Текст книги "Эликсир бессмертия (СИ)"
Автор книги: Анна Зотова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 2
ЗОЛОТАЯ ПОДКОВА
– Привет, солнце! – откликнулся Сафар. – Легка на помине! Вчера только тебя вспоминали с Колей Еремичевым. Помнишь Коляна?
– Сафар, такие люди не забываются! – засмеялась она. – Звоню не просто так, сам понимаешь. Есть дело государственной важности.
– Ну-ка, ну-ка! – понизил голос Сафар. – Шпионаж в пользу Парагвая?
– Если я тебе покажу одно изделие, ты сможешь определить, золото это или нет?
– Обижаешь, солнце! – хмыкнул Сафар. – В темном подвале, с закрытыми глазами, на ощупь. А я думал, предложишь шпионаж в пользу Парагвая. Обрадовался.
– А если я прямо сейчас подъеду? Найдешь время?
– Солнце, – вздохнул Сафар, – для тебя я найду время всегда. Привози – жду. Я на работе.
Что ей нравилось в Сафаре, так это его всегдашняя готовность помочь. Кому-кому, а лично Ане за шесть лет знакомства он ни разу не сказал «нет», хотя иногда ей приходилось обращаться к нему с просьбами весьма сомнительными. Например, подстраховать ее встречу с бандитом Марголиным, чтобы взять у того интервью, или составить компанию на свинг-вечеринку. Когда Аня работала в «Новостях недели», куда ее только не заносила репортерская нелегкая, и Сафар по первому же зову приезжал на своем черном «Вольво» (иногда с хорошим сопровождением), дарил всегдашние хризантемы и без лишних вопросов говорил: «Куда рулить и как себя вести?» Да, старый друг лучше новых двух, это точно.
Через полтора часа Аня уже подъезжала к магазину «Золотой телец», где Сафар сделал карьеру от продавца-консультанта до коммерческого директора. Теперь, чтобы к нему попасть, нужно было пройти магнитное кольцо и частокол из невзрачных охранников, которые, однако, отличались ярко выраженными боевыми мозолями на костяшках пальцев, разбивших не одну физиономию.
Главный бодигард провел ее в кабинет, где Сафар как раз говорил по телефону с неким Джозефом. Из его английской скороговорочки Аня поняла, что речь идет о катере, который один из них собирается продать другому. Сафар кивнул Ане и двинул по столу пепельницу в форме полого теленка. Ей теперь всюду мерещились алхимические символы, и потому пепельница напомнила созвездие Тельца, знак которого олицетворяет аммиачную соль. В пепельнице лежала заколка: недели две назад она забыла ее у него в машине.
Наконец Сафар бросил трубку на рычаги.
– Скоро будем на катере кататься, – похвастался он и покачался в кресле вперед-назад. – Водоизмещение – как у «Титаника», двигатель – «Роллс-ройс», скорость – полста узлов. Возьму тебя матросом первого класса. У тебя есть тельняшка? Ну, привет!
Перегнувшись через стол, он потрогал губами ее щеку. От него вкусно пахло лосьоном «Макентош», которому он не изменял уже несколько лет. Его строгий черный костюм отлично гармонировал с белой водолазкой, обтягивающей намечающееся брюшко. На широком усатом лице лучилась улыбка. Сафар был Ане по обыкновению рад.
– Ну, солнце, давай показывай свое изделие, – проговорил он, потирая руки. – Насколько я понимаю, ты уже начала промышлять фальшивым золотом? На Парагвай нашпионилась, теперь на золото переключилась, а?
Улыбаясь его шутке, Аня достала свернутый конверт, а из конверта – талисман и положила его перед Сафаром.
– Фи! – поморщился он. – Я-то думал, у тебя килограмма четыре!
Он взглянул на подкову сперва невооруженным глазом, потом вынул из стола огромную лупу в массивной стальной оправе. С полминуты рассматривал талисман, поворачивая его так и эдак.
– Толкнуть хочешь или как?
Аня перевела дух:
– А сколько за него дадут?
– А сколько хочешь? – Сафар убрал лупу в стол. Из другого ящика достал пузырек и пипетку, набрал пару капель какой-то жидкости и над стеклянной пластиной капнул в нескольких местах на подкову.
