Текст книги "Пощёчина (СИ)"
Автор книги: Аноним Stochastic
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Annotation
Десятый век, папскую область осаждают сарацины, Римом правят богатые и влиятельные женщины, с лёгкой руки политических врагов вошедшие в историю, как блудницы. Все знают легенду о Папессе Иоанне) но до чего же она стерильная и кастрированная по сравнению со своей исторической основой))))
Stochastic
Stochastic
Пощёчина
– Ты видела Папу? – Иоанн смутился. – Что за глупый вопрос? Ты родилась и выросла в Риме.
Мароция улыбнулась. «Нельзя позволить его красоте увянуть в монастыре», – сказала мать Мароции, макграфиня Тускулумская, когда привезла Иоанна из Равенны в Рим. Иоанн, и правда, был красив – высокий и смуглый с большими глазами и сильными руками. Но больше всего Мароции нравились удивление и восторг, с какими он смотрел на папскую процессию, прелатов, консулов и Латеранский дворец. Возможно, в первый день творения Бог с таким же восторгом смотрел на созданный им мир? Возможно, от восторга во взгляде Иоанна летнее солнце сегодня светило мягче, ветер дул слабее, в воздухе крутилось меньше пыли и в папском далматике, кажется, появились новые золотые нити. А еще благодаря глупым вопросами мальчика из провинции Мароция острее ощущала знакомую с детства истину – она принадлежит Риму, а Рим принадлежит ей.
Папская гвардия не позволяла нищим приблизиться к аристократам, как Леонинская стена не пускала чужаков в Ватикан. Мароция знала всех представителей знатных семей Рима, со многими ее связывало родство. Но сегодня обществу равных она предпочитала компанию нового маминого любовника.
Иоанн был старше Мароции на год или два, но рядом с ним она чувствовала себя взрослой и опытной женщиной. Той, которой скоро станет, женщиной, похожей на ее мать.
Перед дверью Латеранского дворца сенатрикс Феодора первая поцеловала перстень на опухшей руке Папы Сергия Третьего. В прохладном зале с мраморными колонами и полом первая опустилась в мягкое кресло и подняла наполненный вином кубок.
– Ты разговаривала с Папой? – пролепетал Иоанн. За столом он разглядывал свои руки, сложенные на коленях, будто боялся, что, если поднимет взгляд на прелатов и консулов, его поразит Божий гнев.
Мароция снова улыбнулась. Под папской тиарой у папы Сергия жесткие седые волосы, такие же седые волосы покрывали его грудь и пах. Когда Мароция впервые увидела его святейшество без одежды, эта седина почему-то больше всего удивила ее. «Если первый любовник у женщины будет слишком красив, она потеряет голову от любви», – сказала Феодора. Мароция не потеряла голову.
Папа Сергий близоруко прищурился и улыбнулся ей.
– Герцог Сполето и Камерино умер, – сказала сенатрикс Феодора, поправляя серьги. – Его старший сын Ламберт объявил себя королем запада. Младший, Гвидо, назвался королем Италии и начал войну против брата.
– Они такие же амбициозные и драчливые, как их отец, – посмеялся папа Сергий.
– Надеюсь, хоть один из сыновей унаследовал его обаяние, – вздохнула Феодора.
– Говорят, когда старый герцог сполетский приезжал в Рим, он напился и уснул на пороге Латеранской церкви?
Весь вечер Иоанн сидел неподвижно, как каменное изваяние. Проявил интерес только, когда заговорили о сарацинах. Последнее время о них снова много говорили. Пятьдесят лет назад мавры разграбили и сожгли Рим. Брат деда Мароции погиб, сражаясь с ними. А потом Папа Лев построил Леонинскую стену вокруг Ватикана.
Она защищала его до сих пор. Не в силах пробраться в Рим сарацины заполнили папские земли.
– Мавры убивают пилигримов и паломников, – скривился консул Стефан, брат Феодоры.
– Они сожгли аббатство Сабины, – подхватили прелаты.
– Разрушили прекрасную церковь пресвятой девы с четырьмя базиликами...
– Местные разбойники присоединяются к сарацинам, чтобы вместе с ними грабить монастыри.
– Монахи покинули аббатство в Кампаньи.
