Текст книги "Северные горы (СИ)"

Автор книги: Анна Котова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Котова Анна Юрьевна
Северные горы

Рассказывают, что первый человек упал на землю со звезд. Он сильно расшибся и мог умереть, потому что ничего не умел. Он не знал, какие травы съедобны, а какие ядовиты, каких зверей можно ловить, а каких нельзя, он не знал даже, как сплести из веток навес от непогоды. Но когда он совсем ослабел, к нему вышла горная кошка – аарт – и сказала: «Глупое создание, почему ты лежишь и умираешь от голода, ведь возле твоей правой руки растет теригута?» «Она жесткая и колючая», – сказал первый человек. «Разве ты не знаешь, глупое создание, – сказала кошка, – что у теригуты сладкий толстый корень?» «Я не знал», – сказал первый человек. И он выкопал ослабевшей рукой корень теригуты и съел его. Но от черного сока теригуты его волосы почернели, а кожа стала темной. Огорчился первый человек – ведь раньше он был белый, как мягкие изнеженные артолийцы из южных городов, и ему казалось, что быть темным некрасиво. Теперь первый человек был сыт, но он чувствовал сильную жажду, потому что корень теригуты очень сладкий. Горная кошка смотрела на первого человека и смеялась над ним: «Глупое создание, почему ты сидишь тут и умираешь от жажды, когда за тем большим камнем журчит ледяной горный ручей?» И первый человек встал – теперь у него были силы, хоть и немного, – и пошел к тому большому камню, и нашел ледяной горный ручей, и напился. Но от светлой воды горного ручья его глаза стали прозрачны, как вода. Первый человек увидел свое отражение в ручье и огорчился: ведь прежде у него были темные глаза, как у изнеженных глупых артолийцев из южных городов, и ему казалось, что светлые глаза – это некрасиво. Горная кошка подошла к нему и сказала: «Глупое создание, чем ты недоволен?» «Раньше я был красивый, – ответил первый человек, – а теперь от здешней еды и здешнего питья стал уродлив, как тролль». «Глупое создание, – сказала кошка. – Я не знаю, кто такой тролль, но раньше ты был бледный, как личинка жука-броненосца, а теперь темный, как моя шкурка. Теперь ты мне нравишься». И горная кошка перекувырнулась через голову и сбросила шкурку, и превратилась в красивую маленькую женщину с темной кожей и светлыми глазами. Из своей шкуры она сделала одежду себе и первому человеку. И научила его, какие травы можно есть, а какие нельзя, каких зверей можно ловить, а каких нельзя, и как сделать из веток навес от непогоды. И первый человек женился на Горной Кошке, и дети их детей заселили Северные горы. Это был наш народ, который бледные изнеженные артолийцы в своих южных городах называют турепанами.

Оревалат Аартелинур,

«Сказания Северных гор»

–

Турепане служили в Артолии шоферами, швейцарами, официантами и бандитами. Больше всего их было среди шоферов и бандитов. Но криминальный слой турепан скрывался в подозрительных местах и выползал лишь в темное время суток, а летучие такси они водили повсеместно среди бела дня. Говорят, в своих горных ущельях турепане – самый красивый народ. Глаза у них светлые, волосы черные, а кожа темно-коричневая. К этому еще полагаются варварски яркие национальные одежды, расшитые бисером и перьями, и многочисленные амулеты повсюду – на руках, на шее, в ушах, в волосах и даже в носу. А Говард как-то клялся Карине, что видел голого турепанина в бане – так у него будто бы даже в срамном месте звякал бубенец, отгонял злых духов.

Впрочем, этому Карина не верила: как бы черномазый турепанин оказался в артолийской бане? Да и вообще, по слухам, они никогда не моются.

В любом случае, городские турепане Карине решительно не нравились. Необычный цвет кожи, вечные шнурки с побрякушками, особенно нелепые в сочетании со скучным цивильным костюмом или – еще хуже – с мундиром швейцара. Неправильная речь, все эти гортанные звуки, проскакивающие в артолийской фразе, в коей их быть не должно ни при каких обстоятельствах. Но больше всего Карину пугали светлые – почти белые на фоне темных лиц – глаза турепанских варваров.

