Текст книги "Сталин"

Автор книги: Анри Барбюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

В США г. Рузвельт усаживает солидных джентльменов вокруг стола, словно для спиритического сеанса, – в надежде, что им откроется способ решения задачи о квадратуре круга или об экономическом равновесии в условиях капитализма. И чтобы казалось, будто это удается, он занимается искажением фактов и фашистскими трюками. Он не может не пользоваться такими приемами, а они не могут привести к цели: как можно представить себе упорядочение народного хозяйства в интересах всех граждан, если оно по-старому остается во власти произвола и хаотической диктатуры крупных частных интересов? Общество, как и дом, надо строить не с крыши, а с фундамента. Опыты г. Рузвельта, неизбежно поверхностные и кратковременные, сводятся к тому, чтобы строить социально-экономическое здание с крыши. Это – абстракция и беллетристика. Хуже; это мальчишество или жульничество, ибо в конечном счете все это основывается на капитализме.

Сталин очень понятно объяснил это в недавней беседе с Г. Дж. Уэллсом, которому система г. Рузвельта кажется венцом чудодейственной практики «англосаксонского социализма» (?). Сталин ценит «мужество, решительность», с которыми г. Рузвельт стремится «свести к минимуму ту разруху; тот ущерб, которые причиняются существующей экономической системой», но отмечает, что корней анархии капитализма г. Рузвельт не уничтожает. Да он этого и не может сделать, ибо американское государство находится в руках частных собственников и г. Рузвельт бессилен. Если бы он действительно перестал служить интересам капитализма, его бы прогнали. Его полумеры не могут дать ничего: они только порождают шумный газетный фейерверк, при помощи их капитализм только пародирует социалистические методы ровно в той мере, в какой это необходимо, чтобы и далее господствовать в полном противоречии с ними.

Но есть и другое. Есть здоровые силы. Есть миллионы глаз, открывающихся под воздействием света.

Пусть ускорит свои шаги это моральное прозрение общества! Слава честным, – но мы вплотную подходим к моменту, когда незнание становится позорным.

Впервые в истории перестроилась коренным образом значительная часть человечества. Весь мир устремляет взоры на Советский Союз и видит различие между ним и всеми развитыми и в то же время отсталыми странами. Долг каждого – возможно скорее понять это различие.

Если в нашем обзоре того мира, в котором паразиты причиняют столько страданий, мы позволили себе увлечься негодованием и гневом, то наше оправдание – бесчисленные раны, наносимые действительностью, необходимость тревожного сигнала. Но остановимся на мгновение, подумаем спокойно, как подобает мыслящему существу, и поставим нечто вроде дилеммы Паскаля:

Что будет? Фашизм или социализм? Что должно победить?

Фашизм, всеобщее распространение националистической реакции? К чему может это привести, если каждый национализм стремится, наперекор всему, лишь к расширению собственного государства, если на земном шаре ощетинилось около 80 таких национализмов и прогресс техники уравнивает их в средствах разрушения? Какое объединение возможно здесь, кроме объединения в ненависти, кроме союзов убийц, стремящихся к барышам? Никогда еще перспектива уничтожения рода человеческого не вырисовывалась с такой научной отчетливостью.

А другой лагерь? Возможно ли всеобщее распространение советской системы? Да. И она хороша для всех, и она – единственно правильный, единственно возможный выход. С какой бы стороны ни подойти к вопросу, – в советском обществе, где все заботятся о каждом, где все граждане находят друг в друге опору; где стираются границы, мы не можем представить себе ни одного из свирепствующих среди нас или нависших над нашими головами бедствий.

А между тем, реакции, разукрашенной республиканскими рекламами, беснующимся собственникам вещей и людей, барышникам, спекулянтам, мошенникам, сутенерам – противостоит не только громада страны трудящихся, но и в каждой стране – половина страны, половина мятежная, грызущая свою узду. Во всем мире проступают мощные очертания «второй власти», несущей справедливость и освобождение. Не может быть прочного государства без международной солидарности, не может быть международной солидарности, кроме социалистической.

Мятежные силы растут. Общественная борьба уже принимает в наших странах широкую и грозную форму «единого фронта». Это – объединение трудящихся, которые состоят в левых партиях, а также всех неорганизованных и беспартийных, всех крестьянских, мелкобуржуазных и среднебуржуазных слоев (три последние группы составляют большинство населения во всех странах мира), – объединение для более или менее продолжительного (а в тенденции – постоянного) совместного действия.

