Текст книги "Пощёчина (СИ)"
Автор книги: Аноним Stochastic
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
***
– Отец сказал, что собрания курии скучное занятие.
Сидя в паланкине со старшим сыном, Мароция любовалась младшим. Он был еще ребенком – непропорционально длинные руки и ноги, слишком тонкие шея и запястья – но до чего же красиво он держался в седле. Люди на римских улицах смотрели на него с обожанием. Из него выйдет прекрасный сенатор.
– Смелость бесполезна без справедливости, – ответила Мароция. – Собрания курии помогу тебе понять, что такое справедливость.
Альберик Младший нахмурился, пришпорил коня и направился к Латеранскому дворцу. Возможно, он не любит заседания курии, суды и земельные споры, потому что ему, как и его отцу, трудно усидеть долго на одном месте?
Но сегодня ему нечего было бояться. Потому что имущественный спор двух братьев не был достаточно важным делом и не требовал присутствия Мароции в курии. Она приехала в Ватикан, чтобы помолиться вместе с Папой Иоанном.
– Альберик, проводи брата в библиотеку, – приказала Мароция, ступив на землю перед дворцом.
В одиночестве она зашла в прохладную церковь.
Иоанн стоял на коленях перед лестницей Пилата.
– Помолишься со мной? – за последние годы он исхудал, черты его лица заострились.
Мароция посмотрела на двадцать восемь мраморных ступеней и опустилась на колени.
– Люди верят, что по этой лестнице Иисус поднялся на суд во дворце Понтия Пилата.
– Вполне возможно, такой сорт мрамора не используют строители в наших краях.
– Многие видят на этой лестнице капли крови, пролитой Иисусом после бичевания. Ты их видишь, Мароция?
– Каждый раз, когда я смотрю на эту лестницу, я думаю о Елене. Она была дочерью трактирщика, стала любовницей, а потом женой и матерью императоров. Она всегда любила богатство, роскошь и удобства. Почему будучи старой и больной женщиной, Елена отправилась в пустыню искать доказательства существования Иисуса Христа? Сделала она это из-за страха смерти? Или из тщеславия? А когда эта сильная, не умеющая проигрывать женщина вскрыла холм Голгофы, действительно, ли она нашла там крест, на котором он был распят, четыре гвоздя и табличку с надписью: «Иисус из Назарета, царь Иудейский»? А если не нашла, то могла ли такая женщина смириться с поражением? А ты видишь капли его крови Иоанн?
– Всем свойственно сомневаться, и я ничем не лучше других. Но я хочу верить, потому что вера придает жизни смысл.
– И во что же ты хочешь верить, Иоанн?
– В то, что стремление к Богу делает человека лучше. В то, что церковь должна помогать людям.
– У меня болят колени, – прошептала Мароция.
Иоанн встал и протянул ей руку.
– Что ж, церковь, действительно, помогает беднякам, устраивая бесплатные воскресные обеды. Тебе церковь помогла многого достичь в жизни.
– Я не об этом. Я про излечение наших душ от того, что их отравляет. Излечение от злобы, зависти и ненависти. Но для того, чтобы церковь повела вести к свету мирян, она сама должна сначала очиститься от скверны.
– С чего же ты собираешься начать очищение церкви?
– Ты знаешь, что твой муж назначил твоего дядю Стефана епископом Авертина?
– Альберик строит в Авертине замок и хочет, чтобы за людьми приглядывал человек, которому он доверяет.
– Но Стефан не подходит на роль священника. Он знает всего три псалма и две молитвы, никогда не жил в монастыре, никогда не постился. Он пьяница и ворует чужих жен.
– Апостол Павел тоже увел святую Феклу из-под венца, – пожала плечами Мароция.
– Такой человек как Стефан не способен никому помочь избавиться от злости, ненависти и зависти, он сам будет сеять раздор.
– Это земля Альберика, Иоанн.
– Но это моя церковь. И мне больно смотреть на то, как недостойные люди становятся епископами, аббатами, настоятелями монастырей, потому что их назначают консулы и их богатые друзья.
– Ты сам стал кардиналом благодаря моей матери.