Они были повсюду, и в то же время – вызывающе другие. Своих детей и жен они в города не отправляли, и ни один артолиец не мог встретить на улице варвара моложе пятнадцати лет. Все они говорили с чудовищным акцентом, все были малограмотны или вовсе не умели читать, ни один из них никогда не поднялся выше обслуги. Только транспорт водить и насобачивались, да разве много нужно для этого ума! Всем было известно, что турепане тупы, гораздо глупее артолийцев. Разговаривая с горцем в ресторане или в кабине такси, горожане невольно переходили на короткие примитивные фразы – не поймет еще, принесет не то блюдо или завезет невесть куда. А смотрят при этом нагло и с каким-то превосходством, будто знают об артолийцах, высшей расе, что-то постыдное.

Никому в голову не могло прийти взять турепанина в домашние слуги, разве что в садовники или опять же в шоферы. Кто их поймет, этих дикарей, прикинувшихся ручными! Прирежут еще мимоходом. Свят-свят.

Карина не была настолько богата, чтобы задумываться о найме прислуги. Собственно, она – младшая секретарша в конторе по торговле недвижимостью – сама была почти прислугой. Жалованья едва хватало на небольшую квартирку (правда, на площади Зеленых фей, в приличном районе), на дорогу до работы (пешком далеко, приходилось летать на наемных флаерах) да на пропитание. Ценой неимоверного самопожертвования Карина смогла позволить себе стереовизор и аквариум с полосатым тритоном. Сейчас она копила на новое пальто, поэтому не ужинала. И для фигуры, кстати, полезно.

Рабочий день кончился, клерки потянулись к стоянке летучих такси. Важно вышел господин Штельф из отдела производственных помещений и двинулся к собственному флаеру. Стайка девушек из отдела рекламы, все на тоненьких каблучках, все в коротеньких юбочках, пробежала, стрекоча, к большой шестиместной машине. Карина села в первое попавшееся такси и полезла в сумочку за кошельком. Кошелька не было. «Где же он?» – заметалась Карина, судорожно вспоминая, не оставила ли деньги в ящике стола. Водитель, разумеется, турепанин, молча ждал, глядя своими страшными светлыми глазами, и под его взглядом у Карины задрожали руки.

– Простите, – пролепетала она. – Я лучше выйду. У меня нет денег.

– Далэко ехать? – спросил белоглазый, уставившись прямо ей в лицо.

– Я выйду, выпустите меня… – бормотала Карина, шаря по дверце и не находя ручки. Турепанин стремительным движением наклонился и перехватил ее руку.

– Нэ спэши. Скажи, далэко ехать?

– На площадь Зеленых фей, – запинаясь, ответила Карина.

– Ну и поэдем, – сказал белоглазый. – Я сэгодня добрй, довэзу за так.

Всю недолгую дорогу Карина пугала себя страшными историями о нападениях на доверчивых пассажирок. Ей представлялось, как турепанин завозит ее в глухой переулок и перерезает ей горло: ведь у нее нет денег, но с нее можно снять и продать одежду. А колечко, мамино колечко на пальце! Оно серебряное, стоит не меньше сорока динариев, а то и все пятьдесят. Говорят, убивают и за меньшее… И того хуже: ходят рассказы про сексуальные извращения варваров. А она молодая и хорошенькая. Боги, вдруг этот страшный горец захочет… Карина зажмурилась.

– Вылэзай, прэхали, – услышала она гортанный голос. – И нэ држи так, дэвочка. Я лудей нэ эм.

Машина зависла на площади Зеленых фей. До дома было рукой подать.

Карине стало мучительно стыдно: и оттого, что она так боялась, а он это понял; и оттого, что все опасности позади, и накатило подлое чувство облегчения.

– Простите, – сказала она, поддавшись внезапному порыву. – Простите меня. Я глупая артолийка, полная предрассудков.

– У кого их нет, – ответил турепанин без малейшего акцента. – У нас тоже полно предрассудков о глупых диких артолийцах… Ну, спокойной ночи вам, девушка.

Карина замерла, вглядываясь в лицо водителя. Такой же, как все они. Глаза белые, волосы черные, кожа коричневая, на шее связка амулетов.