Землетрясения распространяются огромными концентрическими кругами (антивоенное и антифашистское движение – душа и жизненный центр мирового единого фронта, основное орудие его координации идет от Амстердамского конгресса 1932 года и Парижского конгресса 1933 года в зале Плейель): они подводят нас к массовым движениям последовательно-революционного характера. Дело идет о том, чтобы не допустить войны, чтобы дать отпор фашизму – порождению капитализма – путем наступления всех угнетенных, путем борьбы против самого капитализма. И это – повсюду, рядом с борьбой политических партий. (Эти партии также устанавливают между собою единый фронт: недавно коммунистами и социалистами Франции, Австрии и Италии уже положен почин). Так начинается агитация в массах, мобилизация масс, угрожающих бессмысленному и варварскому старому «порядку».

Цель этого движения живых народов – сбросить мертвый груз правительств, сбросить смертоносный груз барышников.

Для обездоленных, для тех, кому грозит гибель, для приговоренных нет другого выхода, кроме выхода революционного, ибо буржуазный деспотизм уже заранее начал контрреволюцию. На стороне контрреволюционеров – вооруженная сила, государственные учреждения, возможность лгать по радио. На стороне революционеров – то, что «они правы». Это есть наш последний и решительный бой, – гремит гимн масс.

Как может защита Советского Союза не быть одной из целей нашего грандиозного оборонительного наступления?

Все человеческие умы и сердца устроены одинаково. То, с чем мы обращаемся к ним, очень просто: либо люди должны отказаться жить сообща, либо они должны начать историю заново, взять курс на великий пример, на зарево пожара.

Русский народ, первым начавший спасать народы, СССР, единственный социалистический опыт – дают реальное, уже построенное доказательство: социализм осуществим на земле.

Результаты социализма – налицо. Вот они. Пусть паяцы и лисы парламентских трибун не пытаются внушить нам, будто это не так. Вот перед нами страна, где в руках двух великих людей сочетались «русский революционный размах с американской деловитостью», страна сознания и долга, – вот она, с ее жаждой истины, с ее энтузиазмом, с ее весной. Она выделяется на карте мира не только тем, что нова, но и тем, что чиста.

Только советская социалистическая власть обеспечила процветание, воспитала гражданские доблести, которые не имеют ничего общего с омерзительным «кодексом чести» бандитов типа Муссолини или типа Ставиского, блистающих бок обок во всех столицах. Октябрьская революция действительно принесла нравственное и общественное очищение, чего не дала поныне ни одна религиозная или политическая реформа: ни христианство, ни реформация, ни Декларация прав человека и гражданина.

События все яснее показывают живым силам человечества, повернувшимся в сторону грядущего, что все интересы трудящихся – рабочих, крестьян, средних классов, интеллигенции – сближаются, что все трудящиеся должны объединиться вокруг рабочего класса. Это не означает, что рабочий класс сам по себе выше других и должен пользоваться какими-то привилегиями; это – справедливый порядок. Ибо у рабочего класса – организованность, общественная сознательность и опыт, ибо рабочий класс является естественным и историческим воплощением борьбы против капитализма, ибо он, держа в руках материальное производство, располагает мощными средствами борьбы. Конкретно: промышленный пролетариат – это кадровая армия. А в военное время действующая армия не командует резервами, а дерется вместе с ними на самых трудных участках.

События показывают далее (следует неустанно подчеркивать эту очевидность): чтобы выйти из хаоса, необходимо практически вступить на путь интернационализма, ибо, хотим мы того или нет, история отныне говорит с нами на интернациональном языке. Даже внутри границ ничего нельзя сделать, если не действовать через границы. И, наконец, надо отбросить реформизм, соглашения с отъевшейся бандой, уцепившейся за власть. Лозунги реформизма утратили всякий смысл. Превратив социализм в двусмысленность, вокруг которой безрезультатно топчется рабочий класс, реформизм поистине расписался в своей несостоятельности.

Два мира: социализм и капитализм. Между ними нет ничего, кроме чудовищной иллюзии третьего мира, – «народной» на словах, феодальной на деле.

Объединяйтесь же вокруг этой истины.

Пусть молодежь не обманывают румяна молодящегося фашизма, его гнилостное свечение.

Самый прекрасный, самый веский ответ на запросы эпохи должна дать молодежь. Она рождена не для того, чтобы отдавать свою творческую силу опошляющим традициям, не для безнадежных попыток заставить земной шар вращаться слева направо. Она рождена для того, чтобы творить новое согласно с законами науки и природы. Юноша – это отец человека.

