Текст книги "Нежное дыхание смерти"
Автор книги: Анна Малышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Комиссар поморщился, доктор хмыкнул. Ни тот ни другой не поверили секретарю, который обожал выдумывать истории про обольщенных чужих жен. В действительности же он был верен своей собственной, которую страшно боялся и которая его безбожно обманывала.
– Ладно, Джанни, – прервал его рассказ доктор. – Про эту жену ты нам, кажется, уже говорил до карнавала. Арицци, что ты будешь делать с русским?
– Что мне с ним делать? Сообщу жене, пусть приедет и заберет его. Выслать его почтой – денег не хватит, да и она может возмутиться… Родственники не любят получать такие посылки.
– Труп без сопровождения не вышлешь, – сообщил доктор всем известную истину. – А вообще-то тебе повезло. Могло быть и хуже. Наркотиков при нем не было найдено?
– Ни грамма.
– Тогда дело чистое, можно класть в стол, – кивнул доктор. – За время карнавала у меня было пять таких случаев. Но этот, конечно, хуже всех. Парень кололся через куртку, смотреть противно.
– Слушай. – Комиссар повернулся к нему. – Ты можешь точно сказать, сколько наркотика он употребил?
– Этого хватило бы на троих. Но по-моему, доконали его именно те дозы, которые были введены через одежду.
– Почему? – немедленно спросил секретарь, вытягивая сигарету из пачки, принадлежавшей Арицци.
– Да потому что уколы явно были сделаны в последнюю очередь, – пояснил доктор. – Трудно себе представить, что парень сначала наширялся до такого состояния, что стал колоться через одежду, а потом пришел в себя и, аккуратно засучив рукав, сделал последний, смертельный укол прямо в руку…
Комиссар и секретарь закивали в знак одобрения.
– О, такие уколы – последняя стадия, – продолжал врач, радуясь, что может скоротать за болтовней остаток дежурства. – Если уж они начинают колоться на такой манер – ничто их не спасет!
– За месяц можно дойти до такого состояния? – поинтересовался Арицци.
Доктор отрицательно покачал головой:
– Нет, здесь нужна тренировка… Колоться он начал не в Венеции, если это тебя волнует…
– Точно, – кивнул комиссар. – Ладно, никому не придет в голову устроить по этому поводу большую охоту на торговцев зельем.
– Разве что кто-то захочет выслужиться, – туманно заметил доктор, показывая пальцем в потолок.
– Русский был большой шишкой? – поинтересовался секретарь.
– Какое там, – отмахнулся комиссар. – Просто скульптор.
– А… – без особого интереса протянул Джанни. – Ладно, я пошел. Возьму у тебя сигарету. Пока!
Вскоре ушел и доктор, посоветовав комиссару не засиживаться и спешить домой, к жене.
«Издевается, что ли? – думал комиссар, глядя ему в спину. – Да нет, пока никто не знает, а когда узнают, то почешут языки… Никто так не любит сплетничать, как венецианцы, это верно…»
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, он принялся вспоминать свои разговоры в мастерской Джакометти. Ничего конкретного, определенного. Сначала его видели все, потом не видел никто. Кололся как зверь, работал как зверь. Малоправдоподобно, надо еще раз поговорить с Джакометти и мастерами. Нет, лучше все-таки с подмастерьями, а еще – с уборщиком, как его зовут? Серджо. Серджо именно в силу своей незаметности может больше всех заметить… Но если бы что-то заметил, сообщил бы. Если венецианец что-то хочет сказать, то говорит сразу и его ничто не удержит. Зато уж если он не хочет говорить – слова не вытянешь, а уж правдивого – тем более.
«Поэтому многие расследования в конце концов превращаются в пустую говорильню, – подумал комиссар, вспоминая прежние дела. – Я записываю в заключении не то, что было, а то, что мне соизволили наболтать. Впрочем, спасибо и на этом. Нельзя быть идеалистом. Всех нас обманывают, все мы обманываем…»
Он позвонил домой, и снова никто не взял трубку.
«Если она улетела к матери, пусть не возвращается, – решил он в сердцах. – Впрочем, сейчас ей будет трудновато улететь. Все билеты раскупаются, все покидают Венецию. Начинается мертвый сезон».