– Еще раз спасибо, – торопливо пробормотала она. – До свидания. – И, подхватив сумочку, побежала к крыльцу.

Турепанин дождался, пока за ней не захлопнется дверь, и поднял машину в воздух.

–

Рассказывают, что однажды Огненноликий, глядя, как всегда, с неба на землю, заметил вдруг юную девушку из селения Ареми-ыргаз. Она собирала плоды кетуйя на западном склоне Двуглавой, как раз когда туда упал солнечный луч, взгляд Огненноликого. Девушка уже наполнила корзинку, но кетуйя в тот год была усыпана плодами, жаль было не собрать еще немного, и горянка задрала подол своего длинного полосатого платья, чтобы класть кетуйю туда. Огненноликий увидел ее стройные ноги выше колен, сердце его затрепетало, и он решил опуститься на землю и познакомиться с девушкой поближе.

Конечно, Огненноликий совсем не хотел пугать девушку и принял образ красивого мужчины, но от его золотых глаз исходило такое яркое сияние, что горянка все-таки немного испугалась. Она поскорее одернула подол, и кетуйя посыпалась на землю, влажно шмякаясь об камни.

– Здравствуй, красавица, – сказал Огненноликий. – Позволь мне помочь тебе и донести твою корзину до поселка.

– Спасибо, добрый человек, – ответила девушка, – но я и сама отлично управлюсь.

– Позволь хотя бы проводить тебя до деревни, – сказал Огненноликий.

– Не стоит, – сказала девушка. Но Огненноликий настаивал:

– Что плохого, если я просто пойду рядом?

– Изволь – ведь тропа принадлежит всем, – ответила девушка.

И они пошли рядом по узкой горной тропе, но корзинку девушка несла сама.

Подошли к деревне, и Огненноликий попросил позволения проводить ее до крыльца. Девушка нахмурилась, но согласилась. Дошли до крыльца, и Огненноликий попросил позволения войти в дом. Девушка не возразила и на это. Вошли в дом, и Огненноликий захотел обнять девушку и уже протянул руки. Но тут перед ним встали пять братьев девушки и спросили грозно:

– Чего тебе надо от нашей сестры, незнакомец?

– Я полюбил ее, едва увидел, – сказал Огненноликий, – и хочу на ней жениться.

– А кто ты таков, чтобы жениться на нашей сестре?

– Я простой путник, – ответил Огненноликий.

– Расскажи-ка нам, какого ты рода-племени, – потребовал старший брат.

– Мать моя ночь, отец мой день, сестра – Луна, а племянники – ясные звездочки, – сказал Огненноликий.

Тут догадались братья, кто он такой, но не испугались нисколько.

– А есть ли у тебя овцы, чтобы кормить нашу сестру мясом и вязать нашей сестре теплые шали? – спросил второй брат.

– И есть ли у тебя земля, чтобы растить теригуту и кангимату? – спросил третий брат.

– И есть ли у тебя теплый дом, чтобы наша сестра не мерзла зимой? – спросил четвертый.

– И будешь ли ты всегда беречь и любить нашу сестру? – спросил пятый.

Рассердился Огненноликий.

– Я богаче всех людей на свете! – сказал он. – Вся земля принадлежит мне! И все овцы, и все дома! Стоит мне пальцем шевельнуть – и все Северные горы выгорят дотла! Не смейте со мной спорить! Я хочу жениться на вашей сестре и женюсь.

– Хорошо, – сказал тогда старший брат. – Ты велик и силен. Мы отдадим тебе в жены нашу сестру, но при одном маленьком условии.

– Какое еще условие? – закричал Огненноликий, и глаза его загорелись еще ярче, так что весь дом осветился небывалым светом.

Но братья не испугались и теперь.

– Мы хотим выдать сестру замуж как следует, соблюдая все наши обычаи. Выполнишь это условие – забирай девушку.

– Ладно, – сказал Огненноликий, – клянусь, что выполню ваш дурацкий обычай.

– Вот и славно, – сказал старший брат. – По нашим обычаям, девушка выходит замуж только тогда, когда сама этого хочет. Дорогая сестра, люб ли тебе этот человек?

– Нет, – ответила девушка.

– Но почему?! – закричал Огненноликий громче прежнего.