– Золото, – заявил он наконец, наблюдая за реакцией металла. – Не очень чистое, но золото. Или тебе нужно более подробно? Сколько примесей и какие?
– Да нет, не нужно, Сафар, – отказалась Аня и подумала, что, если бы это оказалось не золотом, проблема решилась бы сама собой. – Прости, но ты абсолютно уверен, что это золото? Это очень важно.
– Солнце, не зли меня, ладно? – Сафар спрятал кислоту и пипетку, вытер салфеткой талисман и вложил его обратно в конверт. – А то не возьму тебя на яхту. Куда тебя пригласить? Открылся новый ночной клуб около «Киноцентра», – хочешь?
– Хочу, – улыбнулась Аня.
– Значицца так, солнце. – Сафар полистал на столе календарь. – Сегодня у меня занят вечерок… завтра презентация… а вот как насчет четверга?
– Нормально, – ответила Аня.
– Я заказываю на четверг столик и с утреца делаю тебе контрольный звонок. О’кей?
– Ладно, Сафар, договорились.
Больше Ане делать тут было нечего. Она чмокнула Сафара, прошла охрану, оценивающими взглядами проводившими ее до самой двери, а через полчаса, стоя под светофором, не спуская ноги с педали сцепления, вдруг подумала, что на ее глазах талисман из сплава под названием силумин превратился в золото. Пусть не самой лучшей пробы, но – в настоящее золото, в самое настоящее. А это ведь серьезный аргумент в пользу доктора Лоренца. Вернее, в пользу этой самой алхимии, которую он представлял. Подменить талисман он не мог, она глаз не сводила с его рук. И что же получается?
Доктор Лоренц доказал, что говорит правду. И если она себя хоть чуть-чуть уважает как журналистка, то должна выполнить обещанное. То есть по мере возможности вникнуть в эту алхимию и о ней написать, отставив свой бабский скепсис за горизонтом. Ах, душа к алхимии не лежит?
– Она у тебя вообще ни к чему не лежит! – подумала Аня вслух, и это была чистая правда.
Аня прекрасно понимала, что, окажись на ее месте действительно хорошая журналистка, профессионалка, которых, надо сказать, немало в Москве, да попади ей в руки такая козырная тема, она наверняка вцепилась бы в нее намертво, и за доктором бы проследила, и выкачала бы из него все, что только можно. Но звезды расположились так, как расположились, и Лоренц вышел именно на нее. При желании это можно, конечно, счесть и случайностью, но Аня уже хорошо знала, что в жизни ничего случайного нет.
Глава 3
АНЯ И ТЕ, КТО ВОКРУГ
Ей было 25 лет; 23 из них она прожила в Екатеринбурге, куда теперь, после смерти отца, почти не ездила. Там осталась мачеха, но не те были у них отношения, чтобы их поддерживать. Ане не было до этой Нины до этой Викторовны ни малейшего дела; мачеха платила ей тем же.
Папа всю жизнь проработал в банковских структурах; Аня же в отличие от папы, с детства питавшая глубокое отвращение к всякого рода точным наукам, окончила журфак Екатеринбургского университета и с группой единомышленников взялась создавать новый телеканал. Однако тема эта, на первых порах казавшаяся ужасно перспективной, мало-помалу сошла на нет, и зимой Аня подалась в Белокаменную, где с помощью папиного московского друга Г.К. Чебракова устроилась в один из гламурных журналов. Ее взялся было опекать Сафар, сын мачехи от первого брака, но Аня очень быстро въехала в московскую жизнь, освоилась, влилась в тусовку, сняла квартиру в Бибирево и на какое-то время исчезла с горизонта Сафара, который был явно не ее поля ягодой: слишком простой, слишком земной да к тому же не совсем русский.
Проводя вечера в модных тусовках, обрастая знакомыми, проникаясь чисто столичной кислотностью, она потихоньку делала себе имя, раскручивалась, прекрасно, впрочем, отдавая себе отчет в своих более чем средних способностях. Аня делала передачи для «Радио России», раз десять засветилась на НТВ, вместо Юлии Бардиной месяца два вела на РТР что-то вроде кулинарного ликбеза для детей и юношества, ее статьи охотно брали гламурные журналы, – словом, процесс имплантации в культурное пространство Москвы шел своим ходом и, надо сказать, довольно успешно.
