Текст книги "Наложницы. Гарем Каддафи"

Автор книги: Анник Кожан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

9 Париж

Я мечтала увидеть Эйфелеву башню, но мы сели на поезд до пригородного квартала Кремлен-Бисетр. Я представляла себе экзотику, а очутилась в окружении арабов.

– Это и есть Франция? – спросила я у отца, когда мы отправились на встречу с одним из его друзей в ресторане, где готовили цыпленка согласно религиозным правилам халяля[7]7
  Халяль – дозволенные поступки в шариате. В мусульманском быту под халялем обычно понимают мясо животных, употребление которого не нарушает исламские пищевые запреты.


[Закрыть]. Я была разочарована. Стоял собачий холод, у меня отмерзли нос и ноги, все мне казалось таким невзрачным.

– Завтра будет намного красивее, – подбадривая меня, сказал папа.

Ночь мы провели в небольшом отеле, откуда был виден окружной бульвар. И я проснулась от желания курить. Это быстро стало моей навязчивой идеей.

Мы должны были встретиться с папиным другом Хабибом и сели его ждать в ближайшем кафе. На террасе курили расслабленные, вполне обычные девушки. Это меня обнадежило. Курение не считалось тут ни пороком, ни развратом, как мне внушали. Я заказала горячий шоколад, папа – кофе, и, даже не дождавшись, когда нам принесут заказ, он вышел покурить. Даже речи не могло быть, чтобы я пошла вместе с ним, он бы этого не потерпел. И тогда я помчалась в туалет выкурить сигаретку «Мальборо», пачку которого я заранее припрятала. Пришел Хабиб и пригласил нас в свой дом, расположенный недалеко от метро «Порт де Шуази». Как раз в этот момент позвонила мама. Шофер из Баб-аль-Азизии заезжал к нам домой в Триполи: «Где Сорая? Почему ее телефон не отвечает?» «Потому что она в Сирте», – ответила взволнованная мама, и, когда отец услышал это, его затрясло. Он побледнел и впал в шок. Слишком много эмоций. Он рухнул на пол перед Хабибом. Его отвезли в больницу. Среди ночи он вышел оттуда, решительно настроенный сразу же вернуться в Триполи. Он вручил мне 1000 евро, что мне показалось целым состоянием, а также телефонную карточку SFR, и попросил Хабиба снять мне однокомнатную квартиру. Потом они оба отправились в аэропорт. Он не поцеловал меня, просто махнул рукой, удрученный и встревоженный.

– Если Господь сохранит мне жизнь, – я знала, о чем он думал, – если меня не убьют, я вышлю тебе еще денег.

Я плакала, прощаясь с ним.

***

Хабиб нашел для меня комнатку в отеле рядом с метро «Порт де Шуази». Не центр Парижа, но, в конце концов, не так уж плохо. Администратором гостиницы была марокканка, и мы могли общаться на арабском. Я быстро научилась пользоваться проездной картой на автобус и метро. Мой первый урок ориентирования привел меня в Латинский квартал, рядом с метро «Сен-Мишель», где я побаловала себя кофе, рассматривая прохожих. Я была свободной. Свободной! Я повторяла это про себя, не до конца в это веря. У меня не было никакой программы, ни малейшего плана. Ни друзей, ни связей. Но я была свободной. Это было потрясающе.

За соседним столиком сидели две девушки и парень арабского происхождения, готовясь устроить позднюю вечеринку в одном из кафе. Завороженная, я с завистью их слушала. Я горела желанием познакомиться с ними, но не осмелилась. Этот элегантный и беспечный город наводил на меня страх. Я вернулась домой. На следующее утро, сев на метро, я доехала до станции «Елисейские Поля». Я мечтала о них, когда еще была маленькой девочкой. Небо было ясным, а проспект был намного шире, чем я могла себе представить, кафе «Ле Довиль» находилось в том самом месте, которое указала мне мама. Я позвонила ей:

– «Ле Довиль» по-прежнему синий!

Я знала, что затрагиваю ее чувствительную струну.

– Видишь, как повторяется история? Моя дочь идет по моим следам. Когда мне было двадцать лет… Сорая, как бы мне хотелось оказаться там с тобой!