– Ты пристал ко мне и шел за мной, хотя я ясно дала тебе понять, что мне не нужна твоя помощь. Ты вошел в дом и не поклонился хозяевам. Ты тянул свои руки куда не следует. И когда мои братья вступились за меня, начал грозить засухой и пожарами. Ты великий бог, Огненноликий, но человек ты невоспитанный, вспыльчивый и жестокий. Я не пойду за тебя замуж.

– Ах так! – рассердился Огненноликий и собрался уж принять свой обычный, нечеловеческий облик.

– Ты поклялся, – сказала девушка. – Уходи.

И Огненноликий, не желая стать ко всем своим недостаткам еще и клятвопреступником, униженный, выбежал из дома, подпрыгнул повыше и только высоко-высоко в небе превратился в огненный шар. И то листья на деревьях опалило жаром, и они свернулись.

Но все же он великий бог, и если немного вспыльчив (что естественно для такого горячего божества), то и отходчив. Немного подумав – до вечера, он наутро прислал братьям девушки гонца, солнечного зайчика.

– Великий передает, что больше не сердится на вас, – сказал зайчик. – Поразмыслив, он решил, что девушка, не побоявшаяся отказать самому Огненноликому, достойна самой лучшей доли. Теперь всему вашему селению будет благодать.

И действительно, много лет после того в Ареми-ыргаз была лучшая летняя погода – в меру теплая, в меру дождливая, – и самые мягкие зимы. Пока та девушка не состарилась и не умерла, окруженная многочисленными внуками и правнуками.

Оревалат Аартелинур

«Сказания Северных гор»

–

Прошла, наверное, декада или две, и Карина вновь встретила того самого водителя. Хоть он и был совершенно такой же, как все турепане, но его потрепанный флаер веселенькой расцветки – зеленый в красный горох – она не забыла, и, увидев яркую машину на стоянке возле конторы, села в нее.

– Здравствуйте, – сказала Карина. – Вы меня, наверное, не помните, а я вас запомнила – это вы один раз довезли меня бесплатно.

– Почему же – отлично помню, – белозубо улыбнулся водитель, и Карина поняла, что он совсем не старый – вряд ли старше ее больше чем на десять лет. – Вы так боялись меня, я очень веселился. Теперь не боитесь?

– Нет, – засмеялась Карина. – Теперь я вижу, что вы совсем не страшный.

– Ну что, домой? – спросил турепанин. – На площадь Зеленых фей, правильно?

– Точно, – подтвердила девушка. – Надо же, вы даже адрес не забыли!

– Вы произвели на меня неизгладимое впечатление, – сказал водитель. – Не часто слышишь от артолийцев извинения, и за что! за предрассудки, впитанные с младенчества! Ладно, едем.

Возле дома Карина улыбнулась на прощание новому знакомому и сказала:

– Рада была снова встретить вас.

– Если хотите, я буду иногда залетать за вами, если не будет других пассажиров, – предложил турепанин.

– Здорово, – обрадовалась Карина. – Если сможете, давайте – будем болтать по дороге.

Весь следующий месяц – до Осеннего праздника – иногда раз в декаду, а иногда и три-четыре, зеленый с красным флаер оказывался то на площади Зеленых фей утром, в восемь, чтобы везти ее на работу, то вечером, в шесть, на стоянке возле конторы, и тогда Карина возвращалась на нем домой. Турепанин оказался веселым парнем, и хотя говорили они на самые общие темы – вроде погоды, – ездить с ним было куда приятнее, чем с любым другим его соплеменником.

Накануне же Осеннего праздника все изменилось раз и навсегда.

В тот день в обеденный перерыв за ней зашел Говард из отдела элитной недвижимости, почти жених – во всяком случае, давний поклонник. Он ухаживал за Кариной добрых полгода, и вся контора за спиной девушки делала ставки: когда же она допустит Говарда к телу. Время от времени Марен, лучшая подруга Карины, принималась объяснять ей, какой хороший парень этот Говард и насколько приятнее спать вдвоем, чем одной. «Кроме того, у него ведь гораздо выше зарплата, он ведет дела с солидными клиентами, – говорила Марен. – Ты-то простая секретарша на мизерном жалованье. Этот мужчина подкормил бы да приодел тебя, глупышка, а всего-то нужно – дать ему, наконец, то, чего он так хочет». (Марен желала подруге добра, но, кроме того, поставила целых сто динариев против пятнадцати динариев Тинуры из отдела по связям с общественностью, что Карина отдастся Говарду до Осеннего праздника. Время поджимало, и Тинура, не приведи Создатель, могла выиграть.)

