Текст книги "Темный час (СИ)"
Автор книги: Анна Карпова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Глава 16
Если бы я не задержалась у кафе, предаваясь играм со снегом, что хрупким конфетти падал мне на лицо, я бы успела на последний автобус. Но, я этого не сделала, и теперь мне остается лишь устало смотреть в след удаляющемуся автобусу.
– Да твою же мать!
Какой до безобразия дурной день. Все, что могло пойти не так – пошло. Все наперекосяк. Хочется отмотать его на утро и встать с кровати с правильной ноги.
Закрываю глаза, представляя в голове только горячие струи душа. Это все, что мне сейчас необходимо.
Сильнее натягиваю шапку на глаза и неспешно бреду в сторону дома. В голове полный кавардак, мысли юркими тараканами разбегаются во все стороны. Давай, поймай нас, смотри какие мы шустрые!
Все попытки составить их по парам, чтобы получилось что-то внятное, были обречены на провал. Как я ни старалась, цельного вывода сделать не могла.
– Ладно, к черту. Пусть все горит синим пламенем.
Люди проходили мимо, даже не удосуживаясь посторониться на узкой тропинке. Один мужчина так сильно задел меня плечом, что тело развернуло на сто восемьдесят градусов.
– Эй! Можно аккуратнее! – кричу в спину человеку в рыжем пуховике, но он не обращает на меня никакого внимания.
Внезапно за его плечом выхватываю до боли знакомую и противную походку.
Боби. И он идет целенаправленно за мной. Он меня преследует.
Паника резкими толчками поднимается изнутри, заставляя сердце биться с учащенным ритмом. Всплеск адреналина внезапно делает ум на удивление ясным.
Бежать. Прятаться. Он хочет убить меня.
Не дожидаясь, пока наши взгляды пересекутся, разворачиваюсь в противоположную сторону, резко ускорив шаг. Если побежать сейчас – поймет, что я его заметила.
На первом же перекрестке резко сворачиваю в переулок справа и перехожу на бег, мечтая оказаться на другом конце планеты за минуты. Среди серых мрачных домов кажется, что я мышь, загнанная в ловушку. Куда дальше, направо? Налево? Шапка слетела и потерялась где-то позади. Оглянуться не решаюсь, боясь увидеть, как Боби дышит мне в затылок.
Налево. Асфальтовая дорожка сужается до размеров скользкой обледенелой тропинки. Здесь редко ходят, поэтому городские службы не сочли нужным раздолбить наледь. Погоня превращается в бег с препятствиями.
– Стой, сука! – слышу за спиной намного ближе, чем предполагала. Дикий животный страх клокочет внутри, наполняя мышцы невиданной силой.
Но даже они не в силах совладать с гравитацией. На очередном шагу за секунду понимаю, что правая нога поскользнулась. А в следующее мгновение я уже лечу вниз лицом.
Неуклюже брякнувшись на землю, резко пытаюсь подняться, но сзади по спине тут же прилетает тяжелый удар, вышибающий дух.
Как? Как он догнал меня так быстро? Он пнул меня? Что это было?
Все пропало.
– Думала, уйти от меня, сука! – еще один удар приходится между лопаток. Боль волной понеслась по позвоночнику, заставляя ныть все тело.
– Боби, стой! – пытаюсь развернуться и выставить руку перед собой как защиту. – Давай поговорим?
Надо встать. Всенепременно надо встать. Пока я валяюсь, он в выигрышном положении.
– Мы же сегодня уже поговорили, забыла?! Ты выставила меня полным идиотом и придурком!
– Пожалуйста, просто послушай меня! – начинаю медленно подниматься, опираясь на угол старого магазина.
– И что ты мне скажешь?! Что можешь все объяснить? Хватит с меня разговоров! Сейчас тебя точно некому защитить! Я покончу с этим раз и навсегда! Никто не смеет унижать меня! – замечаю в его глазах лишь такую сильную жажду мести, что если он мог убивать силой мысли, от меня бы уже мокрого места не осталось.
Тараканы в моей голове сбежались кучкой и сами сложились в две простые истины.
