Текст книги "Глоток страха"

Автор книги: Анна Владимирская

Соавторы: Петр Владимирский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Кофе, чай, соки? – негромко спросил кашемировый.

– Просто воду, – попросила Вера. – А им зеленого чаю.

Лученко посмотрела на спину Абдулова. Не оглядываясь, он сказал:

– Он в подвале с моими ребятами. Когда будете говорить?

– У меня к нему только один вопрос. К убийству вашей жены это не имеет отношения.

Внезапный громкий бой больших напольных часов резанул по натянутым нервам. Сотникова решительно отодвинула чашку.

– Вера! Прости, возможно, это женская истерика, но я могу наконец узнать, что происходит? Кто этот… человек, которого скрутили доблестные бойцы господина Абдулова? И вообще, зачем ты попросила меня забивать баки этой журналюге Ересь? Я тебя всегда беспрекословно слушаюсь, но и мое китайское терпение не беспредельно! И потом… Даже не это самое неприятное. Я ничего не понимаю! Вы все время говорите «он», «с ним»… Это тот самый «львовский вампир»? Это из-за него весь город дрожит от страха?! Кто это – он?!

Вера могла бы, конечно, хоть сейчас рассказать все подробности запутанного дела. Но не время сейчас для объяснялок. И главное, не место. Ничего еще не закончено. Почему? Она не знала, но об этом ей говорила даже не напряженная спина Черного Абдуллы, а собственная «ощущалка». Ныла об этом голова, давила об этом тяжесть в груди.

Она сказала коротко:

– Убийца – бармен той самой кнайпы, где мы в дни фестиваля постоянно пили кофе. Он и есть «львовский вампир». Он и есть убийца Ветрова. И Вероники Абдуловой.

– С ума сойти… — Сотникова нервно закурила. – Так он же делал для нас кофе! Мы из его рук пили?!

Тут их прервал Абдулов. Он сел к столу, положил на него свои огромные руки ладонями вниз. И спросил охрипшим голосом:

– Почему Вероника?

—Дмитрий Петрович, чтоб ответить на ваш вопрос, возможно, следует рассказать все с самого начала…

– Нет! – рявкнул он. – Никаких рассказов. Только ответ. Я сам. – Абдулов стремительно выскочил из гостиной.

Гости переглянулись. Вера пожала плечами. Его не интересует расследование, ему неинтересны ответы на вопросы. Лишь не терпится самому, лицом к лицу встретиться с убийцей своей жены.

– Подождем его здесь, – сказала она.

– Слушай, – хмуро заметил Андрей, – мне не нравится, как он с тобой разговаривает. Давай уйдем, потому что… Я не собираюсь никому позволять рявкать на тебя. А он к тому же мой должник за твое похищение.

– Милый, спокойнее… – Она погладила его руку. Не хватало еще, чтобы они начали выяснять отношения!.. – Не надо этих мальчишеских бойцовских вопросов, кто кому чего должен. Пожалуйста…

Вдруг она подумала: «А не уйти ли, действительно?» Что они тут сидят? Стоит ли ее разговор с маньяком и убийцей Самохваловым того предчувствия, что сидит тяжестью в груди? Пусть Черный Абдулла делает что хочет: спрашивает или не спрашивает, мстит по своему разумению о мести, убивает убийцу, делает с ним то же, что тот сделал с его женой…

– Хорошо, давай уйдем.

Они не успели подняться из-за стола. В гостиную вошел мрачный Абдулов, остановился у барной стойки, плеснул себе четверть бокала из высокой черной бутылки, выпил. Потом в упор посмотрел на Лученко:

– Вступайте в игру! Это по вашей части.

– Что именно?

– То, что этот подонок косит под ненормального!

– Стало быть, требуется мой профессиональный взгляд.

– Вот именно! – с вызовом выкрикнул бизнесмен. – Вы и так мне обязаны. Вопрос, почему Вероника…

Андрей не выдержал.

– Уважаемый, а повежливее можно?

– Что?! – Абдулов всем корпусом повернулся к Двинятину.

– Сочувствую вам, конечно, и все такое, – сказал Андрей, глядя в его смуглое лицо с изуродованным носом. – Но держите себя в руках. Повышать голос на женщину – это не по-мужски. – Он посмотрел на Веру, которая изо всех сил вцепилась в его руку. – Ничего, не волнуйся. Мы разберемся.

