Текст книги "Олауг и Пончик"

Автор книги: Анне-Катрине Вестли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

"Бомба" всем пришлась по вкусу, особенно мальчикам, а может, они просто очень проголодались – ведь они сегодня не только гуляли у трамплина, но ездили и в больницу, и по стране, были в Газетном доме, поднимались на вершину Высокой и побывали в Лилипутике. Ничего удивительного, что им захотелось есть. Гости оставались у Бьёрнара до самого вечера. Перед их уходом Бьёрнар сказал:

– Каос, захвати рисунок с собой! Покажите его в Газетном доме, может, его тоже напечатают в газете.

Папа внимательно посмотрел рисунок и прочёл подпись, сделанную к нему Бьёрнаром.

– Мы вместе зайдём в редакцию, Каос, – сказал он.

Дома они сразу поднялись прямо на третий этаж. Несмотря на воскресный день, редактор сидел у себя в кабинете – он пришёл проверить, всё ли готово к выпуску завтрашнего номера. Папа с Каосом рассказали ему про Олауг, которая отравилась таблетками.

– Хорошо, что вы пришли с этим материалом, – сказал редактор. – Мы напечатаем ваш рисунок, хотя по понедельникам у нас и не бывает детской странички.

Довольные Каос и папа вернулись домой и всё рассказали маме.

– Я рада за вас, – улыбнулась мама. – А теперь и нам не мешает проверить, не лежат ли у нас дома на видном месте какие‑нибудь опасные таблетки.

– Конечно, нет, – гордо ответил папа. Мы же следим за этим!

– Сейчас посмотрим… – сказала мама. – Пожалуйста, в кухне на окне стоит флакон с таблетками железа!

– Совершенно верно! – воскликнул папа. – Это я купил для тёти и забыл их на окне. Она их заберёт, когда приедет в город. Но эти таблетки не опасные.

– Ошибаешься, – возразила мама. – Для маленьких детей они даже очень опасны. Сколько детей угодило в больницу именно из‑за этих таблеток!

– Придётся тебе следить за нами, Каос, – сказал папа.

– Хорошо, я буду следить, – серьёзно пообещал Каос, и, хотя взрослые каждый день доставляли ему много забот, он не сердился на них.

17 м а я

Каждый год в этот день водопад Ветлебю неизменно приходил в изумление. Он привык к тому, что его голос заглушает в городе все остальные звуки. Весной он всегда бывал особенно полноводным и шумным и ничего не слышал, кроме себя. Но 17 мая какие‑то звуки неизменно заглушали его грохот.

Это играл духовой оркестр! И не один, а сразу несколько. Один духовой оркестр, который обычно играл в городе весной и летом, был водопаду не страшен, он к нему привык.

Но в этот день все оркестры Ветлебю собирались на площади перед Газетным домом и оттуда двигались по Главной улице. Они как будто говорили: "Скорее, скорее! Приходите все, кто хочет увидеть праздничное шествие детей!"

17 мая – День норвежской конституции.

Бьёрнар не очень радовался празднику. Его папа работал в другом городе и редко приезжал домой. В прошлом году, например его не было дома в этот день. Правда, если говорить честно, Бьёрнар с Эвой совсем неплохо провели прошлогодний праздник. Когда началось шествие детей, Эва вывезла Бьёрнара на Главную улицу. Все расступились и пропустили его в первый ряд, чтобы ему было хорошо видно. Но как обидно было сидеть в коляске, когда играла такая весёлая музыка! Как веселились все, кто шёл за оркестром! Они кричали так громко, что порой даже заглушали музыку. В конце концов Бьёрнару надоело смотреть на шествие, и они ушли домой.

По сегодня всё было иначе. Сегодня папа, мама и Каос пригласили Бьёрнара с Эвой к себе в Газетный дом. Оттуда они должны были увидеть и духовые оркестры, идущие утром на парад, и праздничное шествие детей.

На площади перед Газетным домом в этот день всегда бывало очень интересно, особенно утром, поэтому Эва с Бьёрнаром вышли из дома пораньше. Уже одно это было необычно и потому интересно. Утро выдалось холодное, и Бьёрнару пришлось надеть тёплую куртку, а Эве – пальто. Оба прикрепили к одежде ленточки с синей, белой и красной полоской – это были цвета норвежского национального флага: кроме того, Бьёрнар привязал к рулю коляски маленький норвежский флажок. Руль на коляске так и остался, хотя полозья, сделанные дядей, давно сняли, потому что снег в городе уже сошёл. Лишь в лесу под деревьями ещё белели сугробы, напоминая о прошедшей зиме. Возить коляску теперь было легко.