Его никто никогда не любил. Даже родители.
Настолько простой диагноз, что на секунду стало его жаль. Получите, распишитесь, принимайте по две таблетки – утром и в четверг.
– Боби, послушай! – от этих слов меня саму чуть не скривило, но это единственный шанс его успокоить. Вот только Боби так не думал.
В глазах его я видела только ненависть. Ко мне, ко всему свету, который его так не любил.
– Я любила тебя, это правда! – я все еще надеялась достучаться до его рассудка.
– ТЫ НИКОГДА МЕНЯ НЕ ЛЮБИЛА, СУКА! – прогремел он на весь кривой переулок. Эхо его крика отскочило от стен и понесло вскачь по ледяному асфальту. – И ТЫ ЗА ЭТО ПОПЛАТИШЬСЯ! ТЫ ПРЕДАЛА МЕНЯ!
И снова время остановилось, растянув этот момент в тугую резинку. Каждый стоп кадр отпечатывался на подкорке ярким шлепком.
Боби выхватывает из-за пазухи пистолет. Черное дуло смотрит мне в лоб. Но страха нет. Лишь одна мысль: «Вот так просто и глупо я умру». Шлеп.
Между нами было не более двух метров, промазать практически невозможно. Я закрываю глаза, принимая свою судьбу. Шлеп.
За долю секунды до выстрела, резкий порыв справа, принесший запах цитруса. Шлеп.
Выстрел, прогремевший прямо в моей голове. Шлеп.
А я все стою и жду, когда умру. Проходит одно мгновение. Шлеп.
Потом второе. Шлеп.
Гул от выстрела свинцовым шаром гуляет по черепной коробке, со звоном ударяясь об стенки и распугивая моих тараканов.
Первое, что я чувствую, как снежинка упала мне на нос и растаяла. Ни жгучей боли, ни темного тоннеля, ни света в конце.
Позволяю себе открыть глаза. Передо мной широкая спина в черной толстовке.
Немой. Последний штрих неровной картины. Шлеп.
– Что? – слышу голос Боби словно из другого мира. Его слова звучат гулко и за много световых лет от меня.
И тут растянувшаяся резинка резко схлопывается.
– Какого хера, чувак?! Тебя здесь не было! – в голосе Боби слышу нарастающую истерику. – Я не хотел! Нет, нет, нет… Это не я! НЕТ!
Немой делает шаг назад, и я ловлю его в свои объятия. Я не хочу понимать, что произошло. Я не желаю принимать, что Боби убил немого. Мне все это снится. Я умерла секундой раньше, а это мой личный сорт ада.
– Нет, нет, нет! Я ничего не делал! Ничего! – на этих словах он резко разворачивается и уносится прочь, оставив нас вдвоем.
И вот снова немой умирает у меня на руках. Только теперь по– настоящему.
Глава 17
Вдох-выдох. Чтобы понять, что сейчас произошло.
Вдох-выдох. Чтобы понять, что делать дальше.
Не позволяю немому осесть на землю, иначе я его уже не подниму. Обнимаю его со спины, всеми силами пытаясь удержать нас в вертикальном положении.
– Ну, уж нет, дорогой, я не позволю тебе умереть опять!
Мысли вызвать неотложную помощь даже не возникает. Он не позволит, я это знаю. Аккуратно, не переставая его удерживать, обхожу и встаю к нему лицом. Спокойно смотрит на меня и улыбается. Он улыбается! Ну, точно конченный!
– Да ты псих, твою мать!
От его улыбки все внутренности запели в унисон. Его предсмертный унисон с запахом цитруса.
– Ты тогда не умер, и сейчас не надейся!
Начинает улыбаться еще шире. Его черные как бездна глаза смотрят на меня спокойно, умиротворенно. А я мечтаю раствориться в них, окончательно потеряв себя.
Быстро оглядываю его, пытаясь понять, куда угодила пуля. А вот и дырка в черной толстовке. Под сердцем. Еще бы пару сантиметров выше, и он уже не улыбался бы.