Я отправилась к магазину «Сефора», о котором слышала от Мабруки, она там делала покупки. У прилавка с парфюмерией за мной злобно наблюдали охранники. Продавщица предложила мне купить флакон духов «Париж» от Ив Сен-Лорана, но я должна была подсчитать свои средства. Итак, у меня было 1000 евро; отель стоил 25 евро в сутки, и я тратила 25 евро на еду и транспорт. Значит, я смогу продержаться 20 дней. Тем хуже для духов! А к прилавкам с косметикой, которую мне так хотелось купить, я повернулась спиной. Это останется на завтра. Я буду бродить день за днем; отныне у меня полно времени.

Проходя мимо спокойно целующейся влюбленной парочки, я вспомнила о Хишаме. Я заставляла себя не звонить ему. Зачем? От меня у него были одни неприятности. Но вскоре я отправилась искать место, где можно пополнить счет телефонной карточки. И, едва услышав его голос, я разрыдалась.

– Прошло два дня, как ты уехала! – сказал он. – Два дня я не перестаю о тебе думать!.. Я приеду к тебе, как только смогу. Я подал запрос на получение паспорта.

Это он серьезно? Он хочет жить вместе со мной? Боже мой! Я не желала ждать. Нужно ускорить процесс, помочь ему получить долгожданный паспорт – такую редкую и ценную вещь в Ливии. Но с деньгами возможно все. Я мигом позвонила папе:

– Ты мне оставил всего 1000 евро! Этого слишком мало! Как, по-твоему, я буду выкручиваться?

На следующий день он мне переслал 2000 евро, половину которых я отправила Хишаму.

И тогда я завела ряд знакомств, которые – сейчас я это полностью осознаю – привели к тому, что моя поездка во Францию закончилась провалом. Будем откровенными: полным крахом. Страшно, что я должна это сказать. Так унизительно признаваться, что я упустила свой шанс. Как это возможно? Думаю, что я была слишком доверчивой. Я сделала дурной выбор. Я была ужасно наивной. Ну вот. Я приехала в Париж в феврале 2009 года, за несколько дней до моего двадцатилетия, но я ни о чем не знала. Кроме безволия, развращенности и цинизма маленького мирка, откуда я с трудом вырвалась. Я ничего не знала о трудовой жизни, об отношениях в социуме, об управлении временем и деньгами, о равенстве между мужчиной и женщиной. И ничего о том, как устроен мир. Я никогда не читала газет…

Я сидела на скамейке на Елисейских Полях, когда ко мне подошла молодая блондинка и уселась рядом со мной.

– Привет. Здесь свободно?

– Конечно. Как тебя зовут?

– Варда.

– Но это же арабское имя!

Она была родом из Алжира, и мы сразу же подружились.

– Сразу видно, что ты только что прибыла в Париж. Откуда ты?

– Догадайся!

– Из Марокко?

– Нет. Из страны, о которой ты никогда бы не подумала.

– Из Туниса? Египта? Иордании? Ливана?

– Нет! Из стратегической страны Средиземноморья. Давай же!

– Из Алжира? Как и я?

– Нет!

– Тогда я не знаю.

– Из Ливии.

– А! Каддафи! Потрясающе! Этот тип – один из моих героев. Ты не представляешь, как он меня зачаровывает! Расскажи мне!

– Ты восхищаешься Каддафи? – Мне захотелось плакать. – Но он же сволочь! Обманщик!

– Ты шутишь? Ты слышала его речи? Ты видела, как он бросает вызов Америке? Это настоящий араб! И у него сумасшедшая харизма!

Мы продолжили беседу в кафе, где нас разыскал ее друг, охранник из заведения в Монерое под названием «Ля Маркиз». Поскольку они собирались в этот же вечер туда пойти, то предложили взять меня с собой. Мне это показалось замечательным. «Какая удача!» – сказала я про себя. Это был ливанский ресторан, который после полуночи превращался в ночной клуб с оркестром и восточными танцовщицами. Ах! Я все-таки не была среди чужих. Все говорили по-арабски, и присутствующие, такие веселые, открытые и желающие праздновать, казалось, были выходцами из богатых восточных стран.

– Посмотри направо, – быстро подала знак Варда. – Мужчины за соседним столиком наблюдают за тобой.

– Ну и что? А я совсем не хочу на них смотреть!

