Текст книги "Орден-двух-Капитанов (СИ)"

Автор книги: Аноним Штоквич-W-Сербскi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Неуправляемую шлюпку-без-хода болтало волнами над глубинами от 15 до 20 м (по карте). Только вынули из воды весло, как сверху припожалорало рангоутное древо** с полотнищами парусов. Когда его снова подняли, шлюпку снова стало валить и кренить. Брать рифы не стали, а разоблачившись от парусов, по команде взялись за вёсла. Вторая отставшая шлюпка, не вписавшись в манёвр авангарда, последовала их примеру. Кругом быстро темнело и, пока ушли они не так далеко и берег оставался в пределах видимости, Два-Весла-Капитан дал команду поворачивать к суше – ничего другого не оставалось: гнаться за авангардом в непогоду по темноте было бы вовсе самоубийственно. Приставали к знакомому бережку почти на ощупь в кромешной тьме. Подошла следом и другая 'четвёрка'. Безо всяческих удобств расположились на раскинутых по песочку мокрых парусах,– мокрые, усталые, голодные, холодные – куда как эксклюзивен отдых...

Теплоход так и не пришел, врач с аптечкой так и не прибыл. Командор так и не объявился. Личный состав вместе с мат-частью располовинен надвое. Накормить подопечных нечем, и вообще ему не до того.

Вице-Комадор одним глазом поглядывал на темнеющий силуэт мощной сопки, мысом выдающейся на запад, за которой пролегал мелководный пролив, вовсе непригодный для навигации.*. За проливом лежал о-в П-ва,– вот он и прикидывал в воображении, мог ли оторвавшийся авангард двинуться дальше в сторону лагеря: затемно и в непогодь, оставив позади два яла с малышнёй и болящими девчатами. Вот это вряд ли. Стало быть, пристали за мысом к бережку, на коем их и можно застать. Он уже глазо-мерно примерялся расстояние до гребня и прикидывал потребное время. Он уже почти готов был решиться идти хоть всю ночь в потёмках,– лишь бы всё срослось-как-надо. Но другим глазом он поглядывал на болящую девицу и пытался решить, что выделить в приоритет.* И тут ему вспомнилось, как, было дело,– у его супруги из числа спортсменок лопнул яичник, и она едва не отдала концы. Теперь ему приходилось, едва ли не разубеждать себя в том, что подобное могло случиться от нагрузок при гребле. Прежде он предпочёл разобраться со второй проблемой, а после хоть до утра шагать через сопку в поиске блудных гребцов.

Просто на его попечении нежданно оказалась неизвестно чем больная,– в невесть какой стадии недомогания, и ему поневоле пришлось в начале ночи без фонаря бродить с ней наудачу по бивакам* отдыхающих в поисках врача, пока им не посчастливилось отыскать врача из соседнего региона, который будто бы в насмешку оказался паталого-анатомом.* Оный медикус вполне проникся серьёзностью момента, пальпируя и опрашивая нежданную пациентку,– симуляции он не выявил, но с диагнозом определиться затруднился. На вопрос, может ли это быть недоразумение с яичником, он ответствовал вполне утвердительно и порекомендовал поскорее доставить пациентку в больницу.

М-Мэнго доводилось прежде слышать, что на острове имеет место быть воинскому фельдшеру, обихаживающему воинство, обслуживающее локационную станцию на вершине южной горы. Но где и как его теперь искать в ночи. А найдёшь, он, ежели и не пьян, может заявить, что он 'не копенгаген',– всё-таки не врач. О-Мэнго и самому довелось смолоду полтора года непрестанно заниматься излечением болящих в мед-пункте кадрированного арт-полка в бытость свою сан-инструктором, по функционалу, близком к фельдшерскому уровню, хотя и не целительствовать, то в круглосуточном режиме оказывать потребную помощь как амбулаторно, так и в стационаре. И это настолько неплохо ему удавалось, что порой он даже подумывал: а не развить ли сию стезю на гражданке? Но теперь это помочь не могло, пожалуй,– зато он вполне понимал, что теперь ему приходится иметь дело не просто с отдалёнными последствиями вероятного нездоровья женского организма, а и с непосредственной угрозой жизни.

