Текст книги "Шоу на крови"

Автор книги: Анна Владимирская

Соавторы: Петр Владимирский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Куцы ж деваться! – артистически подыгрывая Лиде, Вера взмахнула руками и воскликнула с интонациями Светличной из фильма «Бриллиантовая рука»: – Согласная я!

– Ура! – просияв, воскликнул бизнесмен. И хлопнул ладонью по столу.

Пронзительный визг взрезал тишину кафе, вслед за ним прозвучал лязг фарфоровой посуды. Вера вздрогнула, повернулась на звук и увидела: давешний барельеф на стене ожил. Трое африканцев отделились от стены и оказались живыми, а не рельефом, вырезанным из дерева. Визжала девушка за ближайшим к барельефу столиком. Она так резко отодвинулась от оживших фигур, что ее кофейник опрокинулся, ручеек коричневой жидкости пролился на пол. Африканцы, пританцовывая и размахивая копьями, двинулись между столиками и вдруг запели из «Битлз»:

– Michelle, та belle…

Вера Лученко первой все поняла, повернулась к Олегу:

– Ну, знаете! – Все же она не выдержала, расхохоталась звонко и смачно, захлопала в ладош и. – Так же людей можно до смерти напугать, игрок вы чертов!!!

Чепурной тоже смеялся и аплодировал, подняв руки над головой. Посетители кафе опомнились, кое-кто начал прихлопывать в такт, с любопытством поглядывая на Чепурного, Веру и танцующий ансамбль негритянской песни и пляски. Лида Завьялова так смеялась, что у нее тушь потекла по щекам. Чепурной бросился к девушке, пролившей кофе, что-то заговорил, галантно прижимая руки к сердцу, махнул официантам. Тут же пострадавшей от розыгрыша принесли новую скатерть, полный кофейник и роскошную коробку конфет.

– Это ты, Лидка, проговорилась, что «Michelle» – моя любимая песня? Болтушка! – сказала Вера, впрочем, совсем не сердито. Повернулась к подошедшему Чепурному и уже более серьезно заметила: – Вы не просто игрок, Олег! У вас некоторая форма лудомании, то есть маниакальной привязанности к игре. Вы играете, никогда не останавливаясь, всегда и во все.

– Да! – подтвердил широко улыбающийся Олег. – Но согласитесь, сюрприз удался!

– Да уж, – всхлипнула Завьялова, – спасибо, что ты бизонов с антилопами не оживил!

– Подумаешь, нанял нескольких актеров, заплатил руководству кафе. Им же польза, посетителей привлекут еще больше! А играть нужно постоянно. Лучше всего игру никогда не прерывать, иначе жить неинтересно. Ведь игра – единственное, что помогает нам не сойти с ума и сохранить чувство юмора. Игра нас объединяет и отвлекает от серьезных проблем!

Через некоторое время, когда подруги выходили из кафе, а Олег задержался, чтобы расплатиться, Вера тихо сказала:

– Твой новый друг, Лидуша, личность незаурядная, я тебя понимаю. Но во всем нужна мера здравого смысла. Для таких, как он, люди – всего лишь персонажи спектакля. Не боишься, что и ваш роман – всего лишь игра?

Лида беззаботно махнула рукой.

– Ну и что? Верунчик, я же актриса, ты не забыла? Посмотрим, кто кого переиграет.

* * *

Вера еще на пороге потянула носом: м-м-м… Ах! Какой ароматный густой дух! Ей навстречу, как всегда, первым бросился Пай. Ушки цвета топленого молока окружили лицо хозяйки теплой муфточкой. Слизав с Вериных губ помаду и наобнимавшись с ней крепкими мохнатыми лапами, Пай разрешил и Андрею подойти к любимой.

– Наконец-то, а то между вами не встрянешь, – ревниво сказал он, целуя свою женщину. Потом отчитался: – Пая вывел, покормил. За время вашего отсутствия, мон женераль, никаких происшествий не было.

Вера потерлась щекой о его отросшую за день щетину и радостно промурлыкала:

– Какой ты умничек! У нас пахнет, как в Тбилиси.

– Почему как в Тбилиси?

– Ну как это почему? Потому что пахнет вкусным мяском. Может, шашлычком… И свежей зеленью. Посмотри, у Пая слюни до полу висят! Ты хочешь, чтоб у меня такие же слюнки потекли?! Немедленно корми!