– Будь миленькой! Если ты будешь приветливой, они заплатят за выпивку и еду. Пойдем танцевать!

Смущенная, я нехотя двинулась за ней. К чему она вела? Мужчины пошли следом за нами, они вели себя как волокиты и становились все более смелыми; некоторые даже протягивали нам деньги, как профессиональным танцовщицам. Я подскочила к Варде.

– Пойдем, я этого совсем не хочу!

Но меня заметил директор. Он подошел:

– Это правда, что ты ливийка? – Он взял микрофон: – Дамы и господа, я хочу поприветствовать Ливию и полковника Каддафи! – Я едва не лишилась чувств. Тип продолжил: – Иди сюда! Давай, спой со мной песню в честь Полковника!

И он запел в микрофон одну из тех нелепых песен, которые изливались из громкоговорителей и радио в Ливии: «О, наш вождь, мы следуем за тобой…» Я хотела бы исчезнуть. Мог ли он меня здесь схватить? Я побежала в туалет и, рыдая, закрылась в кабинке.

***

Я не высовывалась из комнаты целую неделю. Я была потрясена. Выбегала лишь, чтобы купить сигареты и пополнить счет на телефоне. Я словно проснулась от кошмара. Меня повсюду преследовала тень Каддафи. У Баб-аль-Азизии на всей планете были уши и глаза. Их шпионы убивали даже на другом конце света. Тогда… Реально ли надеяться вырваться из этих когтей? Едва прибыв в Париж, я почувствовала себя в тупике. И вот однажды вечером по моей комнате пробежала крыса. Меня словно током ударило. Я собрала свои пожитки, побежала на ресепшен, расплатилась и срочно позвонила Хабибу.

– Проведешь ночь у меня дома, а потом посмотрим.

Я поехала к нему, он устроил меня в комнате, но около четырех часов утра проскользнул ко мне в кровать. Папин приятель!.. Я завопила, схватила свою сумку, кубарем скатилась по лестнице. Улица была пустынной и ледяной. Куда идти? Я подумала о Варде и набрала ее номер. Тщетно. Я дошла до метро и подождала, пока откроется станция, чтобы устроиться там на лавочке. Пьяный нищий начал мне докучать. Я заплакала. Позвонила Хишаму, но он не отвечал. Папин приятель домогался меня, словно псих.

Я поднялась на поверхность и устремилась в только что открывшееся кафе возле метро «Порт де Шуази». Заказала кофе, и вдруг с десяток полицейских заполонили помещение. Международный ордер на арест от Каддафи? Варда советовала мне: «Смотри не попадись тем, кто проверяет документы!» Бежать я не могла, они подошли прямо ко мне. Дрожа, я протянула свой паспорт. Один полицейский марокканского происхождения улыбнулся:

– Почему ты так боишься? У тебя есть виза, ты в полном порядке!

Парализованная, я была не в силах произнести ни слова. Он сунул мне номер своего мобильного и непристойно подмигнул. Мне стало противно.

Зашла группа девушек. Элегантные, уверенные в себе. Они наверняка работали в офисе. Я с восхищением проводила их взглядом. И все же, говорила я себе, какие классные эти француженки! Они прихорашиваются и с шиком одеваются, гуляют и курят в кафе, у них такая же серьезная работа, как у мужчин… Но одна из них вдруг повернулась ко мне и прокричала:

– Ты чего на меня уставилась? У тебя проблемы?

Ох! Эта фраза! Она до сих пор у меня в голове, хотя я тогда ее не поняла. Но у нее на лице было столько презрения и ненависти… Почему она на меня наорала? Я только восхищалась ею, и если у меня был жалкий вид, то лишь потому, что я не выспалась.

Бармен был мил. Я общалась с ним на арабском.

– Мне нужно выучить французский язык, – сказала я ему. – Это действительно очень срочно!

Он посоветовал мне пойти во Французский Альянс в Монпарнасе и нацарапал на бумаге адрес. Я поехала на метро с чемоданом, вышла на развилке, потерялась и поняла, что в этом квартале никто не говорит по-арабски. Я зашла в кафе, и кого я там увидела? Хабиба! Он работал в этом квартале.

– Сорая, ты почему не отвечаешь по телефону? Я до смерти испугался!

– Никогда больше произноси моего имени! Оставь меня в покое, или я позвоню папе!

