Текст книги "Тамбур"
Автор книги: Анна Малышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Анна МАЛЫШЕВА
ТАМБУР
ПРОЛОГ
Подземный переход
Ночью подземные переходы метро начинают пугать всерьез. Можно испугаться кого угодно – нищего со столь зловещим лицом, что ему впору промышлять на большой дороге, а не просить Христа ради, опухшей бомжихи, которая невразумительно и вместе с тем агрессивно требует милостыню, продавца грошовых игрушек, который назойливо предлагает свой товар… Пугает не он сам, не его товар – уродливые собачки, заводные солдаты с автоматами, которые стреляют цветными огоньками. Пугает то, что вокруг него. То, что намертво въелось в сальную кафельную стену за его спиной, в плитки под его ногами. То, что и является истинным цветом ночи – не черным, а тускло-серым. Цветом голода, цветом отверженных, цветом преступления.
И потому женщина с девочкой лет двенадцати, спешившие выйти из перехода, так испугались, услышав сзади резкий оклик:
– Постойте!
– Что?!
Те разом остановились и обернулись. В этих ночных призывах, раздающихся в глухих местах, часто звучит не угроза, а мольба. Она звучала и сейчас в голосе молодой девушки, которая догоняла их торопливо запахивая на груди расстегнутое пальто – в метро было жарко, в переходе – умеренный климат, на улице – мороз.
– У меня точно такая же, – задыхаясь, проговорила девушка, подбежав вплотную. И вдруг виновато улыбнулась. – Простите! Вы испугались? Я ищу жениха для кошки…
И застенчиво прибавила:
– Ей сейчас очень нужно. Так орет по ночам, что соседи жалуются. Наверное, думают, что мы ее мучаем.
Ей шесть лет, и я подумала – пора бы связать, чтобы потом хоть котенок на память остался Она же не вечная! Только не с кем. А у вас…
– Наш Пусик! – радостно воскликнула девочка.
Она первой пришла в себя, и теперь ее личико, искаженное страхом, снова стало миловидным. – А ему ведь тоже надо! Мама, правда ведь?
– Извините, – повторила девушка. – Просто у вас тайская кошка, у меня тоже тайская, а женихов нет… У вас – кот?
– Кот, – наконец подала голос мать девочки. Она и в самом деле держала в объятиях тайского кота – бежевого окраса, с темной мордой, лапами и хвостом.
Его голубые глаза выражали полную невозмутимость.
Он один не испугался неожиданного «нападения» в переходе метро.
– Как повезло! – радовалась девушка. – И какой милый! Сперва я даже подумала, что это несут мою Вассу. Так похожи…
– И мы, мама, тоже получим котенка на память! – просияла девочка. – Нашему Пусику восемь лет!
– Вот именно, что восемь, – рассудительно, однако, вполне дружелюбно произнесла мать. – Он уже не молоденький. Не на что рассчитывать.
– Но, мама!
– В любом случае, – засуетилась девушка, – возьмите мой телефон. Сейчас!
Она принялась копаться в сумке в поисках бумаги, но ничего не нашла Тогда девушка оторвала клочок от пачки сигарет и торопливо нацарапала номер:
– Вот Меня зовут Мария. Маша.
– А меня Светлана, – радовалась девочка. Она смотрела то на случайную знакомую, то на мать, и в ее взгляде мелькало что-то заискивающее Так смотрят дети, которые очень любят родителей и понимают, что те относятся к ним несколько иначе. Дети, которые слишком рано узнали, что такое нелюбовь. – Наш телефон…
– Погоди, – оборвала ее мать. – Что ты суетишься? Наш кот – старый.
– Но, мама…
Кот поднял голову с плеча женщины, будто тоже хотел высказать мнение по поводу будущей свадьбы Скорее всего, отрицательное. Но ничего не сказал. Его старшая хозяйка нахмурилась:
– Давайте-ка созвонимся завтра. Мы слишком устали, ездили за город – И что – вот так? – поразилась девушка. – Без переноски без ошейника?
– О, наш Пусик такой спокойный! – Девочка продолжала рекламировать жениха, но в ее голосе звучала настоящая тревога. – Он такой милый, он… Мама! Ну почему ты так? У тебя хотя бы появится подружка!
