Текст книги "Нервы планеты"

Автор книги: Анти Фимас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Анти Фимас
Нервы планеты

Нервы планеты

Философская повесть-триллер

(по следам одного военного мегапроекта)

Всё связано со всем (Закон Коммонера)

I. В южных широтах

Крупное белоснежное судно «Академик Иванов» плавно покачивалось на волнах в надвигающихся сумерках. Это было типичное научно-исследовательское судно водоизмещением 6200 тонн, построенное в Финляндии. Его длина равнялась ста пятнадцати метрам.

Судно стояло на якоре всего в полумиле от небольшого островка вулканического происхождения. Малоприметный кусочек суши – не более пяти километров в длину и трёх в ширину – постепенно растворялся во мгле Тихого океана. Островок располагался вдалеке от морских и воздушных путей, и, казалось бы, должен быть мало кому интересен на бесконечных водных просторах. Единственное, что привлекало в нём – огромные клубы дыма, день и ночь тянувшиеся с небольшой вершины. Дымные полосы, будто белесо-кучерявые волосы, вытягивались воздушными потоками на десяток миль в северную сторону. Извечное противоборство двух стихий породило этого огнедышащего дракона. И теперь из глотки новорожденного вулкана доносился громкий гул, переходящий порой в грохот. Правда, детище природных сил уже немного поостыло после прорыва на белый свет. Но никто не может быть уверенным, как поведёт себя вулкан даже в ближайшие сутки.

На носу корабля, у правого фальшборта, стояли два человека и смотрели во мрак приближающейся ночи. Первый из них являлся капитаном судна, старым морским волком, посетившим чуть ли не все крупные порты мира; его звали Александр Северин. В его густых, рыжих усах почти постоянно торчала гаванская сигара, чей аромат он обожал.

Второй был ведущим учёным, специалистом по морской микробиологии, профессор Виталий Остроумов. Он был астеничен, сед и полностью лишён растительности на лице.

Оба молчали.

Невероятная картина тропического вечернего неба завораживала. Мириады звёзд начинали мерцать над бесконечной водной гладью. В такие минуты любой ощущает себя наедине с Вселенной, её ничтожной частичкой, от которой ровным счётом ничего не зависит. И одновременно ощущается некое родство с невероятной космической беспредельностью.

Небесное покрывало из блёсток почти сливалось с океаном, и освещённый корабль казался более-менее уютным и безопасным местом среди двух стихий без границ. В тиши лишь слышался плеск волн о борт и отдельные возгласы членов команды.

– Вот я полный безбожник, – зычным голосом нарушил молчание Северин, – но, когда гляжу в подобные мгновения на просторы космоса, в грудь закрадывается суеверный холодок: что если действительно кто-то наблюдает за нашими грешками? Хотя, возможно, это не более чем первобытный страх, доставшийся от далёких предков?

Учёный с едва заметной улыбкой на губах покачал головой:

– Когда-то я тоже был полным атеистом. Но ещё Кант утверждал, что две вещи говорят ему о Боге – звёздное небо над головой и моральный закон в сердце. С некоторых пор я тоже уверен, что эти явления неразрывно связаны между собой. Впрочем, я уверен, на деле тот феномен, что люди называют Богом, есть лишь определённая сила, стремящаяся привести материю из хаоса к гармонии. В человеке её воплощением является как раз совесть, стремящаяся тоже гармонизировать душу человека.

– То есть бога в виде дедушки на облаке нет? – хмыкнул капитан.

– Помните хитрый вывод Паскаля: «Если Бога нет, но я верю в него, то ничего не теряю. А если Он есть, и я в Него не верю, то я могу потерять всё!»? Думаю, он первым признал, что данная дилемма останется навечно скрытой за дымкой неизвестности. И, наверное, правы духовники, утверждающие: в Него нужно просто верить безо всяких «но». Логические доводы «за» и «против» напрасны.

– Можно или нужно верить? – иронично переспросил капитан. Правда, затем он произнёс с уважением: – За целый месяц, что мы провели здесь, Виталий Игоревич, мне всегда было интересно с вами общаться. Пока стоишь на вахте, пересекая морские пространства, много чего передумаешь. Лезут в голову всякие мысли, вопросы без ответов… И не с кем о том перемолвится. А сколько загадок скрывают океаны, можно очень долго рассказывать.

– Не сомневаюсь, капитан.

Они вновь замолчали, погружённые каждый в собственные думы.