Мейгану-М. не осталось ничего другого, как оставив табор басмачей вместе с дочерьми, бездорожно почти вслепую переться за соку по хаотично заросшему возвышенному рельефу на паромную переправу в посёлке вместе с едва знакомой почти девицей, которую в банде никто не признавал за свою, а относились к ней, как к случайно-залётной. Ему и самому доводилось бывать в подобной роли. Едва различая некогда давно хоженую им дорогу, переполошив всех собак в округе, они упорно продвигались в ночи на северную сторону острова – к зачаткам цивилизации. Ни фонаря в руках, ни звезд, ни луны на небе, затянутом облаками.

Уже обвыкшись с темнотой, М-Мэнго машинально шагал впереди, ведя за собой в кильватере попутчицу. Тут ему припомнилась темень с тесниной лаза в таёжную пещеру 'Сп-ая Кр-ца', когда, запыхавшись ползком, он ненароком загасил свечу, а огня запалить вытянутыми вперёд руками было невмочь,– ни развернуться, ни повернуть обратно возможности никакой, а следом в 'кильватере'*, без огня в недоумении – 15-летний школьник, самый молодой да самый пожилой участники 500-км-велопробега. И не было им другой дороги,– ни тогда, ни теперь,– ни вбок, ни назад – только вперёд!

Два-Весла-Капитан всегда неплохо ориентировался даже в незнакомых местах природной и городской сред, сие и этим разом, несомненно, способствовало их приближению к цели, и вскоре, пройдя пару километров в гору, они, миновав стороной поселок, уже спускались к причалу переправы.

Здесь всё заметно изменилось. На берегу появились корпуса для отдыхающих. Берег выглядел даже в ночи, если и не ухоженным, то явно прибранным. Паром придёт только в полдень и, пока пристань свободна, к пирсу бортом был причален ПСКР проекта 10410,– пограничный сторожевой корабль типа 'Светляк',– продукт произведённый 'Восточной верфью'. На СКР своим чередом шла вахтенная служба, а на освещённой танцевальной веранде – танцевально-активная 'движуха'. Вахтенные безропотно тянули служебную лямку. Не поднимаясь на борт, Мейган-М. попросил матросиков вызвать вахтенного офицера, которому он представился и обрисовал ситуацию, после чего был допущен в помещение управления кораблём, где без проблем офицеры по рации связались с городом,– по указанному номеру телефона в общих чертах сообщили родителям девушки о её состоянии, а также чтоб те прибыли к сроку на пирс Спорт-гавани в расчётное время, дабы забрать захворавшее чадо.

Вице-Командор условился с командиром сторожевика, уходящего рано утром на базу, об эвакуации 2-х шлюпок и экипажей. Всё складывалось наилучшим образом, за исключением того, что помощь выходила половинной: моряки готовы забрать только наличную пару 'четвёрок'.

2-Весла-Капитан вместе с пациенткой, идя на запад вдоль береговой линии бесполезного пролива, пытались пройти впотьмах к взрослой части блудных детей. И до поры едва ли не с километр казалось, что им это удастся. Девчонка оказалась молодца и хорошо держалась: ни ропота, ни жалоб от неё не было. Когда отвесные скалы преградили им путь, осталось только лезть в воду с нагромождением камней, рискуя среди умеренного прибоя, оскользнуться на водорослях и брякнуться о камни. Лезть наверх на скалы не имело смысла: это могла быть не последняя преграда на их пути. Они могли чередой мысками камня выходить к урезу воды, и каждую придётся брать с риском. Товарищ Мэнго взглянул на спутницу: она была готова безропотно следовать за ним хоть на скалы, хоть в воду. 'Вот это боевая подруга!'– про себя восхитился, впервые за сутки взглянув на Юльчетай приязненно,– с признательностью и благодарностью. Вполне приятная девушка,– стройная, симпотная, терпеливая. С этим они и повернули в обратный путь,– в стихийный табор на западном берегу. Широко, однако, размахнулись четырьмя экипажами,– на пару квадратных километров! Впервые Фигаро при таком замахе всюду не поспевало.

