Текст книги "Клиника в роще"

Автор книги: Антон Грановский

Соавторы: Евгения Грановская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

5

Евгений Осадчий отреагировал на появление Веры спокойно. Он лишь удивленно вскинул брови, вежливо поздоровался и, услышав ответное приветствие, спросил, слегка заикаясь:

– Вы наш новый в-врач?

– Да, – ответила Вера, усаживаясь на стул. – Сегодня мой первый рабочий день.

Евгений улыбнулся:

– Поздравляю. Когда-то я тоже хотел стать врачом.

– Что же вам помешало?

– Нерешительность. Однажды, мне тогда было лет десять, мы с родителями отправились в п-поход. В лесу моя мама наступила на стекло, и оно глубоко вонзилось ей в ногу. Звать на помощь было некого. Тогда папа взял нож, вынул из аптечки йод и сам прооперировал маму. Все закончилось хорошо, но я понял, что не выношу вида к-крови.

Вера выслушала рассказ Евгения с интересом. Пока она не видела никаких симптомов шизофрении. Пациент был оживлен, общителен и приветлив. О своей семье вспоминал без всякого негатива. Рассказ его был внятен, события в нем шли своим чередом. Рассказывая, Осадчий не отвлекался. Да и с памятью у него, если верить Шевердуку, все в порядке.

– Ваши родители сильно любили друг друга? – спросила Вера.

– Еще как! Знаете, как они п-познакомились? О, очень смешная история. Мама сидела в кафе, читала конспект и пила кофе. Неожиданно к ней за столик п-подсели два амбала. Они стали приставать к маме, хамить ей… И тут к столику подошел парень. Подошел и г-говорит: «Господа, а вам не к-кажется, что вы здесь лишние?» Ну, амбалы послали его куда подальше. Но не тут-то было. Парень поднял п-поднос и говорит: «Траектория движения подноса, умноженная на центробежную силу и увеличенная силой п-притяжения, равной сумме энергии и массы подноса, сделает удар невероятно мощным. А толщина вашего черепа равна всего лишь п-полутора сантиметрам. Если хотите проверить правильность моих расчетов, пожалуйста, оставайтесь на месте».

– И что, амбалы убежали? – спросила Вера.

– Точно! Да так б-быстро, словно их ветром сдуло! – Евгений взглянул на Веру весело и рассмеялся. – Так мой отец доказал, что тупая физическая мощь – ничто перед острым, смелым умом.

«Уровень интеллектуальной и физической активности достаточно высок, – продолжала анализировать пациента Вера. – Рассуждения логичны. Реальный мир воспринимается адекватно. Парень явно идет на поправку».

Евгений чуть прищурил свои большие карие глаза, окаймленные длинными, пушистыми ресницами, и мягко сказал:

– А вы н-необычная.

Вера взглянула на Евгения удивленно:

– Что же во мне необычного?

– Вы добрая, – ответил пациент.

– Ну, это как раз обычная вещь, – с улыбкой возразила Вера.

Евгений покачал головой и горячо проговорил:

– Не думаю. В наше время доброта – непозволительная роскошь. Остальные здешние врачи особой д-добротой не отличаются.

– Они добрые, – заверила парня Вера. – Просто не показывают этого.

– Добрые? – Евгений грустно усмехнулся. – Если так, то они не только не показывают, но и очень тщательно скрывают это. – Он ненадолго о чем-то задумался, затем повернул голову к Шевердуку и спросил: – Иван Федорович, у меня есть шанс когда-нибудь выйти из к-клиники?

– Шанс есть, – ответил Шевердук спокойно. – Но курс лечения еще не закончен.

– Когда же я отсюда выйду?

– Все будет зависеть от того, насколько успешным окажется лечение, – невозмутимо откликнулся Шевердук.

Осадчий снова повернулся к Вере и горько усмехнулся.

– Вы слышали? Здешние врачи не только добры, но и честны. На любой свой вопрос ты всегда можешь получить п-правдивый ответ.

Осадчий по-прежнему смотрел на Веру, и Вере вдруг стало неловко от его взгляда. Она отвела глаза.

– Думаю, нам пора, – Шевердук сделал шаг к выходу.

Когда Вера подходила к двери, парень окликнул ее:

– Можно вас спросить?

Вера остановилась и обернулась.

