Текст книги "Сто семидесятая (СИ)"

Автор книги: Аноним Барк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Лицо горело от слёз позора, пока ратенмарец продолжал ритмично всовывать член в кольцо моих распухших губ. Я задыхалась от сдерживаемых рыданий, пока наконец не подавилась горькой влагой, выплеснувшейся в горло.

Меня оставили в покое и я, кашляя, и пытаясь отдышаться, отплёвывалась от мерзких выделений, чувствуя, как изнутри рот затягивает плёнкой.

Горечь забивала обоняние. Презрение к себе выжигало душу. Не выдержав, я разрыдалась в голос.

Лёжа на постели убийцы своего народа я, уткнувшись лицом в белье, продолжала хрипеть и стенать, мечтая, чтобы всё это закончилось навсегда. Мечтая, чтобы кто-нибудь перерезал мне наконец горло, если у меня самой не хватает смелости покончить со всем.

Я рыдала и рыдала, не поднимая лица.

В конце концов, может, ратенмарец поймёт промашку и отправит меня обратно на Матеру?

Глава пятая

РЕШЕНИЕ И РЕШИМОСТЬ

Выбившись из сил, я затихла. Не знаю, как долго длилась истерика, но должно было пройти не меньше лена. Увы, обилие жизненной энергии, свойственной тэйанкам, имело свои недостатки. Когда я с трудом разлепила опухшие от слёз веки, то не сразу различила очертания комнаты.

Ратенмарец лежал в стороне, лицом ко мне и наблюдал. Он больше не выглядел уставшим, скорее, его черты отражали скуку, свойственную людям, наблюдавшим невероятно унылое представление, не заслуживающее аплодисментов так же, как и простого внимания уважающего себя ратенмарца.

– Закончила? – по-деловому осведомился он.

Я отупело пялилась в лицо напротив, пока не сообразила кивнуть. Сделала я это так же, как и всё остальное, без лишних раздумий и понимания. Сделала, потому что от меня этого ждали.

– Отправляйся к себе, прими гигиенические процедуры – на тебя неприятно смотреть, выспись, а после третьего приёма пищи, ровно на восьмой лен жду тебя здесь. Ясно?

Снова долгая пауза, необходимая мне для того, чтобы глупо качнуть головой.

– Иди. Второй приём пищи пропустишь, а в третий, выражу надежду, ты воздержишься от досужих разговоров. Ты ведь не хочешь меня расстраивать? – осведомился ратенмарец ровным тоном.

Я чувствовала себя ни на что не годным болванчиком, исполняющим лишь одну единственную функцию.

– Прекрасно. Больше я тебя не задерживаю.

Не знаю, как я поднялась, как натянула вещи, едва заботясь, все ли молнии застёгнуты, как покинула каюту капитана и добралась до своей. Вещи полетели на пол, я на ощупь добралась до гигиенической кабины.

Струи-иглы оглушительно забарабанили по голове. Только сейчас я ощутила, как болят стянутые покрытые омерзительной коркой губы.

Я тихо и горько заплакала и когда вернулась в комнату, на кровать повалилась безжизненным трупом. Для того, чтобы забыться сном, не требовался приказ. От протяжного назойливого гула в ушах, заглушавшего все мысли разом, я провалилась в забытьё, успев уловить крохотный всполох глупой надежды, что когда я проснусь, всё это окажется кошмаром...

Очнувшись в растрёпанных чувствах, я села. Казалось, что сил на то, чтобы думать и шевелиться, не осталось совсем. Но назойливый писк комма не позволил предаваться бездействию – на экране светилось напоминание о третьем приёме пищи. И я, словно улитка, потянулась к панели, за которой висели платья.

Коридор, трансфер, обеденная, где на этот раз я нашла стол в самой глубине, не приглянувшийся больше никому. Затем снова трансфер, коридор и моя каюта.

До назначенного времени я была предоставлена сама себе. Этого времени было достаточно, чтобы снова упасть на кровать и глупо пялиться в никуда, всё глубже погружаясь в засасывающую апатию.