На концерте питерской группы «Куригама», играющей этническую музыку, Аня познакомилась с Мариком, а летом они поженились. Папа и мачеха прилетели на свадьбу и подарили молодым «Форд-Фокус» цвета морской волны и тур по Средиземному морю. А спустя три месяца у папы остановилось сердце.
На похоронах было много народу, из одной только Москвы приехало человек двадцать, включая Г.К. Чебракова. Аня проплакала на могиле до позднего вечера, а когда вошла в дом, где прожила 23 года, ее ждал накрытый стол и во главе его – эта Нина эта Викторовна: толстая, деловая, золотые перстни на пальцах, сухие глаза. Она прожила с ними меньше года, и Ане почему-то казалось, что это именно ее мачеха загнала папу в могилу (в переносном смысле, конечно). Это была, разумеется, полная чушь, что Аня очень хорошо понимала, но ей так было не то чтобы легче, но проще. Эта Нина эта Викторовна уже успела тут прописаться, и разговор у них зашел вот о чем.
– Что ты скажешь, Анечка, если я останусь жить здесь? Ты ведь все равно в Москве. – Ангельский взгляд из-под выщипанных бровей. – Но знай, моя хорошая, что сможешь в любой момент сюда вернуться. Если, конечно, захочешь.
Мачеха безошибочно выбрала нужный момент: из Ани тогда можно было веревки вить, слишком ее подкосили похороны. «Да пропади все пропадом!» – подумала она тогда, сложила в сумку кое-какие трогательные безделушки, с которыми были связаны те или иные периоды ее жизни, в последний раз посидела на своем диванчике и тем же вечером ушла, пожелав на прощанье этой Нине этой Викторовне успехов в работе и счастья в личной жизни. Аня оставила ей все – и трехкомнатную квартиру в центре Бурга, и дачу, и папин «Пассат», – Марик потом запиливал ей мозги по этому поводу, и поди объясни ему, что как-то противно было заниматься дележом, просто противно, унизительно и… неправильно. Если она, Аня, возьмется за этот дележ (а Марик ее подталкивал к этому), это потревожит память отца – она была в этом уверена, – поэтому пусть уж останется все как есть. Пусть подавится эта Нина эта Викторовна. («Как же, подавится она! – ответная реплика Марика. – Это же пиранья, неужели не видишь?»)
Будучи топ-менеджером одной из компаний, занимающихся продвижением на российский рынок европейских продуктов питания, Марик не вылезал из командировок. Это, собственно, и помешало ему приехать на похороны (из Австралии путь очень даже неблизкий). Когда же вернулся в Москву, то застал Аню в глубоком депрессняке. Вместе со смертью отца какой-то этап в ее жизни сошел на нет («теперь у меня ни мамы, ни папы»), и казалось ей, что надо начинать какую-то другую жизнь, но какую другую и как ее начинать? «Не понимаю, что ты имеешь в виду, – пожал плечами Марик. – Мне кажется, это надуманные проблемы, малыш! Прости – спать страшно хочу».
Месяца через полтора Аня почувствовала, что беременна. «Мать, ну не время сейчас рожать, сама понимаешь» – вот как выглядела реакция Марика. Аня оказалась в сложной ситуации: журнал, где она работала, перекупил английский медиахолдинг, и в прокрустово ложе требований нового руководства Аня со своими более чем средними способностями явно не укладывалась; Марик купил себе дорогущий «Хаммер» (спрашивается, на фига?) и вложил тучу денег в какие-то акции (бизнесмен, бл-лин!), но ему-то что – он из командировки в командировку, а там и стол и дом, а у нее своих сбережений не было, не умела она копить; телевидение тоже как-то мало-помалу отпало. Друзья пытались устроить ее в «АиФ», в «Миледи», еще куда-то, но ничего не срасталось. Марик звонил редко и лучше бы вообще не звонил, потому что темой номер один для него был аборт: «Не тяни, малыш, не тяни!» У нее случился выкидыш, и, выйдя из больницы, Аня со спокойным ужасом посмотрела на себя в зеркало и высыпала в стакан три упаковки элениума. Но есть же Бог! В самый последний момент позвонил Сафар: «Привет, как дела?» Марик его на дух не переносил и за глаза называл лузером, а Ане он уже нравился. Ну, наполовину нерусский, ну и что? Ну, ничего не читал, так ведь это не страшно. Оказалось, что с ним просто, спокойно, надежно, ни понтов, ни этой гнусной московской накипи, – словом, он вывел ее из депрессии, подкинул деньжат и познакомил с Немаляевым, владельцем желтой газеты «Новости недели», куда Аню охотно взяли освещать светскую жизнь столицы.