Глупая Карина никак не могла понять, что нужно ее поклоннику.

– Дура ты, дура, – причитала Марен. – Парень водит тебя по ресторанам, дарит тебе букеты, подает тебе твое дурацкое драное пальто, целует тебе пальцы – и ты не знаешь, чего он хочет? Вот же не дали боги мозгов, честное слово! Да спроси, в конце-то концов, у него самого, чего ему надо!

– Я спрашивала, – ответила Карина.

– И что?

– Он сказал: «Тебя».

– А ты?

– А я сказала: «Ну вот же я, Говард!»

– И что он?

– И ничего, он вздохнул и предложил мне кофе.

– О боги, боги! Ты что же, спрашивала его в кафе, среди толпы народа?

– Да, а что?

Марен плюнула и мысленно простилась со своими денежками. Потом пожалела: все-таки целых сто кругленьких! И дала Говарду совет:

– Карина еще невинна и не понимает намеков. Ей все нужно объяснять прямо. Прижми ее где-нибудь в темном углу да похватай за сиську. Иначе проваландаешься еще лет десять, пока она догадается завернуть подол.

– Спасибо, понял, – воодушевился Говард.

И вот теперь он вел Карину обедать в ближайшую кафешку и прикидывал, как бы заманить ее в темный угол. Трудно найти сколько-нибудь интимную обстановку в обеденный перерыв. Придется отложить дело до вечера… О! Идея!

– Пойдем вечером в кино? – спросил он у девушки между заливным из уманов и стаканом касанского белого.

– Ладно, пойдем, – сразу согласилась Карина. Настолько легко и без всякой задней мысли, что Говарда досада взяла. Тратишь на нее большие деньги (обед, кино, потом такси еще!), и никакого толку! Надоело. Сегодня он всего добьется. Всего, чего хочет. Даже если эта дуреха будет упираться.

–

Мы больше не ездим по дорогам.

Мы научились летать, как птицы,

И летаем, куда вздумается, оторвавшись от земли;

Но мы не стали ближе к небу,

А дороги трескаются и зарастают травой.

Оревалат Аартелинур

«Дорога»

из сборника «Отрывки из жизни»

–

Они вышли из конторы на стоянку летучих такси. Говард окинул машины надменным взглядом, выбирая, какая поприличней, и упустил Карину из виду. А она уже подскакивает к облезлому зеленому в дурацкий красный горох флаеру (Говард в жизни бы на таком никуда не поехал!), засовывает голову в кабину и щебечет о чем-то со здоровенным черномазым турепанином. Потом машет рукой: поехали, мол!

Говард нехотя забрался в жалкую потрепанную машину.

– Не могла найти флаер поприличней! – проворчал он.

– Да брось, Говард, нормальная машина, раскрашена весело. И знаешь: за рулем мой знакомый! Он иногда меня подвозит, правда ведь?

– Вэрно, – отозвался черномазый, не оборачиваясь. – Куда вэзти, млодые луди?

– Синематрон, – надменно бросил Говард. И зашептал: – Веди себя прилично, Карина! О чем можно разговаривать с этими людьми? Какие знакомые могут быть у приличной артолийской девушки среди, прости Создатель, турепни белоглазой? Ты в уме ли, дорогая?

– Я тебе не дорогая! – резко ответила Карина. – И неприлично себя ведешь ты. Он же все слышит. Ему обидно. А тебе должно быть стыдно!

– Подумаешь, турепанин услышал, что он белоглазый! Можно подумать, это неправда! Карина, давай поговорим о чем-нибудь другом О тебе. Ты такая красивая… – Говард вспомнил совет Марен насчет сиськи и взялся за дело. То есть за сиську. Разумеется, он тут же получил по рукам. – Да что ты из себя строишь? – возмутился Говард. – Я полгода тебя окучиваю, а ты нос воротишь! Небось, динариев пятьсот уже на тебя спустил, а ты даже сиську пощупать не даешь! Ну-ка не ломайся и сиди смирно!

