Текст книги "Танцовщица (СИ)"

Автор книги: Аноним Katsurini

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Ну что?

– Если не брать в расчёт стёртые ноги и чрезмерную худобу, а также её глаза, то Варенька здорова.

– Что со зрением?

– Вот с ним – худо. Может наступить полная или частичная слепота.

Как же так? Не может этого быть!

– И ничего сделать нельзя?

– Увы. С современными "достижениями" ничего. Оперировать не возьмусь.

Мой ухажёр поджал губы. Недоволен?

– Благодарю, Карл!

– Не стоит. Обращайся!

Когда мы уже уходили и Эжен пожал руку Карлу, услышала тихое:

– Она девственна!

– Спасибо. Я зайду вечером.

– Заходи.

Мы вышли на улицу, сели в карету. Эжен назвал кучеру адрес.

– Куда мы теперь?

– К модистке.

– А это кто?

– Мастерица одежды.

– А...

– Вы удовлетворены осмотром?

– Нет.

Я закусила губу. Значит, зря я мучилась с выбором и угрызениями совести. Теперь вернут меня обратно учителю. Но стало отчего-то обидно. Именно мне.

– Но со зрением ничего не поделаешь.

Я вдохнула поглубже, велев себе успокоиться.

На руку опустилась шершавая ладонь.

– Боюсь, выступать вы слепой не сможете. Во всяком случае, в Большом. Так что о карьере танцовщицы придётся забыть. А пока – наслаждайтесь своими танцами.

– Хотите сказать, что наш договор в силе? – не поверила я.

– А разве что-то изменилось? Ваше зрение не влияет на ваше очарование.

– И что вы во мне нашли? – буркнула себе под нос. Ну, правда, замухрыжка.

– И правда, что?

Он вдруг рывком поднял меня и усадил к себе на колени.

Вытянул шпильки из моих волос, позволяя им упасть на плечи.

– Кто вам стриг волосы?

– Парикмахер, – уточнять, что один человек из труппы, оттачивающий своё мастерство на наших волосах, не стала. Всему учились мы сами, разве что танцах обучал Этьен.

Старик скривился:

– Слишком короткие.

Волосы были чуть ниже плеч. И что ему не нравится? Раньше у меня даже под горшок были.

Его лицо оказалось напротив моей груди. Руки же скользнули по щеке, шее, заставляя меня всю сжаться.

И в следующий миг он притянул моё лицо к своему, впиваясь поцелуем.

Мой первый поцелуй. Хотелось вырваться из его объятий и забиться куда-то в угол.

Прервался так же неожиданно, как и начался.

– Так не пойдёт, ты слишком зажата.

– Но...

– Давай так: сейчас ты меня поцелуешь. Сама. Только представь кого-то, кто тебе нравится хотя бы.

А мне никто никогда не нравился. Этьен был красив, но вызывал во мне лишь отвращение. Мужчин труппы я не воспринимала как привлекательных, ведь их знала и ничего хорошего в них не видела.

Я скользнула по карим глазам своего почти любовника, носу-картошке, губам...

"А при близком рассмотрении он вполне ничего, если не видеть этих морщин, которые напоминают о его возрасте".

"Не буду я целоваться!"

"Тогда наслаждайся!"

И она осмелилась. Точнее тело перестало слушаться, а губы его всё приближались. Я даже зажмурилась. Чмокнула, но меня тут же обхватили сильные руки, одна в области талии, другая – придерживая затылок. Я неумело прикоснулась, а его губы, в противовес рукам, ответили нежностью и неожиданным наслаждением.

А целоваться он умеет. И что таить, мне понравился этот поцелуй. Именно мне, не ей. И даже борода и усы не кололись, а ведь раньше я считала иначе.

И только я стала наслаждаться ощущениями, как ощутила сильное жжение на груди. Попыталась отстраниться, но мне не позволили. От боли даже слёзы на глаза навернулись. Когда же жжение прошло, и я смогла вырваться из плена его рук, села напротив, всхлипнула, борясь с обидой, и бросила с упрёком:

– За что? – в том, что виноват он, я ничуть не сомневалась. Обманул меня.

"Но ты ведь сама решила, что один старик лучше, чем кто-то из труппы или вообще множество мужчин".

"Да, но я думала, он – хороший, порядочный. Лучше чем кто-то из труппы. А он обманул. Предал моё доверие!"

– Это метка. Твоя защита от посягательств на жизнь и честь, – пояснил старик.