Он взял стул и уселся передо мной.

– Полегче! Я помогу тебе. Найду тебе работу и помогу с видом на жительство.

– Проваливай! Или лучше отвези меня во Французский Альянс.

Это было совсем рядом. В офисе толпилась группа алжирок. Они спорили о цене и посоветовали мне обратиться в мэрию, где занятия были бесплатными. Одна из них даже предложила подвезти меня на своей машине в мэрию VI округа. Зал ожидания был полон арабов и африканцев.

– Вам повезло, – сказал мне один преподаватель. – Урок только что начался. Скорее заходите!

У доски женщина как раз произносила буквы алфавита, написанные на доске. A-B-C-D-E… Я уже учила буквы в сиртском колледже. И если нужно все начинать сначала, то это займет месяцы, и я вряд ли смогу выкрутиться! Я была в отчаянии!

И в этот момент позвонила Варда. Я призналась ей, что оказалась на улице.

– Перебирайся ко мне! – не раздумывая, сказала она. – Я живу вместе с парнем.

Вот так я и нашла на время крышу над головой (в Порт де Монтрей), подругу (немного гулящую), окружение (говорящее по-арабски). Благодаря этому я на первое время обрела уверенность. И из-за этого я в конце концов пропала.

***

В первый же вечер Варда захотела взять меня с собой в «Ля Маркиз». Сначала я отказалась, но потом побоялась очутиться на лестничной клетке. В клубе она меня представила элегантному и милому тунисцу по имени Адель, который сразу же в меня влюбился. Но я все прояснила: я люблю другого и храню ему верность. Он не подгонял меня, вел себя мило и по-джентльменски. Довольствовался только тем, что стал как можно чаще приходить в «Ля Маркиз», приглашая нас выпить и пообедать. Варда и ее подруги употребляли слишком много алкоголя. Я же пила только сок. Хишам заставил меня поклясться на Коране никогда больше не прикасаться к алкоголю. Вот так безумно я провела свои первые три месяца в Париже.

Потом истек срок моей визы. И снова появился страх. С этого времени я постоянно была начеку. Я оставляла свой паспорт в комнате, не хотела рисковать. Объявила Варде, что теперь и речи быть не может о визитах в «Ля Маркиз». А она рассмеялась.

– Пошли! Да в этом заведении все девчонки в таком же положении, как и ты! Фараоны проверяют документы только у парней и нищих. Но к тебе они не подойдут!

Деньги тоже стали заканчиваться. Испортились отношения с Вардой. Иногда она мне запрещала прикасаться к еде в холодильнике:

– Это для моего сына!

Я позвонила папе.

– Как ты могла потратить все деньги? Сорая, найди себе работу! Если будет нужно, мой посуду!

Я обиделась.

– О, если хочешь, я немедленно вернусь в Баб-аль-Азизию! Мне уже все равно!

Он выслал мне 500 евро. Всего-навсего. После похода с Вардой в «Карфур»[8]8
  «Карфур» (фр.Carrefour) – сеть супермаркетов, французская компания розничной торговли. (Примеч. пер.)


[Закрыть] у меня осталось всего 100.

И тогда Адель предложил мне переехать к нему. У него большая квартира, где он предоставит мне отдельную комнату, и мы будем жить как друзья.

– Супер, – сказала Варда. – Это идеальное решение!

На самом деле это означало: «Убирайся!».

Так я полгода прожила в Банлье, парижском пригороде. Полгода в относительном душевном спокойствии, так как Адель, который управлял небольшой строительной компанией, старался быть приятным и почтительным компаньоном. Утром он отправлялся на работу, оставлял мне 50 евро на пропитание, я ходила за продуктами. Он знал, что я влюблена в другого, я понимала, что это огорчает его, но мы жили в гармонии. Я доверяла ему. И когда я поведала ему о своей драме в Баб-аль-Азизии, он сразу же мне поверил. У него были друзья из Ливии, которые рассказывали ему о похищениях девочек из школ. Варда же сразу отбросила мою историю. Какой я была идиоткой, доверяя ей! Она защищала Каддафи, как восторженная верующая, и мне от этого становилось плохо.

