Текст книги "Где я? или (не)счастливая пропажа(СИ)"

Автор книги: Аноним Светланам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Брезгливо – вот как он говорил. Меня перекинули, все так же, как мешок, в другие руки, столь же незаботливые, какими были до этого Юркины. Если это еще один новый безумный сон, то уж лучше спать без них вовсе.

5

Меня все еще куда-то несли, но хорошо, что сейчас хоть не скачками и мне не приходилось отбивать последние мозги о жесткую спину несущего. Впрочем, кажется, что хуже бы и не стало. Я все еще не могла шевелиться, говорить или издавать хоть какой-то звук, просто тряпочка, висящая вниз головой. Все, что оставалось, это слушать разговор двух мужчин, один из которых клялся мне в любви. Хотя, нет, стоп, если подумать, то он никогда не говорил о любви как таковой, словно обтекал подобные разговоры незаметно для меня же. А сейчас стоило все вспомнить и стало ясно как белый день, что любовью тут и не пахло, я сама себе же ее и придумала. Горько, так нестерпимо горько осознавать, как сильно обманулась. Дура чертова!

– Как все прошло? Были проблемы, нужно что-то подчистить?

– Ни малейшей проблемы, разве только моя собственная неприязнь к их шумному, пропитанному вонью миру. А так все прошло легче, чем всегда. Столкнулся с ней прямо при выходе в их мир, представляешь? – Юра был явно доволен собой, по голосу чувствовалось. – Сам себе не поверил, когда почувствовал ее. Обычно на поиски подходящего инкубатора уходит от недели до полугода, а тут сама в руки пришла. Правда сначала меня от нее воротило: пьяная, что-то поет, хотя больше походило, что она вот-вот издохнет. Пришлось преодолеть себя, чтобы умыкнуть от компании, в которой она веселилась. Ну а там все просто: сонным порошком на нее дунул, немного моего яда в вены и она готова к нашей встрече. С телефоном совсем просто было, она даже сама позвонила.

– Лучше и не придумаешь, – хохотнул несущий меня мужик.

– Самка оказалась очень восприимчивой к яду, даже больше, чем обычно. Один звонок, и она уже влюбленная по уши дурочка, готовая сама на меня залезть. С людьми всегда просто.

– Это нам на руку, жалко лишь одно...

– То, что они одноразовые, – закончил предложение Юра, и я пожалела, что не могу заорать, выматериться, хотя бы дать ему по морде – такая сильная обида, нет, боль пронзила и тело, и душу. Сволочь, какой же он сволочь!

– Лучше так, чем ничего, – голос мужика был таким... будничным, что ли, спокойным, словно он обсуждал поход в магазин за продуктами, а не живых людей.

– Это верно. Но до чего же людишки уродливы, – теперь в голосе моего муженька появилась откровенная неприязнь, на грани омерзения, стало понятно: себя человеком он не считает. Тогда кто же он, кто?!

– Тебе с ней не жить. К тому же эта не так и плоха, очень даже ничего, особенно тело, вполне аппетитное. Хоть сейчас раздевай и пируй.

Почему так бывает, почему? Почему я даже дернуться не могу, закричать, да просто замычать, зато хорошо чувствую, как чья-то лапища мацает мою задницу, до боли сжимая правое полупопие? Почему не могу заорать, треснуть его, да хотя бы поцарапать? Боже, это так нечестно, так невыносимо.

– Ты извращенец, ты знаешь это, Савар? Чертов извращенец, – с отвращением прокомментировал мое лапанье Юра, если, конечно, его именно так и зовут.

Они засмеялись. И от гогота стало еще мерзопакостней. Словно мной пол помыли или, того хуже, дерьмо вычистили.

– А как у остальных дела? – спокойно продолжил разговор Савар.

– Двое нашли, трое еще в поиске. Думаю, еще парочку инкубаторов со дня на день стоит ждать.

– Это хорошо. У нас сейчас с этим туго. Гунор опять не смог сдержаться, двоих порвал и сожрал. Мы постарались его усмирить, но их страх для него – как сигнал к атаке. Ты же знаешь. Он истинный хищник, сильный воин, ему сложно побороть инстинкты.

