Текст книги "Под покровом тайны (СИ)"

Автор книги: Аноним Робинзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Торжественных встреч по поводу первого рабочего дня не было, только Галина Петровна, улыбнувшись, пожала мне руку и вручила новый рабочий инструмент; швабру и ведро.

В сестринской я переоделась, по совету напарницы, осталась только в трусиках, и надела глухой медицинский халат, завязывающийся сзади. Его наверно, можно было обернуть меня в два раза, но, к сожалению, тогда не удавалось завязать завязки. Поэтому я вместо пояска обвязала себя бинтом, получилось вроде ничего.

Пожилая женщина оглядела меня критическим взглядом и сказала:

–Щупловата ты девка, не знаю, как носилки с такими кабанами будешь таскать?

–С какими кабанами?– удивилась я?

–Да вон, видишь, боров толстый лежит, пудов десять в нем наверно весу наберется,– сказала она, кивнув в сторону дверей, где врачи скорой завозили на каталке грузного мужчину.

–Сейчас они его на кушетку положат, а нам потом его таскать по кабинетам придется,– объяснила мне санитарка, когда я при знакомстве назвала ее Нинель Николаевна, она замахала руками и предложила называть по-простому – тетя Нина.

Следующие несколько часов для меня в памяти не остались, я только и бегала с ведром и тряпкой, замывая следы грязи, крови, рвоты. Застирывала испачканное фекалиями белье, судорожно сглатывая, чтобы самой удержаться от рвоты. Около часу дня поток больных почти прекратился и тетя Нина, вытирая пот, сказала:

–Ну, Ленка тебе и повезло, сколько лет работаю, а такой запарки еще не бывало. Наверно Господь тебя предупреждает, что зря ты сюда работать пришла.

–Нет, тетя Нина,– сказала я,– наоборот, для меня, наверно, сегодняшний день – испытание, если его пройду, то дальше все будет нормально.

Санитарка улыбнулась и сказала:

–Ну, дай то Господь.

Мы едва успели перекусить, когда скорая привезла молодую девушку, немногим старше меня. Она лежала, скрючившись, на каталке, бледная и безучастная ко всему.

Когда мы переложили ее на кушетку, она только простонала и схватилась руками за живот.

Через десять минут в смотровой кабинет быстрым шагом зашел высокий черноволосый доктор.

–Ого, – сказал он, посмотрев на меня,– у нас новенькая санитарка, да еще и премиленькая. А вот осмотр ты у меня не проходила, ну, сейчас мы это исправим.

С этими словами он ловко сунул руку мне в халат и быстро ощупал обе груди.

Я так растерялась, что даже не успела ничего сказать, как он убрал руку и заявил:

–Ну, вот теперь все в порядке, онкоосмотр проведен, патологии не выявлено.

–Борис Палыч, ты опять за свое!– послышался сзади возмущенный возглас Галины Петровны,– совсем обнаглел, щупал бы медсестер у себя в гинекологии, они там у тебя все сисястые. Чтобы больше к девочке нашей не подходил!

Борис Павлович, нисколько не огорченный отповедью, присел рядом с больной и спросил:

–Анализы взяты, как давление?

Выслушав медсестру, он осмотрел живот у девушки, и его лицо сразу стало серьезным.

–Так, звоните в оперблок, пусть готовят операционную!– приказал он.

После этого надел перчатку, и разведя ноги больной, осторожно ввел два пальца во влагалище. От его манипуляции та немного пришла в себя и попыталась закрыться.

–Ну, что ты милая, потерпи чуть-чуть,– неожиданно ласково сказал он,– сейчас секундочка и все.

Я смотрела на его манипуляции, и у меня тоже заболел низ живота.

Борис Павлович, действительно, смотрел девушку недолго, Встав, он подмигнул мне и сказал:

–Ну, давай, готовь больную, и везите в операционную, После чего вылетел из кабинета, так же быстро, как в нем появился.

Тут появилась тетя Нина с помазком, бритвенным станком и мылом.

–Лена, давай брей больную, хватит глядеть, как я это делаю,– сказала она и вручила инструмент.