Вера почувствовала, что теряет контроль над ситуацией. Уже потеряла. Надо было уходить. Сразу, как только эта мысль пришла ей в голову. Промедление – так непохоже на нее!.. Слишком много всего навалилось. И предощущение плохого мешало, запутывало, вносило смятение в ее ясный ум…

– Разберемся, – ответил Двинятину Абдулов.

Он даже обрадовался. Тронуть Лученко было нельзя, невозможно. Причинить вред женщине по имени Вера… почти Вероника… Любой другой, только не этой. А теперь рядом с ней появился мужчина. Мужчина всегда отвечает за женщину. И этот легковес, эта муха – ему ответит.

– Пойдемте! – Вера решительно встала. Надо хозяина занять более важным делом, чем выяснение отношений.

– Можете считать меня трусихой, но я останусь здесь, – сказала молча курившая до этого Даша. – Плесните мне, пожалуйста, коньяку! У меня нет ни малейшего желания смотреть на серийного маньяка. Я его боюсь.

Подошел давешний посланец хозяина, ловко налил женщине спиртное и вновь отошел, растворился в углу. Даша одним духом выпила налитую ей порцию, подошла к темному большому окну. Ничего за окном было не разглядеть, кроме смутной непогоды.

Абдулов молча и хмуро, как черная туча, открыл дверь и направился вперед. В подвале будет удобнее выместить на Двинятине всю накопившуюся злость и раздражение. Тогда исчезнет превосходство этой хрупкой женщины.

– Я с тобой, – поднялся Андрей. По его тону было понятно, что этот вопрос не обсуждается.

У Веры вдруг закружилась голова. Не хотелось идти в подвал. Но было поздно… Ну-ка, психотерапевт Лученко!.. Возьмите себя в руки, откройте глаза и сконцентрируйтесь!

Они прошли через весь первый этаж дома. Андрей шел вслед за хозяином, держа Веру за руку, когда они спускались по длинной и крутой лестнице вниз. Абдулов открыл массивную двойную дверь, и они шагнули в знакомый уже Вере винный подвал. Казалось, так давно она была здесь, выручала шалопаев-студентов – целую вечность назад. Но прошла всего пара дней…

Им открылось обширное помещение. Стен почти не было видно, их заслоняли стеллажи с винами. Посреди винного зала в окружении охранников сидел убийца, И хотя руки его сковывали наручники, а ноги вместе со стулом оплетала веревка, чувствовалось, что четверо бойцов сильно напряжены.

При виде вошедших Самохвалов вновь принялся разыгрывать тот же спектакль: почесывался и ловко, несмотря на наручники, искал на себе блох, высунув язык, словно дебил. Над его физиономией поработали основательно: из носа и брови сочилась кровь, одна щека опухла, губы потеряли форму, двух передних зубов недоставало. Но это не мешало ему ломать комедию. «Тянет время, чтобы разобраться и попытаться удрать», – подумала Вера, вглядываясь в то, что осталось от черт лица. Удивлялась тому, как это она раньше, в кафе его не рассмотрела, не поняла, не почувствовала. Хотя ведь на барменов совсем не обращают внимания…

И во сне она видела именно это голубовато-бледное лицо. Теперь уже не бледное, а бурое от побоев, безбровое. Один глубоко посаженный глаз, будто из пещеры, выглядывал из глубокой глазной впадины и цепко наблюдал за окружающим. Второй заплыл багровым отеком. Худой и костистый, словно затянутый в кожу скелет, он казался нескладным из-за огромных ступней и длинных рук.

В эти секунды Лученко ощутила свинцовую тяжесть. От сидевшего исходила черная пустота, словно она оказалась в мертвых горах ночью. Темнота и опасность, каждый шаг грозит гибелью. И нет эха. Нет отзвука. Колодец души черен и затхл. Бесполезно спрашивать – зачем, почему. Бесполезно докапываться до причин. Они и так очевидны. Написаны на его лице теми буквами, которые умеет читать только Лученко. Ненависть к отцу, презрение к матери, зависть к младшим братьям и сестрам, чья жизнь сложилась иначе. Перенос внутрисемейной ненависти на чужих людей. Весь мир у него в долгу, и он мстит этому миру до последнего вздоха. У него отняли беззаботное спокойное детство. Заменили юность тяжкой заботой о выживании. Школа жизни началась в армии, продолжилась в колонии. Там он понял, в чем кроется загадка человеческой натуры. В страхе. И выработал формулу предельной жестокости. Позднее она превратилась в запредельную.