– Отстань! – в отчаянии закричала Карина, отпихивая от себя разошедшегося поклонника. – Я не хочу! Убери лапы, дурак!

Флаер резко зашел на посадку. Дверца распахнулась, здоровенная коричневая рука ухватила Говарда за брючный ремень и выволокла из машины. Не успела Карина опомниться, как такси снова ушло вверх, оставив где-то внизу красного от злости и унижения Говарда.

– Куда вас отвезти? – без всякого выражения в голосе спросил водитель.

– Не знаю, – вздохнула Карина. – В Синематрон я точно не хочу.

– Домой?

– И домой не хочу. Ничего не хочу.

– Ладно, – сказал турепанин. – Покатаю вас немного.

Карина откинулась на спинку сидения и закрыла глаза. Думать о жадных лапах Говарда и его отвратительных речах было противно. Не думать – не получалось. Надо бы отвлечься, но как?

– Почему вы это сделали? – спросила она, не открывая глаз.

– Вы не хотели его, – ответил турепанин.

– Это причина? – грустно улыбнулась Карина.

– Для меня – причина, – сказал шофер. – У нас девушек не неволят. Извините, если что не так.

– Да что вы! Вы спасли меня! – и, не успев осознать, что нарушает все правила и обычаи, она спросила: – Как ваше имя?

– У нас не принято называть вслух имя никому, кроме ближайших родных, да и то в крайних случаях, – сказал турепанин. – Если хотите, зовите меня Артан.

– Но это не ваше имя? – заинтересовалась Карина.

– Нет, это прозвище – имя-для-людей.

– Мне оно нравится, – сказала девушка. – Пускай не настоящее, все равно красивое: Артан. Вам подходит. А я Карина.

– И это настоящее имя? – турепанин улыбался. Карина засмеялась.

– Самое забавное, что нет!

– Да ну? Ведь у артолийцев вроде бы нет нашего варварского обычая прятать имя от злых духов?

– Конечно, нет, – ответила Карина. – Зато у артолийцев есть обычай делать гадости бывшему тестю, если рассоришься. Когда мама ушла от нас с папой, дедушка настаивал, чтобы мы жили с ним, хотя не любил папу. Папа долго ругался, что не будет жить по указке старого хрыча, пусть он сколько угодно божится, что не оставит любимую внучку. И сменил имена себе и мне, чтобы дедушка нас не нашел. С тех пор я Карина Четохон. А была Даяна Липмор.

– Значит, ваш отец спрятал вас от злого духа дедушки. Так же, как я прячусь от Серого старца за именем-для-людей.

– Выходит, так, – засмеялась Карина. – И вы уж, пожалуйста, никому не рассказывайте, что в детстве меня звали Даяной. Вдруг злой дух меня найдет?

– Разве он был такой уж злой? Вы говорили, что дедушка вас любил.

– Пока был жив – да, – отозвалась Карина. – Но теперь он умер. Кто его знает, после смерти мог и осерчать…

Турепанин улыбнулся и ничего не ответил, зато повел машину на снижение. За окнами кабины замелькали ветви, впереди блеснула ослепительно яркая зеркальная поверхность – и флаер лег на пузо в высокую траву на лесной поляне у озера.

–

Большинство артолийцев не подозревает, что ни один стежок на турепанской одежде, ни одна нить на турепанском одеяле не ложатся просто так, для красоты. Полосатые платья наших женщин шириной полос и порядком чередования цветов сообщают самую разнообразную информацию о хозяйке. Опытный глаз сразу видит, замужняя это женщина, девица или вдова, из какого рода ее почтенные родители, в какой род она вышла замуж, есть ли у нее дети, и если есть, то сколько дочерей и сыновей. Не менее содержательны и вышивки на мужских рубашках. Серьги в ушах указывают на имя-для-людей, на духа-покровителя, имя которого непременно связано с настоящим именем человека.

