Текст книги "Дом у последнего фонаря"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Чей-то взгляд непонятно откуда, – пробормотала девушка отрывисто, с запинками, будто во сне. – Я не понимала, в спину мне смотрят или прямо в лоб. Будто у меня вдруг стало два лица или смотрел двуликий.

– Как?! – воскликнула Александра. – Что вы сказали?

– А что я сказала? – Лиза смотрела на нее изумленным взглядом грубо разбуженного человека.

– Про два лица… Про двуликого!

Лиза покачала головой:

– Я иногда задумаюсь и болтаю непонятно что. Потом даже вспомнить не могу. Мама говорит, что я в такие минуты не в себе.

– Ах, вот как… – протянула Александра, не зная, что еще сказать.

– Она не имеет в виду, что я сумасшедшая, – уточнила девушка со снисходительной улыбкой. – Просто ее это раздражает. Мама вообще не понимает меня. Вот поэтому я ничего ей не рассказываю. Если бы она узнала, что я ездила к папе на дачу, был бы дикий скандал, с обмороками, с битьем посуды… И не только посуды!

Лиза сделала выразительный жест, символично похлопав себя ладонями по щекам. Александра поморщилась:

– Только не говорите мне, что она вас бьет! Такую взрослую самостоятельную девушку?!

– Я, конечно, могла бы сопротивляться, – вздохнула Лиза, – но ее это как-то успокаивает…

– Пощечины?!

– Ну да. Она сначала сорвет злость, а потом просит прощения, становится такая ласковая. Лучше уж позволить ей это, чем целую неделю терпеть нытье и придирки. С ней просто надо уметь ладить… Но жить вместе, конечно, было очень тяжело!

Все это Лиза рассказывала невозмутимо, легким тоном человека, который не видит в своих словах ровным счетом ничего особенного. Александра была вне себя. Ей припомнилась нелестная характеристика, которую дал бывшей супруге Лыгина Олег. «Гарантированный инфаркт…»

А Лиза внезапно вернулась к рассказу о поездке на дачу.

– Дверь была заперта, как я ее и оставила. Я вошла в кухню, осмотрелась, прислушалась. В доме тихо, свет везде погашен. Все, как в первый раз. Кроме этого кошмарного ощущения, что за мной следят. Я даже не решилась включить свет. Фонарь светил сквозь занавески, все можно было разглядеть. Потом поднялась в мансарду. А вот там я уже стояла в кромешной темноте – окно ведь наглухо закрыто одеялами. Какие-то дурацкие мысли в голове крутились: «Если зажгу свет, сразу станет ясно, что я в доме!» Кому станет ясно? Я не знала…

Лиза вздрогнула всем телом и с мольбой заглянула в глаза Александре:

– Но вы-то меня сумасшедшей не считаете? Вы верите, что можно кожей чувствовать опасность?

– Очень верю, – убежденно ответила художница. – Я вообще поражаюсь вашей смелости. Вернуться туда после того, что я вам рассказала по телефону…

– Но я потому и поехала на дачу снова. – Лиза искренне ее не поняла. – Ведь это нельзя было так бросить… А если с папой что-то случилось? И когда я наконец зажгла лампу, сразу убедилась, что так оно и есть! Понимаете, я весь день крутила в голове наш с вами разговор. Сопоставляла то, что вы видели ночью, и то, что я застала утром. Я говорила себе, что мы обе могли ошибаться. Вы могли убежать ночью из дома, захлопнуть дверь, она защелкнулась на один замок… А мне утром показалось, что я отпирала не один замок, а оба. Такие мелочи ведь забываются… Вы могли не заметить ночью телефона на столе. Так же как я не заметила утром горящего фонаря на улице. Но настольная лампа! Вы утверждали, что она была включена. Когда я утром вошла в комнату, солнце било прямо в окно, и, даже несмотря на эти одеяла, можно было все рассмотреть. И я не включала тогда лампу. Не проверяла, работает она или нет. А лампочка ведь просто могла перегореть! Я могла видеть утром ВКЛЮЧЕННУЮ лампу с перегоревшей лампочкой.