– Вот. Некоторые шляются по кафешкам с подругами, а потом приходят домой голодные! А другие сидят дома и готовят этим некоторым вкусные барбекю. Чтобы те, некоторые и горячо любимые, не дай боже, не похудели.

– Ты приготовил барбекю! – захлопала в ладоши Вера.

– Мой руки, голодающая, и к столу, – приказал хозяин дома.

– Слушаюсь, мой властелин!

Когда она вышла из ванной в любимом фиолетовом бархатно-трикотажном костюме, на столе на широком блюде уже лежали горячие куски румяного мяса на ребрышках. Вокруг него на том же блюде дышала паром картошка, запеченная вместе с мясом в духовке. Рядом с запотевшей бутылкой красного сухого вина «Каберне Качинское» стояли два высоких прозрачных бокала. Посреди натюрморта истекал соком салат, где под майонезом нежились желтые помидоры, красные кольца сладкого перца, фиолетовый мелко нарезанный лучок, душистые петрушка и укроп.

– Вера, – торжественно сказал Андрей, – это барбекю. Барбекю, – не менее торжественно провозгласил он, шутливо представляя свою возлюбленную царскому блюду, – это Вера! Прошу любить и жаловать!..

Они набросились на еду с той жадностью, какая бывает лишь у бездомных кошек, собак и влюбленных. Обгрызали кости. Пили винцо, разглядывая его переливчатый рубиновый цвет. Андрей разбирался в винах и любил рассказывать их историю. Вот «Каберне Качинское», говорил он, истинный король красных сухих вин. Он вспоминал, как бывал на винзаводе под Севастополем, где на красных глинистых склонах древней Качинской долины из французского сорта винограда Каберне-Совиньон рождается это вино. Они с группой приятелей смотрели на старые бочки, вдыхали бесподобный винный аромат и запах старого дерева. В хранилище лежали бочки с винами двухлетней выдержки. Удивительный бархатистый вкус вина напоминал молодой паре начало их романа в Крыму. В нем растворились ласковое солнце юга, свежесть морской волны и вкус виноградной ягоды. После нескольких бокалов Андрей начал придумывать забавные тосты, чтобы рассмешить Веру. Он обожал ее грудной смех, как она с лебединой грацией забрасывала голову чуть назад, выгибая длинную шею. Она тянула к нему свой бокал, ей нравилось часто чокаться, слушать звонкий хрустальный тон. Наконец отвалились от стола, сытые и умиротворенные.

– Десерт чуть позже, – сообщил Андрей, выходя с сигаретой на балкон и устраиваясь в небольшом старом кресле.

– Ф-фухх… Хорошо. Пока мы дозреваем до десерта, мой гениальный шеф-повар, рассказывай. Когда ты уезжаешь в город Париж? – спросила Вера с самым невинным видом.

У Двинятина от удивления раскрылся рот. Зажженная сигарета вывалилась и покатилась по черной ткани джинсов, разбрызгивая искры. Он успел подхватить сигарету и попытался сделать невозмутимое лицо. Наблюдавшая за этой реакцией Вера расхохоталась, и смеялась так заразительно, запрокидывая голову и издавая грудные стоны с хрипотцой, что Андрей, поначалу смотревший на нее ошалевшим взглядом, тоже стал подхихикивать. А затем крепко обнял свою возлюбленную и сказал:

– Сейчас же колись, откуда ты узнала! Иначе не отпущу тебя.

– Ой, какая заманчивая перспектива! Не отпускай меня никогда! Давай станем сиамскими близнецами! – Она тоже обняла своего мужчину и нежно поцеловала в губы. – За такой роскошный ужин я, как порядочная женщина, просто обязана расколоться!

– Признавайся, ты знакома с Серегой Никитиным?! Он тебе все рассказал?.

– Не знаю я никакого Никитина. А чем он знаменит? – продолжала лукаво улыбаться Вера.

– Он работает ветврачом в зоопарке. Это он предложил мне командировку в Парижский зоопарк. Но тогда откуда ты узнала?..

– Андрюшенька! Давай пойдем в комнату на наш разговорный диванчик, а то здесь уже зябковато. И я все тебе расскажу как на исповеди.