– Вы еще п-придете? – Евгений говорил взволнованно.

– Возможно.

– П-приходите! Они вам не позволят, но вы найдете способ обвести их вокруг пальца.

– Ты сегодня слишком болтлив, – мрачно обронил Шевердук. – Идемте, Вера Сергеевна.

И они вышли из палаты.

6

– Парень явно идет на поправку, – сказала Вера спутнику, уже в коридоре. – Рассуждает он здраво, и я не заметила никакой агрессии.

– Он вам понравился?

– Славный парень. И он так мило рассказывал о своем отце.

– Мило? – Шевердук мрачно усмехнулся. – Его отец был мясником. Однажды он пришел домой, достал из сумки нож и перерезал жене горло. А потом взялся за детей. Из троих сыновей уцелел только Евгений.

Ресницы Веры дрогнули.

– Ужасно, – пробормотала она.

Шевердук пожал плечами:

– Такова жизнь.

Вера снова взглянула на Евгения через дверное стекло. Лицо парня было безмятежным.

– Он об этом помнит?

– Вряд ли. Ему тогда было лет шесть. После того случая мальчик два года наблюдался у психиатра.

– Бедный парень. Вы связываете его болезнь с психической травмой?

– Я этого не исключаю. Но при лечении он никогда не возвращался мыслями к той истории. Ни словом, ни намеком. Даже под гипнозом.

Вера нахмурила лоб и задумчиво проговорила:

– Странно.

– Да, странно, – мрачно отозвался Шевердук. – Обычно в таких случаях амнезия не бывает настолько глубокой и стойкой. А теперь пойдемте – я покажу вам самого знаменитого нашего пациента.

Самый знаменитый пациент оказался громадным лысым мужчиной лет сорока пяти. Гигант был в полосатом больничном халате и таких же полосатых штанах. Склонившись над столом, великан держал в огромных пальцах маленький циферблат часов и внимательно разглядывал его через монокль, вставленный в правую глазную впадину.

На стене висели еще два циферблата, каждый размером с тарелку. На одном не было стрелок, а на втором секундная стрелка двигалась в обратную сторону.

Остановившись перед окном, Иван Федорович сказал:

– Настоящего имени этого человека не знает никто. Мы называем его Часовщик. У него была сильная мозговая травма – по всей видимости, несколько лет назад он попал в аварию. У него был проломлен череп. Видите вмятину и шрам с левой стороны головы?

Вера пригляделась и отчетливо увидела небольшую вмятину чуть повыше левого виска гиганта. Шевердук продолжил:

– Может быть, вы вспомните: полтора года назад в Москве объявился маньяк, который душил людей стальной проволокой. В газетах тогда поднялась страшная шумиха.

– Да, я читала, но сейчас уже плохо помню.

– На счету Часовщика восемнадцать трупов, – сказал Шевердук. – За час до ареста он выследил в парке целующуюся парочку, набросил им на шею проволоку и тянул до тех пор, пока стальная нить не срезала несчастным влюбленным головы. А потом поднял головы с земли и отправился гулять по городу. Так его и взяли.

Вера смотрела на Часовщика с ужасом. Словно почувствовав ее взгляд, верзила обернулся. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.

– Он объяснил, почему убивал?

– Он не проронил ни слова с момента ареста.

– Он не глухонемой?

Шевердук усмехнулся.

– Мы проверили его голосовые связки и слуховой аппарат. Все в полном порядке.

– И все же он не говорит… – задумчиво пробормотала Вера, пристально разглядывая лысого грузного гиганта. В ней начал просыпаться врачебный азарт. – А у людей, которых он убивал, было что-то общее? – спросила она вдруг.

– Только одно – все его жертвы были молодыми. Старики его не интересовали.

– Может быть, ему не нравилось смотреть, как люди стареют? – предположила Вера. – Вот он и спасал их от старости. Единственным доступным ему способом.

– Я тоже так думал, – отозвался Шевердук. – Убийство как акт милосердия… Но все это лишь наши с вами догадки. Мы должны помнить о двух вещах. Первая – перед нами сидит страшный убийца. Вторая – он очень опасен.

– Есть еще третья вещь: перед нами сидит больной человек. И мы обязаны ему помочь. Как давно он в клинике?

– Полтора года. На вид Часовщик сейчас практически безвреден. Но кто знает, что творится у него в голове?