Комиссар сдал дежурство и покинул управление. Домой шел пешком, жил он недалеко. Незадолго до полуночи Арицци вошел в подъезд, поднялся по вонючей лестнице и отпер дверь. При этом ему показалось, что в комнате раздался шум. Он толкнул застекленную дверь и переступил порог. Первое, что комиссар увидел, – огромный чемодан жены, очень знакомый чемодан. Много раз этот багаж ездил с Фульвией в Геную и обратно, а потом стоял распакованным в шкафу и ждал своего часа. Теперь он был наполовину собран. Второе, что увидел Арицци, жена. Совсем готовая к выходу, она стояла перед зеркалом, куда, видимо, отскочила, когда раздался звук отпираемой двери. Было еще и нечто третье – его помощник Нино.
– Вот как, – без всяких эмоций произнес Арицци, словно именно этого и ожидал. Нино пожал плечами.
– Так выходит, комиссар, – сказал он полусмущенно-полунагло. Жена по-прежнему гляделась в зеркало, как будто это могло уберечь ее от выяснения отношений. Арицци потер одну руку о другую и полез в карман за сигаретами. Когда заговорил, поразился тому, насколько спокойно прозвучал голос.
– На этот раз, как я понимаю, ты едешь не к маме? – обратился комиссар к жене.
– Поближе, – отозвалась она.
– К нему? – Он кивнул на Нино.
– Это должно было случиться, – подал голос помощник.
– Одно скажи – давно? – Комиссар по-прежнему обращался к жене.
Та наконец обернулась, и Арицци с болью понял, что это лицо ему никогда не забыть. Можно его ненавидеть, но забыть нельзя.
– Какая разница, – сказала она, проводя ладонью по гладко причесанным рыжим волосам. Они были точно такого оттенка, как у куртизанок на картинах Тициана. – С начала карнавала.
– Хорошо. Даю тебе пять минут, чтобы убраться.
– Десять, комиссар, – вмешался Нино. – Будем реально смотреть на вещи.
Арицци поборол в себе желание броситься на него и придушить.
– Даже пятнадцать, – сказал он, глядя на Фульвию. – Но знай, что это навсегда.
Та не ответила и продолжила прерванное занятие – принялась бросать вещи в чемодан.
Вскоре они ушли.
Арицци закурил сигарету и посмотрел в темное окно. Оно выходило в закоулок, едва освещенный уличным фонарем. Тот висел на стене противоположного дома и озарял только трещины на штукатурке да капли дождя, то и дело мелькавшие в луче света. Комиссар курил, смотрел в окно и думал. Немного позже поймал себя на мысли, что думает не о Фульвии, а о другой женщине, которую никогда не видел. О жене, вернее, вдове русского наркомана с заковыристым именем.
«Завтра я закажу служебный разговор и сообщу ей новость о муже. Точнее, сообщит переводчик-референт… Но под заключением подпишусь я».
ГЛАВА 2
Алла проснулась так рано, как не просыпалась никогда. На работу ей надо было вставать в восемь, а будильник показывал начало седьмого.
«Что это я?» – удивилась женщина, еще не очнувшись окончательно. И тут же поняла, что ее разбудило – на кухне зазвонил телефон. Звонки были частые, с короткими интервалами – межгород. «Кому бы это быть?» Она вскочила и босиком побежала на кухню. Взяла трубку.
Голос звучал несколько напряженно. Говоривший мужчина словно сомневался в каждом произносимом слове. Насколько его можно было понять, он звонил из Италии.
«Аркадий? – мелькнула быстрая догадка. – Кто еще может позвонить мне оттуда? Но он не должен сейчас звонить».
– Кто это? – продолжала уже вслух удивляться Алла.
Голос в трубке набрался храбрости и выдал наконец связный текст:
– Аркадий Демин жил здесь?
– Да. – У нее ослабели ноги. Она оперлась о стену. – Кто говорит?
Он умер, – сообщил голос с некоторой долей сочувствия. – Это из полиции. Вы должны приехать и увезти его.
– Как?! Не поняла?!