– Сука! Ничего, ты справишься! – и откуда взялась эта дикая уверенность? – Я не позволю тебе умереть!
Сдергиваю одной рукой шарф и максимально туго завязываю прямо на пулевом ранении. Немой корчится, но не перестает так глупо улыбаться, словно выхватил самое вкусное мороженое!
Подхватываю его руку, перекинув через плечо, и осторожно веду по самому обледенелому участку переулка. До дома недалеко. Я успею. Я обязана успеть.
Пока мы, словно черепахи, преодолеваем расстояние шаг за шагом, не перестаю причитать.
– Ты псих. И я псих. Мы оба психи, ты знал об этом?
Дышит ровно, хотя мне и кажется, что я слышу какой-то посторонний свист при вдохе.
– Конечно, ты знал! Мы просто ненормальные!
И снова я веду его умирать в свою квартиру. Это становится какой-то странной шизоидной традицией. Мысль дотащить его до постели любой ценой маячит перед глазами, словно это единственный ориентир в моей жизни. Если он умрет – я никогда себе не прощу. И ему не прощу. Ему, правда, будет уже все равно на мое прощение, но все же.
Бесконечность спустя, мы оказываемся в моей маленькой квартирке, что встречает нас затхлым воздухом и висящим в воздухе вопросом «Что опять?».
Теперь я уже знаю, что надо делать. Укладываю на постель, ножницами разрезаю сначала толстовку, затем ставшую красной футболку. Спирт, полотенце, протереть от крови.
Прошлая рана от ножа выглядела совсем старой. На секунду останавливаюсь, рассматривая посветлевший рубец, оставленный уличными хулиганами. Он теперь выглядел ровно так же, как и все другие шрамы. Как такое возможно? Сколько прошло времени? Две недели?
Может ли рана зажить за такой короткий промежуток времени?
В голове на передний план выбежала одинокая мысль с табличкой: «Нет».
Не может.
– Да кто же ты, твою мать? – спрашиваю скорее у себя, а немой снова расплывается в улыбке. Он наблюдает за каждым моим действием с такой придурковатой улыбкой, словно ему пулей мозг повредило.
– Весело тебе? Помрешь – вот будет веселье.
В прошлый раз было проще. Сейчас мне необходимо достать пулю, что застряла у него под сердцем. Какое замечательное завершение столь прекрасного дня. Тьфу, и растереть.
– Послушай, мне нужно ее достать, понимаешь? Пулю? хорошо?
Пристально смотрит и медленно кивает.
– Это будет больно.
Снова кивает. «Да, я знаю».
– Это, конечно, здорово, что ты вроде как не против. Но…Сука! Как мне это сделать-то?!
Решаю сделать это пинцетом. Быстро приношу нужные инструменты из ванной: бинты, спирт, маленький пинцет и широкий пластырь. Щедро поливаю спиртом дамские щипчики.
– Тебе нужно обезболивающее, иначе ты можешь умереть от болевого шока! – говорю, поднеся пинцет совсем близко к зияющей ране. Она кровавым глазом словно издевается надо мной.
Качает головой, затем медленно поднимает руку и проводит большим пальцем по моей щеке. Прилив нежнейших чувств затопил меня, а на глазах проступили слезы. Затем кивает на пинцет в руках: «Давай, делай».
– Ладно, прости, мой хороший, но будет больно. Но ты же прекрасно знаешь, что делать. Поэтому – терпи.
Делаю короткий выдох и аккуратно погружаю пинцет в дырку. Из-за бесконечных потоков крови практически ничего не видно. Пытаюсь прочувствовать, упираются ли кончики во что-то.
Все напрасно. Ничего не получается. Как я не пытаюсь, я не могу нащупать пулю в его теле.
– Сука! – в порыве злости на свою беспомощность отбрасываю пинцет в далекий угол комнаты. – Ладно, ладно! Сейчас, просто потерпи, хорошо?
Кивает. Немой даже почти не корчится от боли. Неужели он настолько привык к ней?
Понимаю, что выход может быть только один. Осторожно засовываю палец в пулевое ранение, чувствуя его горячую кровь. Это просто омерзительно, меня буквально воротит от мысли, что я делаю.
