Текст книги "Где я? или (не)счастливая пропажа(СИ)"

Автор книги: Аноним Светланам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Все это подруга выговаривала, даже не отрываясь от телефона, в котором шустро шерстила сайты.

– Да ладно, Люсек, после свадьбы все и наверстаем. Секс – это ерунда.

– Ерунда – это замуж выходить с бухты-барахты, а секс немалая доля счастливой супружеской жизни. Я бы сказала, что он львиная доля, иначе вас быт загрызет, как львица раненую лань. А вдруг вы друг другу не подходите вообще.

– Как это?! Нет, правда, ты как загнешь, потом шиш разогнешь. Мы же не сапоги.

Люська наконец-то хекнула, что-то быстро скопировала (скорее всего, адрес салона) и выключила телефон. Она посмотрела на меня взглядом умудренного сединами монаха и тоном учительницы с многолетним (если не вековым) стажем выдала:

– Вот именно, что не сапоги, с ними было бы проще. А ты решила связать свою судьбу с кем-то, не глядя, даже без примерки. Мужчина как эксклюзивная одежда, сшитая на заказ и только для тебя, его сначала нужно примерить, вдруг не подойдет. Зачем же покупать кота в мешке.

– Люсек, блин, у тебя реально стыда нет. Извращенка ты.

– Стыд? Вот сейчас смешно сказала. Какой, в баню, стыд, Ирок? Он отмирает вместе с совестью в наше время, а мне так и вовсе еще при рождении дан не был.

– Ну-у-у Люся-я-я, – потянула просительно я, надеясь, что подруга бросит эти свои нравоучения или, на худой конец, в ней оживет совесть и она не станет омрачать мои дни перед свадьбой нытьем.

– Не нукай, не запрягла, – отрезала она все подступы к собственной совести и двумя словами уничтожила «посланца-некроманта», который эту совесть и должен был оживить. – Лучше поговори с Юркой и отложи свадьбу хоть на месяц. Не нравится мне такая спешка. Вот помяни мое слово, ни к чему хорошему это не приведет.

– Не каркай, не ворона. Он мужчина моей мечты, а ты сама говорила хватать и не разбрасываться такой редкостью.

– Я же не говорю его бросать, просто немного подождите со свадьбой, – продолжала кидаться доводами Люська, но те с разлета врезались в стену моей всепоглощающей и немного оглупляющей любви, а потом тихо стекали вниз, так и не зацепив меня даже на миг.

– Я же его люблю, не представляешь как. Зачем ждать-то? Вдруг уведут.

– Нахрена он тебе тогда нужен, если и месяца потерпеть не может... – Я хмуро уставилась на подругу, та была непривычно серьезной. Потом она вздохнула, что-то тихо буркнула и добавила: – Да ладно-ладно, не хмурься, поехали в другой салон.

В этот салон я зашла уже полная обреченности, даже не надеясь на чудо, но оно взяло и навязалось мне. Прям напротив дверей было оно, прекрасное, с какой стороны ни посмотри, просто само совершенство, если бы не одна досадная деталь... в этом самом совершенстве щеголяла какая-то малолетняя выдра (и это я ещё нежно, в мыслях было иное слово). Дамочка, разглядывающая себя в зеркало, нагло хапала руками моё платье. Да, моё, и мне плевать, что я его ещё даже не купила. Оно мое хотя бы потому, что на мне будет лучше смотреться, чем на этой блондинистой вешалке.

– Ир, чего застыла в дверях? – Люська чуть подтолкнула меня в спину, оттесняя от дверей, у которых я встала, аки дерево, пустившее корни глубоко в землю, вошла в салон и тут же поняла, почему на меня ступор напал. – Это оно, да?

Я только кивнула в ответ, продолжая взглядом раздевать блондинку и без стыда и совести отбирать у неё платье. В мечтах моя преступная персона даже не пожалела своих рук и отвесила блондинке пару ударов в оба глаза, а закрепила красивым ударом с ноги. Слава всему, что лишь в мечтах, а то с такой тягой к членовредительству могла бы вместо свадьбы оказаться на скамье подсудимых.