Они уселись на широкий оранжевый диван. Пай улегся между ними, свернувшись уютным колечком, и сладко уснул. А Вера стала объяснять Андрею, как ей удалось разгадать его планы о намечающейся поездке.

– Есть три вещи, которые выдали тебя с головой: твой взгляд, твои ноги и твои усы. – Она гладила шелковистые уши собаки и смотрела в глаза Андрею с улыбкой, спрятанной в нежных ямочках уголков губ.

– Верунь, это нечестно. Я чувствую себя несчастным простодушным Ватсоном рядом с великим и всезнающим Холмсом! Как можно по взгляду, ногам и усам понять намерения человека? Ты гений', да?

– Не подлизывайся! Итак, по порядку. Ты смотрел на меня таким взглядом, словно заранее просишь за что-то прощения. Но ведь, судя по всему, ничего плохого ты не натворил. Даже наоборот. С Паем все в порядке, в доме тоже все на своих местах – значит, то, что застряло у тебя в глазах, еще не наступило, но скоро случится. Ты разбудил во мне желание узнать, за что же ты такое взялся, что рождает чувство вины передо мной.

– Все, – заявил Андрей. – Стану носить темные очки. Буду как кот Базилио, и ты ничего обо мне не узнаешь!

– А на ноги тоже очки наденешь?

– А с ногами у меня что?!

– Обычно дома ты усаживаешься на диване, скрестив ноги, пятки под себя. Это твоя любимая поза, почти что йоговский «лотос». Ты привык так отдыхать, расслабляться, читать, смотреть телевизор. С тех пор как я пришла и мы поели, ты ни разу не принял эту позу. Наоборот, ты все время двигался, присаживался на край дивана во время еды. Потом сел в кресло на балконе, опять-таки не как обычно по-турецки – ведь именно так ты любишь курить после еды, – а просто поставил ноги на балконную плитку. О чем это говорит?

– Мне вот ни о чем! – замотал головой Двинятин.

– А мне – о многом. Ноги говорят не хуже слов. Есть такой известный психологам и психиатрам язык тела. Твои ноги сегодня не знают обычного покоя, они словно готовы сорваться и убежать. Чем-то ты боишься меня огорчить! Из всего, что мы знаем друг о друге, ярче всего мне помнится твоя история о неожиданном отъезде в Йоркшир, когда тебе осточертела несчастливая семейная жизнь. Значит, ты собрался куда-то съездить, но очень боишься, чтоб я не подумала, что ты удираешь от меня, как тогда от Натальи!

– Верочка, но ты же знаешь, как я к тебе отношусь…

– Знаю. Поэтому и не могу предполагать, будто тебе со мной наскучило. Просто подвернулся случай, и твой авантюрный характер несет тебя в путешествие. Ты уже решил ехать, но вот только мучаешься, не зная, как мне это преподнести.

– Ладно, про взгляд и ноги ты меня почти убедила. Но откуда ты узнала про Париж?

– О, это совсем просто! Видишь ли, взгляд не потрогаешь, он неуловим. Ноги разговаривают на языке тела, его тоже понимает не всякий. А вот твои усы, они хранят запахи, как библиотека книжки. Если б ты спросил Пая, он бы тебе рассказал, что ты ел позавчера, и еще кучу всего забавного.

– Но ты же не Пай! Люди не чуют как собачки, у них просто нос.

– Своим «простоносом» я унюхала мои французские духи «Жадор», когда мы целовались. Может, там вообще одна молекула, но запах стойкий, он запутался в твоих густых усах и остался в них, как в камере хранения. Значит, ты их открывал и нюхал. Так?

– Да, так и было. Пока готовилось мясо, я задумался, подошел к твоему столику, открыл духи и вдохнул их аромат… Наверно, я просто соскучился по тебе.

– Мне приятно слышать, мой родненький, что соскучился! Но в данном случае с тобой сыграло шутку подсознание. Именно оно заставило тебя понюхать мои французские духи. Потому что ты неотступно думал о своей поездке в Париж и мучился тем, как сказать мне об этом. Возможно, ты в свое оправдание даже думал, какие духи мне привезти из «городу Парижу». Как видишь, усы указали мне точное географическое место, куда ты направляешься.