Потом случился развод. При разводе Марик повел себя по-джентльменски: оставил ей квартиру, за которую еще предстояло выплатить чуть больше семи тысяч долларов, а сам переехал к родителям на Сретенку. Переехал и совершенно исчез с ее горизонта; время от времени, правда, до нее доходили слухи, что он очень хорошо поднялся, и не то купил в Сибири какой-то заводик, не то собирается покупать, – впрочем, Ане до этого не было ни малейшего дела. Со свойственным ей максимализмом она отсекла от своей жизни кусок под названием «Марик»; все, проехали.
Платили в «Новостях недели» мало, едва на бензин хватало и на колготки, но если бы дело было только в деньгах! Специфика «Новостей» предполагала регулярные тусовки в модных клубах, и Ане очень скоро это предельно обрыдло. Одни и те же лица, коктейли, музыка, кокс, свет стробоскопов, поцелуи, ужимки, сплетни, вопросы, ответы, – через три месяца ее уже тошнило от всех этих Филь, Ксюш и Сереженек, перемещающихся из клуба в клуб, из вечера в вечер, из ночи в ночь. Полный бесперспективняк – вот как выглядела ее работа в «Новостях недели». Тут Сафар и напомнил ей о существовании большого человека Г. К. Чебракова, папиного товарища, в свое время устроившего ее в «Гламур-пресс». «Он сейчас спонсирует какой-то журнал, – сказал Сафар. – Что-то связанное с аномальными явлениями и летающими тарелками. Если тебе это интересно, я могу поточнее узнать».
Вот так с легкой руки Сафара, не имевшего ни малейшего отношения к СМИ, Аня позвонила Г.К. Чебракову, который связался с шефом журнала «Загадки и Тайны» и велел взять ее в штат.
Глава 4
КУДА ДЕЛСЯ РОМА БАШАРОВ?
– Почему ты за ним не проследила?
– Я?
– Ну не я же!
– Что значит «почему не проследила»? Я же не шпионка, Игорь Андреевич!
– И очень плохо! – с большой укоризной заявил шеф, встал из-за стола и пошел по кабинету, сцепив за спиной длинные пальцы. Он был высок, худ и узкоплеч, но хорошо сшитый костюм отлично скрадывал все изъяны фигуры. А дорогие очки, сделанные по спецзаказу в Италии (будто у нас делают хуже), придавали его лошадиному лицу выражение задумчивой мудрости или, наоборот, мудрой задумчивости. В общем, они ему очень шли.
Шефу было шестьдесят три года. Благодаря здоровому образу жизни выглядел он лет на десять моложе. Ездил на велосипеде, загазованной Москве предпочитал экологически приличный северо-запад Подмосковья, куда перебрался пять лет назад, два раза в неделю посещал бассейн недалеко от Савеловского вокзала (и когда только успевал?) и каждую субботу до одурения парился в бане, привезенной в разобранном виде из его родной деревни. Фотография Губановки висела у него на стене.
Притулившись у стола, за которым у них обычно проходили редсоветы, Аня вертела в пальцах свой диктофон, давший сбой. На конверте перед ней лежал талисман, который шеф пять минут разглядывал в увеличительное стекло, внимательно слушая ее рассказ о встрече с Лоренцем. Теперь он ходил по кабинету и обмозговывал ситуацию, а Аня думала, почему же ее подвел «Гурвиг», машинка практически безотказная. Может быть, с получки отнести его в мастерскую, пусть посмотрят?
