Текст книги "Влюблён до смерти (СИ)"

Автор книги: Анна Жнец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Руки заскользили по её плечам, стянув шаль: видимо, молчание приняли за согласие.

– Отпусти!

Альма вскочила на ноги и обогнула стол, выставив между собой и негодяем преграду.

– Откажешься – пожалеешь, – прошипел директор. – Подохнешь от голода под чужим забором. Соглашайся. У меня есть для тебя подарок, – и он достал из кармана бусы из цветного стекла. Такие на рынке охотно меняли на  медовые лепёшки и домашние булочки. – Хочешь? Будут твоими.

Альма расхохоталась. Как же низко её оценили! Да, она в отчаянии, но не в таком же!

– Засунь свой подарок сам знаешь куда! – и, возмущенная, она с чувством плюнула себе под ноги.

Так и не удалось алии Стрил привить ей в приюте хорошие манеры. А толку с них, с этих манер?

– Ах ты, дрянь! – похоже, директор был из тех власть имущих, которым никогда не отказывали. Потянувшись через стол, он схватил Альму за запястье и стиснул крепко, до боли.

– Дура! Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому!

– Дурак! – в тон ему крикнула Альма. – Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому! – схватила свободной рукой гадальный шар и со всей силы стукнула циркача по лбу.

Директор взревел, разжал хватку, и, освободившись, Альма бросилась к выходу. Распахнула полы палатки, похлюпала по грязи. Пальцы дрожали. Лицо горело. Альма бежала и не могла заставить себя остановиться, и даже когда в груди болезненно защемило, всё неслась и неслась вперёд, не глядя под ноги, не разбирая дороги, в ужасе и в восторге от того, что сделала.

«Так тебе и надо, жирдяй! – подумала, а следом: – Куда же мне теперь податься?»

Её окружали огни незнакомого города, название которого она не знала – не потрудилась спросить.

Когда лёгкие загорелись и дыхания  перестало хватать совсем, она задумалась о том, чтобы прекратить своё безумное бегство, но тут раздался оглушительный скрип металла. Застигнутая врасплох громким звуком, Альма обернулась – и увидела перекошенное от ужаса мужское лицо за оконным стеклом. На полной скорости на неё неслась самоходная металлическая телега.

Альма успела только вскрикнуть.

А потом на неё будто налетел вихрь, подкинул в воздух, потянул вниз, и она обнаружила себя, прижатой к земле жёстким телом.

– Успел, – выдохнул в губы незнакомый мужчина, поднял голову – и в вечернем сумраке дьявольским пламенем сверкнули глаза.

Уруб.

Глава 27

Эстер вошла в комнату, и Молох инстинктивно закрыл любимую собой, спрятав от демона. Глаза Кайрама вспыхнули, ноздри затрепетали.

– С дороги, – прохрипел бес, шагнув вперёд. – Не стой на моём пути, жнец.

– Это ты убирайся отсюда, демон.

– Что происходит? – Эстер попыталась выглянуть из-за плеча Молоха, но тот оттеснил её к двери.

Кайрам наступал – тёмный силуэт, очерченный призрачным светом из окна.

– Знаешь, что бывает с теми, кто встаёт между демоном и его избранницей?

Молох прищурился.

– Избранницей? – дёрнулась за спиной Эстер, и девичьи пальцы вцепились в его пиджак. – Кто это? О чём он говорит?

Ах да, они же ничего ей не рассказали.

Комнату озарила вспышка молнии. Хлынул дождь. Защитная плёнка на окне приглушила звуки, и вместо грохота грозы кабинет наполнил монотонный гул. Отчётливо запахло солью и морем.

Скрипнуло кожаное кресло: Танатос поднялся из-за стола, но беспомощно замер, не осмеливаясь вмешаться.

– Давайте успокоимся и всё обсудим, – выдавил он.

Соперники буравили друг друга яростными взглядами.

Снаружи громыхнуло, да так сильно, что прозрачное магическое поле, заменявшее в оконном проёме стекло, подёрнулось рябью.

– Нечего обсуждать, – сдвинул широкие брови демон, – я пришёл за тем, что мне принадлежит.

– Принадлежало, – поправил Молох. – Ты не можешь силой забрать её в Пустошь: Смерть расторгла брачный контракт.