– Но я ведь мог открыть любой флакон! У тебя их вон сколько. Вот рижские, а вот японский крохотный пузыречек, а вот – я сам привез тебе из Москвы, духи от Славы Зайцева. Я был рассеян, в голове пусто. Машинально взял первый попавшийся флакон. Им мог оказаться японский. Это значило бы, что я собираюсь в Токио?

– Нет, дорогой мой дружочек. Сознание – да, оно могло выкинуть такую штуку. Но ты же действовал неосознанно. А значит, подсознание вело тебя по дороге навязчивых мыслей. Ты думал о предстоящей поездке во французский зоопарк, и подсознание заставило тебя открыть и понюхать именно флакон фирмы «Кристиан Диор». Оно, подсознание, хотело таким образом объединить решение проблемы со мной и поездку. Понимаешь?

– Я понимаю только одно! Мне досталась волшебница! – Андрей обнял возлюбленную и стал ее целовать, она обвила его шею руками. Но внезапно он остановился и растерянно спросил: – Так я не понял, ты не против поездки?

– Какой же ты у меня дурачок! Конечно, поезжай.

Андрей с подозрением уставился на Веру.

– Что-то ты очень легко меня отпускаешь. Наверное, я тебе все-таки надоел…

Вера снова рассмеялась тем смехом, который его так волновал.

– Или, – сделал свирепое лицо Двинятин, – у тебя кто-то есть. И ты ждешь не дождешься, когда я уеду.

Вера откинулась на подушки и зашлась таким хохотом, что сонный Пай вскочил и забегал по кровати, наступая толстыми лапами на хозяев.

– Ой… Уморил… Не могу!.. – всхлипывала Вера, размазывая по лицу черную тушь с ресниц. – Отелло ты мое дорогое!

Отелло улыбнулось в усы.

– Лучше скажи, – отдышавшись, спросила Вера, – это надолго?

– На неделю, – облегченно вздохнул Двинятин. И уже не стал тратить время на разговоры, а жадно впился в губы своей возлюбленной.

На следующее утро Вера решила начать работу для Чепурного знакомством со Стивом Маркоффым. Он содержался в Киевской психоневрологической больнице № 1 им. Павлова, куда Вере попасть не составляло никакого труда. В Павловской все еще работали ее однокурсники и коллеги, да и сама Вера трудилась там во времена ординатуры.

Внутри почти ничего не изменилось. Те же коридоры, те же лица, тот же специфический больничный запах. Завотделением Наталья Родионовна Королек, в институте просто Таша, очень обрадовалась своей сокурснице-коллеге. Они с Верой, правда, никогда не были близкими подругами из-за разницы в восприятии жизни. Таша Королек была по устройству характера нытиком. Она училась легко и получала хорошие оценки, но ведь для нытья всегда найдется повод. То профессор слишком строг, ну да, зачет-то поставил, но бедную Ташу измордовал. То бойфренд не Ален Делон. То квартира маленькая… Словом, как говорит поговорка, у кого-то был суп жидковат, а у Натальи – жемчуг мелковат. У Веры, наоборот, было много причин жаловаться на судьбу, но она этого никогда не делала. Не тот у нее характер.

Встретив однокурсницу в кабинете и предложив чаю, Наталья Родионовна тут же стала привычно жаловаться: зарплата у медперсонала мизерная настолько, что хоть профессию меняй! На одного пациента в день выделяют аж три гривни!.. Специалисты уходят в платную медицину. Богатеньких душевнобольных их родственники предпочитают лечить во всяких Швейцариях. Здесь, правда, построили парочку палат с улучшенными удобствами, платных. Но в них в основном отлеживаются эти новые энергичные хозяева жизни. Да и то со смешными диагнозами: нутам депрессия, «синдром менеджера» – ослабление потенции, вспыльчивость с потерей самоконтроля и бессонница. А в мединституте – ты слышала? – сократили часы по психиатрии! Ужас что делается!..

Доктор Лученко согласилась попить чайку и посплетничать, а в нужный момент попросила провести ее к пациенту Маркоффу.

– Да о чем разговор! Это тот, где мент дежурит? – тараторила Таша. – Как будто отсюда можно сбежать! Наверное, его подозревают в убийстве. Шеф попросил провести экспертизу и бумагу по всей форме составить. Только я не успела еще, некогда. А тебе он зачем? – Глаза бывшей сокурсницы блеснули любопытством.