Девушка оторопела. В этом возгласе было столько отчаяния, уже совсем недетского, что ей вдруг показалось, что не стоило останавливать этих людей, которые явно торопились домой после трудного дня. А может быть, и стоило… Глаза этого подростка умоляли ее остановиться. Настоять на знакомстве. В них явно читалось:
«На помощь!»
Но кому и зачем было помогать? Эти люди не были похожи на изгоев. На женщине – дорогая модная шубка, девочка одета проще, но как же еще одевать подростка, который вытягивается на глазах? У девочки – мягкое, привлекательное лицо, вскоре обещающее стать красивым. Лицо матери, еще не увядшее, не выражало…
Оно вообще ничего не выражало. Женщина спокойно смотрела на собеседницу, прижимая к груди кроткого кота. Зато дочь была вне себя:
– Мама, ядам наш телефон? Мама, я…
– Дай, – бросила та через плечо, отворачиваясь и невозмутимо продолжая путь.
– Вот, – засуетилась девочка, отыскивая в кармане клочок бумаги. Нашелся фантик от жвачки. – Это мамин мобильный, это мой…
– У тебя есть мобильный телефон?
– Да, – девочка взметнула такой молящий взгляд, что Маше снова стало не по себе. Счастливый ребенок не мог так смотреть. Вообще ни Один ребенок не должен был смотреть так. Даже тот, что просит милостыню в переходе метро.
– У меня есть телефон, – девочка обернулась, отыскивая взглядом мать, уже почти исчезнувшую на выходе из подземного тоннеля. – У меня все есть. Меня зовут Света.
– Ты говорила.
– Да? – будто в оцепенении переспросила та и вдруг бросилась вслед за удалявшейся фигурой, облаченной в дорогую шубку.
«Что за черт, – растерянно подумала девушка, глядя на опустевший переход. – И ведь сколько раз говорила себе – не знакомься на улице. На кого только не напорешься…А кошка перебьется. Ну дам еще одну таблетку. Ну не посплю еще ночь. Голосок у нее! Можно сажать на пожарную машину вместо сирены. Пускай вращает своими голубыми глазами и орет».
Когда она поднялась наверх, матери и дочери там уже не было. От них не осталось ничего, кроме фантика от жвачки, на котором были записаны два телефонных номера.
Девушка нащупала эту бумажку, когда глубже засунула руки в карманы. Внезапно она поняла, что пошла не в ту сторону. Ей нужно было свернуть направо, а она…
Получается, возвращалась туда, где забыла перчатки.
Туда.
Куда решила больше не возвращаться.
К тому.
С кем решила никогда не говорить.
Может быть, именно потому она и заговорила с незнакомыми людьми. Ведь иногда хочется просто с кем-то поговорить.
Ночной магазин
Утром жена попросила купить к ужину «чего-нибудь». Алена просила робко, будто заранее извиняясь за то, что вернется с работы слишком измотанной для того, чтобы заняться хозяйством. Они редко ужинали вместе. Жена возвращалась с работы усталая, бледная – казалось, на ее худощавом нервном лице навсегда отпечатался мертвенный свет люминесцентных ламп коммерческого банка, где она оформляла лицевые счета. Приходя с работы и видя на кровати скрюченную, обессиленную фигурку, Сергей уже не решался просить о каких-то услугах. Завтракали также порознь. Что Такое совместный обед – давно забыли. Ели на работе, и еда была такой пресной и безвкусной, что он через пять минут забывал, что ел. Зато вспоминал об этом вечером, когда начинало саднить в желудке – гастрит вступал в свои права. Но вот, в кои-то веки, она попросила купить «чего-нибудь».
Наверное, рассчитывала прийти домой пораньше. А он вот запоздал.
Хорошо, что еще вспомнил… И вспомнил лишь потому, что, очнувшись от привычной, усталой оцепенелости, порезался о случайный взгляд возле ночного магазина.
«Ну и парень, – подумал Сергей, остановившись у освещенной витрины. Это было единственное место в глухом переулке, где удавалось что-то разглядеть. – С таким в лифт не садись!»