Снова оправдывать себя тем, что тело подчиняется собственным законам, отказываясь слушать разум, не позволили ни совесть, ни брезгливое отвращение к самой себе, усилившееся стократно. Я действительно жалкий червяк, дрожащий от страха, и самая обычная девка, способная получить удовольствие, позабыв обо всем на свете.

На восьмой лен я приложила руку к панели капитанской каюты, незамедлительно откликнувшейся на запрос.

В комнате с коричневым диваном меня ждали. Ран Дарий Альрон сидел откинувшись, с электронной панелью в руках, и что-то читал, изредка касаясь пальцами полупрозрачной поверхности. Заметив меня, он скосил взгляд в сторону, веля сесть, и продолжил просматривать плывущие перед глазами ряды цифр, когда я замерла рядом, уставившись в противоположный угол.

– Мне не нравится, как ты выглядишь, – недовольно заметил он. Я молчала. – Я просмотрел твоё дело и знаю, что ты прожила большую часть жизни на свободе. Отсюда проблемы с повиновением и дисциплиной. Тебе сложно адаптироваться к новой жизни, но, тем не менее, тебя оставили в программе. Все две дюжины, Юна, тебе почти чудом удавалось скользить по лезвию бритвы.

Ратенмарец замолчал. Если он ожидал реакции, то не знаю, какой именно, я просто продолжая гипнотизировать пространство перед собой. На ран Альрона я больше не смотрела. И дело было не в том, что я справилась с самодисциплиной. Просто я не хотела его видеть. Никогда.

– О чём ты думаешь, мне понятно, – его тон едва заметно изменился, когда он наклонился ближе. – Ты ненавидишь меня и всех ратенмарцев, уверен, что спорить ты со мной не станешь.

Сказать мне было нечего, ратенмарец был абсолютно прав.

– Но поскольку тебе всё же удалось протянуть эти две дюжины и, более того, ты ни разу не пыталась совершить необдуманных поступков...

Руки сжались сами собой, комкая материю платья. Да, я была слишком малодушной, чтобы поступить достойно и покончить со всем одним махом.

– ...могу смело предположить, что ты всё же хочешь жить достаточно сильно, чтобы отказаться от прошлого и смотреть в будущее.

От чужих слов стало не по себе.

– Однако твоя ненависть не даёт тебе перешагнуть через воспоминания и отказаться от того, чем ты когда-то дорожила.

Сейчас Ран Альрон вёл себя как типичный психокорректор за исключением того, что он говорил открыто, бросая правду в лицо и не пытаясь улыбаться.

– Но ты не делаешь ничего для того, чтобы спастись и раздавить свою ненависть. Ты просто упиваешься ею, как и собственным страданием, загоняя себя в угол всё глубже.

В каюте было очень тихо. Я была крошечной мёртвой букашкой, светлячком, проглоченным ратенмарским монстром, неспешно переваривающим моё полуживое тело в глубине своих бесконечных кишок.

– Но разве это имеет смысл, Юна? Зачем ты продолжаешь мучить себя? Не проще ли всё прекратить?

Вопрос резанул по сердцу. Ещё живому.

Ран Альрон сдвинулся, оказываясь ко мне вплотную. Он не делал попыток коснуться, довольствуясь тем, что мог пристально меня разглядывать. Его тёплое дыхание касалось щеки.

Я бы чувствовала отвращение и желание отпрянуть, но... но сейчас я думала только о его словах.

– И знаешь, Юна, – прошептал он тихо, – я знаю, почему ты никогда не пробовала покончить со своей жизнью.

Больше я не слышала собственного сердца. Должно быть, ужасная машина уже перемолола мои кости и жилы, сердце и мозг, оставляя только кожу, чувствовавшую чужое дыханье, глаза, видевшие светлую стену напротив, уши, способные слышать...

– Потому что умереть ты боишься гораздо больше, чем стать одной из нас. А это значит, мой милый светлячок, что ты давно сделала выбор. Ты сделала его, надев белое платье и следуя правилам. Твоё жалкое сопротивление – каприз девчонки. Ты прекрасно знаешь, что всё давно решено, но делаешь вид, будто это не так. Делаешь вид, что всё ещё борешься за свободу. Делаешь вид, будто ты всё ещё тейанка.