– Таша, ты же знаешь, я еще с ординатуры занимаюсь пограничными состояниями. У меня и диссер на тридцать процентов по ним, по «пограничникам»!

Вера врала без малейших угрызений совести, поскольку понимала, что тема диссертации – единственный ключик к любой палате психиатрической больницы. Каждому психиатру было известно, что пограничные состояния пациентов – наиболее трудная для диагностики вещь. Писать такую диссертацию можно ближайшие семьдесят лет. Так что профессиональную ревность доктора Королек психотерапевту Лученко удалось усыпить сразу. Наталья Родионовна облегченно вздохнула. Получалось так, что Лученко может сделать за нее ее работу. Вот и чудно.

– Ну пошли, десять минут я тебе дарю.

– Да мне больше и не нужно, – обрадовалась Вера.

– Только вот что… – на секунду задумалась Наташа. – У меня тут двое студентов на практике. Пусть поприсутствуют. Да! – окончательно решила она. – Покажи им, как работает настоящий профи. Ты же всегда у нас была на высоте!

– Не преувеличивай, – улыбнулась Вера. – Хотя комплименты всегда приятно слышать.

«Студенты эти мне – как пловцу гантели, – подумала Вера с досадой, сохраняя, впрочем, приветливое выражение лица. – Но и отказаться нельзя. Что же делать?»

Милиционер не обратил никакого внимания на врачей и студентов в белых халатах. Доктор Королек открыла дверь своим ключом и, к облегчению Веры, ушла.

Увидев входящих, Стив Маркофф сразу вскочил, отложил книгу, стал горячо рассказывать Лученко и практикантам о значении зеленого покрова Земли. Затем вдруг замедлился, взгляд его стал замороженным, движения деревянными.

– Я дерево, – сказал он.

– Какое именно? – спросила Вера с интересом. Она с мгновенной ясностью увидела, что он совершенно здоров. Двое студентов, стоя в углу палаты, смотрели на Стива с испуганным восхищением.

– Клен, – прошелестел «больной».

– Ладно, дружочек, клен так клен. Тоже хорошее дерево, красивое, – сказала доктор Лученко и обратилась к парню с девушкой: – Вот, друзья, обратите внимание. Обострение навязчивой идеи вкупе с бредом преследования. Результат давней мозговой травмы, усугубленный обособленностью в семье, одиночеством среди родственников. Такое бывает, когда человек считает себя не таким, особенным, воображает себе важное предназначение, а окружающие близкие люди его не понимают. Топчут этот и без того чахлый цветок исключительности, пытаются подровнять – чтобы был как все, впихивают его в прокрустово ложе своей унылой повседневности.

Студенты, открыв рты, с изумлением внимали. Еще больше изумился Маркофф. Откуда знает?!

– Сядьте на этот диванчик, пожалуйста, – распорядилась Вера, и студенты послушно сели. – Когда у больного бред, нужно соглашаться, ни в коем случае не спорить. Ни в коем случае! Иначе ничего не добьетесь. В сознании бредящего вся его фантазия стройна и логична. Даже если вам кажется, что можете переубедить, – нельзя. Допереубеждаете до того, что сами станете персонажем бреда и врагом номер один! – Она повернулась к Маркоффу: – Идите ко мне, голубчик, давайте сядем вот сюда.

Тот подошел и сел рядом, повинуясь повелительным интонациям.

– Так вы клен, значит? Очень хорошо.

Стив кивнул, вновь становясь замедленным.

– А я сосна, – сказала Вера Алексеевна непринужденно. – Поговорим как дерево с деревом? И покачаемся вместе на ветру. Ну, давайте.

Она обняла Стива за плечи и принялась вместе с ним чуть-чуть раскачиваться. Студенты отодвинулись от них на самый край диванчика и оттуда испуганно таращили глаза.

– Так вы говорите, быть деревом лучше, чем человеком?

– Конечно, доктор, – ответил Стив. – Все-таки Земля – наша планета, а не их.

– Отлично вас понимаю. – Вера произносила слова в том же замедленном темпе и с той же интонацией. – Наша, не их. Не людей.

– Люди? Не смешите меня! Тоже мне, сравнили: люди – и мы, – вошел в роль мнимый больной. – У них сотни болезней, они долго не живут, они уродливы. Поставьте куда-нибудь на пригорок человека, и поставьте меня, кленовое дерево. Кем вы станете любоваться на закате солнца, от чьей красоты у вас защемит сердце? То-то. Смешные, недолговечные, суетливые создания! Они не умеют терпеть и ждать, а это главные качества для хозяев планеты. Представляете, наша заповедь «жить растительной жизнью» у них имеет негативный, позорный смысл!

