Текст книги "Вторая попытка (СИ)"

Автор книги: Антон Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Глава 3.

Когда удивление от рассказа Вышаты миновало, и мои мозги, наконец, смогли заработать, как и положено, то первый вопрос, ответ на который я хотел бы получить... мне пришлось придержать при себе. Просто потому, что у моих нынешних собеседников, во-первых, может не оказаться нужной информации, а во-вторых, даже если она им известна, то нет никакой гарантии, что они захотят ею поделиться, и не солгут в ответ на прямой вопрос. В общем, придётся мне несколько придержать коней... да и, в конце концов, есть ли для меня сейчас разница, задумывали Бийские этот финт изначально, или просто воспользовались подвернувшимся под руку случаем? Впрочем...

– А когда Бийские сообщили обо мне кругу волхвов? – Поинтересовался я. Остромиров пожал плечами.

– Ерофей, ты немного не понял. Ни Богдан ни Ружана ничего не сообщали кругу. Они связались со мной лично, и было это в конце ноября прошлого года. – Ответил волхв.

– Понятно. – Протянул я. – А вы в курсе, что с тех пор, отношения между мной и семьёй моих попечителей изрядно охладели?

– Опасаешься, что они решат прекратить наше с тобой предполагаемое сотрудничество? – Еле заметно улыбнулся профессор и повернулся к своему спутнику. – В словах юноши есть резон, не находишь, Вышата?

– М-да. – Волхв тяжело вздохнул и бросил на Граца извиняющийся взгляд. – Сеслав, ты не мог бы оставить нас с Ерофеем наедине? На пару минут, не больше.

– Ох уж мне эти волховские тайны. – Проскрипел профессор и, поднявшись со стула, вышел на улицу. Только дверь хлопнула.

– Это действительно так секретно? – Спросил я.

– Отчасти. – Уклончиво ответил Остромиров. Он встал с подоконника, низкого даже для его скромного роста, и принялся мерить комнату шагами. – Можешь считать мои действия заботой о репутации волхвов.

– Вот как? – Удивился я, на что волхв только скривился.

– Отчасти. – Повторился он, не прекращая метаться по помещению. И куда только подевалось всё его веселье? Наконец, Вышата Любомирич остановился и, ткнув пальцем в мою сторону, спросил, – как ты относишься к своим попечителям?

– Странный вопрос. – Пожал я плечами.

– И всё же? – Надавил волхв.

– Я им благодарен за помощь и обучение. – Коротко ответил я.

– И обижен на то, что тебя, фактически, выжили из дома, который ты почти начал считать своим. – Вопросом здесь даже не пахло. Чистое утверждение уверенного в своей правоте человека.

– Скажем так, это был неприятный опыт. – Осторожно высказался я в ответ и Остроимиров понимающе покивал, услышав эти слова.

– Ни на секунду не сомневаюсь. – Проговорил он.

– А вы что-то знаете о причинах такого странного изменения отношения ко мне со стороны Бийских, не так ли? – Я решил расшевелить собеседника, явно не знающего с чего начать.

– Да, знаю. – Момент слабости у Остромирова явно прошёл, и волхв заговорил чётко и внятно. – Как я уже сказал, твои попечители связались со мной в конце ноября прошлого года, но первый разговор о тебе, состоялся у нас ещё в августе. Тогда, Ружана Немировна похвасталась новым учеником, чуть ли не свалившимся на голову её мужу. Скажу честно, я был удивлён. Дело в том, что волхвы, будь они общинными или изгнанными, не важно, учеников предпочитают набирать из людей устоявшихся, имеющих определённый жизненный опыт и кое-какие знания. Это, к твоему сведению, не прихоть, а своего рода, мера безопасности. Юноши и девицы слишком порывисты, слишком резки в суждениях, и это крайне отрицательно сказывается на их обучении и... мировоззрении. Обряд Выбора, проводимый в юном возрасте, оказывает не самое лучшее воздействие на психику посвящаемого, и это доказанный факт. Медицинский. Волхвам не нужны фанатики, а именно они и получаются из молодых "гениев".

– Хотите сказать, что Бийские решили прекратить обучение, чтобы не покорёжить мою психику? – Недоверчиво усмехнулся я. – Но ведь они не собирались проводить меня через Отбор, это я точно помню. Ружана Немировна предупредила меня об этом ещё в начале обучения.