– Я помню об этом каждый день. Не прошло и дня, чтобы я не спросил себя, что я сделал сегодня, чтобы искупить свою вину.
– Но в этом нет твоей вины. Бог послал тебе это испытание, чтобы ты выучил законы этого мира.
– Или для того, чтобы я изменил их.
– Чего ты хочешь?
Из полутемного храма они вышли к солнцу. Стоя на ступенях дворца, Мароция наблюдала, как ее младший сын играет в мяч с охраной Иоанна.
– На следующем городском совете я предложу закон, запрещающий продавать, покупать и дарить церковные должности. Отныне только церковь будет возводить в сан священников, епископов и аббатов.
– Тебя никто не поддержит, – Мароция смотрела на детей. Иоанн на нее.
– Ты не позволишь им поддержать меня? Ведь члены совета – это люди, которые арендуют у тебя землю.
– Верно, но мои арендаторы не поддержат тебя, не потому что я им запрещу, а потому что им это не выгодно. Каждый привык иметь на свой земле епископа, который ему удобен. Никто не захочет пускать на свою землю чужака, наделенного властью. Это приведет к ненужным раздорам. Это не избавит людей от зависти и ненависти, как ты мечтаешь, а только усугубит ее.
– Но большинство тех, кого твои арендаторы назначают епископами, аббатами, дьяконами не достойны духовного сана. Вступая в сан, они пьют и прелюбодействуют. Из церковной казны кормят своих бастардов и любовниц. Их поведение унижает церковь. Такую церковь скоро никто не будет уважать.
– Тогда заставь их отказаться от их порочного образа жизни, – Мароция взяла Иоанна за руки и заглянула ему в глаза.
– Ты хочешь сказать, что совет не поддержит закон, запрещающий владельцам и арендаторам земли назначать священников на их землях, но поддержит закон, ограничивающий поведение этих священников?
– Я хочу, чтоб Рим был сильным. А сильный Рим невозможен без сильной церкви.
– Целибат. Человек в духовном сане не должен потакать низменным желаниям тела. Это ты поддержишь?
– Да, ваше святейшество, – Мароция опустилась на колени и поцеловала руку Иоанна. Нарочно прикоснулась губами к холодным костяшкам, а не к перстню. Подняв на него взгляд, она улыбнулась. Он снова выглядел мальчишкой, каким был, когда только приехал в Рим – удивлен и полон надежд на будущее.
– Ты знаешь, что Альберик ограбил монастырь в Фавре? – окликнул Мароцию Иоанн, когда она направилась к детям.
– Монахи в Фавре вели греховный образ жизни, носили богатые одежды, переплавили церковную утварь в женские драгоценности, чтобы ублажать своих любовниц.
Мароция перепрыгнула через две последние ступени, поймала мяч и перебросила его сыну.
***
Прошло четыре года.
На восьмой день после Рождества наступил праздник Обрезания Господнего. С неба падали прозрачные снежинки. Они исчезали, не долетев до земли, в облаках пара от дыхания людей собравшихся перед Латеранской базиликой. Изнуренный ночным бдением его святейшество, Папа Иоанн, стоял босой на ступенях церкви и говорил о том, что во время обрезания Господь впервые унизился до человека, получил имя и примерил впервые на себя образ грешника.
Если обрезание репетиция страстей господних, подумала Мароция, то какие страсти репетируем мы, стоя целое утро на морозе? Она посмотрела на сыновей, и ее сердце преисполнилось гордостью. Ни слепой Иоанн, ни Младший Альберик, казалось, не замечали холода. Румянец на их щеках подчеркивал свойственный юности восторг перед многолюдными праздниками.
Сама Мароция дрожала, несмотря на меховую накидку, ей приходилось плотно стискивать челюсти, чтобы не стучать зубами. Альберик Старший по случаю визита в Ватикан надел пурпурный плащ с крупной золотой фибулой. Чтобы согреться, Альберик то и дело прикладывался к меху с вином. Каждый раз, когда он подносил его к губам, плащ распахивался, и из-под него выглядывала массивная золотая цепь. Рядом с Альбериком стоял Стефан, растолстевший и поседевший за четыре года епископства в Авентине. За их спинами – четверо солдат, с которыми Альберик сблизился во времена войны против сарацин.
