Текст книги "Вкус убийства"

Автор книги: Анна Владимирская

Соавторы: Петр Владимирский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Ты хочешь сказать, что шприц с ядом предназначался тебе?! – Андрей потянулся за сигаретами. Вера жестом показала, что тоже хочет закурить. Он поднес зажигалку к ее сигарете, и она продолжила:

– Меня хотела убить Евгения Бурау. Тетка Алисы, делом которой я, как ты знаешь, занималась все последнее время. В халате уборщицы была она. Следила за нами от самого дома, я чувствовала. Она ждала удобного случая. И дождалась!

– Подожди. Ты утром говорила, что уже знаешь, кто сделал укол. Выходит… Это она? Черт возьми, но одно дело – проявить милосердие, пусть и сомнительное, и вколоть смертельную дозу морфия больному человеку. И совсем другое – ввести убийственный препарат постороннему. Почему?!

– Да. Только я не совсем посторонняя. Я же это дело раскопала, добралась до нее. А она чуть не добралась до меня. Если б не Дельфин… Я бы с тобой не разговаривала сейчас. И хотя я чувствовала опасность, но не могла понять…

Двинятин порывисто вскочил, швырнул недокуренные сигареты в пепельницу. Схватил Веру, крепко обнял и стал целовать ее побледневшее лицо. «Бедная моя девочка!» – шептал он. «Устала», – вздохнула Вера. У нее наступил один из редких случаев «переполнения кувшина». Чернота накапливается и однажды перехлестывает через край. Саднит и ноет, царапает душу и не отпускает.

Непонятно, как это почувствовал Андрей. Но он покачивал Веру за плечи и негромко говорил ей на ухо, будто молитву читал: «Всегда. Когда ты снова в отчаянии. Когда тебе плохо, ужасно или тяжело. Или никак. Тебя обманули, обокрали, предали. И кажется – все уже. Совсем. Что тогда делать? Вроде бы много вариантов прикинуться шлангом. Обмануть судьбу. Но… Себя не обманешь. Если по-настоящему – только один вариант. Вставать и идти. Упрямо. Не знаешь, что делать – продолжай, что делал. Утереться – и вставать. И идти. И только. И все. Вставать и идти. Никаких других настоящих рецептов нет…»

Вера улыбнулась, высвободилась.

– Я уже в порядке, – твердо сказала она. – Спасибо, мой личный доктор.

– Больше без меня никаких дел. Семейных или вообще любых. Не отпущу тебя! – заявил Андрей.

– Хорошо, – согласилась его подруга. – Тогда давай посоветуемся. Дело закончено, но ведь нужно еще все объяснить Алисе и ее родственникам.

– А нельзя просто сказать: «Убийца – твоя тетка! Все»?

– Андрюш! Ты это серьезно? – Вера посмотрела на возлюбленного, и ей стало так смешно, что она буквально рухнула от хохота, уткнувшись в диванные подушки.

Страшное напряжение и стресс, пережитые на ипподроме, выплескивались безудержным хохотом. Сквозь смех она повторяла: «Ваша тетя – убийца! Поздравляю!» – и продолжала заходиться смехом. Своим весельем она заразила мужчину. Он повалился рядом с ней и тоже стал сквозь раскаты хохота выкрикивать: «Здравствуйте, ваша тетя – киллер!»

Пай, обожавший, когда хозяйка смеялась, принялся скакать по людям с веселым лаем. Он воспринимал все происходящее как самую лучшую игру. Схватив Верин тапок и затолкав его поглубже в пасть, пес начал гонять по комнате.

– По-моему, мы – ненормальные! – радостно постановил ветеринар.

– Не бойся, родной. Мы просто снимаем стресс, – обнадежила его психотерапевт. – Кто-то с этой целью пьет, кто-то – принимает наркотики, а мы с тобой начинаем дико хохотать.

– Верунь! Теперь, когда мы сбросили стресс, что ты решаешь?

– А что тут решать? Нужно в этом деле ставить последнюю точку.

– Тогда у меня предложение. Давай сегодня мы и поставим эту последнюю точку. Закончишь, и съездим на пару дней куда-нибудь в маленький городок. Где по улицам ходят гуси, куры и козы.