…Пройдя через темную комнату, девушка на ощупь нашла письменный стол, нашарила провод, тянувшийся от лампы, и нащупала на нем пластиковый переключатель. Стоило сдвинуть рычажок, как тут же мягко осветился розовый шелковый абажур…

– В комнате стало светло, а в душе у меня целая буря поднялась. Значит, поняла я, в доме кто-то побывал – между вами и мною. Выключил лампу, положил телефон, запер дверь на оба замка. И вы не лгали мне… И я сама ничего не перепутала утром.

…Лиза была в замешательстве, мысли путались, паника все нарастала. Ей хотелось побыстрее уехать. Но она понимала, что вернуться сюда снова уже не решится…

– Я стояла и разглядывала бумаги, валявшиеся на столе. Папин рабочий стол… Я хорошо помню, что папа все время сидел в своем кабинете, рылся в книгах, делал выписки, что-то срисовывал, сравнивал… Родители развелись, когда мне было девять. Я в том возрасте еще слабо понимала, чем занимается папа, в чем весь смысл его жизни. Мне подумалось вдруг: вот он, мой единственный, последний шанс стать к нему ближе…

…Преодолевая усиливавшуюся тревогу, девушка принялась перебирать бумаги. К ее огромному разочарованию, в основном попадались ксерокопии иностранных текстов…

– Я узнала лишь английский язык, да и тот был какой-то странный. В английском и частиц-то таких нет, и слова корявые…

– Староанглийский, – предположила Александра, сетуя на то, что сама упустила шанс «заглянуть через плечо» Лыгину.

– Мм… наверное, – с сомнением протянула Лиза. – И еще там были записи от руки, все исчерканные, неразборчивые… Я бы и за год не расшифровала. Но вдруг мне попалось кое-что совершенно иное…

Она сняла куртку, в которую до сих пор зябко куталась, и осталась в футболке с короткими рукавами. Еле заметный светлый пушок на руках тут же встал дыбом от холода. Александра хотела попросить ее одеться – гости, непривычные к чердачным сквознякам, жестоко простужались в два счета. Но женщина онемела, увидев, что именно Лиза достает из внутреннего кармана куртки.

Рванув «молнию», та извлекла на свет свернутые трубочкой пергаментные листы, желтые от старости, пятнисто-бурые от щедро покрывавшей их субстанции, в которой Александра с содроганием заподозрила засохшую кровь.

Лиза, сурово сдвинув золотистые, едва видимые брови, развернула сверток и вытряхнула на стол с десяток измятых, иссиня-черных блестящих перьев.

– Что это? – спросила Александра, едва вновь обрела способность говорить.

– Я заметила, что из-под одной картонной папки торчит что-то странное. Сдвинула ее и нашла вот это, – хрипло сказала девушка. – И весь стол был в пятнах. Догадываетесь, в каких?

– Кажется, похоже на…

– Это кровь, – теперь Лиза говорила резко, заносчиво. Казалось, еще секунда – и она не выдержит, вспылит. – При чем тут «похоже» и «кажется»?! Это кровь. Там ее было полно. Кровь и вороньи перья.

– Господи помилуй… – пробормотала женщина. Она осторожно взяла пергаментные листы, осмотрела их и прикусила губу. – Вот они где!

Не осталось ни малейших сомнений: в руках у нее была отсутствовавшая, заключительная часть молитвенника. Александра наметанным взглядом опознала и шрифт, и манеру исполнения заставки с изображением Дорсетширского аббатства, и формат страниц.

«Вот она, заупокойная служба из свадебного молитвенника леди Джейн Грей!»

– Кое-кто будет очень рад, что вы это нашли, – сказала художница, разглаживая страницы, покрытые засохшими пятнами крови. – Кое-кто будет просто счастлив.

– А мне все равно, – огрызнулась девушка, продолжая демонстрировать переменчивость нрава. Несколько минут назад она казалась нежной, доверчивой и беспомощной, зато сейчас ее заносчивый тон не посрамил бы самого Лыгина. – Какое мне дело до чужого счастья, как вы думаете?! С папой что-то случилось. Это точно. Теперь я перестала сомневаться.

Опомнившись, Александра отложила в сторону страницы, вырезанные из молитвенника.

– Может быть, сообщить в полицию о его исчезновении? – предложила она. – Чем раньше начнут искать, тем лучше. И еще можно позвонить хотя бы по тем телефонам, которые нашлись в его мобильнике. Вы пробовали?

