Текст книги "Смерть носит пурпур"

Автор книги: Антон Чижъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

12

Царское Село погрузилось в вечернюю дремоту. На улицах было пустынно и тихо, даже городовых не видать. Пролетки не беспокоили тарахтением колес, собаки угомонились, не слышно было пьяных песен у трактиров, не трезвонила конка, которой и не было вовсе, ничто не смущало нерушимый покой. Белой ночью резиденция императора обратилась тишайшим провинциальным городком, в котором если и случается происшествие, то разве забавное или глупейшее. Но никак не преступное или злодейское. Нельзя было и подумать о столь неприятных историях в час полного умиротворения.

Две фигуры неторопливо двигались по Волконской мимо казарм с одной стороны и Большого пруда с другой. Ванзаров не выбирал дороги, а всего лишь направился кратчайшим путем к вокзалу.

– Аполлон Григорьевич, насколько хорошо вы знаете господина Федорова? – наконец спросил он.

– Лет пятнадцать, наверное. Познакомились, когда я еще бывал в университете.

– Он знает, что вы имеете отношение к Департаменту полиции?

Вопрос ставил под сомнение безграничную славу великого криминалиста, но Лебедев предпочел этого не заметить.

– Особо не скрывал. Сейчас трудно вспомнить. Да мы и встречались не так часто.

– Постарайтесь вспомнить: сколько именно?

Постаравшись изо всех сил, Лебедев вспомнил от силы три-четыре встречи.

– Иными словами, вы встречались примерно раз в пять лет, – сказал Ванзаров. – Трудно назвать это тесным общением ученых. Полагаю, писал он вам не чаще раза в год, когда приглашал на искрометные вечеринки.

– Не понимаю, к чему вы клоните, – ответил Лебедев несколько раздраженно.

– Его восторги вашими талантами ученого не имеют под собой никакой почвы. Он никогда не интересовался вашими работами, при этом уверен, что вы великий ученый. В чем я с ним полностью согласен. Отсюда мы делаем два вывода…

Аполлон Григорьевич, кажется, не горел желанием познакомиться ни с одним из них, но все же выдавил:

– И что же это за выводы?

– Во-первых, господин Федоров прекрасно осведомлен, чем вы занимаетесь. Именно потому и не сообщил любимым ученикам, в какой именно науке вы непререкаемый авторитет.

– А второй?

– Он не так глуп, как хочет показаться. Простите, я неверно выразился: господин Федоров далеко не так прост и наивен, как хочет выглядеть.

– С чего вы взяли? – спросил Лебедев, несогласный с таким выводом. – Сколько его помню, он всегда был со странностями.

– Могу судить только о том, что вижу: бурные излияния учительской любви, по-моему, выглядели откровенной издевкой над так называемыми любимыми учениками. Господин Федоров откровенно куражился над достойными господами, а они и пикнуть не смели. Вам не кажется это чрезвычайно странным?

– В пьяной истерике ищете глубокий смысл?

– Нас не должна смущать водка…

– Водка нас никогда не смущала, – согласился Лебедев. – Не желаете глоток из походной фляжки?

– Я имею в виду, что ему требовался стимул для такого спектакля, – продолжил Ванзаров. – Зрителям не полагалось знать, что среди гостей сотрудник Департамента полиции с ассистентом.

– Эк вас задело, коллега!

– Скажите, Аполлон Григорьевич, Федоров раньше показывал вам свои опыты? Спрашивал ваше мнение о них?

– Как-то раз завел в лабораторию, что помещается у него сразу за гостиной, плавильную печь, от которой труба торчит, не без гордости показал…

– Для вас приглашение на утренний эксперимент было полной неожиданностью?

– Полнейшей, – подтвердил Лебедев.

– Теперь понимаете, в чем дело? – спросил Ванзаров.

– Куда уж нам…

– Федоров написал вам приглашение, от которого невозможно отказаться. Вас бы любопытство заело, если бы не поехали. Но ему нужно было, чтобы вы не только приехали, но и увидели его учеников. Их он наверняка заманил не менее фантастическими письмами. Чтобы задержать вас на следующий день, когда можно поговорить с глазу на глаз, Федоров сообщил об опыте, который вы должны оценить.

– Мне кажется, вы перебарщиваете, коллега, – сказал Лебедев. – Для чего такие сложности старому пьянице?

– Только одна причина: он боится.

– Чего?!

– За свою жизнь. Он решил, что раз вы служите в Департаменте полиции, то, само собой, ловите злодеев. Те, кого он боится, были вам представлены. Случись что – вам же легче будет отыскать преступника.