В такую рань движения ещё не было, и они ехали прямо посредине улицы. То тут, то там неожиданно раздавались выстрелы, Эва пугалась и вздрагивала. Это пускали петарды.

– Ты смотри по сторонам, – посоветовал ей Бьёрнар, – тогда сразу увидишь, откуда ждать сюрприз.

– Ты прав. Я просто забыла, что 17 мая всегда пускают петарды.

– А почему мы пошли по Верхней улице? – спросил Бьёрнар.

– Ты знаешь небольшую школу к югу от города? Чтобы ученики могли принять участие в детском шествии, их привозят в Ветлебю на автобусе, а вот оркестр этой школы всегда идёт пешком.

– И он пройдёт как раз по Верхней улице" да? По‑моему, он уже слышен!

– Похоже, что так. По времени они уже должны быть здесь. Поедем потихоньку вперёд, они нас догонят.

– Не вперёд, а назад, им навстречу! – Бьёрнар схватился за колёса.

– Ну что ж, тогда разворачивайся! Они повернули и поехали назад, навстречу оркестру. В груди у Бьёрнара громко звучала музыка – никогда в жизни он не находился так близко от духового оркестра.

– Отпусти коляску, я поеду сам! – попросил он Эву.

Крутя колёса руками, Бьёрнар ехал за оркестром. Ему казалось, что он тоже участвует в демонстрации и оркестр играет для него одного.

"Хоть бы они играли подольше!" – думал Бьёрнар. Слушаясь музыки, он ехал то быстро, то медленно. Эва не мешала ему, она молча шла рядом, и ей тоже хотелось, чтобы это продлилось подольше.

17 мая в городе все жили под музыку. Даже мелкие водопадики, которых здесь было очень много, подчинялись её ритму.

Оркестр свернул на улицу, которая круто спускалась к центру. Эва и Бьёрнар свернули вслед за оркестром. Теперь Эве пришлось придерживать коляску, чтобы она не ехала слишком быстро, а то Бьёрнар врезался бы в самую гущу музыкантов.

Так вместе с оркестром они вышли на площадь к Газетному дому, мосту и водопаду. Тут было столько людей, что Бьёрнару пришлось остановиться. Даже автомобили и те пережидали, пока пройдёт демонстрация.

– Идём к Каосу, – сказал Бьёрнар, глядя вслед удаляющемуся оркестру.

В это время у них за спиной засигналил какой‑то автомобиль. Они оглянулись, это был маленький голубой автобус. Он возвращался из своего первого рейса, и вёл его папа Каоса. В честь праздника автобус был вымыт до блеска и украшен флагами. Автобус остановился, чуть‑чуть потанцевал и приветствовал Эву и Бьёрнара двумя сигналами. Папа помахал рукой им и Газетному дому. Мама стояла в окне, но Каоса с ней не было.

Бьёрнар проехал за угол и попал прямо во двор. Там играла музыка. Правда, она была не очень похожа на музыку духового оркестра, но всё‑таки это был оркестр, и состоял он из крышек от кастрюль, трубы и игрушечного барабана. И играли на них Каос и Пончик! Они так увлеклись, что даже не заметили Эву и Бьёрнара.

– Каос, посмотри, кто пришёл! – крикнула мама, выходя на крыльцо.

Каос привык бывать у Бьёрнара, но не привык видеть Бьёрнара у себя; он растерялся.

– Останетесь во дворе или пойдёте домой? – спросила мама.

– Каос, давай поиграем здесь! – попросил Бьёрнар.

– Давай! – сказал Пончик, хотя его и не спрашивали, и отдал свой барабан Бьёрнару.

– Позовите нас, если вам что‑нибудь понадобится, – сказала мама, и они с Эвой ушли домой пить кофе.

Хотя Каос и жил на первом этаже, но на площадку к ним вело несколько ступенек, и мама не знала, как Бьёрнар без посторонней помощи попадёт в дом на своей коляске.