– Брачный контракт, – потрясённо повторила Эстер за его плечом.

Кайрам зарычал, и одновременно с этим где-то за сплошной стеной дождя снова ослепительно сверкнула молния. Верхняя губа демона по-звериному приподнялась, обнажив в оскале клыки. Над головой угрожающе распахнулись чёрные крылья. Поглотили оставшийся свет.

– Мне. Плевать.

Рука с длинными изогнутыми когтями потянулась то ли к Эстер, то ли к горлу соперника, и в грудь беса ударил зелёный горящий шар – чистый сгусток энергии. Раздался хлопок и треск. Молох перестарался: ядовитое изумрудное сияние затопило всё. Глаза резануло болью. Лицо обдало нестерпимым жаром. Демона отшвырнуло в другой конец комнаты, а Молоха и Эстер силой отдачи – к двери. Ту сорвало с петель и бросило на пол коридора. Жнецы рухнули сверху.

Молох приподнялся на локте. В ушах шумело, перед глазами двоилось, на расстоянии вытянутой руки откатившаяся от него Эстер застонала и схватилась за голову.

– Беги, – прохрипел Молох. – Беги к ближайшему окну и телепортируйся. Я его задержу.

– Кто он такой?

– Быстро!

Цепляясь за стену, Эстер удалось встать, и она медленно, очень медленно зашаталась в сторону ближайшей двери.

– Скорее, Эстер!

Она только слабо махнула рукой, всё ещё оглушённая и дезориентированная магическим взрывом.

«Надо вытолкнуть демона наружу, в окно, – подумал Молох. – Тогда защитное поле не пропустит его обратно в Крепость. Если, конечно, Танатос не изменил код доступа. Но он же не сумасшедший, чтобы это сделать».

Эстер ввалилась в соседнее помещение.

На шум сбежались обеспокоенные боги смерти. Из-за поворота хлынули в коридор и нерешительно остановились, глядя на Молоха.

Да уж, вид у него был неважный: подпаленные волосы, обгоревшая одежда, расколотая линза очков.

«Вместе мы справимся с Кайрамом. Я и один с ним справлюсь», – с этой мыслью он обогнул снесённую дверь и снова вошёл в кабинет Танатоса.

Под ногами захрустела неопознаваемая чёрная масса. Стены комнаты обуглились от его магии. Круг оконного проёма напоминал солнце, схематично нарисованное грифелем: пятна копоти расходились от него подобно лучам. Книжные шкафы сложились карточными домиками. Рядом с обломками стола без сознания лежал Танатос с волдырями ожогов на лице.  Демона нигде видно не было.

«Всё под контролем, – попытался успокоить себя Молох. – Эстер уже должна была добраться до окна, откуда можно телепортироваться».

И тут его озарило.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

В соседнем кабинете, куда ввалилась Эстер, окна не было. Его, Бездна подери, там не было! Как и во многих других помещениях Крепости.

Где же демон?

Молох попятился к выходу, напряжённо оглядываясь.

Только бы Эстер успела скрыться! Только бы успела!

Взгляд лихорадочно скользил по чёрным от копоти стенам, обуглившимся обломкам мебели.

Молох обернулся на скрип – и налетевший вихрь сбил его с ног. Как он мог забыть, что демоны умеют прятаться под покровом невидимости!

– Держите его! – закричал Молох жнецам в коридоре. – Не дайте ему схватить Эстер!

Но было поздно.

Демон уже прижимал Эстер к стене и, пока супруга, вырываясь, молотила его по плечам, жадно обнюхивал её шею и волосы.

– Отпусти её! – Молох стиснул зубы. Ладони снова покалывало от искрящей магии. В груди кипел гнев, а вместе с ним рвалась наружу сила, разрушительнее которой никто не знал. Если он не сдержится, если не сможет её дозировать, восстанавливать придётся не комнату и даже не этаж – половину Крепости.

Эстер исступленно дёргалась. И смотрела на Молоха. С отчаянием и мольбой.

Он не мог отдать её этому скоту. Никому не мог.

Магия обожгла ладони, готовясь хлынуть наружу, бесконтрольная, способная спалить всё живое, но...

