Текст книги "Правда или последствия"

Автор книги: Анника Тор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

33. Вечеринка у Фанни

Мы переоделись у меня в комнате. Я надела ту же майку, в которой была на школьном вечере, и почти новые джинсы. У Карин с собой была маленькая сумочка. Из нее она достала юбку, белую блузку и чулки. И черный бюстгальтер.

– Ты в таком виде хочешь идти? – удивилась она. – В джинсах?

Я хотела сказать, что все наверняка будут в джинсах и что она будет очень странно смотреться в своей клетчатой юбке, но потом решила промолчать. Она будет смотреться странно в любой одежде.

Бюстгальтер сидел на Карин как влитой. Ее грудь уже не висела, а подобралась и приобрела форму. Подкрашивая ресницы, я краем глаза увидела в зеркале, как она рассматривает себя в профиль.

Тут раздался стук в дверь. Карин поспешно натянула свою белую блузку.

– Что делаете? – спросила мама. – Куда-то собираетесь?

– Мы пойдем к Фанни, – сказала я.

– Но… я обещала маме Карин… – забормотала мама. – Я думала, вы будете у нас.

– Мы решили это только сегодня, – сказала я. – Пойдем всем классом. Устроим Фанни сюрприз в день рождения.

Я нахально надеялась, что мама забыла о том, что свой день рождения Фанни уже отмечала – в феврале.

– Мне, наверно, надо позвонить твоей маме, Карин…

– Не нужно, – быстро нашлась я. – Карин уже позвонила домой.

Я чувствовала, что мама колеблется, не зная, как поступить, но привычка доверять мне одержала верх.

– Ладно, – сказала она. – Только дома надо быть не позднее одиннадцати. И еще вот что. Нора, ко мне придет Феликс. Мы хотим поговорить. Разобраться в наших отношениях.

В тот момент меня совершенно не интересовали ее отношения с Феликсом. Хотя, с другой стороны, хорошо, что ее мысли были чем-то заняты, иначе ей могло прийти в голову позвонить домой Карин. Или Фанни – узнать, всё ли в порядке.

– Понятно, – сказала я. – Желаю удачи.

Скептически поморщившись, она вышла из комнаты.

Мы шли к Фанни под дождем. Свет уличных фонарей слабо пробивался сквозь плотную серую мглу. Мокрые листья прилипали к подошвам ботинок.

Карин несла в тканевом мешочке пару нарядных туфель. Она говорила не умолкая.

– Слушай… а как себя нужно вести? Например, во время танцев? Нужно ждать, пока пригласят? А смотреть на мальчиков надо или надо притвориться, будто думаешь о чем-то своем? А если руки вспотеют? Партнер заметит?

– Нет, – ответила я. – За руки никто не держится. Только если это медленный танец.

Я вспомнила классный вечер и Юнаса. И поцелуй. Хорошо, что к Фанни его не позвали.

– Как думаешь, кто-нибудь пригласит меня танцевать?

– Обязательно.

Квартира была очень большая. Фанни устроила вечеринку не у себя в комнате, а в гостиной и, как она говорила, зале. Там почти не было мебели, только пара откидных кресел из металлических трубок – их мы отодвинули к стене – и огромный музыкальный центр. В зале мы танцевали, в гостиной болтали, сидя в больших мягких кожаных креслах. Было много чипсов, газировки и несколько упаковок пива.

Я и еще несколько девчонок танцевали в кругу. Сабина с Тобиасом, Фанни вытащила танцевать Эмиля, хотя тот разговаривал с Майей. Майя, конечно, надулась, особенно когда оказалось, что Фанни поставила медленный танец.

Карин в своей клетчатой юбке сидела в углу зала, держа руки на плотно сдвинутых коленях. На ногах у нее были туфли, как у первоклашки – на низком широком каблуке. Все остальные ребята были в носках.

Сабина что-то прошептала Тобиасу. Он покачал головой, но она настаивала. Наконец Тобиас подошел к Карин.

– Потанцуем? – спросил он.

Я затаила дух. Вот оно, сейчас начнется.

– С удовольствием, – ответила Карин.

Она поднялась и последовала за ним.

«С удовольствием», – прошептала Сабина Майе, и обе рассмеялись.

Карин положила руку на плечо Тобиаса и начала танцевать. Ее лицо было сосредоточенно и серьезно.