– Какой диагноз ему поставили?

– Единственно возможный – аутизм.

Вера посмотрела на Шевердука удивленно.

– Вы хотите сказать, что вот этот человек – аутист?

Шевердук едва заметно пожал плечами:

– Мы применили несколько методик, пытаясь диагностировать заболевание. Но случай оказался слишком сложным. Можете считать его шизофреником, если вам так легче.

Шевердук покосился на широкую спину Часовщика и вздохнул.

– Если у парня и есть галлюцинации, то он ничего нам о них не рассказывает. Он не проявляет видимого беспокойства, с утра до вечера возится со своими часами и молчит. За те полтора года, что он находится у нас, не издал ни звука. Я даже не слышал, как он кашляет или чихает.

Глаза Веры разгорались все ярче.

– Что насчет альтернативной личности? – поинтересовалась она.

– Мы не смогли зафиксировать ее наличие или отсутствие, – Шевердук заложил руки за спину и уставился на Часовщика. – То же касается и его основной личности – она никак себя не проявляет. Если в один прекрасный момент Часовщик заговорит и скажет, что является посланцем с Марса, я вынужден буду ему поверить. И знаете, я не просто поверю, а даже обрадуюсь, – добавил Шевердук мрачно.

– Почему?

Психиатр усмехнулся темными губами.

– Потому что тяжело общаться с человеком, который ведет себя как каменная глыба. У типа только два естественных проявления – он ест и испражняется.

– И, вероятно, спит?

Шевердук сдвинул брови, глухо проговорил:

– Так должно быть, но я никогда не видел его спящим. И не только я. Никто в клинике не видел Часовщика спящим. Он все время бодрствует.

Вера наморщила лоб:

– Каннигулярный сон?

– Возможно. Но энцефалограмма это не подтвердила. Его мозг круглые сутки напролет пребывает в активном состоянии, в то время как сам человек больше похож на камень или деревянную колоду. Движутся только его пальцы.

Некоторое время Вера наблюдала за пальцами Часовщика. Потом спросила:

– Откуда у него часы?

– Черневицкий распорядился выдать ему несколько циферблатов со сломанными часовыми механизмами, – ответил Иван Федорович.

– Он их починил?

– Да. Но его часы, в лучшем случае, ходят в обратную сторону, в худшем – лишены стрелок.

– Интересный симптом, – заметила Вера.

– Да, но слишком неопределенный, который можно истолковать десятью различными способами, а потому для диагностики не очень пригодный. И еще…

Тут Шевердук сделал паузу и взглянул на Веру сквозь блеснувшие стекла очков.

– Я не сказал вам главного. С сегодняшнего дня Часовщик – ваш пациент.

Щеки Веры слегка порозовели.

– Значит, я могу с ним поговорить? – в голосе девушки звучало нетерпение.

– Конечно.

– Отлично!

До сих пор она никогда не сталкивалась с такими странными случаями и читала о них только в книжках по психиатрии. Ей едва удавалось скрывать возбуждение.

Шевердук открыл замок пластиковым электронным ключом, распахнул дверь палаты и жестом пригласил Веру внутрь.

Вера вошла и села в мягкое кресло. Теперь ее отделяла от Часовщика стена из небьющегося стекла с ровным рядком небольших отверстий, расположенных на уровне ее лица.

– Близко к перегородке не подходите, – предупредил Шевердук.

Он прошел к небольшой панели, вделанной в стену с кнопками и клавишами, и нажал на одну из кнопок. Стул, на котором сидел Часовщик, отъехал от стола, развернулся и плавно подъехал к стеклянной перегородке.

«Чудеса техники», – усмехнулась Вера.

Теперь они сидели с Часовщиком лицом к лицу. Часовщик не удивился, не поднял голову, он вообще никак не отреагировал на перемену своего положения. Лишь его толстые пальцы перестали двигаться и зависли в воздухе, как у игрушечного робота, у которого внезапно кончился завод.

– Меня зовут Вера Сергеевна, – громко и отчетливо проговорила Вера. – Я – ваш новый лечащий врач.

Часовщик снова никак не отреагировал.

– Где вы научились ремонтировать часы? – спросила она.

И вновь никакой реакции. Вера внимательно наблюдала за его лицом.