Что он сказал? Метка? Где-то я слышала это слово. Давно когда-то. И это что-то связано с...

– Вы – маг? – удивлённо признала я.

– Громко сказано, милая. Сейчас за такие слова могут сжечь на костре. И тебя в том числе, как спутавшуюся со мною.

– Но метка от вас не защищает.

– Так моя ж! – гордо молвил он.

Странно, но сейчас я не испытывала к старику отвращение. Лишь раздражение и обиду. А ещё обречённость. Я попала-таки в паутину, расставленную этим пауком. И пути назад уже нет.

"Ну вот и смирись. И наслаждайся!"

"А ты молчи!" – велела этому второму Я.

Решила отвлечь свои мысли вопросом:

– А тот, на ком применят метку не подаст на вас жалобу в церковь?

– Не сможет. Метка затуманивает разум обидчика, как только он начинает думать о тебе, мысли и желания тут же испаряются.

– А если кто другой увидит, как действует метка?

– Действие метки незаметно для окружающих.

– Вы об этих гарантиях говорили?

– Да. Ты – только моя. Поняла? Измен я не прощаю, как и предательства, – в его голосе сквозил металл, хотя тон был тихим и обманчиво ласковым.

Предательства? Хм. А сам только что разве не предал моё доверие?

– Если б я хотела иметь много мужчин, то достаточно было сбежать от Этьена. Но я согласилась с вашими условиями. Не ради денег и достатка. Не нужны они мне, хотя пользоваться ими и приятно. А только ради того, чтобы у меня был единственный мужчина, – признаться оказалось легче, чем успела об этом подумать.

– Хорошо, – хмыкнул он. – Иди сюда, – и похлопал по своим ногам.

Что ему вновь надобно? Ему будто всё мало! Неужто решил добить? Заупрямиться? Попробовать испытать его терпение?

– Снимай эту пачку.

– Что? – не поверила я. Образ порядочного старика трескался, будто зеркало.

– Могу помочь. Или ты не поняла, о чём речь?

– Поняла, – буркнула в ответ. – Тут холодно.

– Ничего страшного, скоро согреешься!

Я вновь покраснела.

– А если я откажусь? – спросила осторожно. Ну вот и новое рабство, новый хозяин. Только Этьен не насиловал. А этот... этот... Слёзы брызнули из глаз. Дура! Сама виновата! Продалась этому старику! Попробовать сбежать? И не буду изменять, но... – я бросила взгляд на дверь.

– И не думай! А то узнаешь, что бывает за неповиновение.

Хочу ли испытать его наказание? Я всхлипнула, начиная паниковать. Пожалуй, не стоит его злить. Кто его знает, какими способностями он обладает!

– Может, отвернётесь?

– Нет.

Я отвернулась и начала раздеваться. Ведь про то, что должна к нему лицом находиться, речи не было.

Разделась, догола.

Он встал, подошёл ко мне, развернул к себе лицом рывком за талию. Скользнул по телу беглым взглядом.

– Кожа да кости.

– Какая есть, – огрызнулась в ответ.

– Можешь дерзить, имеешь право, – ответил снисходительно.

Я покрылась мурашками. Холодно.

Его руки скользнули по груди, заставляя отчаянно краснеть. По телу разливалась волна жара. На левой груди, там, где недавно жгла метка, красовался красный ожог, в виде солнышка. Он прикоснулся к покрасневшей коже, и она засветилась и жечь перестала, зато принялась расползаться по всему телу.

Сердце же готово было выпрыгнуть из груди от волнения. Холода больше не ощущалось.

Но старик медлил и ничего не предпринимал, наблюдал лишь. Разве что руки убрал и просто смотрел на моё тело или увеличивающуюся метку.

– Что ж мне с тобой делать-то?

– Одеть? – предложила я.

– Во что?

– В пачку.

– Нет! Пачку на голое тело не надевают. Кто там её до тебя носил? И вообще, теперь костюмы будут шиться на тебя.

Меж тем метка заполнила всё тело. И даже лицо начало светиться. А потом просто погасла, не оставив и следа на теле.

– Ладно, надевай обратно свою пачку, – снисходительно буркнул он и сел на своё место.

"Я ему безразлична, – сделала я вывод, ведь наблюдала за его мужским достоинством. – Зачем он тогда со мной возится? Не понимаю".

– Эжен... – начала я, одевшись.