В завершение сезона

Они воротились как раз вовремя: уже еле заметно начинало светать, и стрелки подводных часов близились к назначенному часу. Вице-Командор расшурудил сонное царство и велел быть в готовности, и у него не было времени даже присесть отдыха ради: надобно было проследить, чтобы всё снесли в шлюпки и ничего не забыли из снабжения шлюпок, а то после с Абдулой горя не оберёшься. Сторожевик, обойдя с юга остров, малым ходом вовремя приблизившись к берегу, и принял на борт юное 'пополнение' из ранних 'бомжиков'. Шлюпки и авто-бот матросики закрепили одну за другой за кормой 'Светляка'. Отошли самым малым ходом и оборотов не прибавляли. Когда вслед затем на траверзе оказался северный пролив, Вице-Командор ещё раз попытался уговорить командира зайти за лучшей половиной экспедиции, уверяя, что знает, где они могут быть. Однако командир, резонно сославшись на свою осадку и недостаточную глубину у западного устья пролива, уверенно продолжил движение по курсу. О.-Командор в смятении чувств глядел на удаляющееся предполагаемое место высадки старшей группы. Всего каких-нибудь 1-1,5 км от устья пролива...столько же отделяло его от нее обрывами скал и ночью, с северо-востока. Неприступный берег, однако.

Неспроста ему именно тогда мельком припомнилась безальтернативность былого экскурса группы вело-туристов числом 10-12, проложивших маршрут через таежные 'джунгли' на подходе к пасеке, а затем к пещере. Мейган был самым возрастным да ещё и единственным из всех курящим, поэтому старшим группы, знакомым преподавателем института, пригласившим его, к нему страховки ради был приставлен самый надёжный и ценный кадр,– В. Л-н. И не напрасно. Он и тогда оказался в безвыходной, но небезнадёжной позиции. Лесную дорогу группе из дюжины вело-туристов грунтовую дорогу после прошедшего тайфуна пересёк бурный водяной поток шириной метров в 15, изменивший русло, довольно скоростной и напористый. Группа спешилась. Парни из числа студиозусов с вело-машинами на плече и рюкзаками за спиной по одному принялись по грудь в воде преодолевать преграду. Оставив на другом берегу рюкзаки и вело-снаряды, они принялись страховать, а то и переводить через поток девиц и переносить их снаряжение. Мейган вместе с замыкающим Л-ным к броду подошли последними. Остальным было явно не до них. И надо же было тогда ступить левой ногой на обочину дороги у зарослей кустарника. Он вдруг ни с того, ни с сего рухнул отвесно вниз. Напрасно он цеплялся за ветви кустов. Через пару секунд он уже обрушился спиной вниз на заплечный рюкзак. Следом сверху прилетел спортивный велосипед типа 'Спутник'. За 2-3 секунды до этого он вёл его в поводу справа от себя.

Напарник уже весь был устремлён к возникшей преграде и не сразу хватился подопечного. А поднадзорный барахтался конечностями кверху в груде веток и боролся с велосипедом, который он собрал сам из узлов и запчастей лет за 5 до того. Он никак не мог понять, что произошло, и как он угодил в западню. Это походило на яму-ловушку с 2-метровыми сторонами в форме куба и такой же глубины. Как он ни трепыхался, не было никакой возможности переменить ситуацию: что-то держало его снизу со спины, не пуская его. И только с помощью обалдевшего В. Л-на, прежде извлёкшего сверху педального коня, кое-как удалось выбраться из западни. За спиной у него под рюкзаком оказалась 2-метровая жердина, которая радикально обездвижила его. Откуда ей было взяться, так ловко насадив его на свой 'шампур',не порвав даже рюкзак или штормовку, пройдя между ними,– обоим было неясно. А тогда им было не до 'разбора полёта': их ещё ждала 'переправа'. Хорошо ещё, что на дне ямины не оказалось заострённых кольев или 'гнездовья' змей. Сам бы Мейган без помощи напарника выбраться не смог. Вот это и была цена страховки, которой тяготился ретивый напарник, рвавшийся к остальным все первые 3 дня, пока Мэнго не 'вкатился' и не погнал в голове колонны впереди всех, дымя сигаретой с фильтром.

Уставшие и перегруженные впечатлениями того дня, они даже не поделились эпизодом на вечернем привале у входа в пещеру. А после он понемногу стал забываться.