Сперва мальчики играли в оркестр, а когда им это надоело, они придумали новую игру – в разведчиков. Каждый по очереди выходил на площадь и потом рассказывал, что он там видел. Первым на разведку поехал Бьёрнар. Он выехал на тротуар, поглядел по сторонам и вскоре вернулся во двор.

– Там готовятся к детскому шествию, – сказал он.

Потом на разведку пошёл Каос.

– Я видел двух полицейских! – взволнованно рассказал он, когда вернулся. – Они должны следить, чтобы на Главную улицу не проехал ни один автомобиль!

Третья очередь была Пончика. Ему не повезло. Когда он выглянул из‑за угла, пробегавшие мимо мальчишки со смехом что‑то бросили в него. В Пончика они не попали, но зато рядом с ним раздался страшный взрыв. Пончик на мгновение замер, а потом с отчаянным воплем бросился обратно во двор.

– Что случилось? – в один голос закричали Каос и Бьёрнар.

– Что случилось? – закричал папа Каоса, только что вернувшийся с автобусной станции.

– Меня убили! – рыдал испуганный Пончик.

Папа схватил Пончика на руки, осмотрел его, прижал к себе и спросил:

– Покажи, где это было? Пончик показал папе место, где раздался взрыв.

– Так это же обыкновенная петарда, – сказал папа. – Она бахнула, да?

– Да, она бабахнула. Очень громко, – сказал Пончик.

– Бах! Бах! Бах! – закричали Каос и Бьёрнар, перебивая друг друга. Пончик тоже стал кричать вместе с ними, но кричал он как‑то невесело.

– Мне не нравится день рождения Норвегии, – сказал он наконец.

Наверно, его мама назвала 17 мая днём рождения Норвегии.

– Как вы думаете, сколько Норвегии лет? – спросил Бьёрнар.

– Сто! – сказал Пончик.

– Тысяча! – сказал Каос.

– Нет! Хотите, я расскажу вам про Норвегию? – предложил Бьёрнар.

Он подъехал к крутому склону, на котором росло дерево, там, в тени, ещё сохранилось немного снега.

– Мы с вами стоим на очень древней горе, – сказал он, показывая на склон. – Ей примерно 650 миллионов лет. Нам даже трудно представить себе такой возраст. А вот уже не так давно, всего семьдесят тысяч лет назад, вся Норвегия была покрыта толстым слоем льда, очень толстым!

– И Газетный дом? – с испугом воскликнул Пончик.

– Газетного дома тогда ещё не было, – продолжал Бьёрнар. – Потом лёд растаял, и стали видны горы и долины, реки и озёра. Нам с вами повезло, что мы не жили десять тысяч лет назад…

– Повезло! Повезло! – обрадовался Пончик и вдруг закричал во всё горло: – Музыка! Музыка! Идут!

И правда, на площади играла музыка, началось детское шествие. Мальчики вышли на площадь, Пончик держался в серединке между Каосом и Бьёрнаром. Дети, принимавшие участие в шествии, размахивали флажками и кричали "ура!". Пончик, а за ним Бьёрнар и Каос тоже закричали "ура!", только не так громко.

Они стояли там, пока не кончилось шествие. Потом папа Каоса помог коляске въехать по ступенькам, а мама угостила всех гоголем‑моголем. Мальчики ели, сидя у окна. Бьёрнару казалось, будто он сидит в театре в первом ряду, так хорошо ему было видно всё, что происходило на улице.

И наконец все дети и взрослые пошли на городской луг, где было устроено праздничное гулянье.

Больше всего им понравились там картофельные бега. В этих бегах принимали участие все желающие, и большие и маленькие. Побеждал тот, кто доносил в ложке картофелину до самого конца дорожки. Бьёрнар с завистью смотрел на бегущих. И тогда папа Каоса решил, что и Бьёрнар тоже должен участвовать в этом соревновании – он предложил везти его коляску. Бьёрнар, конечно, согласился. Ему дали ложку и картофелину, и папа пустился во всю прыть. Картофелину Бьёрнар не уронил и получил в награду воздушный шарик.

День рождения Норвегии они отпраздновали на славу. В конце концов Бьёрнар так устал, что даже обрадовался, когда Эва позвала его домой. Пончик тоже устал, и мама увела его в Газетный дом.