– Итак, твоя статья побудила его к встрече, – вслух рассуждал шеф. – Почему? Если объективно, Анюта, то статья, между нами говоря, не лучше и не хуже других (она согласно кивнула), – и тем не менее он с тобой встретился. И на твоих глазах превратил силумин в золото. – Шеф остановился около талисмана и еще раз взглянул на него поверх очков. – Допустим, это действительно золото, хотя я еще раз проверил бы. Если не возражаешь, я возьму у тебя эту штуку на пару дней. (Аня снова кивнула.) – Чего хочет Лоренц? А хочет он, – шеф снова двинулся по кабинету, – чтобы ты описала превращение железяки в золото – это раз. И чтобы хорошенько вникла в тему алхимии и написала о ней более подробно и по возможности объективно. Это два. Зачем ему это? – спросил шеф не столько у Ани, сколько у самого себя. – Мотивы могут быть разные. Практика показывает, что чаще всего они упираются или в деньги или в идею. Если Лоренц действительно может превращать металлы в золото, проблема денег перед ним не стоит. Если он обычный шарлатан (что, Анюта, скорее всего), то мы ему нужны как рекламная площадка. А еще зачем? Объективности ради надо признать, что в этом плане мы из себя мало что представляем.
– В том-то и дело, Игорь Андреевич, – поддакнула Аня. – Те же «Аргументы» или «МК» раскрутили бы его за две недели. Почему мы?
– Остается идея, – продолжил шеф. – А что, собственно, тебя смущает? Мы журнал довольно-таки специфичный, со своим более или менее подготовленным читателем. И именно до этой аудитории Лоренц собирается донести свою идею.
– Какую? – спросила Аня.
– Ну, как какую? Что алхимия имеет место быть.
– А зачем ему это? – пожала плечами Аня. – Ну, предположим, убедил он в этом наших читателей – и что дальше?
Шеф походил, подумал, поскрипел новенькими туфлями. Потом спросил:
– Ты сама-то как считаешь?
– Не знаю, Игорь Андреевич, – честно призналась Аня. – Ладно бы доктор был алхимиком в чистом виде. Так ведь он универсальный дяденька: и экстрасенс, и по оккультным делам спец, и вилки взглядом сгибает, как Уро Геллер. Все в одном флаконе. Это меня как-то смущает.
– Я думаю, Анюта, что процентов девяносто тут мифа, – ответил шеф, снова остановившись у талисмана. – По правде говоря, я не верю, что силуминовый талисман превратился в золотой. Я покажу его одному ювелиру, и если окажется, что это действительно золото, то, скорее всего, доктор его подменил.
– Я что, по-вашему, слепая? – возразила Аня.
– Ты знаешь, какие специалисты есть! – пожал плечами шеф. – Предположим, он заранее влез к тебе в машину, снял слепок с твоего талисмана или сфотографировал, сделал точно такой же, но золотой и разыграл весь этот спектакль. Правда, опять же непонятно зачем.
– Вот именно, – согласилась Аня, царапая талисман ногтем. – Мне-то что теперь делать?
– Писать, – жизнерадостно посоветовал шеф. – В первую очередь о встрече с доктором. Опиши все подробно: ночь, парк, поднятый воротник и так далее, нагони туда побольше колорита, ты это умеешь. В постскриптуме скажи, что талисман сейчас находится на экспертизе в лаборатории ФСБ. Продолжение, мол, в следующем номере. И пиши продолжение, поглубже входи в тему, не робей. Короче говоря, пока иди на поводу у своего доктора.
– Он такой же мой, как и ваш, Игорь Андреевич, – открестилась от доктора Аня, выбираясь из кресла.
– И если он еще раз захочет с тобой встретиться, возьми нормальный диктофон. И обязательно дай знать Сереже Птушко – пусть он затихарится где-нибудь неподалеку и снимает вас на камеру. У него и диктофон есть профессиональный – можешь взять.
– Да у меня классный «Гурвиг», – возразила Аня, понянчив диктофон на ладони. – Это просто мистика какая-то получилась.