– Знаете, а вы симпатичный, – сказала она вдруг, надеясь расшевелить его неожиданной репликой. – В наше время почти не осталось таких крупных и сильных мужчин.

Никакой реакции.

– Это на него не подействует, – прокомментировал Шевердук. – Два месяца назад мы делали ему пункцию. Боль невыносимая, а у него даже зрачки не расширились.

Вера взглянула на Шевердука снизу вверх:

– Не возражаете, если я проведу тестирование по методу Брагге?

Иван Федорович пожал плечами:

– С сегодняшнего дня он ваш пациент. Поступайте так, как считаете нужным. – Затем доктор, заметив смущение на лице Веры, усмехнулся и добавил: – «Здесь нужно, чтоб душа была тверда; здесь страх не должен подавать совета».

Вера удивленно прищурилась.

– Данте?

Шевердук кивнул:

– Песнь третья. У входа в ад.

– Да-да, я помню. «Оставь надежду всяк сюда входящий» и все такое. Спасибо за доброе напутствие.

И Вера снова повернулась к Часовщику…

* * *

Час спустя Вера вышла из дверей клиники. Настроение у нее было хорошее. Работа в клинике открывала самые широкие перспективы. Если удастся здесь «зацепиться», можно сделать отличную карьеру.

– Вера Сергеевна! – окликнул ее кто-то.

Вера обернулась и увидела, что ее нагоняет Тимур Альбертович Астахов. На его красивых губах играла очаровательная улыбка. Поравнявшись с Верой, он спросил:

– Вы позволите вас проводить?

– А разве вы уже закончили? – удивилась Вера.

– Нет, но мне нужно слегка проветриться. Голова тяжелая. Прогуляюсь, подышу воздухом.

– Тогда конечно, – улыбнулась Вера.

– Идемте?

– Идемте.

И они зашагали рядом по асфальтовой дорожке, ведущей через рощу к коттеджному поселку.

– Вам понравилась клиника? – спросил Астахов.

– Да, – честно ответила Вера. – Здесь очень интересные пациенты.

– Не то слово, – улыбнулся ее собеседник. – Если подойти с умом, то каждая история болезни – готовая диссертация. Впереди вас ждет множество увлекательных открытий.

– Но пока у меня нет допуска к исследовательской работе, – вздохнула Вера.

– Да, я знаю, – кивнул Тимур Альбертович. – Допуск дается не сразу. Но вы не должны расстраиваться. Кстати, если что-то понадобится – я всегда к вашим услугам.

– Спасибо.

– Не за что. Мы ведь коллеги.

На пути у них блеснула лужа. Вера остановилась в нерешительности, пытаясь сообразить, с какой стороны ее лучше обойти. Астахов шагнул на торчащий среди воды островок более-менее сухого асфальта и ловко перепрыгнул через лужу. Затем протянул Вере руку и сказал:

– Держитесь!

Опершись о руку Астахова, Вера без труда преодолела препятствие и, оказавшись по другую сторону лужи, попала в объятия Тимура Альбертовича.

Астахов приблизил к ней свое лицо и тихо сказал:

– Верочка, я страшно рад, что вы будете работать в нашей клинике. Что, если мы как-нибудь поужинаем вместе? Обсудим пациентов, поговорим о перспективах.

– В принципе, я не против.

Вера попыталась высвободиться, но Астахов не позволил.

– Значит, да? – спросил он, глядя ей в глаза своими бархатистыми, темными глазами.

– Да.

Астахов улыбнулся и вдруг попытался ее поцеловать. Вера увернулась и оттолкнула его. И тут случилось нечто столь же драматичное, сколь и комичное – отступив от Веры на шаг, Тимур Альбертович споткнулся и шлепнулся задом в лужу.

– Черт! – воскликнул он в сердцах.

Вера засмеялась.

– Мягкая посадка, правда? – весело осведомилась она.

Астахов поднялся на ноги и досадливо поморщился.

– Не понимаю, чего вы злорадствуете. Я всего лишь хотел помочь вам перейти через лужу.

– И у вас получилось! Кстати, меня не зря зовут Вера. Я очень верная жена. Не простудитесь. – Вера помахала Астахову рукой. – Чао!

Тимур Альбертович проводил Веру хмурым взглядом, а когда она свернула за деревья, перевел глаза на мокрый плащ, вздохнул и с легкой усмешкой пробормотал:

– По крайней мере, я попытался.