Ну, а Каос? Нет, Каос домой не пошёл. Вместе с мамой он ехал на голубом автобусе в горы. У папы был вечерний рейс, и он попросил Каоса и маму непременно поехать с ним, чтобы они вместе провели в Лилипутике весь вечер.

Вот и площадь с Газетным домом. Как всегда, грохочет водопад, люди громко разговаривают и смеются, из автомобилей доносится весёлая музыка, а маленький голубой автобус катит уже за городом, мимо полей и усадеб.

Начинало темнеть, окна в домах были освещены, и над каждым домом реяли флаги, где большие, а где поменьше. Папе, маме и Каосу пришлось от гостиницы долго идти пешком, потому что дорога к стоянке ещё не просохла. Они шли мимо домов, в которых жили служащие гостиницы, и неожиданно в окне одного из домов Каос увидел знакомую девочку. Он хотел задержаться, но папа и мама были уже далеко, и он бросился догонять их.

Они то спускались но склону, то снова поднимались вверх, и наконец увидели Лилипутик. Каос от удивления даже остановился: перед домом была насыпана горка из земли и камней, в неё был воткнут длинный шест, а на шесте развевался норвежский флаг!

– Это ты успел сделать утром? – улыбнулась мама.

– Да, – признался папа. – II мне очень хотелось, чтобы мы приехали сюда вечером и вместе спустили флаг.

Каос задумчиво смотрел па Лилипутика и на вершину Высокой.

– Как хорошо всё‑таки, что лёд растаял десять тысяч лет назад – вдруг сказал он.

Папа ничего не понял, но мама объяснила ему:

– Это, наверное, Бьёрнар рассказал ему про ледниковый период. Он всегда рассказывает Каосу что‑нибудь интересное.

– Вспомнил! Вспомнил! – неожиданно закричал Каос.

– Что? – спросили в один голос папа и мама.

– Я видел в окне Олауг! – взволнованно проговорил Каос. – В доме рядом с гостиницей! Теперь я вспомнил, это была она!

Олауг

Папа, мама и Каос переночевали в Лилипутике. Встали они раньше обычного и пошли гулять. Прежде чем вернуться в город, им хотелось подышать свежим горным воздухом. Папе предстояло весь день водить автобус, маме – стоять за прилавком в аптеке, а Каосу – идти к Бьёрнару и Эве.

Здесь, в горах, им казалось, что в целом мире нет никого, кроме них. Соседние дома стояли пустые. По склонам никто не бродил. Солнце только взошло, и было ещё очень холодно. Каос надел свитер, куртку, шапку и даже варежки. От холодного воздуха щекотало в носу. Он замер на крыльце в надежде, что мимо пробежит заяц или лисица. Но должно быть, они слышали, как он стукнул дверью, и затаились. Небось заяц сидит сейчас рядом в кустах и дрожит от страха при виде Каоса.

– Не бойся, я тебя не обижу, – сказал Каос зайцу, но заяц так и не вышел из кустов.

А вскоре он забыл и о зайце, и о лисице, потому что нашёл серебристые палочки. Это были ветки, долго пролежавшие под дождём и ставшие от этого светло‑серыми. Каос собирал их, чтобы что‑нибудь из них построить, но что именно, он ещё не придумал.

Потом он стал прыгать через кочку, а напрыгавшись, вдруг вспомнил вчерашний день и марши, которые играли духовые оркестры. Ему казалось, что он снова слышит музыку, и он начал маршировать по лужайке перед Лилипутиком. И был он уже не Каос, а целый духовой оркестр. Сложив руки трубой, он дудел что есть мочи. Вчера здесь было тихо, зато сегодня горы, скалы, вереск и можжевельник услышали, как играет духовой оркестр.

– Каос! – крикнул папа, приоткрыв дверь. – Идём скорей завтракать, тогда у нас останется время погулять!

На завтрак мама приготовила яичницу‑глазунью, хотя был самый обычный рабочий день, но папа сказал, что это праздничный завтрак и за вчера и за сегодня – за 17 мая и за Лилипутика.

После завтрака каждый из них принёс из сарая по охапке дров на следующий раз. Папе и Каосу не хотелось покидать Лилипутик.

– Не вешайте носы, – сказала им мама, – в субботу мы приедем сюда на два дня.

Они сложили дрова на место, прибрали в доме и отправились на прогулку.

Солнце золотило вершины. Вчерашние лужи замёрзли, и под ногами хрустел ледок. Каос снова вспомнил девочку, которую видел в окне.