Сабина подошла к музыкальному центру и поменяла песню. Из усилителей теперь грохотал хип-хоп. Тобиас отпустил Карин и начал двигаться в такт музыке. Карин остановилась, глядя на него. Потом стала подражать его движениям. Это выглядело комично. Все стали громко смеяться.

Сцена неприятная, но все же не катастрофа. Могло быть и хуже, думала я, и чтобы не смотреть, вышла из залы в гостиную.

Я не знала, что это только начало.

В гостиной сидели мальчишки с пивом в руках. Когда я вошла, они стали прикалываться и предлагать мне пиво. Но я отказалась, ушла от них и села в кресло, стоявшее в самом углу. Тогда они оставили меня в покое.

Через некоторое время в комнату вошли Сабина и Тобиас и устроились в кресле напротив моего. Тобиас посадил Сабину к себе на колени. Они стали целоваться, и я увидела, как он залез рукой к ней под кофточку.

Через двойные двери было видно, что Фанни танцует в зале с Эмилем.

Ко мне подошла Карин.

– Мы скоро пойдем? – спросила она.

– Еще только половина десятого, – ответила я. – Дома надо быть к одиннадцати.

– Я хочу уйти, – сказала она.

Сабина подняла голову.

– Куда вы собрались? – спросила она. – Вечеринка еще только началась.

Она посмотрела на меня, и я поняла, что должна удержать Карин.

– Хочешь – иди, я останусь, – сказала я.

Я знала, что одна она не пойдет. Если она сейчас вернется домой, ее мама поймет, что она соврала.

– На сколько? – спросила Карин.

Но не успела я ответить, как в дверях появилась Фанни и закричала:

– Просыпайтесь все! Пошли играть в «Правду или последствия»!

34. Правда или последствия?

Все собрались в гостиной и кое-как уместились на кожаном диване и креслах.

Сабина водила первой. Она задала вопрос Фанни.

– Правда или последствия?

– Правда.

– Кто тебе нравится?

– Эмиль.

Эмиль сидел рядом с ней на диване. Он улыбнулся и обнял Фанни за плечи. На Майю было жалко смотреть.

Теперь спрашивала Фанни.

– Карин. Правда или последствия?

Карин сидела на подлокотнике моего кресла. Она наклонилась ко мне.

– Что лучше выбрать? – прошептала она.

– Выбирай! – поторопила ее Фанни.

Я посмотрела на Сабину. Она беззвучно прошептала: «Последствия».

«Последствия», – прошептала я Карин.

«Последствия», – сказала она.

– Тогда сними кофточку и покажи сиськи.

По комнате прошел гул. У меня перехватило дыхание.

– Нет, – сказала Карин.

– Ты должна, – сказала Сабина. – Такие правила.

– Ты сама выбрала, – сказала Фанни. – Теперь делай. Покажи сиськи!

Несколько мальчишек хором начали скандировать: «Покажи сиськи! Покажи сиськи!»

Карин поднялась и крест-накрест сложила руки на груди:

– Нет! – повторила она.

– Мы тебе поможем, – сказала Фанни. – Мы погасим свет.

– Тогда мы ничего не увидим, – запротестовал Эмиль.

– Увидим, – успокоила его Фанни. – Все что надо, мы увидим. Гаси свет, Нора.

Я встала и пошла к выключателю у двери. Это было колесико, которое можно поворачивать, постепенно уменьшая яркость света. Я повернула его до упора.

– Видишь, – сказала Фанни, – темно и почти ничего не видно.

– Я не хочу, – умоляюще произнесла Карин. – Можно мне сделать что-то другое?

– Можно! – Заорал один из парней, которого я не знала. – Иди сюда! Я тебе покажу, что нужно сделать.

Он изобразил рукой неприличный жест.

– Ну хватит! – сказала Фанни. – Давай! Сколько тебя можно ждать!

– Нет, – опять повторила Карин, но по голосу было слышно, что она уже сдалась.

– Тогда уходи, – раздраженно произнесла Фанни. – Только не думай, что после этого тебя куда-нибудь пригласят.

Карин начала расстегивать пуговицы на блузке, одну за другой. Мальчишки улюлюкали и подначивали ее.

Я стояла возле двери. Сабина поднялась и встала рядом со мной.

Карин расстегнула все пуговицы и сняла блузку.