А в сущности, в ;"том молодом человеке ничего пугающего не было. Наверное, – лет двадцати'. Темные, небрежно подстриженные и все-таки ухоженные волосы блестели в неоновом свете вывески магазина и, если к ним прикоснуться, наверняка оказались бы шелковистыми. Глаза черные – хотя при таком освещении разобрать было трудно Обычный прохожий – но с каждой секундой он все больше удивлял Сергея.
Одет не по погоде – на улице мороз, а на нем ничего, кроме классического костюма-тройки. Будто парень удрал из офиса, прикупить булочку. Днем это никого бы не удивило – ну выскочил на минутку, ну молодость – мороз нипочем, работа срочная… Но какой там офис около полуночи, какой чай? И если учесть, что на улице было уже минус пятнадцать… Сергей вспомнил, как взглянул на термометр, уходя с работы, и выругался про Себя – утром понадеялся на лучшее, надел легкие ботинки.
Поза этого парня… Ему бы, на таком холоде и в такой одежде, рвануть в магазин, в тепло, купить, что нужно, и аллюром обратно. А тот стоял перед витриной, легко и небрежно положив руки на бедра, будто собирался спеть арию Кармен из оперы Бизе. Но не пел. Даже не двигался. Просто что-то созерцал.
Но главное – взгляд. Это был остановившийся взгляд человека, который видит перед собой нечто страшное, настолько страшное, что даже отказывается от попытки сопротивления. Так могла бы смотреть жертва, которую загнали в угол несколько мучителей, и она, поняв, что спастись нельзя, от ужаса теряет и силу воли, и рассудок. Так могла бы смотреть на своего насильника женщина, которая уже безо всякой надежды шепчет помертвевшими губами: «Пожалуйста, не надо…». И так мог бы смотреть на нее насильник, втайне пугаясь того, что сейчас совершит. Иногда преступник и жертва смотрят совершенно одинаково. Но за стеклом витрины этого ночного магазинчика ничего страшного не было. Кого могли напугать кирпичики хлеба, шоколад, собачьи консервы и бутылки с газировкой?
Поднималась метель – в переулке под стенами домов разворачивался, шипя, клубок спутанных снежных змей. Рядом коротко и солидно мяукнула кошка, человек обернулся. Во тьму мимо него скользнули два женских силуэта. Побольше – в шубе, поменьше – в курточке. Явно мать и дочь. Кошки он не заметил. Молодой человек, который давно должен был окоченеть на морозе, тоже обернулся и, не торопясь, проводил взглядом прохожих.
«Он мне не нравится».
Это была категорическая, обрывочная ночная мысль смертельно уставшего человека, который даже не дает себе труда додумать – почему не нравится?"
За стеклом виднелась пышная пожилая продавщица с лицом, покрытым то ли слоем грима, то ли жира.
Они видели ее, она не видела их. И внезапно Сергею подумалось, что молодой человек запросто может войти в магазин и.., свернуть, например, шею этой женщине. Просто так. Потому что ему больше нечего делать.
«Почему он так туда смотрит?»
Мысли атом, что нужно сделать покупки, вылетели из головы. Он забыл и о времени, и о жене, и о том, что новая начальница явно к нему не благоволит.
Реальной осталась лишь темная улица, освещенная призрачным светом витрины, и это лицо. Надо признать, красивое.
Очень белая кожа. Правда, в свете неона она казалась голубой. Правильные черты, которые из-за своей правильности могли бы даже показаться скучными, если бы не линия носа – слегка горбатого. И нежная, совершенно девичья шея, виднеющаяся из-под ворота рубашки.
Но взгляд все портил. Так смотрит только человек, который может убить.
Который хочет убить.
Или который уже убил.
Молодой человек резко толкнул дверь магазинчика и вошел. Через витрину было видно все – как зевнула ему навстречу продавщица, как поздоровалась, явно видя не впервые, продала пачку сигарет. Сергей вошел следом, разом вспомнив о заказе жены. Наугад купил пельмени, от которых следовало ожидать лишь изжоги, банку маринованных огурцов, колбасу.
Он делал покупки почти с ненавистью. Почему-то именно этим вечером он особенно отчетливо ощущал, что у него есть квартира, жена и двое детей, а на самом деле у него нет ни дома, ни семьи. Пусть квартира принадлежит ему, но жена принадлежит работе, а дети – бабушке, у которой они сейчас и ночуют.