Вера Алексеевна продолжала подыгрывать:

– Да-да, растительной жизнью. Мы, сосны, тоже так думаем. Правда, людей очень много…

Стив ответил:

– А когда они еще лазали по нашим ветвям, их было гораздо меньше. Сейчас их миллиарды. Они нас вырубают, выкорчевывают, делают из наших тел свои приспособления, едят наших детей. Но все равно на каждого человечка приходятся сотни наших! И потом, если б они знали, что мы ими тоже питаемся… Ведь там, внизу, под корнями, их гораздо больше, чем здесь, наверху. Ничего. Подождем немного, скоро их не будет.

– Подождем, подождем, – покивала Вера. – Жили мы миллионы лет без них и как-нибудь еще миллионы проживем. Потому что мы спокойны. Спокойны, расслабленны, никуда не спешим…

Вера, привычно подражая движениям, мимике, ритму дыхания и угадываемому сердечному ритму, присоединилась к настроению сидящего рядом человека, пытаясь в этот момент стать им. Как обычно, несколько мгновений ожидания – получится или не получится? – и, наконец, возникает особое ощущение резонанса, единой волны. И как обычно, когда волна поймана, все дальнейшее похоже на полет.

– Вас обдувает волна теплого воздуха… Он вам приятен… Вы хотите спать… Глубоко и спокойно…

Стив уже откинулся на спинку дивана. Он даже посапывает немного. Лученко продолжает в том же ритме, тем же голосом:

– Вы чувствуете себя лучше. Становитесь спокойнее. Сильнее и веселее. Хотите жить и радоваться. Вы способны ко всему самому хорошему. Все окружающие вас любят. Они гордятся вами.

Вера искоса глянула на студентов. Щеки порозовели, глаза прикрыты, они тихонько раскачиваются. Спят. Отлично… Она обратилась к Стиву:

– Сейчас вы проснетесь бодрым и уверенным. Только вы. Я считаю от пяти до одного. На счет «один» вы проснетесь с отличным настроением. Пять… четыре… три… два… один!

Стив открыл глаза, потянулся. Оглянулся кругом, зевнул:

– Э-эх! Хорошо поспал. Выражение лица его стало совсем иным, в глазах проснулось любопытство. Но тут он увидел спящих ребят.

– Все в порядке, – сказала Вера. – Они спят, чтобы не мешать нашему разговору. Передо мной можете не притворяться. Я от Олега Чепурного.

И объяснила ему, кто она и зачем пришла.

– Наконец-то! – воскликнул Стив. – Сколько мне тут еще сидеть? Что вообще случилось?

– Случилось то, что во время вашей игры был убит работник милиции. И это уже не игра.

– Черт, так я и думал, – огорчился Стив. – Но я тут ни при чем.

– Надо еще разобраться, кто при чем и что вообще произошло, – заметила его собеседница. – А вам просто не повезло.

– Ничего себе «не повезло»! – возмутился незадачливый игрок. – Я бизнесмен, и у меня масса дел! Мне некогда сидеть здесь и ждать, пока во всем разберутся!

– Ну вот я и пришла, чтобы начать разбираться, – сказала Вера.

Добившись доверия пациента, она задала много вопросов, спросила и про начало игры в музее. Как прятался, кого видел, что слышал…

– А как же все-таки я? – в свою очередь забросал ее вопросами Стив, когда кончились десять минут и Лученко уже собралась уходить. – Сколько мне еще тут находиться? Где этот Чепурной, почему не вытащит меня отсюда? Вы верите, что это не я убил милиционера?!

– Отдыхайте спокойно, – как можно мягче сказала Вера. – Не нужно волноваться. Обещаю, что помогу. А вытащить вас отсюда может только тот, кто поместил.

– То есть…

– Нуда, милиция. Что ж тут такого. Как только они поймут, что вы тут ни при чем, – выпустят. Повторяю, не волнуйтесь. Я вам верю. А в другой раз, – не удержалась она, – выбирайте у господина Чепурного игру попроще. Пусть вас напоят водкой в бане, усыпят и перенесут самолетом в Питер. Будете там ходить и спрашивать у прохожих: «Это правда Санкт-Петербург? Город на Неве?»