Тут вспыхнул свет. После темноты он казался ослепительно ярким.

Сабина все еще держала руку на выключателе.

Увидев черный бюстгальтер, мальчишки начали аплодировать.

– Лифчик тоже! – скомандовала Фанни.

– Нет! – крикнула Карин, пытаясь прикрыться руками. – Нет! Нет!

Она кричала так, словно ее убивали.

– Ты украла мой плеер, – сказала Сабина. – Признавайся!

– Признавайся! – повторила Фанни. – А потом положила плеер ко мне в парту.

– Признавайся! Признавайся! – закричали несколько голосов.

«Сейчас она все расскажет», – промелькнуло у меня в голове. «Это не я. Это Нора».

– Да! – крикнула Карин. – Да, да, да!

Не отнимая от груди скрещенных рук, она развернулась и выбежала из комнаты. Ее белая блузка осталась лежать на подлокотнике кресла.

– Карин! Подожди! Карин! – закричала я и выскочила следом за ней.

В прихожей Карин сорвала с вешалки куртку и бросилась к двери, дверь хлопнула, Карин исчезла на лестнице. Возле двери остались стоять ее уличные ботинки – пятка к пятке, носок к носку.

На улице дул ледяной ветер и сыпал колючий мелкий дождь. Было трудно бежать, холодный сырой воздух разрывал легкие.

В другое время я бы без труда догнала Карин. Но сейчас она в своих тоненьких туфельках и крепко стянутой на груди куртке бежала так, будто речь шла о спасении ее жизни.

Я почти догнала ее на углу улицы Ренстьернас. Я уже коснулась ее рукава, но она вывернулась, бросилась на проезжую часть, и тут из-за угла появился автобус.

– Карин! – крикнула я, резко останавливаясь на краю тротуара.

Она проскочила перед автобусом, на мгновение скрылась от меня, потом раздался визг тормозов.

– Карин! – опять закричала я.

Сердце колотилось так, что, казалось, выскочит из груди.

Автобус проехал, и я увидела Карин на другой стороне улицы. Она бежала дальше.

Я повернулась и медленно пошла домой. С мокрых волос на лицо падала вода. Я плохо различала дорогу.

Они закрылись в гостиной и ругались. Точнее, мама ругалась, а Феликс пытался защищаться.

Ну и пусть ругаются. Я пошла в ванную и налила горячую воду. Я лежала и грелась, потом ко мне заглянула мама.

– Где Карин? – спросила она.

– Пошла домой, – ответила я.

– Она же собиралась у нас ночевать.

– Передумала.

– Ты что-нибудь хочешь? Ты голодная?

– Нет, спасибо. Я сейчас лягу.

– Спокойной ночи. Феликс скоро уйдет.

– Ладно.

Когда мама говорила про Феликса, ее голос задрожал. И я подумала: интересно, а мой со стороны звучит так же?

35. Туман

В ту субботу мы с Антоном ездили к бабушке. Мы всегда навещаем ее в День всех святых. Папа тоже приезжает, и мы вместе ходим на кладбище и зажигаем свечку на дедушкиной могиле. Ночуем мы у бабушки, а в воскресенье вечером папа отвозит нас домой.

День выдался туманный, деревья, памятники, люди, медленно ходившие между могилами, – все было окутано влажной серой дымкой. Под фонарями туман казался белым и плотным.

Когда я была маленькой, Антон пугал меня привидениями и духами, и я боялась даже на секунду выпустить папину руку. В эти сказки я больше не верю, но на кладбище мне стало не по себе и захотелось быстрее уйти оттуда. У дедушкиной могилы я расплакалась. Бабушка обняла меня, вид у нее был такой, словно она, того гляди, сама начнет плакать. Мне было стыдно, ведь бабушка подумала, что я плачу из-за дедушки.

Вечером папа повел нас в ресторан. Он всегда так делает, и мы можем выбрать, в какой ресторан хотим пойти. Мы, как обычно, выбрали итальянский. Я заказала лазанью, но съесть ее не смогла. Она была очень вкусная, только мне кусок не шел в горло. Папа расстроился, что деньги – и немалые – заплачены зря. Вслух он ничего не сказал, но это было видно. Антон доел мою порцию.

Вернувшись домой, я сразу спросила у мамы:

– Кто-нибудь звонил?

– Звонил? – переспросила мама со странной усмешкой. – Нет, никто не звонил.

