Текст книги "Одна ночь и вся жизнь (СИ)"
Автор книги: Анна Жилло
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
5.
Опустившись на стул у приставного столика, я сжала руки под сумкой.
– Кофе?
Кивнула молча. Думала, попросит секретаршу, но Дарьялов достал из шкафчика две чашки, подошел к кофемашине на подоконнике, заправил в нее капсулы. Пока машина фырчала, выплевывая кофе и пену, передо мной оказалась сахарница и коробка конфет.
– Коньячку для храбрости? – с усмешкой предложил он, поставив на стол чашку. – В кофе? Расслабьтесь, я не кусаюсь. Просто хотел посмотреть на вас и поговорить.
– Можно, – кивнула я. Коньячок мне сейчас точно не повредил бы.
Щедро плеснув в чашку – только мою! – «Мартеля», Дарьялов сел не за свой стол, а напротив меня.
– Ирина, снимите уже это, – предложил он.
– Что?! – я как раз сделала глоток, поперхнулась и закашлялась.
– Выражение «знает кошка, чье мясо съела». Дело давнее. Надо идти дальше.
Парадокс, но его ледяные глаза улыбались. И хотя мне было совсем не до смеха, я не смогла спрятать ответную улыбку.
– Справки я о вас, разумеется, навел. Расспрашивать, как именно вы все это провернули с Мининым, нет смысла, потому что совсем не интересно. Интереснее другое. Я передал через Кирилла свое предложение о работе. Вы позвонили и приехали – это нужно понимать как согласие?
Любой разумный человек в такой ситуации должен был с энтузиазмом воскликнуть: «Да-да, конечно, я согласна!». Неразумная Ира откашлялась и бросилась на амбразуру:
– Не совсем. Это нужно понимать как мое желание узнать детали и подробности.
– Похвально, – кивнул Дарьялов. – Никогда не надо покупать кота в мешке. Если, конечно, не рассчитываете его потом в этом же мешке и утопить. У вас, кстати, нет кота?
– Нет, – он совершенно сбил меня с толку, но надо было признать, что разговор принимал интересный оборот. – С моим рабочим графиком слишком жестоко обрекать животину на страдания.
– Понимаю. У меня в Выборге собака, я иногда по несколько дней там не бываю. Но это рабочий пес, сторожевой, ему некогда страдать. Так вот, Ирина, мне нужен в команду человек вашей компетенции. Не буду скрывать, это была бы очень выгодная оптовая покупка. У меня есть юрист, но он совершенно не разбирается в финансах. Есть финансист, но плавает в законах.
– А вы хотите два в одном? – спросила я нахально. – За одну зарплату?
– За очень хорошую зарплату, – уточнил Дарьялов. – Плюс все бонусы госслужбы, потому что это должность помощника депутата, по трудовому договору, а не на общественных началах. Минусы тоже есть, например, официально вы не сможете заниматься предпринимательской деятельностью, покупать ценные бумаги. Но официально и я не могу.
– Насколько мне известно, у помощников депутата не слишком большая зарплата.
– У моих шестьдесят тысяч. По штатному расписанию. Плюс надбавка за класс госслужбы. Плюс премия из моего личного фонда. Ежемесячная и ежеквартальная. Ее размер не ограничен ничем, кроме моего желания.
Когда прозвучал размер моей предполагаемой премии, я закашлялась снова. Наверно, он должен был принять меня за полную дурочку.
– Можно наглый вопрос? – я пошла ва-банк. – Я правильно понимаю, что до того момента, как я назвала вашей секретарше свою фамилию, вы не знали, кто это самый подлый консультант, подсказавший Минину, как вас нагреть?
– Не знал. Ковалев боролся за вас, как лев. Он на редкость честный и порядочный парень, за что я его и ценю. Не только за это, конечно, но подобные черты у людей в бизнесе встречаешь нечасто.
– То есть вы приглашаете к себе в подбрюшье человека, который помог обмануть вас? И о котором знаете только то, что он грамотный юрист и финансовый аналитик?
– Вы делали свою работу, Ирина. Качественно делали. И я же сказал, что навел о вас справки.
– Так быстро?