– Как он сейчас?

В голосе Юры сквозило неподдельное беспокойство, и, что-то мне подсказывало, что беспокоился он совсем не о тех, кого разорвали.

– Заперся сам. Думаю, как обычно просидит, пока инстинкты немного не схлынут. Но проблемы уже на лицо: инкубаторов стало меньше, – горестно посетовал Савар. Он тоже не об «инкубаторах» горевал.

– Ничего, скоро наши придут и пополнят запасы.

Инкубаторы, запасы – Господи, я боялась думать, боялась признаваться себе же... Кажется, я понимала, о чем они говорят, и от того волосы вставали дыбом и ужас наполнял каждую клеточку неподвижного тела. Господи, как, как со мной такое могло произойти? Права была Люська, нельзя было спешить, нельзя, может тогда бы заметила, поняла... Боже, помоги мне. А что делать теперь, что я могу – неизвестно где, неизвестно с кем, неподвижная глупая дура.

«Дура, дура, дура! Лохушка! – ругала саму себя. – Вообразила себе принца в сверкающих доспехах, гребанную любовь всей своей заурядной жизни, мать его».

Принц, ага, чуть пальцем поскребла, а под налетом лоска уродливая жабища. Не бывает чудес, не бывает, и идеалов тоже не бывает. Только такие дуры, как я, могли в это поверить, но... Даже сейчас, несмотря ни на что, я понимала: помани он меня пальцем, скажи хоть одно ласковое слово, просто кинь на меня зовущий взгляд, и я пойду за ним с глупой влюбленной улыбкой на роже. Почему так, что за чары такие? Даже сейчас от его голоса все тело изнывало и болело в предвкушении поцелуев, ласк и страстного секса. Тело предало меня, шло вразрез с разумом и логикой. Это злило, злило сильнее, чем все сказанное этими субъектами. Желать это ничтожество против собственной воли, вопреки всему – разве ж такое нормально? Но, увы, я продолжала желать, будь оно все трижды проклято.

Мразь!..

Куда все же меня несут и, что самое главное, где я? Вряд ли эти два гада мне ответят, да и вопрос задать не смогу. Посмотреть по сторонам тоже никак, все, что могу видеть, это землю и ноги того, который меня несет. А если чуть скосить глаза, то еще и ноги моего муженька, обутые в дорогие пижонские туфли. Оторвать бы их ему с корнем и засунуть в заднее место.

– Эй, брат, как прошла охота? А-а-а, уже вижу, что удачно, неплохой улов. Но мое количество ты все равно не смог побить. Я обхожу тебя, Юдеирн.

Этот задорный голос мне был еще не знаком, похоже, к нам кто-то третий подошел. Интересно, сколько еще народа видит внос моего неподвижного тела? Какой позор, слов нет.

– Урснеч, брат, рад видеть тебя в здравии. – По голосу можно понять: он не рад ни видеть, ни здравию, а уж тем более ни тому и другому вместе. Враги, соперники... – Куда ты так торопишься?

– Так третий день недели, пора Выбора.

– Успешной ночи тебе, брат. – Вроде хорошее пожелание, а звучит отчего-то как проклятье.

Я вишу как тряпка, а они светские беседы ведут. Что за люди, или все же нелюди? Имена какие-то странные и стремные, не запомнишь, не выговоришь.

Меня вновь куда-то понесли. И я все так же видела нестерпимо мало. Для того, чтобы понять, где я и что делать, слишком скудное количество информации. Могу сказать лишь одно: меня внесли в какое-то большое здание с каменными полами, мы поднялись по лестнице, зашли в комнату. Там меня бросили на кровать, даже придержать не потрудились, я всю голову отбила о деревянную спинку. На этом информация исчерпала себя. Где, зачем, почему и когда все это кончится – неизвестно все еще.

Оказавшись на кровати, я наконец-то смогла рассмотреть того, кто меня нес. Ну, что можно сказать: высокий, здоровый, коротко стриженный. Все. Он меня не заинтересовал, а вот Юра... Взгляд поневоле обращался к нему. Похоже, ему он не понравился – так скривился, словно перед ним не жена была, а куча отходов жизнедеятельности слона. Невероятно обидно, а сказать ничего не могу, да и захочу ли. Что мне ему говорить? Слов найти не могу, к тому же страшно. Зареветь если только.