***

Мысли Северина перемеживались двумя проблемами – общей обстановкой на корабле и тем, когда же он вернётся домой. Это было последнее плавание капитана, после которого он окончательно порывал с любимой профессий, и становился заурядным пенсионером с давно ждущим его домиком в Подмосковье.

Размышления Остроумова имели более пространный характер. Он любил пофилософствовать, а эксперименты за полмесяца на острове давали богатую пищу для размышлений. Собственно, его работа здесь входила в более комплексную программу, в тайну которой был мало кто посвящён. Но, тем не менее, разве всё утаишь на судне?

Моряки понимали, что скоро на их глазах произойдёт нечто грандиозное, и будоражащие слухи не прекращались среди команды. «Дьявол побери, неужели мы организуем в этих водах настоящую свистопляску? – высказывали опасения отъявленные пессимисты. – Главное, чтобы наша посудина из-за их опытов не отправилась в тартарары». «Да не боитесь! – поднимали им дух оптимисты, находящие интерес даже в последнем дерьме. – После как жахнем по американцам! И они обделаются от страха». «Ага, как бы нам самим отсюда убраться подобру-поздорову…» – резонно рассуждали всегда практичные реалисты.

Обо всём этом Виталий Игоревич тоже примерно знал, но лишних вопросов ответственным за морской поход предпочитал не задавать. Главное – добиться наиболее эффективного результата в собственном «огородике». Что греха таить, учёный был типичным продуктом советской науки: в меру скромный и молчаливый, предпочитающий больше заниматься опытами в родном НИИ, чем болтологией на симпозиумах.

Остроумов являлся сторонником органического происхождения нефти. Ведь в глубинах почв обитает трудновообразимая для обычного человека биомасса в виде двухсот триллионов тонн различных бактерий. Если гипотетически представить, что вся эта, казалось бы, невидимая, но гигантская протоплазма выползет на поверхность, то почва покроется отвратительно-желеобразным слоем толщиной в полтора метра. Именно массы гибнущих литоавтотрофных микроорганизмов превращаются в разные виды нефти, считал учёный. То есть паническая шумиха о скором истощении запасов углеводородного сырья – не более, чем миф, ибо нефть, получается, является самовозобновляющимся ископаемым.

Одна беда: нефть – пища для цианобактерий, и это являются для нефтяников настоящей головной болью. И едва эти микроогранизмы попадают в скважину, то начинают жадно пожирать углеводороды. Однако, с помощью тех же нефтеокисляющих микроогранизмов специалистам удалось разработать технологии очистки воды при разливах нефти. Именно данной проблематикой занимался Остроумов.

Нынешний вояж в незнаемое давал учёному шанс ближе познакомиться с другими аспектами научных проблем. Вулканическая стихия, как известно, позволила появиться жизни на Земле, и то, что рядом с вулканами иногда обнаруживается нефть, казалось Остроумову не случайным: возможно, это своеобразный круговорот пищевой цепочки, когда одна форма живой материи преобразуется в другую, и так бесконечно? По трещинам в земной коре нефть попадает наверх, чтобы дать энергию другой живой материи, последняя вновь возвращается в почву, чтобы стать ещё для кого-то пищей. Всё связано со всем, как гласит Закон единства Вселенной, и тут нет случайностей.

Возможно, не было случайным и то, что произошло с учёным два месяца назад?

II. Кто, если не вы?

Высокая и слегка сутулая фигура Остроумова только что миновала проходную института. В лицо дул теплый июльский ветерок.

Он прошёл всего квартал, как рядом с ним остановилась квадратная коробка чёрного «Мерседес-гелендвагена». С переднего сиденья вылез человек в сером костюме и встал прямо на пути учёного.

– Виталий Игоревич? – спросил незнакомец, хотя было понятно, что вопрос задан для проформы.

– Вроде, да-а… – протянул неуверенно Остроумов, будто сам засомневался, он ли это?

А ему уже под нос сунули красную корочку некой государственной спецслужбы, название которой он разглядеть не сумел, и предложили сесть в машину. Прохожих вокруг не наблюдалось, а за спиной нарисовался второй незнакомец, и сопротивляться было явно бесполезно. Остроумов обречённо вздохнул и сел в джип.

Ему сразу объяснили, что отвезут в одно учреждение, где продолжат беседу, но учёному незачем особо беспокоиться:

– Мы вас надолго не задержим.