– Для этого у меня ассистент имеется! – не без удовольствия заметил Лебедев. – Смышленый мальчонка. Только порой вредным бывает чрезвычайно.

Благодарность Ванзаров отложил на потом.

– Остается главный вопрос: почему Федоров испугался за свою жизнь, – продолжал он. – Что ему терять? Получил наследство?

– Какое там наследство! – Аполлон Григорьевич даже фыркнул. – Сколько его знаю, гол как сокол.

– Тогда это действительно вопрос.

– Ушам не верю! Неужели у вас нет никакого завалящего предположения? Светоч логики погас?! Какая досада… Позвольте, я закурю…

Ванзаров напомнил, что они в Царском Селе и воздух здесь надо беречь от сигарок.

– Предположение настолько смутное, что оглашать преждевременно… – сказал он. – Вы знаете кого-нибудь из гостей?

– Впервые вижу! И, надеюсь, в последний раз, – ответил Лебедев. – Неприятные личности. Мрачные, молчаливые, злые. Как стая ворон над трупом… Ой! – Аполлон Григорьевич схватился за рот, но было поздно. Слова уже вылетели.

– Вы тоже это отметили, – сказал Ванзаров. – Выходит, не зря господин Федоров дурочку валял.

До вокзала оказалось куда ближе пешком, чем на пролетке. На привокзальной площади было пусто, поездов из столицы до утра не будет, делать здесь извозчикам было нечего. На перроне было безлюдно. Последний поезд уже подали. В вагонах второго класса сидели одинокие пассажиры, паровозик недовольно фыркал паром. Ванзаров остановился напротив вагонной двери и молча рассматривал носки ботинок. Лебедев не лез к нему с разговорами, зная, что в этот момент совершается труд не меньше, чем у паровозного котла. И хотя он подтрунивал над логикой своего друга, но результаты ее признавал безоговорочно. Дали третий свисток. По перрону прошел щуплый юноша и запрыгнул в вагон третьего класса. Ванзаров проследил за ним взглядом.

– Кажется, господин Нарышкин в столицу собрался, – сказал он.

Лебедев стал оглядываться по сторонам, но никого не заметил.

– А кто это?

– Помощник Федорова…

Аполлон Григорьевич пожелал ему провалиться как можно глубже, потому что сейчас его беспокоил совершенно другой вопрос.

– Послушайте, коллега, вот вы сейчас уедете, а мне что прикажете делать? – сердито спросил он. – Как я без ассистента смогу выручить Федорова?

– Вы правы! – Ванзаров резко повернулся и быстро пошел в вестибюль вокзала, где уже мыли пол огромными щетками, а дежурный городовой, зевая во всю пасть, пристроился у билетных касс. Неготовый к столь резкому обороту, Лебедев замешкался, и ему пришлось догонять. Ванзаров шагал чрезвычайно быстро. Паровозный гудок и скрежет колес известили, что последний поезд отправился без одного пассажира.

13

Счастливее службы, чем у пристава Врангеля, трудно было представить. Блюсти порядок в Царском Селе было делом легким и приятным. Главная забота – следить, чтобы полицейские силы в составе двух участковых приставов, двух околоточных надзирателей, четырех надзирателей и десятка городовых выглядели подтянуто, форму имели опрятную, а сапоги начищенными. Да и дел-то у полиции не так чтобы много. Когда вытянуться в струну перед генералом, когда отдать честь проезжающей карете. За порядком во дворце следила дворцовая полиция, куда обычную не допускали. В армейских казармах делать и вовсе было нечего. Там свои законы и правила. Что же касается основных рассадников беспорядков – кварталов фабричных рабочих или трущоб, где ютится всякий сброд, – то в городе таковых не имелось.

Происшествия тоже были скорее анекдотические. То бешеная кошка накинется на мирную даму и покусает, то пролетка задавит гуся. Обычно пристав проводил в служебном кабинете строго отмеренные часы. Большую же часть дня, когда погода становилась хорошей, посвящал досмотру улиц, то есть неторопливым прогулкам, визитам в лавки, где не отказывался от угощения, и болтовне с обывателями. От такого распорядка фигура пристава обрела симпатично округлый силуэт, щеки были румяны и лоснились здоровьем, нагулянным на свежем воздухе. Режим дня, чистый воздух и спокойный образ жизни даже из пристава могут сделать милейшего человека.