7

– Тенишев, я дома!

Вера кинула сумочку на стул, сбросила туфли, сняла плащ и прошла в мастерскую.

Алексей стоял у мольберта и задумчиво смотрел на полотно. Завидев Веру, он набросил на холст покрывало, повернулся и весело проговорил:

– Привет, заяц!

Стоя посреди мастерской, они обнялись и поцеловались.

– Где Ольга? – спросила Вера.

– Прилегла отдохнуть. Ей что-то нездоровится сегодня.

– Нездоровится? – тревожно переспросила Вера.

Тенишев кивнул:

– Угу. Тебе бы тоже нездоровилось, если бы ты выпила бутылку вермута. Как тебе клиника?

– Там все именно так, как я себе представляла. Ну а ты? Ты уже освоился в новом доме?

– Конечно.

Вера привстала на цыпочках и потерлась носом о нос мужа.

– Теперь мы счастливы? У нас есть деньги, у тебя имеется своя мастерская. Мы будем работать и радоваться жизни.

– Точно! Наконец я перестану бегать по городу высунув язык. Буду пить чай с печеньем пять раз в день. Обрасту толстым-толстым слоем лени и превращусь в неповоротливого тюленя.

– Это тебе не грозит.

– Почему?

– Я постараюсь, чтобы ты не оброс жирком.

– Будешь мало меня кормить?

– Буду заставлять тебя много двигаться. Особенно по ночам.

Алексей улыбнулся:

– Звучит неплохо! Хочешь, чтоб мы начали прямо сейчас?

Он стиснул ее в объятиях, но Вера со смехом отстранилась:

– Нет, сначала мы поедим, а то я весь день прожила на одном кофе. Еще чуть-чуть и сама превращусь в кофейное зернышко.

– Тогда я посажу тебя в горшок и буду поливать минеральной водой. А когда ты вырастешь…

Что должно произойти, когда Вера вырастет, Алексей рассказать не успел – в дверь позвонили. Супруги удивленно воззрились в сторону прихожей.

– Кто бы это мог быть? – растерянно проговорила Вера.

– Кто-нибудь из соседей, – небрежно ответил Алексей. – Тут, кроме нашего, еще три коттеджа. – Он нахмурился и проворчал: – Нашли время…

– Тенишев, не будь злюкой. С соседями надо дружить. Пойду открою.

На пороге стоял пожилой, очень морщинистый человек с седой челкой и крючковатым носом. Вера узнала в нем врача Павла Сергеевича Плучека, с которым познакомилась в коридоре клиники.

– Я тут прогуливался неподалеку, увидел свет у вас в окне и решил зайти, – сообщил мужчина с виноватой улыбкой.

– И правильно сделали, – заверила его Вера. – Проходите в комнату, я познакомлю вас с мужем, а потом мы будем пить чай с вареньем.

– Чай – это хорошо. Но я кое-что принес с собой.

Плучек вынул из-за спины пакет и тряхнул им. В пакете что-то звякнуло.

– Вы всегда выходите на прогулку с бутылкой? – весело поинтересовалась Вера.

Плучек улыбнулся:

– Вы меня раскусили. Я специально шел к вам. Жизнь в поселке довольно замкнутая. К тому же я живу один и никогда не упускаю возможности поболтать с новыми людьми. Разуваться нужно?

– Да. Вот вам мягкие тапочки.

– Благодарю.

Вера ввела Плучека в гостиную и представила мужу:

– Леша, познакомься – Павел Сергеевич Плучек, мой коллега.

– Очень приятно! – Алексей встал с кресла и протянул гостю руку.

– Будем считать, что это правда, – усмехнулся тот, ответив на рукопожатие. – Что касается меня, то я действительно очень рад с вами познакомиться. Всегда приятно предполагать в новых знакомых хороших людей. Вы ведь хорошие люди?

– Выпьем – узнаете, – пообещал Алексей, увидев торчащие из пакета бутылки.

Плучек кивнул:

– Дельное замечание. Вера, ваш муж не только талантлив, но и умен.

– С чего вы взяли, что я талантлив?

– Ведь в прихожей ваша картина висит?

Алексей слегка порозовел.

– А она вам понравилась?