Меня немного удивило, когда Юра потянулся, взял мою правую руку в свою и приподнял ее над кроватью. Я ждала чего угодно, вплоть до того, что сейчас мне отчикают что-то, а к такому готова не была. Юра стал снимать кольца: и то, которое подарил, когда предложение делал, и то, которое надел, когда объявлял своей женой.

– Оставь на первое время. Ваш приход не остался незамеченным, нагрянут с проверкой.

– Это не важно, я прихватил документы на нее, так что кольца больше не нужны. Сдам их, понадобятся ребятам, когда пойдут на охоту.

Господи, сколько ж раз до меня эти кольца находили свою глупую жертву, сколько женщин радовалось, надевая их, и сколько потом проклинали?

Слезы обиды, злости и ненависти сами по себе хлынули из глаз и заскользили по горящим от унижения щекам. Юра даже не заметил этого, потому что уже отошел от кровати вместе со своим подельником. Теперь я не могла их видеть, да и не хотела. Уж лучше разглядывать потолок, и не важно, что на нем нет ничего интересного.

– На следующей недели пустим ее на Выборы, как раз твой яд из организма уже выйдет, и она станет восприимчива к другим воинам.

– Делай с ней, что хочешь, хоть расчлени и скорми ребятам, мое дело было завлечь и привести, дальше все в твоих руках. Но мы договорились – это была моя последняя охота. Мавис надоело меня ждать каждый раз.

– О да, Мавис, твоя невеста... м-м-м... такую красавицу грех оставлять одну.

Подонок, красивый, умный, хитрый подонок. Чтоб ему в аду гореть!

Хлопнула дверь и стало тихо, я поняла, что осталась в одиночестве, один на один с мыслями и тишиной. Страх с новой силой вгрызся в нутро и раскаленным червем заскользил по венам.

Почему я, почему со мной, чем заслужила?!

Не знаю, сколько прошло времени, сколько уже так лежу – минуты, часы... сколько? Время тянулось, как жвачка, медленно-медленно, а все, что мне осталось, это смотреть в потолок и считать на нем трещины: большие, маленькие, длинные и короткие. Мысли в голове метались как безумные, невозможно сконцентрироваться на чем-то одном.

По потолку ползал жук, такой мясистый, здоровый, а я ведь боюсь насекомых, особенно таких больших. В мешанине мыслей мелькнула одна особо глупая: вдруг его мелкие лапки соскользнут, и он сорвется вниз, прямо на меня, а я ведь и двинуться не могу, мне его даже не стряхнуть. Глупо конечно, нужно думать не о ползучих пустяках, а о том, что делать, как заставить тело работать хоть немного. Приказать ему? Ну, так я приказывала, но это не фильм, а жизнь, хоть все кажется таким нереальным, и тело отказалось сотрудничать.

Господи, что же со мной теперь будет, зачем я им?

Я пыталась молиться, но вот беда, ни одной молитвы не знала, поэтому только повторяла: «Боже, помоги. Боже, помоги. Боже, помоги мне-е-е...» Он не помогал и, возможно, даже не слышал. Да и с чего ему было слушать ту, которая в него никогда не верила, вообще в мистику не верила.

«Пожалуйста, ну пошевелись, хоть пальчиком, хоть немного, – снова я упрашивала свое тело, но ничего не происходило. – Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, я прошу тебя. – Ничего, слезы вновь застелили мир мутной пеленой и побежали по заплаканным щекам. – Умоляю! Я умоляю! Господи, ну помоги же мне!»

– Умоляю-ю-ю!!! – крик, надрывный, хриплый, протяжный, наконец-то вырвался из моего горла, и я резко села на кровати.

Оцепенение прошло так резко: вот оно было и вот его уже нет. Странно. Я медленно сползла с кровати. Меня шатало из стороны в сторону, поэтому пришлось ухватиться за изголовье так, что даже пальцы побелели. Мир вращался со скоростью барабана стиральной машинки в режиме просушки. Где пол, где потолок – и не понять. К горлу подступила тошнота. Я упала на колени, и меня вывернуло прямо на пол, еще то удовольствие, зато мир прекратил бешеное верчение.