– Так называть можете меня наедине, – вновь перешёл он на официальный тон. – А на людях – Евгений Евгеньевич.

– Хорошо, Евгений Евгеньевич, зачем я вам? Вы ведь ко мне равнодушны.

– Я же ясно дал понять.

– Нет. Вы только что глядели на меня, и даже прикасались, но...

– А должен реагировать как отрок в период полового созревания?

Я смутилась.

– Вы хотите начать наши постельные отношения прямо в карете?

– Н-нет... – а ведь я даже не предположила, что он может это сделать. Боялась больше просто оголиться.

– Тогда не провоцируйте меня.

– Но до того ведь держали меня на руках и даже целовали...

– Вот-вот, именно что целовал, если вы не заметили. Проявлял интерес. Разве нет? Или вы хотите сразу перейти к отношениям...

Я приложила руку к его рту, чтобы не продолжал. Но он взял меня за пальчики и отвёл руку, глядя в глаза:

– Я хочу дать вам немного времени, чтобы освоиться и перестать меня шарахаться. Если вы уже готовы, то можем...

Я прикрыла рот уже другой рукой.

Карета остановилась.

– Погодите меня здесь, дорогая, – старик встал и вышел, впуская прохладный воздух. Я же подобрала к себе на лавку ноги и сжалась в комочек.

Его не было так долго, что я успела даже задремать. А проснулась от потока воздуха и стука от захлопнувшейся двери.

– Вот! – положили напротив меня коробку.

– Что это?

– Сама переодеться сможешь? – и, получив кивок, добавил: – Я пока пройдусь по магазинам.

– Так мы же, вроде бы, к модистке собирались.

– В этом – нельзя! – отрезал почти любовник.

Взял только мою левую руку, посмотрел на неё и ушёл.

С трудом, но я влезла в корсет. Просто застёгивался тот на спине. Но он был велик мне. Или я такая худая. Поэтому зашнуровала его спереди, а потом просто повернула вокруг тела. С короткими портками с рюшами я долго не понимала, что делать. Понятно, что мне. Но всё это такое большое, что с трудом удерживалось на гашнике*.

С платьем вышло сложнее. Корсет не позволял выгнуться, как следует, поэтому зашнуровала его на спине кое-как. Как же одеваются состоятельные дворянки, ведь такой гибкости не имеют.

На плечи легла дорогая меховая накидка. Влезла в те же сапоги, что выдала мне девушка в Большом театре.

Когда явился старик, я была готова.

Окинул довольным взглядом и улыбнулся.

– Давай сюда левую руку.

Спорить и спрашивать не стала, просто послушалась.

Надел золотое колечко и перстень на левую руку. На его левой руке было такое же.

– Это зачем?

– Чтобы люди вопросов не задавали. Кстати, как тебя по-отчеству?

Я задумалась, силясь вспомнить. Но даже лица отца не припомнила, да и имени тоже. Будто стёрли всё.

– Ладно, я всё понял. Тогда будешь Варварой Карловной. Ну а фамилия, раз мы женаты, то Арманд.

– А мы женаты? – уточнила я.

– Для посторонних – да. Внебрачные связи осуждаются обществом, хотя многие развлекаются с крепостными. Но по правилам этикета девушка должна быть с компаньонкой, матерью или отцом, братом. Либо женщина в обществе сына, дочери, мужа.

– Понятно.

– Вот и отлично!

– А если кто из знакомых встретится?

– Пусть потом сплетничают, мне не жалко. А теперь пойдём к модистке.

Я вложила свою руку в его и последовала за своим... Кем? Мужчиной. Псевдо мужем.

Когда меня увидела модистка, растеклась тёплой лужицей в лести. Стало противно. А я тут же замкнулась в себе. Меня раздели вновь, чем допекли окончательно, брезгливо оглядели тело, посетовали на плоскую доску. Что-то там ещё женщина бормотала по-французски, но я таких слов не понимала. Одно разобрала: "и что он в ней нашёл!"

Но на этот вопрос я и сама ответ не знала. Мне подогнали по фигуре уже имеющийся корсет и платье, а также портки, прозванные панталонами, сняли мерки, дали выбрать несколько шляпок, перчаток и прочие мелочи и радости. Старик же пил какао и читал газету, ожидая меня.