Блондинка весело щебетала со своей подругой, энергичнее крутилась перед зеркалом, а я сильнее мрачнела. Чувствую, такими темпами вот-вот окажусь без желанного платья.

– Ирок, а ну сделай лицо попроще, ты своим видом испугала продавщицу, ещё немного и та побежит звонить в полицию. Успокойся, посчитай до десяти, дай мне минут пять, и отвоюем платье.

Я вздохнула, кивнула, и Люська вся подобралась, повернулась к продавщице и ослепила ту такой улыбкой, что она тут же ринулась к нам навстречу с любимой фразой всех торговых представителей:

– Я могу вам чем-нибудь помочь, что бы вы хотели?

О, мы хотели, мы очень хотели то, что от нас вот-вот уплывет в блондинистую сторону. Люська, как верная подруга, не могла подобного допустить.

– Мы бы хотели увидеть ваши самые лучшие платья.

– А... – начала продавщица, но Люська её перебила и, мило улыбнувшись, осчастливила:

– Цена не имеет значения.

Продавщица окончательно утонула в счастье и убежала куда-то, явно подсчитывая по дороге свой процент с продажи какого-то мега дорогого, скорее всего, платья.

– А может, все же стоило в другой салон поехать? – громким шепотом предложила Люська. – Ну и что, что ехать дальше, зато платья без «истории».

Я вылупилась на подругу, в упор не понимая, о какой истории речь. Что она имеет против моей прелести?

– Присмотрись вон к тому платью, видишь, слева шов слегка сборит? – все таким же недошепотом продолжала Люська, посматривая в сторону моей еще не сбывшейся мечты.

Я в упор не видела, где и что сборит, мне казалось, что платье идеально, о чем и хотела заявить подруге. И тут увидела ее легкое подмигивание, сильно смахивающее на перекос левой половины лица. Либо подруга все же заработала нервный тик после многочисленных салонов, либо ж она мне на что-то намекала. Я склонялась к последней версии, ибо нервный тик и Люсек как-то несовместимы.

– Присмотрись, – вновь зашептала Люська так, что ее могла слышать не только я, но и девушка, с улыбкой рассматривающая в зеркале мое платье, – это же то самое платье, которое Катюха брала на прокат три месяца назад, помнишь? Мы еще тогда ее пьяную, в слюнях, соплях и хрен знает в чем, через полгорода тащили.

Была у нас такая подруга, и на свадьбе ее мы гуляли, и тащили через полгорода, чего уж там, это правда. Вот только свадебка была пять лет назад и платье точно не это, спутать даже невозможно. Катька готом была, как и ее бывший муж, поэтому она щеголяла в черном, а жених – в белом. Помню, тогда еще старушки на лавках при виде такой невесты крестили ее, жениха, гостей, себя, подъезд и, кажется, даже святой водой спрыскивали дверь ее квартиры, после того как мы отъехали. Сама не видела, друг рассказывал. Запоминающаяся пара, да и свадьбу шиш забудешь. В общем, намек Люськин поняла.

– Платье можно теперь проклятым считать после того, что было, – включилась в игру я таким же громким шепотом, выпучив заговорщически глаза (вроде как по секрету обсуждаем, просто громкость речи не отрегулировали). – Ей же ее козел готский прямо на свадьбе рога наставил с Танькой, да какие ветвистые. А ее предупреждали, что ее Эдик еще ни одной юбки мимо не пропустил, да и брюками не брезговал.

– Это да, – тяжело вздохнула подруга. – Ну, она в долгу не осталась, отомстила аж с тремя. Господи, да это платье... как его только отстирали после той оргии, которую они устроили, и ее валяния в луже позднее. Ирок, может, все же уйдем? Салон несчастливый явно.

– Уже и не знаю, – напустила я на себя горечь воспоминаний.

Краем глаза я поглядывала на девушку. Сначала она делала вид, что не слышит нас, но на оргии ее лицо брезгливо скривилось, она явно иначе увидела свой наряд, а после слов о луже и вовсе пошло красными пятнами. Она забежала в примерочную и громко хлопнула дверцей, а за ней рванула подруга. Нам с Люськой осталось лишь ждать развязки этого замечательного со всех сторон спектакля. Минут десять спустя девушка вылетела из примерочной, скомкала платье, бросила его на пол, пнула ногой напоследок, – хорошо, что не плюнула, – и пронеслась мимо нас на крейсерской скорости, чуть не сбила. Ее подружка повторила маневр, повторно протаранив наши стройные ряды.