– Это была Олауг, – сказал он. – Разве она тут живёт?

– Да, я совсем забыл рассказать вам об этом, – спохватился папа. – Вы знаете, что отец Олауг работал в море на нефтяной платформе и редко бывал дома. Но теперь он начал работать поваром в гостинице и, думаю, ещё не скоро уедет на свою платформу. Там он тоже работал поваром, так что разницы нет. Зато здесь он живёт вместе с семьёй. Они поселились в одном из домов, которые принадлежат гостинице.

Каос давно не видел Олауг, да и вообще он разговаривал с ней только два раза: один раз в больнице, а второй – у них дома, когда Олауг с мамой приходили поблагодарить за помощь.

– Давайте когда‑нибудь пойдём к ней в гости, – предложил он.

Но папа с мамой уже забыли про Олауг и ничего не ответили Каосу, а он шёл и думал о ней. Интересно, будет ли она сегодня смотреть в окно? Может, она увидит, как он садится в автобус? Он будет играть, будто он водитель. Сперва обойдёт вокруг автобуса, проверяя, всё ли в порядке: постучит по колёсам, подёргает дверцу багажника, а потом войдёт в автобус и сядет за руль.

Он шёл и улыбался про себя, радуясь придуманной им игре.

Они спустились к гостинице. Кругом было пусто и тихо, в этот ранний час люди ещё спали, но в окне кухни уже горел свет.

Папа зашёл в гостиницу, чтобы забрать почту и узнать, кто едет в город. Мама села в автобус, а Каос проделал всё, что придумал по дороге, но сперва взглянул на окна коричневого домика. Там кто‑то стоял. Он не сомневался, что это Олауг. Он не спеша обошёл вокруг автобуса, постучал по каждому колесу, проверил, заперта ли дверца багажного отделения, оглядел лобовое стекло, а потом поднялся в автобус и сел за руль.

К автобусу потянулись пассажиры: кто из гостиницы, кто из домов; вышел из гостиницы и папа.

Каос ещё раз взглянул на окно Олауг – её там не было. Тогда он слез с папиного места, но папа успел заметить его.

– Так не годится, Каос, – строго сказал он. – Пассажиры могут подумать, что я разрешаю детям играть в автобусе.

– Не сердись, – сказала мама. – Каос ничего не трогал, он просто играл в тебя. Посмотри, как вы похожи.

– И всё‑таки в автобусе так играть не следует, – сказал папа, но он уже не сердился. – Ну, сколько осталось до отправления? Две минуты? Надо подождать, может, кто‑нибудь ещё подойдёт.

Папа вышел из автобуса и проделал всё, что, играя, проделал Каос, он даже присел на корточки и долго разглядывал одно из передних колёс. В эту минуту дверь коричневого домика распахнулась, и Каос увидел, что к автобусу бегут Олауг и её мама. Они очень спешили: Олауг не успела застегнуть "молнию" на куртке, а её мама – надеть косынку. На бегу Олауг помахала рукой человеку, стоявшему у кухонного окна, он заулыбался и помахал ей в ответ. Наверно, это и был её папа.

Олауг первой поднялась в автобус, она быстро огляделась и сделала вид, что не заметила Каоса. Её мама поздоровалась с папой и купила у него два билета, взрослый и детский.

– Вот приятная неожиданность! – сказала она маме Каоса и села с ней рядом. – Вы тоже здесь были?

– Как себя чувствует Олауг? – спросила мама.

– Спасибо, всё в порядке. Последнее время нас не было в городе. Сперва мы гостили у моих родителей. Потом вернулся наш папа и устроился работать в гостинице. Мы переехали к нему. Вот уже две недели мы живём здесь, и нам всем очень нравится, только детей мало, и Олауг не с кем играть. Те дети, которые приезжают в гостиницу, живут тут так недолго, что Олауг не успевает как следует познакомиться с ними.

Автобус тронулся. Каос смотрел в окно и изредка поглядывал на Олауг. Она тоже то смотрела в окно, то косилась на Каоса. Наконец это превратилось в игру: когда Каос отворачивался к окну, она смотрела на него, а когда он поворачивался в её сторону, она отворачивалась к окну.