А ещё я слышала, как модистка отзывалась о моём "муже", как об очень привлекательном и богатом человеке. Одна из её работниц сказала, что староват только, на что прлучила ответ, что не страшно. Некоторые мужчины с возрастом не теряют перцу в перечнице и даже наоборот, ей вот молодые не нравятся. Ловеласы, но как семьянины – фи.

Я же, одевшись, жалась в свою меховую накидку. И если раньше к холоду была привычная, то за сегодня совсем меня заморозили.

Мне собрали несколько нарядов, а новые пообещали через несколько дней, мол тогда будут готовы. Эжен расплатился, оставил адрес, куда доставить, и мы уехали.

– Куда теперь?

– Я обещал тебя вернуть Этьену вечером. Вот, возвращаю.

Я вся сжалась. Страшно к нему возвращаться.

– Не паникуй раньше времени. Ближе к ночи я тебя заберу. Любовнице полагается быть там, где ей положено.

– И где же?

– В постели барина. К слову, тебя хотя бы пощупать полагается.

– Это вы о чём?

– Ты должна быть измождённой, зашуганной и уже не дественницей.

– Так если я буду такой, толку с тренировки?

Он задумался. Мы как раз остановились. Правда, не рядом с Большим. Я выглянула в окошко. Трактир какой-то. К слову, уже темнело.

Мы зашли туда, поели. Довольно скромно, причём, он ел то же, что и я, только в,чуть большем количестве. Он молчал, думая о чём-то своём.

Потом всё же поехали к Большому театру.

И, пока ехали, мой любовник велел мне переодеться в пачку, потом встать на колени на лавку кареты, задрал юбку и спустил панталоны.

– А может... Не надо... – дрожащим голосом спросила я, вот теперь испугавшись не на шутку. Неужели вот так?

Он же их снял.

– Надо.

Толкнул меня раз, другой, потом юбку опустил.

– Страшно? – прошептал у самого уха.

Я кивнула. Всё ещё пребывая в ужасе.

– Вот, бойся!

– Это ведь не взаправду, – я всё же не хотела верить. После всего, что он мне сказал и что сделал.

– Ну да. И хоть ты у нас немая, должна представлять, что я с тобой делал и чего следует бояться.

– А вы думаете, что после изнасилования я смогу тренироваться?

– Милая, меня это не должно волновать. Я за тебя заплатил.

Одежду я оставлю твою здесь. Снимай все украшения. Ночью заеду, переоденешься. А пока иди в том, в чём пришла. Никаких дорогих подарков. Иначе отберут.

Встречал меня Этьен. Выбежал, как мы подъехали. А я, как его увидела, так разревелась. Не потому, что пережила сегодня ужас, а потому что увидела свой кошмар.

Эжен отвёл Этьена в сторонку и что-то сказал. А я еле передвигала ноги. Взаправду. Просто возвращаться в прежнюю жизнь не хотела всеми фибрами души. Даже тело противилось этому.

Эжен дал несколько монет Этьену, чинно вошёл в карету, обернулся, улыбнулся мне сальной мерзкой ухмылкой и бросил на прощание:

– Отдыхай, крошка, скоро продолжим! – и захлопнул дверцу кареты.

Кучер взмахнул поводьями, а я упала наземь, не в силах переставлять ноги.

По щекам текли слёзы.

Этьен же понял всю эту сцену превратно. Подхватил меня под руку и потащил в здание большого театра.

– У тебя час отдыха, – бросил он меня на какой-то диван в гримёрке. – Потом как хочешь, а чтобы могла танцевать! Девятка, позаботься о Пятнашке. Поставь её на ноги.

А у меня кровь течёт по ногам.

Неужели старик вот так, играючи, лишил меня девственности?

Слёзы душили меня. На душе было так паршиво, что жизнь утратила краски.

Через час я не встала. Слабость была такая, что просто кошмар. А ещё видела знакомых, с кем жила бок о бок много лет, видела в их глазах ненависть, временами зависть, и лишь одна Девятка глядела сочувствующе и отпаивала меня каким-то отваром.

Потом явился Этьен с Эженом. Старик взглянул на меня.

– Она не может встать! – заступился учитель.

– Что значит, не может? – возмущался тихо старик. – Я тебе заплатил больше положенного!

– Возьмите Девятку, господин!

– Нет. Мне нужна Пятнашка. Надеюсь, её никто из твоих прихвостней не касался! Не дай Бог что подцепит!

– Что вы, что вы! Только Девятка с ней находилась. Заботилась о девушке.

– Я покажу её лекарю. И Эжен подошёл ко мне, наклонился и взял на руки, будто пушинку.