Закончив вечерний моцион, Врангель пригласил отужинать своего помощника Скабичевского. Они поднялись в квартиру пристава, которая, по обычаю, находилась над полицейским участком. Врангель снял портупею, расстегнул ворот кителя и предложил Скабичевскому не стесняться, все свои.

Пристав уже примеривался к графинчику сладкой настойки и рыбной закуске, приготовленной заботами его жены, как вдруг снизу раздался нетерпеливый звон дверного колокольчика. Беспокоить полицию в такой час было в высшей степени неприлично. И прямо сказать, недопустимо. Пристав поморщился и крикнул кухарке глянуть, кого там принесло, но сказать, что до утра пускать не велено.

Пристав не успел еще и вилки взять, не то чтобы рюмочку пропустить, как в столовую ворвался какой-то господин. Был он молод, разгорячен и вид имел настолько решительный, что аппетит сразу пропал. Врангель наисуровейшим образом нахмурился и, как и полагается приставу, грозно хмыкнул. Врываться в полицию и вести себя подобным образом у них в городе не принято. Здесь вам не Петербург с его вечной спешкой.

– Что такое? – спросил пристав, оглядывая незваного гостя с ног до головы. С первого взгляда он ему не понравился: слишком юн, телом крепок и вообще напор во взгляде. От таких субъектов жди беды. Скабичевский скромно помалкивал.

Предчувствие не обмануло. Молодой человек представился чиновником особых поручений от сыскной полиции. От этих регалий сердце пристава неприятно сжалось, и он вдруг подумал, что покою пришел конец. Такие молодчики несут с собой только одни неприятности. Все же визит сыскной полиции обязывал. Да и фамилию эту пристав слышал, были разговоры о новом таланте, появившемся в Департаменте полиции. Кажется, Скабичевский ему и рассказывал. Врангель сообщил, насколько польщен визитом, и пригласил за стол разделить ужин. Где двое, там и третий. Скабичевский безропотно сдвинулся со стулом и тарелкой, освобождая место.

– Не лучшее время ужинать, господа, требуются срочные меры.

«Вот оно, началось», – сказало сердце Врангеля и опять тревожно сжалось. Однако пристав виду не показал, обменялся с помощником понимающим взглядом и вообще проявил себя с самой любезной стороны.

– Зачем так спешить, милейший Родион Георгиевич, – сказал он. – Присаживайтесь, наконец объясните, что у вас стряслось. Вместе подумаем, как помочь вашему горю. И господин Скабичевский нам поможет.

Помощник выразил горячую готовность.

– У меня ничего не случилось, – сказал Ванзаров, довольно развязно усаживаясь на стуле, да еще и закидывая ногу на ногу. – А вот у вас может.

– У нас не полагается ничему случаться. Тут резиденция сами знаете чья…

– Вынужден огорчить: имеется веское предположение, что готовится преступление.

– Преступление? – проговорил пристав так, будто на полицейской службе такое слово и произносить не полагается. – Да как же… Какое преступление?

– Одному из жителей вашего города угрожает опасность.

– Заболел, что ли?

Подобная чудовищная наивность прощалась по причине безмятежной жизни Царского Села. Спокойствие разжижает полицейские мозги.

– Одного из ваших обывателей собираются убить, – выразился Ванзаров напрямик, чем окончательно вогнал пристава в оторопь.

С немым вопросом Врангель обратился за помощью к Скабичевскому. Но тот понимал не больше его.

– Убить? Вы сказали, убить? – переспросил пристав.

– Способ убийства, а также лицо, которое совершит преступление, мне неизвестны. Но его можно предотвратить. И спасти жизнь человека.

– А-а-а? – Кажется, пристав пребывал в полной прострации. Скабичевский выглядел не лучше.

– Господин пристав, Анатолий Андреевич, очнитесь. Я сожалею, что испортил вам ужин, но дорога каждая минута. К сожалению, мы не в столице, и я не могу отдавать приказы вашим подчиненным.

В глазах Врангеля мелькнуло что-то осмысленное.

– Кого будут убивать? – спросил он, невольно вздрогнув.

– Отставного учителя Николаевской царскосельской гимназии, господина Федорова.

Напряженная работа мысли оказалась бесполезной. Пристав с помощником и вместе не смогли вспомнить это имя.

– А кто это? – только и спросил Врангель.

– Мирный обыватель, проживает в доме на Гатчинской дороге, известном среди извозчиков как «дом-с-трубой», хотя на самом деле их две.

– Ах, этот…

Пристава будто заставили съесть лимон – целый и без водки. Скабичевский же позволил себе презрительный смешок.