– А работа? – улыбнулась Вера. Спрашивала она лишь для порядка. Идея любимого ей очень понравилась.

– Ты возьмешь отгулы или за свой счет. Дня три. Не умрут без тебя всего три дня? А я сам себе хозяин. Ребята меня подменят.

Пай остановился и даже тапок бросил. И ты еще раздумываешь, мамочка? Ехать ли туда, где куры и гуси?! Да просто немедленно, вот что я тебе скажу! Он завилял белой метелкой хвоста и мордой стал подталкивать хозяйкину руку.

Вера погладила Пая и прижалась к Андрею. Его спокойствие и надежность наполняли ее до краев.

– Знаешь, Андрюшка! Твоя идея мне нравится.

– В таком случае – вот трубка, звони Алисе, а я сварю крепкий кофе. Попьем – и отправимся.

Алису Вера застала у Джона Старка и порадовалась за супругов. Сообщила про общий сбор, велела всех вызвать, потом попросила передать трубку Джону. К нему у нее тоже была просьба.

Через полтора часа все причастные к «семейному делу» собрались в гостинице «Премьер Палас», таково было предложение Джона Гордона.

У входа в отель их встретила Алиса и проводила в бизнесцентр. Там они с сотрудниками часто работали над рекламной кампанией для Старка. Лифт поднял их на второй этаж. Здесь было три малых конференц-зала и один большой. Собраться решили в одном из малых залов. Как и остальные, он был оборудован слайдопроекторами, экранами и разнообразной современной техникой.

Вскоре собралась вся компания: Вера и Андрей, Джон и Алиса, бабушка Влада, Виктор и Вячеслав Демьянович. Все расселись в удобные кресла вокруг овального стола. Старк распорядился, чтобы подали чай, кофе и крепкие напитки.

Наконец суета прекратилась. Все выжидающе смотрели на психотерапевта. Но не успела Вера рта раскрыть, как Голембо спросил:

– А где Евгения Борисовна?

– Да, где тетя Ивга? – поддержал его Виктор.

– Странно, что ее нет. Я звонила ей на автоответчик, оставляла информацию, – удивилась Алиса.

– Она… уехала, – слегка напряженно проговорила Лученко.

– Ее нет в городе? – переспросила Алиса, всматриваясь в лицо докторши. Но Вера была невозмутима.

– Нет, – подтвердила Вера, не обманывая насчет метафизического местонахождения Алисиной тетки.

– Вечные эти ее симпозиумы, – проворчала старуха Владилена. – Зачем нас сюда притащили? У меня дома дела!

– Да, я тоже, признаться, очень занят! – сообщил профессиональный бездельник Виктор, но при этом с удовольствием придвинул к себе бокал вина.

Больше никто из гостей не выказал нетерпения. Вера поднялась, в тишине прошлась по небольшому конференц-залу, думая, что эти стены еще никогда не слышали того, что будет здесь сказано. Потом встала за своим стулом.

– Просьба ко всем. Пока я буду говорить, не нужно перебивать. Вы все узнаете из моего рассказа, и мы скорее освободимся. Итак, Алиса обратилась ко мне с необычной просьбой: попытаться раскрыть «семейное дело» десятилетней давности. Дело с первого взгляда выглядело совершенно бесперспективным. Я бы назвала это латентным преступлением. То есть таким, какое невозможно раскрыть.

– И поэтому вы ринулись его раскапывать! – вставил шпильку Виктор.

– Во-первых, все события случились давно. – Не обратив никакого внимания на выпад брата Алисы, рассказчица продолжала: – Во-вторых, все участники той трагедии представлялись мне каким-то плотным спрессованным комком, разлепить который тогда казалось невозможным. И мой первый разговор подтвердил худшие опасения. Все вы вели себя так, словно ваши умершие близкие не заслуживают восстановления истины. Одна только Алиса хотела знать правду. Но никто из вас не поддержал ее. Это было несправедливо, и потому я решила попробовать. Я стала рассматривать каждого из вас под увеличительным стеклом подозрений. Мотив и возможность сделать смертельный укол были у каждого.

– Это ложь. У меня не было никакого мотива, – возразил Голембо. Он сидел с сумрачным видом, сложив перед собой на столе большие смуглые руки.