Я с трудом поднялась, вытерла рот подолом уже ненужного мне платья и осмотрелась в поисках двери. Она от меня не пряталась и нашлась сразу же, прямо напротив кровати. Хорошая дверь, добротная такая, толстая, не то что у меня дома: плюнь и глазок лишний пробьешь. Эту если выбивать, то только тараном, иначе, скорее, выбьешь плечо.

Я в панике завертелась на месте в поисках другого выхода, но его не было. Стены, всюду глухие, голые, серые, каменные стены с легким налетом плесени. На одной из них имелось четыре окна, но в такие даже карлик не пролезет, разве только кошка какая – они размером с форточку, если не меньше, да и высоко чертовски. «Выхода нет, замуровали, демоны», – тут же пришла на ум фраза из фильма. Я метнулась к одной из стен и стала ощупывать ее, в душе надеясь, что наткнусь на выступ, впадину, да хоть что-то, что может оказаться ручкой к потайному ходу. Я бегала от стены к стене, водила по ним руками, стучала, пыталась отколупать камень, но выхода не было, лишь ноготь сломала, кулаки отбила и поцарапалась в кровь.

– Нет, нет, нет... – бормотала я.

Паника накрыла с головой, доступ воздуха словно кто-то перекрыл, я подбежала к двери, стала дергать ее, стучать и кричать. Я просила, умоляла открыть, выпустить меня, но никто не ответил, тогда я стала угрожать. Глупо, конечно, по-детски как-то, но в тот момент соображать здраво не могла, а вот паниковать – так запросто.

– Откройте мне живо! Я требую, чтобы меня выпустили. По какому праву меня удерживают против воли?! Не молчите, хоть кто-то ответьте! Я сообщу на вас в полицию, вас арестуют! Как так можно?! Сволочи, мрази, а ну откройте живо!

Я орала и продолжала дергать за ручку двери, и вдруг она распахнулась, чуть не отправив меня в вынужденный полет. На пороге стоял он, огромный, накаченный, двухметровый детина с оскалом акулы и бешенством в глазах. Я вытаращилась на него так, словно призрака увидела, но такие зубы – это что-то, как здоровенные иглы. Жуть.

Он то ли улыбнулся, то ли ощерился, не знаю, но мне тут же стало хуже, чем было. Я стою, рот открываю, а сказать ничего не могу: дар речи напрочь пропал, словно его у меня никогда и не было.

А потом я впервые увидела, как почти нормальный мужик оящерился. Вот он стоял передо мной загорелый здоровяк, а вот уже покрывался красно-зеленой шкурой, ну такой, как у ящериц бывает. Только мне подумалось, что подобная шкурка – как броня, простым ножичком такое не пробьешь, и мечом не факт. Верзила чуть наклонился ко мне, а красно-зеленая шкура уже подобралась к лицу, шустро наползала на квадратный подбородок, прикоснулась к губам, выкрашивая их в травяной цвет, и зубы... а какие там зубы, клыки, стали еще острее, еще длиннее – сантиметров пять, не меньше. Рот с таким арсеналом не закроешь.

«Мама!» – испугался мой мозг, и я вместе с ним.

– Я передумала! – пискнула первое, что пришло в голову, и захлопнула резко дверь, не забыв посильнее к ней привалиться. Смешно, будто такого детину остановит такая помеха.

Я глаза закрыла и стала ждать, затаив дыхание, словно боялась, что он мог его услышать и сообразить, что в комнате кто-то есть. Дверь, которая минут десять назад выглядела неприступной, сейчас казалась тоньше листа бумаги. Воображение зло подкидывало картинки, одна хлеще другой. Вот дверь сносят с петель и, соответственно, меня вместе с ней, в комнату влетает этот мордоворот, хватает меня и, не тратясь на лишние слова, вгрызается в беззащитное горло. Я даже почти почувствовала острые клыки и капающую слюну. Зловонное дыхание смерти коснулось моего носа и... В общем, чудом не заорала, скорее всего потому, что боялась даже дышать громко.