Следующее, что я видела, это изменившееся на миг лицо Альрона, его распахнутые в удивлении глаза. Мои руки сжимались на его шее, пока я наваливалась на ратенмарца всем весом, застав врасплох. Налетев ураганом, я не дала ему времени опомниться, оттолкнуть.

Я ощущала невероятную силу внутри. Силу, достаточную чтобы удержать ратенмарца. Силу удушить падаль собственными руками. Силу чтобы бороться и сдохнуть, но не от собственной руки, а от руки врага в честной схватке.

Он перехватил мои запястья, пытаясь отодрать от себя. Пусть ломает мне кости – я не выпущу его горло, извергавшее чёрную дрянь. Я чувствовала, чувствовала, что сумею удержать.

Руки горели, голова горела, горела душа.

Пусть это станет последним, что я сделаю, но я убью мерзкого мутанта, отнявшего тысячи, миллионы жизней вместе со своей машиной смерти!

Я заглядывала в голубые глаза напротив, ожидая, что вот-вот они закроются навсегда. Странно, но я не узнавала в них страха. Неужели ратенмарец не боится смерти?

А дальше сильный удар чуть ниже виска погрузил меня в темноту.

«Вот и всё», – кажется, успела подумать я.

***

Ни одному из моих желаний не суждено было осуществиться: мне не удалось убить ратенмарца и сама я всё ещё продолжала дышать, очнувшись в белой капсуле и прикрыв глаза от ослепительного света. Голова раскалывалась так сильно, что оторвав её от поверхности, я тут же уронила неподъёмную тяжесть обратно, желая выругаться на всех известных мне наречиях, но не рискуя спровоцировать новую вспышку.

Немного привыкнув к свету, я обнаружила прозрачную пластиковую крышку, сквозь которую виднелся потолок, усыпанный мелкими круглыми лампами, виноватыми в том, что перед глазами плыли пятна. Повернув голову и часто заморгав, я увидела снующих повсюду Синих.

Один из них, заметив моё пробуждение, подошёл ближе, проверил столбики, светящиеся на одной из панелей прозрачной перегородки, державшей меня внутри, и тут же исчез из виду.

Сомнений в том, что я нахожусь в Оздоравливающем блоке, не осталось.

В месте, подобном этому, мне «посчастливилось» побывать дважды. Первый раз я очнулась в точно такой же капсуле после нападения ратенмарцев на мою деревню. Второй раз случился из-за несчастного случая, который я же и спровоцировала – тогда, во время очередной встречи с психокорректором у меня случился приступ паники. Я рванула на выход, панель уже наполовину закрылась и мне защемило руку. Защемило настолько, что кость не выдержала, переломившись. Боль была жуткая и меня отвели в похожий блок на Матере.

Немного придя в себя, я со всей ясностью вспомнила, как здесь очутилась. Вернее, сам процесс перемещения остался за пределами памяти, а вот причина, из-за которой потребовалась помощь, всплыла без особых затруднений: я накинулась на капитана! Напала на ран Дария Альрона! Хотела убить!

Никаких сожалений за свой поступок я не испытала, но по телу прокатился липкий озноб испуга.

Что ждёт меня дальше? Я, тейанка (чтобы там ни говорил ратенмарец), осмелилась поднять руку на Проводящего!

Предположить, что это сойдёт мне с рук, было невозможно, а значит, меня поместили в капсулу только для того чтобы, здоровая, я долго продержалась, испытывая все прелести изощрённой пытки, которую для меня наверняка выбрал ратенмарец, желая отомстить за безрассудно-дерзкий поступок.

На ум пришли те его слова, как другие Хранящие расстроили его и потому больше не смогли выполнять свои обязанности.

Я понятия не имела, что сделали девушки до меня, не угодив Проводящему, но могла поспорить на собственную жизнь, что их поступок и близко не стоял с тем, на что отважилась я.

Крошечная капля гордости оросила сердце. Что бы ни ждало меня впереди, я не сожалела о содеянном. Пусть поддавшись порыву, пусть отреагировав на гадкие речи ран Альрона, но всё же я впервые сделала то, на что не отваживалась ни разу. Ни единого раза за все две дюжины пребывания в плену.