– Это честь арабов, единственная наша гордость, он несет наш флаг! Он Вождь в лучшем смысле этого слова, и Вождь не смог бы опуститься до такого. Отвратительно, что ты лжешь за его спиной!

Это было невыносимо слышать.

Однажды вечером, когда Адель вернулся после празднования своего дня рождения в ресторане «Мазазик», он пришел ко мне в комнату и был весьма настойчивым. Я поддалась. Он был искренним и трогательным. Он даже рассказал своим друзьям, что хочет на мне жениться. Словом, я так думала. Но я настаивала на своем: я занята, мой друг приедет ко мне, как только получит свой паспорт, через несколько недель. Его начала мучить зависть. И однажды, когда я принимала душ, он ответил на звонок Хишама по телефону. Он повысил голос. Затем начал кричать, и когда я, испуганная, вышла из ванной, он бросил трубку, проревев: «Сукин сын!» Я тяжело перенесла это предательство. По какому праву он отвечал на мои телефонные звонки? Я позвонила Хишаму, но он не захотел со мной разговаривать. И я взорвалась от злости. Это и так слишком долго длилось. Я должна была уйти. И найти работу.

Один египтянин, которого я встретила в бакалейной лавке, представил меня Манар, марокканке, работавшей в баре-ресторане на узкой улочке в Монтрое, хозяином которого был кабил. Мне показали, как готовить кофе, наливать пиво из кегов. Я зарабатывала по 50 евро в день плюс чаевые, которые могли достигать 100 евро! Прилично. К тому же мне предложили жить вместе с марокканкой в расположенной над баром студии. Я проработала полтора месяца, пока не заметила, что этот бар был подозрительным – иногда патрон задергивал шторы, когда танцевали обнаженные женщины, – но что меня взбесило, так это то, что моя сожительница меня обворовывала. Я ушла с тем, что у меня еще не украли. И тогда Варда, с которой я поддерживала контакт, бросила меня в лапы туниски, работавшей в баре рядом с Порт де Лила в Париже. Я начала с мытья посуды, потом научилась принимать заказы. Управляющий, кабил, заметил, что клиенты приходят на меня посмотреть, и приказал мне оставаться в зале. Что очень возмутило туниску. Один принимал меня за приманку, а вторая за прислугу. А когда однажды вечером я вернулась в комнату, которую делила с другой марокканкой, то обнаружила, что у меня украли вещи. Тогда я взяла чемодан и хлопнула дверью.

Я снова была на улице и не знала, кому позвонить. Я подумала о том египтянине из бакалейной лавки. Он принял меня в своей огромной квартире, которую снимал вместе с несколькими жильцами. Он ничего у меня не просил, но я чувствовала себя не в своей тарелке. Я была мертвым грузом. Где мое будущее? На какое место я могу надеяться в Париже? Я не выучила французский язык. Документы у меня были не в порядке, и меня могли арестовать в любой момент. Я ничего собой не представляла. И тогда позвонил Хишам. Его имя на экране телефона подарило мне глоток надежды. Он думал обо мне, когда я шла ко дну.

– Когда ты приезжаешь? – спросила я. – Ты мне нужен!

– Никогда, ты слышишь? Никогда! Ты даже не смогла остаться мне верной!

Я была оглушена. И позвонила матери:

– Это ты виновата! Моя жизнь разрушена. Меня презирают, мама. Презирают! Я больше не знаю, что делать, кому доверять, куда идти. Я пропала. И это все из-за тебя.

– Из-за меня?

– Я никуда не уехала бы, если бы ты приняла Хишама!

– О, Сорая! Не говори глупости. Возвращайся домой. Франция тебе не подходит. Возвращайся к нам.

У меня даже в мыслях не было вернуться в Ливию. Вернуться? Но я же не была туристом! Ни даже добровольным эмигрантом. Я была беженкой! И в розыске у одного из самых влиятельных людей мира! Я, конечно, вылила на маму всю свою злость, но истинной причиной моего отъезда был Каддафи.

– Мама, возвращаться слишком рискованно. Они снова приедут за мной. Они никогда не оставят меня в покое.

– Мы что-нибудь придумаем, чтобы тебя спрятать. У твоего отца были неприятности, и ты будешь жить со мной в Сирте. Сначала они усиленно тебя искали, но я думаю, что они уже успокоились. Я не хочу, чтобы ты была несчастной в Париже.