Я села туда, где только что сидел гинеколог и начала намыливать помазком лобок больной. Мне никогда не доводилось заниматься такой процедурой и я боялась, что у меня, ничего не получится.

И на самом деле, получалось отвратительно, тупое лезвие рвало волос. И когда я закончила, кожа на лобке представляла собой жуткое зрелище.

Я оглянулась. В кабинете кроме нас двоих никого не было. Тетя Нина сплетничала с дежурной медсестрой и ждала моего сообщения о том, что больную можно везти на операцию.

Я положила ладонь на лобок и сосредоточилась. Закрыла глаза и увидела, как из разрыва в трубочке отходящей от матки вытекает кровь.

Первая попытка ее остановить не удалась, но кровотечение немного уменьшилось, Меня начало немного покачивать, я попыталась второй раз и кровь остановилась.

Открыв глаза, я увидела, что кожа на лобке практически стала чистой, без порезов.

А девушка почти пришла в себя и смотрит на меня удивленно расширившимися глазами.

Я жутко смутилась, что-то пробормотала и выскочила в коридор.

Тетя Нина, на всякий случай проверила мою работу и удивленно покачала головой.

–Теперь девка, всех больных будешь брить,– сказала она,– у меня так ни разу не получалось.

Мы отвезли девушку в операционную, где Борис Павлович уже стоял готовый к работе, переложили ее на стол и уехали. А мне так хотелось посмотреть, как будет проходить операция!

В три часа мой рабочий день закончился, я собиралась переодеваться, как меня пригласили к телефону. Это была мама, она интересовалась, как у меня прошел первый день и помню ли я, что нам сейчас нужно идти в комитет государственной безопасности.

Договорившись, где мы встретимся, я кинула трубку и начала собираться.

Галина Петровна осталась довольна моими трудовыми свершениями и сказала, что у нее сложилось неплохое впечатление о моей работе.

До комитета я решила пройтись пешком, потому, что еще не пришла полностью в себя после выброса силы, и в начале пути меня еще немного покачивало. Но потом на свежем осеннем воздухе я пришла в себя и медленно брела по улице, разглядывая, начинающие желтеть березы. Тополя все еще стояли ярко-зеленые и по ним, приближение осени было почти незаметно.

–Ленка! – воскликнула мама, когда мы столкнулись с ней на углу Кузьмина и проспекта Ленина,– ты меня с ума сведешь, уже без десяти четыре, нас же следователь ждет! Могла бы шустрей дойти!

–Подождет,– сказала я безапелляционно,– это ему надо, а не нам.

Мама вздохнула и ничего не сказала.

Когда мы подошли к главному входу в здание, тот оказался закрыт. Мы обошли вокруг в поисках входа и обнаружили сзади обитую железом дверь, на которой было написано:

–Пришедшим по повестке звонить три раза.

Я храбро нажала на кнопку звонка и дверь со скрипом отворилась. За ней оказалась небольшая комнатка, где за барьером сидел молодой мужчина в военной форме. Он тщательно прочитал наши повести и равнодушно сообщил:

–Пройдете сразу направо, кабинет 108. Вас ожидают.

Мы прошли по полутемному коридору, разглядывая номера кабинетов. И уже на третьем наткнулись на нужный.

Мама явно чувствовала себя нехорошо, меня это удивляло.

– Мы же ни в чем не виноваты, почему мама так себя ведет? – думала я.

Я храбро постучала в дверь и, услышав разрешение, вошла, широко раскрыв дверь.

В большом кабинете, за столом сидел мужчина лет сорока, немного с залысинами, с умными живыми глазами. На стене за ним висел большой портрет Дзержинского и Хрущева.

–Проходите, – обрадовано сказал он,– давно вас поджидаю. Пожалуйста, присаживайтесь, чувствуйте себя, как дома.

Мама на эти слова хмыкнула и присела на краешек стула. Я тоже уселась напротив нее.

Мужчина принял обиженный вид:

–Варвара Степановна, что вы так нервно реагируете? Поверьте, я вас вызвал только для уточнения кое-каких данных и ничего более,– заявил он,– сейчас опрошу вас с дочерью, и на этом формальности будут завершены.