Надо довести дело до конца, если я сейчас отступлю, то больше не осмелюсь этого сделать. Миллиметр за миллиметром палец входит все глубже, пока не натыкается на что-то твердое. Стараюсь не смотреть на перекосившее от боли лицо немого.
– Нашла! Я нашла ее!
Пытаюсь просунуть палец сбоку от пули и подцепить. Целую вечность спустя, она внезапно поддается. У меня получилось!
Медленно вывожу ее из тела немого. Скользкая от крови она тут же выскакивает из пальцев, глухо брякнувшись об пол. Наспех вытираю окровавленную ладонь об полотенце и позволяю себе выдохнуть.
И снова медный запах крови и сладкого цитруса заполнили собой все пространство.
Немой медленно кивает мне. «Молодец».
– Теперь мне надо зашить рану? – пулю-то я вытащила, а что делать с зияющей пастью дыры? – Господи, как мне зашить-то ее?
Он медленно качает головой. «Оставь так».
– Хочешь сказать, она зарастет так же быстро, как и от ножа? – только сейчас я понимаю, что нервное напряжение уходит, ведь я смога, я справилась. – Слушай, я видела где-то или читала… В общем, неважно. Надо в пулевое отверстие засунуть женский тампон! Я сейчас, быстро!
Я уже почти подорвалась за женскими принадлежностями, но немой не резко, но достаточно быстро поднял руку в останавливающем жесте.
– Сама зарастет, верно?
Кивает.
– Да кто же ты такой, твою мать? Это же ненормально! – выкрикиваю в его черные глаза, словно он может ответить. – Раны так быстро не зарастают! Не зарастают! Это невозможно! Это против природы! Что ты за человек вообще такой?
Вместо ответа немой лишь закрывает глаза и откидывается на подушку.
– Ладно, это твое дело, в конце концов. А мне радоваться следовало бы, что все так быстро заживает, ведь хирург из меня так себе. Надо это безобразие хотя бы заклеить, – отматываю длинную полоску бинта и складываю в несколько раз, приклеивая по краям широким пластырем. Надо вокруг него обернуть и стянуть посильнее, раз зашить не позволил. Иначе рваные края раны еще долго не дадут ей зажить.
Кажется, он потерял сознание. Немой не реагирует на мои манипуляции, откинувшись на подушку. Волосы взмокли, а на лице бисеринками проступил пот. Ему больно, ему очень больно. Сколько из его страданий были доставлены моими руками, я даже думать не хочу.
Минут десять я просто сижу, рассматривая его тело, бесконечную вереницу шрамов, что накладываются друг на друга. Исполосованная грудь, словно созданная резцом неумелого скульптора, медленно поднимается и опускается. Накаченные мышцы под шрамами перекатываются. Господи, он до безобразия красив.
В порыве внутреннего голоса, резко наклоняюсь и коротко целую его в губы.
В последнюю секунду успеваю подумать, как он вкусно пахнет. А потом все меркнет.
Глава 18
Бесконечно яркий монотонный свет на многие километры ввысь. Я лежу на чем-то твердом, а перед глазами лишь огромная белая простыня. Вокруг – ни звука, словно меня поместили в вакуум. Кажется, я оглохла.
Или умерла. И одно, и второе звучит логично.
Где я? Что происходит?
Принимаю сидячее положение, оглядываясь по сторонам. На многие мили вокруг лишь белая бесконечность. Даже горизонта не видно. Белая твердь и белое небо. Ни звука, ни ветра. Тени и те отсутствуют, хотя тут их и отбрасывать нечему.
Поворачиваю голову назад и вижу того, кого точно не ожидала тут встретить. Немой.
Он сидит на земле, сложив ноги по-турецки. На нем белая свободная футболка и штаны. Волосы зачесаны назад, а черные глаза внимательно смотрят на меня. Шрам с лица куда-то пропал.
– Что? Где я? – резко подрываюсь на ноги, и начинаю ходить взад-вперед вокруг сидящего немого, обнимая себя руками.