Пусть бывшие фронтовики – те, кто остался в живых, – истекавшие кровью, изуродованные свидетели мировой войны, те, кто без всякой причины убивали друг друга на фронте в 3000 километров и превратили все свое поколение в самую страшную из гекатомб, – пусть они не идут в телохранители к правительствам новой войны, пусть не идут в жандармы будущей бойни.

И пусть женская половина человечества тоже поймет, что нет мира и порядка вне этих высоких и очевидных истин.

VIII
Человек у руля

Вернемся еще раз к образу этого человека, – человека, постоянно находящегося между тем, что сделано, и тем, что надо сделать. (Когда с ним говорят о работе, – излюбленное его выражение: «это пустяки по сравнению с тем, что должно быть»).

На него обрушивается ненависть наших врагов, и со своей точки зрения они правы, – говорит Кнорин. Он – имя нашей партии, – говорит Бубнов. Это лучший из старой железной когорты, – говорит Мануильский. Старые большевики пользуются уважением, – говорит Микоян, – не потому, что они старые, а потому; что они не стареют.

История его жизни – это непрерывный ряд побед над непрерывным рядом чудовищных трудностей. Не было такого года, начиная с 1917, когда он не совершил бы таких деяний, которые любого прославили бы навсегда. Это – железный человек. Фамилия дает нам его образ: Сталин – сталь. Он несгибаем и гибок, как сталь. Его сила – это его несравненный здравый смысл, широта его познаний, изумительная внутренняя собранность, страсть к ясности, неумолимая последовательность, быстрота, твердость и сила решений, постоянная забота о подборе людей.

После смерти человек живет только на земле. Ленин живет всюду, где есть революционеры. Но можно сказать: ни в ком так не воплощены мысль и слово Ленина, как в Сталине. Сталин – это Ленин сегодня.

Мы уже видели, что во многом он похож на изумительного Владимира Ильича: то же глубокое знание теории, то же чувство реальности, та же твердость. Чем же они отличаются друг от друга? Вот два мнения советских рабочих: «Ленин – это руководитель. Сталин – это хозяин». «Ленин – больше, Сталин – сильнее». Не будем слишком вдаваться в такие параллели: своими неясными определениями они могут привести нас к неверным выводам о двух великих людях, из которых один сформировал другого.

Если угодно, можно сказать, что Ленин, – главным образом в силу условий, – был больше агитатором. Сталину, стоящему во главе более развитой, более укрепленной системы руководства, чаще приходится действовать через партию, через организацию. Сталин сегодня – это не человек больших бурных митингов. Впрочем, он вообще никогда не пользовался приемами крикливого красноречия, – чем только и располагают пробравшиеся к власти проходимцы и преуспевающие проповедники. Об этом стоит подумать историкам, которые будут давать ему оценку. Не такими путями создал и поддерживает Сталин связь с рабочими, крестьянами и интеллигенцией – с народом СССР, с революционерами всего мира, носящими свое отечество в сердцах своих, – а их много больше чем двести миллионов.

Мы уже говорили о некоторых источниках его величия. В чем же основная черта его гения? Бела Кун дает прекрасную формулировку: «Сталин умеет взять правильный темп. Он умеет охватить ситуацию». Бела Кун полагает, что именно в этом состоит характерная особенность Сталина, отличающая его больше, чем все другие: умение ждать, рассчитывать во времени, не поддаваться искушению, хранить грозное терпение. И, может быть, именно поэтому ни один революционер в истории так не обогатил практически революцию и не сделал так мало ошибок, как Сталин.

Прежде чем предложить то или иное решение, он много размышляет и взвешивает (много – не значит долго). Он крайне осмотрителен и доверие свое дарит нелегко. Один из его ближайших сотрудников не доверял другому «Здоровое недоверие – это хорошая основа для совместной работы», – сказал ему Сталин. Он осторожен, как лев.

Это блистательный и четкий человек, – и это, как мы видели, простой человек. С ним нелегко встретиться только потому, что он постоянно работает. Когда приходишь к нему в Кремль, то на лестнице и в вестибюле видишь не более трех-четырех человек. Эта органическая простота не имеет ничего общего с показной простотой какого-нибудь скандинавского монарха, благоволящего гулять по улицам пешком, или какого-нибудь Гитлера, по приказу которого все его пропагандисты трубят, что он не курит и не пьет вина. Сталин регулярно ложится спать в 4 часа утра. У него нет 32 секретарей, как у Ллойд-Джорджа; секретарь у него один – товарищ Поскребышев. Сталин не подписывает того, что пишут другие. Ему дают материал, и он все делает сам. Через его руки проходит все. И все-таки он успевает отвечать, – лично или через аппарат, – на все письма, какие ему присылают. В разговоре он прост и сердечен. «Его открытая сердечность», – говорит Серафима Гопнер; «его доброта», «его деликатность», – говорит Варвара Джапаридзе, работавшая вместе с ним в Грузии «Его веселость» – говорит Орахелашвили. Он смеется, как ребенок.