– Он умер от наркотиков, – с трудом признавался голос. – Вчера вечером. Сейчас он у нас, в управлении полиции. Вы должны его забрать.
Алла не понимала и половины. Мужчина говорил с таким чудовищным акцентом, что она в отчаянии попросила:
– Перейдем на английский, пожалуйста!
Алла не решилась говорить на итальянском, который тоже когда-то изучала в институте, из-за отсутствия языковой практики.
В трубке раздалось несколько энергичных восклицаний, а потом наступила тишина. Видимо, говоривший пошел консультироваться с кем-то. Ей в голову вдруг пришла мысль, что звонил один из приятелей Аркадия – из тех, что появлялись у него сразу же, как он обосновывался на новом месте…
«Такой же непутевый бедолага… – в сердцах сказала она себе. – Откуда он звонит?»
И как только в трубке снова прорезался голос, она сразу задала этот вопрос.
– Из Венеции, – ответили ей, на сей раз по-английски. – Я комиссар Арицци. Я веду дело вашего мужа. Вы должны приехать и забрать его. Вы можете выехать сегодня?
– Невозможно, – тоже по-английски ответила она, машинально отмечая дурное произношение комиссара. – Я ничего не понимаю… Он умер, как мне сказали, от наркотиков?
Да. – подтвердил комиссар. – Слишком большая доза. Ой употреблял наркотики до Италии?
Да. – поколебавшись, ответила она, – иногда… Но я не смогу приехать так скоро… Боже май… Моя работа… Виза…
Визу мы вам закажем, зайдите в итальянское посольство, – заторопился комиссар. – Приезжайте как можно скорее… Мы не можем держать его долго…
Алла выслушала все, что он еще счел нужным сказать ей, и повесила трубку. Прошлась по кухне, натолкнулась бедром на угол стола, поморщилась, достала из пачки сигарету и жадно закурила. Ярость накипала – на мужа, на саму себя, на злосчастную судьбу…
Они познакомились в Академии художеств, где оба учились. Аркадий – на отделении ваяния, Алла – на факультете искусствоведения. Теперь она не могла бы уже сказать, чего было больше в ее чувстве к Аркадию – симпатии женщины к мужчине или восхищения его произведениями. Аркадий подавал .большие надежды. Его работы отличались художественной выразительностью, необычностью формы и оригинальностью сюжета. Алла слушала, что говорят вокруг, и в конце концов осталась в его мастерской на ночь.
Аркадий тогда изрядно выпил, и Алле не пришлось краснеть за то, что она навязалась, – он ничего не помнил. Утром они выпили дешевого кофе, сваренного им на электроплитке, и Алла задергалась еще на несколько часов. Особого удовольствия не получала, но говорила себе, что это в конце концов не главное…
Что было главным, Алла и сама не знала. Знала только то, что Аркадий этим «главным» обладал. Может, это был талант, может, мягкий, уступчивый характер… Его податливость и радовала, и раздражала Аллу. Радовала – потому что ни одно ее решение не встречало противодействия. Раздражала – потому что и решения других людей противодействия не встречали…
«Отсюда и его приключения на стороне, и выпивки, и наркотики в конце концов… – думала теперь Алла, прислушиваясь к своим чувствам. Чувств оказалось много, но среди них, как ни странно, не было горя. Наоборот, что-то вроде злорадства. – Я так и думала! Я так и знала, что он кончит этим!»
На плите свистнул закипавший чайник, и Алла размешала ложку растворимого кофе в чашке горячей воды.
«А кто виноват, что он довел себя до такого? – продолжала она спорить с кем-то. – Только не я! Да ведь сколько я возилась с ним, когда обнаружила! Сколько мы лечились! Разве мало сделала для него?! И вот – пожалуйста! Только слез с иглы, поправились дела, ему снова дали хороший заказ – все псу под хвост! Стоило деньги на врачей переводить… А обвинят, конечно, меня… Скажут – довела талантливого человека, проклятая баба, сломала ему жизнь! Да я ему спасала жизнь, если хотите знать».