– Да-да. – Покивал Остромиров. – Не собирались. Но с твоего позволения, Ерофей, к этому вопросу я вернусь чуть позже, хорошо? А сейчас немного о другом.

– Пожалуйста. – Вздохнул я.

– Благодарю. – Вышата Любомирич отвесил мне шутовской поклон. К нему явно вернулось прежнее самообладание и хорошее настроение. – Так, на чём я... ах, да! В августе Ружана похвасталась мне учеником, талантливым, схватывающим всё налету. Но был у него и один серьёзный минус – возраст. Впрочем, на тот момент, она не считала это такой уж большой проблемой. По расчётам Бийских, твоё обучение должно было занять примерно два – два с половиной года, после чего они хотели отправить тебя на "практику"... ко мне, чтобы сменить направление обучения и чуть придержать твоё развитие.

– Чтоб с ума не сошёл, да? – Усмехнулся я.

– Именно. По предположениям Ружаны Немировны, на то время, как раз, придётся пик риска спонтанного посвящения, и обращение к другому аспекту волхвования должно было его нивелировать. А по окончании практики, мы поздравили бы тебя с двадцатилетием и проводили на службу. А это полтора года жизни по распорядку, и ни единой свободной минуты для занятия волхвованием, и соответственно никакого риска самостоятельной инициации.

– Самостоя... – Я оборвал сам себя.

– Дошло, да? – Вздохнул Остромиров. – Такое случается при некоторых условиях... В ноябре мне позвонил Богдан и сообщил, что ученик оказался слишком шустрым и, если не прервать обучение до июня месяца следующего года, он, то есть, ты, инициируешься самостоятельно. Учитывая, что этот процесс происходил бы в непосредственной близости от двух волхвов совершенно разных направлений... результат был бы совершенно непредсказуем.

– А сказать мне об этом нельзя было? – Вспылил я.

– Нельзя. – Развёл руками волхв. – Эмоциональная привязанность между учеником и учителем подпитывает дар и подталкивает его к развитию, что в твоём случае, чревато той самой спонтанной инициацией. Кроме того, у тебя было два учителя, направления волхвования которых почти противоположны. Сохранить эту связь, значило бы почти гарантированно обречь тебя на сумасшествие, причём в самом ближайшем времени. Не веришь? Тогда, попробуй посмотреть со стороны на то, как ты жил этот год. Патенты, изобретения, учёба и работа по восемнадцать часов в сутки... ты действительно считаешь, что такое поведение нормально для шестнадцати-семнадцатилетнего юнца? Вспомни, когда последний раз ты отдыхал? Не медитировал, не убивался на тренировках, а просто гулял по парку, встречался с девчонкой... ну?

– Гулял... девчонки... – Я замер. Мозг напрочь отказывался работать и отчаянно "буксовал".

– То-то же. Вижу, понял. – Удовлетворённо кивнул Остромиров, наблюдая, как меняется выражение моего лица. А я... я испугался. Испугался по-настоящему, до холодной, сосущей пустоты внутри и вставших дыбом волос.

– Полагаю, что сейчас опасность миновала, да? – Вздохнув, проговорил я, когда отошёл от обрушившегося на меня осознания того, насколько близко я, оказывается, подошёл к краю.

– Не совсем. – Покачал головой Вышата Любомирич. – По уму, тебе нужно хотя бы на полгода отказаться от волхвования, но, как твой коллега, я понимаю, что это просто нереально. Для тебя это было бы, всё равно что привязать руки к туловищу и заставить учиться есть ногами.

– Это точно. – Кивнул я. – Значит, профессор Грац...

– Весьма удачный вариант решения твоей проблемы. Поработаешь с ним, налегая на классические манипуляции, и через полгода, думаю, риск самоинициации сойдёт на нет. А там уж и я за тебя возьмусь.

– А Бийские... – Начал было я, но Остромиров покачал головой.

– Никаких контактов, по крайней мере, в ближайшие же полгода. – Произнёс он. – Разрыв зафиксирован, но стоит тебе с ними увидеться, и придётся начинать ту же бодягу сначала. Но это будет гораздо, гораздо сложнее. Обмануть себя, не так просто, знаешь ли, как обмануть кого-то другого. Тут не всякая самотренировка поможет.