– Об этом субъекте вам не стоит беспокоиться, милейший Родион Георгиевич…

– Если господин Федоров страдает слабостью выпивать и живет как в хлеву, это не значит, что ему не нужна защита, – сказал Ванзаров.

– За что же его хотят убить?

– Причин я бы не стал касаться, они пока находятся в области предположений…

За эту соломинку следовало схватиться. Что пристав и проделал.

– Вот видите, только предположения! Не стоит волноваться, в нашем городе убийц нет. Не правда ли, господин Скабичевский? Вот видите, и Николай Семенович со мной согласен. Давайте лучше ужинать… – Широким жестом он пригласил к закускам.

Убеждать дальше – только тратить время. Оставалась последняя попытка.

– Господин пристав… – Ванзаров встал, чтобы слова его звучали как гром с неба. – Официально прошу вас выделить охрану для дома господина Федорова.

– Охрану? Какую охрану? – Приставу было уютно и легко изображать глупость.

– Хотя бы городовых.

– Сколько желаете?

– Нужно четыре. Дадите двух – буду благодарен…

Врангель покивал. А Скабичевский внимательно изучал пустую тарелку.

– Значит, четырех городовых вам вынь да положь… – сказал пристав, заталкивая салфетку за воротник. – Только вот какая незадача: нет у меня свободных людей. Кто на ночном дежурстве, кто в караулке отдыхает. Не так ли, Николай Семенович? Вот видите, и господин Скабичевский того же мнения. Рады бы помочь сыскной полиции нашей любимой столицы, от всей души рады, да вот некем. Не побрезгуйте ужином, господин Ванзаров, у меня чудесно стерлядку готовят…

– Благодарю вас, господин пристав, и вас господин помощник. Желаю вам самого приятного из возможных аппетитов.

Пристав покосился вслед исчезнувшему гостю и остался крайне доволен собой: эдак ловко отшил столичного гостя. А то вздумали беспокоить полицию по пустякам. Тут вам не Петербург, тут порядок и благодать.

Скабичевский разлил настойку, они чокнулись и с большим аппетитом принялись за ужин, чинно обсуждая мелкие новости отлетевшего дня.

14

Предложение было столь заманчивым, что Аполлон Григорьевич не знал, что и ответить. За свою богатую практику эксперта-криминалиста он повидал всякого и освоил несколько профессий. С ним всегда был походный чемоданчик, из которого появлялись самые необходимые предметы. При помощи них можно было на месте определить самые простые яды, извлечь пулю, выковырять мелкую улику и сохранить ее до лаборатории. Также имелся набор медицинских средств, при помощи которых можно было вернуть к жизни не вполне мертвое тело или оказать первую помощь, когда она необходима, а доктора ждать неизвестно сколько. Насморк или простуду Лебедев бы не вылечил, а вот из врачебно-хирургической практики умел многое и лучше врачей знал, что делать в экстренных ситуациях. Копаясь в человеческих телах, он неплохо изучил на мертвом материале, как спасать жизнь. При случае он умел делать полицейские фотографии, завел в России антропометрический кабинет, в котором составлялась картотека преступников по методу Бертильона, или бертильонаж. Время от времени занимался реставрацией старинных манускриптов и, случалось, проводил часы за изучением насекомых, не хуже настоящего биолога. Только вот заниматься слежкой и быть филером ему не приходилось. Но отказаться сразу было нельзя.

– Как вы себе это представляете? – спросил он.

Ванзаров объяснил, что наблюдение за домом вести довольно просто. Вокруг много кустов и деревьев, поэтому можно оставаться незаметным. Задача не столько в том, чтобы поймать, сколько дождаться утра и вызвать подмогу из столицы. Завтра он пригонит отряд филеров Афанасия Курочкина. Сегодня же надо подстраховаться. Аргументы были веские, но Лебедеву даже страшно было представить провести ночь без сна и в чистом поле. И он постарался призвать на помощь логику.

– А с чего вы взяли, что Федорова постараются убить сегодня? Где хоть один факт, на это указывающий.

– Федоров при всех объявил, что завтра утром покажет вам нечто важное, – ответил Ванзаров. – Насколько я понимаю, это должно вызвать беспокойство. Кто-то может постараться вас опередить.

– Допустим, Иван Федорович покажет мне какой-то дурацкий опыт. Зачем же его убивать ночью? Именно этой?

Ванзарову пришлось собрать все скудные запасы терпения, какие еще остались.