Я ведь понимаю, такая трагедия произошла! Всем сердцем вам сочувствую.

Меня зовут Михаил Андреевич Шевцов, работаю я следователем,– представился он, наконец, – большего, вам знать не нужно. Убийством вашего отца до вчерашнего дня занималась милиция. Однако сейчас это дело забрали мы.

–Наверно, вы понимаете, почему это произошло?– вопросительно глянул он на нас.

–Из-за золота? – не выдержала я.

–Точно, из-за него,– охотно согласился Шевцов, – вот Лена сейчас ты расскажешь все в подробностях, где, когда и при каких обстоятельствах обнаружила самородок.

К моему удивлению, он не стал вести протокол, а включил магнитофон "Яуза", стоявший на столе и стал задавать мне вопросы.

Я, естественно, рассказала ему, все, что придумала для родителей. Дескать, нашла самородок случайно, в яме, недалеко от покоса прабабушки. Искала грибы и провалилась в старую картофельную яму или еще что-то. А когда стала выбираться, самородок выпал из земли.

Следователь выслушал мою историю с непроницаемым лицом. Потом выключил магнитофон и спросил:

–Леночка, а почему ты бабушке ничего не рассказала о своей находке?

Этого вопроса я совсем не ждала, поэтому не сразу сообразила, что сказать. Шевцов согласно кивал в ответ на мои сбивчивые объяснения и внимательно слушал.

Когда закончила, он сказал:

–Лена, я знаю из материалов дела, что вы с отцом решили сдать золото государству, это было правильное решение, поэтому никаких претензий к вам с этой стороны не имеется. Но возникает гораздо более важный вопрос, откуда взялось золото в местности, где его никогда не находили. Если это клад, то возможно там были еще другие драгоценности. Ты ничего больше не обнаружила? – неожиданно спросил он, жестко глядя на меня.

Я ожидала такой вопрос и вполне правдоподобно изобразила обиду.

_ Что вы говорите, Михаил Андреевич! Кроме самородка там ничего не было,– выпалила я в ответ.

–Понятно,– задумчиво протянул следователь и посмотрел на маму.

–А теперь Варвара Степановна, расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах и когда, ваша дочь сообщила о золоте.

Мама волновалась гораздо больше, чем я и во время рассказа неоднократно начинала плакать.

После маминого рассказа, следователь снова выключил магнитофон и сообщил, что мы можем идти, если у него возникнут новые вопросы, он нас вызовет.

Я не выдержала и сказала:

– А чего тут думать, это все сделал Бергман. Кроме него никто не знал, что у папы в портфеле самородок. Арестуйте его, и он все расскажет. Эти бандиты действовали с ним заодно.

–Елена Лазаревна,– официальным тоном сказал Шевцов, рассматривая меня, как козявку,– идет следствие, о его результатах вы будете извещены в установленном порядке. Не волнуйтесь, мы найдем убийц вашего отца.

Про золото он не упомянул.

Когда мать и дочь покинули кабинет, капитан Шевцов встал из-за стола и потянулся.

Потом, энергично замахал руками, чтобы размяться от долгого сиденья за столом.

Прогулявшись по кабинету, он вновь включил магнитофон и начал внимательно слушать, сделанную запись, периодически останавливаясь на заинтересовавших его моментах.

Закончив, он налил из китайского термоса с драконами крепкого дымящегося чая и приступил к чаепитию, одновременно, что-то чиркая на листе бумаги.

После чего решительно поднял трубку черного телефона без диска.

–Товарищ полковник, это Шевцов вас беспокоит. Разрешите явиться для рапорта по интересующему вас делу,– сказал он.

Он снял с магнитофона катушку с записью, исчирканные листы, глянул в зеркало и вышел из кабинета, заперев его за собой.

Начальник управления комитета по городу полковник Воскобойников встретил своего подчиненного добродушно неофициально.

–Ага, Миша подошел, ну давай заходи, присаживайся. Может, чайку, мне только что Зина индийского заварила.

Капитану отвечать в таком же тоне был не по чину, поэтому он заявил:

–Извините, товарищ полковник, откажусь, недавно перекусил.