– А что значит, "разрыв зафиксирован"? – Встрепенулся я.

– Потом. Рано пока тебе в такие дебри лезть. – Отмахнулся Вышата Любомирич, но, заметив мой любопытный взгляд, нахмурился. – Держи себя в руках, ученик. Вспомни: прогулки-клубы-девочки. Ну!

– Из-извините. – Я помотал головой, пытаясь вытряхнуть из неё исследовательский дурман. Не помогло. Подумал о прогулках, стало легче, но любопытство всё ещё... а если о прогулках с девушкой? И с обязательным поеданием мороженого. Точно! Осталось только найти подходящую девушку.

– Полегчало? – Усмехнулся Остромиров. Я кивнул. – Вот и замечательно. Ну что, зовём нашего профессора, пока он на улице со скуки не помер?

– Конечно. – Согласился я и Вышата Любомирич, открыв дверь, пригласил Граца, статуей замершего в входа в лавку.

– Вы закончили со своими тайнами? – Осведомился профессор.

– Да. – В унисон ответили мы с Остромировым и рассмеялись. Правда, в отличие от волхва, я смеялся от облегчения. Вываленные им новости, наконец-то усвоились моим своевольным разумом, и страх сойти с ума, недавно выбивший меня из колеи, ушёл, растворился где-то в подсознании, оставив на память лишь нервную дрожь. Что ж, по крайней мере, теперь я точно знаю, чего следует опасаться, а значит, смогу контролировать собственное состояние. Главное, вовремя одёргивать своё неуёмное любопытство и исследовательский зуд.

– Кстати, Вышата Любомирич, а сотрудничество с группой профессора не скажется на моём состоянии? – Поинтересовался я.

– Если не полезешь в сложные манипуляции с традиционным подходом, ничего страшного не случится. – Заверил меня Остромиров.

– То есть, никаких новых разработок, да? – Печально вздохнул я.

– Ерофе-ей. – Покачал головой волхв. – Разрабатывай что хочешь, и как хочешь. Но не в традиционной школе. Только классика. О волхвовании на ближайшие полгода забудь. Максимум, обычные тренировки и сотворение уже известных манипуляций. Никакого изобретательства в этом плане. Ясно?

– Ясно. – Чётко ответил я.

– Ну и замечательно. А теперь, поговорим о предложении нашего профессора. – Облегчённо улыбнулся Остромиров и повернулся к своему спутнику. – Сеслав, тебе слово.

Разговор с профессором затянулся на добрые два часа. Всеслав Меклен...ович, чёрт, никак не могу привыкнуть к разнообразию и правилам составления здешних отчеств, так вот, профессор оказался занудным до невозможности, педантичным и аккуратным. Зато, мы обговорили почти всё, что интересовало, как меня, так и самого Граца. Обсудили, как саму возможность совместной работы, так и условия на которых мы оба готовы заключить ряд.

А условия были неплохи. Не по деньгам, нет. В этом плане, наш договор был более чем скромен, но возможности, которые дарило мне само участие в проекте, с лихвой перекрывали малое жалованье.

– Вас не устраивает сумма? – Проницательно заметил Грац, когда я поморщился, услышав озвученные им цифры.

– Честно? Да. – Кивнул я. – С такой оплатой, мне проще забаррикадироваться в своей квартире и сутками клепать простенькие артефакты для своей лавки. Дохода они принесут раза в два больше.

– Возможность работать на себя, мы у вас не отнимаем. – Индифферентно заметил профессор. – Согласитесь за три дня работы в неделю, предлагаемое нами жалованье вполне адекватно.

– Но я потеряю доход, который мог бы получить, потратив те же три дня на работу для себя. – Парировал я.

– Возможно. – Невозмутимо кивнул Грац. – С другой стороны, участие в проекте позволит вам, по его окончании, бесплатно обзавестись сертификатом подмастерья, а это гарантирует немалые льготы при поступлении в Хольмский университет, если вы пожелаете получить высшее образование в сфере естествознания.

Высшее образование мне пока ни к чему, со средним бы разобраться, а вот классный сертификат... это совсем другое дело. Собственная лавка обязывает. И тут выбор невелик, либо ученическая бумажка и полное налогообложение, либо сертификат подмастерья и ежегодные фиксированные выплаты в казну. Собственно, выбор очевиден...