– Лукавите, Вячеслав Демьянович! И мотив у вас был, и возможность. Раз уж вы упрекаете меня в необъективности, начну с вас. – Вера повернулась к бизнесмену и стала обращаться к нему. – Вы любили Ксению Бессонову, вам невыносимо было видеть ее страдания. У вас своя фармацевтическая компания, значит, о лекарствах знаете достаточно. Для вас эвтаназия с точки зрения нравственности могла быть не преступлением. Вполне возможно, что вы смотрели на нее так же, как смотрят в Нидерландах и многих других странах – как на «легкую смерть». Вы могли сделать инъекцию, желая избавить любимую женщину от страданий. Что касается Павла Бессонова, то его вы, мягко говоря, не одобряли. Вы умоляли его отвезти Ксению в швейцарскую клинику. Но он не захотел. Значит, вы вполне могли внутренне согласиться с наказанием соперника за упрямство – заключением в тюрьму за преступление, которого он не совершал.

– Я не стану тупо утверждать, что эти доводы абсурдны. Определенная логика в ваших словах есть. Но я этого не делал. – Бизнесмен прямо посмотрел в глаза психотерапевту.

– Я знаю, – кивнула Вера. – Просто мне необходимо объяснить всем вам, как я сумела решить эту задачу. Продолжим. – На этот раз Вера обернулась к бабушке. – Вас, Владилена Геннадиевна, я тоже подозревала. И очень серьезно.

– Меня?! Да как вы посмели! – От неожиданности старуха перевернула рюмку с ликером, и он растекся густой лужей по полированной поверхности стола. Алиса стала промокать ликер салфетками. – Это неслыханно! Мой сын, моя невестка, мои бедные несчастные дети! – патетически запричитала Влада.

– Объясню, как я посмела. – Вера спокойно пригубила мартини и, обращаясь уже ко всем, спросила: – Для кого из вас новость, что бабушка Влада терпеть не могла свою невестку Ксению Бессонову?

– Это не новость. Все об этом знали. Да она и не скрывала, – грустно вздохнула Алиса.

– Во время нашего первого разговора вы мне сразу сказали, что Ксения была недостойна Павла. Не так ли?

– Это неправда. Я такого не говорила! – наигранно возмутилась старуха.

– Ничего не изменится, если вы будете отрицать очевидное. – Лученко смотрела на Владилену с нескрываемым упреком.

– Поздно меня воспитывать. Стара я для этого! – огрызнулась Влада.

– Вы настолько ревновали своего сына Павла к красавице невестке, что даже внучку вычеркнули из своей жизни. И лишь потому, что девочка поразительно похожа на мать.

– Вера Алексеевна, не надо! – запротестовала Алиса.

Одно дело знать, что тебя не любит собственная бабушка, а другое – своими глазами видеть, как она пытается сохранить лицо при полной его потере. Молодой женщине было тяжело. Но казалось, Лученко намеренно не обращает внимания ни на чьи переживания. Что-то более важное, чем дискомфорт действующих лиц этой семейной трагедии, двигало ею.

Странно устроены люди. Жалуются на недостаток денег, удобств, благ, метров квадратных или уважения со стороны начальства. Недовольные стонут, плачут и рыдают, молятся, бьются в непосильных бытовых войнах – но практически ничего не способны изменить. И никто, решительно никто не обращался к психотерапевту из-за недостатка воспитания. Не жаловался на неумение дать близким хоть немного душевного тепла. Значит, воспитанные, чуткие и понимающие пока никому не нужны…

Не понимаем друг друга. Не равны друг другу и порой даже сами себе. Мир заражен неравенством, как любовь ревностью, как жизнь – смертью. Параллельные, никогда не пересекающиеся миры – это мы, неравные. Некрасивая и толстая завидует красивой и стройной. Бедный завидует богатому и ненавидит его. Глупый никогда не поймет умного. Безногому инвалиду всегда будет тяжело жить в мире, приспособленном для пешеходов и пассажиров. И у глухонемых, и у слепых – тоже свои параллельные, абсолютно отдельные миры. Хотя тот, кто все это затеял, равенства и не планировал… Но неравенство усиливается непониманием, а непонимание – нежеланием понимать. Неужели сочувствующий и понимающий человек попросту не нужен? К примеру, веками никому не требовалось поголовное умение читать и писать. Как понадобилось – глянь-ка, все вокруг уже грамотные стали. Стало быть, и понимание, и чуткость душевная тоже пока что не требуются. Ну еще бы! Если энергичный пройдоха начнет понимать скромного тихоню, он не сделает карьеру. И так будет, пока что-то важное не понадобится людям. Тогда чуткость станет обычным делом, вроде «здрасте»…