Куда я попала? Что это за место? Почему он тут?
– Где я?
Внезапно немой отвечает.
– Добро пожаловать в мое личное Ничто, – низкий бархатный голос пробирает до сердца, вызывая мурашки по всему телу. Он обводит руками белое пространство вокруг. – Думаю, мы можем поговорить. Времени у меня здесь хоть завались, а у тебя наверняка, куча вопросов.
Которые моментально испарились, оставив в голове лишь перекати поле. Еще какое-то время расхаживаю вокруг, пристально смотря ему в глаза, словно если я моргну, он испарится. Или снова замолчит на веки вечные.
Я поняла. Я все-таки умерла. Боби убил меня, а это мое больное сознание попало в лимб, или постпростраство, или куда там еще попадают заблудшие души.
– Хорошо, где мы находимся?
– В моем личном Нигде, – его голос просто божественен. Он, словно патока, растекается по моим венам, заряжая кровь мелкими искрами.
– Охренительный ответ. Как тебя зовут?
– Майкл, приятно познакомиться, – он улыбается и протягивает мне раскрытую ладонь. Пялюсь на нее как на что-то запретное. – Ну же, давай. Я не кусаюсь.
Медленно подхожу и усаживаюсь напротив, тоже сложив ноги по-турецки, и жму протянутую ладонь. Он все также пахнет цитрусом. И здесь, где ветер отсутствует как явление, его запах обволакивает меня.
– Я Джес.
– Я знаю.
– Ну конечно… Майкл.
Майкл. Майкл. Смакую имя на губах, как сладкий запретный плод. Теперь я узнала, как его зовут, но от этого не легче.
– Я умерла?
Майкл громко хохочет, словно я сморозила несусветную глупость.
– Что? Я что-то не то спросила?
– Нет, ты не умерла. Ты…просто спишь. Давай называть это так.
– А ты?
– И я сплю. Меня почти убили, помнишь?
– Такое не забудешь.
Снова оглядываюсь вокруг, словно белое Ничто способно мне подсказать, как себя вести дальше.
– Хорошо, – потираю пальцами переносицу, усердно пытаясь сложить слова в нормальные вопросы. – Хорошо. Допустим, что все так, и я действительно не сошла с ума и не умерла. Эм…Я не знаю, что еще спросить… Я…Сколько тебе лет?
Умнее ничего не придумала?
Майкл снова смеется. Ну, натурально находится на самом смешном представлении в своей жизни.
– Очень много.
– А с виду и не скажешь, – меня задевает то, что он так потешается над моими словами.
А теперь самый главный вопрос.
– Кто ты?
Майкл перестает смеяться и внимательно смотрит. Улыбчивость улетучивается даже из взгляда его угольных глаз. Теперь-то я спросила то, что надо.
– Ты же не человек, верно? Я заметила, что рана от ножа затянулась и превратилась в шрам за каких-то две недели. Это невозможно.
– Да, я не человек.
– Так кто же ты, черт возьми?
– Джес. Я Ангел Хранитель.
Настала моя очередь смеяться.
– Что? Ангел Хранитель? Их же не существует! – какой же бред он несет.
– Ага, и раны сами собой заживают за две недели, – Майкл был спокоен, мой каламбур его ничуть не задел, либо он не показал виду, хотя еще пару минут назад его крайне забавляли мои вопросы.
– Я знаю, это просто меня сморила усталость, и это все сон. Хоть и бредовый, но все же сон! У Ангелов вообще-то крылья должны быть, а у тебя их нет.
– Джес, послушай, – от его мягких интонаций меня практически трясет. Нельзя, нельзя так реагировать на мужчину. Это просто немыслимо. – Я действительно Ангел Хранитель, и если ты послушаешь, я тебе все объясню.
– Давай, валяй. Можешь начать с самого начала. Ты сам сказал, что времени у тебя завались.
– Как ты думаешь, что происходит с человеком, когда он умирает?
– Ну…он попадает в рай или в ад, в зависимости от своих грехов. Хоть я не сильно верю во всю эту чепуху.