«Угу, – подумал угрюмо учёный, – ваши методы в нашей стране не меняются, и верить, что быстро вернёшься домой, напрасный труд. Кое-кто возвращался «быстро» домой через много-много лет…».

Но не подчиниться, как законопослушный гражданин, он не мог.

***

Однако с ним действительно очень вежливо обращались, когда он очутился в одном малоприметном здании в центре Москвы. В кабинете, обшитом ещё в советские времена пролаченной жёлтой фанерой, двое сотрудников в штатском без обиняков предложили сесть за стол. Расспросили предварительно о ведущейся Остроумовым работе. Затем старший – седовласый и немного грузный полковник – спросил:

– Вы же не против помочь в деле укрепления обороноспособности нашего государства?

Виталий Игоревич пожал неопределённо плечами:

– Да кто же против!.. Если, конечно, не придётся сразу умереть. Я, знаете ли, не умею стрелять и писать шифровки, в единоборствах не силён.

– Вам это не понадобится, – улыбнулся полковник, но в его голосе было столько металла, что не вызывало у Остроумова мыслей о шутках. – Разве вы не знаете, что в современных войнах часто важнее иные факторы, нежели танки, ракеты и самолёты?

– Наслышан, но я же абсолютно мирный гражданин!

Полковник и его помощник засмеялись над наивностью учёного. Затем первый спросил:

– Насколько быстро уничтожают запасы нефти ваши эти… цианобактерии?

– Их несколько видов, и каждому из них требуется разное время. Но будьте уверены, что если они попадут в нефть, то их уже оттуда не выведешь, пока не сожрут всё! Их масса при этом увеличивается за три-четыре дня в два раза, что в свою очередь, приводит к уничтожению нефти в геометрической прогрессии.

– А это вы вырастили штаммы, которые ещё быстрее поедают нефть?

– Ну, да. Я над этой проблемой работал несколько лет. Надо же вносить какой-то вклад в экологию.

– Отлично! Примерно такого ответа мы ждали от вас, – довольный полковник хлопнул ладонью по столу. – Хотя мы хотели бы взглянуть на эту проблему м-м… Несколько с другой стороны. Но предварительно второй вопрос: правда ли, что в результате извержения вулкана иногда из земных недр выносится на поверхность нефть?

– Да, такое случается. Но взаимосвязь между вулканической деятельностью и происхождением нефти до сих пор спорна, и требует дополнительных исследований.

– Думаем, вы с удовольствием займётесь продолжением таких исследований, и мы вам в них поможем.

– Но-о… Как всё это будет выглядеть? – опешил Остроумов. Ему сразу на ум пришли сталинские «шаражки».

– Вы о руководстве института? Не беспокойтесь – оно уже в курсе. Именно оно отправит вас – по нашей, разумеется, настоятельной просьбе – в далёкую командировку. Так и вашей жене всё преподнесут.

– Как и куда?!

– Образно выражаясь, за тридевять морей. В южной части Тихого океана примерно полгода назад образовался при извержении островок. Вот туда вас и доставят. Полетите спецрейсом во Владивосток.

В ходе дальнейшей беседы «государевы слуги» объяснили, что Остроумову предстоит через уже через неделю дальний поход на научно-исследовательском судне, где он может заняться экспериментами как раз по избранной им тематике. Были, конечно, нюансы, ради которых учёному пришлось подписать бумагу о неразглашении обстоятельств в новой деятельности. Но в целом – сплошной карт-бланш.

***

Домой Виталий Игоревич возвращался в спутанных чувствах. Вроде, боязно отправляться неизвестно куда по чужой воле. Далее своей дачи под Калугой он никуда в жизни практически не ездил. Нет, в советское время были две поездки в «страны соцлагеря». А потом – перестройка, смута в родном государстве, желание всеми силами удержаться в институте при тотальной безработице. Спасибо начальству хотя бы за то, что работы хватало! А вот денег – нет. Поэтому вузовская верхушка, распределявшая известные «потоки», была искренне рада, что Остроумов являлся искренним домоседом и больше занимался отечественной наукой, чем стремился за границы даже области. В таком случае вышестоящему начальству проще представлять с гордым видом результаты его работ за рубежом. Да и Остроумов старался не высовываться, дабы удержаться на работе, занимаясь делом всей своей жизни. Ведь для кого-то со стороны может показаться, что человек занимается сущеё ерундой. Но потом вдруг уже становится очевидным, что это – не ерунда, а дело государственной важности!

