Текст книги "Танцовщица (СИ)"

Автор книги: Аноним Katsurini

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Как скоро мне ждать постельной близости? Как себя вести?

– Ведите себя учтиво, но наедине можете дерзить, если вам этого хочется. А как скоро? Я не знаю. Пока вы не вызываете во мне желание.

Я растерялась.

– Вам ведь нравится танцевать, вот и танцуйте.

– А что нравится вам?

– А мне нравится смотреть, как вы танцуете.

– Но вы могли и дальше глядеть, не забирая меня к себе и не ставя метку.

– И продолжить тебе жить той жизнью?

– Я не понимаю.

– Ты мне нравишься, но не так, как ты привыкла представлять. Но я тебе даю свободу в пределах моего попечительства.

– Вы относитесь ко мне как отец?

– Отнюдь.

– Но вы мне в деды годитесь. Называете любовницей, а сами...

– Возраст разве важен? Ты – детородного возраста. Я – тоже. Сейчас сложно найти здоровую нетронутую женщину.

– Значит, я нужна вам для рождения детей?

– Посмотрим, милая, но я не исключаю этого. А пока танцуй. Я предлагаю сотрудничество. Свою защиту тебе от посягательств других мужчин, кров, одежду, еду, всё, в чём ты будешь нуждаться. В ответ хочу лишь верности.

– Но этого ведь мало. Вы мне даёте всё и даже больше – человеческое отношение. А что я могу дать вам?

– Поглядим. Пока на людях играй роль моей супруги, в танцах дари мне любование тобою. А во что это выльется – узнаем.

– Вы умеете танцевать?

– Умею, но это обычные светские бальные танцы. Тебе тоже следует научиться, пока зрение есть. Как и манерам. Читай, пока есть такая возможность.

– А зачем мы будем делить одну постель, если вы не относитесь ко мне как к жене или любовнице?

– Будем привыкать друг к другу. Чтобы я точно к тебе не относился как к дочери или внучке.

Как всё сложно!

– Позвольте задать личный вопрос. Оочень личный.

– Задавай.

– Какими способностями вы обладаете?

– Я могу создавать защитное поле, – после некоторого раздумья молвил он, – и блокировать способности другого мага.

– Это как?

– Сейчас уничтожают всех, кто имеет способности, считая магов помощниками Дьявола. Я умею закрывать таких людей, закрывать их способности, что даже те маги, что служат церкви, не видят их. Вот как тебя закрыл.

– Хотите сказать, что я маг?

– Что-то магическое в тебе точно есть. Ты когда танцуешь – светишься.

– Вы поэтому мне помогаете?

– И поэтому тоже.

То есть, он предлагает свою защиту, но попробовать жить вместе? Пока не испытывает ко мне никаких чувств, кроме покровительственных. Значит, она должна решить, хочет ли связывать свою жизнь с ним. Что будет, если влюбится в кого-то другого?

Этот вопрос я произнесла вслух.

– Влюбишься, говоришь? – усмехнулся Эжен.

– Ну, вы стары, как сами сказали. Я – молода. Возможно, я и смогла бы вас полюбить, как отца, может, даже не только. Но вдруг встречу кого-то молодого...

– Забудь.

– В смысле?

– Разведённая женщина не может выйти замуж повторно.

Я не понимала. Он, видно, понял это, поэтому пояснил:

– Свободу я тебе могу дать, но ты должна будешь жить отдельно либо как вдова, либо как бывшая жена. Тогда я обязан тебя вернуть твоей семье или оставить у своих родственников. Но повторно замуж ты уже выйти не сможешь. А в высшем обществе ты будешь моей женой.

– То есть, ни о какой свободы речи не шло с самого начала? – я не знала, плакать или смеяться от того, как он меня окрутил.

– Я ведь сразу сказал, что свободу дам, но только от себя самого. Но ты по-прежнему останешься моей женщиной.

То есть, у меня два пути. Либо закрепиться в глазах Эжена в качестве жены или кого-то ещё, чтобы он не захотел давать мне свободу. Либо получить эту свободу, но никогда не иметь семьи, как таковой.

Час от часу не легче!

Я встала из-за стола.

– И чем мне теперь заняться?

– Почитай в читальне.

Я подумала и согласилась.

Читальня встретила странным запахом, даже затхлым. А располагалась она под землёй.

– Этот дом ведь не вы строили.

– Конечно, не я. Я нанимал каменщиков.

Я недоверчиво скривилась.

– Это было давно. Я тогда только-только стал заниматься отцовским делом. Этот дом обошёлся мне с приличной скидкой, ведь я заказывал здание сельской школы. А дом, хоть и пятиэтажный, но маленький. И его чуть было после потопа не отобрали.

– Значит, строили до потопа...

Он вздохнул.