Плучек покачал головой:

– Нет. Но я достаточно объективен, чтобы признавать талантливыми произведения, которые мне не по вкусу.

Алексей прищурил глаза:

– Чем же полотно вам не понравилось?

– Слишком много экспрессии и ярости. А я человек миролюбивый и меланхоличный. Верочка, вы ведь выпьете с нами?

– Немного.

– А много и нет. Кроме того, поблизости нет магазинов и ларьков, так что за «догоном» бежать некуда. В нашей глуши не сопьешься, даже если очень сильно захочешь.

Вера с Алексеем принесли из кухни копченое мясо, сыр, хлеб и несколько кусков яблочного пирога, оставшегося со вчерашнего ужина, и вскоре троица расположилась за накрытым столом.

– И все-таки забавно, что вы находите мой стиль яростным, – сказал Алексей, нарезая мясо. – Во мне ярости не больше, чем в ослике Иа. Возможно, я экспрессивен, да. Но яростен… – Тенишев покачал головой: – Нет, я не яростен.

– Не стану спорить, – примирительно проговорил Плучек. – Я ведь не видел других ваших картин.

– Хотите посмотреть? – оживился Алексей.

– Я…

– В другой раз! – сказала Вера. – Человек пришел к нам на ужин, дай ему спокойно поесть.

– Духовная пища ничем не хуже вчерашнего яблочного пирога, – гордо заявил Алексей.

– Возможно, – согласилась Вера. – Но у нас есть сыр и копченое мясо. С такими противниками ты не станешь спорить?

Тенишев отрицательно качнул головой:

– Нет. Я их просто съем!

Плучек засмеялся, вынул из пакета бутылку вина и поставил ее на стол. Вера взглянула на этикетку и округлила глаза.

– Какое дорогущее вино!

– О да, – кивнул Плучек.

– Может быть, оставите его себе для более торжественного случая?

– Бутылка стояла в серванте уже несколько лет – до сих пор мне было не с кем ее выпить. Я хочу использовать свой шанс. Покончим с этим вином, возьмемся за другое. В пакете еще две бутылки, но уже поскромнее.

Вера вскочила со стула.

– Я принесу штопор!

– Не нужно, – остановил ее Плучек. – У меня есть свой.

Павел Сергеевич достал из кармана какую-то вещицу и показал ее Вере с Алексеем. Небольшая бронзовая статуэтка изображала какую-то экзотическую птицу, а вместо клюва у нее был штопор.

– Подарок бывшей жены, лет десять назад привезла безделушку из Италии, – объяснил Плучек, – птичка для меня что-то вроде талисмана, я никогда с ней не расстаюсь.

Сосед быстро открыл бутылку, затем сложил штопор и убрал его в карман пиджака. Вскоре вино было разлито по бокалам и распробовано.

– Вкусно, – похвалила Вера. – Леш, тебе как?

– Мне нравится, – важно ответил Алексей. – Я сделал только один глоток, а уже выпил долларов на десять. Обожаю вкус денег!

Он засмеялся, Павел Сергеевич и Вера подхватили его смех.

Отпив еще немного вина, Вера спросила:

– Павел Сергеевич, а вы давно здесь работаете?

– Довольно давно, – кивнул Плучек. – Устроился в клинику три года назад, а до того работал в Новосибирске. Но там у меня не заладилось – кое-какие мои идейки казались руководству бредовыми. Я уже хотел бросить психиатрию, когда мне вдруг позвонили из «Дубовой рощи», сказали, что заинтересовались моей работой по галлюцинаторной технике, опубликованной в «Медицинском вестнике», и предложили контракт. Я согласился.

– Значит, в клинике занимаются исследовательской работой? – уточнил Алексей.

– Конечно. Иначе бы меня здесь не было.

Плучек отхлебнул из бокала, посмотрел сквозь вино на свет и медленно продолжил:

– Вера Сергеевна, не знаю, сказал ли вам Черневицкий, но вас взяли на место другого молодого врача. Вероника Холодова была очень способной девушкой…

– Она уволилась?

Гость покачал головой:

– Нет. Утонула. К северу от клиники есть жуткое болото. Предупреждаю: будьте осторожны, когда отправитесь на прогулку по окрестностям.

– Как такое могло случиться? – заволновалась Вера.

– Боюсь, никто не сможет ответить вам на вопрос. Свидетелей не было. Никто не знает, что потянуло Веронику на болото ночью.