Когда в Московском Большом театре шло торжественное заседание, которым был ознаменован юбилей Горького, то во время перерыва, в салонах, расположенных за бывшей императорской или великокняжеской ложей, собрались руководящие деятели. Какой адский шум они там подняли! Какой хохот! Там были Сталин, Орджоникидзе, Рыков, Бубнов, Молотов, Ворошилов, Каганович, Пятницкий. Они рассказывали эпизоды времен гражданской войны, припоминали забавные случаи: «Помнишь, как ты свалился с лошади?» … «Да, вот проклятая кобыла! Не знаю, что с ней случилось …». Гомерический хохот, юношеская жизнерадостность, мощное веселье, сотрясающее царскую драпировку в салонах, – короткая, свежая разрядка великих бурлаков реконструкции.

Ленин тоже умел смеяться от всей души.

«Никогда я не встречал человека, – рассказывает Максим Горький, – который умел бы так заразительно смеяться, как смеялся Владимир Ильич. Было даже странно видеть, что такой суровый реалист, человек, который так хорошо видит, глубоко чувствует неизбежность великих социальных трагедий, непримиримый, непоколебимый в своей ненависти к миру капитализма, может смеяться по-детски, до слез, захлебываясь смехом. Большое, крепкое душевное здоровье нужно было иметь, чтобы так смеяться».[29]29
  Воображаю, как рассмеялся бы Сталин, если бы до него когда-нибудь дошла монументальная нелепость, напечатанная в альманахе Вермса за 1935 год: «Сталин расходует на свои личные потребности 250 миллионов в год».


[Закрыть]

Кто смеется, как ребенок, тот любит детей. У него их трое – взрослый Яша и двое маленьких: четырнадцатилетний Вася и восьмилетняя Светлана. Жена его, Надежда Аллилуева, скончалась в прошлом году. От ее земного облика не осталось ничего, кроме благородно-плебейского лица и прекрасной руки, запечатленных в белом мраморе – на надгробном памятнике Новодевичьего кладбища. Сталин усыновил Артема Сергеева, отец которого стал жертвой несчастного случая в 1921 году. Он отечески заботился о двух дочерях расстрелянного англичанами в Баку Джапаридзе. И о скольких других детях! Как сейчас вижу восторг двух маленьких чародеев – пианиста Арнольда Каплана и скрипача Буси Гольдштейна, рассказывавших мне, как они после своего триумфа в Консерватории были у Сталина.

В том же, если можно так выразиться, ряду, что смех Ленина и Сталина, – их ирония. Они пользуются ею широко, постоянно. Сталин очень охотно выражает свои мысли в забавной или насмешливой форме.

Любопытную историю рассказывает Демьян Бедный.

«Накануне июльского выступления, в 1917 году; в редакции «Правды» днем сидим мы двое: Сталин и я. Трещит телефон. Сталина вызывают матросы, кронштадтские братишки. Братишки ставят вопрос в упор: выходить им на демонстрацию с винтовками или без них? Я не свожу глаз со Сталина … Меня разбирает любопытство: как Сталин будет отвечать – о винтовках! По телефону!…

– Винтовки?… Вам, товарищи, виднее!… Воот мы, писаки, так свое оружие, карандаш, всегда таскаем с собою … А как там вы со своим оружием, вам виднее!…

Ясное дело, что все братишки вышли на демонстрацию со своими «карандашами»!

Но он умеет прятать иронию. Когда в ответ на одно его замечание Эмиль Людвиг воскликнул: «Вы даже не подозреваете, как Вы правы», – Сталин вежливо сказал: «Как знать, может быть и подозреваю». Наоборот, когда тот же писатель спросил его: «Допускаете ли Вы параллель между собой и Петром великим?» – он без всякой иронии ответил: «Исторические параллели всегда рискованны. Данная параллель бессмысленна». Он смеется громко далеко не всегда, когда к этому есть основания.

Что всегда бросается в глаза: он не стремится блистать, не стремится подчеркнуть свое значение.