– Это не чепуха. После смерти нас действительно ожидает рай, но не так, как нам его расписывали все религии мира.
Медленно киваю.
– Хорошо, допустим, что после смерти меня действительно ждет что-то светлое и прекрасное, но ты-то здесь причем?
– Всю историю человечества люди считали, что ангелы оберегают их, ведут по правильному пути. Это правда лишь отчасти, – Майкл устремляет взгляд в бесконечную белизну. – Мы действительно спасаем людей, но немного по-другому.
До меня начинает доходить, головоломка складывается в единую картину абсурда.
– Вы умираете вместо них?
Майкл кивает.
– Но зачем?
– Понимаешь, Джес, – от того, как он произносит мое имя, внутри все поет, словно только на его губах оно звучит правильным. – Люди в большинстве своем прожигают эту жизнь просто так, не задумываясь о последствиях, много грешат. А когда они умирают, им дается шанс на искупление.
– Чтобы попасть в рай?
– Именно! Тебе дают возможность искупить свои грехи. А то, каким образом ты будешь это делать, зависит лишь от твоих земных поступков.
– В чем же ты согрешил?
Кажется, я знаю ответ, но не хочу в этом признаваться.
– Я убил человека.
Ну, я же говорила, уголовник!
Глава 19
Оцепенение было недолгим, я стряхиваю головой, пытаясь прогнать тяжелые мысли. Майкл молчит, позволяя мне переварить услышанное.
– Не ожидала?
Нервно пожимаю плечами. Я с самого начала чувствовала в нем что-то дикое, что заставляло трястись все поджилки. С самого первого появления в нашем кафе, мысль держаться от него подальше была единственно правильной.
– И когда я умер, мне дали шанс на искупление. Так как я оборвал чужую жизнь, мой путь был лишь один – тысяча чужих смертей. Я должен был умирать за других людей, но умереть я не мог физически.
– Потому что ты уже не человек?
– Все верно. Поэтому раны так быстро заживают. Я должен чувствовать всю боль этих людей, но не имею права умереть снова. Раз за разом, смерть за смертью я искупаю свой грех.
– Поэтому на тебе столько шрамов? – мне было очень тяжело это слышать. На секунду представила, какого это – постоянно умирать, и ужаснулась.
– Да, все раны заживают, оставляя на теле отметки, как напоминание, зачем я здесь.
– Кого ты убил?
– Ты действительно хочешь знать это? – он хмурится.
Коротко киваю.
– Да, если уж мы честны друг с другом, почему бы не знать первопричину твоих страданий.
– Однажды я ехал на машине домой после долгой командировки. Я работал региональным менеджером, что заставляло часто быть в разъездах. Тем вечером на заправке почти никого не было. Я залил полный бак и уже направлялся к машине, как услышал в кустах недалеко какую-то возню.
Его взгляд стал отстраненным, летая где-то в прошлой жизни.
– Там был мужчина в синем комбинезоне и маленькая девочка.
Его слова прибивают меня к земле.
– Он ее насиловал, а когда я закричал, чтобы он отпустил ребенка, мужик испугался и убежал. Я тут же подхватил девочку на руки и отнес на заправку, велел работникам вызвать скорую.
– Это скорее похоже на спасение, чем на убийство.
– Я сел в свою машину и помчался по трассе в ту сторону, куда он убежал.
– Зачем?
– Мною двигала жажда мести. Мою младшую сестру в девять лет изнасиловал и убил приезжий садовник. Его поймали и судили, а через полгода он повесился в своей камере. Но чувство беспомощности, что я ничем не смог помочь свой маленькой Эме, жгло меня постоянно с того времени. Поэтому… Я просто поехал за этим подонком.
– Ты нашел его?
– Да, в старом рыбацком домике у берега озера. Вооружившись молотком, я вершил правосудие, каким видел его, как считал правильным. Я думал, что имею право на это. Я бил и бил, пока его голова не превратилась в кровавое месиво.
– А потом?
Майкл устало вздыхает.