– Не она! – взревел бес, оторвавшись от своей добычи. – Не моя! Пахнет не так, неправильно, – и он в ярости швырнул девушку в объятия Молоха.

Дыхание выбило – с такой силой они столкнулись друг с другом. Молох обхватил Эстер за талию, не дав упасть.

– Эта не моя жена!

Кулак врезался в стену, и гранит пошёл трещинами.

Глава 28. Ретроспектива

Алая не знала своего отца и никогда о нём не спрашивала: та, которая её родила, говорила, что у ведьм это не принято. Девочек в Болотах воспитывали матери. Мальчиков и мужчин Алая впервые увидела в тринадцать лет – случайно набрела на спрятанное в лесу поселение.

– Это неинтересно, – сказала та, которая её родила, возвращая дочь на залитую лунным светом поляну. Упирающаяся девочка считала иначе: странные широкоплечие существа, похожие и непохожие на тех, кто её окружал, казались юной ведьме интереснее бестолковых занятий магией. Тем более давно выяснилось, насколько она бездарная ученица.

А ученицей Алая и правда была бездарной. Пока другие ведьмы, её ровесницы, плели кружева заклинаний, она едва могла очистить одежду от пятен земли бытовыми чарами.

– Всё получится, – уверяли сёстры, но из года в год ситуация не менялась. Алая приступала к уроку, полная радужных надежд, а покидала поляну, свесив голову и стараясь не смотреть в глаза матери. Хоть раз бы увидеть в них гордость, а не горечь разочарования!

Были в Болотах и слабые ведьмы, получившие лишь крупицу дара.  Жили уединённо, словно прячась от посторонних взглядов. Медленно старели в тени чахлых кипарисов рядом с болотами, поросшими мхом, и с каждым веком под кожей их лиц всё больше проступали узоры голубых вен. По ним так легко было опознать бесталанную ведьму.

Никто над ошибками Алой, конечно, не издевался. Вздумай её дразнить – и обидчикам не поздоровилось бы. Даже не пришлось бы размахивать кулаками. Вежливость и уважение были у болотных чародеек в крови. Обидеть сестру – навсегда испортить себе репутацию. Кому хотелось становиться изгоем из-за неосторожной насмешки?

И пусть никто никогда не посмел бы назвать Алую неудачницей, она сама о себе всё прекрасно знала. Её удел – завидовать чужим успехам, день за днём умирая от самоуничижения.

С раннего детства Алая видела, что отличается от сестёр. Те могли часами неподвижно сидеть на земле, повторяя  и совершенствуя выученные заклятья. Их устраивали и болотная сырость, и тяжёлый запах багульника, от которого у Алой начинала болеть голова.

Спать на ветвях деревьев, ощущать босыми ногами влажный мох и твёрдые камни, выпутывать из волос травинки и листья – всё это Алая ненавидела.

Ей не хватало магии, чтобы защитить себя от дождя и холода, чтобы окутать одежду и тело отталкивающей грязь плёнкой, сделать деревья стенами, небо – крышей, а траву – пушистым ковром. В отличие от других, Алая не чувствовала себя на своём месте и не умела находить радость в серых, сумеречных лесах. Она хотела настоящий дом. С настоящей мебелью.

И однажды, когда мир сотрясался от раскатов грома и она сидела под дубом по щиколотку в воде, воображая себя на берегу тёплого моря, благословенная Тьма сжалилась. Лица коснулся ласковый жар. Алая открыла глаза, и её ослепил солнечный свет. Под пальцами и босыми ногами зашуршал сухой рассыпчатый песок.

Ведьмы не умели подчинять себе пространство и время. В Верхнем мире даром телепортации обладали только жнецы. И, похоже… их дочери.

Никто из мужчин в лесном поселении за болотами не был её отцом.

С тех пор как Алая поняла, что не бездарна, а просто обладает иной, чужеродной магией – магией богов смерти – все её мечты были о новом доме. Крепость жнецов представлялась удивительным местом – местом, где Алая могла обрести себя, показать чего стоит, развить таланты и добиться уважения.

– Они не примут в свои ряды женщину, – убеждали сёстры, но Алая не слушала.

В Болотах её ждало одинокое бесславное будущее.