–Ну, и зря, – заявил Воскобойников,– а я стаканчик дерну, пока ты доложишь, чего там накопал.

Капитан попытался снова встать для доклада, но полковник жестом приказал оставаться на месте.

Около десяти минут Шевцов рассказывал о допросе свидетелей по делу.

Наконец, полковник не выдержал.

–Слушай, Михаил Андреевич, ты мне эту демагогию брось разводить? Сам знаешь, какая в этом году обстановка, стране золото крайне необходимо. Из-за чего я от мусоров дело и забрал, хотя их генерал рожи корчил. Через месяц в Союзе жрать нечего будет, элеваторы пустые стоят. А за зерно капиталистам придется золотом платить, мать их перемать.

Говори, будет толк из этого дела или нет!

–Шевцов задумался.

–Понимаете, товарищ полковник, жена убитого женщина простая, вся, как на ладони, а вот девчонка, хоть ей всего пятнадцать лет, врет, как дышит. И при том, никаких внешних признаков, как у подготовленного агента. Если бы не незначительные нестыковки в ответах ни за что бы не понял, что мне вешают лапшу.

–Так, ты думаешь, что она обнаружила не один самородок, а гораздо больший клад, или, что там еще, – спросил заинтригованный начальник.

–Уверен на сто процентов,– непреклонно заявил капитан.

–Понятно, – выдохнул Воскобойников, – а что Бергман?

–А, что Бергман,– пожал плечами Шевцов,– плачет, рыдает, всех уже заложил, кого мог. Столько интересного рассказал. Бьет себя в грудь, уверяет, что хотел только забрать золото и ничего больше, перекидывает ответственность за убийство на исполнителей, в частности на известного вора Луку Касимовского. Все золото у него конфисковано, самородок отправлен на экспертизу.

–И что предполагаешь с ювелиром дальше делать?– обманчиво безразличным тоном поинтересовался начальник.

–Товарищ полковник,– начал отвечать капитан,– мне кажется, Бергмана следует оставить на свободе, в качестве осведомителя будет очень ценным сотрудником, да и в плане работы эмиграции в Израиль, намечаются очень интересные комбинации. А Луку Касимовского с подельником надо объявлять в розыск.

Когда мы вышли из здания, мои щеки горели от стыда.

–Ну, я и дура!– вертелось в голове,– это же надо, даже складного рассказа не могла придумать за два месяца. Этот Шевцов под конец разговора почти смеялся мне в лицо. Интересно, что теперь будет? Он меня еще вызовет, или пошлет, кого-то в деревню, проверять мои слова? То, что я все вру, он понял через пять минут.

– Леночка, ты, что сама не своя идешь,– спросила мама, толкнув меня в бок.

Разве не рада, что убийц нашего папы ищет КГБ? Это не милиция, они в два счета всех найдут и посадят.

–Ага, как же,– скептически сказала я,– если найдут, всего лишь посадят, а их надо расстрелять.

Мама молча погладила меня по голове. И мне показалось, что сейчас она была полностью согласна с моими словами.

Время было уже около шести, мы отстояли очередь в магазине и, купив, молока, творог и батон, пошли домой.

Пока мама готовила ужин, я разбирала вещи в комнате. Как-то раньше, со всеми проблемами, было не до этого. Решив для начала, вымести мусор из-под шкафа, я залезла туда палкой от карниза и начала ей там шуровать. В результате на свет появилась куча различного хлама. Сначала я хотела его сразу отправить в мусорное ведро, но потом подумала, что там может, завалялось хоть что-нибудь стоящее, и начала разглядывать этот мусор. Результатом этих усилий оказались два карандаша, пустой флакончик, несколько сушек, и небольшая фотография, где я совсем маленькая сижу у папы на коленях. Он еще в военной форме, осторожно держит меня, как драгоценность. Я же, явно испуганная, гляжу куда-то в сторону и собираюсь заплакать.

Странно,– подумала я,– как это фотка из альбома туда залетела? Наверно мы с Валькой еще прошлой зимой, его разглядывали и выронили.

Я поставила фотографию на этажерку рядом с учебниками и слезы опять появились на глазах.