Олауг так быстро вертела головой, что Каос даже удивился. Первый раз, когда он увидел её, девочка бессильно висела на плече у своей мамы, сонная от таблеток. В другой раз он видел её в больнице. Они даже не поговорили тогда, она только спросила, как его зовут, и он почему‑то сказал, что его зовут не Каос, а Карл Оскар. В третий раз он видел Олауг у себя дома, она чинно сидела на стуле, и, наверно, ей было неприятно, что взрослые всё время говорят только об этих таблетках. Три раза они виделись, но Каос так и не мог понять, знакомы они или нет. Лучше бы они были совсем чужими, тогда можно было бы спокойно её разглядывать и крутить ступнями, как крутила мама в аптеке, когда у неё уставали ноги. Впрочем, крутить ступнями ему и сейчас никто не мешал. Вдруг он заметил, что Олауг повторяет все его движения. Он улыбнулся, но в это время папа сказал:

– Посмотрите налево!

Автобус ехал через лес. Впереди, недалеко от дороги, стояла под деревом лосиха с лосёнком.

– Останавливаться мы не будем, – сказал папа, – но поедем медленно, чтобы их не вспугнуть.

Каос и Олауг забыли про свою игру. Никогда в жизни Каос не видел так близко живого лося. Он смотрел прямо в глаза лосёнку и дивился тому, что лосиха оказалась такой огромной.

Автобус медленно проехал мимо лосей. Олауг, пересевшая на сиденье к Каосу, сказала ему:

– А я видела в горах лисицу!

– А я один раз нарисовал лося! Правда, я только сейчас рассмотрел его как следует. Мои папа сто раз видел здесь лосей, а может, даже двести!

– А мой папа видел серну, только это было в Швейцарии.

– Серна – кто это? – спросил Каос.

– Это такая горная коза, – ответила Олауг. – Мы жили тогда в Швейцарии, но я её не видела: я была маленькая и меня возили в коляске.

– Когда я был маленький, меня тоже возили в коляске, только это было уже давно, – сказал Каос.

– Мой папа работал в Швейцарии, и мы там жили. А потом мы переехали во Францию, а из Франции – в Норвегию. Моя мама очень рада, что мы теперь живём в Норвегии, потому что она норвежка.

– А разве папа не рад? – спросил Каос.

– И папа рад. Ему Норвегия тоже нравится, здесь очень красиво. Мы живём теперь в горах.

За окном мелькали поля и усадьбы. На дорогу выбежала собака, которая так нравилась Каосу. Он даже играл, будто это его собака и она едет вместе с ним к тёте и дяде, а потом катается с ним на финских санях возле тётиного дома. Он тогда мысленно гладил её или опирался ей на спину, ведь собака была очень большая и ей было не тяжело.

Сейчас он тоже представил себе, что собака едет с ним в автобусе. Вот она сидит между ним и Олауг. Нет, тут ей тесно. Пусть лучше она сидит в проходе. Время от времени он мысленно говорил Олауг: "Можешь её погладить. Она не кусается".

Автобус въехал в город, вот площадь и Газетный дом, но он, не останавливаясь, проехал до самой станции. Сегодня на городских автобусах уже не было флагов, и на маленьком голубом автобусе тоже, сегодня был самый обычный рабочий день.

Пассажиры разошлись, а Олауг стала бегать вокруг автобуса. Каос схватил её за руку и остановил – ведь тут Олауг мог сбить другой автобус. Через зал ожидания они выбежали на широкий тротуар. Вот где можно было бегать сколько угодно, лишь бы не задевать прохожих. Каос и Олауг убегали далеко вперёд, а потом возвращались к своим мамам.

На площади Олауг хотела перебежать на другую сторону, но Каос опять схватил её за руку:

– Стой!

– Почему? – с притворным удивлением спросила Олауг.

Каос видел, что она прекрасно знает, почему нельзя перебегать через площадь.

– Ты можешь попасть под автомобиль! – сердито сказал он. – Первый раз вижу такую глупую девочку!

– Сам ты глупый! Я просто хотела тебя подразнить!

Подошла мама и взяла Каоса за руку.

– Идём скорей, – сказала она. – Через полчаса я должна быть уже в аптеке. Приходите к нам, когда будете в городе, но, к сожалению, я бываю дома только вечером.

– Спасибо, непременно придём. Иногда мы и вечером приезжаем в город, – ответила мама Олауг. – И вы к нам приходите, когда будете в горах. Мы любим гостей, особенно Олауг!