– Весной я хочу вступить в папскую гвардию, – шепнул Альберик Младший, когда служба окончилась. По привычке он взял слепого Иоанна под руку и повел его во дворец. – Отцу было четырнадцать, когда он нанялся наемником в армию герцога Ломбардского.
– Почему ты не запишешься в Римскую милицию? – произнесенный тихим и спокойным голосом вопрос Иоанна сочился ядом.
Альберик посмотрел на бедняков на площади. Он мог бы сказать, что Римская милиция ему не подходит, потому что ей командует его отец, а с отцом ему по-прежнему не хватало взаимопонимания. Но характерный для юности страх перед унижением запечатал его уста.
Переступив порог дворца, Мароция коснулась спин своих детей. Ее мальчики заняли принадлежащие им по праву места во главе длинного стола. Вокруг расселись консулы и прелаты. По тому, как Альберик Старший едва не перевернул стул, Мароция поняла, что ее муж пьян.
Она сделала знак кардиналу Петру. Когда-то этот крепкий мужчина с оружием в руках защищал свой монастырь от сарацин, теперь ни на шаг не отходил от его святейшества, Папы Иоанна Десятого.
– Принеси таз с горячей водой, поставь под стол и проследи, чтобы его святейшество опустил в него свои обмороженные ступни, – распорядилась Мароция.
На столе стояли золотые подсвечники. До вечера в них дважды меняли свечи. К тому времени тепло и вино так разморили гостей, что никто не обращал внимания на капли воска на столе, тарелках, хлебе и обглоданных птичьих и свиных костях. Капля воска на руке Мароции походила на засохшее мужское семя. Она посмотрела на мужа. Подперев щеку кулаком, он слушал разговор прелатов.
– Купцы из Флоренции жалуются, что, когда они пришли с паломничеством в Рим, Римская милиция избила и ограбила их.
– Это были разбойники! – возразил Альберик.
– Это уже не первая жалоба от пилигримов. Они приходят помолиться в Рим, а Римская полиция обирает их.
– Не первый раз разбойники прикидываются пилигримами, чтобы проникнуть в город, – возразил Альберик.
– Они пришли в Рим, помолиться в соборе святого Петра и принести пожертвование церкви.
– Двадцать вооруженных человек выглядели как разбойники и разговаривали как разбойники!
– Твои люди отобрали у них золото, – сказал Иоанн, а кардинал Петр, стоявший за его креслом, кивнул. – Это золото предназначалось церкви.
– Когда мои люди спросили, откуда у них золото, разбойники начали путаться. Потому я решил, что золото краденное.
– Римская милиция не должна нападать на паломников.
– Римская милиция должна заботиться о гражданах Рима! – крикнул Альберик.
– О гражданах Рима! – Стефан одобряюще захлопал в ладони.
Несколько консулов поддержали его. Вдоль стола раздались вялые хлопки.
– Это уже двадцать седьмая жалоба от паломников с тех пор, как Римская Милиция подчиняется тебе.
– Римская милиция подчиняется мне, потому что я три года плачу им жалование из своего кармана. Забочусь о воинах и о их семьях, – Альберик бросил кубок на каменный пол.
– Золото, что ты им платишь, вы отбираете у паломников!
У Мароции разболелась голова от этого спора.
– Это серьезное обвинение, ваше святейшество, – сказала она. – Даже двадцати семи жалоб недостаточно, чтобы обвинить Римскую милицию в грабеже.
– Римская милиция избивает и грабит тех, кого им приказывает избить и ограбить Альберик! Он превратил Римскую Милицию в своих наемников!
– Ваше святейшество, почему вы верите жалобам каких-то проходимцев? Эти люди чужаки! – Альберик вскочил на ноги.
– Ты и сам чужак! – Иоанн тоже поднялся. На его щеках вспыхнул болезненный румянец. По залу прокатился ропот.
– Нет! Раньше я был чужаком. Когда я был им, меня держали на цепи! Разве я жаловался? Кто поверил бы мне, если бы я сказал, что я не разбойник, а паломник? – Альберик метнулся к Иоанну и приставил нож к его горлу. – Никто! Но потом макграфиня и вы, ваше преосвященство, обратились ко мне, к чужаку, за помощью. Я сражался за вас и проливал свою кровь ради вашей победы. Сначала в замке Ангела, потом в войне против сарацин. Потому не смейте больше называть меня чужаком!