Команда уже заботливо обихаживала озябших деток в укрытиях палубы и накидывала им на плечи бушлаты. Согнать их под палубу,– в тепло и уют было не реально. Они сидели суровые, нахохлившимися и растрёпанными воробышками в разных укрытиях палубы, грея озябшие руки о кружки с горячим чаем и задумчиво жуя флотские галеты. Их суровые взгляды были устремлены за корму,– в кипень бурунов, на удаляющийся остров, на попутные двухметровые волны, с гребней которых перескакивая вдогон экипажам, как с трамплинов,– с одной на другую, гнались за ними их шлюпки с рыскающим синим авто-ботом.

Два-Весла-Капитан пытался урезонить моряков, умоляя сбавить ход до минимума, но это и был тот самый предел в13 узлов** (25 км/час). Другой крайний предел проходил через 30 узлов – 55 км/час по спидометру. Но когда из скачущих по гребням ЯЛов полетели незакреплённые вёсла, пришлось и вовсе остановиться, с трудом выловить вёсла и закрепить шлюпки для буксировки лагом борт о борт. Теперь они уже не мотались из стороны в сторону на дёргающемся буксире, и идти можно было уже без боязни. У О-Мэнго наконец улеглась тревога за вверенные ему плавсредства и их снабжение. Столь экстремальную буксировку он явно не предвидел,– даже представить себе не мог.

Дети всё так же недвижно-сурово безмолвно взирали на череду свинцового колера водяных валов с белопенными гребнями, и никто не веселился: для ликования не было ни сил, ни тем более повода. В то утро они будто разом повзрослели. Моряки открыто вслух восхищались ими, уверяя друг друга, что это не юнги-кадеты-зуйки, не гребцы-спортсмены, а камикадзе* да и только: проделать за сутки своим ходом в такие погоды такой путь, многого стоит. Но они были не совсем объективны: камикадзе – дисциплинированы и фанатичны,– им только дай приказ, и они умрут, выполняя его. А эта ребячья вольница в своих прениях всё время опаздывала, не поспевая за ситуацией, которая непременно менялась быстрей, чем они ей следовали. И тогда становится не вполне понятно, коим образом им удавалось без обеспечения и взрослых в шторм под парусами пересекать прежде, как выяснилось из некоторых откровений, залив Закатный с п-ова П-ый. Такое могло вершиться только волюнтаристски*,– возможно, сугубо кулаком. Воистину нужно, аки Абдуло-ЯВА, родиться в рубашке, чтобы допускать подобную беспечность. Похоже, эти зверёныши скорее готовы на само-организацию, чем на доброжелательное влияние со стороны. Гребная секция была им семьёй, досугом, сиюминутным смыслом и образом жизни басмачества. При всех возрастных и внутренних противоречиях они сплочены и структурированы на свой лад. Таких с наскоку не возьмёшь.

У них в мечтах...

– героям повести Дж. Лондона

'Морской ВОЛК' -

В глазах их жесть,– упрёк и ярость,-

Кто мог, явил свою удалость:

В мышцах пусть напряг-усталость,

Лишь бы доля укрупнялась.

В делах – расчёт, да мало смысла,

В них хитрость есть,– от оной кисло.

В поступках их возможна низость:

Им нет нужды идти на близость.

В речах – издёвка как прикол,-

Гляди, удавят за мосол,

Не стоит углублять раскол.

Тут капитанский произвол,-

И за допущенный прокол

В за-бортный окунут рассол.

Пусть хороша у них рогожа,

да всё ж носить её негоже.

Здесь вам не встретятся лосины,-

Ну, разве леггинс-с-парусины:

В ходу кожАны да ботфорты,

А то из джинс-брезента шорты.

В руках – весло, ножи да ствол,

Меж ними – борт, скамья и стол;

Бутыль, к ней карты да топор

Наваха*, карабин, багор.

Позыв-на-бунт,– пусть будет боль -

Таким мозги-не-канифоль.

У них в глазах упрёк да дерзость,-

И на геройство и на мерзость.

Запрос на взрыв, порыв на спор

Да пьяный бесполезный вздор;

Во взглядах демоничный вызов

И тут уже не до капризов

Их берег ждёт,– таверна, порт,

Таковским разве нужен спорт?

У них в мечтах разгул-попойки,

Жратва, бордель да тело-в-койке.