«А я сам? Я нужен кому-то или нет?»
Такие мысли приходили по ночам, когда он возвращался с работы, издерганный, усталый, почти больной.
И каждый раз думал – к чему так надрываться, для кого? Он чувствовал себя заложником, которому велели отвернуться к стене и сложить руки за головой. Причем не сказали, сколько именно придется простоять в этой унизительной позе. «А чего ты хочешь? – спросила бы Алена. – Это – жизнь».
– Дай еще коньяку, – по-приятельски сказал молодой человек продавщице.
– А я думаю – когда вспомнишь. – Она встала на пластиковые ящики с пивом и ловко достала бутылку с верхней полки. – Я уже наизусть знаю, чего тебе надо.
– Не упади.
– Я-то ладно. – Она спустилась на пол, – лениво растирая округлый бок, обтянутый синим нейлоновым передником. – Бутылку бы не разбить.
Он расплатился. Они говорили, как во сне – без интонаций, глядя не в глаза, а куда-то в лоб – в «третий глаз». Так говорят люди, которые друг другу глубоко безразличны; Молодой человек взял бутылку, прижал ее к груди, как младенца, и обернулся к Сергею. Глаза у него оказались синими. Не правдоподобной синевы и невероятной жесткости.
– Разрешите, – он протиснулся за Сергеем и исчез за дверью.
«Уже убил или скоро убьет»!, – снова подумал он, провожая взглядом парня и удивляясь этой мысли. Почему она так навязчива? Откуда взялась? Ведь было же что-то, вызвавшее ее… Неужели только взгляд? Когда парень вышел и над дверью фальшиво брякнул колокольчик, он спросил продавщицу:
– Кто это? .
– Это? – Женщина грузно перегнулась через прилавок. – Да никто. Живет по соседству. Четвертый день пьет.
Она оказалась словоохотливой, и мужчина узнал, что они с синеглазым парнем, в сущности, соседи " – живут через дом.
«А я его не припомню…»
– Повезло ему, – со сдержанной ненавистью сообщила продавщица. – Таким вот везет, а честным людям… Не дождешься! Получил в наследство квартиру и денежки…
"Какая чепуха, я слишком устал, вот померещится.
Но мне показалось, что у него на руке…"
– Ничем не занимается, днем спит, выходит по ночам. Бездельник!
«Я видел это! У него на руке, на той, которой он взял бутылку с коньяком… На правой! А она ничего не заметила!»
– А вообще г он вежливый, – интимно сообщила женщина, перегнувшись через прилавок. – Только в последнее время сам не свой. Наверное, что-то случилось.
«Ну уж за это я ручаюсь! Если я видел это не во сне, то случилось!»
Дома он осторожно положил сверток с покупками на кухне. Но все-таки не настолько осторожно, чтобы не разбудить жену. Та медленно выползла из спальни, зябко запахивая грудь в сиреневую ночную рубашку. Глаза глядели исподлобья – спросонья.
– Который час, – она не спросила, а пробормотала. У нее не осталось сил даже на вопрос.
– Поздний.
– Купил чего-нибудь?
– Вон – на столе.
Женщина подошла и осмотрела покупки. Качнула растрепанной прической, которая завтра, в банке, снова станет аккуратной.
«Но не для меня».
– Сколько говорила – не покупай эти пельмени.
– Тогда покупай сама.
– Когда мне успеть… – Она растерла ладонями затекшее лицо и вдруг взглянула на мужа внимательней. – Что с тобой? Очень устал?
– Я сейчас встретил парня… – начал было Сергей, но осекся, увидев, что жена облокотилась на стол и сжала ладонями виски. Так бывало всегда, если у нее разыгрывалась мигрень.
– И что? – пробормотала она. – Я встретила за день столько парней.., и девиц. И мужчин и женщин…
Только вот детей не видала – в том числе собственных.
Они счетов в банке не открывают. Надо будет забрать их от мамы, хотя бы на воскресенье.
– Я хочу сказать, что у этого парня… Алена, – он присел к столу и обнял жену за плечи, – у него, рука была в крови.
Она подняла голову и посмотрела на него с недоумением. Так смотрит внезапно разбуженный человек, которому поведали о чем-то сложном и ненужном – после долгого трудового дня, в первом часу ночи. Например, об основах учения Конфуция.