– В Тусции сарацины осквернили мощи Святого мученика Родерика...
– Я пять лет защищал от мавров монастырь в Фавре, – сказал кардинал Петр. – Но этой зимой их стало так много, что мы с братьями были вынуждены бежать в Рим, чтобы спасти сокровища монастыря.
– Если мавров не остановить, они уничтожат Рим.
– Римская милиция не сможет нас защитить.
– Герцог Ломбардии согласен помочь нам. Он пришлет свою армию в обмен на титул императора Священной Римской империи.
– Да, – консул Анастасий почесал живот.
– В прошлом году герцог Ломбардии прогнал со своей земли венгров. Они свирепы, как сарацины. Я слышал, у венгров матери разрезают рты своим детям, чтобы приучить их к боли. Говорят, скорбя о погибших родственниках, венгры вместо того, чтобы плакать, режут себе руки и ноги, – добавил дядя Мароции, Стефан.
– Герцог Ломбардии чужой в Риме, – возразила Феодора. – Неужели мы так долго берегли нашу независимость, чтобы теперь отдать ее чужаку?
– Но Рим падет, если не остановить сарацин...
Федора подняла руку.
– Неужели мы подарим сильному чужаку корону императора?
– Боюсь, у нас нет выбора, – одноглазый консул почесал макушку.
– У нас есть молодые герцоги Сполето!
– Но они зеленые юнцы.
– Зато у них есть армия! – возразила Феодора. – Их армия станет нашей силой. А их неопытность – нашим преимуществом. Чем они неопытней, тем легче будет ими управлять! Разве умный пастух позовет волка защищать своих овец? Нет, он найдет пса для защиты и хорошо его выдрессирует!
– Но который из юных герцогов Сполето нам нужен?
– Ламберт. Он старший. К тому же, говорят, младшему нравятся мальчики, – рассмеялась Феодора.
Иоанн покраснел.
– Риму нужен император с армией, способной противостоять сарацинам. Риму нужен император, который будет подчиняться римскому сенату, – Феодора положила руку на сердце. Мароция не сомневалась, что под римским сенатом мать имела в виду себя.
***
На небе зажглась звезда Венеры, когда Мароция захотела домой.
– Иоанн проводит тебя, – Феодора улыбнулась и погладила обоих по щекам.
Раньше Мароция не покидала Латеранский дворец до полуночи. Но последние месяцы ее постоянно клонило в сон. Долгие застолья были утомительны для женщины в ее положении.
Мароция прилегла на носилках. Иоанн пошел рядом. Он все время оборачивался на Латеранский дворец, из-за этого часто наступал на пятки носильщиков и телохранителей. Всего Мароцию сопровождало девять верных слуг, отобранных и проверенных Феодорой.
Они двигались вдоль Виа Сакра. Свет факелов падал на дома из кирпича-сырца и прикрытые ставнями окна.
Мароция положила руку на свой круглый живот.
Один из носильщиков споткнулся, и носилки наклонились вправо. Чтобы не упасть, Мароция схватилась за левый край и напряглась. Между бедер у нее стало горячо и мокро. Мароция попробовала сесть, и ее юбка пропиталась водой.
Нет, мысленно взмолилась Мароция. Только не сейчас, не здесь. Почему Бог так жесток с ней? Или с ним? Мароция снова погладила живот. У нее будет сын, он станет императором и великим воином.
Сосредоточившись на своих ощущениях, Мароция не сразу заметила, что Иоанн что-то говорит:
– ... Когда Папа Сергий поведет войско против сарацин, я буду молить Феодору отпустить меня с ними...
– Сейчас не время для пустых мечтаний, – Мароция схватила его за руку, Иоанн замер. – Мне нужна твоя помощь.
Носильщик снова оступился. От резкого движения поясницу Мароции будто пронзило копьем.
– Остановитесь, идиоты! – закричала она. – Опустите меня на землю! Быстро!
Ей казалось, она чувствует каждую жесткую доску под собой и каждый камень под ней. Не в силах найти удобное положение, Мароция крепче сжала запястье Иоанна. Упав на колени, он со страхом смотрел на ее живот.
– А ты думал, я просто толстуха? – усмехнулась Мароция и тут же вскрикнула.