И тут Алла поняла, с кем спорит. Все обвинения в ее адрес принадлежали самому Аркадию. Конечно, ему, а кому же еще? Ведь друзей у них давно не было… Общий круг знакомых распался тогда, когда Аркадий стал баловаться наркотиками и у него завелись новые друзья. У Аллы, к тому времени кормившей его своими статьями и переводами с английского и итальянского, иной раз не хватало злости, яростных обвинений, когда она обнаруживала исчезновение из дома очередной дорогой вещи, когда-то заработанной самим же Аркадием. Она ругалась, уходила к маме, даже пробовала его бить… Тогда-то он и высказывал ей.
– Хорошо же, – сказала вслух Алла. – Я все сделаю для него, в последний раз…
Она собралась с мыслями. Следовало поехать на работу, в издательство, предупредить об отъезде, взять отпуск за свой счет, если ее не отпустят просто так. Надо заехать в посольство, взять визу…
«Выпало ему счастье раз в жизни увидеть Венецию… Увидеть Венецию и умереть… – Она горько усмехнулась. – А сколькими поездками я пожертвовала ради него! Сколько возможностей побывать в загранке упустила, выгодных предложений! Приходилось цепляться за низкооплачиваемую работу, которая давала возможность сидеть в Питере. Все – только для того, чтобы следить за ним, не давать срываться! Все – для того, чтобы он не водил в дом своих бомжей-приятелей… Боже, ведь не только он опустился, вместе с ним опустилась и я! Когда я была в театре?! Три года назад?! Пять лет не была в отпуске! Почему раньше не ушла от него?! Потому что надеялась! Ведь когда он приходил в себя, делал такие работы… Нет, талант у него был, он не успел окончательно его погубить… Но как редко бывали проблески! Он работал затем, чтобы получить деньги и уйти в загул!»
Алла прошла в комнату – в единственную комнату их маленькой квартиры. Раньше у них была хорошая, просторная, двухкомнатная квартира в доме улучшенной планировки, но ее пришлось обменять на конурку с доплатой после того, как обнаружился огромный долг, сделанный Аркадием. Деньги ушли на наркотики. Мысль о деньгах потянула за собой другие мысли.
«Он три месяца назад оставил три тысячи долларов… Как я радовалась, дура! Получил авансом от заказчика за свою работу… Снова стали ему платить, доверять… Первые большие деньги… И с иглы он слез, я надеялась – уже навсегда. И вот все пропало. Сколько я проезжу теперь? В Венецию и обратно. А там? Это дорогой город. Сколько придется там пробыть? Два дня? Три? И все деньги ухнут на это, останусь у разбитого корыта… Подстроил последнюю подлянку, но какую! Даже умереть не смог по-человечески! Стоп… Что же это я? Ведь он поехал по путевке Академии художеств – пусть Академия и заботится о том, чтобы тело привезли. Надо зайти туда».
Алла разволновалась и спешно принялась одеваться. Распахнула дверцу шкафа, торопливо натянула теплые колготки, юбку, свитер, напудрилась и подкрасила губы. Посмотрела в зеркало. Оттуда на нее взглянула женщина лет тридцати – невыспавшаяся, растерянная… Карие глаза в припухших со сна веках, нездоровая бледность, которую не могла скрыть косметика.
«Мне нужен отдых. Вот я и отдохну в Венеции… Какая дурацкая судьба! Почему у меня все в жизни так?»
Она с досадой отвернулась от зеркала и собрала сумочку. Положила загранпаспорт, деньги, расческу, в зубьях которой осталось несколько ее темных волос. Вздохнула и велела себе не волноваться, не переживать. Все равно уже ничего не поправишь.
В десять утра она уже стояла в канцелярии Академии художеств и чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
– Но разве вы не знали, что Демин был исключен? – раздраженно выговаривала ей старушка, ведавшая путевками для студентов.