Наконец за мной пришли и, несмотря на выступившие слёзы перед могилой такой несправедливо короткой жизни, я поднялась из капсулы с гордо поднятой головой. На своих провожатых, занявших место впереди и позади, я не смотрела. Пусть это будет мой последний путь, но подбородка я не опущу и глядеть на ненавистное племя не стану. Однажды тандерцам непременно улыбнётся удача, и вы исчезнете так же, как и десятки уничтоженных вами народов, – в сердцах пожелала я хозяевам в благодарность за «гостеприимство».

Не знаю почему, но я надеялась, что больше никогда не увижу ратенмарца. Я не обращала внимания куда меня ведут, а оказавшись перед знакомой каютой, застыла. Провожатый активировал связь:

– Хранящая полностью восстановлена, капитан.

– Пусть заходит, – послышался механический голос динамика.

В каюте меня накрыло странное чувство дежавю. Кажется, я уже стояла на этом самом месте, в этой самой комнате и передо мной на широком тёмном диване с панелью в руках уже сидел ратенмарец. Бросив на меня взгляд поверх тонкой пластины, ран Альрон отложил её в сторону.

– Раз ты в порядке, мы можем продолжить разговор, – как ни в чём не бывало, произнёс он. – Садись.

Я не двинулась с места.

– Юна, если этот момент ты решила выбрать, чтобы оспорить мою безграничную власть над тобой, то спешу сообщить, что это не самая удачная идея. – Он едва заметно прикрыл веки, пронзая меня ледяным взглядом насквозь. – Садись, – снова повторил он, и от угрозы, звеневшей в голосе, захотелось бежать.

Вместо этого я не спеша прошла вперёд. Прямая спина, отсутствующий взгляд – образцовая Хранящая.

Застыв в противоположном углу дивана, я стала ждать.

– Итак, продолжим с того момента на котором остановились. Думаю, мы пришли к обоюдному согласию, решив, что ты всё-таки хочешь жить и откажешься от глупых надежд остаться собой. Теперь ты – ратенмарка.

Я неторопливо повернула голову так, чтобы видеть наглое лицо ран Альрона.

– Насколько я помню, вы предавались похожим заблуждениям незадолго до того, как я позволила себе не согласиться.

Ран Альрон замер, уставившись так, словно я щёлкнула его по носу.

Если бы я сама могла посмотреть на себя со стороны, то, скорей всего, захлопнула бы рот руками в ужасе от того, что посмела дерзить.

Дерзить ратенмарцу!

Дерзить Проводящему!

Тому, кем восхищается вся Империя, пусть я и узнала об этом только круг назад. Дерзить после того как напала на него, зная, что впереди меня ждёт ужасное наказание!

Но, к собственному удивлению, я не чувствовала ни сомнений, ни сожалений. Внутри словно что-то... переключилось.

Может, странная камера оздоравливающего блока не только исцелила моё тело, но и сумела восстановить невидимые нити чести, гордости, самосознания, долга? Чего-то, ещё неизвестного мне и непонятного. Может, слова ратенмарца наконец заставили меня ответить ненавистной империи?

Страх при этом никуда не исчез, он всё ещё сидел глубоко внутри, я ощущала его там, на самом дне собственной сущности. Однако теперь, благодаря необъяснимой метаморфозе, я жаждала вытащить его на свет, желая увидеть его перекошенную уродством морду.

Если слова ратенмарца содержали хотя бы мизерную долю истины и я действительно хочу жить настолько, что готова забыть о родине и перейти в стан ненавистного врага, мне нужно было знать об этом. Нужно для того, чтобы отыскать храбрость покончить со всем разом. Поставить все точки. Выбросить, наконец, поразившую душу гниль наружу и уничтожить тело. Уничтожить, чего бы это не стоило.

Решимость моя пылала огнём. Да, я боюсь, но всё же наступлю на стекла, пройду по раскалённым углям. Пусть рука не готова подняться и поступить по совести, но мысли, вполне оформившиеся за две долгие дюжины молчания, были острее лезвия и, возможно, они и станут тем необходимым оружием, способным привести к желанной цели.