Ты заслужил опять укор,

Ведя себя наперекор.

Иному нужен алый парус,

Чтоб сердце в нежности купалось.

И тем и этому досталось,-

Вдобавок впрок осталось малость.

Ордер-М. раздумчиво-внимательно наблюдал пройденные сутки ранее берегА по левому борту,– он всё вглядывался на всякий случай в сумеречную муть ненастного утра, пытаясь различить силуэты шлюпок. Одновременно он пытался визуализировать построения вчерашнего порыва-на-исход, кабы всё пошло, как надобно, и они успели бы вовремя сняться с места. Да-а, будь юнцы организованней и послушней, маршрут мог привести их лагерные пенаты*. Капитан Абдула сумел бы их подстегнуть хоть кедом, но тов. Мэйган этакого права себе не при-купил.

Теперь его терпильная миссия, как и у товарища Сухова, близилась к завершению,– оставалось сделать последние мазки на полотне событий предложенной ему 'опупеи'. Жаль, что ему не удалось изобразить события иначе: с дровами, костром и живой водой, с ухой и врачём, зато он сумел нарисовать один остров вместо другого, совершив манёвр в Педжент, – особенно ему удался СКР с командой погранцов и фантасмагоричной* буксировкой, чтобы поколение спустя вербализовать* всё это ради желания дочерей, как сиквел*-ремейк* известного отечественного вестерна, любимого даже космонавтами.

СВЕТЛЯК, ПСКР, самым малым ходом вошёл в полусонную бухту Р-а, в которой волнения не было, буксирно-лагом заводя арьергард гребной флотилии к шлюпочной базе. К причалу швартоваться нужды не было, просто отвязали 'четвёрки' с автоботом, перебравшись на них, чтоб разгрузить снаряжение на шлюпочной базе. Когда благодарственно прощались с командой, кто-то из офицеров выказал просьбу,– уступить им початую сетку картофеля, которого давно не было в их рационе...и, коротко взвыв прощальной сиреной, на среднем ходу пограничный СКР, исполнявший функции Береговой Охраны, направился на выход из бухты-полигона, возвращаясь к службе и увозя больную девицу в объятия родителей. Больше 2=Весла-Капитан её не встречал и, как она звалась, уже точно не помнит,– кажется это была Юльчетай.

Когда вытянули на берег шлюпки и снесли снаряжение в эллинг,* потянулись цепочкой и группками в лагерь, унося остатки продуктов. Вице-Командор простился с дочерьми, предвидя, что в ближайшее время ему будет не до них, и по дороге к Капитан-Директору завернул в жилой корпус гребцов. Там в пустом кубрике его, как ни в чём не бывало, встретил 'рождённый-в-рубашке' ЯВА с теннисной ракеткой в руке, выражая своё недоумение вопросами о причине их появления. Мэнго, не ответив ему, тут же отправился к начальству, 'рождённому-в-рубашке', на доклад. Барин оказался в столовой,– 'их благородие' завтракали. Явно удивившись его появлению, но, ещё не успев переполошиться, Капитан-Директор вникал в сложившуюся ситуацию: воротилось в лагерь только половина контингента, остальные находятся без присмотра неизвестно в какой кондиции за двумя проливами якобы в известном месте без крова над головами и пропитания в желудках. И это – при том, что Командор-ЯВА уверял его, что всё идет своим чередом и нет причин для волнений... Обеспокоенный барин, похоже, расценив всё это как 'оставление-в-опасности'*, убыл к уже позавтракавшим дедам-вожатым, дабы с ними обсудить положение и уже после принять решение, как воротить остальных. М-Мэнго, как мог, уговаривал работников кухни накормить уже подошедших оголодавших 'камикаде', на ближайшие три дня снятых с довольствия. 'Какое удовольствие – кушать продовольствие!'. Встревоженный барин с тремя обеспокоенными 'дедами' вникали в подробности и обстоятельства диспозиции.*

В ближайшие полчаса ожидали теплоход 'Г-ко', который уже следовал по предварительной заявке к лагерю и, когда он подошёл, его уже встречала на причале добрая половина работников клуба. Отошли в поиск без промедления. Явы на борту не было: видимо, он расспрашивал своих 'партизан', выискивая аргументацию для компромата.