– Знала, – слабеющим голосом произнесла Алла. – Аркадий сказал мне, что путевку дала академия…
– Ас какой стати? – Старушка затянулась «Беломором» и сделала резкий жест рукой. – Я Демина прекрасно помню, моя дорогая… Когда-то он действительно мог рассчитывать на путевку, но потом, когда занялся наркотиками…
– Постойте, объясните по порядку! Я знала, конечно, что он был исключен с четвертого курса за наркотики, но он мне сказал, что академия провела оплату в Венецию и дала ему направление… То есть заплатил он сам, через вас…
– Ничего подобного! – желчно ответила старушка. – Мы такими вещами не занимаемся… Вы, милочка, сказали, что он сам заплатил? Так почему же он не мог обойтись без нас, раз у него были деньги? Что-то он напутал! У нас такое не практикуется!
Алла закрыла глаза, стараясь справиться с нервной дрожью. Значит, обман! А как солидно, успокоительно звучало это вранье в его пересказе! «Академия во мне заинтересована! Меня восстановят на четвертом курсе! Это испытательный срок! Академия нашла заказчика! Академия то, академия се!»
А старушка тем временем увидела молодую напарницу, только явившуюся на работу. С невыразимым ехидством в голосе она окликнула ее:
– Лидочка, помнишь того скульптора, ну, Демина! Он, представь себе, наврал, что мы его посылали в Италию!
Напарница замороченно посмотрела в сторону Аллы и вдруг узнала ее.
– Это вы? – воскликнула она. – Аллочка, но мы его никуда не посылали, просто не могли бы послать!
– Все уже понятно, – пробормотала Алла, пытаясь скрыться от позора. – Ладно, спасибо, что просветили.
– А что с ним случилось? – поинтересовалась Лида. – Он же, кажется, кололся, да?
– Он умер, – ответила за Аллу старушка. – Чего и следовало ожидать.
Алла отвернулась и, ни слова не говоря, захлопнула за собой дверь. Она быстро прошла по длинному безлюдному коридору, свернула на лестницу и там остановилась, достав из сумочки сигарету. В голове у нее был полный сумбур, и она уже не чувствовала себя так уверенно, как утром. Тогда, после звонка из Венеции, все было хотя и грустно, но просто и ясно. Алла знала, что ей следует делать, к кому обратиться…
Она снова восстановила в памяти подробности его отъезда и поразилась своей беспечности. Алла даже не подумала тогда о том, чтобы проверить, насколько сказанное им соответствует истине. Кто дал ему сногсшибательный заказ? Она этим не поинтересовалась. Он сказал – академия нашла заказчика, и это ее совершенно убедило и успокоило. Академия – знак качества, гарантия надежности… Алла не спросила ничего. И теперь корила себя за это.
«Значит, заказ он нашел где-то на стороне. Кто же осмелился с ним сотрудничать? Явно кто-то новый, кто ничего не знал про наркотики… Ах, почему я не узнала у него всю правду! Ведь он мог подписать с заказчиком контракт с неустойкой, как обычно делается, особенно когда платят авансом… А раз он кололся в Венеции, да еще так, что умер, то мог ничего не сделать! Мне ли не знать, что когда он кололся – работать не мог… И теперь все претензии могут предъявить мне! Сколько он взял с собой? Тысячи три тоже… Три мне, три ему… А если не три? – пришла ей в голову ужасная мысль. – Если еще больше?! Если контракт был дорогой и неустойка разорит меня дотла?!
Она порылась в сумочке, нашла в блокноте название мастерской, куда отправлялся работать и учиться Аркадий. «Луиджи Джакометти». У Палаццо-Грасси. Знать бы телефон… Нет, телефона он мне не дал, сказал, что сообщит, но ничего не сообщил… Два месяца молчал, потом позвонил… Ему не было дела до того, что я извожусь от тревоги… Он вообще считал, что мне до него дела нет. Да было мне до него дело, было! Только какая любовь выдержит такое!»
И она вспомнила свои мучения за последние годы. Вспомнила, вздохнула, бросила сигарету в урну и вышла на улицу.
В итальянском посольстве проблем не возникло. Визу тут же дали, комиссар, как и обещал, предупредил служащих о ее визите. Там же ее познакомили с формальностями, касавшимися перевозки тела из Италии в Россию.
От этих формальностей ей стало дурно, но она велела себе крепиться.