Так я приняла решение. За несколько секунд. Не раздумывая, под влиянием депрессии. У меня не было «инструкции по эксплуатации» Франции, меня очаровывала эта страна, но она мне не подходила. Я даже не знала французского языка! Я отправилась к Варде, и она одобрила мое решение уехать. Но она предупредила меня: поскольку моя виза недействительна, мне придется заплатить приличный штраф в аэропорту. К тому же, чтобы уменьшить хлопоты, она сама позвонила одному приятелю, полицейскому из Руасси-Шарль-де-Голль. И тремя днями позже в аэропорту именно он прикарманит 1500 евро, которые я заранее приготовила, избежав запрета на въезд на территорию Франции. По крайней мере мне так объяснили. К счастью, накануне мама мне прислала 2000 евро.

Двадцать шестого мая 2010 года я села в самолет, направляющийся в Ливию, с очень легким чемоданом. Немного одежды, ни единой книги, ни одной фотографии. У меня ничего не осталось от пятнадцати месяцев, проведенных в этом Городе Огней. Даже маленького портрета, который нарисовал художник у подножия Эйфелевой башни одним весенним утром, – Адель оставил его себе на память.

10 Стечение сложных обстоятельств

В аэропорту Триполи меня никто не ждал. Я остерегалась кого-либо предупреждать. Никаких знакомых в большом зале прибытия. Ни одного подозрительного взгляда со стороны солдат и полицейских. Я возвращалась инкогнито. Возможно, в Баб-аль-Азизии ослабили охрану.

Я позвонила Хишаму. Он был поражен:

– Ты здесь? В Ливии?.. Стой, где стоишь, я еду!

Он быстро появился на внедорожнике в компании двух друзей. Вышел из машины, улыбаясь, взял мой чемодан. Не могло быть и речи о том, чтобы мы обнялись или излили свои чувства на публике. Но я посмотрела на него и снова ему поверила. Он немного окреп, казался немного старше, чем я его помнила, но это придавало ему больше уверенности. Мы отправились в тот же загородный дом, который нам когда-то предоставил его знакомый, и объяснились друг перед другом. Он выразил свое разочарование тем, что я жила в Париже с мужчиной, суровыми словами.

– Но это был только друг! – настаивала я.

– Между мужчиной и женщиной не бывает дружбы!

Ну конечно! Типичный ливиец! Потом он мне поведал, что люди из Баб-аль-Азизии явились за ним к его родителям. Пока он ездил в Тунис, они посадили его брата в тюрьму. Он стал мишенью для всякого рода преследований, угроз смерти, телефонного прослушивания, слежки. На работе он стал объектом доносов, и наша история, преданная широкой огласке, стоила ему клейма «любовника шлюхи Каддафи». Даже его самые близкие друзья говорили: «Ты ведь не можешь жениться на потаскухе!»

Мне стало страшно. А мои родители? Что пережили они? Какое давление, какие угрозы, какие наказания? Я оставила их без внимания, слишком озабоченная борьбой за собственную жизнь. Но какую же цену Вождь заставил их заплатить за то, что они помогли мне убежать? Скорее бы их увидеть!

– Отвези меня в аэропорт, – попросила я Хишама. – Я позвоню родителям и скажу, что только что прилетела.

Мы ехали молча. Иногда он бросал на меня удрученные взгляды. Я была погружена в свои мысли. Как можно было воображать, что в Баб-аль-Азизии нас оставят в покое? Я позвонила родителям, они тоже были потрясены моим внезапным приездом, и я села ждать их в зале. Именно там я наткнулась на Амаль Дж., которая вместе со старшей сестрой улетала в Тунис.

– Сорая! Какой сюрприз! Ты куда едешь? Мне говорили, что ты была в Париже!

– Вовсе нет!

– Не ври! Я провела собственное расследование. Я встретила Хишама, и один мой друг из аэропорта рассказал мне, как ты уехала.

– Браво, какая солидарность!

– Ты ошибаешься! Я все оставила при себе. Но можешь представить, как рассержены Мабрука и Каддафи…

Папа приехал с моей младшей сестрой, которую я давно не видела. Он подтвердил, что люди из Баб-аль-Азизии упорно меня искали и применяли всякого рода давление, чтобы найти меня. Больше он мне ничего не сказал. Теоретически моя сестра не должна была что-либо знать, но он волновался о том, что она может рассказать моему брату Азизу, который только что вернулся из Англии. Главное, не допустить оплошности: для всех я вернулась после долгого пребывания в Тунисе у своих родственников.