Вице-Командор сразу поднялся на ходовой мостик, где находился Капитан-Директор об руку с Капитаном теплохода. Следом подошли 'деды-вожатые', но в рулевую рубку не заходили, оглядывая с палубы берег по левому борту. Погода пока еще была прежней, но при свете утра уже не воспринималась так угрожающе, как в ранних сумерках. Кэп т-хода кратко -деловито опрашивал В-Командора и, видимо, уже приняв решение, взялся за переговорное радио-устройство, принявшись вызывать спасателей в вертолётами. Напрасно М-Мэнго умолял его этого не делать, уверяя, что он знает, где находятся искомые– вот если их там не окажется, тогда уж командуйте, как знаете... Видя, что ему уже никто не внимает, он покинул рулевую рубку и, выйдя к 'дедам' на палубу, принялся озирать берег. Вскоре крейсерским ходом дошли к означенному проливу и, не успев еще сбавить ход, заметили слева по курсу два приближающихся на вёслах ЯЛа. Весь искомый контингент был налицо,– в полном здравии, хотя по изнуренным лицам 'басмачей Абдулы' было видно, что ночь прошла для них без комфорта. Но все были рады.

Скоропалительная спасательная экспедиция была завершена. Капитан дал отбой спасателям. Вертолеты так и не успели появиться. Остаток пути до базы М-Мэнго, релаксируя, взирал на мир и окружающих рассеянно-расфокусированным взглядом оглядывающим окружающих, вспоминал другую спасательную миссию, исполненную им 15 лет тому прежде на водах Амура.

М-Мазай & 'зайцы'

В ту субботу он явился в яхт-клуб с другом-инвалидом. Оба его матроса были в загуле, и это при том, что согласно календарю соревнований, на траверзе города должна была состояться регата с участием всех классов яхт, включая и детско-юношеские. Что за дела у матросов, он не вникал,– формально причины выглядели уважительно, поэтому он ничего серьёзного не намечал, решив просто постажировать симпатичного-на-вид паренька, напрашивавшегося к ним в экипаж в роли шкотового,взамен исторгнуто недавно сомнительного туриста. Заодно ему хотелось прокатиться с другом. Ветер был ходовой, погода прекрасная, облачность переменная. Вдоль русла, как обычно, дул 'верховик'. Пока снаряжались, никто из них особо не суетился, и старший тренер, подметив их легкомысленный настрой и заподозрив вольный умысел, велел поторапливаться к старту ниже по течению от ж/д-моста, будто и не приметил отсутствия штатных матросов. Мейган возражать не стал, оставив объяснения на будущее, и в итоге так всё исполнил, чтобы к старту не поспеть.

Пока против течения поднимались к мосту, он натаскивал новичка, забывшего своё былое рвение и выглядевшего перепугано-рассеянным. Памятуя, что и он сам чувствовал себя не лучше, впервые ступив на борт 'голландца'-FD,** он не очень сурово, но не без досады управляя рулём и шкотом** грота**, принимал также участие в управлении стакселем** и швертом.** Всем вместе по необходимости приходилось противостоять крену, перемещаясь как можно ближе к подветренному борту. Его друг, тоже прежде не ходивший под парусом, держался прекрасно, сноровисто и вовремя перемещался на поворотах с борта на борт со своей несгибающейся ногой и притом помогал откренивать 7-метровый туристско-гоночный швертбот** национального класса М.** Он уже успел показать себя прежде на вёслах, создавая надёжный упор несгибаемой ногой.

Гонка шла без них своим чередом, и они могли наблюдать её между делом со стороны. Ветер был не хилый, так что особо любоваться белыми крыльями парусов не приходилось. Обойдя верхнюю оконечность косы-осерёдка посреди русла, Мейган поворотил к противоположному берегу, обогнав отставший 'Кадет' с парой подростков постарше: то ли дуркуют, то ли ещё чего, они так и не сказали, но с виду было всё в порядке. Парнишки были бойкие и не без опыта,– держались уверенно и независимо. Взрослые хлестались друг с дружкой ниже по течению, всё ещё продолжая гонку, а юношеские 'Кадеты' и детские 'оптимисты', похоже, уже отгонялись. Их стайку они подметили вблизи противоположного берега. Не могли они заметить и грозовую тучу, которая наливаясь свинцом, всей своей громадой упорно надвигалась на них.