– Что это с ними, понос, что ли, прихватил? – удивилась Люська так, словно и не знала о причинах бегства девушки.

Я подбежала к платью, подхватила его и счастливо прижала к груди. Но потом помрачнела – запоздало явилась совесть и отвесила звонкую затрещину.

– Люсь, а Люсь, как-то нехорошо вышло. Нельзя так. Тебя совесть не мучает?

– Какая? – удивилась вполне правдоподобно подруга. – Я же говорила, что никогда ей не пользовалась. И тебе не советую, не то время.

Я вздохнула, моя совесть была на месте и жестоко скреблась в душе, но вместе с тем где-то рядом с ней тусовалось счастье, потому что наконец-то нашелся мой идеальный свадебный наряд. И все же...

– И все равно, Люсь, как-то нехорошо вышло, неправильно.

– Ирок, чего ты мечешься? Тебе нужно было убрать соперницу, мы ее убрали. Мы б и двух убрали, лишь бы быстрее закончить с этим делом и перейти к другому.

Вот именно это время и выбрала продавщица, чтобы вынести платья. Как я поняла, последнее предложение она слышала, ибо улыбка быстро сползла с ее лица, а в глазах появился дикий страх. Продавщица побледнела до цвета только что купленных белых простыней и трясущимися руками протянула нам охапку платьев. Я попыталась исправить положение и улыбнулась, только, кажется, сделала еще хуже, потому как она вздрогнула и попятилась. Положение спасла Люська.

– А мы уже выбрали. Тут у вас покупательница внезапно решила отказаться от покупки платья. Я даже не знаю в чем причина, такая красота, вряд ли она что-то лучше найдет. Но моей подруге понравилось это платье, и она решила купить его.

Мне кажется, продавщица решила, что ту девушку мы убили, а труп прикопали в одном из огромных горшков с фикусами, которые стояли при входе, уж очень усилено она отводила взгляд от нас и таращилась на них.

– Но мы примерим все те, что вы принесли, вдруг нам приглянется какое-то еще больше, – тут же донельзя расстроила меня подруга.

Я скривилась, продавщица снова вздрогнула: как видно, я слегка кровожадно при этом выглядела.

– Я думаю, не стоит, – проблеяла продавщица. – Если что-то пришлось по душе, лучше сразу это брать, пока не взял кто-то другой.

Как пить дать в последние три слова она не верила, но я была ей несказанно благодарна – она спасла меня от мук примерки, пусть и сделала это лишь для того, чтобы мы поскорее ушли.

Десять минут спустя я, счастливая, выпорхнула из салона, нежно прижимая к себе приобретенное платье. Нам еще на него скидочку сделали, это окончательно подняло мое настроение до отметки «небо». А потом Люська взяла и опустила его на грешную землю, всего лишь напомнив:

– А теперь за туфлями. – И я поняла: этот процесс тоже будет долгим.

– Люсь, может, я за ними завтра, одна. Устали мы уже, не ели, а уже вечер. Да и такими темпами нас с тобой скоро в полицию загребут по подозрению в убийстве.

– Не говори ерунду, раз начали, значит сегодня все и закончим.

И мы отправились в обувной.

Интересно, у кого-то так хоть раз было, когда-то, что тебе нравится, тридцать седьмого размера жмет, а тридцать восьмого велико? Вот у меня так было. Стоило хоть что-то присмотреть – так моего размера нет. На другое глаз положила, и вроде размер мой – ан нет, велико, а размером меньше нет. Вот больше – есть, а меньше – нема. Взяла другую пару туфлей, ну, думаю, это-то должно подойти, мой размер-то. Шиш – мало. И в этом случае косяк: меньше – есть, а больше – нет. В результате вокруг меня множество коробок, а выбрать не из чего. Такое ощущение, что кто-то там наверху уперто не желает моего семейного счастья. Обидно.