Желание продолжать уборку исчезло. Я улеглась на кровать и стала обдумывать, что делать дальше. И пришла к выводу, что мне необходимо поговорить с бабулей. В глазах капитана Шевцова я увидела непреклонное желание разобраться с непонятным для него событием, поэтому мне надо было спешить.

Время тянулось невыносимо медленно. Прошел ужин, потом я притворялась, что вышиваю. Но как только мама заснула, время понеслось аллюром. Уже привычно открылось окно в другой мир, и я уверенно шагнула в него. На этот раз я не перекинулась и вышла на поляну одетая в платье и легкую куртку. Как и подозревала, в избушке горел огонек.

–Ну, что явилась, не запылилась,– этими словами встретила меня прабабушка, она сидела, развалившись на лавке в платье до пят, старом плюшевом жакете и пуховом платке.

Ее клюка лежала поперек стола. Как обычно на лестнице сидел Филя и недружелюбно косился на меня круглыми желтыми глазами.

–Вот сейчас как отхожу тебя клюкой! – проворчала бабуля,– будешь тогда знать, как не слушаться. Господи! Сколько горя себе и матери принесла, непослушанием своим.

Как знала, что явишься сегодня. Из-за тебя из-за сучки пришлось по слякоти тащиться.

Я, опустив голову, слушала справедливые бабушкины слова. Слезы ручьями текли по лицу.

Бабуля перестала ругаться и молча смотрела на меня.

Через некоторое время она сказала:

–Ну, все хватить ныть, слезами делу не поможешь. Давай выкладывай свою кручину.

Все еще шмыгая носом, я рассказала бабушке о последних событиях в подробностях, потому, что в телеграмме мы ей сообщили только, что папу убили.

–Я же тебе говорила, что кровью золото обернется,– вновь не удержалась от упрека прабабушка,– ну ладно, сейчас подумаем, как твоей беде помочь. Насчет энтих присланных служивых ты не переживай, я им такой отлуп устрою, рады будут отсюда ноги унесть. Слова твои все подтвержу.

Она, кряхтя, встала и сняла с печки закипевший чайник.

–Ты внучка бабушке не догадалась конфет городских принести,– спросила она неожиданно, – знаешь ведь, что у нас в сельпо одни подушечки каменные лежат.

Я покраснела и воскликнув:

–Бабушка я сейчас вернусь!

Выскочила на улицу, открыла проход, зашла к нам на кухню, взяла пакетик пастилы и вернулась назад.

Бабушка смотрела на меня со странным выражением на лице.

–Знала, что талант у тебя большой, но, чтобы так двери между мирами открывать, нужно талантище целый иметь,– с чувством сказала она.

Я протянула бабуле пастилу и сообщила:

–Мне повезло с местным оборотнем познакомиться, он моего возраста, его Тимом зовут. Он тоже, что-то про Дар говорил, который нужно у меня забрать. А почему ты не говорила, что тут оборотни живут?

Только, что спокойное бабулино лицо исказила гримаса. Верхние клыки со скрипом вылезли изо рта и прижали нижнюю губу. Руки скрючились, выпустив кривые когти. Ее глаза пылали красным огнем.

–Кто посмел!!! Ивашка, мерзавец! В порошок гаденыша сотру! Ишь, чего удумал, внучку мою без дара оставить! – низким басом проревела она.

После этого провела рукой над столом, и на нем появилось неизвестно откуда взявшееся красное яблоко.

Оно покатилось по кругу, оставляя за собой черную поверхность. Та вдруг вспыхнула сиреневым светом, и я увидела тускло освещенную комнатку, в которой за столом сидели четверо человек. В углу возились несколько рысят.

В одном из сидящих за столом я сразу узнала Тима. Рядом с ним сидела красивая темноволосая женщина, очень похожая на него. Напротив сидели два старика с длинными седыми бородами.

Бабушка дотронулась черным когтем до изображения одного из них и начала петь заговор. Старик схватился за сердце и начал падать на пол.

–Бабуля, не надо!!! – завизжала я и схватила ее за руку,– пожалуйста, не надо! Тим хороший.

Бабуля дернула рукой, и я улетела в угол.