Она устала чувствовать себя худшей из худших, главным разочарованием матери. Тем более образ жизни чародеек ей глубоко претил.

И она решилась.

Одна из сестёр помогла Алой призвать дракона, чтобы тот отнёс её к исполинской скале – длинному утёсу на берегу моря, в котором была вырезана знаменитая Крепость богов смерти. Попасть туда можно было только через круглые окна, но вместо стекла руки наткнулись на странную невидимую субстанцию. Та проминалась внутрь, натягиваясь как резиновая мембрана, а потом начинала бить электрическими разрядами.

Удивительно, но взломать защиту не составило труда. Заклинания редко давались Алой легко, но в этот раз слова не понадобились: задачка решилась сама собой. Чудесным образом ведьме удалось увидеть цифровой код охранного поля и... изменить его силой мысли.

И вот Алая спрыгнула с подоконника в комнату. В настоящую комнату с настоящей мебелью. Не успела она осмотреться, как из угла раздался тягучий голос.

– Наконец-то. Как я рад тебя видеть. Как рад! И как замечательно, как волшебно, что я не ошибся ни с днём, ни с местом и правильно запомнил, когда и какую именно квартиру, ты, моя талантливейшая, умнейшая девочка, должна взломать.

В узкое пространство между стеной и кроватью было втиснуто кресло, и в нём, закинув ногу на ногу, сидел человек. Мужчина в рваных джинсах и оранжевой рубашке навыпуск. На колено были надеты очки – вернее, пустая зелёная оправа, без линз.

– Я… – Алая не нашла, что сказать.

– Прекрасно выглядишь! – воскликнул незнакомец, покинув кресло и заключив растерянную чародейку в объятия. Он покрутил её, будто куклу, рассмотрев и слева, и справа. – Твоё лицо я забыл. Запомнил лишь цвет волос. И это отличная новость!

Чем новость отличная, Алая спросить постеснялась.

У неё и правда был на редкость примечательный цвет волос – огненно-красный. У мужчины, что обращался с ней столь фамильярно, внешность  была не менее запоминающейся. Одни синие дреды чего стоили.

– Мы… знакомы? – спросила Алая и сразу почувствовала себя глупо: как, Тьма великая, они могли быть знакомы?

Но разноцветный мужчина активно закивал:

– Да-да, встречались. В прошлой жизни и даже… О! Хотя ты и запамятовала, дорогая, когда-то мы были любовниками.

Алая отшатнулась от него, как от сумасшедшего.

Что он такое говорил!

– Ну-ну, не будь букой.

Не успела ведьма опомниться, как синеволосый схватил её, поднял вверх и закружил по комнате, вальсируя.

– Пусти!

Она бы ударила его по лицу, но руки оказались крепко прижаты к бокам.

– Были-были. Любовниками. И всё это уже происходило однажды. До конца света, который жнецы предотвратили, повернув время вспять.

«Что за бред он несёт?»

– Не веришь? Откуда я тогда знал, что ты здесь появишься?

Наконец он разжал хватку и поставил Алую на кровать. Поклонился и подал руку, помогая спуститься на пол.

– Ты… предсказываешь будущее? – предположила Алая.

– Предсказываю. Потому что был в этом будущем. Мы все были. А хочешь предскажу ещё?

Алая не знала, не могла понять, хочет или нет. Однако вопрос был формальностью.

Незнакомец широко ухмыльнулся и продолжил:

– Ты, возлюбленная моя, пришла сюда в надежде, в твёрдой решимости стать богиней смерти. Одной из нас.

Алая нахмурилась и скрестила руки на груди.

– Как думаешь, тебя встретят с распростёртыми объятиями?

– Я…

– Вышвырнут под зад. Прости, что разбиваю розовые очки.

– Но…

– Послушай, детка, у нас мало времени. Ты взломала защитное поле Крепости, но не отключила сигнализацию. Скоро сюда придут. А для того, чтобы наш план удался, тебе лучше не светиться.

– Я не понимаю… Какой план?

– Как исполнить твою мечту, малышка, – он надел ей свою оправу без стёкол и щёлкнул Алую по носу. – Сделать тебя богиней смерти.