Я лежала и старалась не подавать признаков жизни, спрятав лицо у него на груди. Сразу накатило спокойствие.

Чудно! А ведь я этого старика знаю всего один день, успела разговориться и проникнуться доверием. Правда, похоже, он уже взял меня, как продажную девку, но... Сделал это, хотя бы, безболезненно.

А в карете из объятий не выпустил.

– Что он с тобой сделал? Метка не активировалась. Как он этого добился? – прошептал старик мне на ухо, обжигая своим дыханием мне шею.

– Я не знаю, что со мной. Как ты ушёл, ноги не носят. Наверное, от того, что ты сделал...

– Что я сделал? И что же?

– Ну, того... – я смутилась.

– Чего?

– Ну, девственности лишили...

– Чего-чего? Я тебя не трогал.

– Как не трогали? – подняла я удивлённо голову.

– Боже, Варя, ты меня в могилу раньше времени сведёшь! Нельзя быть такой впечатлительной! – и зарылся в мои уже распущенные волосы.

– А кровь?

– У тебя кровь? Там? А лунные дни когда должны быть?

Я пожала плечами.

– Но лекарю тебя надо будет показать. Поехали к Карлу! А я ведь только от него. Ни на миг тебя нельзя оставить!

А я сейчас вдыхала его запах, и он уже не казался мне отталкивающим. Наоборот, каким-то родным и успокаивающим. И под мерный стук колёс я уснула.

Разбудил меня свет и приглушённые голоса.

– Что с ней?

– Старый кобель! Всё, что угодно может быть!

– Да не трогал я её.

– Совсем-совсем?

– Метку поставил. И всё. Может, конечно, лунные дни, но она ходить не может. Психологическое?

– Подержи её, я возьму кровь на анализ.

Я заворочалась, показывая, что проснулась.

– Всё хорошо, Варенька. Мы только осмотрим, – прошептал Эжен, поглаживая меня по головке. – Тебя точно никто не бил или толкнул может быть? Упала?

– Нет, только помогли дойти до лежанки.

Карл отошёл от меня, поставил подсвечник рядом с какой-то штуковиной. И стал что-то разглядывать в чёрную штуковину.

– Да, лунные дни. Слабость может иметь разную причину, в том числе и в эти дни. Отдыхайте. Если завтра станет хуже – обращайтесь.

– Благодарю, Карл.

– Пока не за что.

Мой старик взял меня вновь на руки и понёс к выходу.

– Как ты? – спросил, сев в карету и велев кучеру везти домой.

– Ты рядом – значит, всё хорошо.

А он стал целовать меня. Нежно и в то же время неистово. То и дело сжимал меня в объятиях, вновь целовал. Будто, правда, испугался за меня. И сейчас эти поцелуи были мне в радость.

Потом мы приехали. Так же на руках Эжен внёс меня в дом. Пронёс в спальню, хотел уложить на постель.

– А у тебя можно хотя бы ополоснуться?

– Да, конечно, – и он понёс куда-то ещё.

– Сама помоешься или...

– Или... – просто сил совсем не было. И плевать, что он меня увидит, будет касаться. Ему можно.

Открыл воду. Рабочий водопровод! Ого!

Усадил меня в чистейшую белоснежную ванну. Снял с себя сюртук, жилет, рубашку или как это всё называется... Снял и портки, оставшись в одних панталонах.

Меня раздел.

– Да, помыться тебе не помешает!

И он меня начал мочить горячей водой да намыливать. Отмыв тело, перешёл к волосам.

Завершив банную процедуру, вытер и отнёс в постель, надев тонкую сорочку да панталоны с подвязкой.

– Спи, моя Варварушка, отдыхай.

– А ты?

– Я тоже скоро приду.

Я кивнула и спокойно уснула.

примечания по главе:

гашник* – (Даль) Гачник, гашник, гасник, гачень, гач м. ремень, веревочка, снурок, тесма, для вздержки и завязки шаровар, понёвы или порток.

Глава 3

Проснулась я от вкусных запахов, от которых текли слюнки.

Приоткрыла один глаз, затем другой. Солнышко только-только встало.

– Доброе утро! – приветствовал меня старик. Точнее, не так. На старика он мало походил. Лицо было прежним. А вот тело – рельефное, сильное и вовсе не стариковское, и в одних панталонах. Вновь. Часть волос и бороды была мокрой. Умывался?