Глава 4.

Три рабочих дня в неделю... Немного, конечно, но лишь пока речь идёт о каникулах. А вот с началом сентября, мне вновь придётся поднапрячься. Нет, в принципе, мы с Грацем условились, что после начала учебного года, те двадцать четыре часа в неделю, что я должен посвящать работе с его группой, будут разбиты на пять рабочих дней, по пять часов в день с понедельника по четверг и четыре часа в пятницу. Но ведь помимо сотрудничества с профессором, у меня есть ещё и лавка, держать которую закрытой, просто расточительно. Отказываться же от неё, я не собирался.

Результатом размышления над этой проблемой, стала вывеска, занявшая положенное её место над входом в мой магазин, а в первый день августа, за два часа до заката, я торжественно, хотя и в полном одиночестве, открыл своё дело. Впрочем, долго наслаждаться спокойствием и тишиной мне не довелось. Дверь под вывеской с витиевато выполненной надписью: "Вечерняя лавка", тихо звякнула потревоженным колокольчиком, и на пороге нарисовался первый клиент. Точнее, клиентка.

– Привет. – Я кивнул мнущейся у двери девушке, всё никак не решающейся сделать шаг вперёд.

– Привет, Ерофей. – Тихо откликнулась Света, старательно глядя куда угодно, только не в мою сторону. Правда, не могу её винить. В моей лавке было на что посмотреть. Пусть, пока я не могу использовать всю широту возможностей традиционного подхода в манипуляциях, но для того, чтобы наполнить полки образчиками классических воздействий, моих знаний и умений вполне хватило. Пусть в большинстве своём, это были простенькие артефакты и такие же простые иллюзии, демонстрирующие работу тех или иных конструктов, которые я мог предложить покупателям, но в кабинетах моих "коллег", зарабатывающих на хлеб насущный созданием воздействий на заказ, вообще не было ничего подобного. А ещё здесь были мобили... много-много самых разнообразных мобилей, тикающих, двигающихся... привлекающих внимание. Идея наполнить ими лавку, пришла мне в голову, незадолго до открытия, когда на полках уже были развёрнуты подвижные иллюзии и артефакты. Уж больно тихим показалось мне помещение. С одной стороны, это, конечно, неплохо, но с другой, я же хотел удивить потенциальных покупателей, а музейная обстановка для этой цели подходит слабо. Вот тогда-то я и вспомнил о своём давнем увлечении, после чего убил почти неделю, но наваял больше полусотни этих забавных приборчиков, заодно снабдив их самыми различными конструктами. Правда, пришлось подключать их к переносному накопителю, чтоб управляющий не ворчал о перерасходе энергии и не заставлял меня тратить время на дополнительную напитку основного накопителя нашего дома, огромный четырёхметровый бак которого, прятался в подвале здания.

Тихий, деликатный шум производимый мобилями, наполнил лавку, и она приобрела почти законченный вид. Для завершения картины не хватало самой малости, но поиграв с освещением, я добился желаемого результата, и в лавке воцарился мягкий полумрак, сгущающийся по углам мерцающей дымкой, и незаметно рассеивающийся у полок с "товаром". Так что, сейчас, глядя на восторженно разглядывающюю лавку Светлану, уже успевшую забыть о своём смущении, я был искренне горд своей работой. Обожаю иллюзии.

– А почему лавка вечерняя? – Поинтересовалась девушка, кое-как оторвав взгляд от стоящего на одной из полок стеклянного шара с бушующей внутри метелью, снежная круговерть которой то и дело складывались в затейливые картинки.

– Обернись. – Улыбнулся я. Света послушно развернулась и... тихо охнула. На улице сияли фонари, разгоняя сгущающуюся темноту наступающего летнего вечера. Не поверив своим глазам, девушка открыла застеклённую дверь и солнечный свет залил её застывшую в проёме фигурку. Девушка неверяще тряхнула головой и закрыла дверь. Снова открыла... Хм, надо будет отрегулировать управляющий конструкт, чтобы приглушить яркость, этот диссонанс рушит всю атмосферу в лавке.

– Но... как? – В глазах повернувшейся ко мне Светланы, застыло безмерное удивление.

– Магия. – Я развёл руками. – Нравится?