– Но ты не можешь здесь...
– Так захотел Бог, – Мароция выгнулась от боли.
Сквозь туман страха и боли она смотрела на перепуганные мужские лица вокруг и испытывала раздражение.
– Принесите воды! Пошлите кого-то в Латеран, чтобы сообщить моей матери, – приказала Мароция.
Старший телохранитель, воин с перебитым носом, кивнул, мальчишка со шрамами на бицепсах побежал к Латеранскому дворцу, двое других помчались к колодцу.
– Чем я могу помочь? – растерянно пробормотал Иоанн. На его лбу появились глубокие, как у старика, морщины.
– Молись, – Мароция сильнее сжала его запястье. Он накрыл ее руку своей ладонью и зажмурился.
– Господи, прости нам грехи наши... помоги...
Его губы быстро шевелились, тело начало раскачиваться в такт словам.
– Нет! – Мароция замотала головой. – Доски слишком жесткие! Подними меня! Мне трудно дышать.
Вернулись солдаты с водой, поставили ведра и, бормоча извинения, попятились в темноту.
Иоанн обнял Марозию за плечи и сел позади нее, чтобы она могла облокотиться спиной на его грудь, как на подушку. Перемена положения уменьшила давление на спину и подарила Мароции короткое облегчение. Она улыбнулась Иоанну.
– Моя повитуха сказала, что молодые рожают быстро. Ребенок выскальзывает из утробы, как рыба из рук, – Мароция одновременно засмеялась и скривилась от боли. – Ты видел, как рожают кобылы? – Во время нового приступа боли, она прижала руку Иоанна к своему животу. – Мать родила меня на рассвете. Она проспала большую половину родовых мук, а когда проснулась, уже была видна головка. Господи, как больно! Ты должен посмотреть! Если вместо головки покажется ручка или ножка, я и ребенок умрем!
– Бог не допустит этого, – Иоанн прижался губами к ее виску.
– Ты должен посмотреть, – дрожащей рукой она скомкала подол платья.
– Я не...
– Ради всех святых, ты уже заглядывал под юбку моей матери!
– Мароция...
– Боишься испачкаться? – боль больше не давала передышек, она сковала Мароцию и не позволяла ей пошевелиться. – Пусть будут прокляты все трусливые мужчины, думающие только о своем удовольствии и приличиях!
Гнев придал ей сил, и Мароция приподнялась на локтях. О Боже, ее будто резали пилой. Иоанн дрожащей рукой взялся за подол ее платья.
– Кровь? Ее много? Ее не должно быть слишком много, – как молитву шептала Мароция.
– Ее почти нет, – Иоанн забрал у одного из телохранителей факел и положил его на землю около разведенных ног Мароции.
– Ты видишь головку?
– Да.
Мароция подняла лицо к небу и улыбнулась. Иоанн коснулся ее колена, отводя его в сторону. Боль стала невыносимой, Мароция откинулась назад и вцепилась зубами в свой кулак.
– Это мальчик, – сказал через несколько мгновений Иоанн.
– Покажи мне, – Мароция потянулась к ребенку. – Разве он не должен кричать?
Морщинистый, как засохшее яблоко, младенец закашлял, а потом заплакал.
– Кричит, – прошептали телохранители, забыв о необходимости отводить глаза.
Иоанн оторвал кусок ткани от своей туники и укрыл им лежащего у Мароции на груди ребенка.
– Чувствуешь себя нечистым? – спросила она.
Он покачал головой и дотронулся до младенца. На Мароцию он не смотрел.
– Это чудо. То, что произошло сейчас подлинное и истинное чудо.
Мароция засмеялась.
– Я назову его Иоанн. В честь того, кто помог ему появиться на свет.
– Но... – Иоанн, будто обжегся, отдернул руку от маленького тельца. – Ты должна простить меня. Прости мою глупость, прости если обижу, прости если оскорблю... Прости мой вопрос... Но где его отец? Почему он не рядом с тобой, почему не взял тебя в жены, чтобы защитить тебя и его перед богом и людьми?
Счастье и гордость переполняли Мароцию. Бог подверг ее испытанию, и она победила – посреди улицы сама без помощи повитухи родила живого здорового мальчика.