Стив притих. А она повернулась к студентам:

– Сейчас вы проснетесь, – сказала она с другой интонацией, – и не будете помнить ничего из того, что здесь услышали. И… раз!

Она щелкнула пальцами. Студенты открыли глаза, посмотрели на Лученко, потом на Маркоффа. Увидели на его лице нормальное выражение.

– Круто… – выдохнул парень. А девушка спросила:

– Он уже здоров?

– Нет, что вы, – сказала Вера Алексеевна. – К сожалению. Если б так просто можно было вылечить… Через несколько часов или завтра начнется опять. Ему назначат лечение, оно поможет изменить его глубинный самонастрой, и тогда уж, недели через две, ждите улучшения.

Они покинули палату, студенты сразу куда-то ушли, а она задумалась. Наташа немедленно, как только у нее дойдут руки, «раскусит» Стива Маркоффа и отдаст свое экспертное заключение в милицию, или кто там его требует – может, в прокуратуру. И тогда американского мученика сразу переведут отсюда в менее комфортные условия. Или нет? Он же иностранец, да и Чепурной, наверное, нажмет какие-то рычаги. Но все же должна ли она озаботиться этим? Наверное, да, если взялась за дело.

Уговорить Наташу немного потянуть с экспертизой не составило никакого труда.

– Ну, как? Подходит для диссера? «Пограничник»?

– Не думаю. Знаешь, Королек… Похоже, это ваш клиент, а не ментовский. Но боюсь, он свои доллары захочет оставить американским психиатрам. В какой-нибудь дорогой клинике.

– Ничего. Пусть сперва у нас полежит, обследуется! При нашей нищете больной миллионер – это тебе не жук в коробочку начхал! Сто баксов за палату на улице не валяются…

– Ой, Натка! Как бы его у вас менты не забрали. Им ведь поскорей дело ему пришить надо!

– Да ладно, у нас и так работы, отчетов всяких навалом, истории болезней писать… Подождут с экспертизой. Тем более наш главный уехал в санаторий печень лечить. Я без него не хочу одна за все отвечать. Так что полежит миллионерчик.

– Правильно, Ташенька! Ты всегда была умницей. Если ментам так надо, пусть вызывают американских психиатров, проводят консилиум. – Теперь уже Вера не сомневалась: время для работы у нее есть.

Выйдя во двор, усыпанный оранжевыми листьями клена, она позвонила на мобильный Олегу, чтобы забрал ее из Кирилловского монастыря, как они и договаривались. Через пятнадцать минут подъехал огромный черный джип с приплюснутой крышей, похожий на броневик и размером с микроавтобус. Внутри было очень комфортно.

– Ну что? – встревоженно спросил Чепурной. – Как там мой клиент? Действительно повредился умом?

– Он в полном порядке, – сказала Вера. – Напуган, конечно, но это оттого, что милиция подозревает его в убийстве. У него хватило ума сообразить, что в больнице поспокойнее будет, чем в камере.

– Так он просто играет психа? – сразу схватил суть бизнесмен.

– Да, причем очень легко. Просто рассказал в милиции, с кем он по вашей милости ночью в музее встречался.

Милиция, наверное, от этих рассказов сама чуть не рехнулась.

– Ха! – Олег Аскольдович очень развеселился. Его смех был отрывист и короток, но щеки при этом излучали довольство, а глазки сверкали. – А скажите, Верочка, это все-таки он убил или нет?

Вера помолчала. Машина быстро и плавно, как скоростной корабль, несла их к центру города, в музей. Говорить или нет? Вера решила не изменять своим привычкам.

– Знаете, давайте сразу договоримся, Олег: я вам сообщаю только то, что считаю нужным. И ровно столько, сколько сочту необходимым. Будем разговоры разговаривать тогда, когда наметится результат. А о процессе вы беспокоиться не должны. Хорошо?

– Договорились! – поднял ладони Чепурной. – Еще какие будут предложения? Просьбы?