Я не могу убить себя сама. Но что мешает ратенмарцу?

Чем острее и глубже я нанесу удар, тем молниеноснее станет ответ. Я даже не буду долго мучиться. Сколько времени ему понадобится, чтобы задушить меня так же, как это пыталась сделать я сама? А может, он знает десятки смертельных ударов, способных лишить жизни в единый миг?

Эта дорога была короче и приятнее и, судя по выражению лица капитана, у меня были все шансы пройти её в самое ближайшее время. О чём хотел говорить ратенмарец, я не знала и меня это нисколько не интересовало. У него свои цели, у меня – с этого момента – свои.

Рот моего врага неожиданно искривился в презрительной насмешке.

– Значит, тебе действительно лучше. – Он кивнул, будто был доволен моим поведением. Моё лицо не дрогнуло, меня долго учили быть Хранящей и я всё же кое-чему научилась. – Тогда в нашем дальнейшем разговоре нет никакой необходимости. Можешь быть свободна.

– Я посижу. Устала очень.

Ратенмарец совершил одно стремительное движение, оказываясь рядом. Его рука перехватило моё горло, заставляя вытянуться вверх и я оказалась лицом к лицу с врагом. Его глаза, светлые и такие безжизненные, светились диким огнём. Он напоминал обезумевшего, всё это время носившего маску здравомыслия и рассудительности. Наконец он явил истинное лицо, показывая свою больную изуродованную сущность мутанта-убийцы!

– Ты уже не трясёшься над своей жалкой невинностью, девочка? – угрожающе прошипел он, окинув моё лицо оценивающим взглядом.

Сердце колотилось в груди, причиняя боль. Страх тянул свои склизкие щупальца, парализуя тело и принуждая прикусить язык. Я задышала сильнее, сжала зубы покрепче и выплюнула, почти прорычала слова, пока мой язык не застыл в том же удушающем приступе бездействия, как и тело:

– Нет, – и злые слёзы выступили на глаза.

Хотелось рыдать от гнева, не находящего выход, на собственное бессилие. Хотелось. Но я лишь быстрее дышала, чувствуя, как натужно вздымается грудь, как стучит кровь в ушах. Ран Альрон продолжал заглядывать мне в глаза, ища следы лжи и не находил ничего – я говорила правду.

К чему обманывать себя и надеяться на чудо – рано или поздно он сделает это. Так может лучше покончить со всем сейчас? Распахнуть все двери и больше не трястись на пороге неведения, отыскать дно и осмотреться вокруг. Может, пока этого не случится, я не смогу совершить задуманное...

Рука на горле разжалась и меня оттолкнули, заставляя неуклюже завалиться на диван.

– Неплохо, Юна. Ты подаёшь надежды.

О чём говорит сумасшедший, мне было невдомёк. Я растирала горло, сверля мутанта взглядом и ожидая нового нападения.

– Хочешь, оставайся. Только не мешай. Церемониться я не стану, – ратенмарец вернул себе невозмутимый вид и, подхватив панель, вернулся на своё место.

Непринуждённая поза, задумчивый взгляд – ран Альрон словно забыл о моём существовании, погрузившись в работу.

Находиться в его каюте долее не было ни малейшего желания и я поспешила вернуться к себе.

Оказавшись за ненадёжным укрытием панели, я тяжело выдохнула. Воздух ещё продолжал покидать лёгкие, когда начала кружиться голова. То, как я вела себя уту назад, не укладывалось ни в какие рамки. Возможно, странная капсула восстановления не поправила невидимые соединения, а, пожалуй, нарушила функции мозга, сделав меня сумасшедшей.

Пытаясь успокоиться, я отыскала воду и залпом выпила целый стакан. Меня тут же замутило и я рванула в туалет. Опустошив конвульсирующий желудок, буквально доползла до кровати, рухнув как подкошенная.

Нет. Со мной всё в полном порядке. Просто лихорадка, терзавшая меня всё это время, наконец отступила, давая осмыслить то, как изменилась моя жизнь.