Когда мы очутились наедине, он излил всю свою горечь и злость.

– Зачем ты вернулась? Зачем ты снова возвращаешься в пасть этого волка? Сорая, зачем? Я с радостью пошел на все риски. Я готов был умереть, лишь бы спасти тебя. Но здесь я не смогу ничего сделать, чтобы защитить тебя. Ничего, и от этого я схожу с ума! Мне удалось спрятать тебя в свободной стране, а ты упустила свой шанс! Это безумие – вернуться в Ливию! Безумие – вновь подвергнуться ужасам Баб-аль-Азизии!

На следующий день рано утром мы отправились в Сирт. Во время поездки на машине, четыре или пять часов, мы почти не разговаривали. Я видела, что отец еще не перестал злиться. Мы приехали к маме в парикмахерскую, она обняла меня.

– Ты похудела. И ты очень красивая… – Она рассматривала меня, немного отстранившись, держа мои руки в своих. – Только немного загорела!

Я не сказала ей, что этот загар получен в солярии, куда меня затащила Варда перед поездкой. Хишаму совсем не понравился этот новый «африканский» оттенок кожи.

– Мама, ты продолжаешь вкалывать? Ты пашешь не переставая! Почему ты не остановишься? Мне кажется, у тебя усталый вид.

– В каком мире ты живешь, Сорая? Как бы мы прокормили семью? Как бы ты получала деньги в Париже, если бы не было этого салона?

Едва я поставила чемодан в нашей квартире на улице Дубаи, как на мобильном высветился номер Мабруки. Это было все равно что удар ножом в сердце. Я проигнорировала вызов. Но она позвонила второй, третий раз. Я запаниковала. Словно она была рядом со мной в комнате. В конце концов я ответила:

– Алло?

– Здравствуй, принцесса!

– …

– Ну что, попутешествовала немного по Франции?

– Кто вам сказал, что я была во Франции?

– Ты забываешь, что мы – правительство. Наши службы все о тебе знают. Немедленно приезжай к своему хозяину!

– Я в Сирте.

– Вранье! Мы искали тебя в Сирте!

– Я сейчас именно здесь.

– Прекрасно. На следующей неделе мы там тоже будем с твоим хозяином. Поверь мне, он тебя найдет.

***

Несколько дней спустя она снова позвонила.

– Ты где?

– У мамы в парикмахерской.

– Я еду.

Меня затравили. Подавленная, я успела сказать маме лишь одно слово. Мабрука уже снова звонила:

– Я здесь. Быстро выходи!

Перед салоном стояла ее машина с открытой задней дверью. Я села. Шофер сразу же тронулся. Кошмар возобновился. Я знала, куда мы едем. Я боялась того, что меня ждет. Но что я могла сделать, если я не хотела, чтобы моя семья за это дорого заплатила?

С полной презрения улыбкой меня встретила Сальма. Фатхия схватила меня за руку:

– Пошли скорее в лабораторию. Нам нужны все анализы.

Я не сопротивлялась, не протестовала, пульс моей жизни больше не бился. Я превратилась в автомат. Меня оставили на два или три часа. Затем Сальма крикнула:

– Поднимайся к хозяину!

Полковник был в красном халате, с взъерошенными волосами, с сатанинским взглядом. Он прорычал:

– Иди сюда, потаскуха!

Остаток ночи я провела в комнате, где ранее ночевала вместе с Фаридой. У меня на всем теле появились синяки, открылось кровотечение, я ненавидела себя. Я была себе противна из-за того, что вернулась в Ливию. Упрекала себя за то, что потерпела неудачу во Франции. Не смогла выкрутиться, найти порядочных людей, закрепиться на работе. Как будто с первого дня на Елисейских Полях меня принимали за девочку легкого поведения, доступную женщину, потаскуху, как говорил Каддафи. Как будто это было написано у меня на лбу. Фарида начала ухмыляться и играть на моих нервах.