Мароция встала между ними и положила руку на запястье Альберика.
– Убей меня, – сказала она. – Потому что я не смогу жить в городе, которым правит убийца!
Альберик отступил. Он и Иоанн посмотрели на Мароцию с одинаковым злым удивлением.
– А я думал, тебе нравится, что я убийца. Разве не для того, чтобы я убивал, ты освободила меня? Или тебе не нравится, что я правлю городом? Или все дело в нем? – Альберик сплюнул на пол и указал ножом на Иоанна. – Я никогда не понимал на чем держится ваша привязанность. Ты ведь презираешь слабых? Может, ты привязана не к нему, а к его сану? Папа Римский! Да, определенно дело в сане, – Альберик качнулся и указал ножом на Мароцию. – Ты испытываешь ностальгию по тем временам, когда тебя имел старик в папской сутане? Говорят, женщины часто вспоминают своего первого мужчину.
Мароция отвесила Альберику пощечину.
– Ты пьян.
– Я пьян. А он слаб. Ты ведь знаешь, что он сделал? Знаешь, к чему все эти разговоры? Он опять зовет в Рим императора! Только на этот раз он собирается использовать армию императора не против сарацин, а против меня! Потому что здесь в Риме никто не встанет на его сторону. Он не имеет веса. Он никто. Символ. Твоя марионетка. Он это знает и послал своих прелатов унижаться перед императором. И что теперь будет с твоим сильным Римом, Мароция? Кто теперь позаботиться о Риме? Знаешь, что я собираюсь сделать, когда в Рим явятся войска императора? Я собираюсь дать им бой под стенами Рима! Я не пущу их в город, потому что теперь – это мой город!
Альберик сплюнул еще раз и направился к двери.
– Стефан, – позвала Мароция. – Проводи его в наши покои на втором этаже. Молю тебя, не пускай его в таком состоянии в город, иначе он кого-то убьет.
– Не волнуйся, Мароция, я обо всем позабочусь, – Стефан икнул. Когда он ушел, Мароция встретилась взглядом с Иоанном, и у нее закружилась голова. Ей захотелось выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Вместо этого, чувствуя, как к раскрасневшемуся лицу буквально липнут запахи воска, вина и жареного мяса, Мароция опустилась на колени и поцеловала перстень Папы.
– Прошу простить моего мужа, – сказала она.
Он не должен был унижать тебя перед людьми, добавила она мысленно, а ты не должен был просить помощи у императора, не посоветовавшись со мной!
Мароция вернулась за стол. Высидев мучительно долгих полчаса, поднялась и направилась к двери. Альберик Младший поспешил за ней.
– Как он мог так оскорбить тебя в присутствии его святейшества, всех этих консулов и прелатов, – прошептал Альберик.
Мароция остановилась. За окном тучи атаковали покрытую пятнами, как ранами, луну.
– Не волнуйся об этом. Твой отец не сказал обо мне ничего такого, чего его святейшество и остальные не знали прежде. Сплетни распространяются быстро. А страх перед ними мешает жить.
– Это правда? То, что он сказал. Будет война?
– О мой мальчик, – в внезапном порыве нежности Мароция погладила сына по щеке. – Ты еще слишком юн для войны. Обещаю, не будет никакой войны.
– Но, если войско императора...
– Где твой брат, Альберик? Ты оставил его одного? – Мароция отстранилась. – Вернись за стол и съешь что-то, сделай пару глотков из своего кубка. Не показывай никому, что эта сцена тебя расстроила.
Он открыл было рот, чтобы возразить, но потом кивнул и виновато опустил голову. Мароция хотела одобрить его, сказать, что любит, но он слишком быстро отступил, момент был упущен.
Она поднялась по лестнице на второй этаж. Если она оставалась ночевать в Латеранском дворце, по традиции ей отводились те же комнаты, что при Сергии занимала Феодора. Мароция знала эти покои с детства. Ей не нужен был свет, чтобы ориентироваться в Латеранском дворце. В дверях ее встретил Стефан.