– Он живет неподалеку, – продолжал Сергей, – выглядит странно. Красивое лицо, дорогой костюм и…
Жена отмахнулась и снова прикрыла глаза.
– Глаза убийцы. – Сергей тряхнул ее за плечо, и та удивленно разомкнула ресницы, плохо отмытые от туши. – Продавщица из ночного магазина сказала, что он нигде не работает и четвертый день пьет. У него правая рука испачкана в крови! Он ее прятал под пиджак, когда расплачивался, я еще заметил, что он отсчитывал деньги с трудом. Потому что левой! Ему было неудобно брать сдачу левой рукой! Когда он пытался взять монету, та покатилась по столу, и он ее не взял! Чтобы не привлекать к себе внимания!
– Хватит о деньгах. Весь день в банке на них любуюсь…
– Да я видел его правую руку! Видел на свету, когда он брал бутылку! А главное, глаза! Он ведь мог убить кого-то, говорю тебе И он был таким заторможенным, выглядел, как лунатик, который случайно зашел в ночной магазин и сам не понимает, чего ему надо…
Из всего, что он произнес, жена уловила только слова «ночной магазин» И сонно сказала, что так дальше жить невозможно – с работы допоздна не отпускают, детей не видишь, а в тех магазинах, которые открыты до полуночи, продают такую пакость…
Постель
– Ты уходишь? – Женщина приподнялась на локте и настороженно следила за мужчиной, который начал одеваться. – Какой в этом смысл? В такую пору…
– Хочу выспаться, – тот едва обернулся на ее голос.
– Выспаться можно и здесь. – Женщина села в измятой постели. – Что тебе мешает?
– Лучше дома.
– Совесть замучила? – язвительно поинтересовалась она. – Раньше надо было думать!
– Только не надо читать мораль! – Мужчина обернулся. Его лицо выражало такую скуку, что женщина разом осеклась.
«Лучше бы он злился. Лучше бы ударил меня, что ли. А еще лучше – ее! Эту идиотку! Да все лучше, чем это!»
– Никто морали не читает, – ей трудно было говорить рассудительным, холодным тоном, прикрывая голую грудь простыней. Это был инстинктивный жест – обнажая чувства, люди часто стыдятся телесной наготы. – Но все равно – как ты мог ей лгать?!
– О, в нас проснулась жалость!
Он продолжал одеваться, не оборачиваясь, а женщина следила за его резкими движениями почти € ненавистью. Еще час назад она бы не поверила, что может смотреть на него с таким чувством.
– А кто дал ей ключ от моей квартиры? – Она яростно вскочила, завернувшись в простыню. – И сказал, что квартира твоя? Кто встречался с него здесь, пока я была в командировках? Да я вообще перестала тебе верить!
– Значит, раньше верила?
Их взгляды скрестились, как рапиры. Казалось послышался лязг заточенной стали. Мужчина отвел глаза первым.
– Ладно, – она перевела дух и попыталась принять достойный вид, что было нелегко. Как было бы нелегко любой женщине, которую только что застала в постели… Нет, не жена ее любовника. Его вторая любовница. Девчонка, которая вбежала в комнату, стаскивая зубами перчатки и распахивая объятья… И нарвалась на постельную сцену. Потому что у нее, черт побери, были ключи.
– Ладно, я могу понять, что ты изменяешь жене, – сказала она как можно спокойней. – Могу понять даже то, что у тебя есть кто-то еще… Кроме жены. Ты ведь говорил, что она давно стала тебе чужой. Или… – Женщина прищурилась. – Не стала? Чему я могу верить после того, как ты устроил тут притон?
– Таня, хватит!
– Хватит чего? – Она подошла и со вкусом влепила ему пощечину. Хотела повторить – внутри все пылало, но он перехватил ее запястье. Рука оказалась очень жесткой.
– А я повторяю вопрос. – Татьяна дышала с трудом, пытаясь освободить руку. Не получалось. – Пусти! Сволочь! Ты изменял не только жене, ты изменял мне, да еще и ключи от моей квартиры давал той…
– Да провались! – Мужчина внезапно оттолкнул ее, одновременно отпустив руку, женщина едва устояла на ногах. – Никто из вас мне не нужен! Ни ты, ни она, ни…
Татьяна отступила к постели, растирая онемевшее запястье.