– Сколько тебе лет? – вместо ответа спросила я.

– Шестьдесят.

– Ого!

– А тебе? – не остался в долгу он.

– Около семнадцати.

– Значит, он знает, – это он об Этьене?

– Нет, он наврал с три короба. И каким-то образом угадал.

– Я б тебе больше четырнадцати не дал.

– Значит, совращаешь малолетку!

– Остра ты на язычок. Как самочувствие?

– Доброе утро! – я вспомнила, что не поздоровалась. – Надо попробовать встать.

– Вставай.

Потянулась и встала. По-моему, всё в порядке. Хотелось петь и танцевать.

– Никогда ещё не была так счастлива, – не смогла не поделиться своим настроением и улыбнулась.

– Ты меня уже не боишься?

Я подошла к нему и обняла за шею. Странно, но сейчас это было так естественно, будто мы много лет женаты.

– Нет. Ты, наверное, меня околдовал. Как только метку поставил, так я и перестала бояться.

– Может, совпало, – задумчиво ответил он, – и ты успокоилась данным мною гарантиям.

Я лишь пожала плечами. Что гадать? Сейчас я уже не жалела, что согласилась. Особенно после своего возвращения в труппу. Не хотела их даже видеть.

"Нельзя так говорить!"

"Это почему же?"

"Пусть они не благородные, но они – тоже люди. И ты с ними делила кров, тяготы и невзгоды. Вместе. И вы друг другу помогали. Нельзя вот так вычеркнуть людей из своей жизни, если ваши пути просто разошлись".

"Сегодня ты не с той ноги встала?"

"С чего ты взяла?"

"Поучаешь и выступаешь в роли совести".

"Я просто создаю противовес твоим мыслям. Жизнь – это выбор. Постоянный".

– Что со мной будет, когда ты наиграешься мною? – спросила вслух, завершив разговор со своей второй Я.

– А ты развивайся, чтобы я не наигрался.

– Ты правда хочешь, чтобы я была твоей любовницей?

Он закатил глаза. Вздохнул.

– Женщина!

– Что? – не поняла я.

– То ты говоришь, что ты меня не возбуждаешь и обижаешься, то – наоборот.

– И вовсе не обижаюсь! – возразила я.

– Ещё как обижаешься!

Я задумалась, а он положил свои широкие ладони мне на талию.

– Ты такая тоненькая и хрупкая.

– Почему ты до сих пор не женат?

– Я был женат. Жена умерла после родов. Сын тоже недолго прожил.

– А спасти?

– Спасти не удалось.

– Давно это было?

– Тридцать лет назад.

– А почему больше не женился?

– Не знаю. Женщины были. Зачем жениться, если и без женитьбы могу обеспечить свою женщину. Зато надоели друг другу, так разбежались. Зачем себя мучить?

– А дети?

– Детей не было больше.

– Прости, – видно, я задела за больное.

– Не страшно, я уже привык к мысли, что их не будет.

– А взять приёмыша. Наверняка после войны много сирот.

– Нет.

– Что нет?

– Никаких детей! И хватит об этом!

– А если я понесу.

– Вот как понесёшь, тогда и вернёмся к разговору о детях. Завтракать будешь?

– Сперва тренировка.

– Хорошо. Тренируйся.

Он выпустил меня из объятий, а я разочарованно вздохнула. И на что надеялась?

– Ох уж эти женщины! – услышала его бормотание себе под нос. – Тут тебе прислали от модистки несколько костюмов. Погляди, в чём тебе удобнее будет тренироваться, – и он показал на ящик. – Как соберёшься, иди в соседний зал. Кстати, я раздобыл для тебя зубную щётку, гребень. Всё в соседней уборной.

– Благодарю, Эжен.

– Называй меня Женей. Всё же это по-русски звучит. Но только наедине.

– Я помню.

Он прикоснулся к моим губам большим пальцем, провёл по ним, затем притянул к своим. Поцелуй вышел нежным, но недолгим.

Всё равно, какое-то подвешенное состояние.

Эжен ушёл. А я осталась. Чудно себя ощущала. Будто не на своём месте Неужели я такая легкомысленная оказалась и ради вот этого всего готова лечь с ним в постель?

Но солнышко уже встало, а я не привыкла так много бездельничать. Поэтому прошла на носочках в уборную, умылась, причесалась, собрав волосы в пучок на затылке. Кровотечение прекратилось, что было странно. Но я всё равно надела подвязку.