Долго я так сидела, ох долго, но затекшие ноги с задом требовали сменить позу, и пришлось встать, медленно отлепилась спиной от двери, развернулась на сто восемьдесят градусов и приложила к оной ухо. Тихо. Как хорошо, там, снаружи, была гробовая тишина. Я осторожно обхватила ручку дрожащими пальцами и сначала нерешительно, а потом более активно подергала за нее – дверь была заперта. Замечательно, счастье какое, значит в безопасности теперь и мне ничего не угрожает. Вздохнув пару раз поглубже, я набрала воздух полной грудью и, медленно выдохнув, еще раз осмотрела предоставленные мне нецарские покои. И действительно, будуар был обставлен очень скудно, практически голый. Кровать, на которую меня так пренебрежительно шмякнули, на ней тонкий матрас с такой же тонкой подушкой и кованый сундук у мизерных окошек. Еще имелся какой-то ящик в дальнем углу, при более близком рассмотрении он оказался своеобразным писсуаром, техника за гранью моей фантазии. Вот, пожалуй, и все, не разгуляешься.

Я подошла к кровати, заглянула под нее, наивно надеясь, что кто-то там оставил мачете или дробовик. Нет, не оставил, а жаль. Кто знает, когда этот ящероподобный монстрик явится по мою душу. Жить-то очень хочется, не думаю, что с такими зубками он морковку хрумкает или капустку уминает, те «приборы» явно для того, чтобы рвать мясо с косточек невинно убиенных.

Представила и меня передернуло. Перед глазами встала картина: обглоданный труп с вывернутыми костями и кишками наружу, а рядом с ним хищник утробно урчал, вгрызался в плоть и, дергая головой, отрывал большие куски, кровь лилась по зеленому подбородку, капала на пол и собиралась в лужицу. Бр-р-р...

«Оружие, хоть какое-то оружие, согласна даже на вилку или ложку!»

Я подбежала к сундуку, откинула крышку и совсем расстроилась: он был пуст, даже пылинки на дне не было. Ругаясь, захлопнула крышку и села на него сверху.

– Что же делать, что? – спрашивала пустоту, но на то она и пустота, чтобы смолчать.

Решение пришло неожиданно. А что если сундук придвинуть к двери, тем самым заблокировать ее? Конечно, себя запру в четырех стенах, а остановит ли это моих врагов – бабушка надвое сказала, но попытка – не пытка. В конце концов, а что я теряю?

Я подошла к сундуку сбоку, ухватила за ручку и потянула на себя, потянула, потянула, потяну... Шиш с маслом, тяни не тяни, а он и на миллиметр не сдвинулся, стоит себе, как надгробие мне, и хоть бы хны. Я выпрямилась, потерла ладони о платье, поплевала на них, уперлась сильнее ступнями в пол и опять стала тянуть. Пыжилась так, как никогда в жизни. У меня было чувство, что руки вот-вот вытянутся, как хобот у слона. Сундук так и не сдвинулся, словно являлся неотъемлемой частью самого пола.

Я обошла его, встала с другой стороны и попробовала толкать. Через некоторое время поняла, что развязавшийся пупок – мелочи, как и грыжа, тут легко можно было родить не будучи беременной. Окончательно профукав надежду, я от души вспомнила весь мат из юношеских лет и процитировала его, даже игнорируя предлоги. Полчаса пыжилась, только взмокла вся.

За окном темнело, время явно к ночи шло, а я сидела на сундуке, голодная, злая, испуганная и грязная, как черт. Сколько голову ни ломала, а выхода из передряги, в которую угодила, не находила. Тупик, одним словом, а двумя – неприлично и матом.

Сиди не сиди, но делать что-то надо. Кровать я сдвинуть точно не смогу, она прибита к полу, это я заметила, когда искала под ней оружие, но, возможно, мне удастся оторвать от нее одно из украшений: небольшой шарик диаметром сантиметров шесть. Это, конечно, не самое лучшее оружие, но, если кинуть в лоб, можно выиграть немного времени. Шариков было четыре, значит это четыре разбитых лба. Лучше, чем ничего.