Она была бледной и непричесанной, а все пепельницы в доме были набиты окурками.

– Как папа? – спросила она, стараясь говорить бодро. – Как бабушка? Как дела у Ингрид?

Ингрид – это новая папина жена. Можно подумать, маму действительно интересуют ее дела.

– Ее с нами не было, – ответила я. – И слава богу.

Мама улыбнулась и погладила меня по голове.

– Нора, Нора, сказала она. – Что бы я без тебя делала?

А я крепко ее обняла.

36. Пустая парта Карин

Сегодня утром в классе было необычно тихо. Никакой музыкальной минутки. Гунилла сидит и молча смотрит на ребят. Те, кого не было на вечеринке, ничего не понимают. Они крутятся за партами, переглядываются, качают головой.

Парта Карин пустует.

Я боялась того, что вот-вот должно было произойти, тех слов, которые нам собиралась сказать Гунилла. И мечтала, чтобы это случилось поскорее – любые слова лучше, чем эта гулкая тишина.

Наконец Гунилла нарушила молчание.

– Вчера я разговаривала с мамой Карин, – сказала она.

Сабина издала тихий звук, словно у нее перехватило дыхание. Фанни сидела с невозмутимым видом, но ее руки, рисовавшие что-то на листочке, дрожали.

– Карин больше не вернется в наш класс, – сказала Гунилла. – После всего, что произошло на вечеринке в пятницу. Она перейдет в другую школу.

– Школу стриптиза, – ухмыльнулся Тобиас.

– Заткнись, не смешно! – оборвала его Сабина.

– Ладно, не буду, – сказал Тобиас.

– Не могу передать, как меня огорчило все происшедшее. Надеюсь, вас тоже.

Я подняла глаза и встретилась взглядом с Гуниллой. Несколько секунд она смотрела мне прямо в глаза. Потом кивнула мне и спросила:

– Кто-нибудь хочет что-то сказать?

Но тут в дверь постучали. Гунилла посмотрела на часы и слегка нахмурилась: тот, кто постучал, очевидно, пришел не вовремя.

– Войдите! – крикнула она.

Дверь открылась, на пороге стояла мама Карин, одетая в серо-бежевое пальто. Гунилла подошла к ней, и они, понизив голос, обменялись несколькими фразами.

– Это мама Карин, – сказала Гунилла. – Она пришла за ее вещами.

Когда мама Карин проходила мимо меня, я потупилась. Я не могла смотреть ей в глаза.

Гунилла показала место Карин и стояла рядом, пока ее мама складывала вещи. Среди книг Гунилла отобрала учебники, принадлежавшие школе.

Никто не говорил ни слова, и скоро тишина сделалась невыносимой.

– Я… мы не были на вечеринке, – сказала Эмма. – Там было только несколько человек.

Мать Карин повернулась к Эмме. Не скажу, что она улыбнулась, но выражение лица у нее, во всяком случае, было дружелюбным.

– Кто здесь Фанни и Сабина? – спросила она у Гуниллы.

– Пусть они сами за себя ответят, – сказала Гунилла.

Фанни подняла руку с самым независимым видом, Сабина тоже подняла руку, но взгляд ее не отрывался от крышки парты.

– Я просто хотела на вас посмотреть, – сказала мама Карин. – Посмотреть, как выглядят девочки, которые способны сделать такое.

И тут Сабина не выдержала. Громко всхлипнув, она выбежала из класса, закрывая руками лицо.

Майя привстала за партой, словно хотела догнать Сабину.

– Оставь ее, – сказала Гунилла. – Я думаю, сейчас ей нужно побыть одной.

Мать Карин подошла ко мне. Она вынула из сумочки маленький сверток и положила его на парту.

– А вот и Нора, – сказала она. – Насколько я понимаю, это твое.

После уроков Сабина догнала меня на лестнице.

– Нора, – проговорила она, запыхавшись, – можно мне пойти сегодня к тебе?

Услышав эти слова два месяца назад, я была бы вне себя от счастья.

– Нет, – ответила я. – Я занята.

– Ну пожалуйста! – под пудрой следы слез были незаметны, но глаза Сабины блестели и казались больше обычного.

Я не хотела, сказала она. – Я не думала, что так получится. Веришь? Мне нужно с тобой поговорить.

– Завтра, – сказала я.