Что ж… Надо поговорить. Раз она уже здесь. Она сказала:

– Вадим Геннадиевич, единственное, что вы делали в своей жизни хорошо, – это кофе.

Она удивила его. Причем и сама не знала, откуда взяла ключ контакта, как отомкнула крохотную щелку в сумрачной душе. То была фраза, продиктованная интуицией, а не рассудком.

Самохвалов перестал чесаться и сосредоточился на женщине. Долго, пристально смотрел. Молчавший до сих пор, избитый, притворяющийся психом, он вдруг почувствовал потребность говорить с ней.

– Вы пришли за мной, – сказал он утвердительно. – Что, уже пора? Пришло время?

Вера не поняла, но сразу ответила: – Да.

– Хорошо… – Он немного расслабился. – Я вас видел там, в кнайпе. Вы были с этим… Художником. Он все время рисовал.

– Вы убили его за то, что он вас нарисовал? – задала Вера давным-давно мучивший ее вопрос.

– Можно сказать и так. Была еще причина…

– За что ты убил Веронику?! – Абдулов надвинулся на убийцу, снова собираясь кулаками выбивать из него признание.

—Дмитрий, – резко и недовольно сказала Лученко. – Вам сейчас лучше уйти.

Черный Абдулла с нескрываемым удивлением посмотрел на хрупкую женщину. Кто она такая, чтоб указывать ему – в его собственном доме? Что она о себе возомнила?! Теперь, когда убийца в его руках, он будет делать с ним все, что захочет! Сейчас он прикажет своим бойцам, они вышвырнут эту докторшу вместе с этим ее худосочным бойфрендом.

– Уберите их отсюда!

Четверо сделали шаг в сторону гостей.

– Эй! Спокойнее! – Андрей молниеносно закрыл собой Веру и приготовился к схватке, хотя заранее понимал: он один, а их вместе с этим монстром-хозяином пятеро. Шансов на победу маловато, даже для опытного айкидошника…

– Отставить. – Абдулов спохватился. Он же хотел взять реванш!

Да, именно так: реванш за проигранные ей, этой Лученко, очки и раунды. Он не потерпит, чтобы кто-то был сильнее. Чтобы кто-то мог сказать: я победил Черного Абдуллу. Пусть даже это красивая женщина… Вот он перед ним, этот парень. Отлично. Он за нее и ответит.

Гнев нарастал в нем, как летящая с гор лавина. Так бывало во время поединков. В какой-то момент он начинал чувствовать предельную ярость – и вымещал ее на противнике. Тогда боксерский спорт превращался в избиение.

Абдулов фыркнул, словно бык, и ринулся на Двинятина с такой силой, что по пути плечом задел одного из своих бойцов. Они еще не успели среагировать на команду хозяина и стояли возле гостей. Задетый парень отлетел к своему коллеге, тот его поймал, и они замерли в изумлении и растерянности. Помогать хозяину? Но он просто не может не справиться сам, с таким превосходством в весе. Еще рассердится на них, сочтет попытку помочь оскорблением. Стоять и смотреть? Что вообще делать?..

В первые секунды Андрею пришлось туго: он слишком сконцентрировался на находившейся чересчур близко Вере, опасался за нее. Внимание его рассеялось. Он сумел уклониться от прямых ударов, зато один мощный боковой удар бывшего боксера пропустил – тот задел правый бок. Дыхание перехватило. А он все наступал и наступал, наносил удар за ударом, не давая опомниться. Даже странно было, как такой крупный человек может двигаться с такой скоростью. Только уникальная реакция спасала Андрея от нокаута, он нырял и резко отклонялся в стороны, но все же пропустил еще несколько ударов по корпусу. Ребра затрещали, заныли.

В этот момент Лученко отошла назад на несколько шагов, освобождая поле для драки. Сейчас, когда она растерялась, больше ничего ей не оставалось делать. Вмешаться? Как?..

Андрей почувствовал, что Вера далеко, и сумел сосредоточиться на своем противнике. Тот все надвигался и молотил ручищами. Привычно для айкидошника предугадывая движения на миг раньше, чем их сделают, Двинятин использовал один из особенно сильных ударов Абдулова, в который тот вложил всю силу и движение огромного корпуса, – и наконец сумел применить самый простой прием: вывел его из равновесия.