– Его отец, – Мароция прижала ладонь к щеке Иоанна. – Отец всех католиков на земле.
Вдохновленная потрясенным взглядом Иоанна, она добавила:
– Когда вырастет, этот мальчик будет править не только Римом, но всей Италией и миром. Захочет наденет перстень рыбака, захочет императорскую корону.
Иоанн поцеловал руку Мароции. Кожа на его щеке была гладкой. Первая юношеская щетина напоминала пушок на голове младенца.
Со стороны Латеранского дворца послышались голоса и крики. Улицу осветили десятки факелов. Мароцию с ребенком, который наконец-то перестал плакать и присосался к груди, перенесли на носилки с подушками.
Всю дорогу до замка Ангела Иоанн шел рядом с Мароцией, и они улыбались друг другу.
***
Когда маленький Иоанн еще не умел ходить, Мароция часто поднималась с ним на крышу замка Ангела. Держа сына на руках, она рассматривала город. Внизу простилался Рим, и малыш тянул к нему руки и сжимал кулаки.
Через мост над Тибром солдаты провели пятерых пленников в кандалах. Судя по рванной одежде, все пятеро были разбойниками.
Мароция привыкла к такому зрелищу. В подвале замка Ангела, самого прекрасного и неприступного замка в Риме и во всей Италии, замка, в котором Мароция родилась и выросла, располагалась тюрьма, в одном из внутренних дворов исполнялись наказания.
Солдат возглавлял консул Стефан, младший брат Феодоры. Охота и война всегда интересовали его больше, чем заседания курии.
Обменявшись приветствием со стражниками на воротах, Стефан повел пленных во внутренний двор. По опыту Мароция догадывалась, что их ждет. Сначала чужаков выпорют и допросят. Если они сумеют доказать, что они не подосланные Византией, Ломбардией, Сполето или сарацинами шпионы, четверых из пяти убьют, а пятому окажут великую честь служить на благо Рима. Из пленников не редко получались верные слуги.
Ребенок на руках Мароции заплакал, и она передала его стоявшей позади служанке Марфе. Когда Мароции было одиннадцать, Марфа выбежала на дорогу и едва не погибла под копытами ее лошади. Мароция забрала девушку в замок, вылечила и сделала ее своей служанкой.
Когда Марфа унесла маленького Иоанна, Мароция зашла в церковь Святого Англела, опустилась на колени и закрыла глаза.
Сегодня на рассвете, сразу после пробуждения Мароцию охватила бесконечная радость от осознания, что она жива. Может дышать, чувствовать и двигаться. За домашними делами чувство радости притупилось, но молитва помогла Мароции вернуть его.
После молитвы Мароция чувствовала себя легкой, чистой и всесильной. Перепрыгивая через ступени, она спустилась на четвертый этаж и остановилась около приоткрытой двери в покои матери.
Феодора сидела в кресле с кубком в правой руке. В левой – она держала письмо.
– Этот ублюдок Сергий ведет за моей спиной переписку с герцогом Ломбардии! – прошипела Феодора. – Похоже, он забыл, благодаря кому он оказался на святом престоле. Кем он был без меня? Как смеет он кусать руку, которая его кормит? Что станет с ним без моей поддержки? Иоанн!
– Да, госпожа, – он стоял у окна босиком, несмотря на то, что солнце уже давно встало, одетый только в ночную рубашку.
Больше года он жил в замке Ангела и спал в постели Феодоры.
– Налей мне вина. Посмотри на меня, радость моя. Мне не нравятся темные круги у тебя под глазами. Ты хорошо ешь? Подумать только, этот неблагодарный, бесчестный толстяк Сергий послал в подарок ломбардцу вино из моего погреба! – Феодора икнула. – Бессовестный. Предатель! Клятвопреступник! Будь он проклят.
– Папа Сергий старается защитить наши земли от сарацин, – тихо сказал Иоанн.
– От сарацин? – Феодора сделала большой глоток и хищно улыбнулась.
– В Фавре они распяли монахов на деревьях. Содрали живьем кожу с пилигрима, который хотел помолиться в Риме о своей умершей жене, – продолжал Иоанн.