Оглядела себя в зеркало. Полупрозрачная ночнушка больше открывала, нежели скрывала. И Эжен обрядил меня в это? Или это одной из его бывших любовниц? Вдохнула глубже.

"Спокойствие. Да, были женщин у него до тебя. И что?"

"Ничего".

"Зато глянь какая нежная ткань. И тебе позволено её носить!"

"Всё верно! Надо наслаждаться тем, что имеешь! Пока пинком под зад не вышвырнули на улицу".

Сняла сорочку и прошла к ящику с покупками.

Внутри было несколько разных тренировочных костюмов с длинными юбками. И один – облегающий чёрный с короткой юбкой, едва прикрывающий причинное место. Я примерила его, хотя и стыдно было такое надевать. Сел он на меня, словно вторая кожа.

Я пересмотрела остальные и заметила, что юбка отстёгивается. И её вполне можно надеть к этому чёрному. Что я и сделала. Оглядела себя в зеркало. Вполне приемлемо. В этом наряде и отправилась в тренировочный зал.

Пока шла, раздумывала над тем, откуда здесь тренировочный зал. Неужто для любовниц Эжен сделал? Если так, то значит, у него страсть к танцовщицам. Недаром же он даёт деньги разным труппам, как вот Этьену дал.

Отчего-то чувствовала себя грязной. И оставить позади тяжкие думы не выходило.

Зал встретил множеством зеркал. Даже репетиционный зал в Большом казался меньшим, при всём величии потолков, здесь они были ещё выше, а ещё образовывали свод. Зал оказался круглым. И, за исключением пола, зеркальным. Да и дышалось тут легче. И в самой сердцевине купола находилось окно, в которое проникал солнечный свет. Красиво! И как-то волшебно.

Я закрыла за собой дверь. И как найду выход обратно? Но на полу была выложена мозаика в форме многолучевой звезды и какие-то разные незнакомые символы. Прямо под моими ногами оказался символ двух стрелок влево-вправо и третьей линии. Другого такого символа не было, и я решила, что выход найду, при условии, что останусь зрячей. Ладно, мысли долой. Надо наслаждаться здешней красотой.

Все мысли тут же выветрились. И захотелось танцевать. Но сперва – разминка.

Увлеклась так, что не заметила зрителя. Одно из зеркал отворилось, являя на пороге Эжена.

– И давно ты тут? – отчего-то испытывала смущение, будто за мною подглядывали, когда я моюсь.

– Нет, недавно. Ты уже несколько часов занимаешься, пришёл позвать тебя на обед. Завтрак ты уже пропустила.

Так много времени?

– Что это за зал? – я протиснулась в дверной проём, решив, что тренировка окончена.

– Да так... – ушёл от ответа он.

Ладно, не хочет говорить, не обязан. Кто он, и кто я? Я даже не стала обижаться. Вот только иллюзии осыпались пеплом. На что я надеялась? Что займу особое место в его жизни? Вряд ли он кого-то может полюбить. Да, относится по-человечески, но не более того. Я – лишь его постельная игрушка.

Как себя ведут постельные игрушки?

Я прошла в спальню. Он – за мною. И вдруг надоело всё. Не хочу жить ожиданием. Раз я постельная игрушка – так тому и быть. Не хочу этих ухаживаний. Не хочу разочарований!

И я, больше не смущаясь, сняла тренировочный костюм, оставаясь лишь в подвязке, но и её сняла. Эжен замер.

– Ты говорил, что хочешь меня, просто не показываешь. Так вот, я желаю, чтобы ты взял меня прямо сейчас, – и это говорю я? Или другая Я? Нет, именно я.

Вторая моя суть молчала. – Как тебе удобно? – вспомнила, как изображал слияние в карете. И встала на лежанку на колени. – Вот так?

– Оденься! – бросил он и вышел.

А я вдруг ощутила себя грязной. Такой, что даже этот дворянин побрезговал меня взять.

Слёзы душили меня. Я закрыла глаза и попыталась успокоиться.

"Успокойся, ты слишком худа пока что. Он же ясно выразился: кожа да кости".

"Зачем тогда я ему?"

"Ну, мало ли зачем. Он тебе обещал вознаграждение, если вы разбежитесь. Да и сейчас условия, каких никогда не было. Так чего ты возмущаешься?"

"И вовсе не возмущаюсь... Просто..."