Всей стодвадцатикилограммовой тушей Черный Абдулла рухнул на пол. Сила инерции была так велика, что он покатился, как огромная бочка, и врезался в стул с привязанным Самохваловым. Все произошло очень быстро. Удар, нацеленный в голову Двинятина, – уклон в сторону – захват бьющей руки и придание ей ускорения чуть в сторону и вниз – падение – столкновение со скованным убийцей.

Вера ахнула.

Самохвалов вместе со стулом отлетел к ближайшему стеллажу и так врезался в него, что весь подвал загудел. Стул разлетелся в щепки, а человек растянулся на бетонном полу безвольной тряпкой, разбросав руки и ноги.

Бойцы-охранники вышли из оцепенения и начали реагировать на происходящее. Двое бросились к хозяину, другие двое рванули к Самохвалову. Абдулов рычал и мотал ушибленной головой, с нее сыпалась бетонная серая крошка. Убийца лежал неподвижно.

– Кровь, – сказал один из охранников, показывая пальцем вниз.

Самохвалов упал ничком, лица его не было видно, а из-под груди медленно растекалась темно-красная лужица. Одна рука была неестественно вывернута.

– Готов, кажется… – сказал второй. – Тогда нельзя трогать. Пусть Петрович решает.

Абдулов же Дмитрий Петрович в это время пытался встать с колен на ноги, но не мог: подгибалась правая рука.

– Ключицу сломал, – подсказал ему опытный Андрей.

Он стоял в сторонке, массировал ладонями ребра и, морщась, пытался делать дыхательную гимнастику. Дышать было больно. Он посмотрел на Веру: она молчала. Нечего было ей сказать на все это. Только нестерпимо хотелось уйти, и снова кружилась голова.

Абдулов крякнул. Мог бы и сам догадаться: эту ключицу он ломал уже не раз. Потому и плечом дергал, что какой-то нерв там был поврежден. Ярость хозяина вошла в берега. Ни Лученко, ни ее друг больше его не интересовали. Только убийца.

Он сел, привалившись спиной к стеллажу с бутылками, и велел:

– Проверьте, что с ним. Если еще дышит – снова к стулу. Если нет… – Он посмотрел на стоящие в углу канистры с бензином.

Двое охранников склонились над Самохваловым. Один перевернул тело, второй придвинулся к мотнувшейся голове, чтобы послушать дыхание.

Внезапно лежащий на полу окровавленный человек взорвался молниеносными движениями. Короткий взмах рукой – и зажатая в его пальцах металлическая полудужка, обломок наручника, полоснула наклонившегося по шее. Брызнул кровавый веер. Капли еще не долетели до пола, а Самохвалов уже впечатал тяжелый ботинок в коленную чашечку второго охранника, тот обрушился вниз, но еще по пути на пол получил в пах все тот же обломок металла и взвыл высоким голосом.

А убийца уже встал на ноги в полный рост. Страшный, окровавленный, с висящими лохмотьями одежды и содранной кожи, с врезавшимися в грудь осколками стекла, он не ждал ни мгновения, он двигался со звериной немыслимой скоростью. Те двое, что помогали встать упавшему хозяину, только шаг навстречу убийце успели сделать – а он уже был возле них, прыжком оказался рядом. Сделал движение, будто бьет одного из них в солнечное сплетение, а когда тот закрылся – другой рукой резко ударил в глаз. И сразу повернулся ко второму. Единственное, что удалось бедняге охраннику, – вцепиться в обломок наручников и вырвать его у Самохвалова. Но и этот был пойман на обманное движение в пах, а получил удар как раз в солнечное сплетение. Огонь вспыхнул в его груди.

Секунд пять, может, прошло с момента, когда над Самохваловым склонились, а он уже уложил четверых и метнулся в сторону выхода. Но перед ним вырос Двинятин.

– Нет… – прошептала ослабевшая Вера. – Не надо…

Опытный боец айкидо, Андрей допустил одну ошибку: он слишком рассердился. Нужно было сразу «включить» противника в поле взаимодействия, принять в себя без ощущения отдельности, как учит эта практика самозащиты – и тогда можно было бы «вести» его. Контролировать малейшее движение атакующего не умом, а внутренним чувством, опережающей интуицией. В том и смысл айкидо, чтобы становиться с нападающим одним целым, лишать его опоры мягкими, плавными, геометрически точными движениями – и оставаться неуязвимым.