Незадолго до того, как из-под тучи ударил шквал, 'эмка' успела достичь берега. На берегу была группка младших подростков, ходивших на 'Оптимистах' под одним гротом,– по одиночке. Верховодил ими сын 2-го тренера, мелкий Наполеон, обличьем и повадками точно такой же, как у Явы,– только на 2-3 года постарше. И папик его с Явой были так же схожи. Поначалу Мейган был с ним в приятельских отношениях, но, углядев высокомерную заносчивость записного чемпиона и его небрежение к другим, советам его следовать перестал и вовлечь себя в его орбиту не дал,– произошло такое же отчуждение, как и с ЯВой после. Мелкий 'перец' до того разошёлся, что собрался вести за собой в яхт-клуб всех 'оптимистов' едва не навстречу грозе. Едва их удалось перехватить, взяв их 'скорлупки' на буксир заодно со 2-м 'Кадетом' и общими усилиями загнав их в 'эМку'. Они тут же забрались под носовую деку,** где вскоре принялись грызть сухари и втихаря курить,– никакие окрики уже не помогали: струйки дыма порой выплывали из-под палубы перед мачтой: наверняка, старшие 'кадетчики' и были тому причиной.

Подошедшая туча ударила шквалом по идущему по течению каравану, едва не опрокинув М-381, имевший более 20-ти кв. м в 2-х парусах. В удалении от каравана находился почти отвесный склон сопки, сложенный из глинистого сланца. Порыв шквала ударил по ним не из-под тучи, как ожидалось, а с обратной стороны,– отражённо от кручи, завихряясь при этом на пологом песчано-каменистом пляже. Мейган едва успел вырвать у опешившего матроса шкот стакселя, сбрасывая тугую мощь ветра. Тогда рассеченные кронами дерев на потоки ветер стал бить по гроту то с одной, то с другой стороны, ломая аэродинамическую форму крыла, создающего на парусах движущую силу. Едва удалось втроём кое как открениться в бешеной пляске. Брошенный стаксель трепыхался по воле ветра, и Мэйган велел его спустить,– спасибо Колюне: шкотовый совсем был бездеятелен и ни на что не годился, кроме балласта. Оптимисты под палубой притихли, как мыши-под-веником'. Вдали ниже по течению один за другим стали исчезать паруса: кто-то разоблачился от них, а кто-то 'кильнулся', совершив поворот-через-киль,– днищем кверху. Вдали одиноко маячил единственный парус, дерзновенно уходящий от грозы,– это впоследствии оказался тренер я/клуба соперников, еще один из дузей М-Мэйгана. Следом пришлось и на 'М-ке' спустить измятый, словно лист жести, ветром грот: всё равно не работал,– только создавал непредсказуемый кренящий момент.

Следом хлынул потоком ливень и ветер заметно ослаб. Следом их накрыло мутью мглы. Видимость стала весьма условной в несколько ближайших метров. Все попрятались под палубу: друг и незадачливый матрос попытались сколь возможно укрыться от ливня по обеим сторонам швертового колодца,** накрывшись мокрыми парусами. И только Мэйгану приходилось оставаться на руле, ведя за собой караван, хотя он на дожде и ветру в мокрой футболке до дрожи озяб. Он накинул на торс оранжевый авиационный жилет, но это не особо помогло согреться. Ощущая песчаную косу, давно перешедшую в остров слева, Мейган, используя энергию течения вкупе с совокупной паразитной парусностью надводных бортов, рангоута** и стоячего такелажа,** направлял дрейф каравана, подняв перо руля, превращая его в плавник, подгребал им влево – в сторону осерёдка ради большей страховки. Вскоре мгла слева стала сгущаться, видимо, тем обозначая приближение острова. И вот в этой мгле призрачно-смутно замаячила 3-угольная тень-силуэт, походившая видом на железную бочку, параллельно плывущая по течению. Мэнго пристально вглядывался в тёмный контур, пытаясь определить его принадлежность.