Домой вернулись поздним вечером. Пока ехали в такси, готова была спичками веки приподнимать, они так и смыкались, так рубило с усталости. Никогда не думала, но, похоже, чтобы обрести счастье и вторую половинку не только перед богом, но и перед людьми и законом, нужно сдвинуть горы, сорвать с неба звезду и повернуть реки вспять. А уж про коня на скаку и горящую избу вообще молчу – это так, мелочи. Эх, столько еще не сделано... прямо огонь, вода и медные трубы.

– Люсь, я ща помру, – простонала я, стягивая с затекших ступней туфли и пытаясь хоть немного распрямить пальцы, а то те форму обуви приняли и в себя – никак.

– Молчи, сама сейчас кони двину. Так можно и шопинг разлюбить.

Мы, не сговариваясь, одновременно отлепились от стенки, привалились друг к другу и плечо к плечу пошли в зал. Диван принял нас в гостеприимные объятья, и мы отрубились тут же, прямо как сидели, так и ушли в сон.

Мне такая чертовщина снилась. Я все время от кого-то бегала, а этот кто-то пытался поймать и цапнуть меня за филейную часть. При этом я даже не знала, кто за мной гонится, но почему-то точно знала, что не к добру: цапнет и не подавится. Вот поэтому я с воплями нарезала круги по песку. Люська в это время лежала где-то в стороне, грелась на солнышке, читала журнал и иногда то ли подбадривала меня, то ли подначивала то, что за мной носилось. В общем, не сон, а полная бредятина.

Разбудил от странного сна меня шум. Кто-то, не жалея кулаков, дубасил в дверь и при этом, не прекращая, жал на звонок. Удивительно, но Люське шум спать не мешал: она подложила руки под щеку и тихо посапывала. Вот что значит крепкий сон. Незваный гость не унимался. Я мельком бросила взгляд на часы, висящие напротив. Полдвенадцатого ночи. Кого ж в такой час ветром надуло в мою берлогу? Я еще раз глянула на Люську, и меня прям осенило догадкой, осталось только проверить права или нет.

Я встала, чуть пошатываясь и зевая на ходу, направилась к входной двери, щелкнула замком и распахнула ее настежь. Бояться? А кого мне бояться? Убийцы, воры и тому подобное? Если б кто-то пришел по мою душу, фиг бы он стал так колотить и шум поднимать. Я на все сто процентов уверена, что соседи проснулись, если, конечно, спали, и уже прилипли к глазкам в предвкушении шоу.

Кстати, я оказалась права: на пороге моей хаты стоял Степа, и счастливым он не казался, хреново как-то выглядел.

– Ир, скажи, что Люська у тебя, умоляю. Она домой не вернулась, а на улице ночь, не отвечает на звонки, ты тоже. Я уже не знаю, о чем думать. Всю округу прочесал вдоль и поперек.

– А сюда заглянуть не судьба?

– Я два раза сюда приходил, стучал, звонил, но никто так и не открывал, это третий.

М-да, хорошо уснули, крепко, а я еще удивлялась на Люську, сама-то первые два раза и не слышала. Бедолага, наверное весь извелся. Еще бы, Люська всегда предупреждала, когда у меня оставалась, а тут... нас раньше срубило, чем мы об этом подумать успели.

– Заходи давай. – Я втащила Степку в квартиру за руку. Он не сопротивлялся, прямо как тряпичный, его ощутимо трясло. – Ты прости, что так вышло. Я виновата. Мы пока все к свадьбе искали, ухайдокались так, что отрубились сразу как вошли, – каялась я, пока он пытался разуться, но у него ничего не получалось: шнурки на ботинках только еще больше запутывались в его дрожащих руках.

Степа выругался сквозь зубы, упомянув и эту мать, и многое еще мне неизвестное, и я сжалилась над ним.

– Плюнь, иди так. – Кажется, в его глазах можно было увидеть целый шквал благодарности.

Он прошел в зал, остановился напротив спящей жены, вздохнул и выдохнул пару раз, а потом нагнулся и нежно погладил ту по раскрасневшейся щеке. Люська, не просыпаясь, улыбнулась и уткнулась губами в ладонь мужа.