– То, что ты натворил, называется преступлением. – Она все еще старалась говорить спокойно. – Ты обеспечил чужому человеку, бог знает кому, доступ в мою квартиру. Она могла меня обокрасть. Она… Спала на этой постели! С тобой! Мылась в моей ванне! И думала – дура, дура! – что квартира снята специально для встреч с нею! Да как можно быть такой наивной! Как можно не заметить, что тут постоянно живут!
– Ну тогда и ты совершила преступление, обеспечив мне доступ в свою квартиру! – бросил мужчина, уже совершенно одетый. Он наклонился и поднял с пола два темных комочка:
– А насчет кражи… Смотри, ты еще осталась в выигрыше! Она оставила тут свои перчатки!
И он швырнул их Татьяне в лицо. Та оцепенела и едва смогла вымолвить побелевшими от гнева губами:
– Чтобы никогда больше… Сюда…
– Вот!
Теперь мужчина бросил ключи – не ей в лицо, на постель, но женщина вздрогнула точно так же. Она задрожала, и тут лед, заковавший ей сердце с той минуты, когда сюда вбежала наивная, румяная с мороза, счастливая девушка, сломался. Татьяна упала на постель и зарыдала:
– Что я тебе сделала? Как ты мог? Вот так, да? Так просто устроил свою жизнь?! Иди к жене! Иди к той! Иди, куда хочешь! Но чтобы сюда больше – ни ногой! Я не нищенка, чтобы выпрашивать любовь! Желающих полно!
– Тем лучше. – Он уже отошел к двери и теперь отыскивал пальто среди груды одежды, наваленной в кресле. Когда они встречались – обычно раз в месяц, то раздевались очень порывисто. – Я буду за тебя спокоен.
– Какой же ты…
– Негодяй? – Он насмешливо взглянул на женщину, и ей показалось, что это худший момент этого вечера, хотя вечер и сам по себе был достаточно плох. А может быть, худший момент всей ее жизни. В его взгляде не было раскаяния. Не было нерешительности, которая хоть на миг овладевает любым мужчиной, когда он бросает женщину. Она ощутила себя чем-то, что использовали и бросили. Именно чем-то, даже не кем-то. И сжалась в комок на постели.
– А ты – добродетельная? – Он спокойно отряхивал смятое пальто – Знаешь, мы друг друга стоим.
Ты отбивала мужа у жены. А я изменял и ей, и тебе.
– И твоей Маше… – еле слышно пробормотала женщина, ловя его взгляд. – Не сбрасывай ее со счетов!
– Кстати, о счетах, – тот обернулся, стоя в дверях. – Долг я верну.
– Можешь не торопиться.
– Какие мы сильные! – усмехнулся он и вышел.
Через секунду Татьяна услышала, как захлопнулась входная дверь. Она вскочила и босиком перебежала по ледяному полу к окну, прижалась к стеклу. Вот он – вышел, плотнее подтянул шарф, открыл дверцу машины, сел… Уехал.
– Дима… – пробормотала она и провела по губам пальцами, будто стирая это имя, поморщилась, закрыла глаза. Поверить в то, что случилось, она так и не успела.
Вернуться из командировки… Назначить свидание…
Твой любовник, тот, о ком втайне думаешь, как о возможном муже… Вино и свечи. Он принес розы – вон они лежат на столе, даже неразвернутые. Смятая постель. И эта девушка, застывшая на пороге комнаты с медленно гаснущей улыбкой на губах. По этой улыбке Татьяна сразу поняла, что она его любит. А после десяти минут бессвязных переговоров – Дима молчал – поняла и все остальное. Та – его любовница. И она даже не знала о том, что Дима женат. Он сказал, что не имеет возможности встречаться с ней на своей квартире и потому специально для нее, для Маши, снял эту. Для встреч.
…Ее квартиру! И дал ключи, которые она однажды дала ему… Снял дубликаты… И эта девчонка стояла в спальне Татьяны, с ключами в руке… Потом уронила ключи и стала стаскивать зубами перчатки, не сводя глаз с любовников, замерших на постели. Одна перчатка упала на пол, потом другая. Девчонка зачем то сказала: «Метель поднимается…»
У нее были пустые от ужаса глаза.