Лиза, опустив голову, перебирала вороньи перья, наблюдая за сине-стальными переливами, блуждающими по черному муару. Казалось, она не слушает, однако ответ Александра получила сразу.

– Не звонила и не буду.

– Но почему?!

– Лучше, если это сделаете вы.

Ошеломленная женщина молчала, а Лиза, не отрывая взгляда от перьев, продолжила:

– Я уже говорила, мне он не звонил ни разу в жизни. Маме тоже. Тем трем мужчинам, которые значатся в его записной книжке, – редко и давно.

А вот вам – только вчера. И вы разговаривали. Вы были ему ближе всех.

– Это ничего не значит! – возмутилась Александра. – Если уж я – самый близкий человек вашего отца, тогда у него вообще нет близких людей! Потому что для меня это сугубо деловое знакомство, которое поддерживают не ради удовольствия!

– Так вы не будете мне помогать? – ощетинилась девушка.

– Лиза, обратитесь в полицию. Если нужно будет, я вас поддержу. Но мы с вами ничего не сможем сделать сами. Вы же видите, – она указала на испачканные страницы, – это кровь, дело обстоит очень скверно.

– Это воронья кровь, – безмятежно ответила гостья, устремив на Александру взгляд своих удивительных, млечно-бирюзовых глаз. – Сама ворона валялась под столом. Я ее нашла, когда стала осматривать комнату внимательнее. Думала даже прихватить, но потом не стала пачкаться. Обычная дохлая птица. Перья торчком. Будто в когтях у кошки побывала.

– Не понимаю… – немеющими губами выговорила Александра. – Откуда она взялась?

– Я думаю, отец ее купил. Кто-нибудь для него поймал птицу, а он заплатил, – так же невозмутимо ответила девушка. – Он сам никогда их не приманивал, обычно привозил с Птичьего рынка или покупал у дворника. Тот уж знал, что ему требуется.

– Но зачем ему ворона?!

Лиза открыто улыбалась, наслаждаясь растерянностью хозяйки мастерской.

– Папа снова взялся за старое. Когда-то из-за таких вот дел мама его выгнала из дома.

– Пожалуйста, объясните, – взмолилась женщина. – Неужели вы хотите сказать, что ваш отец когда-то покупал и истязал животных?!

Едва она произнесла эти слова, перед ее внутренним взглядом возник изуродованный молитвенник. «Изрезанная книга, истерзанная птица. Одно равнозначно другому. Если он сделал одно, мог сделать и другое. Никогда в жизни не подам ему руки! Если… увижу его еще хотя бы раз…»

– Истязал животных? – Лиза рассмеялась в голос. – Да что вы, нет, конечно, нет! Он просто увлекался алхимией. Скупил все книги, какие только смог найти, устроил целую лабораторию в кабинете, истратил на это кучу денег, даже влез в долги… Ажертвенная кровь требовалась на определенном этапе. Только и всего. И, пожав плечами, добавила: – Хотя ворону, конечно, он убил.

Александра молчала, не в состоянии прокомментировать такое признание. На миг ей подумалось, что не стоит верить каждому слову этой странноватой девушки, которая сама призналась, будто иногда не понимает, что говорит… А Лиза продолжала сверлить ее взглядом.

– Но самым страшным, что я увидела там, была не дохлая ворона, нет. Пусть она меня напугала, скрывать не буду. Словно все самое худшее, что случилось со мной когда-то в детстве, вдруг разом вернулось. К горлу подкатило, воздуха перестало хватать. Я сорвала с окна одеяла, вместе с гвоздями, на которых они висели. Толкнула форточку… И увидела во дворе человека.

…Мужчина шел по выложенной кирпичами дорожке, направляясь к калитке, которую Лиза оставила приоткрытой. Он покидал двор, не оборачиваясь, не торопясь, размеренным шагом. Оцепенев от страха и неожиданности, девушка провожала его взглядом, пока фигуру не стерли сумерки, окончательно сгустившиеся к этому часу. Выйдя из бледного широкого круга света, отбрасываемого фонарем, мужчина попросту исчез. Лиза даже не смогла бы определить, в какую сторону он двинулся, да и ушел ли вообще? Не притаился ли поодаль, наблюдая за ее тенью в окне, внезапно оголившемся и ярко освещенном?..