– Скорее всего, Федоров не собирается ничего показывать, он хочет сообщить вам какие-то важные сведения. Кто-то из «любимых учеников» может посчитать, что это помешает его планам. И поймет, что у него только один шанс не дать Федорову разболтать какой-то секрет. Когда это можно сделать? Только сегодня ночью.

– И что же это за секрет? – спросил Лебедев.

– Ясно и точно нам он неизвестен. Но от этого не становится менее опасным для Федорова. Пожалуйста, Аполлон Григорьевич, не будемте тратить время на разговоры…

– Да что с ним случится – с пьяным ночью в своем доме?! Проспится и утром будет как новенький…

– Федоров в доме один, в состоянии, в каком его оставили, он беззащитен. Даже помощник его Нарышкин укатил в столицу. Пойдемте…

Логика ускользала из пальцев хуже мокрого скальпеля. Не удалось ее правильно ухватить. Аргументы кончились, а мерзнуть всю ночь непонятно за какие коврижки было выше сил. Да и что за развлечение сорокалетнему старику играть в филера! Но отказаться было мучительно трудно. Лебедев крякнул, хмыкнул, прокашлялся и все равно не смог выдавить из себя отказ.

На его счастье, Ванзаров умел наблюдать за людьми и верно понимать их сигналы. Пусть даже самыми близкими и надежными.

– А знаете, у меня появилась отличная мысль, – сказал он. – Вдвоем мы точно только испортим дело, чего доброго, упустим преступника. Одному как-то сподручнее. Сделаем так: вы сейчас отправляетесь спать… Здесь есть какая-нибудь гостиница?

– У меня тут приятель недалеко живет, – ответил Лебедев, разрываясь между облегчением и стыдом. – Горенко Андрей Антонович из Департамента гражданской отчетности Госконтроля. Славный человек, дочка у него милая, Анечка, не знакомы? У него дом свой. Дом необычный: еще до чугунки [2]2
  Первая ветка железной дороги в России от Петербурга до Царского Села.


[Закрыть]там был знатнейший кабак… А теперь вот Андрей Антонович с семьей обитают. И вам место найдется…

– Вот и отлично… – Ванзаров протянул руку. – Значит, утром пораньше встречаемся у дома-с-трубой. Отдыхайте, Аполлон Григорьевич, завтра силы могут понадобиться…

– А как же вы? Неужели всю ночь кругами ходить будете? – ужаснулся Лебедев, понимая, как жалко и нелепо это выглядит. Особенно в глазах друга. – Пожалейте себя, не двужильный же…

– Ерунда! – развеселился Ванзаров. – Ночная прогулка – что может быть лучше!

– У вас даже оружия нет!

– Со мной руки и голова, а это пострашнее любого револьвера.

Лебедеву хотелось добавить еще что-то ободряющее, чтобы не так мерзко было на душе, но у него ничего не придумалось. Сказалось частое общение с трупами. Ванзаров помахал, как ни в чем не бывало, и отправился в белую мглу ночи.

15

Управляющий Государственным банком вошел в свой кабинет, как обычно, ровно в девять утра. В этот час ненавистная ему Садовая уже шумела во всю мочь. Лавки открывались засветло, лоточники торговали тем, что напекли за ночь. И не было всем этим горластым субъектам дела до того, что у господина Плеске болит голова и встал он не с той ноги. Видя настроение шефа, секретарь счел за лучшее исчезнуть молча, не утруждая докладом. Тем более утренняя почта уже лежала на рабочем столе.

Плеске отбросил свежие газеты и под ними обнаружил конверт без почтового штемпеля, зато подписанный на его имя «в собственные руки». Этого послания он ждал с нетерпением и даже раздумывал о нем бессонной ночью. Не столько о самом послании, сколько о последствиях, какие могут произойти или не произойти, в зависимости от развития ситуации, что сейчас складывалась в Царском Селе. Радовало, что Чердынцев так исполнителен, что уже прислал первый отчет.

Сообщение было написано аккуратно, чисто, без помарок. Сразу видно, что молодой чиновник специально выбрал место, чтобы подготовить его наилучшим образом. Оценив внешний вид документа, на который он всегда обращал внимание и требовал аккуратности от подчиненных, Плеске ознакомился с содержанием.

Чердынцев писал:

«Его Высокопревосходительству, тайному советнику господину Плеске.

Милостивый государь Эдуард Дмитриевич!