«Да-а-а... Вот она самая настоящая любовь», – подумала я. Они подкалывают друг друга все время, почти издеваясь. Иногда кажется, что еще немного и их разговоры перейдут на тонкую грань удушающих приемов. Но это только так кажется, а на самом деле... У них нет и минуты спокойной жизни, но вот сейчас их любовь можно было даже не увидеть – пощупать, от нее воздух, казалось, сгустился. Мне стало завидно, в голове мелькнула мысль: «Будет ли у нас с Юрой так вот через пару-тройку лет?» Найти чувства – это одно, а сохранить их первозданную красоту и дать расцвести – это другое, много сложнее.

Степка поднял жену на руки, так осторожно, словно его вечная язвочка была из хрупкого фарфора, а не из плоти и крови. Я быстро сориентировалась и положила сумочку Люськи на ее живот.

– Донесешь? – участливо спросила проходящего мимо Степку.

– У меня такси внизу.

Что-то мне подсказывало, что даже не будь того такси, он бы на руках донес просто потому, что не хотел будить жену, которая сейчас чему-то улыбалась и доверчиво прижималась к нему всем телом.

Как только за друзьями закрылась дверь, я подхватила пакеты, которые сиротливо стояли при входе в зал, и отнесла их в спальню, здраво решив разобрать все завтра. Сейчас глаза закрывались сами собой, и было не до этого. Спать я завалилась после душа, где, к слову говоря, трижды чуть не уснула. Нет, спать в ванной мне не впервой. Иногда я любила полежать в теплой воде, подремать, опустив голову на бортик, после этого чувствовала себя бодрой и отдохнувшей. В этот раз не тот случай, ибо вместо отмокания в ванной, решила принять душ, а спать стоя... этому еще не научилась, не лошадь же. Поэтому, когда в третий раз глаза закрылись и я уперлась лбом в стену, решила шишек себе не набивать и ползти в кровать. Сон сморил меня тут же. Если я ранее думала, что мне снится фигня, то я погорячилась, ибо по сравнению с теми снами, которые лицезрела теперь, те были очень даже логичными.

Видела я себя словно со стороны. Этакое кино обо мне любимой с элементами полнейшего абстракционизма и такого же полнейшего абсурда. Начнем с того, что мир вокруг был желтый. Вот как есть – весь желтый, отличался лишь оттенками. Причем все эти оттенки были ядреными, аж глаза резало. Я стояла посреди этого яркого безумия, таращилась, топталась на месте и не знала куда податься. Угрозы для себя родимой вроде как не ощущала, пока не произошло Это. Небо цвета зрелого лимона словно расступилось, и на меня уставились холодные зеленовато-серебристые глаза с черными ободками по краю. Эти глаза вдумчиво меня рассматривали, почти взвешивали, словно искали излишки веса. Я почувствовала себя отбивной на тарелке, которую раздумывают: есть или нет, при этом потыкав вилкой. Потом небо вновь разошлось, и возник рот, внушительный такой, с частоколом острых клыков. Он открылся и раздался рев такой силы, что мне заложило уши напрочь. Изо рта хлынул поток пакетов, и все прямо на меня. Я закричала, отпрыгнула в сторону, неудачно подвернула ногу и тут же села на зад. Щиколотка нестерпимо пульсировала болью. Говорят, во сне нет боли, но я ее явно чувствовала. Пакеты упали на землю и открылись, оттуда вывалилось содержимое: все платья и туфли, которые я мерила в салонах за этот день. Туфли стали открывать беззубые, ужасно слюнявые рты и, шамкая ими, поползли ко мне. За ними, не отставая, словно призраки, плыли восставшие в лучших традициях нежити платья. Я закричала, напрочь забыла о боли в ноге и побежала.

«Господи, и во сне покоя нет, все куда-то бегу и бегу», – мелькнула неутешающая мысль где-то на задворках сознания.

Одежда не отставала ни на шаг, а вроде не так быстро и двигалась. Мелькнула мысль, что это я так медленно бегу. С неба продолжали падать пакеты, а из них выползали щетки, фены, заколки, резинки и много еще чего. Все это бежало за мной, явно не с самыми благими намерениями. Иногда они менялись с вновь выпавшими и наблюдали со стороны за марафоном.