– Я не помню, сколько так простояла, прежде чем догадалась погасить свет. В голове все смешалось. Я не понимала, откуда он взялся? Неужели вышел из дома?! Где же он прятался от меня? Судорожно сглотнув слюну, девушка добавила с вялым отчаянием в голосе: – Я даже не понимала толком, видела ли его на самом деле или померещилось со страху? Ожидала что-то увидеть, вот и…

…При слабом свете фонаря, задевавшем лишь край письменного стола, Лиза уложила на испачканные листки пергамента несколько вороньих перьев. Соорудив сверток, спрятала его во внутреннем кармане куртки. Она не смогла бы объяснить самой себе, зачем делает это. Ей смутно думалось о каких-то уликах…

– Я думала о вас. О том, что вы можете мне что-то объяснить, раз последнее время общались с папой. То есть думала-то я о том мужчине, который прошел по двору, но где-то на заднем плане была мысль о вас.

…Страшно ей было так, что девушка даже дышала с трудом. Она заставила себя выйти из дома, только прихватив с кухонного стола большой нож для разделки мяса. Так, с ножом в руке, настороженно озираясь, Лиза пересекла двор, подошла к своей машине, отперла дверцу и уселась за руль. Нож она швырнула через ограду, и он со звоном упал на кирпичи дорожки…

– Я не хотела больше прикасаться к нему. Женщина с ножом в руке – это кошмар всей моей жизни, – отрывисто призналась Лиза. – Кто-то боится пауков, кто-то уколов, кто-то темноты…

– Я боюсь высоты, – машинально отметила вслух Александра.

– А я боюсь женщины с ножом в руке. Знаете почему?

Скрюченные пальцы несколько раз рванули спутанные рыжие пряди, свисавшие вдоль бледного, измученного лица.

– Потому что это – моя мать, – глухо пояснила Лиза, не дождавшись встречного вопроса. – Я всегда боялась стать такой, как она, всегда жила от обратного примера. Не понимаете? Если она жаловалась на что-то, я в такой же ситуации молчала. Если она срывалась на крик, я улыбалась. Если она упрекала весь свет, я никого ни в чем не винила. Я все делала наоборот, только бы не стать на нее похожей. Всегда спрашивала себя: «А ОНА как бы сейчас поступила? Что бы ОНА сказала?» А тут мне было просто очень страшно, не до вопросов. Я схватила нож и выбежала из дома. И в этот миг все мои старания пошли прахом. Я стала ЕЮ.

Девушка спрятала лицо в ладонях. Ее плечи содрогались, но всхлипываний слышно не было. Александра молча поднялась из-за стола, налила стакан воды, поставила его рядом с гостьей. Она испытывала смешанные чувства, и кошка, внимательно слушавшая весь разговор, казалось, их разделяла. Цирцея волновалась, косясь на рыжую незнакомую девушку, вставала, снова ложилась, то щурилась, то отрывисто мяукала.

«У Лыгина, вижу, семейка подстать ему самому. – Женщина отошла к окну, приоткрыла форточку и достала сигареты. – Очень странная дочь, которая боится еще более странной, по всей вероятности, матери. Лиза вбила себе в голову, что именно я была самым близким другом ее отца и потому обязана его искать! Скоро рассветет, а я еще глаз не сомкнула». Александра ощущала нарастающее глухое раздражение и потому не обернулась, когда Лиза снова подала голос.

– Что, по-вашему, я могу рассказать в полиции? – спросила девушка. – Что? Какая-то дохлая ворона, человек во дворе, который даже не обернулся и ничего мне не сделал… Они пошлют меня в дурдом.

– Ну а я что могу сказать? – стоя спиной, ответила Александра. – Я и этого не видела.

«Ты лжешь, – твердил ей беспощадный внутренний голос. – Ты украла бесценную подвеску, имеющую как художественную, так и культурно-историческую ценность, и ни одной живой душе не желаешь признаться в этом. Украла, в прямом смысле слова, и надеешься, что она останется у тебя, и Лыгина в твоей жизни больше не будет! А тут эта девочка с глазами русалки и волосами ведьмы, с вороньими перьями и ножом, который она, к счастью, выбросила. Пришла просить помощи и совета. Ты не смеешь на нее посмотреть, потому что тебе стыдно!»