– Он спит.
– Слава Богу, – выдохнула Мароция.
– Он вел себя на удивление тихо и не сопротивлялся, когда я укладывал его в постель.
– Спасибо, Стефан, – Мароция сжала руку старика.
Она подошла к кровати. Альберик спал на спине, широко раскинув руки и выставив на показ беззащитную шею, покрытую темной щетиной. Стефан стянул с него сапоги. Мароция сняла массивную золотую цепь с его груди.
– Что сказал Папа Иоанн?
– Завтра я поговорю с ним, – отрезала Мароция. – Я не допущу войны. Мы не для того победили сарацин, чтобы отдать наши земли на растерзание армии императора.
– Я прилягу в комнате рядом? – спросил Стефан.
Мароция кивнула. С давних пор в Латеранском дворце ее семье принадлежали три комнаты. Здесь хватит места для всех.
Не раздеваясь, она легла на кровать рядом с мужем. Положила руку себе на грудь и удивилась тому, как быстро бьется сердце. Она начала мысленно репетировать утреннюю речь. Она должна заставить Иоанна отказаться от помощи императора. Мароция слышала, как пришли дети, слышала, как они легли.
Мароция не верила, что сможет заснуть. Стены комнаты покрывала древняя мозаика. Полуголые женщины плыли в лодке через Тибр. Много поколений назад Латеранский дворец принадлежал богатому римскому семейству. Однажды они приютили у себя странника-христианина. Нищий, но сильный духом, он заразил хозяев своей верой. В итоге император Нерон убил и гостя, и приютившую его семью.
Ни один император больше никого и ничего не уничтожит в Риме, подумала Мароция, засыпая.
В предрассветных сумерках ее разбудил шум. Кровать рядом была пуста.
– Что случилось? – Альберик Младший распахнул дверь в комнату.
Мароции показалось, что она слышит внизу удары мечей и звон копий.
– Иоанн?
– Я здесь, мама.
– Запрись в комнате. Стефан? Ты видел моего мужа?
– Нет, Мароция, – старик достал меч.
– Убери, – приказала Мароция, взяла младшего сына за руку и поспешила к лестнице.
Сумерки и сильный запах вина сплелись на первом этаже в ядовитый туман.
– Альберик! – Мароция увидела его прежде, чем заметила людей с обнаженными мечами.
Она упала около тела мужа, положила руки на его рану, будто могла остановить кровь.
– Он хотел убить Папу! – кардинал Петр потряс окровавленным мечом.
– Это правда, – Иоанн подошел к мертвому Альберику и навис над Мароцией.
– Нет! Нет, – Мароция замотала головой. На глазах выступили слезы. Сквозь них она посмотрела на прелатов и папскую гвардию. Сколько их здесь? Мароция сморгнула слезы. Десять? Двадцать человек? Так много против одного. Рядом с Мароцией на пол опустился растерянный Альберик Младший, его близость придала ей сил. – Ты убил его! – она указала окровавленным пальцем на Иоанна. – Ты убил его, потому что он оскорбил тебя. Господи! Все было подстроено с самого начала. Ты спровоцировал, а потом убил его!
Альберик Младший протянул руку и закрыл отцу глаза.
– Я должна похоронить моего мужа, – прошептала Мароция. Она закусила губу и погладила его по волосам. Она больше не смотрела на Папу и его людей, все внимание сосредоточила на мертвом Альберике. Почему у него порвана рубашка, будто он дрался? Почему столько крови на полу, будто самая первая и серьезная рана была нанесена в спину?
– Как ты мог так поступить со мной, Иоанн? Как ты мог, так поступить с ним? Если бы не он, ты бы до сих пор лизал ноги моей матери. Без него ты не стал бы Папой. Не победил бы сарацин. Он спас тебе жизнь!
– Он не спасал мне жизнь! – Иоанн до сих пор бледный, вспыхнул. – Половина из его рассказов о войне была ложью и хвастовством.
– Я никогда не прощу тебя, Иоанн!
– На все воля Божья, Мароция.