– Сдался полиции. Рассказал, все как есть. Девочка выжила и сейчас у нее все хорошо. Большая семья и любящий муж. Тот мужчина оказался педофилом, полиция смогла доказать его причастность еще к трем случаям растления детей.
– Майкл, это настоящий ужас… – меня глубоко потрясают его история.
– Мне приписали состояние аффекта, и один полицейский сказал, что хоть меня и будут судить, но они мне благодарны. Такие твари, как он не должны жить.
– Тогда почему же ты искупаешь этот грех? Ты же вроде как убил преступника, плохого человека.
– Потому что я не имел никакого права убивать его. Даже педофила. Не я дал ему жизнь, не мне ее забирать.
Минут пять мы молчим. Я пытаюсь переварить полученную информацию, которая, к слову, меня ни разу не радует. Я, конечно, предполагала, что он не такой, как все, но чтоб настолько. Да он даже не человек.
– Сколько раз ты уже умер?
– Восемьсот тридцать два раза. Вчера был восемьсот тридцать третий.
– То есть…тебе осталось немного…смертей?
Майкл кивает и внезапно улыбается. Его улыбка дышит горькой отрешенностью и смирением.
– Еще немного, и я буду свободен. По-настоящему.
– Значит, если бы не ты, Боби меня убил бы? Я была бы уже мертва?
Снова кивает. Осознание, что еще сегодня я прошла по лезвию бритвы, разрежающей бытие на жизнь и смерть, пронзает мой мозг. Я могла умереть. Я должна была умереть. Мой Ангел Хранитель спас меня. Мой Майкл.
– Лишь боль приносит очищение. Искупление. Страдание раз за разом воспитывают дух и заставляют многое переосмыслить. Пройдя через все эти смерти, ты рано или поздно понимаешь, что ты готов. Что вины больше нет. Тебя простили. Ты простил себя сам.
– А я уж думала, что ты просто убил невиновного человека, ради…
– Прихоти? Я что, по-твоему, похож на маньяка? – он находит этот вопрос смешным, а я лишь дергано киваю. – Серьезно?
– Ну, когда я тебя первый раз увидела, то подумала, что от таких лучше держаться подальше.
– И как? – опять смеется. – Получилось «держаться подальше»?
– Очень смешно! Послушай, а что с реальными убийцами происходит? Я имею в виду с теми, кто убивает по прихоти.
– Таким не дают шанс исправиться. Их уже не поменять, их человеческая натура сломалась и дала сбой.
– Они попадают в ад?
– Не совсем. Они просто перестают быть. Великое забвение, бесконечная пустота и парящая без времени душа изгоя, терзаемая муками совести. Их не ждет ничего: ни света, ни конца, ничего.
Киваю, считая, что это звучит, как минимум, справедливо.
– Сколько лет уже ты умираешь?
– Больше пятнадцати. Обычно раз в неделю меня снова и снова убивают.
– Поэтому ты тогда ушел? В первый раз?
– Да, рана зажила, и я не мог больше оставаться у тебя, как бы мне этого не хотелось. Я должен идти дальше, должен искупить свою вину до конца.
– А что будет потом? Когда ты дойдешь до тысячи?
– Меня не встретят апостолы около врат рая, если ты об этом. Никаких ворот-то и нет. Верховные просто дадут выбор – вернуться к жизни и прожить ее достойным человеком или отправиться дальше.
– В рай, – киваю сама себе.
– Только на моей памяти еще никто не выбирал первое. Я встречал несколько Ангелов, которым оставалось около десяти смертей. В их глазах было лишь ожидание заслуженного покоя. Они так устали от человеческой сущности, что сама мысль вернуться и жить среди людей казалась им абсурдом. И я с ними согласен.
Да, я бы тоже хрен на с два сюда вернулась снова.
– Ты тоже уйдешь? – от этой мысли внутри противно защемило.
– Конечно, ведь ради этого я все это и делаю. Но все же я знаю одного Ангела, которого отправили на перерождение, правда, не по его воле. Знаешь, кто был этим Ангелом?
Дергаю плечами – откуда мне знать.
– Ты, Джессика. Это была ты.