– Перчатки…
Татьяна осмотрелась и увидела на полу два сморщенных кожаных комочка. С ненавистью их схватила и, распахнув окно, разом захлебнувшись холодом, вышвырнула на улицу. Морозный воздух освежил ее разгоряченное лицо, и она с минуту стояла, глядя вниз, в узкий переулок, где металась снежная пыль под светом фонаря.
Машины, конечно, не было. Он не вернулся и не вернется. Вообще никого и ничего там не было. Прошел только какой-то мужчина, худощавый, кажется, молодой. Татьяна проводила его взглядом и закрыла створку окна.
Спать не хотелось. Ничего не хотелось. Она взглянула на часы – заполночь. Прошлась по комнате, кутаясь в простыню и сжимая заледеневшие локти. Остановилась, подняла ключи. Подумала, что не мешает сменить замки. Если были дубликаты…
Она старалась думать о чем угодно, только не о Диме.
Только не сейчас. Потом'. Сейчас – о чем-то другом.
Хотя бы о том молодом человеке, который мелькнул внизу, на заснеженной улице.
Он так неторопливо шел, хотя в такую метель любой прохожий торопится. Нечего наслаждаться прогулкой.
А еще, если учесть, что на нем был…
Татьяна вдруг улыбнулась, хотя минуту назад не могла бы поверить, что способна улыбаться.
На нем ведь был только легкий костюм. Или ей показалось? Нет, она разглядела – ни куртки, ни пальто.
А между тем он шел спокойно, как будто прогуливался жарким летом где-нибудь на приморском курорте. Одной рукой он что-то прижимал к груди. Другая…
Другая была странно вытянута в сторону – как будто он вымочил ее в чем-то и теперь пытался обсушить на ветру. Испачкал и не желал вдыхать неприятный запах…
«А какое мне до него дело?»
Женщина присела на постель, машинально разгладила смятые простыни. Попыталась вспомнить лицо той девушки. И не смогла. Потом заставила себя переключиться на молодого человека в легком костюме. Узнала бы она его при встрече?
«Думать о чем-то постороннем. Не о Диме».
«А он? Его лицо? У меня даже нет фотографии. Я не торопилась создавать архив. Я хотела создать семью. Он ведь говорил, что с женой все кончено… Теперь я могу забыть и его лицо».
Через полчаса, умываясь перед сном, – Татьяна все-таки надеялась уснуть – она не узнала в зеркале саму себя. Слишком долго плакала.
Звонок
– Здравствуйте. Вас слушают.
– Я правильно звоню?
– Это ночной телефон доверия. Простите, как вы узнали наш номер?
– Из рекламной листовки. Их бросают в наши почтовые ящики. Я… Могу поговорить с вами?
– Для этого я здесь, – тепло произнес женский голос. – Меня зовут Галина.
Ответного представления не последовало. Галина не удивилась – многие не желают называть свое имя. Ее и саму звали вовсе не так. – то был рабочий псевдоним.
Легче принять чужую боль, а порой – агрессию, если это делает «Галина», а не ты сама.
– Мне хотелось поговорить, – голос в трубке был замороженным, вялым.
– Я вас слушаю.
– Правда?
– Конечно. – Она украдкой отхлебнула глоток горячего кофе из кружки. Рядом в комнате бесшумно работал телевизор, и женщина косилась на храброе лицо Сигурни Уивер, которая, сжав в руках громадный огнемет, отправлялась бороться с межгалактическим злом.
А может, и с добром – смотря по тому, на чьей ты стороне.
– Мне не с кем поговорить, – прошептал голос, лишенный эмоций и даже пола. – Галина так и не смогла понять, кто звонит – мужчина или женщина. – Понимаете, мне нужно было решиться.