– Я знаю других девчонок, которые уехали за границу, чтобы стать проститутками, – говорила она. – Ничтожества! Ни стыда, ни преданности, ни ценностей, ни стержня. Самые ничтожные дочери, которые, опустив голову, возвращаются к своему папочке…

Я сорвалась. Я прыгнула на нее и в ярости стала бить и трясти ее. Я была в состоянии бешенства, чего со мной еще никогда не случалось. Я больше себя не контролировала, я взорвалась. Внезапно появилась Мабрука и попыталась нас разнять. Но я была словно львица, не желающая выпускать свою добычу. Я вцепилась в плачущую от страха Фариду, Мабрука повысила голос и попыталась меня оттащить. Я заорала:

– О, а ты заткнись!

Она окаменела. Еще никто с ней так не разговаривал. Все девушки ходили на цыпочках перед великой патронессой. Тотчас же прибежала Сальма и дала мне такую пощечину, от которой еще долго оставался след.

– Да кто ты такая, чтобы разговаривать с Мабрукой подобным тоном?

Мне показалось, что она оторвала мне голову.

Меня провели через лабиринт незнакомых коридоров к маленькой, темной и отвратительной комнатушке. Там отсутствовали окна и кондиционер, тогда как на улице было около 40 градусов. Задыхаясь от затхлого воздуха, я заметила тараканов. Я плакала навзрыд, рвала на себе волосы, пока не обессилела. А потом рухнула на соломенный тюфяк.

Через несколько часов Фатхия открыла дверь:

– Хозяин вызывает тебя.

Я поднялась и увидела Фариду: она прижималась к Вождю, положив голову ему на грудь, которую она гладила и целовала. Она пожаловалась:

– Сорая – злая и сумасшедшая. Если бы вы знали, мой господин, как она меня избила!

Устремив свой взгляд на меня, он сказал ей:

– Иди, потаскуха. Ты можешь дать ей пощечину.

Она бросилась ко мне и дала мне две.

– Убирайся! Я тебе сказал – только одну!

Он проводил ее бешеным взглядом и повернулся ко мне:

– А мне это нравится! Дикарка! Ох, как я это люблю! Эту ярость в тебе! Неистовство!

Он сорвал с меня одежду и бросил меня на кровать.

– Умоляю вас! Не делайте этого! Мне очень больно! Пожалуйста!

– Она отбивается, тигрица! Мне нравится этот новый темперамент. Это ты во Франции набралась такой ярости?

Поскольку я сильно кровоточила, он вытер кровь своим красным полотенцем:

– Это хорошо. О, как же это хорошо!

Я закричала:

– Перестаньте! Умоляю вас! Мне очень больно!

Он оттащил меня в душ и помочился на меня. Я завыла от боли. Он нажал на звонок, и пришла украинка. Клавдия. Рыжеволосая толстушка с ангельским лицом. Она увлекла меня за собой в лабораторию, дала мне болеутоляющее и успокаивающий лосьон. Ее жесты были уверенными, казалось, она к этому привыкла. Я хотела пойти в свою комнату, но мне пришлось вернуться назад, чтобы не столкнуться с большой делегацией африканцев, приехавшей встретиться с Вождем в его шатре.

На следующий день все должны были уехать в Триполи. Я, упрямая, несгибаемая, ненормальная внутри себя, предстала перед Мабрукой.

– Я остаюсь. Я – больна. Даже речи быть не может, чтобы я с вами ехала.

– Ты стала упрямой как осел. Нахальной и невыносимой. Ты больше ничего не стоишь! Возвращайся к своей матери!

Сальма бросила мне 1000 динаров, словно проститутке за грязную работу.

– Проваливай! Шофер ждет тебя.

Я прыгнула в машину. На телефоне высвечивалось сообщение о десятке пропущенных звонков от Хишама. И СМС от него: «Если ты не отвечаешь, значит, ты с другим. Он всегда будет побеждать. Никакого желания слушать отвратительную историю. Я предпочитаю разорвать отношения». Я открыла окно и выбросила мобильный.

***

Меня доставили домой, где мама томилась от ожидания. Она тоже пыталась мне дозвониться, казалось, она была на грани.

– Мама, я должна изменить свою жизнь, – сказала я ей. – Нужно, чтобы я начала жить по-другому. Все кончено с Баб-аль-Азизией и Хишамом.