Пока выбиралась оттуда, она села снова на лавку, а стол принял обычный вид, яблоко с него исчезло.

–Тьфу!– сказала прабабушка, шепелявя из-за еще торчавших клыков,– куда это годится, ну, кто тебя просил под руку лезть, ведь до смерти могла зашибить. И вообще, ты чего хочешь? Ты хоть поняла, что тебя без дара хотели оставить? Вишь, им до смерти хочется обратно на Землю попасть. Не нравится, что прапрадеды наши род их проклятый здесь в наказание заперли. Не над кем им здесь издеваться.

От недостатка любопытства я никогда не страдала и начала задавать кучу вопросов, начиная с бабушкиных клыков.

–Так, уж получилось, – вздохнула бабушка, – не выходит у меня полная метаморфоза. Не дает что-то во мне ее завершить. Дед считал, что это моя лекарская сущность мешает. До этого дня я так и думала, а сейчас на твоем примере вижу, что все это не так. Ты и лекаркой знатной будешь, перекидываешься в рысь, и без заговора в любом месте двери в Заповедье настропалилась открывать.

–Ох! Ума бы еще тебе побольше! – вздохнула бабуля,– чтобы на речи сладкие и горячие не велась. И как тебя бог уберег в этот раз?

–Тим сказал, что я не готова,– покраснев, сообщила я.

–Дурак, твой Тимошка! – сообщила бабуля,– наверняка советы матери слушал, она хоть хитра и коварна, а умишко небольшой имеет. Так, что повезло тебе в этот раз. Сейчас мы с тобой кое-чем займемся и никакие "умники" тебе не будут страшны.

Она что-то произнесла и я отключилась.

Когда пришла в себя, то обнаружила, что лежу голая на столе в избушке, а бабушка своим когтем что-то чертит у меня на животе.

В промежности немного саднило и пощипывало.

–Ага!– обрадовано сказала прабабушка,– очнулась, давай подымайся!

Я уселась на столе и с удивлением разглядывала свой живот испрещенный кровяными свастиками.

–Бабуля, ты зачем меня фашистскими знаками исчиркала,– возмутилась я.

–Молчи дура,– ответила та, – коль не понимаешь ничего. Это старинные рунные знаки. Я тебе про них еще ничего рассказывала.

–А откуда кровь появилась?– поинтересовалась я.

Тут бабуля немного смутилась.

–Ну, ты это, не расстраивайся, кровь это твоя, девственная. Грех я на душу опять взяла, ради тебя.

Я смотрела на клыкастую старуху, смущенно вытирающую руки окровавленной тряпкой, и не знала, что сказать. Среди всех неприятностей, которые свалились в последнее время на мою голову, потеря девственности беспокоила меньше всего.

–Ладно, бабушка, не переживай,– бодро заявила я,– топиться в омут не побегу.

Прабабушка начала плеваться через левое плечо.

–Ну, Ленка, язык у тебя без костей, хоть чего скажешь.

Но на лице у нее нарисовалось явное облегчение после моих слов. Наверняка, она ожидала не такой реакции.

–И для чего ты это делала? – спросила я.

–Как это для чего?– удивилась та, – теперь можешь со своими кавалерами, что хошь творить, дара твоего они забрать не смогут. Все силы твои при тебе останутся.

А мамашка Тимошкина, которая козни эти строила, останется с носом.

Она поглядела на мое смущенное лицо и усмехнулась.

–Да, не менжуйся ты так, Лена! Что же здесь такого, у вас молодых кровь кипит, все познать хочется. Это по теперешним законам ты еще дитя. А меня в тринадцать лет замуж отдали. Через год я уже не куклу нянчила, а робенка своего. Правда Федя мой был уважительный, да и побаивался он меня, прямо скажу. Я хоть и малолетка была, а силы не пример больше чем у него было. Копушку сена на стог легко закидывала.

Бабушка закончила с воспоминаниями и начала смывать с меня кровяные разводы.

Когда я оделась, она внимательно оглядела меня и сказала:

–Ну, все вертайся домой, да спать ложись. Завтра ведь на работу надо идти. За меня не переживай, и за субчика твоего тоже. Не трону я его. А этих, которые вынюхивать приедут, я быстро на место поставлю.