Александра заставила себя обернуться.

– Утро вечера мудренее, Лиза, – с натянутой улыбкой сказала она. – Может быть, ваш отец позвонит утром и расскажет, почему и куда так срочно уехал. Объяснит то, что нам с вами не под силу.

– Вы предлагаете просто ждать? – Лиза поднялась со стула и напряженно выпрямилась.

– Ждать или обратиться в полицию. – Александра говорила преувеличенно спокойно, хотя ее наперебой жалили страх, жалость, угрызения совести. – И наденьте скорее куртку, вы насмерть простудитесь!

Девушка оглядела куртку, лежащую на столе, с недоумением, словно не узнавая. Взяла ее подмышку и медленно, не сводя глаз с хозяйки мансарды, стала отступать к двери. Наткнулась на табуретку, задела пустую жестяную банку… На пороге, уже взявшись за дверную ручку, вопросительно произнесла:

– Вы правда не хотите мне помочь?

– Если бы я могла…

– Вы пожалеете об этом. – Лиза как будто ее не услышала. – Придет день, и вы очень пожалеете. Все самое плохое только начинается!

Она уже захлопнула за собой дверь, по железной лестнице загремели торопливые спускающиеся шаги, а Александра все стояла, не шевелясь, хотя из окна дуло прямо ей в спину. Ее ошеломила мысль, внезапно оттеснившая все прочие.

«Лиза приехала и ждала меня наверху. Но тогда… куда делся мужчина, который тоже искал мою мастерскую?! Сергей Петрович не просто слышал, как некто прошел мимо него в темноте, они столкнулись, разговаривали. Перепутать девушку и мужчину невозможно. И где он?! Может, Лиза с ним пересеклась?!»

Она бросилась к двери, распахнула ее, прислушиваясь, не звучат ли еще внизу шаги Лизы. Но на лестнице было тихо. Здешние богемные обитатели, обыкновенно ложившиеся далеко заполночь, как раз видели самые сладкие сны.

«Пророчество этой рыжей девочки сбывается, – подумала Александра, тщетно вглядываясь в темноту. – Я уже начала жалеть о том, что прогнала ее!»

Глава 5

Серый ледяной рассвет застал женщину за работой. Она слой за слоем снимала корку лака с пейзажа, взятого на реставрацию, бросая в коробку грязные комки ваты, пахнущие растворителем. Действовала бездумно, механически – как ремесленник, выполняющий одну и ту же работу в тысячный раз. Мысли Александры были далеко.

Угрызений совести, одолевавших ее поначалу, художница больше не ощущала, их удалось прогнать путем самоубеждения. Но осталась тревога – сверлящая, уничтожающая сон и покой. «Чем, собственно, я виновата перед Лизой и ее драгоценным папашей? – спрашивала себя Александра. – Да ничем. Подвеску верну. Но отдам только прямо в руки хозяину. И не буду его упрекать, что он напрасно меня вызвал среди ночи. Даже к лучшему, что я не удостоилась свидания с мужчиной, способным свернуть голову вороне! Но один вопрос я все же задам. Покажу молитвенник, предъявлю вырезанный фрагмент и спрошу, какому богу принесены такие жертвы? Не этому ли двуликому Бафомету?»

Александра и представить себе не могла, насколько ее выбьет из колеи рассказ Лизы о повторном визите на дачу. «Девочка слишком впечатлительна. Она многое придумала и сама себя напугала до смерти. Какой-то взгляд – откуда, чей? Мужчина, который вышел (или померещилось, что вышел) из дома, не то ушел, не то спрятался поблизости… Она сама не уверена, что это было реальностью. Может, Лиза в самом деле слегка не в себе? Это навязчивое выдирание волос… То, что она до таких лет позволяет матери себя бить… Какое-то застарелое самоистязание, которого никто из родителей, к сожалению, не остановил. А может, и заметить не соизволили. Слишком заняты собой, не иначе! Об этом я тоже скажу Лыгину. Обязательно скажу. Пусть вспомнит, что у него есть дочь, которой он, думается, очень нужен!»