– Вы уже сделали первый шаг, когда набрали номер, – ободрила голос женщина. Сигурни тем временем сжала зубы и сказала чудовищу: «Ни черта у тебя не выйдет!» Звука не было, но женщина знала фильм наизусть. Она его любила с тех пор, как была подростком, и слегка досадовала на звонок, который помешал просмотру. Слегка – потому что работу свою она тоже любила. Эти ночные голоса, безликие, затерянные во тьме, а сегодня еще и в метели, позволяли ей забыть о своих мелких несчастьях. Муж стал холоднее в постели – не кроется ли за этим чего-то? Дочь грубит – переходный возраст. Хотела вот исправить ситуацию, добавить в дом тепла и ласки – завела овчарку, и на тебе – та всю семью перекусала. А у мамы и вовсе беда – ее замучили ночными пьянками соседи-наркоманы, а досаду она вымещает на дочери и зяте – зачем поселили ее в этой квартире? Наверное, хотят со свету сжить! Плюс – сдохла дочкина золотая рыбка. От этого бедлама она сбегала сюда, где с ней говорили люди более несчастные, чем она сама. Наверное, потому она и предпочитала ночные дежурства. Счастливые люди по ночам спят или развлекаются.
– Не надо штампов, – прошептал бесполый голос. – Не отделывайтесь от меня.
– Я от вас не отделываюсь, – встревожилась Галина. – Я слушаю.
– У меня случилось кое-что.
Пауза. Торопить клиента не нужно. Ему требуется время, чтобы собраться. Галина только и сказала: «Я здесь!», косясь на экран. Сигурни попала в жаркую переделку.
«Черт, нельзя включить звук! Кто это вообще – он или она? Если она – личные проблемы. Он – тоже личные. Черт… „Чужие“ наступают! А может, перейти на телефон доверия для женщин? По крайней мере знаешь, с кем говоришь!»
– Вы здесь? – участливо произнесла она, не от водя взгляда от экрана. Лейтенанту Рипли, то бишь, Сигурни, приходилось совсем плохо. Погибли практически все ее соратники.
– Здесь, – заторможенно ответил голос. – Скажите, вы записываете разговоры?
– Конечно нет? – Галина оторвалась от экрана. – Говорите свободно. Вас что-то тревожит?
– Кажется, убили человека, – так же спокойно ответил безликий голос.
– Простите?
– Убили человека У вас есть определитель номера?
Определитель был. Говорить об этом не полагалось, но он был. Галина приподнялась на стуле, едва не опрокинув кружку с кофе Лейтенант Рипли, вся в крови и грязи, отстаивала земную цивилизацию, но Галине было уже не до того. Она вдруг поверила этому голосу. Иногда ведь звонят люди, у которых нет никаких проблем.
Сами придумывают себе проблемы, просто чтобы с кем-то поговорить. Или проверить «на вшивость» телефон доверия. Или просто так. Но этот голос не лгал. Она не знала, почему так решила. Она это почувствовала.
– У нас нет определителя номера.
– У вас он есть, – уверенно сказал голос. – А мне все равно. У меня – анти-определитель. Я звоню с мобильного телефона. Кстати, вы смотрите «Чужих»?
Галина в панике взглянула на экран. Горящий лифт обрушивался в ад. Разъяренная Сигурни прижимала к груди перепачканную донельзя девочку. Сквозь прутья решетки пробивались клешни и щупальца «чужих».
Когда Галина была подростком и увидела это в первый раз, то сидела перед экраном на коленях, молитвенно сложив ладони на груди. Ей так хотелось, чтобы эти двое спаслись!
– Я не смотрю телевизор" – ответила она, слегка отрегулировав голос. – Я только слушаю вас.
– А я думаю, что вы смотрите «Чужих». Знаете, почему? По остальным каналам – лажа. Платного канала у вас, конечно, нет. Смотреть в это время больше нечего. А вы говорите со мной так, будто все время на что-то отвлекаетесь.
– Я…
– Послушайте, – перебил ее голос, в котором по-прежнему не было ни пола, ни интонации. – Убили человека. Это правда.
– Кого?
– Человека. Этого мало?
– Простите. – Галина попыталась собраться. – Вы хотите сделать сообщение?
– Кажется, оно уже сделано?
– Но… Постойте! Ядам вам телефон, по которому вы получите нужную информацию. Вам помогут! Не вешайте трубку!
– Мне уже помогли, – с подчеркнутой вежливостью ответил голос, – ас милицией я общаться не желаю. Выслушали меня – и большое спасибо. А теперь спокойно смотрите «Чужих».
