа его речей, приводящих его почти на грань истерии, выплескивающих ненависть и злопамятность, оказывали сильное влияние на аудиторию. Ему удавалось передать свою страсть тем, кто его слушал. Люди стонали и свистели, женщины были не в силах сдержать рыдания, все были подхвачены колдовской волной мощных эмоций, где смешивались ненависть и возбуждение <…> Магическая власть, которую он имел над толпой, была схожа с оккультными обрядами африканских колдунов или азиатских шаманов. Ее также сравнивали с чувствительностью медиума или с магнетизмом гипнотизера».

С помощью магии живого слова Гитлер сумел выразить чувство ненависти, переполнявшее его современников, и отразить их желания и надежды. Один из современников писал, что в конце 1944 года, несмотря на ощущение приближающейся катастрофы, толпа продолжает молиться на фюрера.

«И даже если у нас наберется несколько процентов его противников, ему достаточно произнести одну только речь> как все прибегут к нему снова, все! В самом начале, когда в северной Германии он был совершенно неизвестен, я не раз слышал его в Мюнхене. Никто ему не сопротивлялся. Я тоже. Перед ним нельзя устоять».

В то же время действие гитлеровских речей имело существенное ограничение – его гипноз никак не действовал на иностранцев: англосаксы, славяне и японцы оставались равнодушны к риторике Гитлера, от которой немцы были в восторге. Может быть, разница в восприятии связана с языковым барьером. А может быть, в том, что Гитлер обращался к затаенной обиде и скрытым желаниям именно немцев, а они при всей формальной схожести с желаниями других «обиженных» народов все-таки подразумевали особую национальную обособленность, специфическую интонацию. Важно и то, что сам Гитлер был обиженным немцем, типичным выходцем из этой среды, он мог подобрать нужную интонацию.

Адольф Гитлер выступает на улицах Мюнхена, оттачивая ораторское мастерство

Иоахим Фест писал: « То, что в данный момент переживала страна – череду разочарований, упадок, утрату общественного положения, поиски виноватых и объектов ненависти, – уже давно испытал сам Гитлер. С тех пор он имел под рукой все объяснения и отговорки, выучил все лозунги и знал в лицо своих обидчиков; это придавало его собственным формулировкам иллюстративный характер: люди узнавали в нем самих себя…»

Посланцу рейхсвера удалось достаточно быстро стать «звездным оратором» на собраниях и митингах партии, способным заткнуть за пояс любого болтуна. Уже в январе 1920 года ДАП, насчитывавшая в своих рядах всего шестьдесят четыре члена, избрала Гитлера своим главным пропагандистом, утвердила подготовленную при его участии новую партийную программу, а также предложенное австрийцем новое название партии – Национал-социалистская немецкая рабочая партия (Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei, NSDAP).

К тому времени у Гитлера сменился «куратор». Карл Майр ушел на пенсию, а на его должность заступил невысокий, плотный офицер, выделявшийся гладко выбритым массивным черепом, покрытым шрамами лицом и вдавленным носом – капитан (хауптманн) Эрнст Рем (Ernst Roehm).

Если поэт-националист Эккарт был духовным наставником Гитлера, указавшим ему цель в жизни и пути к достижению власти над толпой, то Рем вывел австрийца-ефрейтора в большую политику. Но для этого будущей жертве гитлеровского режима пришлось поверить в возможности будущего фюрера.

Рем воплощал в себе чаяния поколения разочарованных жизнью ветеранов, которых поражение в войне и крушение монархии кинули в болото нищенской жизни. Лишенные былого элитарного статуса, бывшие фронтовики усмотрели в новом демократическом устройстве Германии корень всех бед, постигших родину и лично их. Они начали всерьез подумывать о возвращении утраченных социальных позиций, о воссоздании былой мощи империи, уничтоженной союзниками в 1918 году. К примеру, Эрнст Рем рассматривал Баварию как некую последнюю «ячейку порядка», которую следовало всемерно укреплять, чтобы использовать в качестве трамплина для штурма Берлина – «оплота революции».

Именно в Баварии в результате победы над коммунистами ветераны на непродолжительное время оказались у кормила власти. После разгона советской республики резко вырос статус человека в военной форме. Баварский офицерский корпус стал играть ведущую роль на мюнхенской политической сцене. На тридцатидвухлетнего капитана Эрнста Рема, бывшего начальника штаба городской военной комендатуры, а затем – руководителя отдела вооружения и снаряжения штаба бригады, возглавляемой полковником Францем фон Эппом, была возложена достаточно щекотливая задача: организовать на территории Баварии систему вооруженной гражданской самообороны. Дело в том, что по условиям Версальского договора численность личного состава и вооружение германской армии строго ограничивались. Оставшиеся семь пехотных и три кавалерийские дивизии рейхсвера практически не имели необходимых в случае войны резервов. Военные видели выход в создании подпольной армии – так называемого «черного рейхсвера». Эрнст Рем предложил сформировать постоянно действующий военный резерв в форме общенациональной милиции, личный состав которой составят «бюргеры с винтовкой в шкафу». И, получив одобрение начальства, включился в работу.

Эрнст Рем, руководитель штурмовых отрядов СА

Рем приобретал оружие, доставал снаряжение, оборудовал подпольные склады боеприпасов. Не забывал он и тщательно заметать следы от возможных ищеек центрального правительства и западных союзников. Только в Мюнхене предприимчивому капитану удалось собрать впечатляющий арсенал, которому могло бы позавидовать полноценное воинское соединение: 169 легких и 11 тяжелых орудий, 760 пулеметов, 21 тысяча винтовок, карабинов и пистолетов, 300 тысяч ручных гранат, 8 миллионов патронов. Масштабы бурной деятельности Рема были таковы, что треть всего вооружения, выделенного в 1935 году для оснащения вновь образованного вермахта, поступила из заложенных им тайных арсеналов.