Глава 29

Танатос залечивал повреждения перед зеркалом. Эстер отправилась к себе отдыхать и осмысливать произошедшее. Группа жнецов принудительно-добровольно восстанавливала разгромленный кабинет и вставляла на место снесённые двери. От внушительной вмятины на стене коридора во все стороны расползались трещины, а особо длинные заходили на потолок.

– Ты должен был согласовать свои действия с Советом, – сказал Молох.

Танатос поморщился и послал новый сноп изумрудных искр в набухшие волдыри на скуле.

– Я поступил так, как считал нужным. Иди лучше займись делом. – Он достал из верхнего ящика стола белый тюбик, с сомнением повертел в руках и вернул на место. – Нет ничего более мерзкого, чем магические ожоги.

Молох не мог отпустить ситуацию, перестать о ней думать. Что если Кайрам ошибся, не узнал супругу? Ходили слухи, будто внешность людей, переродившихся богами смерти, менялась. Так ли это на самом деле, никто не знал, но теория была жизнеспособная и многое объясняла: например, почему когда кто-нибудь из жнецов пытался пролить свет на своё происхождение, ни одно существо ни в Верхнем мире, ни в Нижнем не могло припомнить человека с таким лицом. Но запах… Запах избранницы оставался прежним? Демон чувствовал свою пару в любой ипостаси?

Так или иначе они снова ничего не знали об Эстер. И, возможно, это было к лучшему.

– Раз она научилась телепортации, – бросил Танатос, загружая документами стол, который ему притащили из соседнего, пустовавшего кабинета, – стажировку можно считать законченной. Назначь ей напарника и отпускай в свободное плаванье.

Молох кивнул и обошёл жнецов, что чинили дверь.

Назначь напарника – легко сказать. Росс прав: Молох ещё та наседка и вряд ли сможет выпустить Эстер из-под крыла. Тем более дать ей в партнёры постороннего, явно обделённого женским вниманием мужчину.

* * *

Щепетильность, с которой Молох выбирал мне напарников, поражала не меньше, чем скорость, с которой те исчезали из моей жизни. За последний месяц их сменилось три. Три! Рядом со мной мужчины долго не задерживались, и я прекрасно их понимала: сложно выносить такой прессинг. Молох  требовал отчёт сразу же после задания, перечитывал его несколько раз, следил за моим общением в свободные от работы часы и отпугивал возможных поклонников взглядами из-под нахмуренных бровей. И, как я узнала позже, с каждым моим напарником он проводил весьма угрожающие беседы. Успокоился Молох, только когда место рядом со мной занял манерный, напомаженный жнец с визгливым голосом и неопределённой ориентацией.

Поблажки закончились вместе со стажировкой, и я узнала, что работать с напарником не то же самое, что с куратором, особенно с таким внимательным, как Молох, готовым охотно снять с подопечной часть забот. С Ником Розовое перо, как его за глаза называли в Крепости, приходилось спорить, кому нырять в осеннюю реку за утопленником, лезть в горящую машину, спускаться в вонючий подвал за бездомным.

Обычно за смену мы собирали от шести до десяти душ в пределах сектора. Работали по чёткому графику, постоянно сверяясь с часами. К примеру, утром в девять сорок у нас был один клиент, в десять двадцать пять – уже следующий, и опоздать нельзя было даже на секунду. А если случалось стихийное бедствие и на дело отправляли несколько групп, пахать и вовсе приходилось без перерыва.

– Цунами и войны – самые сложные задания, – говорил Розовое перо. – Но это только для самых опытных.

К счастью, ни я, ни он к этим самым опытным не относились. Зато Танатос, по непонятной причине точивший на меня зуб, радостно посылал меня на пожары. Урод желтоглазый!

Сегодня я всю смену относилась как угорелая. Только и успевала вынимать из воздушного кармана папки с материалами дел. Перо вызвался провожать души в Верхний мир, скинув на меня грязную работу.

Между девятью и полуднем я обходила хосписы и больницы, посетила взорвавшуюся из-за утечки метана шахту, забрала насмерть сбитого пешехода, а после обеда бегала по этажам горящего здания. Степень моей усталости было сложно передать.

Около семи я сдала косу в хранилище, вернула в архив документы и, мечтая о тёплом душе, открыла дверь в свою спальню. На кровати лежала коробка, а сверху, на крышке, – знакомый конверт из плотной мелованной бумаги.