"Куда ты торопишься? Потерять невинность? Её потом не вернёшь".

"Но ведь я всё равно его. Иначе зачем метка? Днём раньше, днём позже..."

"Он – старик. В его возрасте уже многим не до постельных утех. Они больше любят общаться, платонические отношения".

Слова моего второго Я успокоили. Немного. Вот только я себя не лучшим образом сегодня показала. Изменится ли его отношение ко мне?

Я оделась в то платье, что вчера Эжен купил до модистки, которое та подшила по фигуре, и вышла из комнаты.

Спустилась по лестнице вниз. Всюду были огромные арочные окна. Лестница – мраморная, широкая. Тряхнула головой, смахивая наваждение. Неужто тоже допотопный дом?

Столовая оказалась огромная, и явно не на двух человек. Накрыто же было лишь на двоих. Неужели мне оказали честь и готовы разделить со мной трапезу? Эжен уже сидел.

– Садись! Слуг я отослал.

Я бросила взгляд на противоположную сторону длинного стола, где располагались приборы. Прошла уже к своему стулу. Эжен не двинулся с места. Где же его обходительность?

Подошла уже к столу, но передумала садиться. Взяла блюдо и приборы и отнесла их к Эжену, поставила рядом. По левую руку от него. Затем, взяв бокал и понюхав, поставила его на прежнее место. Взяла стакан. Запаха почти не было у вишнёвой жидкости, и я пригубила. Взвар. Залпом его выпила. Потом взяла кувшин, удостоверилась, что там взвар, и перенесла его со стаканом к старику.

Он молча наблюдал за моими действиями.

– Надеюсь, вы не против.

– Нет.

– Благодарю.

Села за стол.

– Я хотела с вами поговорить.

– Ешьте, поговорим после.

Я бросила взгляд на зажаренного поросёнка, потом на какой-то странный суп. И решила начать с супа.

Эжен не ухаживал. Просто ел то, что уже было наложено на его тарелки.

На столе было изобилие ягод, и зелени. Я ухватилась взглядом за салат и стала тянуться через весь стол. Эжен не выдержал и подал.

– Вы нарушаете все приличия, – сказал он. – Могли бы просто попросить меня подать.

– Не привыкла никого просить.

– Но это не повод не учиться себя правильно вести. Вы читать умеете?

– Да. По-русски.

– Я поищу вам книгу по правилам поведения в обществе.

– Благодарю. Только что я в обществе забыла?

– Я же сказал, мне нужна спутница.

– Что входит в мои обязанности?

– Я же уже говорил. Всё, что мне захочется.

– Это понятие весьма размыто. Хотелось бы поточнее. Спать с вами тоже входит в мои обязанности.

– Да, входит.

Я вздохнула, стараясь совладать с волнением и раздражением.

– И сопровождать вас на балы?

– Да.

– А что ещё?

– Ну, допустим, поглощать пищу вместе со мною.

– Дальше.

Он пожал плечами.

– Не знаю. Вам чего-то самой хочется?

Хотелось молвить, что да, чтобы он меня взял, но я закусила губу.

– Вы говорили, что по обоюдному согласию...

– Да, я могу выполнить любую вашу просьбу, если ваше предложение кажется мне приемлемым.

– А я?

– И вы – тоже.

– То есть, если постели я не хочу, то я могу отказаться?

– Смотря что вы имеете в виду под постелью. Мы спим на одном ложе. Если вам нехорошо, вы действительно можете отказаться от близости, я пойму.

– А если мне просто не хочется?

– Судя по всему, тебе наоборот, очень хочется. И как ты с таким норовом сохранила девственность?

Я зажмурилась. Нельзя грубить! Хотя... он ведь позволил дерзить.

– Я не знаю, как мне себя вести. Кто я для вас? Постельная игрушка, друг, жена?

– Не высоко ли ты метишь? – он заинтересованно вскинул брови.

– Ты – любовница. Как ты заметила, да, постельная игрушка. Когда я того пожелаю. Но ты не друг, не жена. Поняла?

– Да, господин, – я склонила голову, в знак покорности. – Что прикажете?

– Но ты и не рабыня, не служанка.

– Теперь не понимаю.

– Не жди, что я буду делиться с тобой своими планами, мечтами. Я не стану отчитываться по потраченным средствам, доходам и прочим. Хочешь танцевать? Танцуй. Читальня тоже в твоём распоряжении. Все приёмы пищи и часы отдыха – наши совместные.