Но больно уж агрессивно он был настроен. Слишком чудовищен, отвратителен был Самохвалов. И Двинятин тут же поплатился: успел перехватить бьющую руку, но получил страшный удар рифленым ботинком по пальцам ноги. Боль пронзила все тело снизу вверх до самого сердца.

Спасло его лишь неожиданное вмешательство Абдулова. Тот сумел встать и левой рукой сзади изо всех сил ударить Самохвалова по почкам. Любой другой человек, наверное, упал бы с переломленным позвоночником. Но маньяк только врезался всем телом в бутылки. Он не чувствовал боли. Обернулся, совсем уже страшный, с торчащими из лица зеленоватыми осколками стекла, ударил Абдулова в нос и снова ударил, не чувствуя, что его тоже бьют. Раздался тошнотворный хруст, Черный Абдулла упал. Он не потерял сознания, с ненавистью глядя снизу вверх на Самохвалова, истекающего кровью, как и он сам.

Убийца выдернул из щеки острый осколок бутылки, зажал его в руке и сделал выпад в сторону шеи Двинятина. Тот перехватил руку, но не смог остановить. Так они и застыли в напряжении. Осколок стекла медленно, с дрожью приближался к пульсирующей на Двинятинской шее артерии.

«Если Андрей сейчас погибнет, – подумала в ужасе Вера, – виновата буду я.

Это я всегда окружена преступлениями и сую в них нос.

Это я его затащила сюда. Ко мне он примчался.

Это меня он защищает. Что ж стою?»

Ее страх за Андрея резко застучал в висках, нестерпимо горячей волной охватил голову. И тут же эта волна выплеснулась из нее, дунула вперед. Стеллаж с винами, у которого схватились в единоборстве двое мужчин, задрожал, как при землетрясении. Бутылки с оглушительными хлопками раскалывались одна задругой. Двинятина какой-то силой оторвало от убийцы и отбросило далеко в сторону, он не устоял на ногах, с удивлением взглянул на свою подругу. Та с прищуром смотрела на Самохвалова. Помост обрушился на него, посыпалось стекло, выдержанное дорогое вино разлилось озером. Казалось, пол винного подвала обагрился реками крови.

Убийца не шевелился, погребенный под обломками. Вера вновь задышала. Получилось…

Она быстро огляделась. Абдулов ошарашенно смотрел на разрушения, устроенные одним взглядом этой женщины, и не мог двинуться с места. Оцепенел и Андрей, он весь подался вперед и не отрывал взгляда от Вериного лица. Единственный оставшийся в живых охранник дрожащей рукой поднес ко рту микрофон и что-то зашептал.

Прихрамывая, подошел Андрей, обнял ее.

– Он успокоился наконец? Этот… Надо узнать, жив убийца или мертв, – сказал он.

Она прислушалась к себе, ответила:

– Жив.

– Ччерт… – плюнул мужчина.

Обращаясь к охраннику, Вера сказала:

– И аптечку пусть принесут. Поскорее!

Тот посмотрел на хозяина. Все еще лежащий, но в сознании, Абдулов кивнул.

В подвал ворвались люди, много людей. Подбежали к Абдулову, подняли, усадили, захлопотали вокруг него с аптечкой и льдом, достали бинты. Тот оттолкнул аптечку, кивнул на Веру и Андрея, себе забрал только лед. Зачерпнул ледяные кубики левой рукой, поднес к носу, зашипел от боли.

Аптечка оказалась у Веры в руках. Упавший стеллаж уже поднимали, груду разбитого стекла убирали. Работники бумажного магната хлопотали, как муравьи. Абдулов что-то сказал кашемировому помощнику, и несколько человек встали вокруг с пистолетами в руках. Тогда Лученко подошла к нему и негромко сказала:

– Еще несколько минут, и он ваш.

– Ладно.

Вытащили убийцу. Вера с аптечкой в руках приблизилась к нему, Андрей тут же оказался рядом и страховал ее, забыв о нестерпимо болевшей ноге.

Самохвалов был весь изранен и не шевелился, но смотрел осмысленно. Вера быстро и ловко перебинтовала несколько самых глубоких порезов. Присмотрелась, сказала: «О господи…»

– Что? – спросил Андрей.