– Это раньше, в бумажную эпоху, требовалась неделя, а то и не одна. Сейчас все быстрее. Вы вчера назвали фамилию, позвонив с мобильного телефона. Сегодня утром у меня на столе было полное досье на вас. Вплоть до… – он медленно провел глазами по той моей части, которая не пряталась под столом, – до размера одежды. Моя служба безопасности зря хлеб не ест.
– Я могу подумать? – где-то одной ногой я уже была согласна, но все еще не решалась шагнуть в ту самую пропасть, куда тянуло все сильнее.
– Выдолжныподумать, – с нажимом ответил Дарьялов. – Это не в «Пятерочку» кассиршей устроиться. Я вас не тороплю. Насколько мне известно, вы консультируете сейчас частным порядком. Препятствовать не буду. При условии, конечно, что это не пойдет в ущерб основной работе.
Он взглянул на часы, допил кофе, поставил чашку на блюдце.
– Как вы смотрите на то, чтобы поужинать со мной?
– Это входит в мои служебные обязанности?
Ира, Ира, у тебя что, борзометр зашкалило? Отлегло от жопы, что бочка с цементом отменяется, и сразу язык развязался?
Дарьялов рассмеялся.
– Разумеется, нет. И в личных, и в рабочих отношениях я ценю добровольность. Рабский труд не производителен, а личное… Мне не нужны отношения, основанные на принуждении. Я просто приглашаю вас составить мне компанию за ужином. Откажетесь – поеду в ресторан один. В городе я наездами, домработница приходит только для уборки раз в неделю, сам готовить не люблю.
– Да я… как-то не одета для ужина в ресторане, – его взгляд завораживал, гипнотизировал, лишал воли. Ну да, ну да, конечно, добровольно…
– Так я вас и не в «Европу» приглашаю. Тут хватает мест без лишнего пафоса, но с прекрасной кухней.
– Хорошо…
– Тогда дайте мне минут десять кое-что закончить.
Он что-то читал с экрана, щелкая мышкой, потом с кем-то разговаривал по телефону, довольно резко. Выключил компьютер, надел пиджак.
– Ну вот, можем ехать.
В приемной Дарьялов положил перед секретаршей какие-то листки.
– Марина, подправь мой график и можешь быть свободна. Я сегодня в городе.
Парень в светлом летнем костюме, тупивший в телефон, поднялся и пошел за нами. Видимо, охранник. На парковке он подошел к белому «Хендаю», где сидел еще один, а Дарьялов открыл передо мной дверь синей «Ауди» с накачанным водителем за рулем.
– В «Фаворита», – приказал коротко.
Ехали недолго – на Стремянную. Один из охранников вошел в гостиницу следом за нами, держась на расстоянии, второй остался в машине.
– Вы везде с охраной? – спросила я со смесью удивления и сочувствия.
– Приходится, – поморщился он.
– И много их у вас?
– Четыре пары. Смена – двенадцать часов.
– Не мешает?
– Я привык, – он открыл меню, положенное перед ним официантом, и мне осталось лишь последовать его примеру. – К тому же они со мной не по приговору суда, всегда могу сказать: «Погуляйте немного».
– И что, бывало такое, что им приходилось… прикрывать собою?
– Бывало. Пару раз. Не считая взрывчатки под машиной, которую, к счастью, нашли. С тех пор в машине всегда кто-то есть – или охранник, или водитель. Это, конечно, не гарантия, но хоть что-то.
– Бр-р-р, – я передернула плечами. – Не хотела бы так жить.
– Ну я тоже не думал, что буду так жить, – заметив, что я листаю страницы, не зная, на чем остановиться, Дарьялов добавил, словно между прочим: – Здесь неплохо готовят рыбу. Судак орли в пивном кляре особенно хорош.
– Спасибо, попробую, – кивнула я.
– Вино?
– Да, белое.
Мы сделали заказ, официант принес в ведерке запотевшую бутылку, открыл, налил понемногу в бокалы, чтобы попробовали. Вино мне понравилось – легкое, терпкое, с едва уловимыми нотками миндаля.
– Ну… за знакомство? – Дарьялов приподнял свой. – И за то, что вы, надеюсь, перестали меня бояться. Ведь боялись же, Ирина, признайтесь?