Вера взглянула на него и поняла, что он врет. Будет приставать с разговорами, будет что-то делать по-своему. Но ни желания, ни времени воспитывать нового знакомого у нее не было. «Посмотрим», – решила Вера. Они уже остановились возле музея. Вера открыла дверь, повернулась к мужчине и сказала:

– Просьба такая: я с вас денег за свою работу не возьму, а возьму игрой. Только не вашей, а той, какую сама выберу.

– Вот интересно! – Олег был озадачен. – Как скажете. Игрой так игрой!

Они поднялись по каменным ступеням, прошли мимо мрачнолицего охранника. В холле было прохладно и сумрачно, темнели статуи и деревянные резные скамьи у стены. Возвышались старинные часы-башня, всегда стоящие на страже времени. Вдалеке, у кассы, где продавались билеты на экскурсии, болтал с билетершей второй охранник. Чепурной провел Веру за гардероб, в какой-то коридор, и они оказались в тесной приемной.

– Люсечка, – галантно обратился он к женщине за офисным столом, – вот, прошу любить и жаловать, мой эксперт по нестандартным ситуациям Лученко Вера Алексеевна. Она будет здесь некоторое время работать, задавать вопросы. А вы и сами отвечайте, и всем передайте, чтобы способствовали. И не обижайте ее!

– Все шутите, Олег Аскольдович, – улыбнулась немолодая «Люсечка», с любопытством глядя на Веру.

– А что же еще делать? – развел руками Чепурной. Представил ее: – Люсьена Баранова, секретарь всего этого музейного заведения, правая рука, а также нога… – Он запутался и не знал, как закончить. – В общем, мы к директору, а вы нам через пять минут Риммочку Карповну организуйте.

Они вошли в директорский кабинет, и Чепурной с порога повторил ту же фразу про эксперта, представляя Веру руководителю музея. Директор, Никита Самсонович с интересной фамилией Горячий, крупной лепкой лица смахивал на Карла Маркса, если б у того сбрили усы и бороду, и вообще был довольно крупным мужчиной. Сообщению о появлении в музее эксперта фирмы «Игра» он не обрадовался. «С тобой мы после поговорим, когда дозреешь!» – подумала Вера, а вслух сказала:

– Извините! Мне хотелось бы пройтись по залам! А вы, Олег Аскольдович, пока без меня…

Ей было совершенно безразлично удивление обоих мужчин. Она никогда не теряла ни секунды времени на лишние, с ее точки зрения, телодвижения, поэтому извинилась и вышла. Лученко решила, пусть Чепурной сам попыхтит, объясняя директору музея, кто она да чем тут будет заниматься. Она с ним поговорить еще успеет. А начинать надо, само собой, с секретарши.

Но той на месте уже не оказалось – видно, побежала выполнять просьбу Чепурного. Или распоряжение? Что ж, понятно, у кого деньги, тот и главный. В таком случае, нужно разговаривать с рядовыми сотрудниками этого храма искусства.

* * *

С такой скоростью в провинциальный город N не въезжали еще никогда. Черный джип, а за ним микроавтобус неслись по грунтовой дороге, по зажатой заборами узкой улице. За торопливым автомобилем поднималась густая туча серо-желтой пыли. Из-за заборов раздался вначале нерешительный лай, потом все более уверенный – лохматые охранники мгновенно опознали приезжих и «передали» соседям, как эстафету. Лай пологой волной проводил джип до перекрестка, где местный краеведческий музей врос в небольшой фруктовый садик. Джип остановился у крыльца, и лай затих, растворился в пасторально-хуторском пейзаже: артезианская колонка в зарослях мальв, местная девушка пронесла в ведре воду, расплескивая влагу на свои босые ноги. На велосипеде проехали парни с удочкой, тетка протащила мимо колонки равнодушную корову.

Один журналист, поездивший по Европе, заметил, что когда коровы становятся красивее женщин, так и знай: начинается заграница. А вот когда коровы так же спокойны, красивы и задушевны, как местные поселяне и поселянки, знай – ты в провинции. В провинции наша беспокойная нервная цивилизация не свирепствует, она раскалывает вам голову только в крупных городах. В городе N она отдыхает. Лихорадочная столичная озабоченность в городе N отпускает сразу на маленьком вокзальце, где всех приезжающих встречает какой-нибудь памятник, сидящий или стоящий, как все памятники, в неизбежно задумчивой позе. И погружаешься в первобытную жизнь маленького поселения с его хатами, птичьими дворами, огородами, свиньями, коровами, козами…