Чувствовала я себя глупо, пока пыталась вооружиться. Как видно, удача не на моей стороне: опять пыжилась, ругалась, просила, умоляла, молилась – и без толку. Все же мне чертовски не везет.

От донельзя увлекательного занятия меня отвлек крик. Кричала женщина, причем так громко и пронзительно, что даже толстые стены не смогли заглушить этот крик.

Я задрала платье повыше, подбежала к сундуку и попыталась забраться на него, но не тут-то было: туфли на каблуках не лучшая обувь для покорения вершин. Пришлось притормозить и сбросить их на пол, после этого восхождение на сундук пошло гораздо легче. Я прижалась лицом к окну и выглянула на улицу. Там было довольно светло из-за горящих всюду факелов. Можно сказать, все видно как на ладони.

Сначала ничего особенного я не заметила, двор как двор, безлюдный, а потом тени словно ожили, и вот уже в свете факелов показались люди... Хотя люди ли? Судя по цвету кожи, людей там не было, разве только девушка, которая с криком куда-то неслась сломя голову. Из одежды на ней было лишь покрывало, которое все время сползало с плеч и путалось в ногах. Именно поэтому она раз за разом спотыкалась, но, поймав равновесие, продолжала бежать. Возможно, мне это только показалось, но я словно увидела ужас на лице девушки, особенно в тот момент, когда она обернулась назад и увидела настигающего ее мужчину. Он не бежал, просто шел, но делал это очень стремительно, покрывая пространство большими уверенными шагами. Момент, когда он начал меняться, я уловила не столько глазами, сколько по крику девушки: он стал пронзительнее и обреченнее. Мужчина буквально за считанные секунды стал монстром. Кожа сменила цвет, тело существенно увеличилось в размерах, вместо рук и ног мощные лапы с внушительными когтями, вместо лица вытянутая морда с острыми клыками. Огромные кожистые крылья распахнулись за спиной, поднимая существо резко в воздух. Пожалуй, он походил на недодракона – уже не человек, еще не дракон. Птеродактиль, мать его. Ящерица подлая подлетела к девушке, подхватила ее под руки и легко взмыла вместе с ней в небо. Раздался смех и одобрительные возгласы тех, кто наблюдал все это «шоу». Крики девушки становились все тише и тише, пока вовсе не исчезли.

Я сползла с сундука на пол и, обхватив колени трясущимися руками, уткнулась в них лицом. Увиденное заставляло меня сомневаться в собственной психике, казалось, я сошла с ума, не иначе. Безумие, точно оно! А как еще объяснить все увиденное? Монстры, летающие чертовы птеродактили, откуда они в нашей реальности?

Еще довольно продолжительное время спустя, вдоволь наревевшись и еще раз все обдумав, я пришла к неутешительному выводу моего полного безумия на почве нехватки любви. А как еще объяснить, что придумала себе мужика, который сначала был супер-пупер, а потом стал исчадием ада? Даже в безумии я выделилась, вместо мира мечты поселила себя черт знает куда, где обитают недолюди-недодраконы-недоптеродактили, это ж надо было такое сочинить! Что теперь делать? Мама, наверное, места себе не находит, а папа поднимает на уши все больницы, чтобы спасти непутевую дочь от нее же самой, а Люська ему в этом помогает.

– Эх-х-х, все-то у меня ни как у людей, – заревела я в голос.

Выплакав еще литра три слез, так и уснула, как сидела, на полу. А проснулась в полной темноте от зубодробильного холода и урчания в животе. С трудом дотащила (на карачках) свое затекшее, одеревеневшее тело до кровати (нашла, правда, с третьей попытки ее), водрузила себя на нее и попыталась завернуться в матрас. Получилось, благо он тощий был, как одеяло. Я вздохнула горестно, закрыла глаза и постаралась уснуть, чтобы не чувствовать холода, голода и не участвовать в бреде своего глубоко больного воображения. Уснула почти сразу, видно, события меня добили, даже дубак и протестующий живот не помешали.