«Началась последняя, может быть, полоса неудач… – уговорила себя Алла, посещая кабинет за кабинетом, объясняясь с чиновниками, подписывая бумаги. – Я привезу его тело, но прежде узнаю у Джакометти, выполнил ли Аркадий заказ… И если окажется, что выполнил, вздохну спокойно…»
Обеденное время застало ее на Невском проспекте, в кофейне напротив международных касс «Аэрофлота». Она пила скверно приготовленный кофе и жевала бутерброд с сыром. День выдался морозный, и у нее осталось одно желание – поскорее добраться до дому и лечь в горячую ванну.
Потом Алла стояла в очереди и покупала билет – туда и обратно, как ей посоветовали в посольстве.
«Тело вам выдадут сразу, – уверяли ее там. – Проблем не будет».
Она слушала их, сжав зубы, и говорила себе, что только в таких случаях ей и везет. Сразу выдают тело. И ничего, что касается удачи, любви, денег, судьба не выдает ей так охотно, так быстро…
, Потом заехала на работу, поделилась скорбной новостью с сотрудницами, приняла их соболезнования, убедилась, что без отпуска за свой счет не обойтись, и восприняла эту новость как последнюю неудачу дня. После чего отправилась наконец домой.
Последней каплей стали разговоры с родителями – разумеется, по телефону. Они жили слишком далеко, чтобы добираться до них. На это ушел бы еще час, а такого она бы уже не вынесла.
– Как же так?.. – только и повторяла ее мать. Та любила Аркадия. – Доченька, но как же он так?..
– Мама, я сто раз тебе повторила как! – сухо ответила Алла. – Наширялся больше, чем смог перенести, вот как!
Мать охнула, как будто слышала это впервые.
– Он не был ангелом, говорю тебе! – продолжала дочь. – Почему ты жалеешь только его, почему не меня?! Сколько мне еще предстоит мучиться из-за него! Ты можешь позволить себе роскошь поплакать, да, я слышу, как ты рыдаешь… А я не могу! Ты его видела раз в месяц, а я – каждый день!
Мать умолкла. Алла едва переводила дух.
– Доченька, не будь такой… – попросила ее наконец мать. – Аркашу жалко…
– Довольно… – Алла еле сдерживалась. – Собственно, дело сводится к тому, что я уезжаю. Мне надо его привезти. И вот что еще, мам… Я тебя прошу – позвони его матери сама… Я не могу.
С матерью Аркадия у Аллы были напряженные отношения. Та почему-то считала, что именно сноха стала причиной болезни Аркадия. И разубедить ее не могло ничто.
– Хорошо, – раздалось в ответ. – Только, Аллочка… Как-то вам надо помириться… Теперь, когда Аркаша…
И мать всхлипнула.
– Именно теперь, когда он умер, я надеюсь разорвать с ней всякие отношения, – отрезала Алла. – С меня довольно этой семейки… Жизнь загублена, а мне только двадцать восемь!
На этом неприятности закончились. Алла посидела на кухне, выкуривая последнюю за день сигарету и глядя в потолок. Горе? Нет, это было не горе. Скорее оцепенение чувств да еще злость… На него, на себя, на свою несчастную судьбу…
Спать она легла пораньше, решив собрать вещи завтра утром. Самолет улетел после полудня.
Венеция встретила ее свинцовыми облаками и резким, порывистым ветром. Больше никто не встречал. Она застегнула до конца «молнию» на куртке и ступила на негостеприимную землю. Все вещи уместились в маленькой сумке, с которой Алла решила не расставаться, пока не выяснит все до конца. И прежде всего отправилась в управление, адрес которого дал ей комиссар, скверно говоривший по-английски.
– Это все? – спросила она, поговорив с ним полчаса и совершенно замучившись от его произношения. – Больше вы ничего не предприняли? А почему вы не выяснили, как и когда он начал употреблять наркотики? – Она старалась строить фразы попроще, чтобы комиссар ее понял. – Вы знаете, что три месяца назад, когда он уехал в Венецию, был совершенно здоров?
Комиссар напряженно слушал ее, и в какой-то миг на его лице возникла неуверенная улыбка.
– Три месяца? – проговорил он. – Нет, он был здесь всего месяц.
– Три! – подчеркнула она. – Три месяца назад он уехал сюда!