– Она утонула ночью?

– Да.

Алексей нахмурился и осведомился с мрачноватой иронией:

– А вы уверены, что она была врачом, а не пациентом? Мне кажется, здравомыслящий человек никогда не полезет ночью на болото.

– Бывают разные обстоятельства… – пожал плечами Плучек. – Впрочем, не будем о грустном. Давайте лучше выпьем за вас.

Вскоре бутылка дорогого вина опустела, и гость достал из пакета вторую. Павел Сергеевич произнес еще несколько тостов, после чего Алексей, обожавший дискуссии и уже немного опьяневший, вступил с ним в полемику. Вера в тот момент вышла на кухню за очередной порцией сыра и мяса.

– Значит, вы утверждаете, что сумасшедших людей вообще нет? – горячился Алексей.

– Я всего лишь сказал, что психиатрия – наука неточная, – возразил Плучек. – Грань между патологией и вариантом нормы крайне расплывчата.

Алексей несколько секунд вглядывался в лицо Плучека, пытаясь понять, шутит тот или нет. Но лицо врача было невозмутимо, и Тенишев тряхнул головой:

– Вот ведь нелепость. Вы, психиатр, убеждаете меня в том, что психов не существует!

– Я так не говорил. Сказал лишь, что это возможно. При диабете или ревматизме у человека можно взять анализы и на их основе сделать вывод о том, болен человек или нет. А какой анализ вы возьмете у человека, страдающего маниакально-депрессивным психозом? Его моча и кровь не отличаются от наших с вами. Кроме того, некоторые психические заболевания вообще придуманы в угоду общественному мнению.

– И все же, что бы вы ни говорили, а психа видно сразу. Гитлер, например, был типичный псих!

Плучек засмеялся:

– О да! Многие психиатры пытались поставить ему диагноз. Один немецко-американский психолог по фамилии Фромм даже решил, что Гитлер страдал скрытой формой некрофилии.

– Некрофилия – это любовь к трупам? – уточнил Тенишев, наморщив нос.

– Что-то вроде того, – кивнул Павел Сергеевич. – Фромм вывел несколько симптомов скрытой некрофилии. Вот вы, например, как относитесь к фотографиям?

– Нормально. Я люблю фотографии, особенно черно-белые.

Павел Сергеевич кивнул:

– Отлично! Но любовь к черно-белым фотографиям – один из симптомов некрофилии. А в детстве вы мучили животных? Только честно.

– Ну… Однажды я оторвал лапки муравью…

– Зачем?

Алексей пожал плечами:

– Уже не помню. Дети всегда отрывают лапки насекомым.

Плучек поднял указательный палец и изрек:

– Второй симптом! Я мог бы продолжить список, но не стану.

В комнату вошла Вера с подносом в руках.

– Привет, мужчины. О чем спорите?

Тенишев откинулся на спинку кресла и обиженно заявил:

– Твой коллега вынес мне диагноз.

– Правда? – Вера поставила на столик поднос и поинтересовалась: – И кто же ты у нас?

– Некрофил!

– Я давно это подозревала. Но лучше бы ты был сексуальным маньяком.

Алексей трагически вздохнул:

– Болезнь не выбирают. Прими меня таким, какой я есть.

Вера чмокнула мужа в щеку и села на диван. Алексей, вооружившись ножом, стал резать мясо тонкими ломтиками, а Вера слегка наклонилась вперед и тихо попросила Плучека:

– Павел Сергеевич, расскажите мне о той девушке.

– О какой? – не понял Плучек.

– О той, что была до меня.

Гость нахмурился.

– Ну… Она так же, как и вы, приехала к нам сразу после окончания ординатуры. Что еще вы хотите знать?

– Приехала сюда одна?

Плучек кивнул:

– Да. В последнее время она как-то захандрила. Не знаю, может быть, ей стало тоскливо… Места у нас тут довольно дикие.

Павел Сергеевич отпил из бокала и продолжил:

– Зимой у нас здесь бывает очень мрачно. Листья с деревьев опадают, небо затянуто темными облаками. Да еще и болото… – Павел Сергеевич передернул плечами. – Жуткое место! Осень в наших краях тоже не слишком хороша. Я ненавижу осень со всеми ее туманами, сыростью и прочими прелестями. С определенного возраста некоторые времена года начинают казаться человеку грубой пародией на него самого.