– Мистика не мистика, но если бы он пускал помехи, как ты говоришь, то это сказалось бы и на твоей речи… – Шеф убрал талисман в конверт, конверт спрятал в боковой карман и сел за стол. – Ладно, Анюта, иди, пиши, а дальше, как говорится, будем посмотреть. И на будущее знай: никогда нельзя просто так отпускать источник информации. Нужно его заинтересовать, нужно взять его на какой-нибудь крючок, понимаешь? В крайнем случае, я на твоем месте проследил бы за ним, просто проследил. А будь у нас его адрес (шеф понизил голос), мы тихо-мирно установили бы за ним наблюдение. Посадили бы того же Птушко с биноклем и камерой, как это делается во всем мире, и обязательно что-нибудь да узнали бы. И продали бы информацию, и ты денег бы получила целый багажник. Я знаю, кто у нас оторвал бы такой материал с руками. Если уж, Анюта, пришла в журналистику, то лови мышей, вцепляйся в тему, раскручивайся заново. А то тебя уже забывать стали в Москве. Это же твой хлеб, и только от тебя зависит, с горчицей он будет или с черной икрой.
Еще минут пять шеф учил ее уму-разуму, особо, впрочем, не перегибая палки, ибо меж ними невидимо присутствовал образ Г. К. Чебракова, потом отпустил. Она вышла из кабинета злая как собака, причем не столько на шефа, сколько на себя. Шеф был совершенно прав, она ведет себя по-дилетантски. Заглянув в туалет, чтобы помыть руки, Аня на секунду представила, как крадется за доктором по ночным подворотням с фотоаппаратом наперевес, и не удержалась от смеха. Ха-ха, да и только!
«Загадки и Тайны» занимали две смежные комнаты на третьем этаже здоровенной кирпичной башни, принадлежавшей какому-то НИИ. Большинство помещений арендовали всякие-разные фирмы, за счет которых остатки института и ухитрялись влачить свое научно-исследовательское существование. В обоих редакционных офисах было шесть рабочих мест, отделенных друг от друга короткими непрозрачными перегородками; половина из них обычно пустовала. Кабинет шефа располагался в другом конце коридора, в самом его торце, между ООО «Аэлита» и ЗАО «Белый флаг». Первое общество занималось перепродажей парфюма, второе – водки и сопутствующих ей напитков, причем обе фирмы принадлежали одному человеку, который третий год сидел в лагере строгого режима где-то под Магаданом и оттуда осуществлял руководство.
В их комнате никого не было. Аня села за свой стол, запустила компьютер и часа три добросовестно описывала встречу с доктором, стараясь ничего не упустить. Первые абзацы дались ей с большим трудом, она никак не могла нащупать верный тон, но потом расписалась, и дело пошло. Получилось около семи тысяч знаков, – многовато, конечно, но лучше больше, чем меньше. Аня перечитала материал, кое-что поправила, поменяла местами пару абзацев, долго думала над заголовком и наконец написала: «КТО ВЫ, ДОКТОР ЛОРЕНЦ?» Запустила Интернет и почтой отправила текст шефу.
Пока Аня писала, в редакцию забегал на минутку веб-дизайнер Костя Баранников, порылся у себя в столе и вновь умчался, листая на ходу какие-то бумажки и что-то бормоча себе под нос; из комнаты верстальщиков то и дело доносилось трещание факса и смех Людки Зубавиной. За десять минут до обеденного перерыва появился Сережа Птушко, здоровый парень с лицом серийного убийцы, которого может перевоспитать только глубокая могила. Несмотря на такую внешность и звание многократного чемпиона Москвы по боям без правил, с девушками Сережа был очень несмел, а с Аней, за которой пытался ухаживать, особенно.
– Здравствуй! – кивнул он ей. – Как насчет пообедать?
– Приглашаешь? – уточнила Аня.
– Так точно. Пошли в шашлычную к грузинам?
– Ого! – Аня погасила монитор. – Ты никак сегодня при денежках? Откуда дублоны, Сережа? До пятнадцатого еще жить да жить.
Сергей постучал кулаком о кулак.
– Я же еще на ринге подрабатываю. Вчера вот встречался с одним клоуном из Ростова.
– Ну и как?
Птушко показал ей большой палец, повращал им туда-сюда.
– Как всегда. Шеф не спрашивал?
– Как же – не спрашивал! Раз пять заглядывал, раза четыре звонил. Где, говорит, этот Птушко? Надо ехать Сальвадора Альенде снимать, а его нету. Уволю, говорит, сегодня же!