– Я должна его похоронить, я должна его похоронить, – повторяла, как молитву, Мароция.
Альберик Младший обнял ее за плечи. Она прижалась к его груди и расплакалась.
– За что? – шептала она, когда тело ее мужа погрузили на повозку. Стефан накрыл его плащом. Всю дорогу до замка Ангела Мароция шла рядом с повозкой. Она и не помнила, когда в последний раз проделывала этот путь пешком. Наверно, тогда она был еще младше, чем ее сыновья сейчас. Они шли рядом, бледные и напуганные, они часто оборачивались. Стефан и солдаты из охраны тоже оглядывались назад. Думают, что Иоанн пошлет за ними убийц? Он не стал убивать их в Латеране, но он может убить их на улице? Возможно, так будет лучше?
Мароция подняла заплаканное лицо к небу. Чего ты хочешь, Господи? Чтобы он убил меня? Или чтобы я убила его? Я не смогу жить в городе, которым правит убийца моего мужа. Выбирай, Господи, ибо все случается по воле твоей.
***
Мароция устроила для мужа поминальный костер во дворе замка. Искры выжгли новое созвездие в ночном небе. Под утро Мароция поднялась с прахом Альберика на второй этаж. По узкому коридору она прошла в широкий зал. Давным-давно, до того, как Папа Григорий Великий увидел архангела Михаила на крыше замка, эта крепость была гробницей. Ее построил могущественный император. Этот император так сильно любил своего погибшего любовника, что основал город в его честь и приказал скульпторам снова и снова высекать в камне прекрасное юное тело и лицо. Мертвого мальчика скульпторы превращали то в раба, то в бога. Его статуи украшали вилы императора при жизни и его мавзолей после смерти.
Мароция посмотрела на вечно юное каменное печальное лицо и высыпала между камней прах могущественного императора. На его место она положила то, что осталось от Альберика.
О чем она думала? О том, что ничего не вечно. И человек не в силах защититься от перемен, которые готовит ему Бог. Когда она обернулась, в коридоре стоял ее сын. Такой же юный, прекрасный и печальный, как каменное изваяние. Мароция пошатнулась, и Альберик Младший подхватил ее. Он был еще по мальчишески нескладным, но в его руках уже чувствовалась мужская сила.
Альберик отвел Мароцию в ее покои. За узким окном с карканьем пролетела ворона. Утреннее небо сморщилось похожими на золу черными тучами.
– Останься со мной, – Мароция сжала запястье сына.
Она легла на кровать, положила голову на его колени и почти сразу заснула. Когда она открыла глаза, ткань под ее лицом промокла от слез. Наверное, она плакала во сне. И все это время ее сын, такой юный и такой взрослый одновременно, сидел неподвижно и гладил ее по волосам.
– Ты самое дорогое и важное, что есть в моей жизни. Ты станешь прекрасным правителем. Сильным, мудрым и терпеливым, – сказала Мароция. – Римляне будут любить и боготворить тебя. При тебе Рим снова станет настоящей империей. Могущественной и богатой. Тебе присягнут на верность герцоги Сполето, Камерино и Ломбардии. Ты возьмешь в жены дочь византийского императора. Один из твоих сыновей станет императором Византии. А другой – женится на принцессе франков, их дети станут королями франков и швабов. Твой отец прогнал сарацин с папской земли, но ты пойдешь дальше и разрушишь сарацинские крепости в Каталонии.
Мароция вздохнула. Воздух опалял легкие, грудь дрожала от боли. Она погладила сына по волосам, они были такими же мягкими, как у его отца.
– Ты станешь великим воином. Люди будут рассказывать легенды о твоих подвигах и называть тебя святым, – слезы снова потекли по щекам Мароции. Только теперь к горю добавилась надежда и жажда действий.
Что она должна сделать, чтобы обеспечить сыну будущее, которое он заслуживает и которое принадлежит ему по праву рождения? С чего ей стоит начать? Внезапно у Мароции перехватило дыхание. Она села на кровати и долго смотрела в ночь за окном.