– Вернемся к событиям десятилетней давности, – сказала Вера. – Вы были плохой свекровью. Мне как постороннему человеку это очевидно. Вы не только ревновали Павла к жене, это дело обычное. Но когда ее подкосила страшная болезнь, вы не проявили элементарного человеколюбия ни к ней, ни к собственной внучке.

– Допустим, баба могла сделать укол, – вмешался Виктор. – Но она же боготворила отца, зачем ей было его в тюрьму засаживать?

– Вот на этот раз вы задаете очень правильный вопрос! – кивнула Лученко. – А вспомните, что пишет Павел в последнем письме. Он пишет, что принял на себя чужую вину. Разве не мог он сделать это ради матери? Предполагая, что это она совершила эвтаназию. Ведь, с ее точки зрения, она хотела освободить дорогого сыночка от неизлечимо больной жены.

– Я не идиотка! Зачем мне в моем возрасте садиться в тюрьму! – закричала Влада, вскакивая. – Я ухожу отсюда. Витюша, за мной!

– Никто отсюда не выйдет, пока я не закончу, – ровным голосом проговорила Лученко. – Вы мне очень надоели, извините за прямоту… Но теперь уж, пока не выскажусь, будете сидеть.

Побледневшая Алиса попыталась было помешать бабушке выйти, но этого и не понадобилось. Та медленно повернулась и села обратно. В конференц-зале стало как будто на несколько градусов холоднее.

– Ваш сын именно так и мог думать: что ждет мою мать в тюрьме? Вы бы оттуда уже не вышли. Именно поэтому он взял вину на себя, как преданный сын.

– Но ведь это не она?.. – Голос Алисы дрожал. Даже такую бабушку, холодную и равнодушную, внучка продолжала жалеть.

– Нет. Не она. – Вера подошла к Алисе и успокаивающе погладила ее по плечу.

– Значит, это я! – саркастически расхохотался братец. Он пил уже третий бокал виски. – Мотивы? Мелодии и прелюдии? Какой у меня профит убивать мать и сажать в тюрягу папеньку?!

– Виктор, но ведь вы, кроме себя самого, никого не любите, – произнесла доктор так, словно говорила о погоде.

– А это что – преступление? – ухмыльнулся вечный тинейджер Витя.

– Вам безумно надоело видеть, – сказала Вера, не отвечая, – как умирает ваша мать. Нет, вы не сочувствовали. Вы этого не умеете. Просто это действовало вам на нервы. Ведь так?

– Да. Вы правы. Меня напрягала вся эта больничная атмосфера в доме. Что с того?

– И вы могли сделать своей матери инъекцию морфина, чтобы раз и навсегда прекратить дискомфорт «больничной атмосферы». Неужели вы никогда не думали об этом?

– Что ж, если хотите поиграть в Достоевского, получите чистосердечное признание…

– Витюша!.. – вскрикнула в ужасе бабушка Влада, прижимая ко рту платок.

– Не бойся, ба! Я тогда думал о том, что стоит ей вколоть всего лишь один укол… И в доме наступит долгожданная тишина. Думал, но не делал. Разницу улавливаете?

– У него кишка тонка, – неожиданно подбросил реплику Голембо. – Он человек трепа, а не поступка.

– Вы правы, Вячеслав Демьянович. Он не делал этого. Но суть в следующем: его отцу сказали, что укол сделал именно Виктор. И отец принял вину сына на себя.

– Как?! Кто сказал? Кто Пашеньке мог сказать такое?! – словно очнувшись, кинулась в бой Владилена.

– Об этом позже. – Вера отмахнулась от вопроса.