Феодора долго смотрела на него, а потом встала с кресла и отвесила Иоанну звонкую пощечину. Она была настолько пьяна, что едва не потеряла равновесие от резкого движения, и удержалась на ногах только благодаря тому, что ухватилась за плечи Иоанна.
– Никогда, не смей поучать меня, – прошипела она ему в лицо. Очень медленно и осторожно он взял ее за талию и помог ей вернуться в кресло. Несмотря на возраст, Феодора обладала самой красивой фигурой, какую Мароция когда-либо видела у женщины.
Иоанн собирался отстраниться, но Феодора схватила его за запястья и дернула на себя, заставляя опуститься на колени около кресла.
– Мальчик мой, ты такой красивый. Когда я смотрю на тебе, мне хочется плакать от радости. Я вытащила тебя из убого монастыря и привезла в Рим, не для того, чтобы ты меня расстраивал, – Феодора взяла Иоанна за волосы и прижала его лицо к своему животу, потом медленно толкнула его ниже и развела бедра. Когда голова Иоанна оказалась у нее между ног, Феодора откинулась на спинку кресла. – Бог дал тебе язык не для того, чтобы ты говорил о политике.
Феодора, должно быть, очень любила Иоанна, никто прежде не задерживался в ее спальне дольше, чем на полгода. Каждый раз, наблюдая за матерью и Иоанном, Мароция испытывала возбуждение. Сладкое, еще не переросшее в похоть и не требующее удовлетворения.
Во дворе раздались крики, и Мароция поспешила вниз. Если дядя Стефан еще не ушел, она спросит его, что в городе болтают о дружбе Папы Сергия с герцогом Ломбардским.
Когда Мароция вышла в открытую галерею над тюремным двором, внизу развернулось настоящее сражение. Один из пленников завладел мечом. Несмотря на кандалы на запястьях и щиколотках чужак проткнул бедро одного стражника, рассек живот другому, третьему едва не отрубил руку.
– Тащите копья! – скомандовал дядя Стефан, закалывая одного за другим безоружных пленников, чтобы они не путались под ногами.
Размахивая мечом, пленник попытался отступить к стене. Но Стефан и вооруженные копьями солдаты окружили его. Стефан полоснул мечом по спине пленника. Чужак взвыл, но не упал. Второй удар пришелся ему в плечо, и заставил пошатнуться.
– Не убивать! – приказал Стефан.
Он ударил пленника древком копья под колени. Когда чужак упал, стражники набросились на него. Они били по голове и спине тупыми концами копий и широко замахивались.
Мароция спустилась во двор. Избиение прекратилось, и Стефан поднес ладонь к лицу неподвижного пленника.
– Дышит.
– Вряд ли, доживет до вечера, – сплюнул один из стражников. – Закопаем его вместе с остальными, – он кивнул на убитых.
– Готов спорить на свой перстень, что он не только доживет до утра, но и поправится, – дядя Стефан прищурился. – Он молод, нагл, и сильней многих из вас.
Он обернулся и заметил Мароцию.
– Ты видела, как он дрался?
Она кивнула и невольно улыбнулась. Стефан очень отличался от своей сестры Феодоры. Она была красивой, он – похож на обезьяну, но, когда он говорил о драках его глаза, так же блестели, как ее, когда она говорила о политике.
– Бог наделил этого чужака силой и смелостью, – согласилась Мароция.
– Заприте его, – кивнул дядя Стефан стражникам. Он обнял Мароцию за плечи и повел ее в замок. – Как поживает твоя мать? Она уже встала?
Они остановились у фонтана, Стефан зачерпнул воды, сполоснул лицо и шею.
– Как поживает малыш Иоанн? Уже ходит? Говорит?
– Годовалые дети не умеют ходить.
– А я старый осел, никак не могу запомнить сколько ему лет, – Стефан хлопнул себя по лбу и засмеялся.
Вторую половину дня Мароция провела в саду в кругу семьи. Маленький Иоанн ползал по расстеленному на траве одеялу. Стефан сидел на раскладном стуле в тени. Феодора и Мароция нежились на подушках под пробивающимися через листву косыми лучами солнца.
***
На следующий день Мароция спустилась в подвал посмотреть на пленника.
– Ты проиграл, Анастасий, – сказал стражник со свежей повязкой на животе. – Он не умрет сегодня. Он еще дышит.