– Ещё как. – Кивнула она, отходя от захлопнувшейся двери, и вновь заскользила взглядом по полкам.

Я наблюдал за тем, как девушка тянется то к одной поделке, то к другой, как замирает, глядя на вращающиеся вокруг трёх разнонаправленных осей колец одного из мобилей, тянет руку к струящемуся из носика масляного светильника, синеватому, сверкающему серебристыми искрами, дымку, принимающему самые причудливые формы... наблюдал и старательно сдерживал улыбку. Столько непосредственной, почти детской радости и удивления было на её лице.

Большинство игрушек моего детства не были куплены в магазинах, их делал старик, живший на нашей улице, высокий, худой, с обветренным, изборождённым морщинами лицом и широкими шершавыми ладонями, он демонстративно хмурился, когда детвора начинала доставать его просьбами сделать что-нибудь эдакое. Хмурился, ругался, но через какое-то время тяжело вздыхал, привычным движением тушил свою "вечную" беломорину и, поднявшись с врытой в землю у ворот его дома лавки, в полной тишине скрывался за громко хлопающей калиткой, врезанной в высокий глухой забор. А через день-другой у нас появлялась очередная игрушка. Иногда, он приглашал кого-то из детей постарше помочь ему с работой над очередной "партией" деревянных мечей или кукол, а потом счастливчик с чрезвычайно гордым видом раздавал результат их совместной работы друзьям и подругам. А старик, сидя на всё той же лавке, смолил свою беломорину, щурился и, с интересом наблюдая за этим процессом, тщательно маскировал улыбку за внешней суровостью.

Мужики часто над ним подтрунивали за эту возню с детьми, порой очень зло, а дядька Кирилл только презрительно хмыкал в ответ... и продолжал снабжать окрестную детвору самодельными игрушками, умудряясь каждому сделать что-то своё, идеально подходящее вот именно этому патлатому мальчишке с острыми, постоянно разбитыми коленками или вон той веснушчатой девчонке с рыжими волосами, забранными в два смешных хвостика... И не было споров о том, кому какая игрушка достанется, они как-то сразу находили своих хозяев. Девчонки не устраивали склок из-за новеньких кукол, а мальчишки не разбивали друг другу носы за понравившуюся машинку. Никакой магии, старик просто знал...

Когда у меня родилась идея лавки, я вспомнил именно его и не пожалел. Сейчас, глядя на ошеломлённую Светлану, я на собственном опыте познал то, чего дядька Кирилл никогда даже не пытался объяснить тем мужикам, что смеялись над "старым кукольником", не желал, не видел смысла метать бисер перед свиньями. Всё равно не поймут и не оценят. Если уж они не могли видеть радости в глазах детей, как им понять то светлое чувство, что разливается в груди, когда созданная своими руками вещица, оказавшись в руках ребёнка, заставляет сиять его глаза и искренне смеяться, радуясь сделанному от души подарку? Я не умею делать игрушки, но, может быть, у меня получится подарить сказку?

– Ерофей, а для чего предназначены эти... приборы? – Вопрос Светы вырвал меня из размышлений.

– Что? – Встрепенулся я.

– Приборы. Что они делают? – Повторила девушка, не сводя взгляда с очередного мобиля.

– Тикают. – Пожал я плечами.

– И всё? – Удивилась Светлана.

– М-м... да. В основном. – Почти честно ответил я. Ну не рассказывать же ей, что на большей части мобилей я отрабатывал конструкты движения, описание которых нашёл в сети, а образцы "выдавил" из пары подчинённых Граца, недавно приехавших из Хольграда для помощи своему профессору в работе.

– А зачем? – В голосе девушки слышалось явное непонимание.

– Затем, что мне нравится, как они звучат. – Главное, не рассмеяться.

– Ерофей, ты... ты издеваешься? – Смешно нахмурилась Света.

– Даже не думал. – Замотал я головой. – Мне в самом деле нравятся издаваемые мобилями звуки. Согласись, приятно звучат?

– Э-э... да, наверное. – Странно покосившись на меня, кивнула девушка и тут же перевела взгляд на одну из витрин. Тонкий пальчик ткнул в медное блюдце, лежащее в углу. – А это что?

– Пример очищающего артефакта. – С готовностью ответил я.

– А если подробнее? – Спросила Света.