– Один! – упорно твердил комиссар. – Один месяц, синьора!
– Как же так? – растерянно произнесла Алла.
Аркадий ее обманул! Где же он был два месяца?!
Где он был с середины ноября, с тех пор как «уехал»? Ей стало так дурно, что она с трудом удержалась на ногах.
Комиссар в это время что-то говорил, но она едва слышала его. Сейчас волновало только одно – насколько обманул ее муж? Все было ложью в его словах или не все? Где он был два месяца? Кто дал ему заказ и деньги? И выполнил ли он заказ?
Она пришла в себя и услышала:
– Может быть, ваш муж был здоров, когда приехал сюда, но за месяц дошел до такого состояния, что начал колоться через одежду…
– .Как? – машинально переспросила Алла. – Через что?
Комиссар слегка смутился, видимо прекрасно сознавая несовершенство своего английского. Он попытался объяснить еще раз:
– Ваш муж сделал себе два укола прямо через одежду. Так говорит доктор.
– Ужасно, – только и произнесла она в ответ. – Комиссар, я должна поговорить с хозяином мастерской.
Арицци растерялся еще больше.
– Но зачем? – попробовал возразить он. – Расследование кончено, оно было сделано по всем правилам, вы не можете упрекнуть меня в небрежности…
Последнее слово он исказил так, что Алла едва поняла его. Она упорно стояла на своем:
– Мне необходимо поговорить с Джакометти, потому что есть вещи, которые касаются только его… Это мои личные проблемы.
Комиссар тяжело вздохнул. Он свято поклялся Джакометти, что больше не станет беспокоить его. Кроме того, ему не нравилась эта русская. Слишком она была упряма и привязчива, слишком быстро говорила по-английски, так что ему приходилось напрягать все силы, чтобы что-то понять.
Он сделал последнюю попытку.
– Джакометти собирался уехать из Венеции, – сказал Арицци, с удовольствием наблюдая за охватившим женщину смятением. – Я думаю, уже уехал.
– Вот как? – раздраженно произнесла она и поднялась со стула, пол вокруг которого уже был усыпан пеплом ее сигарет.
Курила она слишком много, и это тоже не понравилось комиссару. «Нервная особа. Впрочем, как все жены наркоманов… Была бы симпатичной, если бы не так зазнавалась… Как она со мной говорит, прямо милость оказывает. Я не позавидую Джакометти…»
– Когда я смогу забрать тело? – спросила Алла, защелкивая сумочку.
Сегодня вечером, – задумчиво ответил комиссар. – Вообще-то это не здесь… Вам нужно будет поехать в морг, мы дадим сопровождающего…
«Нино, – решил он. – Вот кого я пошлю с ней. Это будет ему наградой за те дурацкие часы, которые я провел, ожидая Фульвию. А они там все время ссорились! Ссорились, пока она снова не собрала чемодан и не вернулась домой! Даже суток не выдержали вместе!»
Комиссар пришел в благодушное настроение, приняв решение, и послал за помощником. Тот явился и мельком посмотрел на русскую посетительницу. От его всегдашней беззаботной веселости не осталось и следа.
«Крепко его потрепала Фульвия!» – удовлетворенно отметил комиссар и обратился к нему:
– Поедешь с этой особой. В морг, за телом. Дамочка еще та, скажу тебе… Главное, побыстрее спихни ее прочь и не пускай к Джакометти, а еще лучше – скажи сейчас ей, что он уже уехал. Сможешь по-английски?
– Не смогу, – признался Нино, но тут заговорила русская. Заговорила по-итальянски, и комиссар с помощником застыли, как громом пораженные.
– Я смогу по-итальянски, – холодно сказала она. – Смогу даже переводить то, что вы говорите друг другу. Итак, Джакометти уехал?
Комиссар натянуто улыбнулся.
– Синьора, он большой человек и просил его не беспокоить. – Арицци тоже перешел на итальянский. – Надеюсь, вы нам поверите, что персонал мастерской был опрошен самым тщательным образом.
Это меня не волнует, – ответила Алла, переводя взгляд с комиссара на его помощника. – Тело можно забрать вечером? Хорошо. А сейчас я должна увидеться с хозяином мастерской. Надеюсь, вы меня проводите?