Я проснулась с воплями, матами и в холодном поту. Приснится же такое. Сердце так и заходилось от пережитого. Я знаю, что глупо, но не сдержалась и глянула на пакеты с покупками. Те стояли моча, как им и положено, нападать не собирались. Для верности все же погрозила им пальцем, припомнив, как во сне одно платье пыталось меня в кокон спеленать, а туфли в этот момент чего оттяпать. Я выглядела глупо даже в собственных глазах, хорошо, что меня в этот момент никто не видел. Как видно, эта суета и спешка не идут мне на пользу, вон какие кошмарики снятся, и не придумаешь хуже и абсурднее. Может, в чем-то Люська права и стоило бы не спешить, взять немного больше времени, чтобы подготовиться нормально. Вряд ли Юрка сбежал бы от меня за эти три месяца. Куда мы с ним так несемся сломя голову, словно вот-вот опоздаем на поезд? У нас же вся жизнь с ним впереди. Эх-х-х, точно следовало бы притормозить.

Телефонный звон заставил меня подпрыгнуть и опять перевести взгляд на пакеты, словно этот звонок их вина. Стоило мне посмотреть на экран, как улыбка сама по себе расплылась по лицу, а сердце сделало сальто с переворотом на триста шестьдесят градусов и приземлилось куда-то в область пяток.

– Алло, – почти промурлыкала я.

– Как ты, дорогая, как покупки, удачно? Мне так не терпится, так хочу как можно быстрее назвать тебя своей на полных правах твоего супруга.

Я даже не подозревала, что можно так глупо хихикать и хлопать ресницами, но в тот момент именно это и делала.

«Хорошо, что меня никто не видел», – второй раз за утро порадовалась я.

– Все хорошо, мы почти все купили, остались мелочи.

«Зачем что-то откладывать? Глупости. Нужно просто приложить чуть больше усилий и все», – думала я, пока болтала с Юрой, и тихо млела от его голоса. Все же он у него такой особенный, способен всколыхнуть все чувства во мне.

***

– Люся, ну где она? – трясла я подругу в прямом смысле этого слова.

– Ирок, так, давай-ка успокойся. Вдохни, выдохни и скажи сама себе, что все будет хорошо.

Я вдохнула, выдохнула, закрыла глаза, сказала все, что подруга попросила, потом открыла глаза и...

– Где она?! Она должна была еще пять минут назад приехать. Мы не успеем сделать мне прическу, и я буду на собственной свадьбе как валха.

Подруга осторожно, словно это бомба замедленного действия, отцепила мои пальцы от жакета своего костюма и, улыбаясь мне как душевнобольной, стала снова успокаивать:

– Даже если на твою прическу уйдет два часа, у нас останется еще два. Времени полно, мы никуда не опоздаем, без тебя все равно никто и ничего не начнет.

Подруга, конечно, права, но где, черт подери, носило эту парикмахершу?

Звонок в дверь не дал мне скатиться с позором в новый виток истерики. Можно сказать, я вышла из этой ситуации с честью, а Люська с малыми потерями: всего-то немного лацканы жакета ей помяла.

– Ну вот, а ты переживала, – бубнила подруга по дороге к двери.

А как тут не переживать, времени в обрез, всего четыре часа до приезда Юры, а у меня еще прическа не возведена, в платье я не упакована, туфлями ноги не натерла. Непочатый край работы просто. Хотя там, конечно, выкуп, еще помучают жениха и его свидетеля разными загадками и заданиями. Прям детский сад, я хотела без всего этого балагана, но Люська не дала, сказала, что все должно быть в соответствии с традициями. Жених обязан выкупить невесту. Как говориться у нас товар у них купец. Лучше б так вот не говорилось, я в тот момент себя как-то нехорошо почувствовала куском мяса на лотке в магазине, который со всех сторон крутят и показывают лучшими, выгодными местами. Но с Люськом спорить, себе дороже, проще кивнуть, согласиться, а в душе поматериться. Что я и сделала.

– Что-то счастливая невеста у нас выглядит не очень счастливой, – покачала головой нанятая парикмахерша.