– Тогда времена были другие. Люди – добрее. Да и делали на славу, так, чтобы своими творениями можно было гордиться, чтобы созданное досталось потомкам, душу вкладывали.

Я сглотнула. Ему ведь много лет. Он должен помнить наших предков. Это я почти не помню ничего о родителям.

– Расскажи мне о тех людях, – попросила тихо,переходя на фамильярное обращение.

– О ком рассказать?

– О лекарях.

– Мой друг Карл Демонси больше знает. Всё же он трудился с ними бок о бок.

– Он знает о том, что ты – маг?

– Знает. Сам такой же.

Я ошарашенно замерла.

– Но раз он лекарь и маг, значит, лечить может.

– Я заблокировал его дар. В те времена не знал, зачем мне его послали наши Предки. Лишь после потопа понял о своём предназначении.

Надежда угасла так же, как и появилась.

– Значит, теперь он лечить не может...

– Может, но без магии.

– Так ты расскажешь? – решила отвлечься от безнадёжности я.

Он вздохнул. Вновь.

– Тогда лечили иначе. Не магически, но подбирали лечение индивидуально. Лекарь был не просто лекарь, а психологом. За исключением ранений, всё решалось с помощью трав и анализа своей жизни, неправильности мыслей или поступков. Считалось, что болезни насылают либо нам в наказание за ошибки, либо мы сами притягиваем их чувством вины или своей ненужности в этой жизни.

– А теперь?

– Сейчас хоть церковь и говорит о том, что болезни – кара за грехи,но при этом не пытается помочь человеку. Покайся в своих грехах! Исповедайся! Часть прошлого лекарского опыта они взяли на себя, но...

– Но...

– Но всё иначе. Задача не помочь, а заставить смириться, терпеть несправедливость и после смерти тебе это воздастся. А ещё постоянно хотят пожертвований, в общем, иначе всё. Раньше считалось, что нельзя терпеть несправедливость, обязательно надо было помочь нуждающемуся, направить его, чтобы он всё исправил. А сейчас ты либо раб, либо господин. И либо тебя покорят, либо ты. Раньше же все были равны. Все друг друга уважали. Больницы, в основном, раненых лечили, сейчас это хирургия называется. Зашивали раны, делали операции.

– Моя мама была лекарем в той больнице, – разоткровенничалась я.

– А отец?

– Я не помню. И маму не помню. Лишь когда ты привёз к Карлу, вспомнила об этом, и место показалось знакомым.

На плечо легла его ладонь.

– Мне жаль, что так вышло с твоей семьёй. У тебя есть братья-сёстры?

– Не знаю. Не помню ничего. Лишь как пряталась когда Москва горела. А маму... – я сглонула комок в горле.

Он вдруг притянул к себе и погладил по головке.

– Ты вспомнишь. Обязательно.

– Но разве не надо прошлое отпустить?

– Нельзя. Нужно помнить, чтобы вынести урок. Сейчас людям переписывают прошлое. Везде сплошной обман и подавление. Прошлое нужно вспомнить, как бы больно ни было. И своих предков. Знать, кем они были, как жили.

– А ты... – я подняла голову, заглядывая ему в лицо.

– Мы его помним, знаем.

Он провёл по моей щеке шершавой ладонью.

– У меня много дел. Читальня имеет свой каталог. Вот он, – и Эжен выдвинул один ящичек из комода. Вот гляди, с этой стороны русские названия, – и старик задвинул ящик и повернул комод. Выдвинул тот же ящик, но с другой стороны, – а здесь – французские. К слову, можешь читать карточку с двух сторон, наверняка что-то да запомнишь из французского, а некоторые слова ведь знаешь, отложится в памяти, как они пишутся.

Тут вот номер стеллажа и полки. Расставлено по авторам в азбучном порядке. Поняла?

Я кивнула. Разберусь.

– Хорошо. Первый ящик – естественные науки. Далее – языковые, философские, культурные и друге. Всё подписано. Если поняла, я пойду.

– Да, иди.

И он ушёл.

А я полезла в ящик с культурой. Мне ведь манеры учить...

Глава 4

В читальне я засиделась до ужина. С наслаждением листала пожелтевшие страницы, выведенные красивым почерком. Правда, отнюдь не правила поведения в обществе. Это были рукописи, написанные разборчивым аккуратным почерком. Воспоминания о прошлом, охватывающем период незадолго до последней войны и после, правда, титульный лист был переделан. И поверх надписи «7350* лета от сотворения мира» красовалась «1812 год от рождества нашего Господа». Последняя запись прекращалась тридцать четыре лета назад и подписывалась инициалами Е.Е.

Неужто он описывал собственные наблюдения? Или просто инициалы совпали? Но, война ведь была не тридцать с лишним лет назад. Я ничего не понимала. Другой войны я не помнила, да и не жила в то время. Неужто Москва горела дважды?