Старуха, закусив платок, приготовилась ловить каждое слово. Доктор кивнула Джону, тот закрыл жалюзи на окне, выключил свет и включил проектор. Все приглашенные в недоумении завертели головами.

Лученко комментировала кадры на экране:

– На определенном этапе расследования за мной наблюдали люди из Лондонского сыскного агентства, нанятые сэром Джоном. Поэтому у нас есть документальная летопись предпринятых мной шагов по «семейному делу». Тогда господин Старк еще не знал, что я делаю работу, важную и для него тоже. Он предполагал, что эта история может быть опасна для его жены. Но он ошибся. Итак, начнем. Вот я еду в клинику к Евгении Борисовне. Вот я встречаюсь с вами в кафе, Вячеслав Демьянович. Вы посылаете следить за мной свою службу безопасности. Они тоже ездят у нас с Андреем на хвосте. А на этом кадре я захожу в вашу квартиру, господа Бессоновы. Это тот второй круг переговоров, когда для каждого из вас была приготовлена своя провокация. После этого люди Старка стали следить уже не только за мной, но и помогая мне. После нашей встречи Джон убедился, что дело необходимо довести до конца. Вот вы, Виктор, помчались в юридическую консультацию. А вот тетя Ивга мчится на своем «Вольво» в министерство здравоохранения. И сразу после ее визита главврач клиники предлагает мне поехать на два месяца на курсы повышения квалификации врачей, в Санкт-Петербург. Вывод один: каждый из вас повел себя как причастный к преступлению.

– Ничего себе! – первым нарушил наступившую тишину Вик Бессонов. Он хлопнул еще одну порцию виски, крякнул и облизнулся. – Кто же это сделал?

– Алиса, наступает ваша сольная партия. Вспомните, как вы мне рассказывали о четырех случаях, когда мама чудом избежала смерти. Помните?

– Конечно, – кивнула с готовностью Алиса.

– Пожалуйста, напомните своим родственникам о тех давних событиях. Если можно, слово в слово, как вы рассказывали мне. А я пока кофейку попью, передохну.

– Да они все знают об этом.

– И тем не менее.

– Ну, все помнят, как однажды мы с мамой чуть не утонули, катаясь в лодке по озеру. Спас нас дядя Слава.

– Я прекрасно помню тот случай! Потому что тогда Паша устроил мне выволочку: почему это я, видите ли, недоглядела, – досадливо заметила Влада. – Не поехала за город!

– Второй случай произошел во время турпохода. Его тоже все помнят. У нас куча фоток того похода. Дядя Слава тогда еще шутил, что «Шашлык из Ксении получился бы очень нежный».

– Да, я не Задорнов, шутка не получилась… Какая у девочки отличная память. – Бизнесмен подошел к молодой женщине и поцеловал ей руку. – Сколько тебе лет тогда было, Алисочка?

– Это было как раз накануне первого сентября, я шла в первый класс. Наверное, поэтому так запомнилось.

– А теперь Джон покажет нам те самые фотографии, сохранившиеся после похода, – попросила Вера.

– На этой фотографии все, кроме дяди Славы, – комментировала Алиса. – Он нас снимал.

– А я не помню этой карточки… Надо же, как все хорошо получились. Вот Витя, внучек, возле него Ивга, а вот – Пашенька, сыночек мой ненаглядный… – Бабушка Влада разрыдалась.

Когда стихли всхлипывания, Алиса продолжила. Голос ее звенел, как натянутая струна.

– Это я. Какие у меня смешные хвостики… И папа с мамой еще молодые и веселые. Они не догадываются, что их ждет…

– Ты очень красивая, – неожиданно прозвучал голос Джона Старка. Он приобнял жену за плечи. Она не стала отстранять его руку.

– Алиса! Расскажите, почему на снимке у вашей мамы забинтована рука? Кто-нибудь помнит, что тогда случилось?

– Да ерунда полная! Какой-то ушиб! – Голос Владилены снова скандально завибрировал. – Будем сейчас каждую царапину моей невестки обсуждать?

– А вы, Виктор, помните? – обратилась Вера к братцу.

– Помню я все, – ответил Виктор. – На масленицу мама поранила руку. Ничего особенного!