Вскорости ему удалось-таки сблизиться с объектом, и... у него похолодело на душе, когда он понял, что это такое. Это оказался затопленный 'Кадет', встреченный им перед грозой вблизи косы. Из воды углом,– краем кормового транца** выступала корма опрокинутого швертбота. Мачта вместе с парусами наклонно пребывала под водой,– сквозь бурую воду мертвенно белела парусина грота. Яхта, поддерживаемая на плаву кормовым отсеком плавучести под кормовой декой (носовой отсек то ли был негерметичен, то ли с носовой переборки снят круглый лючок с винтовой резьбой), могла ещё служить плав-средством своему экипажу, но...экипаж отсутствовал. Парнишки, облаченные в надувные жилеты, могли выплыть на остров...о худшем думать не хотелось. Взрослые помощники вылезли из укрытий и помогли развернуть 'Кадет' и закрепить шкот его грота на кормовой утке** 'эМки'. Дрейф каравана увеличился вдвое: грот под водой работал, как плавучий якорь. Дальше управлять дрейфом стало почти невозможно. Высаживаться на пустынный берег, на котором кроме редких порослей тальника ничего не было, пока не имело смысла,– он был под боком и служил гарантией безопасности. И это уже неплохо.

М-Мазай пребывал в размышлениях об участи 'кадетов', а 'зайцы' на борту, поджав хвостики, оторопело взирали на полу-затопленное судно,– прежней спеси ни в ком не наблюдалось. Ещё с полчаса сплавлялись в полном молчании. Похоже, они уже приближались к нижней оконечности осерёдка. Помалу кругом стало светлеть и проясняться, ливень пошел на убыль. Когда они оказались у края косы, которую предстояло огибать против городского пляжа, Мазай уже прикидывал, как поступить далее. Бросать 'Кадет', сковавший дальнейшие манёвры 'Мки', он не собирался, а тащить его с 'плавучим якорем' против течения в я/клуб на слабом ветру и пытаться не стоило. Он мог бы отправить за подмогой, рассадив 'зайцев' по их швертботам: 'Кадет', как более ходовой и надёжный он мог направить в яхт-клуб, а 'Оптимистов' на пляж,– поближе к спасательной станции.

Он уже почти принял решение, когда они заметили пару моторных лодок, с разных сторон спешащих к ним на выручку,– одна со стороны я/клуба, а другая, оказавшаяся спасательным катером, с небольшим отставанием со стороны пляжа. На моторке с подвесным мотором с другой стороны острова приближался зав-хоз заводского я/клуба, отвечающий за всё имущество, снаряжение и снабжение, который в паре с моторкой старшего тренера обеспечивал соревнования. Он уже успел отбуксировать в я/клуб перевернувшиеся гонке швертботы и, видимо, направлялся за малышнёй на противоположный берег по маршруту ж/д-парома. Малышня оживленно засуетилась, рассаживаясь по своим лодкам, и вычерпывая дождевую воду. Когда подошёл спасательный катер, Мейган не сразу по-приветствовал моториста и водолаза (с лёгким снаряжением), с которыми полгода работал перед срочной службой в качестве дежурного водолаза.

Ко всеобщей радости, едва не вываливаясь за лобовое стекло высунулась... пара пропащих 'кадетов', спешивших на поиски своей яхты. Как они оказались на 'спасалке', в голове не укладывалось. Видимо, Некто-на-моторке, проходя мимо, вынул их из воды и доставил к спасателям. Теперь они на буксире потащили товарищей в ш-ботах на буксире за катером, а завхоз малым ходом потащил затопленный 'Кадет'. Миссия была окончена,– значит, была выполнима. Подняв паруса, на М-ке неспешно без напряга дошли до яхт-клуба. Кандидат в матросы мало-мальски освоился и в спокойной обстановке успокоился, но после в я/клубе больше не появлялся. Дальнейших последствий не последовало, равно как и репрессий за отсутствие на гонке. Всё остальное было воспринято как должное. Можно было 'сачковать' и впредь: просто М-Мазай не был спортсменом по натуре, а скорее туристом и только иногда – спасателем. Для ипостаси гонщика ему явно не доставало азарта игрока, равно как и спортивной злости, а главное – тщеславия. Просто он любил парус, ветер, яхты и водный простор, помышляя о дальних странствиях и изредка участвуя в доступных ему переходах. И лишь одно его удручало: то, что ходить обычно приходилось не с теми, с кем хотелось бы...