– До захода солнца еще есть время, – мрачно буркнул бородатый стражник.
И правда, солнце стояло высоко, а тень человека не была длиннее его роста. Обнаженный пленник лежал на каменном полу. Правую половину лица покрывала корка крови. Раны на боках сочились сукровицей. Грудь часто вздымалась. Необрезанный член был едва заметно напряжен. Тот, кто решил, что пленник сегодня умрет, проиграет спор, решила Мароция.
На следующий день у нее не было времени проверить пленника, Феодора устроила прием. В ночном представлении Мароция играла Афродиту, богиню любви и красоты. В прозрачной тунике и с распущенными волосами она ходила среди гостей – консулов и прелатов. Сегодня они приехали без Папы Сергия, у отца всех католиков случилось обострение желудочной болезни.
Гость около, которого Афродита останавливалась признавался ей в любви. Речи, воспевающие красоту, молодость и желания тела, прославляли саму жизнь и кружили голову сильнее вина. Двенадцать мужчин за столом смотрели на Мароцию с нескрываемой страстью, и под их взглядами она, как будто пережила второе рождение, и, действительно, превратилась в богиню. Самые красивые слова любви произнес старый кардинал с изуродованными подагрой пальцами. В награду за его красноречие, Афродита опустила тунику с плеча, полностью обнажив левую грудь. С улыбкой Мароция смотрела, как старик хватает ртом воздух и думала о том, что Афродите позволено все.
Праздник затянулся до рассвета. Мароция легла в постель, не переодеваясь. Кажется, Иоанн помог ей добраться до ее спальни. Многие гости уснули за столом. Проснувшись после полудня, Мароция слышала, как они переворачивают посуду, кричат на слуг и требуют воды.
Ближе к сумеркам Мароция спустилась в тюрьму. Пленник метался в бреду: бил по полу сжатыми кулаками, кусал губы и мотал головой. Мароция поднесла факел к решетке, рассматривая крупные капли пота на обнаженном теле. Если у чужака началась горячка, значит он скоро умрет, подумала Мароция и почувствовала острое сожаление. Ведь в том, как отчаянно и храбро он сражался, было не меньше красоты, чем в рождении Афродиты из морской пены.
– Эй, – Мароция окликнула солдат. Сегодня в тюремном коридоре дежурили отец и сын. Оба коротконогие и коренастые, похожие друг на друга, как близнецы. – Чужаку давали воды?
– Нет, госпожа, – младший потупил взгляд.
– Какова была твоя ставка? – спросила Мароция. – Ты ставил на то, что он выживет или умрет?
Младший стражник посмотрел на отца, тот сжал руки в замок и заговорил монотонным голосом:
– Несмотря на то, что он гнусный разбойник, чужак силен и смел. Я поставил свой лук на то, что он выживет, и, если он выживет, поклялся, что сделаю из него хорошего солдата.
– Я увеличу вашу ставку, – Мароция отколола от своей туники золотую брошь и протянула ее стражнику. – Но передай всем, что никто кроме меня не смеет поить и кормить его.
Старик дважды кивнул. Его сын посмотрел на Мароцию с восхищением, подпитываемым воображением девственника.
– Принеси воды, – приказала Мароция, и мальчишка умчался во двор.
Старик отодвинул железную решетку. Его сын поставил ведро воды в шаге от пленника. Мароция смотрела на мечущееся в лихорадке красивое молодое тело и ощущала странное покалывание в сердце.
– Уйдите, – приказала она стражникам.
– Но, госпожа... – старый воин посмотрел на сжатые кулаки пленника.
– Ты прав, – согласилась Мароция. – Надень на него кандалы.
Массивная железная цепь толще щиколотки Мароции протянулась от железных манжет на запястьях пленника к кольцам в стене. Даже в лихорадке он пытался сопротивляться и неразборчиво шипел угрозы и оскорбления.
Когда стражники ушли, оставив в стене факел, Мароция опустилась на колени, смыла кровь с лица пленника и влила немного воды между его распухших губ. Ей понравилось, как пленник вздрагивал и напрягался от каждого прикосновения. Судя по мечущимся под полуприкрытыми веками зрачкам, его сознание было сейчас далеко, но реакции его тела на прикосновения, напряжение и дрожь в мышцах, выдавали в нем чувствительного человека.