– Да ладно тебе! Сальвадор Альенде помер давно.
– Испугался? – засмеялась Аня. – Шутку юмора не понял? Да вы тормоз, Сергей Николаевич! – Она выбралась из-за стола, сняла с вешалки куртку.
– Ты на машине? – спросил он.
– Не-а. Дождь, пробки. Пятое, десятое.
– Тогда бери зонт.
Они вышли из высотки и, стукаясь зонтиками, побежали через дорогу в сторону торгового центра. Птушко был байкером, зимой и летом рассекал по Москве на громаднейшем «Кавасаки», но нынче по случаю непогоды тоже приехал на работу общественным транспортом. А поскольку полночи бился с клоуном из Ростова, а потом на перекладных добирался к себе в Расторгуево, то поспать ему удалось всего часа полтора. Поэтому он поминутно зевал, всякий раз извиняясь словами из песни:
– Если можешь, прости!
Скоро они сидели в шашлычной, которую держали братья-грузины Вано и Сано. Их тут хорошо знали, поэтому обычно обслуживали быстро и качественно. Во всяком случае, мясо третьей свежести не подсунули ни разу. Сегодня тут было многолюдно, нарядно из-за новых стеклярусных штор, вкусно пахло на все лады, а откуда-то из-за стойки еле слышно доносилась грузинская песенка «Старый Тифлис», особенно здесь популярная.
Баранины не было. Сергей заказал свиной шашлык на ребрышках, а пока его готовили, официантка Тамара принесла им бутылку сухого вина, салаты и свежую зелень.
Ане нужен был конфидент для темы доктора Лоренца. Ей нужен был кто-то сообразительный и критично настроенный, о кого можно было бы лупить мячики своих вопросов-сомнений-гипотез, и кто отбивал бы эти мячики беспристрастно и при этом доброжелательно. В общем, ей нужен был доктор Ватсон. Что касается сообразительности, то с этим у Сережи были небольшие проблемы, а в остальном он идеально подходил для этой роли.
Пока ждали шашлыки, пробавляясь вином и салатом, Аня в двух словах обрисовала ему ситуацию. Сережа выслушал ее молча, не перебивая, а когда она замолчала, задал один-единственный вопрос, как показалось Ане, не имеющий прямого отношения к ее рассказу:
– Ты хорошо знала Рому Башарова?
– Почти не знала. Так, видела в редакции пару раз. Я же только появилась, когда он исчез.
– А я его хорошо знал. – Птушко налил еще вина. – Даже очень хорошо. Мы с ним, можно сказать, дружили. И вот что я тебе скажу… Я шефу об этом не говорил, и ты тоже не говори, не надо. Ситуация вот как выглядела. Рома в Москве был одним из самых известных журналистов-экстремалов. Где он только не бывал, по каким Амазонкам только не сплавлялся, куда там Туру Хейердалу! Специализировался он, сама знаешь, на экстриме, на оккультных делах, на аномалиях, но мужиком был при этом предельно реалистичным, с железной, надо сказать, хваткой. Если уж вцепится в клиента, то не выпустит…
В этот момент Тамара принесла шашлыки, от которых пахло так, что за один только запах можно было отдать полжизни. Минут пять Аня и Птушко молча рвали зубами мясо, запивая его вином; потом Аня не выдержала, любопытство возобладало.
– Ну? – Она толкнула его коленкой под столом. – Чего замолчал?
Сергей прожевал мясо, сделал изрядный глоток вина и промокнул губы салфеткой. И только потом продолжил рассказ.
– В один прекрасный момент Рома вышел на след доктора Лоренца. Не знаю уж, каким таким образом (Рома языком трепать не любил), знаю только, что кто-то из его людей кинул ему наколочку, что там-то и там-то в такое-то время доктор Лоренц даст сеанс не то гипноза, не то телепатии, не то хрен знает чего, прошу прощения за выражение. А Рома был слегка помешан на левитации. Он служил в военной авиации, его оттуда списали, а в гражданскую не взяли по здоровью. (С давлением у него были проблемы.) А тяга к небу у Ромы осталась. Он и в Планерное регулярно ездил, чтобы на дельтапланах полетать, и с планеристами тусовался, и даже документальный фильм делал, «Икар» называется. А уже тогда легенда о докторе Лоренце гласила, что, помимо всего прочего, он владеет левитацией, телепортацией, и так далее – ну, в общем, сама знаешь. Не доктор Лоренц, а чудо природы. Собственно, потому Рома и искал с ним встречи, – хотел, чтобы тот продемонстрировал это ему в реале. Если сможет. То есть ему было важно или убедиться, или развенчать этого доктора.