– Вот… – Из раны на шее толчками лилась кровь. Сонная артерия… – Можешь остановить?

Не рассуждая, Андрей схватил пластырь и заклеил порез. Потом еще и еще налепил сверху и сбоку полоски пластыря.

– Ненадолго хватит.

– Подержи его, – попросила Вера.

Андрей и не думал оставлять ее одну с этим выродком. Он приподнял костистое тело, прислонил к упавшему боку стеллажа.

Самохвалов впервые чувствовал себя беспомощным. Руки и ноги его не слушались, в ушах громко звенело, он плохо видел. Жизнь вытекала из его шеи. И внезапно захотелось ее удержать – остро, жадно. Странно, но ему невероятно не хотелось умирать! Губы его задрожали, он заговорил быстро, хрипящим шепотом:

– Сделайте что-нибудь, помогите… Вы же доктор…

– Уже сделали, – ответила Лученко. – Можете говорить?

—Да… – Пока он говорил, ему казалось, что жизнь не вытекает. Ниточка разговора держала его на поверхности.

– Почему кинжал?

Он понял.

– Он же не такой. Тогда и оружие должно быть не таким. Хотя вы все говорили о нем: «Гений, гений»… Делает какие-то немыслимые фильмы. Я отпросился и пошел посмотреть. Ничего в «Истории дуба» такого нет. Скука… А все с ума сходят. Значит, опять сплошное вранье… И никакой он не гений…

– Вам стало завидно. Понимаю. Фильм вас потряс, только вы не поняли чем. Вы даже плакали, как когда– то в детстве. А потом испугались. Вы испугались того маленького Вадика, который, казалось, уже давно умер в вашей душе. А Ветровский фильм его разбудил. И вам стало страшно. Поэтому вы решили убить создателя фильма.

—А вам в детстве когда-нибудь приходилось…

Его отец работал на бойне при мясокомбинате. Убой скота был частью его повседневной жизни. Дома он изощренно издевался над женой и сыном. Однажды он показал сыну, как поступит с ним за непослушание. Отец посадил его любимого котенка в тиски и зажал маленькое тельце. Вопли и дикий вой несчастного существа долго звучали в ушах ребенка. Вид окровавленного куска плоти, только недавно живой, теплой и пушистой, стал непрекращающимся кошмаром всей последующей жизни. Вернувшись из армии, он зарезал сначала отца, мать, а затем всех родственников, живших поблизости. Ведь они не проявляли к нему в детстве ни малейшего сочувствия, хотя знали, что происходило в их семье. Так он восстанавливал справедливость, как он ее понимал…

Либо разговор действительно возвращал его к жизни, либо Двинятину удалось остановить кровотечение, но Самохвалов чувствовал, что ему стало лучше. «Жить, – думал он с удивлением, – странно, почему я раньше не понимал, как это хорошо. Любой ценой – жить!» Того, кто командовал, внутри теперь не было. Отныне он будет другим. С радостью он ощущал, как горят раны, как болит все тело. Чувствовать боль было счастьем.

Абдулов уже стоял, поддерживаемый со всех сторон. Он дал ей несколько минут. Но довольно.

– Хватит. Финиш, – гнусаво сказал он. Нос хозяина был залеплен марлевыми подушками.

К Самохвалову подошли, чтобы забрать, протянули руки. Он поспешил спросить у докторши:

– Есть шанс, что меня признают психом?

– Нет. Опытного психиатра вы не проведете.

– Не все же опытные…

Вера знала, что Самохвалову ни перед какими экспертами не придется демонстрировать свои фокусы. Черный Абдулла не отступится от своего. Кровь за кровь. За глубокое, долгое, беспредельное страдание он отплатит точно такими же муками.

Она поднялась и вместе с хромающим Андреем двинулась к выходу. Ни слова не говоря, прошла мимо Абдулова, вышла из подвала. Тут их догнал дикий вопль Самохвалова, но Андрей поспешил закрыть тяжелую дверь.

В гостиной Дарья бросилась ей навстречу.

– У тебя такое измученное лицо! Ты все узнала, что хотела?

Вера молча кивнула ей. Не было больше ни душевных, ни физических сил.

В гостиницу они доехали на такси. В номере Вера уснула, положив Андрею голову на плечо. Ей ничего не снилось.