Я нахожусь в плену, из которого мне не выбраться. Всё, что остаётся, это забыть о доме, родителях... забыть саму себя и стать той, кем приказывал стать ран Альрон – ратенмаркой. Нести долг Хранящей, как учили нас на Матере, и полностью позабыть о собственных желаниях, поставив благо чуждой родины на первое место...

Ни! За! Что!

Душу обдало спасительным огнём.

Есть и второй путь. Нужно отыскать способ попрощаться с ненавистной жизнью и отправиться вслед за своим народом. Пусть меня останавливает страх и ужас перед смертью, но ведь рано или поздно это случится. Разве я не была третьей Хранящей ран Альрона? Не знаю, сколько продержались девушки до меня, но если ратенмарцу тридцать две дюжины, а к обязанностям они приступают в шестнадцать, так же как и Проводящие, выходило, что ему потребовалось шестнадцать дюжин, чтобы истощить двух тейанок настолько, что они больше не могли выполнять свой долг. Или... или.

Это значило, что и меня ожидает похожая судьба, поэтому, хотела я того или нет, боялась ли будущего – конец ждал один.

Этим кругом у меня всё же хватило смелости признать это. Оставалось только принять и поставить жирную точку, встретив рок не сгорбленной от страха ревущей девчонкой, но достойной дочерью своего племени. Я собиралась смыть позор последних двух дюжин. Собиралась выжать, выдавить, вытащить страх наружу и принять смерть от собственных рук, если до этого меня не раздавят сами ратенмарцы. Раздавят лишь потому, что я сама так решила. Потому что заставила их сделать это.

Последний способ представлялся мне более лёгким, однако решив, что ран Альрон осуществит моё желание, я просчиталась. Ратенмарец, должно быть, носил более толстую броню, чем показывал, а значит, и способ вывести его из себя предстоит поискать.

Первый вариант, гораздо более сложный и всё ещё пугающий, требовал от меня больших усилий. И пока что я находилась в полной растерянности, не зная как добраться до ступени, с высоты которой у меня всё же хватит сил сделать шаг в пропасть, наложив на себя руки.

Но начать я собиралась с более лёгкого пути – вывести из себя капитана или любого другого ратенмарца настолько, чтобы тот не погнушался убить меня в порыве ярости.

Сверившись с коммом, я обнаружила, что третий приём пищи остался далеко позади, а значит, для осуществления своих намерений мне предстоит дождаться следующего круга.

Глава шестая

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

От собственного решения всё внутри трепетало: впервые за долгое время у меня появилась достойная цель.

Мне не повезло, как и многим моим соплеменникам до меня. Я оказалась в плену и моя дорога – сгинуть среди чужаков. Но сделать это хотелось достойно, и наконец чувствуя силу осуществить задуманное, я тихо радовалась, как, наверное, делают помешанные. Ведь не могла же я в здравом уме и твёрдой памяти желать собственной гибели и испытывать при этом томительное возбуждение?

Наверное, неизвестная технология ратенмарцев всё же оказалась способной повредить тейанский рассудок. И для меня это означало, что я не собиралась становиться кормом ни для ратенмарца, ни для его чудовищной машины. Я поставлю точку чужими руками, не дав ран Альрону и техногенному монстру высосать меня до капли.

Удивительно, но мне удалось заснуть и, более того, прекрасно выспаться. Совершив привычные процедуры, облачившись в чистое платье, я села на кровать и стала ждать. В теле слабо вибрировало напряжение, пока я продолжала смотреть перед собой, обдумывая детали. В предвкушении задуманного в горле продолжало сохнуть, заставляя в очередной раз пригубить воду из стакана.

Время подошло и на экране комма отразилось напоминание о первом приёме пищи. Я не спешила, подождав ещё немного, и неторопливо отправилась в обеденную.

Там уже было людно и шумно. Получив свой поднос, я отправилась в известном направлении и нисколько не удивилась, обнаружив двух знакомых мне Синих там, где и надеялась их разыскать.

Я шла прямо к ним, не чувствуя смущения за то, что могу помешать компании.

– Могу я к вам присоединиться?

Парни не заметили моего приближения и потому, слегка удивившись прибытию гостьи, согласием ответили с запозданием.