– Да, – не имело смысла врать. – У вас репутация человека, которому на ногу лучше не наступать. Я была недостаточно внимательна. Не все данные проверила сразу. Например, кому по факту принадлежит «Северо-Запад Инвестинг». А когда проверила, было уже поздно.
– Все мы ошибаемся. Я – когда взял «Мини-Строй» под крылышко, хотя сразу понял, что Минин – гнилой перец и дел с ним лучше не иметь.
– Тогда зачем? – удивилась я.
– Их со мной свел один мой давний знакомый, учились вместе в Политехе. А Кирилл был в институте дипломником его друга. Такая вот получилась цепочка. Я надеялся со временем осторожно Минина убрать. Да нет, не буквально. Подтолкнуть к тому, чтобы Кирилл выкупил его долю. В итоге так и получилось, только на десять лет позже, чем я рассчитывал. И с тяжелой попоболью.
– Да, наверно, все хорошо вовремя.
Сначала разговор шел непросто – короткими фразами, с паузами между ними. Мы словно прощупывали друг друга, приглядывались, прислушивались. Фоном за всем этим стояла мысль, похожая на грозовой фронт: сейчас в моей жизни происходит что-то важное. Очень важное. Этот ужин – как минное поле. Один неверный шаг, и все пойдет, как говорит Ленка, по звезде. Причем не в прямом смысле, а в очень даже переносном, нехорошем.
Пойдет ли в прямом и циничном, без использования изящного эвфемизма? Я призналась себе, что эта вероятность меня не пугает. Но форсировать события не собиралась, предоставив им возможность развиваться свободно.
Постепенно стало легче. Может, вино сыграло свою роль, развязав язык и отпустив тормоза. Я уже не думала над каждым словом, как провалившийся шпион на допросе. Говорили больше о чем-то нейтральном: о путешествиях, книгах и фильмах, кошках и собаках. О любимых местах в Питере и окрестностях. Я честно призналась, что никогда не была в Выборге – как-то не сложилось.
– Если надумаете пойти ко мне работать, придется часто бывать, – улыбнулся Дарьялов. – Еще надоест.
Впрочем, это было единственное упоминание о моей возможной работе на него. Видимо, он не хотел подталкивать меня к этому решению.
Ледяной взгляд, от которого по всему телу рассыпались морозные искры, затягивал все сильнее. Жесткий, опасный взгляд… Но иногда, всего на мгновение, в нем словно приоткрывались какие-то шторки, и он становился совсем другим – теплым, мягким. И тогда меня обдавала жаром. Жар и холод – как озноб в начале простуды.
– А может, на брудершафт? – спросил Дарьялов, когда официант разлил по бокалам остатки вина.
На брудершафт? Это всегда казалось мне пошлым и нелепым. Видимо, он понял по моему выражению и усмехнулся.
– Можно без поцелуев. Просто на «ты».
– Это будет нарушением субординации. Если вы станете моим начальником.
– Но ведь еще не стал. Или вас останавливает, что я намного старше?
– Намного? По правде, я этого не почувствовала. Немного – может быть. Но точно не намного.
Тут я не лукавила. Если бы он выглядел на свой возраст, возможно, эти пятнадцать лет разницы ощущались бы сильнее. Скорее, дело было в том, что я понимала: брудершафт, даже без поцелуев, – это лишь первый шаг.
Готова ли я его сделать? Хочу ли?
Он не торопил, глядя на меня сквозь бокал, и мне показалось, что где-то включился каунтдаун, отсчитывающий последние секунды моей прежней жизни.
– Хорошо, – кивнула я и потянулась бокалом навстречу.
Над столом поплыл тонкий звон.
– Ирина… – Дарьялов допил вино и поставил бокал.
– Петр… – попробовав имя на язык, я покачала головой: – Знаете… знаешь, боюсь, у меня не получится называть тебя по имени.
– Почему?
– Не ложится как-то.
– По фамилии лучше?
– Да, пожалуй. Она тебе очень идет. А вот имя… Петр Евгеньевич еще худо-бедно, а вот просто Петр – нет. А Петя – еще хуже.
– Ну зови по фамилии, – он рассмеялся, весело и беззаботно, как мальчишка. – Меня и в школе все по фамилии звали, и в институте.
И этот его смех окончательно сломал лед.
6.