Она кивнула. Тобиас, Эмиль и Фанни спускались по лестнице. Фанни взяла Сабину за руку.

– Не дрейфь! – сказала она.

– Завтра? – переспросила меня Сабина.

– Да.

Они пошли вниз по лестнице. Я вынула сверток, оставленный мамой Карин, и открыла его.

Там лежал черный бюстгальтер.

В нашей прихожей часто бывает кавардак, но сегодня здесь творилось что-то невообразимое. Я чуть не споткнулась о сваленные возле двери пакеты с какими-то вещами, кажется, одеждой. Рядом с ними стояли барабаны Феликса.

Тихонько закрыв за собой дверь, я прошла к телефону, набрала номер и стала ждать. Один, два, три, четыре, пять сигналов. Я уже хотела отключиться, когда трубку, наконец, сняли.

– Квартира семьи Эрикссон.

– Извините, Карин дома? – спросила я.

– Кто ее спрашивает? – поинтересовалась мама Карин.

Я не решилась назвать себя. Я положила трубку.

Телефон тут же зазвонил. Сердце у меня в груди подпрыгнуло. Вдруг Карин услышала звонок и поняла, что это я?

– Алло, Нора у телефона, – сказала я.

– Привет, Нора, – услышала я голос Феликса. – Мама дома?

– Подожди минутку, – сказала я. – Мама, это Феликс.

Мама вышла из комнаты с зубной щеткой в одной руке и пеной для бритья в другой. Взяв трубку, она приготовилась слушать.

– Нет, – ответила она через мгновение. – Нам не о чем говорить… Нет, я сказала! Я упаковала твои вещи. Можешь приехать вечером и забрать их. Если не заберешь, я выставлю их на лестницу. Или отдам бездомным.

Куки подошла ко мне и завиляла хвостом.

– Сейчас, Куки, – отозвалась я. – Сейчас пойдем гулять.

– Плевать я на это хотела! – закричала мама в трубку. – Я не хочу больше слушать твое вранье!

Она бросила трубку на рычаг.

– Привет! Как дела? – обратилась она ко мне.

Тут она заметила черный бюстгальтер, торчавший у меня из кармана.

– Что это? – спросила она.

Я вытащила бюстгальтер. Если уж рассказывать – так обо всем.

– Вот это размер! – засмеялась мама. – Откуда он у тебя?

– Я взяла его в магазине. А потом отдала Карин.

– Как это? – не поняла мама. – Что ты имеешь в виду? Как взяла? Зачем?

– Пойдем, я тебе расскажу. Только это долго. Давай сядем куда-нибудь.

37. Преодолевая робость

Я в прихожей надеваю Куки ошейник, мама смотрит на меня из дверей гостиной.

– Купить что-нибудь? – спрашиваю я. – Сигареты?

– Нет, спасибо, – мотает она головой. – Я бросила курить.

– Давно?

– Только что.

Я сбегаю по лестнице. На улице Куки едва успевает пописать, и я уже бегу дальше.

Карин живет от нас недалеко. Но ее подъезд, конечно же, заперт. Я стою и разглядываю кнопки на панели, будто они могут подсказать мне код. Четверка, вроде бы, стерта, и семь тоже…

Дверь подъезда открывается. Выходит пожилая женщина.

– Какая хорошая собачка, – говорит она, впуская меня и Куки.

Я стою перед дверью квартиры. Под латунной табличкой с фамилией «Эрикссон» прикреплен написанный от руки листок: «Рекламу не предлагать».

Из квартиры доносится музыка. Кто-то играет на флейте. Я стою неподвижно и слушаю. Флейта звучит печально. Будто хочет чего-то сказать, но робеет.

Я кладу палец на гладкую кнопку звонка. Куки прыгает вокруг и беспокойно тявкает.

Голос у флейты негромкий, но чистый, ясный. Временами музыка замирает в нерешительности, словно сбивается с дороги, но тут же выправляется, находит новую тропку. Она могла бы указывать дорогу в лесу.

Я нажимаю кнопку. Короткий громкий звонок, потом еще один. Звонки заглушают мягкий звук флейты. Я прислушиваюсь, однако ничего не слышу.

Но вот за дверью раздаются шаги. В замке поворачивается ключ.

Во рту у меня пересыхает. Я забываю все, что собиралась сказать.

Дверь приоткрывается на цепочку.