В ту ночь Мароция видела во сне, как чужак дерется. В ее сне он, покрытый потом и кровью, стоял над телами поверженных врагов, щурился под лучами яркого летнего солнца и улыбался ей. «Почему он щурится?» – спросила себя Мароция после пробуждения и тут же рассмеялась. Она не знала какого цвета у пленника глаза.
Она собиралась выяснить это после обеда, но в тот день чужак пришел в себя. Мароция услышала, как он дергает цепи, проверяя их на прочность, и решила не входить к нему. В обучении людей, как и в обучении собак и лошадей, важно соблюдать последовательность.
Еще два дня пленник гремел цепями и пытался выбить железные кольца из каменной стены. По приказу Мароции ему не давали есть и пить. На третий день он ослаб и угомонился.
Мароция пришла на закате и принесла деревянную кружку с водой. Рассматривая стопы, колени, пах и живот чужака, она присела в трех шагах от него, чтобы он мог принять чашку из ее рук, но не мог схватить ее за запястья.
Он выпил воду и пристально посмотрел на Мароцию. Его глаза оказались черными. Не произнося ни слова и не двигаясь с места, Мароция выдержала взгляд чужака. Она ощутила волнение и торжество, когда он дернулся и напряг мышцы рук, будто хотел вырваться из цепей.
Когда она пришла на следующий день, он спросил:
– Что тебе нужно? Чего ты хочешь от меня?
Он сидел у стены, едва согнув колени и разведя ноги в стороны. В таком положении хорошо были видны его крупная мошонка и расслабленный необрезанный член.
– Чем больше Бог унижает человека в земной жизни, тем больше он наградит его в царстве небесном, – сказала Мароция. – Как твое имя?
– Альберик.
– Это швабское имя? Откуда ты? Где родился, и кто твои родители?
– Я не помню ни своих родителей, ни своего детства, – он усмехнулся. – А ты родилась в этом замке, верно? Старый толстый консул твой отец? Он богат и так тебя любит, что никогда ни в чем не может тебе отказать? Он позволял тебе развлекаться с богачами, закрывал глаза, когда ты соблазняла стражников, и конечно, не против того, чтобы ты позабавилась с пленником?
Улыбка Альберика превратилась в оскал.
Мароция приблизилась и отвесила ему пощечину, вложив в удар всю свою силу и страсть. В глубине души она уже знала, что никогда не унизит Альберика жалостью.
– Я спасла тебе жизнь не для того, чтобы ты расстраивал меня. Я видела, как ты сражался, когда тебя привели. Один против десятерых, как древний гладиатор или как первый христианин против диких зверей. Ничего прекраснее этого боя я не видела в своей жизни. Твоя сила и смелость покорили мое сердце.
Она ушла прежде, чем он нашелся с ответом. Ушла и не возвращалась три дня. Все это время Альберик страдал от жажды и голода. Но Мароцию мучил не меньший голод, пусть и происходил он из другого источника. Когда она снова спустилась в тюрьму, и Альберик взял из ее рук чашу, наблюдая за ним, она испытала не меньшее удовольствие, чем он от первого долгожданного глотка воды.
В начале осени Альберик набросился на стражника и откусил ему ухо. За это стражник всадил ему нож между ребер.
Мароция сама зашила и смазала травами его рану. А когда Альберик пришел в себя, первый раз поцеловала его. Зимой, она впервые села к нему на колени и позволила ласкать себя. Она не разочаровалась, целовался Альберик так же яростно и страстно, как дрался.
***
В начале весны по просьбе Феодоры Папа Сергий сделал Иоанна кардиналом. В те дни часто шли дожди. Вода в Тибре поднялась и затопила Марсовые поля. Стены базилики Святого Петра потемнели от сырости. Три раза в день на крыше замка Ангела метлами убирали воду, и все равно в церковь Святого Михаила нельзя было войти, не намочив ноги. Говорят, Папа Григорий тоже стоял по колено в луже, когда увидел на крыше замка сияющую фигуру архангела Михаила. Меч в его руках походил на радугу.