– Я отчетливо помню тот случай, – вступил в разговор Голембо. – С крыши слетел кусок льда и поранил руку Ксюши. Ее сразу отвезли в больницу.

– Значит, сосулька поранила руку Ксении. А с кем она тогда была?

– Они с Ивгой о чем-то шушукались. А потом… Вы что, думаете, это было подстроено? Но это же глупо! – Вячеслав Демьянович обвел всех собравшихся растерянным взглядом.

– О чем вы говорите! На счастье, там была Женя. Хорошо, когда в семье есть свой врач! Она оказала первую помощь, я же все помню! У меня пока еще нет склероза! – заявила Влада.

– Джон, ненадолго включите, пожалуйста, свет. Спасибо. Алиса, теперь про аварию, пожалуйста, подробнее!

– Этот случай я помню особенно ярко, словно он был вчера. В автомобиле мамы, новенькой «шкоде», почему-то отказали тормоза. Я попросила маму остановиться и купить мне мороженое, но машина перестала слушаться. Мы едва спаслись, просто случайно въехали в стог на поле… Потом ремонтники сказали, что был поврежден тормозной шланг переднего колеса.

– Это же очевидно! – вскочил Вячеслав Демьянович. – На приличной скорости им могло понадобиться резко тормознуть, чтобы не задавить на крутом спуске выскочившую на дорогу кошку или на трассе не врезаться в большегрузный автомобиль, в нарушение всех правил выехавший со второстепенной дороги…

– И что это значит? – спросила Вера, далекая от техники.

– Это значит, – впервые вмешался в разговор Двинятин, – что судьба такого водителя полностью зависит от доброй воли его личного ангела-хранителя. Потому что при разгерметизации переднего контура тормозная педаль упрется в пол раньше, чем задние тормозные колодки прижмутся к барабанам. Особенно в машине с автоматической коробкой передач… Для тех, кто не знает, сообщаю: если подрезать шланг с одной стороны так, чтобы осталось около двух миллиметров резины, то в экстренном случае, когда любой водитель давит на педаль тормоза изо всех сил, шланг порвется со всеми вытекающими вместе с тормозной жидкостью последствиями.

– Таким образом, – подвела итог Лученко, – было совершено четыре попытки убить Ксению Николаевну Бессонову.

– Какая глупость! – возмутилась Владилена. – Это были несчастные случаи! Вы бредите!

Вере надоела роль убеждающего оратора.

– Как было бы хорошо вообще не принимать все эти несчастные случаи во внимание! Я абсолютно согласилась бы с вами, Владилена Геннадиевна, но, к сожалению, мы в меньшинстве. Кроме вас, всем остальным, по-моему, уже понятно, что на вашу невестку совершались регулярные покушения. Эвтаназия стала попыткой номер пять. Она-то и удалась. И потом, есть еще один, главный факт, ставящий все с ног на голову.

– Какой факт? – Внимательный Голембо не пропускал ни одного сказанного доктором слова.

– Дело в том, что Ксения Николаевна Бессонова не была больна раком… – тихо произнесла Вера.

Эффект от ее слов был подобен разорвавшейся гранате. Кроме Владилены, все вскочили со своих мест. Братец Витенька стал метаться по конференц-залу, вопя и истерически хохоча: «Она сумасшедшая!». Алиса, наливавшая в эту минуту кофе гостям, уронила кофейник на пол, и он раскололся. К счастью, обошлось без ожогов. Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Голембо подскочил к Алисе и принялся ее утешать, восклицая в сторону Лученко: «Чего вы добиваетесь?!». Старк нахмурился и потребовал фактов. Двинятин встал перед своей любимой и отгородил ее от возмущенного семейства живым щитом.

– Повторяю! Ксения Николаевна Бессонова не была больна раком. Она была здорова, – твердо произнесла Вера, и в ее голосе зазвучала металлическая нота. – Я могу это доказать!

Все разом стихли. Владилена от удивления разинула рот. Лученко кивнула Старку, и тот снова приглушил свет и включил проектор. На экране появилась история болезни – затертая, в коленкоровой обложечке. На первой странице крупно значилось: «Ксения Николаевна Бессонова», ниже адрес и домашний телефон. На следующем кадре была последняя страница карточки с неразборчиво написанным диагнозом. Понять его смысл непосвященному было невозможно. Лученко выступила в роли переводчика.