Когда окончательно рассвело, художница заставила себя оторваться от мольберта, на котором была установлена картина. Пальцы окоченели и перестали сгибаться, голова слегка кружилась. Хотя помещение было очень большим и по нему вовсю гуляли сквозняки, Александра все же нанюхалась паров растворителя. Прибравшись, она умылась ледяной водой, почистила зубы и включила электрический чайник. Кошка пронзительным мяуканьем напомнила, что наступило время завтрака. Женщина угостила ее сырой сосиской.

Народу на улице становилось все больше, уже весь тротуар занимали тесно припаркованные вдоль стен зданий машины. Остановившись у окна с сигаретой, Александра наблюдала за привычной глазу утренней суетой проснувшегося центра. Она знала почти все машины, помнила их хозяев. «Вот на этой черной приехал лысый, который даже летом в жару ходит в костюме-тройке. А на той, красной, – женщина с очень злым лицом, у нее всегда такой вид, будто ей на ногу наступили. Старый седан привез двух детишек в садик за углом. В синей «девятке» хозяина всегда ждет такса. А это что за красота?»

Машину, вдруг обратившую на себя внимание, Александра видела в переулке впервые. «Я бы запомнила ее, – думала женщина, любуясь, как спортивная иномарка перламутрового цвета, отливающего розово-серо-голубыми тонами, медленно проезжает по переулку, отыскивая местечко, где встать. – Машина явно дамская. Бывают же у людей дорогие игрушки… Я бы тоже купила себе такую. Если бы умела водить. И если бы у меня были деньги!»

Машина свернула за угол, но спустя полминуты вернулась и поползла обратно. Внезапно водитель принял отчаянное решение и въехал в подворотню дома напротив, перекрыв ее почти полностью. Снаружи остался торчать только бампер. Александра обратила внимание на включенные «аварийные» огни и усмехнулась, поняв, что таким примитивным способом хозяйка машины рассчитывала уклониться от ответственности за подобную парковку. «Она с ума сошла, через минуту-другую кто-нибудь поедет со двора!» – Александра наблюдала за машиной с возрастающим интересом.

Ее догадка относительно пола владельца иномарки тут же подтвердилась – из подворотни торопливо вышла женщина в кожаном плаще с меховым воротником. Оглядевшись, она направилась к подъезду дома, где располагались мастерские. Александра шире открыла окно и отчетливо расслышала, как завизжала на ржавых пружинах и хлопнула входная дверь.

«К Рустаму, – решила художница, закрывая окно. – Или к Стасу? Вряд ли, он крутит романы исключительно с натурщицами, а эта дама на натурщицу не похожа. У нее такой вид, будто она идет кого-то бить!»

Женщина налила в кружку дымящийся кипяток, утопила в нем пакетик с чаем и, закутавшись в плед, устроилась завтракать на тахте, усевшись на нее с ногами, чтобы согреться. «Может, через часик удастся уснуть. Опять весь режим сбился. Хотя не было у меня никакого режима. И кому он нужен? Кроме кошки, близких никого. А Цици обожает, когда я с ней полуночничаю…»

Кошка, уминавшая лапками местечко на краю тахты, готовясь улечься и завести песенку, вдруг выгнула спину мостиком, надулась и упруго соскочила на пол. Она повернулась к двери и, горбясь, высоко подняла напряженный хвост. Александра перестала жевать бутерброд. Такое поведение Цирцеи свидетельствовало об одном: кто-то миновал нежилой четвертый этаж и взялся за перила железной лестницы, ведущей в мансарду.

Теперь она и сама слышала шаги. Спустя мгновение в дверь постучали – настойчиво, громко, чем-то железным, будто бородкой ключа.

Александра не двинулась с места. Она не сомневалась в том, что за дверью стоит владелица красивой машины. Незнакомая женщина, которой если что и можно было вменить в вину, то лишь неправильную парковку. Может быть, заказчица, пришла по чьей-то рекомендации. Или дама просто ошиблась этажом. На дворе стояло утро, на улице полно народу. Художница не боялась открывать незнакомым людям. Ее богемный образ жизни исключал какой-либо порядок визитов. Но…

Открывать ей очень не хотелось. «Не надо двигаться, и тогда она уйдет. – Трусливая мысль скользнула по краю сознания, изумив Александру. – А чего я боюсь? Неважно. Пусть она лучше уйдет. Я просто посижу минутку тихо!»