Настоящим имею честь сообщить о происшедшем в последние сутки в связи с известным Вам делом. Вечером мая 6-го числа сего года я прибыл в дом господина Ф. Кроме меня, в доме находилось еще несколько случайных гостей из местных жителей, мне незнакомых. Как оказалось, в этот вечер господин Ф. давал прием, на котором намеревался прочесть лекцию о каких-то научных открытиях последнего времени. Мои попытки навести его на нужный разговор привели к тому, что он пообещал все рассказать и показать мне приватным образом в самое ближайшее время. В дальнейшем прием протекал без каких-либо событий. Позволю себе опустить подробности, не имеющие касательства к цели моего поручения. Под конец вечера я еще раз переговорил с господином Ф. о нашем деле, и он заверил меня, что, безусловно, не станет ничего скрывать от меня, как от любимого ученика. Насколько могу судить, господин Ф. не распространял информацию, и пока еще никто не в курсе. Что является, несомненно, положительным фактом. Также хочу отметить присутствие в гостях у господина Ф. какого-то ученого из Петербурга по фамилии Лебедев и его ассистента Ванзарова. Господин Ф. назначил господину Лебедеву на мая 7-го числа частный визит прямо с утра. О целях визита господина Лебедева достоверных сведений не имею. В случае Ваших дополнительных распоряжений телеграммы направлять на адрес моих родителей в дом Чердынцева на Оранжерейной улице.

Остаюсь вашим преданным слугой

Коллежский секретарь Д. Чердынцев».

Письмо было совершенно в стиле докладов подающего надежды чиновника: гладкое, точное и совершенно безобидное, если попадет в чужие руки. И все-таки было в нем что-то такое, что заставило Плеске перечитать его еще раз. Какая-то деталь, которая не сразу бросилась в глаза, но заставляла тонкий аналитический ум подать сигнал. Он внимательно и медленно прошелся по тексту и нашел то, на что сразу не обратил внимания. Чердынцев не упомянул фамилий гостей, кроме двух. Как нарочно сосредоточив на них внимание, поместив в конце письма. Быть может, он что-то хочет сказать?

В фамилии «Лебедев» слышалось что-то смутно знакомое, вот только Плеске не мог вспомнить, в связи с чем. Чтобы выудить из памяти затерянный фрагмент, у него имелся простой и проверенный способ: гулять по кабинету, стараясь уловить тонкие связи. Способ был не быстрый, но надежный. Плеске вышел из-за стола и начал прохаживаться мимо окон ненавистной Садовой, стараясь углубиться в себя и не замечать шума. В этот раз память не стала капризничать, а сдалась довольно быстро. Следовало достать справочник Департамента полиции. Среди сотрудников нашелся коллежский советник Лебедев, заведующий антропометрическим кабинетом и криминалистической лабораторией. Ну, конечно! Этого господина он встречал на приеме по случаю вручения высочайших наград. Как раз на Рождество девяносто четвертого года.

С фамилией «Ванзаров» было проще. Она ничего не говорила управляющему. В списках Департамента полиции тоже не числилась. Зато у Плеске возникло предположение, где можно ее найти. И точно: справочник градоначальства указал, что этот господин имеет честь служить в сыскной полиции. К большому сожалению, догадка оправдалась: «господином Ф.», как называл своего учителя Чердынцев, заинтересовался сыск. А эти господа просто так ездить в гости не будут. И Департамент полиции зачем-то подключился. Такой оборот не мог не вызывать тревоги. Совершенно очевидно: директор Департамента полиции что-то пронюхал, а то и сам министр внутренних дел, вот и отправили самых толковых специалистов. Плеске почему-то был уверен, что Ванзаров отменный сыщик.

И какой из этого вывод? Не самый приятный: вокруг изобретения господина Ф. начинается большая игра. И такие силы подтягиваются, что дело с ними лучше не иметь. Даже управляющему Государственным банком. Пожалуй, следует немедленно телеграфировать Чердынцеву, сделав намек, с кем ему предстоит иметь дело. В открытой телеграмме писать: «Это сыскная полиция, остерегайтесь!» – недопустимо. Все письма и телеграммы находились под контролем того же Департамента полиции, особенно в Царском Селе. Как дать знать толковому сотруднику об опасности в совершенно невинном сообщении, Плеске знал. Но отправлять телеграмму не спешил. Поразмышляв над вариантами, он счел за лучшее вообще не ставить Чердынцева в известность. В случае чего так им проще будет пожертвовать. Каким бы толковым помощником он ни был, но своя голова и место управляющего Эдуарду Дмитриевичу были значительно дороже. На нем такая ответственность. Нельзя же рисковать реформой золотого рубля!