«Хорошо отправиться в настоящее морское путешествие за казённый счёт… – размечтался учёный. – Заодно продолжу исследования над моими любимыми бактериями, напишу не одну научную работу. Возможно, опубликую работу в каком-нибудь заграничном журнале. Это же какие перспективы в карьере! Да зачем этим товарищам мои исследования? – задался вдруг вопросом профессор. И тут его осенило: – А если бактерии запустить в стратегические запасы нефти противника… Что тогда? Потенциальный противник окажется поставлен на грань энергетической катастрофы, вражеская страна волей-неволей попадёт в зависимость от поставщиков нефти. М-да, удивительно, как всё бывает запутано в грешном мире».

III. Как выглядит жизнь?

…Капитан и учёный ещё продолжали неспешный разговор, когда к собеседникам подошёл третий. Это был сорокасемилетний высокопоставленный сотрудник Службы внешней разведки Ким Лагода, слегка смуглый, с короткой стрижкой и небольшими усами.

На этом служаке до мозга костей лежала ответственность за принятие всех решений в важной операции. Для него ничего не существовало, кроме определённого начальством задания, и он чувствовал себя полноправным хозяином на судне, занимая лучшую каюту. Данное обстоятельство слегка задевало Северина, который чувствовал себя таксистом, развозящим пассажиров за деньги. Однако капитан не подавал виду, лишь держался подчёркнуто независимо со «спецслужбистом», как он называл Лагоду в общении с Остроумовым.

Впрочем, Лагода обращался также свысока с остальными – только по служебным обязанностям. Он постоянно вёл переговоры с материком и сохранял вид, будто ему известно нечто, о чём прочие даже не догадываются. Распоряжения им отдавались через двух офицеров, которые непосредственно занимались сохранностью сложной аппаратуры.

– Как настроение? – нарочито весело спросил Лагода. И даже не услышав ответа, сразу доавил: – Ровно в двадцать часов тридцать минут приглашаю всех на срочное совещание в кают-компанию.

Капитан и учёный удивлённо посмотрели на спецслужбиста.

– Да-да, – подтвердил тот. – Планы меняются.

– Быть может, – предложил Северин, – пока попьём кофе?

– С удовольствием! – согласился Остроумов.

Лагода отказался, сославшись на подготовку к завтрашнему дню. А Северин с Остроумовым отправились в кают-компанию.

***

– Попьёшь сей бодрящий напиток, и сразу жизнь прекрасна вопреки всему! – откинулся на спинку диванчика довольный профессор. Он обожал кофе, и дома всегда пил его с корицей.

– Вот вы говорите жизнь… – затеял вновь беседу Северин. – А что скажите насчёт Земли? Сейчас только и говорят, будто она живая.

– Ну, во-первых, надо определиться с дефинициями. Что подразумевать под словом «жизнь»? Существует более сотни определений этого до конца не понятного явления. Мы чаще всего связываем жизнь с белковой формой материи. Однако некоторые коллеги не исключают совершенно иных её форм, для нас пока просто немыслимых! Например, теоретически может существовать кремниевая форма, когда подобия растений в состоянии цвести при космическом морозе или, наоборот, некие живые существа будут спокойно плавать в раскаленной магме!.. Кроме биохимии, существует ещё проблема: в каком образе может быть жизнь? Вспомним «Солярис» Лема – живая и даже мыслящая материя в виде океана, что пока представляется лишь игрой разума. И не забудем, что основным свойством жизни считается способность к росту и размножению. Однако на то способны те же кристаллы! Даже на нашей планете слишком размыта граница между отдельной живой, так сказать, «единицей» и сообществом ей подобных. Глядя на синхронно двигающихся муравьёв, рыб или птиц, начинаешь сомневаться, они являются индивидуальностями или образуют единый организм, которым управляет некая сила? Это похоже на то, как клетка любого организма занимается своим делом, даже не подозревая о действиях совокупности себе подобных в пространстве. Поэтому что может видеть каждый человек-клетка, кроме действий себе подобных рядом, и – главное! – понять о действиях организма в целом, ведомым, возможно, неосознаваемым нами супер-разумом?