Но гостья продолжала стучать, требовательно, нетерпеливо. Затем раздался ее голос:

– Откройте, я знаю, что вы дома! Откройте немедленно, или я вызову полицию!

Последнее обещание разом успокоило Александру. «Это ошибка!» – поняла она и, спрыгнув с тахты, пошла открывать. Цирцея бежала рядом, толкаясь лбом в ноги хозяйки и утробно урча, как всегда в минуту возбуждения.

В замке щелкнул ключ, Александра потянула на себя тяжелую дверь, одновременно спрашивая:

– Вы к кому?

– Да к вам же! – выдохнула женщина, стоявшая на площадке, занеся руку для очередной серии ударов по двери.

В следующий миг Александра поняла, как жестоко она ошибалась, полагая, что гостья стучит ключом. В руке у блондинки, одетой в дорогой плащ с норковым воротником, был нож.

«Ну почему я ей открыла?!» Задав себе этот бесполезный вопрос, Александра замерла, не сводя взгляда с лезвия. Впрочем, оно было повернуто от нее. Стучала блондинка черенком. Но сам нож художнице очень не нравился. Массивный, агрессивно выгнутой формы, с тяжелой литой ручкой – такая вещь не попадается под руку случайно. Ее покупают осознанно и носят при себе не без умысла.

Блондинка же, казалось, вовсе не думала об оружии, которое сжимала в кулаке. Вытянув шею, она пыталась что-то рассмотреть за спиной Александры. Не удовлетворившись результатом, женщина воскликнула:

– Дайте войти!

– А вы точно ко мне? – пробормотала Александра, сторонясь и пропуская гостью в мастерскую. Она сочла за благо не спорить с опасно настроенной особой.

Блондинка молниеносно обежала все углы, заглянула за сломанную ширму, отгораживавшую унитаз и раковину, и остановилась посреди комнаты с озлобленно недоуменным видом. Александра не спешила прикрывать дверь. Ей хотелось оставить себе возможность для отступления.

Цирцея давно убежала на улицу.

– Где Лиза? – отрывисто вымолвила блондинка, продолжая простреливать взглядом мастерскую. Нож она, правда, сложила и опустила в карман плаща. Александра отметила движения ее рук – нервные, усталые, нескладные. У нее создалось впечатление, что женщина едва держится на ногах. Когда прозвучало имя девушки, художница выдохнула:

– Так вы ее мама? Вы мать Лизы?

– Она здесь была? – Гостья будто не слышала вопроса.

– Была и ушла. – Александра все-таки закрыла дверь. Драгоценное и весьма условное тепло, с таким трудом поддерживаемое с помощью двух электрических батарей, катастрофически утекало на холодную лестницу.

Блондинка приложила пальцы к вискам, будто пережидая приступ головной боли. Морщась, она озиралась, в который раз фиксируя взглядом ветхую разномастную мебель, груды хлама, коробки, стопы старых эскизов, холсты и сломанные подрамники. Наконец, будто подведя итог, передернула плечами:

– Ну и свинарник!

– Вы очень любезны! – не удержавшись, съязвила Александра. Она окончательно пришла в себя. – Но вообще-то, я гостей не ждала, так что и не прибиралась нынче!

До гостьи ирония не дошла. Теперь она осматривала саму хозяйку, причем так же придирчиво и бесцеремонно, с ног до головы, всем своим видом выражая, насколько она невысокого мнения о ее внешности и одежде. Это взбесило Александру. Из последних сил сдерживаясь, она осведомилась:

– Может, скажете, в конце концов, чем обязана визитом?

– Лиза к вам прибегала прятаться, – гневно произнесла дама. – А теперь она где? На квартире нет. На работе не появилась. Что вы сделали с девчонкой?

– Я не понимаю. Почему «прятаться»? От кого?

– От меня, – фыркнула гостья. – И это я не понимаю, как можно прятаться от матери. Нашла ведь, к кому пойти! – И снова послала взгляд, обдающий кислотно-едким презрением.