Давно я не получала записок и, честно говоря, успела расслабиться.

«О боги».

Со вздохом я затворила дверь.

Коробка на краю кровати притягивала мой взгляд. Бумажный прямоугольник на крышке приводил в ужас.

Что придумал Молох на этот раз?

Я не хотела знать. Смерть великая, как же я не хотела!

Но надо было подойти и заглянуть внутрь.

По гранитному подоконнику загрохотал ливень. Опять сорвало магическую защитную плёнку, заменяющую стекло. На полу растекалась лужа, но сейчас меня это не волновало. Я скинула туфли и опустилась на постель рядом со своим личным кошмаром. Достала из тумбочки канцелярский нож и вскрыла конверт. Внутри обнаружился сложенный вчетверо лист офисной бумаги.

Сглотнув колючий ком, я начала читать. Инструкции были простые: взять предмет из коробки и ровно в восемь ждать под дверью ненавистного кабинета.

Взгляд невольно упал на часы, висевшие между шкафом и зеркалом. На сборы и моральную подготовку оставалось сорок минут.

Пришло время открыть ящик Пандоры.

Я бросила записку на кровать и с колотящимся сердцем потянулась к пугающему подарку. То, что лежало внутри, под крышкой, заставило меня судорожно вдохнуть.

«Нет, это уже слишком!»

Лицо вспыхнуло. Я зажала руками рот, пытаясь подавить подступающую истерику.

«Я не буду!»

«Не хочу!»

«У меня нет выбора».

Некоторое время я малодушно думала о том, чтобы никуда не идти, выбросить порочный подарок в мусорку, завернуться в одеяло и отключить мозг, вопящий об опасности. Послать всё в Бездну – и будь что будет. Но также я прекрасно знала, что никогда этого не сделаю, – слишком прочно сижу на крючке.

Так что ровно в восемь вечера я стояла перед кабинетом начальника, прижимая злополучную коробку к груди.

Глубоко вздохнув, постучала в дверь.

Глава 30. Ретроспектива

– Ты даже не догадываешься, насколько талантлива. Каким исключительным даром обладаешь. Я знаю. Я видел твои способности. Силой, доступной тебе, не обладает больше никто.

Алая покраснела от смущения и удовольствия. Столько лет считать себя неудачницей,  главным позором матери и вдруг услышать такой комплимент. Даже акулья улыбка незнакомца перестала казаться пугающей.

– Я так скучал, – слова синеволосого мёдом лились в уши, и Алая, не знавшая мужчин, впервые покинувшая свой серый замкнутый мирок, таяла, как туман на солнце. – Мы любили друг друга, – шептал жнец, стоя на коленях и держа её за руку. – В той, первой, временной линии мы были так счастливы. Ты спасла меня из темницы. Разбила оковы, зачарованные сильнейшими колдунами.

Она? Слабачка, безнадёжная, ущербная ведьма? Разбила  магические оковы? Распутала заклинания могущественных волшебников? Как такое возможно?

Но слушать было приятно. Хотелось, чтобы привлекательный незнакомец продолжал, не останавливался, обволакивал её своим чарующим голосом, лил бальзам на потрёпанную гордость. Теплота его крепких ладоней волновала невинное, неискушённое сердце.

– Ты взломала защитное поле Крепости с лёгкостью, которая удивит любого.

Щёки Алой запылали отчаяннее.  Наконец-то её признали! Наконец-то!

– Ты заслуживаешь самого лучшего.

Как проникновенно он смотрел! С каким пылом говорил! Какое искреннее восхищение плескалось в его глазах!

– Заслуживаешь, чтобы тебя оценили по достоинству.

Да! Она заслуживает! Заслуживает того же, что и сёстры. Не прятать взгляд, ходить с гордо поднятой головой. Она ничем не хуже. Так ведь?

– Ты рождена стать могущественной богиней.

Говори! Пожалуйста, говори. Ещё чуть-чуть, ещё немного, чтобы поверить, расправить за спиной крылья и родиться заново.

Незнакомец смотрел снизу-вверх, согревал теплом рук. Зелёные глаза влажно блестели благоговением. За такой взгляд она, привыкшая считать себя последним ничтожеством, готова была продать душу.