– Не обращайте внимания, она волнуется. Как сегодня в пять утра встала, так и волноваться начала. И главное, одарила этим «счастьем» лучшую подругу с ее мужем. Как видно, коллективное волнение – оно веселее, да, Ирка?

А я что, я ничего. Ну не спалось мне, а одной не спать и правда скучно. В пять утра звонить в кафе, который мы сняли под банкетный зал, глупо, никто не ответит. В прокат машин – тоже. А Люська – она же дома, стопудово дома.

– Ладно, приедет жених, и успокоится наша невеста. Садитесь, Ирина, приступим к прическе.

Ну, я и села, и понеслось: расчесать, начесать, залачить, расчесать, начесать, залачить, расчесать, начесать, залачить... Через полчаса я напоминала одуванчик-мутант: начес был таким, что все волосы стояли на голове дыбом, образуя большую такую шапку. При мысли, что потом все это придется как-то распутывать, мне поплохело. Но я знала точно: красота требует жертв. Поэтому сжала зубы и только натянуто улыбалась и слегка шипела, когда расческа порхала по начесанным волосам, виртуозно укладывая их в прическу. Прямо на моих глазах рождался шедевр, произведение искусства. Каждая прядь находила свое определенное место на голове и гармонично вплеталась в другую. Завитушка к завитушке. Люська не обманула: эта парикмахер знала свое дело на все сто и один процент. Через час на моих волосах закрепили фату и все было готово, осталось лишь натянуть чулки, влезть в приготовленное платье, надеть туфли и сунуть в Люськину сумочку пластырь. Новые туфли и без мозолей – сказка, рассказанная производителями обуви для лучшей продажи оной. В эту сказочку я давненько не верила.

– Ох, деточка моя, ты такая красивая, даже сердце щемит, – мама сморгнула слезу счастья и перешагнула порог комнаты. – Здравствуй, Люсенька, – улыбнулась она моей подруге, – как родители, как Степа?

– Все нормально, тетя Лена, все здоровы.

– Это хорошо. А что ты, скоро ли осчастливишь всех нас малышом?

Люська немного смутилась и тепло улыбнулась. На самом деле моя мама ее любила как родную дочку, мы же с Люськой с детских колясок дружим.

– Ой, теть Лен, да успеем еще. Какие наши годы?

– Ох, молодежь, молодежь, все-то вы тянете. Чего только ждете...

Мама вновь посмотрела на меня и опять заплакала. Мне почему-то тоже захотелось развести болото. Странно, похоже на реакцию малых детей: когда один начинает плакать, все остальные подхватывают из-за какой-то только им понятной солидарности.

– Ты самая красивая невеста. Я буду молиться за твое счастье.

Мама обняла меня так крепко, что на миг в глазах потемнело. Она хоть и была женщиной невысокой и слегка пышной, но хватка железная порой.

– Лена, ну что ты, право слово, опять сырость развела, – папа подошел к маме, нежно обнял ее, отстранил от меня и мягко поцеловал в уголок губ. Мама зарделась, махнула на него рукой, прикрывая губы ладонью, а он словно и не заметил, лишь пожурил: – Смотри, а то платье испачкаешь дочке. Такую красоту, разве ж можно. Пойдем в зал, не мешай молодым, мне твое внимание нужнее.

Папа нежно улыбнулся мне, подмигнул хитро, и в его глазах промелькнула гордость. Он всегда мной гордился, хоть и никогда о том не говорил. Я просто это знала. И вот сейчас, уходя, он незаметно постарался смахнуть слезы. Папа – самый лучший мужчина в моей жизни. Он мог все, если это нужно было для блага его семьи. Хорошо, что он одобрил Юру, несмотря на то, что о свадьбе мы сообщили родителям за пять дней. Вообще, это был еще тот денёк.