Амулеты – это, разумеется, в первую очередь обереги. Для крепости здоровья, для силы духа, у женщин – для плодовитости, у мужчин – для мужской состоятельности; есть фигурки, охраняющие от стрел, от диких животных, помогающие не заблудиться в лесу, не утонуть, даже не споткнуться в темноте. Набор амулетов выражает индивидуальные склонности и профессию человека. Охотник непременно наденет обереги от зубов волка, от когтей аарта, от медвежьей хватки, наденет бусы, способствующие верному чутью, помогающие не терять след и стрелять без промаха. Крестьянин обязательно носит символы плодородия и кладет их по определенным дням на свое поле – дает поносить земле полезный амулет. Но вряд ли вы встретите крестьянина с оберегом от падения с высоты. Зато его непременно надевает водитель флаера. Если турепанин отправляется в дальнюю дорогу, он обязательно присоединит к своим амулетам фигурки Хозяина Дорог и Хозяина Леса, даже если ему предстоит ехать на поезде, который никак не может заблудиться в лесу – а все же не стоит ссориться с Хозяином Леса, любителем запутывать тропы.

Нет никаких сомнений, что в прежние времена и артолийцам не были чужды подобные обычаи, но южане куда меньше зависят от непостоянства природы и все перезабыли. Иной раз видишь на красивой девушке пеструю кофточку с разноцветным узором и читаешь по рисунку, что это рубашка мужчины-старейшины, деда десяти внуков, вышедшего замуж из рода Мнаракан в род Мнаракан же (чудовищное нарушение табу, браки внутри одного рода запрещены), причем четырежды, но оставшегося девственницей. Мы не можем удержаться от смеха при виде такой несуразицы, за что получаем по полной программе: «Что скалишься, белоглазый?» – ну и так далее. Пожив среди артолийцев, поневоле вырабатываешь каменное выражение лица, чтобы не оскорбить работодателей. Поэтому нас считают надменными скотинами…

Турепанская письменность несет на себе странные черты: алфавитная система с вычурными буквами, сложными в написании. Существует и скоропись, очень далекая от печатных букв. Такое впечатление, что страсть в каждую закорючку вносить как можно больше смысла, свойственная нашему народу, исказила и усложнила внешний вид исходно весьма простого алфавита, по-видимому, того же самого, от которого происходит письменность артолийцев. Скоропись же наша практически неотличима от артолийской. И языки наши родственны, они несомненно происходят из одного корня, хотя и разошлись за века очень далеко. В это трудно поверить: звучание их очень разнится, но для филолога близкое родство турепанского и артолийского очевидно.

Хоть меня и заклеймят как еретика, рискну предположить, что некогда мы были одним народом. Почему мы так отличаемся внешне, почему так разнятся наши обычаи – загадка. Но в языке сохранились следы, например, религии, признававшей одного-единственного бога, хотя сейчас у обоих народов по целому сонму божеств, и пантеон южных городов сильно отличается от пантеона Северных гор. Есть общие слова, очень древние: фольклор обоих народов упоминает одинаковые сказочные существа – драконов, гномов, эльфов, троллей, названия эти, происхождение которых теряется в тумане времен, практически совпадают. Если же предание есть у турепан и отсутствует у артолийцев (или наоборот), чаще всего оно довольно позднее. В наиболее консервативных обрядах – свадьбы, похороны, Зимний праздник, Осенний праздник, Верхушка лета – заметны, хотя и полустертые, общие черты.

Мне жаль, что пока не удалось как следует изучить языки и фольклор народов Тысячи Островов; хотелось бы подтвердить или опровергнуть одну безумную гипотезу о заселении земли людьми. Гипотеза эта не дает мне покоя, но излагать ее здесь было бы неправильно. Когда-нибудь я посвящу ей отдельную работу.

(Далее следует подробное описание турепанских демонов, добрых и злых духов, божеств с изображениями соответствующих амулетов и их защитных свойств. Приведены также образцы женских платьев и мужских рубашек с расшифровкой указанных на них знаков.)

Оревалат Аартелинур

«Языческие верования турепанских горцев»

–

В траве кто-то свиристел. (Йырзы, – сказал Артан.) Из-под ног прыгала какая-то насекомая мелочь. (Киокки, – сказал Артан.). Вдалеке из воды взвилось что-то большое, сверкнуло на солнце и бухнулось обратно в озеро. По гладкой поверхности побежали круги. (А это кто? – спросила Карина. – Не знаю, – ответил Артан. – Рыба.)