Александра нахмурилась:

– Что значит, «к кому»? Вы так со мной разговариваете, будто я перед вами чем-то виновата! С какой стати? Лиза приезжала поговорить и провела здесь какой-то час от силы… Потом уехала. Не знаю куда.

– Ну да, ну да. – На губах блондинки обозначилась издевательская усмешка. – Никто никогда ничего не знает. Да вы и не обязаны передо мной отчитываться. Кто я такая? Всего лишь бывшая жена вашего любовника! Но Лиза, Лиза, как она могла…

Александра почувствовала, что кровь прихлынула к лицу. Она больше не чувствовала холода, ей стало жарко. Низким, чужим голосом женщина произнесла:

– Постыдитесь! Как не совестно говорить мерзости? Ничья я не любовница. Этого еще не хватало!

– Это МНЕ должно быть стыдно?! – взъерепенилась та. – Это от ВАС я должна выслушивать мораль? Какая наглость! Да я все знаю про вас и про него! Знаю с самого первого дня, когда вы втерлись к нему в доверие, чтобы обокрасть его подчистую! И чем только взяли?! У Димы всегда был странный вкус на женщин, но до ТАКОГО он все-таки не опускался…

Александра больше не могла говорить. У нее перехватило горло от негодования. Она даже с трудом слышала то, что выкрикивала гостья, все повышавшая голос.

– Семь лет залезали к нему в карман, таскали оттуда, сколько хотели, продавали его коллекции, почем удастся! И вы будете утверждать, что он позволил бы это сделать, не будь вы его любовницей?!

Все наши знакомые говорили, что он попал в лапы к опасной аферистке. Мне звонили, упрашивали, чтобы я вмешалась, пока вы его не угробили, чтобы завладеть всем! Но я, конечно, держалась в стороне от этой свинской истории! У меня еще осталась гордость, да, не все уничтожил этот сумасшедший, хотя ему и хотелось этого, всегда хотелось…

Александра, не устояв на ногах, присела на подвернувшийся стул. Она уже не чувствовала гнева. Женщина, оторопев, внимала потоку жалоб, обвинений и бессильных угроз, и в ее сердце просыпалось совсем другое чувство. А именно – бесконечная жалость к Лизе, которая многие годы была вынуждена жить бок о бок с человеком, так агрессивно отстаивающим свою «беззащитность».

– За меня-то никто не заступался, пока я жила с ним, – продолжала гостья, расхаживая по мастерской. Пять шагов направо, пять налево, и вновь туда и обратно. Она как будто металась по невидимой клетке, наталкиваясь на одной ей различимые прутья. – Сколько он выпил моих слез, крови, и никто не верил, что я терплю каждый день такое, от чего любая женщина повесилась бы! Нет, он умел остаться для всех идеалом человека, чуть ли не богом! На что же мне жаловаться? Никто не верил… И сейчас не верят… даже дочь… – Слова блондинки постепенно глохли в судорожных всхлипах. Слез, впрочем, Александра так и не заметила. – Так почему я должна была спасать его от вас? Подумала – пусть. Пусть он получит то, что заслужил. Пусть его обдерут до нитки, и пусть он умрет под забором. Только квартиру я обязана была спасти для Лизы! А вам я не мешала…

Александра разглядывала гостью, благо та, казалось, разговаривала не с ней, а с ближайшей стеной. «Лиза похожа на мать. – Взгляд художницы с профессиональной цепкостью скользил по бледному лицу гостьи. – Те же острые черты и эта белая кожа с еле заметными веснушками у глаз… Наверное, мать тоже от природы рыжая, только красится в блондинку. А вот глаза у матери другие. Голубые, но на этом сходство кончается. У этой глаза посажены слишком близко, и они жесткие, взгляд неприятный. Ни намека на сказочную, зачарованную бирюзовость, из-за которой дочка выглядит чуть ли не пришелицей из средневековья! Лицо матери как будто просвечивает в лице дочери сквозь еще чьи-то черты. Словно совместили две разные фотографии, напечатанные на прозрачной пленке. В одном лице зашифровано два. И что интересно, «второе лицо» Лизы мне тоже почему-то кажется знакомым! Как будто я уже видела его когда-то… Но ведь на отца она совершенно не похожа!»