Я как-то обратил внимание на довольно заурядный факт. Немецкие учёные-биологи отправились на другой край света – в Новую Зеландию, чтобы изучать речных дельфинов. Почему их туда потянуло? Разумеется, учёные иронизируют, что они просто удовлетворяют личное любопытство за государственный счёт! Но так ли это на деле? Коли исходить из идеи, что каждый человек исполняет некую функцию в огромном сообществе-организме, называемом человечество, то назревают вопросы: почему его тянет в ту или иную сторону, почему он занимается тем или иным видом деятельности, наскольно он реально осознаёт, что̀ же ему хочется деать? Чтобы оправдать смысл своего существования, он говорит: «Я так хочу». Ха!.. Все части любого организма подчинены определённой цели и взаимосвязаны. И не зря ли слова̀ «организм» и «организовывать» одного корня? То есть всё должно складываться в организме как бы гармонично.

– Не пойму, какая связь между понятием «жизнь» и тем, о чём вы говорите?

– Если признать, что жизнь – неотделимая и вечная форма материи, то получается следующая картина, – учёный решил, что настал момент, когда можно высказать собственную гипотезу. – Проведу аналогию с человеком, хотя она условна. Наши кости и череп являются «живыми»? Речь не о костной ткани, когда любой физиолог заявит, что она содержит коллаген и остеоциты, а о, собственно, кости, состоящей из солей кальция, – это почти девяносто пять процентов от её общей массы. Кость по твёрдости сравнима с железобетоном, а её упругость больше, чем у дуба, потому скелеты даже мягкотелых животных сохраняются в почве миллионы лет! И коли мы проводим параллель между Землёй и живым организмом, то литосферу вполне можно назвать «костями», биосферу – органической тканью, которая нарастает на них. Да, появляясь на свет, жизнь нежна и беспомощна, но, по мере становления, набирает силу и крепость, пока, в конце концов, не начинает определять развитие прочей, неживой, материи. То есть планета представляет симбиоз из протоплазмы и некой абсолютно неживой материи, как та же улитка или мидия. Однако недооценивать воздействие даже скромной массы протоплазмы на всю Землю, думаю, ошибочно.

– Хорошо, пусть Земля в целом – огромный живой организм, – со скепсисом парировал капитан. – Но как может воздействовать на планету ничем не объединенная и столь разнообразная биомасса – от микроорганизмов до китов и баобабов?

– А задайтесь опять изначальным вопросом: что есть живое? Мы всегда говорим о материальной стороне вопроса, забывая о столь эфемерной субстанции как «душа». Что это такое, никто не определит. Однако, когда говорят, что «душа отлетела», сразу понятно: тело уже не вернётся к жизни. И тут напомню теорию Вернадского о Ноосфере – разумной оболочки вокруг планеты. некоторые учёных склоняются к мысли, что она не только действительно существует, но и управляет многими процессами на планете. В качестве такой сверх-души я представляю именно её. Между Ноосферой и протоплазмой существует, безусловно, теснейшая взаимосвязь, которую трудно разорвать. Именно Ноосфера – этот супер-разум – и задаёт нужный для выживания биоматериала вектор. Хотя нам со стороны представляется, что это просто не связанные между собой явления, где одни живые существа пожирают других, войны происходят под влиянием экономических причин, а цунами возникают всего лишь под влиянием неких геологических явлений. Мы не в состоянии узрить всеохватывающей картины!

– Вас послушать, к нашей планете вообще нельзя прикасаться! Так как же объяснить, все эти чадящие мегаполисы, которые изрыгают миллионы тонн отходов, атомные испытания, которые сотрясают недра нервной дрожью, глубокие тоннели и гигантские карьеры, которые покрывают лицо планеты глубокими морщинами?! Это ли не доказательство, что Земля бесчувственна, а, значит, не жива? И ничего не предпринимает в отношении людей.

– Я же говорю, не надо приводить прямых аналогий с реакциями из человеческой физиологии, ибо мы до сих пор слишком плохо знаем окружающий мир! Земля может совершенно по-иному реагировать на негативное воздействие извне.

– Я согласился бы с вами, – сказал капитан, – но есть серьёзный просчёт в ваших рассуждениях, который сбрасывает такую теорию под откос, словно поезд. Как возможно связать живое и неживое в единое целое?

У Остроумова и на то было объяснение:

– Всё дело в электрохимических процессах, которые объединяют живую и неживую природу.

– Вы забываете элементарную вещь – буйство стихий запросто уничтожает всё живое на своём пути! Не хотите ли вы сказать, что одна рука в состоянии отрубить другую, будучи в здравом уме? Тогда, скорее всего, природа – безумец способный на самоубийство!