Мама с Каосом снова вышли на Главную улицу. Каос несколько раз оглядывался назад. Вдруг он остановился.

– Что случилось? – спросила мама, она задумалась и уже забыла про Олауг и её маму.

– Они вошли в Газетный дом! – взволнованно сказал Каос.

– Ну и что?

– Но ведь нас нет дома! – воскликнул Каос.

– А может, они хотят подписаться на газету?

Наверное, так и было, но всё‑таки Каосу было странно, что знакомые люди вошли в его дом, когда его самого там не было.

Перемены

Уже почти наступило лето, и Каос с Бьёрнаром много времени проводили на улице. При доме, где жил Бьёрнар, был небольшой сад, и мальчики часто играли там. А иногда они совершали и дальние прогулки. Особенно они любили одну горную террасу у небольшого водопада.

В то утро, поджидая Каоса, Эва читала газету, а Бьёрнар готовил бутерброды, чтобы взять их с собой на прогулку. Готовые бутерброды он разделил на три порции и положил их в пластмассовую коробку, отделив друг от друга вощёной бумагой.

– Какая красота! – сказала Эва, подняв голову от газеты. – Может, ты станешь поваром?

– Каждый человек должен уметь готовить, не только повар, – ответил Бьёрнар.

Эва кивнула и снова погрузилась в газету. Бьёрнар с удивлением наблюдал за ней: страниц она не переворачивала, а когда поднимала голову и смотрела на Бьёрнара, глаза у неё были отсутствующие, словно она его не видела. Но вот Эва решительно оторвалась от газеты.

– Послушай, Бьёрнар, – сказала она. – У меня к тебе серьёзный разговор. Давай поговорим, пока не пришёл Каос, а потом уже можно будет всё обсудить вместе с ним.

– Выкладывай! – Бьёрнару казалось, что это звучит очень по‑взрослому.

Эва помолчала, и её молчание даже напугало Бьёрнара.

– Видишь ли, – сказала она наконец, – мне не даёт покоя одна вещь. Ты знаешь, что у меня есть несколько учеников, которых я учу музыке. Во‑первых, нам нужны деньги, а во‑вторых, я люблю заниматься с детьми. Много учеников я взять не могу, не хочу надолго оставлять тебя одного. Ведь я занимаюсь с ними вечером, когда Каос уже уходит домой…

– Ты обо мне не заботься, я себе дело найду, – перебил её Бьёрнар.

– Это я знаю. Но можно ведь не только преподавать музыку, вот тут в газете написано…

– Неужели в газете написано, чем тебе заниматься? – удивился Бьёрнар.

– Нет, конечно. – Эва улыбнулась. – Тут есть два почти одинаковых объявления. Вот слушай: "Кто согласится три раза в неделю быть "дневной мамой" для маленького мальчика?" А вот второе: "Маленькая девочка скучает без детского общества. Кто согласится нам помочь по понедельникам, вторникам и средам? Возможны варианты".

– А что это значит? – спросил Бьёрнар.

– Сама не знаю, – сказала Эва. – Наверно, у них есть ещё какие‑нибудь предложения.

– И ты хочешь быть этим детям "дневной мамой", так же как Каосу?

– Да, мне бы хотелось попробовать, – осторожно сказала Эва.

– Но ведь они малыши! – презрительно фыркнул Бьёрнар. – Неужели ты хочешь, чтобы мы с Каосом играли с малышами?

– Нет, – ответила Эва. – Если окажется, что они слишком маленькие, вы с Каосом будете играть вдвоём, как прежде, а они – друг с другом. Понимаешь, Бьёрнар, нам приходится жить на два дома, а это очень дорого. Папа снимает в городе квартиру, готовит себе еду… Если мы переедем жить в город, это будет стоить ещё дороже. Вот мы и решили, что нам с тобой лучше жить в Ветлебю. Здесь хороший воздух, здесь ты пойдёшь в школу, и здесь у нас есть дом, который мы все очень любим. Нам не хотелось бы с ним расставаться. Поэтому я и стараюсь придумать, как помочь папе и заработать немного денег. Это одна причина, почему я хочу взять на день этих детей. А вторая – мне хочется, чтобы у тебя были как будто братик и сестричка.