– Твой дар уникален.

Слова, волшебные, сладкие, наполняли её, словно пустой сосуд, и затягивали застарелые раны. Растекались внутри щекотной волной. Каждое – было откровением и раскрашивало неприветливый мир яркими, сверкающими мазками.

Сейчас, именно сейчас, в этот самый момент, когда незнакомец говорил, а Алая слушала его и дрожала от незнакомых эмоций,  ощущение сырости и холода болот оставили её. Полной грудью она вдохнула свежесть моря, запах свободы.

– Ты должна занять достойное место среди богов смерти.

Плечи её расправились, подбородок, обычно опущенный, приподнялся.

– Должна. Но не займёшь.

Что?

Она словно упала со спины летящего на высоте облаков дракона. Прямо на каменистую землю. Раз – и дыхание выбило, обломки рёбер пропороли плоть.

Не займёт?

– Я же сказал, дорогуша: они выпнут тебя из Крепости под зад.

Алая уставилась на него, хлопая ресницами.

– Всё это уже было. Сейчас сюда ворвётся группа суровых мужчин в чёрном, скрутит тебя и доставит в зал Совещаний. А там глава Совета – знатный женоненавистник – обольёт тебя грязью. Мир несправедлив, детка. Не все получают то, что заслуживают.

Алая сглотнула.

– Твой дар, удивительный, уникальный, будет – как бы поприличнее выразиться? – зарыт в землю.

– И… что мне делать?

Незнакомец широко улыбнулся.

– Тот, кто нас с тобой разлучил, был умён. Он знал, что я попытаюсь тебе помочь, и предпринял меры.

Он нагнулся и закатал джинсы.

Что это сверкнуло на его щиколотках? Какие-то странные татуировки или…

Присмотревшись, Алая узнала магические кандалы. Под кожей будто текла раскалённая лава, раз за разом повторяя один узор.

– Уверен, такая сильная богиня как ты сможет их снять.

– Нет, я… – она помотала головой. – У меня не получится…

Синеволосый взял в ладони её лицо.

– Я в тебя верю. Всегда в тебя верил. Меня, кстати, зовут Росс. Как жаль, что ты не помнишь.

Сто лет прошло с той поры, когда в способности Алой  кто-то верил.

Вспомнилось, как мать прятала разочарованный взгляд.

– Хорошо. Да. Я попробую.

– Умница.

Полностью снять кандалы не получилось: Алая лишь ослабила вязь заклинаний, но и этого хватило, чтобы Росс смог создать на ладони зелёный светящийся шар.

– Замечательно. Великолепно, – прошептал он, красуясь. На пальце вспыхнул язычок пламени, сменил цвет с оранжевого на болотный. – Возможно, я даже смогу ненадолго покидать Крепость. Как считаешь?

Алая пожала плечами, удручённая тем, что не сумела помочь.

– Что ты? – Росс осторожно обнял её за плечи. – Не грусти. Никто бы не справился лучше тебя, поверь. Ты молодец. Пусть ко мне вернулось не так много магии, но для нашего плана её хватит. А теперь, любимая, уходи. Давай. Никто не должен узнать, что ты была здесь. Встретимся завтра. На маяке.

Глава 31

Входя в кабинет, Эстер выглядела усталой.  И зачем только захотела встретиться после такой тяжёлой рабочей смены? Видно же, что едва стоит на ногах.  Смерть, он и сам безмерно устал сегодня. После бумажной волокиты полевая служба казалась глотком свежего воздуха. Мечтай-мечтай.  Вон какие горы документов выросли на столе! Разгребать до глубокой ночи.

Эстер застыла на пороге, то ли вымотанная, то ли сильно раздражённая. Не раз он замечал на её лице это выражение, но трусливо не пытался докопаться до причин. Опасался, что не так ей с ним и хорошо? Боялся услышать правду?

Возможно, в последнее время он уделял Эстер мало внимания. Проклятая работа! Или любимую обижала необходимость скрывать отношения? Конспирация достала и его, но женщин такое положение вещей задевало особенно. Или нет? Бездна, что он вообще знал о женщинах?

– Присаживайся.

Сейчас он дочитает абзац, чтобы запомнить, на каком месте остановился, и уберёт документы в ящик.