– Медлить нельзя. С каждым днем положение Папы в Риме укрепляется. Он позволил нам уйти живыми, потому что решил, что я слишком разбита горем, чтобы действовать, а потом в город войдет армия императора. И когда это случится, – Мароция схватила Альберика за руки. – Для нас все будет потеряно. Ты потеряешь Рим, который принадлежит тебе по праву. Нужно действовать. Гвидо, герцог Сполетский, брат императора Ламберта. Гвидо и его армия, его вражда с братом наша последнее надежда. Он станет нашим оружием в войне против Иоанна, если Богу будет угодно. Позови Стефана.
При Стефане и Альберике она написала Гвидо Сполетскому письмо. «Мой муж убит, приди, стань моим мужем и правителем Рима».
– Чтобы герцог Сполетский не усомнился в чистоте наших намерений, ты сам передашь ему это письмо, – Мароция поцеловала сына в лоб и вложила конверт его руки.
– Солдаты Папы Иоанна перекрыли мост через Тибр, – сказал Стефан.
– Значит, действовать придется тайно, – кивнула Мароция. – Мне будет спокойнее, Стефан, если ты поедешь с моим сыном.
– Конечно, Мароция.
– Вы спуститесь на веревках по северной стене замка.
– Я пошлю людей, чтобы раздобыли лодку, – Стефан кивнул.
– Ты моя единственная надежда. И единственная надежда Рима, – сказала Мароция Альберику на прощание. И ее мальчик посмотрел на нее одновременно с растерянностью и самодовольством.
Мароция испытала гордость, наблюдая, как ловко он карабкается по стене, и тревогу, когда он исчез в темноте. Тревога не покидала Мароцию три дня до возвращения сына.
***
– Это самый прекрасный замок, который я когда-либо видел, – к седлу Гвидо, герцога Сполетского, был привязан лисий хвост. Крестьяне севера говорили, что он приносит удачу.
Мароция думала о суевериях Гвидо, пока его люди, отряд из тридцати всадников, въезжали во двор. У некоторых из всадников были с собой изогнутые сарацинские мечи. Наличие такого трофея выдавало в них опытных воинов. Пусть эти мечи послужат Риму, и моему сыну, подумала Мароция.
Ее мальчик ехал рядом с Гвидо. Обменявшись с ним взглядом, спрыгнул на землю и подошел к матери.
– Бог вернул тебя ко мне. И ему было угодно, чтобы ты вернулся не один, – Мароция улыбнулась.
Альберик улыбнулся в ответ. Ей показалось, что в его улыбке появилось что-то новое – взрослое и чужое.
– Ты самая прекрасная женщина, которую я встречал, – Гвидо поцеловал руку Мароции.
У герцога было крепкое телосложение воина. Припухшее лицо с мягкими и рыхлыми щеками выдавало в нем любителя выпить. Он охотно прикасался к предметам, тянулся руками к статуям, ощупывал стены в коридорах и поглаживал столешницу в большом зале.
За креслом Гвидо встали двое его телохранителей. Справа и слева от Мароции сели два ее сына.
Из-за того, что папские солдаты блокировали мост через Тибр, в замок Ангела три дня не привозили свежих продуктов. Мароция приказала подать на стол копченное мясо, сушенные ягоды и много вина.
– Моя мать считала, что мальчикам нельзя есть много ягод, иначе растительная пища заберет их мужскую силу, – Гвидо сдавил вишню большим и указательным пальцем и выстрелил косточкой в стену. Как Мароция и ожидала, герцог Сполетский за столом часто налегал на вино и быстро захмелел.
– Мой брат Ламберт покрыл позором ее имя. Он так рвался к власти, что даже оклеветал честь нашей матери. Будучи младшим братом, чтобы оправдать свои притязания на Сполето, он выдумал историю о том, что меня родила крестьянка. А моя мать взяла у нее ребенка, чтобы иметь наследника мужчину.
– Когда Рим будет принадлежать вам, новый Римский Папа объявит вашу мать святой, – сказала Мароция.
Гвидо закусил ноготь.
– Когда мне было десять я приезжал в Рим с отцом. Мы молились в Латеранской базилике. Внутри было отвратительно холодно, и я заболел. Три дня потом был на грани жизни и смерти.
– Тогда вам понравится храм в замке Ангела, – сказала Мароция. – Он меньше и теплее Латеранской церкви.