– Будем рады, – отодвинул для меня стул Кэртис.

Улыбка Синего убеждала в искренности его слов, чего нельзя было сказать про Джена, тот глядел на меня с подозрением, не преминувшим всплыть на поверхность, стоило мне сесть.

– Выбрала бы ты себе другую компанию, Хранящая, – прогнусавил он, намеренно не называя меня по имени.

– Джен! – Кэртис был возмущён и, кажется, совсем не ожидал такого поведения от товарища.

– Всё в порядке. Я понимаю страх Джена.

Блондин крепче сжал вилку и сузил глаза, ответив:

– Это тебе бы стоило опасаться капитана.

Мои слова или, может быть, снисходительный тон явно задели его за живое.

– С чего бы? – спросила я так, словно действительно не понимала, о чём говорит Джен.

Он бросил на Кэртиса недовольный взгляд, словно это тот был во всем виноват, и, не ответив на прямой вопрос, заметил:

– Хранящие капитана сидят у себя в каюте как мыши и не высовываются.

– И? – с вызовом спросила я.

– И тебе бы стоило следовать их примеру, если хочешь протянуть подольше. – И без того отталкивающее лицо перекосило от злости.

Этого я не хотела абсолютно, но, само собой, промолчала, подёрнув плечами и принявшись за еду.

Наша короткая перепалка не оставила Кэртиса равнодушным.

– Юна, не обижайся. Просто мы решили, что из-за нашего разговора у тебя могли быть проблемы...

– Это у нас могли быть проблемы, – пробурчал Джен с набитым ртом. Кэртис сжал губы в узкую полоску и продолжил, словно ничего не слышал:

– ...и во всем виноват только я.

– Не бери в голову, – отмахнулась я от извинений, словно в них не было нужды.

Кэртис правильно понял мою реакцию.

– То есть тебя не наказали и всё действительно нормально?

Я кивнула.

– Фух, – с явным облегчением выдохнул Синий. – Я рад, что всё обошлось.

– Похоже, ты прирождённая Хранящая и отлично знаешь, в чём заключается твой долг, – двусмысленно заметил Джен, расплываясь в гаденькой улыбочке.

– Джен, прекрати уже. Чего ты взъелся?

– А того, – прорычал в ответ Джен. – Из-за её болтовни мы могли не просто вылететь с Зигмы, но и понести наказание.

– Но ведь она просто отвечала...

– У дуры нет мозгов держать язык за зубами, а нам потом расхлёбывать.

Кэртис хотел продолжить спор, но я его остановила:

– Не нужно. Джен просто трясётся за свою шкуру. Я понимаю, что храбрость при рождении, как и ум, распределяется между ратенмарцами не в равных долях. – Я откровенно грубила, но Синий был сам виноват, дав такой приятный повод привести мой скромный план в исполнение.

Лицо Джена побагровело.

– Ах, ты, маленькая сучка! – Его глаза сузились. – Язык тебе не для того, чтобы им чесать, а чтобы ублажать капитана по требованию. Будешь болтать, останешься без него!

Джен даже не догадывался, что попал по больному месту, напомнив мне одну из последних встреч с Альроном.

– Забыла спросить Синего десятого уровня! – Уничижительный взгляд упал на Джена сверху вниз.

Руку ужалило лёгкой вибрацией, похоже, нас слушали. Кажется, кроме меня этого никто не заметил и потому я не стала проверять экран. Не хватало ещё потерять такую замечательную возможность завершить всё так скоро.

Я почти ликовала внутренне, видя, как пылает яростью лицо Джена.

– Кто бы пасть разевал.

– Ребята, прекратите, – Кэртис уже не на шутку нервничал.

– Пусть твоя подружка заткнётся, а то мне придётся научить её хорошим манерам!

– Джен!

– Сначала научись правильно держать вилку, а потом записывайся в знатоки этикета.

Я знала, о чем говорю, многим Синим не хватало элементарных манер. Впервые я заметила это на Матере – зацепил вид неправильного положения локтей, постоянное пригибание к тарелке, чересчур громкое плямканье. У Хранящих с этикетом было строго и потому это было первым, что я освоила на борту Матеры.