Он не был для меня незнакомцем. Заочно я знала его очень даже неплохо – поскольку за полгода изучила все, что могла найти в открытом доступе. И кое-что из закрытого. Но за всем этим стоял страх.
Нет, Дарьялов не был криминальным авторитетом, подавшимся в политику. Он, как и многие другие, вышел из среды комсомольских функционеров, удачно вписавшихся в приватизацию – «прихватизацию», как говорила моя бабушка. Шлейф криминала тянулся за ним из девяностых. Тогда он еще был молод, зубаст и тесно связан с преступными группировками, крышевавшими его новорожденный бизнес. А чуть позже и сам стал такой вот крышей для начинающих предпринимателей, которым за процент от прибыли помогал подняться и раскрутиться. В том числе и Кириллу с друганом.
Слухи о нем бродили самые туманные и противоречивые, но все сходились на том, что перебежать дорогу Дарьялову может только убитый из пушки в голову идиот. Те, кто пытались, потом сильно об этом жалели – если еще могли жалеть. Позже, когда к деньгам и связям добавился административный ресурс, его репутация человека влиятельного и опасного возросла еще больше. Так что страхи мои вовсе не были высосанными из пальца.
Но сейчас они облетали клочьями, как обрывки упаковочной пленки. Под ней оказался совсем другой человек, не такой, каким я его представляла. Да, сильный и жесткий. Да, холодный, решительный, уверенный в себе. Но… вдруг открылось во всем этом что-то такое, от чего замирало внутри. Уже не испуганно – нет, томительно-сладко. И все труднее становилось отвести глаза, встречаясь с его прозрачным и острым, как мартовский лед, взглядом.
В его силе не было того, чего я не выносила в мужчинах, но с чем сталкивалась слишком часто. Он не давил, не принуждал, не пытался смотреть сверху вниз. Обычно это сразу чувствуется – в словах, интонациях, жестах. Дарьялов был другим. Как только я поняла, что бояться нечего, почувствовала себя с ним на равных. Разумеется, мне и раньше доводилось общаться с сильными мужчинами, которые не пытались меня нагнуть. С тем же Кириллом, например. Но в тех отношениях не было ничего личного. А вот сейчас… в том, как мы с Дарьяловым разговаривали, как смотрели друг на друга, было что-то очень тонко, но вместе с тем отчетливо чувственное. И это ощущение росло с каждой минутой, захватывая все сильнее и сильнее.
Мой второй муж был альпинистом-любителем, и я несколько раз ездила с ним на Кавказ, даже поднималась на Эльбрус. И там мне постоянно казалось, что не хватает воздуха. Как будто не могу сделать вдох полной грудью. Именно это я испытывала и сейчас. Только тогда было страшно, а сейчас нет.
В ресторане была какая-то живая музыка и даже танц-пол, где топталось несколько парочек. Дарьялов встал, протянул мне руку, и я послушно за нее уцепилась. Это был вполне так целомудренный танец. Он не прижимал меня к себе, не возил руками по моим габаритам, но…
Если провести пальцем по кончикам волосков на руке, ощущение будет гораздо более острым, чем если коснуться самой кожи.
Я растворялась в мелодии – красивой, печальной, похожей на осеннюю ночь, когда тоскуешь о весне. А еще – в его запахе. Мужчина, утром принимавший душ, к вечеру обычно пахнет самим собой – сквозь легкую дымку парфюма и прочих ароматов. Каждый по-своему. Кто-то приятно, кто-то нет. И вот тут включается особая магия. Если тебе не нравится, как пахнет от мужчины, или его запах оставляет равнодушной, ничего с ним не получится. Каким бы замечательным он ни был.
От Дарьялова пахло так, что у меня закружилась голова. Хотелось вдыхать снова и снова. Его запах был таким же, как он сам: горьковато-прохладным на поверхности и медово-горячим в глубине.
Когда в самом конце, с последними аккордами, он шепнул мне на ухо: «Спасибо!», дотронувшись губами до мочки, я подумала с какими-то веселым ужасом: боже мой, он меня соблазняет, а я… охотно соблазняюсь. Низ живота отозвался на эту мысль мягким теплом.