– Ну-у... допустим, к тебе пришли гости и, во время застолья залили твою любимую скатерть вином. А на столе стоит вот такое блюдце. Подаёшь в него энергию, и всё.

– Что "всё"? – Не поняла моя собеседница.

– Скатерть снова чиста, и гости могут продолжать свинячить, сколько влезет... когда перестанут охать и ахать от удивления, конечно. – Уточнил я.

– Интересно. – Светлана на миг задумалась. – Ты сказал, что это только пример, так?

– Да. Можешь принести мне любую вещь, и я сделаю из неё такой артефакт. Единственное условие – в предмете должна быть металлическая часть, в которую я смогу упрятать нужный конструкт, и эта металлическая часть при работе артефакта, должна касаться объекта очистки. – Объяснил я.

– И всё?

– Почти. Воздействие не сможет убрать механические повреждения и грязь, оставленную чем-то кроме продуктов питания. То есть, если ты зальёшь свою любимую скатерть машинным маслом, то артефакт с ней ничего сделать не сможет. Да и от пыли не избавит, так что, стирать её всё равно придётся обычным способом.

Из лавки Света уходила, оставив несколько больше денег, чем рассчитывала изначально. Если быть точным, то вместе с моей долей от торговли конструктами, она отдала мне ещё и четверть собственной, в оплату за полдюжины артефактов самого разного назначения. Начиная с пресловутого очищающего блюдца, сделанного мною на основе когда-то подаренного Ружаной Немировной конструкта, и заканчивая парой изящных гребней, изрядно облегчающих расчёсывание длинных волос по утрам, а вот это уже было моё собственное изобретение, ради воплощения которого в жизнь, мне пришлось вспомнить школьный курс физики и чуть-чуть поиграться со статическим электричеством.

До десяти вечера, когда я решил закрыть своё заведение, в лавку заглядывало ещё три человека, и могу с гордостью сказать, ни один из них не ушёл без покупки. Таким образом, к окончанию первого рабочего дня, точнее, вечера, в денежном ящике старомодного кассового аппарата, установленного мною для антуража, лежало целых сорок три рубля, и это без учёта моей доли от нашего со Светланой совместного заработка! Это был очень успешный день.

* * *

Рогнеда Владимировна Багалей стояла у окна и смотрела во двор, где на старых качелях устроилась её дочь. Из похода к своему повёрнутому на естествознании другу и товарищу по денежному делу, Света вернулась странно задумчивой и молчаливой. Впрочем, странным такое поведение могло показаться только тому, кто знал её девочку меньше года, а сейчас Рогнеда с недовольством отметила, что состояние её дочери очень похоже на то, в каком она пребывала со дня смерти отца и... до знакомства с тем самым вихрастым «философом». Отрешённая, спокойная и молчаливая... правда, сейчас, было в её поведении что-то ещё, но разобрать что именно, мать не могла, несмотря на все свои умения. И это беспокоило. Впрочем, одна догадка у неё была...

Когда в жизни Светы появился этот странный мальчишка, дочь, наконец, начала выбираться из той раковины, в которую спряталась несколько лет назад, и Рогнеда искренне радовалась этим изменениям. Светик стала более общительной, улыбчивой, и пусть довольно случайно, преследуя совсем иную цель, но она обрела какой-то интерес к жизни и окружающим людям. Да чёрт возьми! Мать была совершенно уверена, что у дочери появился молодой человек! А потом... кажется, её дочка обидела этого мальчишку со странным именем, променяв его на неожиданно появившихся "подруг".

Женщина бросила взгляд на принесённый Светланой свёрток с покупками, вновь посмотрела на освещённый светом с веранды силуэт дочери и, вздохнув, отправилась в свою комнату. Может быть, девочка поняла что ошиблась, оттолкнув от себя человека, благодаря которому её жизнь вдруг заиграла совершенно новыми красками?

А Света сидела во дворе на старых скрипучих качелях, бездумно всматривалась в усыпанное звёздными блёстками небо и вспоминала встречу с Ерофеем. Таким насмешливым, довольным... и совершенно непонятным. Вспоминала лавку, наполненную настоящими чудесами, созданными этим... Нет, ну кто мог подумать, что двинутый на расчётах-конструктах-тренировках сухарь и ботаник способен творить такие вещи?!