В этот раз пробуждение было еще хуже. Началось оно с осознания, что я все еще заложница собственного неконтролируемого бреда. Это прискорбно. А еще кто-то топтался у моей двери и о чем-то с кем-то разговаривал. Так как свои тут ходить не могли, то это чужие, ну, а чужие вряд ли с добром ко мне заявились. Перед глазами так и оживали фрагменты вчерашнего вечернего «шоу», словно все сейчас опять происходило. Не-е-ет, их добро, скорее всего, очень сомнительное.

Я дико стала озираться в поисках спасения или того, где смогу спрятаться, но комната была так же пуста, как накануне. Не найдя лучшего решения, я сползла с кровати и, закатившись под нее, затихла. Укрытие, конечно, аховое, смешное до жути, детское, но мне почему-то стало легче, что ли. Жаль, конечно, что за пыль меня вряд ли кто примет. Схватившись одной рукой за сердце, а второй зажав рот, я старалась громко не дышать и молилась, чтобы пронесло.

Дверь в комнату открылась, и кто-то зашел, по количеству ног этих «кто-то» было трое. Я зажмурилась и стала молиться неистовее: «Боже, Боже, Боже, Боже, Боже...» – скороговоркой повторяла я про себя. Эти «кто-то» что-то поставили на пол, со своего места не смогла разобрать, что именно. Они тихо переговаривались и над чем-то смеялись, предполагаю, что надо мной. Один подошёл к кровати и, постояв немного (было чувство, будто он меня сквозь эту самую кровать видит), развернулся и направился к двери. Остальные, продолжая смеяться, последовали за ним. Как только комната опустела, я расслабилась и растеклась по полу, больно приложившись об него лбом, и пролежала так еще какое-то время, вдыхая подкроватную пыль. А что, вдруг опять вернутся, а я еще не готова к встрече лицом к лицу с собственно придуманными кошмариками.

Полежав ещё немного в пыли, – совсем, что ли, не убирают? – я выкатилась из-под кровати и с интересом посмотрела на деревянную бадью, стоящую рядом с сундуком. Бадья довольно внушительных размеров являлась очень слабой заменой моей любимой белой ванны, но чистая вода в ней манила как никогда, особенно после возлежания в мире подкроватья.

Я осторожно подступала к бадье, словно боялась, что из нее вот-вот выскочит чудовище и откусит мне голову. Воображение это мое или нет, а помирать жутко не хотелось. К тому же ранее удары головой об спинку кровати и пол я прочувствовала как никогда хорошо, так что, если будут убивать, мне достанется вся незабываемая гамма ощущений. Чур меня.

В бадье ничего лишнего, кроме воды, не оказалось. Я протянула руку, нерешительно опустила ее в воду и поболтала там. Ничего: ни ожогов, ни смертельного яда, ни других сюрпризов, только очень тёплая и чистая вода. Она призывно колыхалась под действием моих пальцев и лизала борт бадьи, готовая вот-вот перелиться через край. Красотища. Я засмеялась, припомнив, как только что кралась к ней. Глупо вышло, но в последнее время я щедра на глупости. Зачем меня сюда притащили – не знаю, ну уж точно не для того, чтобы травануть или утопить, это можно и дома сделать. Как ни печально, но то, что я так хорошо все чувствую, особенно боль, говорит лишь об одном: все это не коварная игра воображения, как бы мне того ни хотелось. Да, проще себя психом считать, чем поверить во всю эту чертовщину. К тому же психи себя точно таковыми не считают.

Очень хотелось смыть с себя пыль, но раздеваться не решалась, так и топталась возле бадьи. И хочется и калится – кто знает, когда эти нагрянут, а я тут голая бултыхаюсь, не в платье ж в заплыв уходить. Вздох вышел очень горький.

Я зачерпнула воду ладонями и постаралась умыться, а также сполоснуть все оголенные места тела. Хоть немного освежиться. Ополоснуться крест-накрест, не снимая платья, сложнее, чем я думала, но хуже всего было с ногами. Пришлось лезть в бадью, задрав юбки чуть ли не на голову, и на ощупь наводить чистоту. Вымоталась, словно восемь километров пробежала по пересеченной местности с рюкзаком за спиной. Пришлось даже прилечь, дабы отдышаться. Надо было хоть иногда спортом заниматься. Физподготовка ни к черту.