Оказаться с мужчиной в постели сразу же после знакомства? Такое со мной бывало не раз и не два. И ужасным казалось ровно до первого. Тогда я была вполне еще девочкой-ромашкой, хотя уже побывала замужем и развелась. Выяснилось, что ничего особо ужасного в этом нет. Самый обычный секс, ни порочности, ни аморальности. Я стала смотреть на вещи гораздо проще. Не все ли равно, когда это случится, если точно знаешь, что случится – днем, неделей, месяцем раньше или позже?
Но сейчас было иначе. Сейчасвсебыло иначе.
Откуда-то пришла уверенность: это будет – сегодня. И будет совсем по-другому. Не так, как раньше.
Принесли кофе и мороженое. Не сговариваясь, мы одновременно, буквально синхронно, положили по большому куску в чашки и рассмеялись.
– Гляссе, – Дарьялов осторожно помешал кофе, чтобы не выплеснулся. – С детства люблю. Черный мне не разрешали, с молоком не нравилось, а с мороженым – самое то.
– Мне, скорее, наоборот, нравится вкус мороженого с кофе, а не кофе с мороженым. И вообще люблю сочетание горячего и холодного.
– Да… Иногда утром даже представить не можешь, как закончится день. Правда?
Он тяжело и горячо накрыл мою руку своею, пристально глядя в глаза. Я с трудом проглотила слюну и кивнула:
– Да… – и это было не только согласие с его фразой. Нечто гораздо большее.
Дарьялов расплатился, и мы пошли к выходу. Охранник, весь вечер просидевший за столиком в углу, – следом.
– А ночью они где? В прихожей у тебя сидят? – нервно хихикнула я.
– Зачем? Один в машине на стоянке, второй в парадной с консьержем. Сейчас у них смена будет, через полчаса. Эти двое отдыхать, другие подъедут.
– Бедняги.
– Я им хорошо плачу, – он пожал плечами и открыл передо мной дверь машины. Сел сам и коротко бросил водителю: – Домой.
И снова ехали недолго. Свернули с Лиговского на какую-то тихую улочку и под шлагбаум нового жилого комплекса – кое-где на окнах еще виднелись фабричные наклейки.
– Здесь служебная квартира, – пояснил Дарьялов, помогая мне выйти из машины. – Раньше другая была, на Васильевском. Далеко и до офиса, и до Суворовского. Но к этой никак не могу привыкнуть. Иногда задумаюсь и говорю Марату: «На Макарова».
Я молчала, смакуя на языке терпкий холодок предвкушения, как мятную конфету. Мы вошли в парадную, где с Дарьяловым поздоровался охранник в синей форме, поднялись на лифте на третий этаж.
– Ну вот, моя берлога, – открыв дверь квартиры, он слегка подтолкнул меня в прихожую.
– Волчье логово, – пробормотала я себе под нос.
– Угу, – моя реплика удивления не вызвала. – Придет серенький волчок и ухватит за бочок.
Его рука легла мне на бедро, и я повернулась к нему.
Ближе… еще немного ближе… снова утопая в его глазах – как будто нырнула с разбега в холодную воду и плыву, и страх сменяется восторгом.
Губы на губах – как мгновенный ожог, и так твердо, крепко, заставляя раскрыться навстречу. Обжигающе новое – но словно это было уже не один раз. Словно знала его когда-то давно, но забыла, а теперь вспомнила.
– Ира…
Та особая интонация, тот особый тембр с хрипотцой, которые яснее всяких слов говорят: «Я хочу тебя…». И тело отзывается на них ответным желанием, разбегающимся от живота до кончиков немеющих пальцев.
Он за руку привел меня в спальню, и я остановилась у приоткрытой балконной двери, глядя на темный двор. Шорох покрывала на кровати, шепот листьев. Магия, мистика летней питерской ночи…
Легко и прохладно соскользнула с плеч блузка, невесомо и шелково повторили ее путь губы – от шеи, по плечам, по спине. Руки легли под грудь, пальцы обвели сжавшиеся соски. Я повернулась к нему, жадно разглядывая четко прорисованные мышцы, поджарый живот под расстегнутой рубашкой.
Полтинник? Серьезно? Многие в тридцать выглядят хуже. Интересно, каким он был в тридцать? Хотя… некоторые мужчины как раз хорошеют с возрастом, появляется в них особая харизма, какой не бывает у молодых.