Затаив дыхание, Аня слушала Птушко, а в памяти отчетливо всплыли слова Лоренца, сказанные им о Романе: «Мне показалось, что интерес к этой теме у него искренний. Или, как пишет ваш брат-журналист, неподдельный. Пришлось уважить человека и рассказать. А поскольку я не привык быть голословным, то счел своим долгом подкрепить рассказ практическим опытом».
– Рома приезжает на место сеанса, при нем аудиовидеоаппаратура (замаскированная, ясен пень), появляется доктор, быстро проводит сеанс гипноза, и когда все отрубаются (все, кроме Ромы), начинаются чудеса. Рома мне потом рассказывал, что у него волосы на голове шевелились. Доктор реально перемещался в воздухе. Я так понимаю, что Рома тоже вошел в транс, и все это ему мерещилось или, точнее говоря, мнилось, но он считал, что все это происходило в реале. Короче говоря, у них с доктором завязался контакт. Зная Рому, можно представить, как он достал доктора. И в один прекрасный день Лоренц предложил ему: приезжай туда-то и туда-то. Потом Рома звонил из Крыма – первый раз шеф с ним разговаривал, а второй раз – я.
– И что он тебе сказал?
– Что сказал? – Птушко улыбнулся. – Сказал: «Сегодня летим».
Помолчали. Все это напоминало не очень суразную сказку. Аня так и подумала бы, если бы не была уверена, что Птушко врать не будет, тем более ей. Да и какой ему смысл? Тогда получается, что все это – фантазии самого Романа Башарова? Или…
– А почему об этом никто не знает, Сереж? – тактично спросила она.
Птушко пожал широченными плечами и вернулся к своему шашлыку.
– Ты, наверное, хотела спросить, откуда это знаю я? – уточнил он. – Ну от Ромки же и знаю, я же тебе говорю, что мы с ним дружили. С этим Лоренцем все не так просто, Ань. Держалась бы ты от него подальше.
Он говорил разумные вещи, но чего-то явно недоговаривал.
– А сам ты что об этом думаешь, Сереж? – поинтересовалась Аня. – Куда он пропал?
– Рома-то? Думаю, разбился. Просто разбился. Со скалы сорвался или еще что-нибудь.
Когда допивали вино, Ане позвонил шеф. Она вытерла губы, откашлялась и только потом ответила служебным голосом:
– Да, Игорь Андреевич, слушаю.
– Ну я прочитал, – деловито сообщил шеф. – По-моему, неплохо. Ты немного подожми середину, знаков на триста, не больше, а в целом неплохо. Чем сейчас занимаешься?
– Обедаю, Игорь Андреевич, – ответила Аня, глянув на часики. До конца обеденного перерыва оставалось еще пятнадцать минут.
– Пообедаешь – и езжай на проспект Мира. Есть чем адресок записать?
Аня достала из сумочки ручку и блокнот.
– Пишу, Игорь Андреевич.
– Проспект Мира, 508 – 123. Пиши телефон, – и шеф продиктовал семь цифр. – Записала?
– Записала, Игорь Андреевич. Кого спросить?
– Елену Петровну Зинченко. Эта дама – наша, надо сказать, читательница и подписчица – расскажет тебе кое-что о кладах. У нас двенадцатый номер будет отдан полностью кладам, так что ты ее порасспрашивай как следует. Она там огоньки какие-то видела подозрительные.
– Ух ты! – не без иронии отозвалась Аня.
– Возьмешь интервью и фотографии.
– Фотографии огоньков? – уточнила Аня.
– Ну что есть у нее, то и возьмешь. Говорит, что есть и огоньки. Правда, снимала телефоном, но разобрать вроде можно. В общем, вникни в тему, если, конечно, будет во что вникать. И диктофон не забудь при этом включить. Все, Анюта, до связи.