– В человеке тоже бродят тёмные силы, которые зачастую заставляют его поступать, вроде бы, глупо. Разве человек иногда не делает себе больно, чтобы излечиться? Почему вы отказываете в том природе? Не надо забывать, отмирает всё то, что нецелесообразно в природе, если глядеть в глобальном масштабе. Извержения вулканов, землетрясения и ураганы, уничтожающие флору и фауну, вполне естественны с точки зрения космоса, хотя для человечества это ужасно! Только в живой материи идёт своеобразный круговорот, не позволяющий ей подойти к той черте, за которой она погибнет полностью. Соглашусь с некоторыми философами, утверждающими: жизнь – неотъемлемая и высшая форма материи, которая существует извечно.

Северин покачал головой:

– Всё это заумь. Ваши идеи нельзя ни доказать до конца, ни опровергнуть.

Капитан встал и глянул на часы: – пора идти на совещание. Для нас это главнее всяких абстрактных понятий.

IV. Накануне часа Х

– Уважаемые товарищи! Или как там принято ныне: уважаемые господа? – произнёс твёрдым голосом Лагода. – В силу некоторых обстоятельств, сроки проведения программы «Бездна» изменяются, и мы должны форсировать события. Испытания состоятся завтра и давайте в последний раз сверим наши действия.

Он стоял посредине кают-компании, чувствуя себя полководцем в предверии решающего сражения. Перед ним полукругом сидели лишь те лица, которые непосредственно были посвящены в осуществление секретной миссии: капитан Северин, учёные Алексеев и Остроумов, командир спеподразделения «Оплот» – майор Петров и двое помощников Лагоды, один из которых кратко стенографировал ход совещания.

– За две недели всё окончательно подготовлено, завтра наступит час Х. Сейсмоустановка полностью проверена. Вы, Виктор, – кивнул спецслужбист командиру «Оплота», – осуществляете контроль по периметру острова с помощью ребят из группы спецназа, и я с вами проведу отдельный инструктаж.

Здоровенный офицер с каменным лицом и бычьей шеей молча кивнул в ответ:

– Так точно! Обеспечим полный порядок.

– В случае обнаружения противника…

– Как всегда, – откликнулся Петров известным правилом: – доложи и уничтожь.

Лагода удовлетворённо продолжал, обращаясь к Северину:

– Вы, капитан, после подачи команды отводите корабль на расстояние пятнадцати миль от острова. По расчётам, это минимальное расстояние в случае непредвиденных обстоятельств.

– Сделаем, как надо – отозвался Северин. – Правда, хочу поинтересоваться ещё раз: насколько это будет безопасно для судна?

Лагода вопросительно глянул на пухленького, с залысинами спереди геофизика Алексеева. Тот развёл руки:

– Расчёты показывают: электромагнитный импульс сейсмоустановки приведёт к возбуждению очага в недрах – в гипоцентре11
  Гипоцентр – центральная точка очага землетрясения, находящаяся под землёй. Проекция гипоцентра на поверхности Земли называется эпицентром.


[Закрыть] с последующим землетрясением силой в пять баллов. В эпицентре – то есть прямо на острове – произойдут чуть меньшие по мощности толчки, хотя не менее серьёзные. Что же касается ощущений на поверхности океана… Волны поднимутся, но рядом они не будут представлять собой цунами. Они двинутся дальше, набирая силу и высоту, и обрушатся уже где-то очень-очень далеко. Возможны также афтершоки, но – меньшей силы.

– Однако сила импульса, насколько я понимаю, всё же велика… – не отставал капитан. Его по-прежнему волновали вопросы безопасности команды и вверенного ему корабля.

– Да, мощность установки колоссальна! – подтвердил геофизик. – Ещё более огромна высвобождаемая из недр энергия, сравнимая с мощностью, как минимум, десятка небольших ядерных зарядов. Но повторю, это – направленный импульс, который безопасен для судна.

Алексеев в поисках поддержки покосился на Лагоду. Тот упёрся глазами в пол, внимательно слушая каждого. Наконец, промолвил:

– Перед нами поставлена очень и очень важная задача. Будем честны – при таких испытаниях неоднократно погибали люди. С другой стороны, я верю в точность расчётов специалистов. На программу затрачены просто сумасшедшие средства и силы! Поэтому от нас ждут эффективных результатов, ибо от них зависит обороноспособность страны. Чтобы тектоническое оружие в будущем заставило усомниться в собственных возможностях уже любого противника. И мы достигнем поставленных целей, чего бы это ни стоило.