– Мне никого не надо, – сердито сказал Бьёрнар. – У Каоса тоже никого нет. Мы с ним "дневные братья", и нам хватает друг друга.

– Может быть, и так, – Эва вздохнула. – И всё‑таки мне кажется, что общение с детьми, даже с маленькими, пошло бы тебе на пользу. Осенью ты начнёшь учиться, а они будут приходить ко мне, пока ты будешь на занятиях.

– Я не против. Делай, как знаешь, – сказал Бьёрнар.

– Надо попробовать, – решила Эва. – Я напишу в газету. Ещё неизвестно, получу ли я эту работу – такое предложение соблазнит многих: всего три раза в неделю!

– Ладно, пиши свои письма, и идём скорей гулять, – сказал Бьёрнар. – Бутерброды готовы.

Вскоре пришёл Каос. Эва дописала письма, надела туфли на толстой подошве, брюки и приготовилась к прогулке. На Каосе тоже были башмаки на толстой подошве, и ему было легко после тяжёлых зимних сапог.

Даже Бьёрнар сказал:

– Как приятно снова ездить по земле!

– Кстати, мы сегодня поедем не по Верхней улице, а по Главной, – заметила Эва. – Мне надо зайти в газету.

И они двинулись в путь. Когда они проезжали мимо аптеки, Каос, не удержавшись, заглянул в дверь и объявил, что они идут на прогулку. Мама и Свава вышли на улицу.

– Вот счастливцы! – вздохнула Свава. – Они гуляют, а мы работаем.

– А вы запирайте аптеку и присоединяйтесь к нам! – предложила Эва.

– Нашу прогулку придётся отложить до субботы, – сказала мама.

– Вы там поосторожней, река сейчас очень бурная, – напутствовала их Свава, и они с мамой вернулись в аптеку, а Эва, Каос и Бьёрнар продолжали путь.

У Газетного дома они опять остановились и подождали, пока Эва отнесёт письма в газету, а потом стали подниматься в гору. Подъём был очень крутой, и Каосу пришлось помочь Эве везти коляску. Вместе это было почти нетрудно. Наконец они выехали на песчаную дорогу, идущую вверх вдоль реки. Река разлилась, бурный поток с грозным рёвом пытался захлестнуть и дорогу, но ему это не удавалось. На Каоса, Бьёрнара и Эву летели брызги.

Вскоре они достигли горной террасы у небольшого водопада. Они давно облюбовали это место и называли его своим; в этом году они пришли сюда впервые. Бьёрнар сразу схватился за костыли: за зиму у него от тренировок сильно окрепли руки, и ему не терпелось встать на костыли.

Где‑то внизу взорвалась петарда, будто сегодня было 17 мая, её не заглушил даже шум водопада. Каос сразу заволновался:

– Бьёрнар, Пончик теперь боится выходить на улицу. Ему кажется, что кто‑нибудь опять взорвёт рядом с ним петарду.

– Вот бедняжка, как это неудачно с ним получилось, – сказала Эва.

– Вырастет – забудет, – сказал Бьёрнар. – А ведь есть дети, которые каждый день слышат настоящие взрывы.

– Мне их очень жалко! – быстро воскликнул Каос.

– Нам с тобой надо объехать весь мир и поговорить со всеми детьми, – решил Бьёрнар. – Мы должны узнать, как живут они, и рассказать им про нас. Должны помочь им с едой и всем необходимым. И мы с тобой обязательно совершим такую поездку!

Эва вдруг очнулась от своих раздумий.

– Если я буду "дневной мамой" и для этих двух малышей, мы все вместе будем приходить сюда. Правда? – сказала она.

– Ты хочешь, чтобы мы с Каосом их забавляли? – спросил Бьёрнар.

– Забавлять не надо, но ведь играют же дети со своими младшими братьями и сестрами! К тому же они будут приходить к нам всего три раза в педелю.

– Кто будет приходить? – не понял Каос.

Эва забыла рассказать ему о своих планах.

– Есть двое детей, которым три раза в неделю нужна "дневная мама", – объяснила ему Эва. – И я хочу, чтобы они приходили к нам, если, конечно, я им понравлюсь.

– Это твоё дело, – перебил её Бьёрнар, – но я не хочу с ними играть. Мы с Каосом будем заниматься своими делами у меня в комнате, а ты можешь нянчиться с этими малышами. Согласен, Каос?