Расстегнула ремень брюк, молнию, потянула их вниз вместе с трусами – узкими черными слипами. Мимоходом отметила, что даже такая мелочь идеально вписывается в образ: ну не могла я представить его в веселеньких боксерах с рисунком. Я смотрела на него, а он, с едва заметной улыбкой, – на то, как я смотрю на него.
– И что, устраивает?
– Более чем, – я провела самым кончиком языка по его животу.
– Не торопись, – избавив меня от оставшейся одежды, Дарьялов выдвинул ящик тумбочки.
И да, тылы у него оказались тоже очень даже. Что поделать, красивые мужские задницы всегда были моей слабостью. Ну а резинки в тумбочке… Развелся он очень давно, я тогда еще в школу ходила. Ясное дело, что были женщины. Наверняка много женщин. Главное – чтобы не одна какая-то, постоянная. Не хотелось быть кому-то свежей заменой.
Как будто меня кто-то спрашивает. И с чего я взяла, что это будет что-то?..
Додумать мысль я не успела – захлестнуло и понесло. О чем вообще можно думать, когда с тобой происходиттакое? Разлет слов, которые я употребила бы для обозначения того, что он делал со мной, был как у противопехотной мины: от самых нежных до предельно нецензурных. Его руки, губы, язык – они были везде, и я тянулась к нему, поскуливая, ловя ощущения, еще мне – мне! – незнакомые.
Дяденька, да вы молоденьким мальчикам сто очков вперед дадите, промелькнуло весело-изумленное. Пожалуй, еще никто и никогда не заполнял меня собою так глубоко – и не только физически. И я в ответ принимала его в себя полностью, без остатка, сливаясь в единое целое.
Он доводил меня до самой грани, а потом сбавлял темп, глядя в глаза, тонко касаясь языком губ, словно рисуя их грифелем остро заточенного карандаша. Я ловила его дыхание – потому что не хватало своего. Хотелось закричать: «Ну же! Давай уже!» – и одновременно хотелось растянуть эту пытку в бесконечность, потому что каждая такая пауза была все мучительнее и слаще.
Сжавшись в тугую точку, я разлетелась огненной вспышкой. По всему телу прокатывались горячие волны, снова и снова. Потом из сияющего света проступили очертания комнаты. Холодок от балкона коснулся влажной от испарины кожи.
Сердце все еще выбивало дробь. Я лежала, перекинув ногу через его бедро, и блаженно улыбалась. Его пальцы медленно бродили по моему животу, иногда соскальзывая ниже, – словно поддерживали напряжение в сети, чтобы не пришлось разгонять с нуля.
– Как-то не похоже, что мы в одном полку служили, Дарьялов…
Поймет или нет? Это была провокация, разумеется. Которая попала четко в цель.
– Деточка, когда я буду способен всего на одну палку, твоих ровесников-однопалчануже в тачке на свалку вывезут.
– Правда?
– Зуб даю. Лучше скажи, пойдешь ко мне работать?
Он наклонился, прижимая мои руки к простыне.
– Так это было исключительно ради работы? – я попыталась вывернуться, но Дарьялов крепко стиснул коленями мои ноги и коснулся языком груди. – Метод… убеждения?
– Разумеется, – он втянул сосок губами и тут же отпустил. – Но не только. Ты в кабинет вошла, и я сразу подумал: будешь моей. Во всех смыслах. Для этого много времени не надо. Несколько секунд достаточно. Чтобы понять.
– Ну… чтобы добиться, как выяснилось, тоже. Не несколько секунд, конечно, но…
– Тебя это смущает? Ну мало ли. Может, ты сейчас из-за этого страдаешь и считаешь себя падшей женщиной.
Все это говорилось крайне серьезным тоном, но глаза смеялись.
– А что, похоже, будто страдаю? – фыркнула я.
– Да не особо. Тогда давай закончим с рабочими вопросами и выясним, в одном полку мы с тобой служили или в разных. Так что, Ирина Ивановна? Да или нет?
– Да, – я все-таки высвободила руку и обняла его за шею. – Только договоримся сразу. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Чтобы работу и секс не смешивать.
– Хм… – он прижал меня к себе. – Ну ладно. Попробуем.