Я лежала на кровати, сложив руки на груди, и вновь смотрела в потолок, хотелось жрать, прямо нестерпимо, и пить тоже, но не из бадьи же пить. Лучше опять попытаться уснуть, хоть и страшно: вдруг закрою глаза, а они нагрянут. Я раскинула руки в стороны, изображая звезду, и что-то задела, это что-то звякнуло. Приподнялась, скосила глаза в сторону и чуть не вскрикнула от счастья. На краю кровати стоял поднос, на нем тарелка с рагу... наверное (черт знает), ложка и металлическая кружка боги знают с чем. Я наконец-то поняла, зачем один из моих тюремщиков подходил к кровати. И как раньше не заметила еду?

Рядом с подносом лежала стопочкой одежда, на ней что-то типа балеток-шлепанцев из ткани на тонкой кожаной подошве. Чем-то на чешки похожие, только без задников, но все лучше, чем мои туфли на каблуках, от которых уже нестерпимо болели ноги. Я с наслаждением скинула туфли и влезла шлепанцы. Они были почти по размеру, лишь немного больше, чем надо. Удобно и даже очень. А вот одежда разочаровала. Обычная хламида серого цвета, плотная, жесткая и колючая, размера на три больше меня самой. Если такое надену, боюсь, проскачу в горловину.

Я отбросила серое нечто, наклонилась над тарелкой с рагу и понюхала. Пахло хорошо, но вот проблема – кто знает, что туда могли добавить, вдруг какой наркотик для моей сговорчивости. Я тут же представила, как лежу на кровати не в силах двинуться, ловлю глюки и кто-то лапает меня всюду, где только может, а я не могу даже сопротивляться. Кошмар какой, но после увиденного в окне это вполне даже возможный исход. Но кушать хотелось.

Я окунула палец в рагу и осторожно лизнула – вкусно. Зажмурилась, замерла и стала ждать... Ничего, вроде голова не кружится, глюков нет, голоса не слышатся и зеленые слоники в малиновую крапинку не танцуют. Я взяла ложку и, зачерпнув рагу, с наслаждением прикрыв глаза, направила в рот. Вновь замерла, подождала – ничего, мир вокруг меня не изменился. Вот после второй ложки, так и не получив глюков, накинулась на еду и в считанные минуты смела все, что принесли. А принесли немало, хотя показалось, что очень даже мало. Голод все еще не отпустил, решила залить его содержимым кружки. Сначала понюхала, определила, что это вода и отпила. Чистая, прохладная, вполне даже вкусная. Тоже обошлось без проблем.

Полежав еще немного, я отнесла поднос к двери, поставила там на пол и решила еще немного обследовать комнату, вдруг что-то пропустила. Ничего не пропустила, второе обшаривание ничего не дало, все так же пусто и беспросветно. Выхода как не было, так и нет, только усталость какая-то навалилась. Я решила еще немного отдохнуть и легла на кровать. Мне становилось все хуже и хуже. Неужели все же отравили, но зачем? Тело ломило, кости ног словно кто-то выкручивал, в горле пересохло, а кожа горела, меня трясло. Вскоре перестала соображать, была только боль, жар и нестерпимая ломота. Я металась по кровати и стонала, а когда стала мерзнуть, приняла позу эмбриона и закусила губу до крови. Зубы стучали, волосы намокли от пота и лезли в глаза. Даже не знаю, сколько вот так пролежала, думая, что умираю, проклиная себя, Юру и этот проклятый мир. Меня ломало, словно заядлую наркоманку. Провались все пропадом.

Дверь в мою тюрьму скрипнула и открылась, кто-то вошел, а я даже двинуться не могла, только лежу и трясусь.

– Яд выходит из организма. Быстро.

Кто-то прикоснулся к моему лицу, больно ухватил за подбородок и повернул, а я даже глаз открыть не в силах.

– Скоро ее можно будет использовать, как и других. – Это уже другой голос, значит их двое.

– Стражи на подходе. Все документы на ее приобретение в порядке?

– Да, там все чисто, они не смогут подкопаться и выслать ее назад.

– Хорошо, через шесть дней выставим ее, пусть воины выбирают.