***

Лагода выдержал паузу. В мозгу вертелась неприятная новость, доведённой ему вчера руководством с материка: в район проведения спецоперации спешно движется ракетный крейсер ВМС США «Саратога».

Это было невероятным! Это значило самое страшное: разведка противника знает о деталях проекта «Бездна». Поэтому начальство приказало форсировать события, изменив сроки тайного эксперимента. По расчётам получалось, что американский крейсер достигнет острова приблизительно через двое суток. Поэтому завершить проект нужно завтра вместо на день ранее запланированного.

Соответственно, возникала проблема охраны научного судна. Из-за сверсекретности миссии в верхах решили не посылать в виде эскорта военный корабль, дабы не привлекать внимание к походу. Хотя российская субмарина всё же бороздила акваторию в радиусе нескольких десятков миль вокруг острова. Не не будет же «подводка» атаковать американский корабль безо всякого повода!

Был ещё один деликатный момент: чутьё разведчика нашептывало Лагоде, что на «Академике Иванове» мог затаиться хитрый «крот». Разумеется, перед походом все до единого проходили тщательную проверку, но она ничего не гарантировала. Врагом мог оказаться любой находящийся на борту, и за всё придётся отвечать именно ему – сотруднику СВР.

Спецслужбист продолжил:

– После того, как будет выполнен первый этап, и вы, – Лагода указал ладонью на геофизика, – проведёте необходимые исследования, начнётся второй этап.

– С вами мы тоже проведём отдельный инструктаж, – уже обратился спецслужбист к Остроумову: – Биоматериал готов к использованию?

Остроумов, как ученик, вскочил и промямлил:

– Конечно. Эти бактерии…

– Я сказал «биоматериал», Виталий Игоревич. Попрошу говорить так всегда.

– Ну, я и говорю, биоматериал готов к употреблению. Что с ним случится? Предварительные исследования показали, что найденный под морским дном тип нефти – сернистый. Это не самое лучшее сырьё, но вполне подходит для экспериментов.

– Хорошо, – заключил Лагода. – Я надеюсь на вас. Завтра в девять ноль-ноль все должны быть готовы.

V. Что будет, если…

Утро было несколько ветреным, качка достигала четырёх баллов. По небу низко тянулись кучевые облака, которые на горизонте сливались с водой. Свинцовые волны мерно поднимали корабль и также мерно опускали его. Вся обстановка вызывала у остроумова непонятно-тревожные ощущения в глубине живота. «Только скорее бы это всё закончилось», – думал он, находясь в отвратительном настроении.

Спустили три шлюпки: с Лагодой, его помощниками-офицерами, геофизиком и несколькими людьми, после чего все отплыли на остров. Им предстояли последние приготовления перед часом Х.

Моторные шлюпки, вздымаясь на волнах и опускаясь, шли прямо к берегу. Возвышающийся перед людьми кратер издавал глухие вздохи; он словно притих, наблюдая за подбиравшимися к нему людям.

Наконец, причалили. Спецназовцы из «Оплота» лениво, но дотошно стали прочесывать совершенно пустые берега, заглядывая даже в небольшие расщелины. За год тут не появилось и травинки, поэтому крикливые чайки с удивлением поглядывали на незваных пришельцев. Проблему создавали лишь громоздившиеся там-сям голые груды базальта. Да и кто мог бы тут скрыться? Кому нужен остров-призрак, который сегодня есть, завтра, возможно, раствориться в пучине?

Тем временем Алексеев и трое младших научных сотрудников возились с аппаратурой. Лагода лично наблюдал за происходящим. Собственно, установка и сейсмоприборы для фиксации изменений в недрах были доставлена на берег ещё пять дней назад; тогда же их расположили в необходимых местах. Теперь их ещё раз тестировали перед началом операции.

Сейсмоустановка представляла собой агрегат из нескольких массивных дисков, соединённых промежуточными звеньями в виде дисков поменьше; к ним же, словно лафет пушки, были прикреплены ещё большие цилиндры из чёрного металла, опутанные массой проводов, здесь же была расположена приборная панель. Многотонная установка размещалась на деревянной платформе, куда её транспортировали с судна на берег с предельной осторожностью.