– Ксения Бессонова обратилась по поводу задержки месячных. Было проведено УЗИ – ультразвуковое исследование. Оно показало фиброматомы на матке. Это такие доброкачественные узелки. При правильном образе жизни никакой опасности для жизни и здоровья они не представляют. Однако Бессонова стала регулярно проверяться. Обратите внимание на даты! Она сделала УЗИ в поликлинике два раза, с промежутком в полгода. Исследования показали – фиброматозные узелки не растут. А это значит, что на момент обнаружения у нее якобы рака матки она была здорова!

– Это невозможно! – закричала Влада.

– Ниче не понял, – тупо брякнул Вик.

– Вера Алексеевна! Вы что, хотите сказать… – Алиса обхватила рукой горло, точно боясь, чтобы крик не вырвался наружу.

– Доктор хочет сказать, что Ксению лечили от того, чего у нее не было! – Голос уверенного в себе бизнесмена Голембо дрожал. – Но ведь диагноз ставила ее сестра, Женя Бурау. Она опытный онколог, как же так?!

– Врачебная ошибка? – спросил Джон.

– Нет. – Вера медленно обвела всех взглядом. – Преступление.

– То есть вы хотите сказать, что наша тетя Ивга нарочно… – Виктор уже набрал полную грудь воздуха. Надо высказать этой зарвавшейся докторше все, что он о ней думает!..

Но Лученко не дала ему такой возможности. Не скрывая своего раздражения, она заметила:

– Сядьте, и хватит метаться! От вас рябит в глазах! Будет понятней, если я реконструирую события. Если до сих пор я основывалась на бесспорных фактах, то сейчас выскажу некоторые мысли из области предположений и догадок. Как ни странно, именно Виктор дал мне первый ключ к самой главной тайне «семейного дела»!

– Я-а?! – Братец даже икнул от удивления.

– Вы. И мы к этому вскоре вернемся, если вы перестанете меня перебивать. Началось все гораздо раньше – еще когда Ксения только вышла замуж за Павла Бессонова. Она познакомила своего мужа с двоюродной сестрой, Женей Бурау. Женя влюбилась в Павла. Все вы, знавшие целеустремленный характер тети Ивги, не станете возражать – в любом своем деле она не успокаивалась, пока не достигала цели. Как баллистическая ракета. Ваша родственница выбрала своей целью Павла Бессонова.

– Простите, Вера Алексеевна. – Голембо вытер взмокший лоб платком. – Вы уверены?

– Когда мы разговаривали с Виктором впервые, он, в свойственной ему манере, нагородил очень много, мягко говоря, фантазий. Среди прочего он сказал такую фразу: «Тетя всегда любила папу. Она мечтала иметь двойную фамилию, знаете, для мещанского шика – Бурау-Бессонова».

– Подумаешь! Ну, брякнул я. Зачем так всерьез к этому относиться?

– Дело в том, что вы умудрились сказать правду, сами того не ведая. Редкий для вас случай! Вспомните, откуда вы это знали?

– Не помню.

– Ваша тетя носила в своем портмоне фотографию Павла Бессонова. Вам это ни о чем не говорит?

– Точно, я вспомнил! Как-то брал у Ивги мани-мани и видел эту фотку! – Вик хмыкнул.

– Это ничего не доказывает. Любофф бьез взаимносты нье может длить себя долгий годы. – Иностранный акцент Старка усилился.

Видимо, когда речь шла о любви, подданному ее величества изменяла обычная британская сдержанность. И он не верил Виктору, который по своему развитию продолжал оставаться подростком в сорок лет. Джон просто не мог допустить мысли о том, что брат его жены может хоть в чем-то быть прав. Он вызывал в Старке лишь брезгливую жалость, как городской сумасшедший. И вдруг доктор Вера утверждает… Нет, этого просто не может быть, потому что так не бывает!

– В данном случае вы ошибаетесь, – мягко оппонировала англичанину Лученко. – Вот вам косвенное доказательство: когда я передала ей хранившиеся у Алисы бусы, у нее невольно вырвалось: «Это память о Павле». Почему же для нее это память о муже сестры? А не о сестре? Странно? Нет, если понять: Евгения любила Павла все годы. И чем больших успехов он достигал в своей деятельности как архитектор, тем сильнее она хотела привлечь к себе его внимание.