Она чмокнула меня в щеку и, застегнув жакет, шагнула в ночную темноту. Через мгновение и я, открыв переход, прошла в свою уютную спальню.

Я возвращалась домой с работы. Сегодняшний день, по сравнению с вчерашним был, как небо и земля. Больных почти не поступало. Мы большую часть просидели в смотровом кабинете с Евдокией Егоровной и чесали языки.

Потом я отчистила кафельные полы в двух кабинетах лизолом, намыла их до блеска и с сознанием выполненного долга, отправилась домой.

В погожий сентябрьский денек ехать в душном автобусе не хотелось, и я с удовольствием шла по улице, разглядывая витрины магазинов.

Неожиданно порыв ветра донес до меня знакомый запах, от которого дыбом встали все волосинки на теле. Я повела носом, пытаясь понять, откуда принесло этот запах, и увидела, как невысокий мужчина в рабочей одежде и кепке, скрывается за углом.

–Это он, убийца! – пронеслась мысль в голове, и я быстро зашагала вслед за ним. Небритый, плохо пахнущий мужчина шел без опаски, не глядя по сторонам. В руке он нес авоську с продуктами и бутылку водки.

Мы прошли квартал новой застройки и углубились в частные дома. Пройдя еще немного мужчина остановился перед калиткой у небольшого бревенчатого домика и посмотрев по сторонам зашел во двор. Меня он равнодушно окинул взглядом, видимо не запомнив в первый раз.

Я посмотрела на номер дома и отправилась домой. В душе все бурлило, от угрюмо-радостного предчувствия, что сегодня поквитаюсь с одним из убийц моего папы.

Как, по заказу мама сегодня работала в ночь, и не могла мне помешать в моих черных замыслах.

Когда я зашла домой, она что-то строчила на швейной машинке. Мы с ней поболтали, я рассказала о том, как прошел день, немного о сотрудниках. На мамины нравоучения я только согласно кивала головой.

Затем мы поужинали, и как всегда после этого я занялась мытьем посуды. Потом хотела немного почитать, но от возбуждения не могла усидеть на месте и решила намыть газовую плиту. Мама удивилась моему трудовому энтузиазму после рабочего дня, но возражать не стала. Мытье оказалось неожиданно долгим. Когда заканчивала свои труды, мама уже собиралась уходить. Мы чмокнулись в коридоре, и как только за ней захлопнулась дверь, я ринулась к гардеробу подыскивать себе одежду для ночной вылазки.

Все было готово, и сидела, дрожа от переживаний, бесцельно глядя в телевизор.

Наверно я на какое-то время выпала из реальности, потому, что когда очнулась, по экрану бежали черно-белые полосы, а на часах было половина второго.

Я надела темно-синий лыжный костюм, кеды и шапочку. После этого вышла из дома и осторожно пошла по освещенной улице, на которой не было ни единого человека. Так, не встретив никого, я дошла до старой части города. Здесь фонарей было гораздо меньше, но для меня это было безразлично. Я отчетливо видела все в призрачном зеленоватом свете.

Подойдя к приметному дому, я перепрыгнула через изгородь, мимолетно удивившись, как легко это получилось.

В доме не спали, из светящегося окна доносились пьяные голоса. Приникнув ко окну я увидела, что за столом сидят двое мужчин, и женщина. Та сидела в одной комбинации, держала в руке стакан с водкой и заливалась смехом. Лямка комбинации у нее, с одной стороны была спущена и открывала большую грудь.

Но мужчины, похоже, не обращали на алкашку никакого внимания, они громко спорили о каких-то деньгах.

Я застыла в раздумьях, из троих присутствующих только один был моей целью, и мне совсем не хотелось убивать свидетелей.

–Придется ждать,– вздохнув, решила я и спряталась в тени раскидистого куста калины.

Не знаю, сколько времени прошло, но свет в окне, наконец, погас. Прислушавшись, я поняла, что в доме все спят.

Подойдя к дверям, тронула веревочку задвижки, и мысленно проговорила заговор. Тихо звякнув, та открылась. Я неслышно вошла в дом, не дотрагиваясь ни до чего, втянула носом воздух, и безошибочно пошла к нужной мне цели.