Турепанин достал из багажника разноцветное, яркое варварское одеяло и расстелил его на траве, нимало не заботясь о скачущих во все стороны киокках. (Мы их не задавим? – спросила Карина. – Не волнуйтесь за них, – ответил Артан, – они уже все разбежались.) Девушка села на одеяло, натянула на колени подол. Подумала немного и сняла туфли. Отставила их в траву.

– Какое красивое одеяло, – сказала она. – У вас любят яркие краски, да?

Артан растянулся рядом с ней на спине и заложил руки за голову, глядя в синее высоченное небо.

– У нас очень длинная и холодная зима, – отозвался он. – Это у вас тут вечное лето. Сейчас в наших горах уже лежит снег. Все кругом белое, иногда немножко черного. Глаза устают от однообразия. Поэтому мастерицы ткут долгими зимними вечерами разноцветные одеяла. Это выткала моя картага икыз.

– Кто? – переспросила Карина.

– Картага икыз. Жена младшего брата моего дедушки с материнской стороны.

– Двоюродная бабушка?

– Ну примерно.

Турепанин закрыл глаза.

Карина покосилась на него. На коричневых щеках лежали густые черные ресницы. Страшных светлых глаз не было видно.

«Если бы не глаза, он был бы красив, хоть и такой темный», – подумала Карина. Высокий лоб, высокие скулы, прямой нос, довольно длинный, но все же не чрезмерно большой. Твердый рот. Красивое темное ухо из-под пряди жестких черных волос. В ухе целых четыре серьги – резные серебряные колечки. Наверное, каждое что-то означает – у них же не бывает просто украшений. А в носу, между прочим, никаких колец нет. И в волосах никаких перьев и бус. Забавно, все утверждают, что турепане увешаны амулетами с ног до головы… Карина попыталась вспомнить, а видела ли она сама хоть в одном турепанском носу серьгу? Получалось, что нет.

– Я вам нравлюсь? – спросил Артан, не открывая глаз. Ох, почувствовал, наверно, как она уставилась! Карина покраснела и ляпнула, не задумываясь:

– Да, когда глаза закрыты, очень нравитесь.

Турепанин засмеялся. Ресницы распахнулись. Светло-серые глаза смотрели прямо ей в лицо. Или даже глубже.

Карина в смущении отвернулась. Ей было отчаянно жарко и неуютно. Хотелось вскочить и убежать. И в то же время хотелось остаться на месте и подождать – вдруг… Что вдруг? Если б она понимала!

– Как вы думаете, вода теплая? – спросила она, чтобы разогнать странное тревожное молчание.

– Полагаю, да, – отозвался Артан. – Хотите поплавать?

– Плавать я не умею, – вздохнула Карина. – Но воду люблю. Пойду-ка поброжу у берега.

Ну вот, она и вскочила. И убежала – с одеяла на мелководье. Подобрала подол, чтобы не замочить.

Дно было песчаное, ласковое. А вода темная, хоть и прозрачная. Ноги казались совсем коричневыми. (Как у турепанки, – подумала Карина и снова залилась краской.). Она оглянулась. Артан сидел на одеяле и смотрел на нее.

И тут на Карину что-то нашло. Наверное, какой-нибудь злой дух пихнул ее в бок. Услышал настоящее имя и подобрался слишком близко. Глядя прямо в лицо Артану, она подняла руки и медленно расстегнула застежку на спине. Потом, не отводя взгляда, ухватила платье за подол и очень-очень медленно потянула его вверх. Сняла через голову, бросила в траву, не глядя, куда оно упало. Опустила руки. Постояла и сделала шаг назад. И еще шаг. Вода поднялась выше колен. И еще назад. Вода коснулась тонкой материи черных трусов. «Не ходи дальше, – сказала она себе, – плавать ты не умеешь», – и шагнула еще. И оступилась. И ушла под воду с головой. Темный ужас накатил, вытеснив все шальные побуждения, двигавшие ею. Она забарахталась, забила по воде руками, выскочила вверх, снова упала, захлебнулась – и вдруг рядом оказались большие сильные руки. Она вцепилась в них, закашлялась, закричала, булькая.