Она обращалась прямо к Нино, и тому ничего не оставалось, как согласиться.
– Конечно, синьора, – торопливо и любезно заговорил он. – Я провожу вас. Но это будет не так уж интересно.
– Я сама хочу в этом убедиться. Вы идете?
– Через минуту он вас догонит, – вмешался комиссар. – Нино, на два слова.
Алла вышла, и мужчины остались наедине. Нино тоже предпочел бы выйти. Ему казалось, что комиссар держит камень за пазухой и недалек тот миг, когда камень этот полетит в его голову. Ему не верилось, что комиссар забыл нелепую историю с Фульвией. Но вместо камня ему была предъявлена улыбка. А улыбаться Арицци умел так, что все сомнения в его благожелательности сразу куда-то исчезли. Нино слегка ободрился.
– Комиссар, жуткая дама! – прошептал он, оглядываясь на дверь. – Она знает итальянский? Как мы влипли!
– Ничего. – Арицци нервно потер руку. – Главное, она не предъявляет претензий к самому следствию. Да и что она может предъявить? Пусть сама отвечает за пороки своего муженька… И она все это, думаю, понимает… Но вот какая штука, Нино!
Тот округлил глаза.
– Дело в том, что русский, оказывается, сбежал из дома три месяца назад! А ей сказал, что едет сюда!
– Понимаешь? Он где-то проторчал два месяца перед приездом в Венецию…
– Надеюсь, на этом основании нас не заставят продолжать дело? За эти два месяца он мог натворить что угодно. А нам копать! Вот что я скажу тебе, комиссар… – Нино робко воспользовался своей давней привилегией называть Арицци на «ты». – От русских одни только проблемы…
– Я видел его паспорт, – утешил помощника Арицци. – Он получил визу месяц назад. То есть в Италии он точно ничего не натворил. Он сидел дома, в России… И мы им больше заниматься не будем.
Нино согласно закивал.
– А вот что я думаю, комиссар… – Он быстро осваивался в своей прежней роли – роли преданного помощника, «своего парня». – Я думаю, он провел эти месяцы в каком-нибудь теплом местечке…
Эту тему он развивать не решился, вовремя вспомнив, что такое теплое местечко недавно было дома у него самого. Только там находилась Фульвия.
– Ладно, Нино, – ласково кивнул комиссар. – Это нас уже не касается. Вообще, чего бы я ни отдал, чтобы этот русский со своей нервной женой убрался из Венеции первым же самолетом… А тебе задание – веди себя сдержанней и как можно больше тяни с визитом к Джакометти… Ну, покажи ей какой-нибудь дворец, что ли…
– Я могу прокатить ее на катере по Канале-Гранде.
– Сделай все, что можно. Пусть у тебя, к примеру, сломается катер. Мне тебя учить не надо. А я тем временем позвоню в мастерскую и предложу Джакометти закрыться на большой замок и сидеть тихо-тихо. Я не могу с ним ссориться.
– Да? – удивился Нино. – Комиссар, но ты с ним не очень-то церемонился.
– Не в духе был, – неохотно пояснил Арицци, предпочитая не уточнять, почему именно он был не в духе. Нино отвел глаза. – А теперь пришел в себя. С аристократами ссориться не стоит, я тебе уже говорил это… У него хорошие связи среди отцов города… И мне уже дали это понять…
– Ясно, – кивнул Нино. – Наша красавица увидит Венецию. К Джакометти я ее не пущу…
И он покинул управление в совершенной уверенности, что Арицци все забыл и зла на него не держит.
Комиссар отвернулся к окну и закурил. Фульвия вернулась. Все прошло, но горечь осталась. «Нино у меня еще попляшет…»
– Что вы предпочитаете? – с утонченной любезностью расспрашивал помощник комиссара Аллу. – Палаццо или церкви?
– Я предпочитаю Палаццо-Грасси, – холодно ответила та. – И быстро!
– Значит, палаццо, – уточнил Нино. – Тем лучше, потому что церкви уже закрыты, синьора… Обратите внимание, Палаццо-Бальби! Чудный вид, превосходное освещение!