Когда села верхом на спящего мужчину тот задергался и открыл рот, чтобы закричать, но когтистая лапа перехватила ему гортань, и он смог только тихо застонать.

–Не кричи и останешься живым, – прошептала я.

Он судорожно задергался, пытаясь сбросить меня на пол. Но сил, чтобы справиться со мной у него не хватило.

–Где золото?– вновь прошептала я.

–Какое, твою мать золото?– просипел бандит.

–Самородок, который вы украли для Бергмана,– пояснила я.

–Ты, кто?– снова начал дергаться мужчина.

Я сильнее сжала лапу, и он заговорил:

– Золото у Бергмана, а Бергмана мусора замели. Он нам кучу лавэ остался должен.

–Где второй твой приятель?– спросила я.

–Лука, что ли? Понятия не имею, он сразу из города ноги сделал, как ювелира взяли,– прохрипел бандит.

–На миг я задумалась.

–Вроде больше ничего с этого вора мне не вытрясти полезного, – пришла я к окончательному выводу и сомкнула когти на трепещущем кадыке жертвы.

Дождавшись, когда закончатся последние судороги, легко встала и покинула дом так же тихо, как вошла.

Потом я прибежала домой, залезла в ванну и пустила горячую воду. Мне надо было смыть с себя это жуткое ощущение, пришедшее ко мне в миг убийства. Я ненавидела себя, ненавидела свои способности, которые дали возможность самой творить правосудие. Но сейчас мне казалось, что так поступать было нельзя.

Выйдя из ванны, я пошла к буфету, выпила сразу пол флакона валерьянки и легла в постель. Мне оставалось до подъема на работу всего полтора часа.

Сон, однако, не приходил. В голове снова и снова звучал предсмертный хрип бандита. Мне не было его жалко, наоборот я чувствовала, что поступила правильно. Но все равно, меня до сих пор трясло, несмотря на выпитое лекарство. Наверно, этот поступок выбил весь запал мщения, и я чувствовала, что уже не смогу также просто убить ювелира и второго вора. Тем более, что они не убивали папу. И тут мысли перескочили на Бергмана. Убитый вор, говорил, что ювелира арестовали, но следователь об этом ничего не упоминал. Странно все это.

Подумав, решила, что в ближайшие дни в ломбард не пойду. Хотя, в то, что меня могут обвинить в смерти бандита, я нисколько не верила. Но привлекать к себе внимание, не хотелось.

Так и не сомкнув глаз, я встала и, насильно затолкав в себя завтрак, отправилась на работу.

После этого события, ничего экстраординарного не происходило. На девятый день мы с несколькими знакомыми съездили на кладбище. В этом раз мама вела себя сдержано, не кричала, а просто плакала стоя у могилки. Я тоже плакала вместе с ней. И мысленно говорила:

–Папочка родной мой! Прости, я еще не полностью отомстила за тебя. Твой убийца мертв, и клянусь, что отомщу и Бергману и Луке, пока еще не знаю, как, но отомщу.

Конечно, никто мне ответил на эти мысли. Но когда выходила с кладбища, то почувствовала, что тугая пружина сидевшая во мне все это время, понемногу разжимается.

Прошел месяц. С октября я начала ходить в вечернюю школу. В первые дни было очень странно сидеть среди взрослых, решивших продолжить свое образование. Большинство из них не училось несколько лет и, неожиданно для себя, я стала самой лучшей ученицей в классе. Меня начали ставить в пример другим ученикам, и естественно это не всем нравилось. Если парни не обращали на мои успехи внимания, и лишь посмеивались в ответ на замечания учителей, то несколько девиц, по возрасту недалеко ушедшие от меня, воспринимали все не очень доброжелательно.

Я старалась не обращать внимания на их ядовитые замечания, но когда в туалете одна из них замахнулась на меня, я схватила ее за руку, и отпустила, только когда та заверещала от боли. Потом эта Зинка ходила и всем показывала синяк на запястье. Но приставать ко мне перестали. Через две– три недели мы все перезнакомились, подружились, и больше таких проблем уже не появлялось.