Синий сжал вилку в руке так, что побелели костяшки. Может, вот он, момент истины? Сейчас он просто воткнёт мне её в глаз и...

Руку прошило более ощутимым разрядом, заставив меня скривиться и задержать дыхание.

– Юна? – вопросительно уставился на меня Кэртис.

Джен мерзко усмехнулся, похоже, догадавшись о причине моей гримасы:

– Проваливай, Хранящая, и отлижи своим длинным языком как следует.

– Отлижи сам. У такого труса должен непременно присутствовать опыт, я права? – невинно спросила я, глупо моргая.

В этот момент случились две вещи.

Джен всё же не выдержал и замахнулся вилкой прямо мне в лицо. Я уже видела, как три острых конца мелькнули перед глазами. Но Синий промахнулся, его вдруг странно скрутило, он издал сдавленный вопль и повалился в конвульсиях на пол. Опечалиться тому, что попытка провалилась или обрадоваться, что осталась с глазом я не успела – тело прошил третий разряд.

Мышцы сжало в едином спазме, на миг перехватило дыхание, перед глазами погас свет. Я почувствовала, как меня откинуло на стуле и разом затрясло.

В себя я пришла не сразу. Сначала восстановилось дыхание, затем я осознала, что крупные тёмные пятна, хаотично скользящие в разных направлениях, ни что иное как головы Синих, сгрудившихся надо мной.

Они разговаривали, со мной или обо мне – удалось разобраться не сразу.

В голове медленно прояснялось и, оглядевшись, я увидела, как с пола подняли Джена и усадили в нескольких шагах от меня. Другой Синий сжимал его запястье и глядел на комм, считая пульс. Кэртис кивнул, видя показания с того места, где находился. Наверное, убедившись, что товарищу не грозят серьёзные последствия, он направился ко мне.

Подойти он не успел. Прямо передо мной возник ещё один Синий.

– Идти можете? – спросил он.

Словно заторможённая, я ответила не сразу:

– Да.

– Идёмте.

Поднявшись, я почувствовала, как меня накренило в сторону – в голове слегка шумело, мышцы отказывались выполнять команды. Синий, обратившийся ко мне с вопросом, оказался рядом, подхватил под руку и волоком потащил на выход.

Ноги слегка заплетались, заставляя сбиваться, но уверенная рука провожатого просто дёргала меня выше каждый раз, когда я норовила упасть.

Оказавшись перед уже хорошо знакомой каютой, я нисколько не удивилась. Нам позволили войти. В приёмной комнате никого не было, и Синий тоже не собирался задерживаться. Подведя к уже знакомому дивану, он бесцеремонно толкнул меня на сидение и поспешил покинуть каюту.

Где находился ран Альрон, я не знала и выяснять не собиралась, поднявшись на нетвёрдых ногах, направилась к панели.

Оказавшись в собственной комнате, я собиралась лечь, но не успела сделать и двух шагов, как услышала позади:

– И как это расценивать?

Ран Альрон оказался прямо за моей спиной. Он вышел вперёд, встал передо мной, складывая руки, по обыкновению затянутые в чёрные перчатки, на груди и посмотрел так, как смотрят на напакостившего в доме домашнего питомца.

– Восстание на моем корабле? – Кажется, его слегка забавляла моя выходка. Признаться, я рассчитывала на другую реакцию: недовольство, раздражение, угрозы.

Мой план, родившийся накануне вечером благодаря словам ран Альрона, а может быть, просто потому что у всего есть предел, был стар как мир: я хотела довести ран Альрона или любого другого ратенмарца настолько, чтобы кто-нибудь из них отнял мою никчёмную жизнь, оставив каплю гордости и чести. В конце концов, у меня был длинный счёт к ратенмарцам и потому они вполне могли помочь осуществить задуманное.

Более того, я уверена, что убийство доставит удовольствие любому из них. Они звери, Джен был ярким тому подтверждением. Но сейчас передо мной оказался не он.

Если с Синим всё выглядело проще – довести такого, как Джен, было раз плюнуть, то ран Альрон казался крепким орешком, и я была уверена, что в его силах заставить меня пожалеть о своем решении.