Сталин написал немало книг, и книг замечательных. Многие из них являются в марксистской литературе классическими. Но когда его спросили, кто он такой, он ответил: «Я только ученик Ленина и моя цель – быть достойным его учеником». Любопытно отметить, что Сталин, говоря об осуществленных под его руководством работах, всегда относит все достижения на счет Ленина, тогда как значительная их часть принадлежит в действительности ему самому, – да и вообще нельзя проводить ленинизм в жизнь, не будучи творцом. В этом случае слово «ученик» возвышает. Но эти люди пользуются им только для того, чтобы приуменьшить свою личную роль, не выделяться из рядов. Это не самоуничижение, это братство. Невольно вспоминается прекрасная лаконичная фраза философа Сенеки: «Deo non pareo sed asseutior» – «Я не повинуюсь богу; но соглашаюсь с ним».

Если нелегко понять этих людей сразу, то причина здесь не в сложности их, а в их простоте. Видишь ясно, что этого человека толкает вперед, поддерживает в трудностях не личное честолюбие, не суд потомков, а нечто другое. Это – вера. В великой стране, где ученые уже начинают действительно воскрешать мертвых, где они кровью трупа спасают живых, где излечивают преступников, где великой бурей разогнан ядовитый дым религии, – в этой стране вера растет из земли, как растут хлеба и леса. Вера во внутреннюю справедливость логики, столь глубоко выраженная Лениным, когда с ним заговорили о подлом покушении, сократившем его жизнь, и он ответил: «Что делать? Каждый действует, как умеет». Вера в знание, вера в социалистический строй и в массы, его созидающие, вера в труд, в то, что Стецкий называет бурным ростом производительных сил. Труд, – говорит Сталин, – стал делом чести, делом славы, делом доблести и геройства». Вера в Закон труда, в коммунистический закон и его яростную честность. Нашей партии «мы верим, – говорит Ленин, – в ней мы видим ум, честь и совесть нашей эпохи» … «Не всякому дано быть членом такой партии, – говорит Сталин. – Не всякому дано выдержать невзгоды и бури, связанные с членством в такой партии».

Если Сталин верит в массы, то и массы верят в него. В новой России – подлинный культ Сталина, но этот культ основан на доверии и берет свои истоки в низах. Человек, чей профиль изображен на красных плакатах – рядом с Карлом Марксом и Лениным, – это человек, который заботится обо всем и обо всех, который создал то, что есть, и создает то, что будет.

Он спас. Он спасет.

Мы хорошо знаем, что, как выразился сам Сталин, «прошли те времена, когда вожди считались единственными творцами истории» … Но если и следует отрицать ту исключительную роль в событиях, какую приписывает «герою» Карлейль, то не надо все же отрицать его относительное значение. Великий человек – это тот, кто, предвидя ход событий, не следует за ним, но опережает его и заранее действует против него или способствует ему. Герой не выдумывает неведомую землю, – он открывает ее. Он умеет вызывать широкие движения масс – и все же эти движения остаются непосредственными: ибо ему ведомы причины. Правильно применяемая диалектика раскрывает все содержание человека и событий. При всех великих исторических событиях великий человек необходим как организующая сила. Ленин и Сталин не создали историю, – они рационализировали ее. Они приблизили будущее.

Мы рождены для того, чтобы добиться на земле наивозможного движения вперед, какое доступно человеческому разуму; ибо в конечном счете высшее, чем мы обладаем, – это разум. Чтобы честно пройти свой земной путь, не надо браться за невозможное, но надо идти вперед, пока хватает сил. Не надо внушать людям, что их избавят от смерти. Надо стремиться дать им полную и достойную жизнь. Надо всеми силами бороться не против неизлечимых зол, присущих человеческой природе, но против зол устранимых – против зол социальных. Подняться над землей можно лишь земными средствами.

Когда проходишь ночью по Красной площади, ее обширная панорама словно раздваивается: то, что есть теперь – родина всех лучших людей земного шара, – и то архаическое, что было до 1917 года. И кажется, что тот, кто лежит в Мавзолее посреди пустынной ночной площади, остался сейчас единственным в мире, кто не спит; он бодрствует надо всем, что простирается вокруг него, – над городами, над деревнями. Он – подлинный вождь, человек, о котором рабочие говорили, улыбаясь от радости, что он им и товарищ, и учитель одновременно; он – отец и старший брат, действительно склонявшийся надо всеми. Вы не знали его, а он знал вас, он думал о вас. Кто бы вы ни были, вы нуждаетесь в этом друге. И кто бы вы ни были, лучшее в вашей судьбе находится в руках того другого человека, который тоже бодрствует за всех и работает, – человека с головою ученого, с лицом рабочего, в одежде простого солдата.

Январь, 1935.