– Это правда! – внезапно поддержала психотерапевта бабушка Влада. – Она всегда любила Пашеньку. Даже со мной делилась своими чувствами! Она так много энергии отдала этим всяким своим общественным организациям против рака – только ради того, чтобы Паша ее заметил… Слушайте! А почему мы это обсуждаем за ее спиной? Пусть приедет из командировки, и мы в ее присутствии…

Она как будто не услышала или не поняла, что Лученко обвинила Ивгу в преступлении.

– Владилена Геннадиевна, вы подтвердили мою версию. Спасибо. – Вера продолжала вести свою линию. – Итак, ясно: Евгения Бурау долгие годы любила Павла Бессонова. Ей казалось, что домохозяйка Ксения, пусть и красивая, но ограниченная, не сможет долго удерживать возле себя такого мужчину. Она сравнивала себя с ней, и Ксения в мечтах Ивги всегда проигрывала. Ведь она была врачом-онкологом, членом и председателем нескольких медицинских организаций. Она ездила по всему миру. В конце концов она даже заняла пост завотделением… У нее были благодарные пациенты. В собственных глазах Евгения Борисовна стояла неизмеримо выше, чем ее двоюродная сестра – просто женщина, просто жена и мама. И она старалась быть как можно чаще рядом с вашим отцом, Алиса.

– Вот почему у тети Ивги не было своей семьи и своих детей. Она постоянно была с нами, – вздохнула Алиса.

– Но годы шли, а ничего не менялось. Ваш отец не переставал любить свою жену. Он вообще не замечал Жениных достижений. А она бредила им. Ей так хотелось, чтобы он ее заметил! Постепенно любовь к Павлу Илларионовичу превратилась для Ивги в главную жизненную цель, в сверхзадачу. И тогда началась череда этих несчастных случаев. Я убеждена: все четыре попытки по устранению со своего пути Ксении Николаевны были предприняты ею.

– Но ведь тогда, на озере, ее не было! Мы с мамой были одни, – удивилась девушка.

В разговор вступил Двинятин:

– Разве трудно просверлить в лодке дырку, сверху замаскировать какой-то щепкой и спокойно уехать? Причем зная, что ваша мама любит катать своих детей по озеру. – Логические построения Андрея звучали убедительно.

– А сосулька на масленицу? – спросила Алиса. – Ведь они обе стояли под ней. И ледышка могла с таким же успехом упасть на тетю…

– Нет, не могла, – отрицательно покачала головой Вера.

– Почему? – хором спросили Джон, Алиса и Виктор.

– Потому что именно ваша тетя Ивга подвела Ксению под сосульку. Наверняка она ее предварительно еще и подпилила. Небось все рассчитала, но, к счастью, лед упал не на голову вашей маме, а лишь на руку.

– Предположим, эти случаи… Допустим, вы нас убедили. Но как же быть со смертельным диагнозом у здоровой женщины? – словно очнувшись, потребовал объяснений Голембо.

– В том-то и дело! – Лученко посмотрела на сосредоточенные лица собравшихся в комнате людей. – Ложный диагноз и был попыткой номер пять! И на этот раз она удалась.

– Но Ксения испытывала нестерпимые боли. Если она была здорова, то как же… – «Дядя Слава» не решался озвучить свою догадку, потому что это было не просто страшно. Это было ужасно.

Вера вздохнула. Она чувствовала себя, как хирург, которому необходимо сейчас сделать пациенту больно, чтоб потом он выздоровел. Она повернулась лицом к директору фирмы «Фарма-ліки». При этом она заметила, как побледнела Алиса и как Джон взял ее руки в свои.

– Вам как фармацевту о чем-нибудь говорит название препаратов «окситоцин» или «метилэргометрин»?

– Это что-то из гинекологии, – не очень уверенно сказал Голембо. – Я не знаю всех наименований.

– Они приводят к сокращению матки. А при длительном их применении страдают почки. Вплоть до полного отказа.

– Но вы сказали, что Ксения была здорова. Как же можно делать инъекции здоровому человеку?