– Там, где стоят мраморные статуи?
– Если вы достаточно отдохнули с дороги, сегодня мы обвенчаемся там.
Гвидо рассмеялся.
– Ты торопишься. Ваш Папа-убийца попросил помощи у моего брата. И теперь ты боишься, что его войско явится раньше, чем город станет нашим.
Мароция хотела ответить, но Гвидо взмахнул рукой.
– Армии моего брата сейчас не хватает дисциплины и скорости, – Гвидо поправил штаны. – Но я не мой брат. Я всегда готов к бою.
Он подошел к Мароции и предложил ей руку. От его одежды пахло мокрой лошадиной шерстью и пылью.
– Альберик, распорядись, чтобы Стефан прислал священника в зал с саркофагом.
Альберик кивнул. На миг он замер, разглядывая Гвидо и мать, потом сорвался с места.
Двое телохранителей Гвидо следовали за герцогом и Мароцией по пятам, едва не наступая на подол ее платья. Они зажгли свечи в зале на втором этаже. Свет упал на полукруглые урны с прахом императоров. Мароция не удивилась, когда Гвидо прикоснулся к ним. Он обследовал пальцами изгибы рельефа на саркофаге, когда появился Альберик со Стефаном и священником.
Гвидо отвлекся от камня и резко развернулся. Из-за количества выпитого, он не устоял на ногах и упал на колени. Его телохранители попытались поднять его, но он отмахнулся от них.
– Разве не на коленях полагается приносить клятвы Богу? – Гвидо посмотрел на Альберика, потом на Мароцию.
Мароция заметила улыбку на лице сына и удивилась. Альберик всегда презирал выпивку, не может быть, чтобы ему понравился этот пьяный спектакль.
Подыгрывая Гвидо, Мароция сделала знак старому священнику. Он давно жил в замке и крестил обоих ее сыновей. Вместе они опустились на колени рядом с Гвидо.
Пока священник совершал обряд, Гвидо рассматривал камни пола.
– Слава Богу все закончилось, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Я умираю от жажды.
Один из его телохранителей передал ему флягу.
Молодые супруги вернулись в зал, где был накрыт стол. Слуги сменили свечи и почистили тарелки.
Гвидо посмотрел на свой кубок, окунул в него палец, словно проверяя не вода ли внутри.
– Правда, что вино, которое подают к столу в Риме делают монахи? – не дожидаясь ответа, Гвидо протянул кубок Альберику.
– Я не люблю вино, – покачал головой Альберик.
– Не хочешь выпить за нашу будущую победу? За нового хозяина замка? Или не хочешь пить за мое счастье?
– Я просто не люблю вино, – мягко ответил Альберик и опустил взгляд.
С тех пор как Альберику исполнилось пять, Мароция брала его с собой в Римскую курию и в Латеранский дворец. Никогда прежде она не видела, чтобы ее сын так по-детски упрямился.
– Сегодня особенный день и особенная ночь, – Гвидо встал и приблизился к Альберику. – Грех не выпить по такому случаю.
Он прислонил кубок к подбородку Альберика, будто собирался напоить его насильно, а потом откинул кубок и поцеловал Альберика в губы. Кубок несколько раз отскочил от каменного пола и затих у стены прежде, чем Гвидо оторвался от Альберика.
– Убирайтесь, – приказал он своим телохранителям. Потом перевел взгляд на слепого Иоанна и Стефана. – Все вон отсюда!
Мароция погладила руку слепого Иоанна и передала его заботам Стефана.
Она последней покинула комнату. Проследив, чтобы в коридоре никого не осталось, вернулась к приоткрытой двери. Она не могла отвести взгляд от двух мужчин. Вздрогнула, когда Гвидо скинул посуду со стола и толкнул на него ее сына. Он прикасался к Альберику с такой же осторожностью и жадным любопытством, как к каменному рельефу саркофага. Альберик сам развел ноги перед Гвидо. А когда в конце он откинул назад голову и встретился взглядом с Мароцией, он выглядел таким же растерянным и очарованным происходящим, как три года назад, подсматривая, как на этом же столе, где его сейчас имел Гвидо, его отец брал его мать.