В один из дождливых дней Мароция пришла в церковь Михаила и нашла Иоанна на полу около алтаря. Он был бледен и неподвижен, словно мертвец, а когда Мароция привела его в чувства, не сразу узнал ее.
– Прости, если напугал тебя, – пробормотал он. – Я молился. На миг прикрыл глаза.
– Ты молился всю ночь? – Мароция дотронулась до его лба. Кожа была холодной и влажной.
Иоанн слабо улыбнулся.
– Это Феодора тебе приказала?
– Нет!
– Тогда кто? Папа Сергий?
– Я сам.
– Но зачем самому истязать себя?
– Я так привык. С восьми лет я жил в монастыре. Настоятель накладывал на нас епитимью только за то, что мы осмеливались поднять глаза на женщину. Дьякон проверял наши простыни и, если находил на них следы ночного семяизлияния, требовал пяти ночных бдений подряд. Здесь в Риме я постоянно думаю о женском теле и проливаю напрасно мое семя.
Мароция взяла его за руки, они были такими холодными, что у нее появилось подозрение.
– Как давно ты не ел, Иоанн?
– С момента рукоположения.
– Прошло уже четыре дня. Ты ослаб. Поэтому не выдержал ночное бдение.
– В монастыре, я мог пять дней не есть, стоять на коленях и молиться. Да, я стал слаб. Но не от поста, а потому что живу в грехе.
– Если ты будешь морить себя голодом, ты заболеешь и умрешь.
На его лице появилось умоляющее выражение.
– Прошу тебя не говори Феодоре о том, что случилось сегодня, – прошептал Иоанн и крепко сжал пальцы Мароции. – Не говори, что я провел здесь всю ночь, что потерял сознание и не ел после рукоположения.
«Я вытащила тебя из монастыря и привезла в Рим не для того, чтобы ты меня расстраивал», – вспомнила Мароция слова Феодоры.
– Обещаю, больше не падать в обморок, – Иоанн прикрыл глаза и вздохнул. – Просто мне это нужно. Нужных хоть иногда посты и ночные бдения. Иначе моя душа не находит покоя. Клянусь, обморок не повторится.
– Ты жалеешь, что она привезла тебя в Рим?
Ей показалось его глаза наполнились влагой.
– Нет! Не жалею. Никогда. Рим – это центр мира. Здесь я увидел настоящее чудо. Чудо рождения.
Иоанн и Мароция улыбнулись друг другу. Она ошиблась, это не слезы затмевали его взгляд, в нем горел восторг, как раньше.
– Рим сердце церкви. Щедрое и великодушное, это сердце приняло меня со всеми моими грехами. Я готов всю жизнь доказывать, что достоин возложенной на меня чести.
– Значит, ты хотел бы освободиться от власти Феодоры?
– Как смею я думать о таком? – воскликнул Иоанн. – Всякая власть на земле от Бога, и кто противится власти, противится Богу. Когда Феодора забрала меня в Рим, она пожертвовала монастырю, в котором я вырос, земли и золото. Я буду послушен и искренне предан Феодоре, пока я ей не наскучу. Я поклялся в этом Богу.
– По-моему, ты его слишком любишь, – Мароция рассмеялась.
Иоанн улыбнулся в ответ.
– А ты слишком любишь чужака, запертого в подвале замка.
– Если Бог вдохнул любовь в наше сердце, разве смеем мы отказываться от его дара? Разве святой Августин не говорил – возлюби и делай, что хочешь?
***
В последний год у Папы Сергия обострилась желудочная болезнь. Из-за нее он утратил вкус к жизни, редко покидал Латеранский дворец и не участвовал в пирах в замке Ангела. Возможно, именно из-за своей телесной слабости, он начал мечтать о сильном императоре для Рима? Возможно, из-за беспомощности перед болезнью, возненавидел независимый Рим? Как бы там ни было, Папа Сергий изменил многим своим привычкам. Женская красота не радовала его больше. Если верить слухам, за последний год ни одна женщина не согревала его постель. Из-за болезни Папа Сергий стал сентиментален, как никогда прежде. Говорили, у отца всех католиков в Риме и за его пределами подрастало около тридцати детей. Ни к кому из них он никогда не проявлял интереса.