От двери раздалось покашливание. Я подняла глаза, захлопывая тетрадь.

– Госпожа Варвара, вас ожидают к ужину, – сказала молоденькая девушка моих лет в черном платье с белым кружевным передником.

Красивая. Служанка? Но... Какие отношения её связывают с Эженом? Крепостные и слуги ведь причисляются к рабам. И господа часто насилуют своих служанок. Но я смахнула мимолётное видение. Даже при том, что служанка имела округлости, где надо, образ насильника не вязался с Эженом.

"Не придумывай того, чего нет".

"И то верно!"

Я хотела взять с собою книгу и показать Эжену, но женщина переменилась в лице и начала активно умолять:

– Нет-нет, госпожа, книги запрещено выносить из читальни.

– А ты разве можешь мне что-то запретить? – я говорила спокойно и холодно, отчего девушка побледнела ещё больше.

– Но тогда меня накажут...

– И какое наказание?

– Розги, госпожа.

Что Эжен себе позволяет? Но книгу я поставила на место, затушила остаток почти полностью догоревших свечей, и пошла за ровесницей.

На этот раз накрыто мне было рядом с господином.

Приветствие, ничего не значащий разговор. Лишь когда служанка ушла, я осмелилась заговорить об узнанном правиле.

– Это правило не обсуждается.

– Но почему?

– Потом книга не возвращается на место и в итоге теряется.

– А почему слуги за это отвечают? Да ещё и так варварски?

– Чтобы исполняли. Настаивали, убеждали. Сейчас действует позиция силы. Книги в наше время редкость. Особенно старые книги.

Продолжать эту тему не стала. Решила перейти к более интересному вопросу.

– Я нашла "Записки о войне". Это ты написал?

– Да.

– Но что там с датой? Война была ведь пять лет назад. Не тридцать пять!

– Действует цензура. Так велено его императорским величеством.

– Но зачем?

– А ты как думаешь?

Ответа я не знала. Но, судя по тому, что наш народ оказался в рабстве, стариков не осталось, взрослые все боятся...

– Нам пытаются навязать иное прошлое?

– Да. Тартарии больше нет.

– Но ты ведь старик! Тебе не опасно вообще жить на виду?

– Я – француз. Нам многое прощается. К тому же, дворянин.

– А Наполеон?

– Нет, не победил. Считается, что победили мы. – Тартария?

– Нет. Российская империя. Даже упоминание Тартарии запрещено в литературе. Да и в обществе.

– Но ведь даже дети знали, наверняка помнят...

– Поэтому придумали чуть иное объяснение.

– Какое?

– Что в средние века здесь были татаро-монголы, которые в страхе держали всю Русь, собирали дань, имели орду, грабили, убивали... Пока иго не свергли.

– Бред! Но память людская коротка. Кто тебе расскажет?

– Родители.

– Да? У тебя есть родители?

– Нет.

– Многих ты знаешь, у кого есть родители?

Вспомнила, что детей почти сразу отрывают от матери, девочек в бордель, а мальчиков – церкви.

– Н-нет. Никого.

– Мальчиков отдают в интернаты, где воспитывают уже в любви к Богу и Царю. У девочек, считается теперь, нет души, а значит, она – не человек.

– Но как же так! Всё потеряно? Нас просто стёрли? Нас нет?

– Пока нужно выжить. Сохранить, что можно. А былое величие восстановить не сложно, как сейчас история переписывается, так потом и обратно перепишут.

– Но разве люди потом поверят, узнав, что их обманывали? Что обманывали их отцов и дедов.

– Не поверят.

– Но как же...

– Люди сами докопаются до истины, а нам нужно лишь оставить им ключики в том, что дойдёт до них.

Я задумалась и продолжать разговор не стала.

– Я раздобыл тебе музыку.

И он протянул шкатулку. Стоило её открыть, как полилась приятная музыка. Там угадывались ноты из балета.

– Но как?..

Вот только Эжена рядом уже не было. Столько вопросов крутилось у меня на языке. Откуда он её взял? Как быстро сделал? Кто ему сделал? Неужто производство звукозаписывающих устройств сохранилось? И это только часть их.

Я встала из-за стола, взяла шкатулку и отправилась в читальню.

Читала и слушала музыку, а спустя два часа пошла тренироваться.

Примечания по главе:

7350 лет от сотворения мира – по старому летоисчислению, разнящемуся с Рождеством Христовым на 5508 лет. По официальной версии летоисчисление у нас поменялось по указы Петра Первого в 7208 году, когда он повелел перейти на юлианский календарь, сделав 7208 лето 1700 от Рождества Христова. Но многие книги в царской России подписывались до революции двойным летоисчислением.

7350 год – это 1842 год от Р.Х.