Взгляд Веры стал задумчивым.

– По крайней мере, теперь я понимаю, почему Венедиктов окликнул меня, – проговорила она негромко. – Вероятно, он спутал меня с Вероникой Холодовой.

– Возможно, – согласился Плучек. – Хотя вы с ней совершенно не похожи. Вера Холодова была девушкой нервной и склонной к истерике. Вы не производите такого впечатления.

Алексей обнял жену и весело проговорил:

– Верка – девушка твердая и несокрушимая. Как дуб.

– Сам ты дуб! – фыркнула Вера.

Вскоре и третья бутылка подошла к концу. Алексей пошел на кухню за минеральной водой, а Павел Сергеевич засобирался домой.

В прихожей он как-то странно взглянул на Веру и заговорил тихим, глухим голосом:

– Вера, пока вашего мужа нет, я хочу вам кое-что сказать… Наша клиника – необычное место. Однажды… может быть, даже очень скоро… вам захочется… – Он мотнул головой и поморщился. – Черт, не знаю даже, как сформулировать. В общем, прежде чем на что-то решиться, тщательно подумайте о последствиях.

– Вы меня интригуете.

Мужчина улыбнулся и продолжил:

– Наверное, мои слова похожи на шутку, но… Вероятно, я и сам выгляжу как шут. Как старый, никому не нужный шут… И все же, будьте осторожны. Не верьте ничему, что видите и слышите. Здесь… – он обвел рукою пространство вокруг, – здесь любая вещь может оказаться не тем, чем она хочет казаться. Вы меня понимаете?

– Не очень.

Плучек вздохнул.

– Знаете… А, ладно, не берите в голову. Просто бред пьяного старика. Относитесь ко всему проще, и все будет в порядке. Всего доброго!

– Дождитесь Алексея, он сейчас подойдет…

Плучек качнул головой:

– Не стоит. Вы просто передайте ему, что он замечательный парень. Честь имею!

* * *

– Странный тип, – сказал Алексей. – Похож на алкоголика.

– Он тебе не понравился?

– Мне не нравятся алкоголики. Ума не приложу, как его терпят в клинике?

– Павел Сергеевич – отличный врач.

– Не сомневаюсь. Думаю, он умеет беседовать с пациентами на их языке – просто потому, что другого языка он не знает.

– Тенишев, кончай занудствовать!

– Как скажешь, моя милая королева сумасшедших!

Вера нахмурилась:

– Не называй меня королевой сумасшедших. Иначе я стукну тебя стаканом по голове.

– Стучи. Он все равно пластиковый.

Вера допила воду и замахнулась на мужа стаканчиком. Тот поймал ее за руку и притянул к себе. Впившись в губы жены поцелуем, Алексей мягко уложил ее на диван и принялся расстегивать пуговки на кофточке.

– Ольга услышит… – взволнованно прошептала Вера.

– Не услышит, – хрипло прошептал в ответ Алексей. – Да мне и плевать. Я согласился, чтобы она жила с нами, но на условии, что она не будет мешать нам заниматься любовью. Иди сюда!

Через двадцать минут Вера откинулась на подушку и перевела дыхание. Волосы ее растрепались, губы припухли, на щеках проступил румянец.

– Боже, как же я тебя люблю! – тихо проговорила она. – Сама не знаю за что.

– Я красивый, – весело сказал Алексей, зарывшись лицом в ее волосы и вдыхая их аромат.

– Вовсе нет.

– Ну… тогда я умный.

– Ты балбес.

– Но я талантливый.

– Если верить твоим критикам, то и это под сомнением.

– Даже не знаю, что еще сказать… – Алексей провел пальцем по ее подбородку и заявил: – Я скромный!

Вера засмеялась:

– Вот уж в чем тебе точно не откажешь.

Алексей встал с дивана.

– Ты куда? – насторожилась Вера.

– На улицу. Хочу подымить своей носогрейкой.

– Кури на кухне.

– Угу. А утром твоя драгоценная сестренка заявит, что я провонял табаком весь дом.

– И будет права. Не уходи далеко, ладно?

– Дальше крыльца не уйду, – пообещал Алексей, сгреб с полки трубку и коробку с табаком и зашагал в прихожую.