До Юры к родителям я ни одного парня не приводила. Он был первым. Мама тут же замерила километры его тактичности, килограммы вежливости и литры обходительности. Сложив все это, вынесла одобрительные вердикт. Папа был проще, он применил микроскопический метод. Это когда чувствуешь себя микробом под дулом микроскопа, причем огнестрельного микроскопа. Мало кто смог бы выдержать такой взгляд, а Юра не дрогнул, глаз не отвел, за что и был повышен из микроба в млекопитающие. Мама, поняв, что убийств не будет, тут же позвала всех за стол. У нее вообще самая большая цель в жизни – всех и вся накормить. Впрочем, делала она это хорошо, умеючи. Именно поэтому в доме почти всегда были гости, а из кухни доносился аромат свежей выпечки. Вот и тогда пахло шоколадными кексами, моими любимыми.

В общем, знакомство прошло слегка нервно, но тепло и весело ближе к концу. Мама с папой остались довольны Юрой.

«Юра-а-а... м-м-м... Ну где же тебя носит, мужчина моих грез?»

– Люсь, посмотри, они еще не едут? Как бы не опоздать.

Я поерзала на кровати, расправила вокруг себя пышные юбки и посмотрела с надеждой на подругу. Она вздохнула, положила пилочку на тумбочку и закатила глаза.

– Успокойся, еще целый час.

– Ты точно уверена? – не сдавалась я.

– И не только я одна, часы вон тоже уверены.

– А вдруг он вообще передумает на мне жениться? Вот не приедет и все.

– Вот сейчас очень смешно сказала. Он плюнул на здоровье и пришел делать тебе предложение прямо с больничной койки, так? – Я кивнула. – Он договорился и, можно сказать, снял весь ЗАГС, так? – Я опять кивнула, не совсем понимая, куда она гнет, мозг плохо соображал. – Вас женят в четверг, когда обычно не женят вообще, так как для этого существует пятница и суббота, так? – Я опять кивнула, наконец-то врубаясь, о чем это она. – И именно он торопил свадьбу как только мог, так? – Я только хотела кивнуть, но она подняла руку. – Не кивай, и так знаю, что права. К чему я все это? После всего этого вряд ли он кинет тебя. Он же не идиот все же. Так что возьми себя в руки, ноги, да во что хочешь, и успокойся.

– Все, успокоилась.

Соврала, сильно соврала. Успокоилась я лишь тогда, когда замученный выкупом Юрка ворвался ко мне в комнату, как рыцарь в башню принцессы, вручил букет и взял за руку. Все, в тот момент весь мандраж улетучился, словно я приняла целый пузырек успокоительного. Меня даже в ЗАГСе не пробрало, и, когда нам задавали традиционные вопросы, тоже была стеной спокойствия. А уж когда объявили мужем и женой, вообще погрузилась в безмятежные воды пофигизма. Жениху разрешили поцеловать невесту, то есть меня Юрке. Он обернулся ко мне, посмотрел в глаза и вместо поцелуя выдал:

– Моя жена перед людьми, куда я – туда и она, разделит со мной жизнь, семью и мир...

Странное он говорил. Вообще, все было как-то странно: мир вращался, голоса отдалились и остались лишь его глаза, они заполняли собой все, пока не вытеснили даже меня.

«Зря так нервничала, потерять сознание на собственной свадьбе – плохое решение», – успела подумать я, прежде чем упасть в странную темноту, похожую на воронку. Туда-то меня и засосало. Все звуки исчезли совсем. Все, кроме Люськиного вопля, он почему-то стоял у меня в ушах. А потом и он пропал.

Меня куда-то несли, причём как мешок картошки – на плече. В живот нестерпимо давило, прямо под ребра, аж дышать сложно. Двигался этот, не знаю кто, резкими скачками, словно с дерева на дерево. Моя голова при таком передвижении все время билась о жесткую спину несущего, что не способствовало моему хорошему самочувствию. Голова уже нестерпимо болела, а завтрак просился на волю. Мне хотелось заорать, потребовать, чтобы меня отпустили немедленно, прямо как героиня дешевого сериала, но тело не слушалось, слова не шли с языка. Про себя я в панике орала в голос и звала Юру, мужчину моей мечты, который непременно должен был меня спасти. Но вслух так и ничего не сказала.

Тот, кто меня нес, остановился резко, так резко, что я со всей дури проехалась лицом по его спине и застонала.

– Забери, – это голос Юры, я узнала его всем телом, но он был каким-то немного иным, нет, сильно иным. – Я последний раз хожу в мир людей, там отвратительно.