 – Сделать тебе кофе? Ты успела поужинать после дежурства?

Молох поднялся из-за стола и снова взглянул на Эстер. Короткое платье, длинные ноги в чёрных колготках, аккуратные стопы, зажатые лодочками. Декольте – вырез, который на людях хотелось скорее прикрыть, а наедине распахнуть до треска ткани. Даже сейчас, когда голова гудела от бумажной работы и перед глазами от недостатка сна пульсировали круги, желание захлестнуло. И как в далёкую бытность человеком захотелось совершить какое-нибудь безумство. Снова опрокинуть на пол папки с документами, а на их место водрузить Эстер. Или взять её у окна. Чтобы она стояла, обнажённая, лицом к небу и опиралась ладонями на шероховатый гранитный подоконник.

Ему нравились такие мысли: они заставляли чувствовать себя живым. Словно тысячи лет он был ветошью, заваленной хламом на чердаке, но вот его вытащили на свет и стряхнули пыль.

Робот, научившийся любить. Ледяная статуя, которую оживили.

Загудела кофемашина. Молох знал: любовь – эта забота. И о своих чувствах никогда не говорил – некоторые вещи делали мужчин косноязычными, – но под рукой всегда был плед, чтобы согреть, в кофемашину – залита вода и засыпаны зёрна, и плечо Молоха было в распоряжении Эстер в любое время суток.

– Сложное было задание? – он протянул ей бумажный стаканчик.

Ему нравилось, когда по кабинету плыл горький аромат приготовленного в машине кофе.

– Не сложнее первого.

Молох понимающе кивнул. Взгляд упал на коробку, которую Эстер опустила на диван рядом с подлокотником.

Надо полагать, это и есть обещанный вечерний сюрприз.

После обеда на столе Молох нашёл записку и вместе с возбуждением испытал толику досады. Никаких сюрпризов не хотелось. Он ощущал себя слишком старым, слишком скучным, слишком нелепым для полюбившихся Эстер ролевых игр. Его словно заставляли притворяться тем, кем он не был и становиться не желал.

Будь его воля, сегодня он бы медленно, с наслаждением стянул с любовницы платье. Не торопясь, расстёгивал бы пуговицу за пуговицей, пока освобождённая от оков грудь не легла бы в его ладони. Он бы поднял Эстер на руки и отнёс на постель. Опустился бы на колени между её раздвинутых ног и часами доводил до изнеможения. А потом взял бы её, расслабленную и покорную, без маскарада и ненужных игрушек. Без всей этой раздражающей шелухи. И это было бы выражением глубочайших чувств, а не обычной животной похотью.

Но на диване лежала закрытая коробка, и любимая ждала от Молоха других действий, а значит, снова придётся играть надоевшую роль.

Эстер поставила нетронутый стакан с кофе на деревянный подлокотник дивана и покосилась на коробку словно бы с неприязнью. Как если бы сама была недовольна своей затеей.

Что она придумала на этот раз?

Ему  было неинтересно. Вместо любопытства в груди заворочалось дурное предчувствие.

Почему Эстер так странно смотрит?

Почему тяжело вздыхает и заламывает руки?

Отчего происходящее кажется таким неправильным?

Эстер наклонилась и подняла крышку.

О Смерть!

Увидев содержимое коробки, Молох отшатнулся. Что это? Она ждёт, чтобы он… Действительно думает, что он будет… что сможет… Нет.

Захотелось закрыть глаза, а открыв, обнаружить, что диван пуст, что в плену картонных стенок в шуршащей упаковочной бумаге лежит что-то другое.

В висках запульсировала боль.

 – Знаешь, – сказал Молох, нахмурившись, – я всегда с пониманием относился к твоим потребностям. Пытался удовлетворять все желания, хотя некоторые казались мне странными и шли вразрез с моими принципами. Но в этот раз… я не готов. На такое – нет.

Он не мог, не мог этого сделать. Да он перестанет себя уважать, если согласится. Если поднимет руку на женщину. Притронется к гладкой металлической рукояти, от которой отходят кожаные хвосты. Плеть! Эстер, это же плеть! О чём ты вообще думаешь? За кого его, Молоха, принимаешь?