Текст книги "Кто придет меня убить?"
Автор книги: Анна Малышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)
Лиза сделала шаг ему навстречу. Он, застегивая боковой карман на куртке, двинулся к ней.
– Расплатился? – тихо спросила Лиза. – Сколько с меня?
– Нисколько, – ответил он.
– То есть как?
– Я вас угостил.
– Так мы не договаривались! – запротестовала Лиза, – Там тысяч на девяносто набежало, да и с какой стати ты меня угощаешь?
– Просто так, – ответил он. – А что такое?
– Опять ты со своим «что такое»! – возмутилась Лиза. – На, получи деньги, и пока!
Она достала из сумочки две пятидесятитысячные бумажки и стала запихивать их парню в карман. Тот прикрывал его рукой. Проходящая мимо девушка кинула на них взгляд, и Лиза опустила руку со скомканными деньгами. Парень тяжело дышал, не сводя с нее глаз.
– Ладно, черт с тобой, – сказала Лиза. – Спасибо за угощение. Как тебя, кстати, звать?
Парень снова засмущался. Лиза рассердилась – сцена с деньгами лишила ее самообладания, она теперь чувствовала себя неловко: издевалась, издевалась над человеком, а он оплатил такой счет… Резко спросила:
– Ну что? И это тоже тайна? Меня вот Лизой зовут. Журнал такой есть, понял?
– Феликс, – послышалось в ответ.
– Что – Феликс? – не поняла она.
– Меня зовут Феликс, – с вызовом сказал он.
Лиза хотела сдержаться, но не смогла – глупо захихикала, на миг почувствовав себя школьницей.
– Ой, прости… – вырвалось у нее, но было поздно, он снова помрачнел, поднял бровь и смотрел на нее с плохо скрытой обидой. – Я не хотела… Меня другое насмешило.
– Наверное, хотела прибавить «Дзержинский»? – поинтересовался он. – Меня уже задолбали этой кликухой…
– Но я ведь ничего не сказала, – уже спокойно возразила она. – Просто необычное имя. А почему тебя так назвали?
– Мама хотела, – пояснил он. – Но не в честь Дзержинского, а в честь дедушки. Дедушка был поляк.
– Ты даже похож на поляка… – задумчиво сказала она.
– Мне говорили… – Он достал сигареты, протянул Лизе. Та закурила, поинтересовалась:
– Ты никуда не торопишься?
– А что?
– Ничего. Ты думал, я тебя куда-нибудь приглашу? Никуда не припашу, с деньгами туго. И вообще, мне надо домой. Просто я подумала, а вдруг у тебя много свободного времени и ты поедешь за мной…
– Делать мне больше нечего.
Но его заносчивый тон не обманул Лизу. Она сощурилась, повернулась к нему лицом и отчетливо произнесла – Слушай, Феликс, ты замечательный парень, наверное, хороший друг и, во всяком случае, умеешь заплатить за даму в кафе… Но мне почему-то не нравится, что я тебя встретила сегодня два раза подряд в двух разных местах.
Он отступил на шаг, покачал головой, пытаясь что-то возразить, но Лиза не дала ему сказать ни слова.
Она решительно говорила, будто приказывая:
– Ты никуда не пойдешь! Понял меня? Будешь стоять здесь, у кафе, пока я не уйду. Через десять минут иди куда угодно.
– Лиза, я не понимаю… – начал он. – Я вовсе не следил за тобой. Почему ты…
– Слушай, я не говорю, что следил! – взорвалась она.
Из кафе вышла шумная компания, на миг разделила их, она пригладила разметавшиеся по плечам волосы. Потом шагнула к нему, взяла за рукав и по слогам, как ребенку, растолковала:
– Не обижайся, но тебе придется здесь постоять.
Я не хочу, чтобы ты снова случайно поехал за мной.
Я тебя ни о чем не спрашиваю. Может, это правда совпадение, а может, нет. Но тогда ты мне все равно ничего не скажешь. И вообще, тебе пора домой. Ты далеко живешь?
– Рядом, на «Каширской», – ошеломленно ответил он. – Всего две станции.
– Рехнулся ты, что ли? – Она постучала пальцем по лбу. – Какие две?!
И вдруг увидела в его гладах нечто, что заставило ее содрогнуться. Он быстро отвернулся и побежал прочь, на Тверскую. Лиза оставалась стоять на месте, она не могла сделать ни шагу. Из кафе снова кто-то вышел, она, чтобы не стоять на дороге, отошла к стене дома, потерла ладонью лоб. «Он сказал – две станции, рядом… – стучало у нее в голове. – Но от „Тверской“ до „Каширской“ шесть станций, шесть! Мне ли не знать, я каждый день езжу по той ветке, А вот до меня – всего две. От „Каширской“ до „Царицыно“ – всего две станции, рядом. Он проговорился, он имел в виду меня, мою станцию… Он знает, где я живу. Он убежал!» То, что Феликс убежал, подействовало на нее сильнее всего. Если бы он не кинулся прочь, она, быть может, ничего бы не поняла. Теперь сомневаться не приходилось – он за ней следил.
– Девушка, вам не скучно? – Какая-то качающаяся тень выросла перед нею. Лиза подняла голову, решительно шагнула в сторону, увернулась от пьяных объятий ночного незнакомца и быстрым шагом пошла туда, где скрылся Феликс. Разумеется, выследить его на Тверской было невозможно. Но она все же внимательно смотрела по сторонам. Увидела размалеванную девицу, провинциальную супружескую пару, подростков у киоска со спиртным… А перед нею тянулась сияющая перспектива длинной улицы. И на этой улице не было никого, хоть отдаленно похожего на Феликса.
"Но ведь не сошла я с ума, – сказала она себе, идя к метро, – Он был, я его видела, разговаривала с ним… Что я узнала о нем? Дедушка поляк, мамино кольцо, живет на «Каширской», врал, что денег нет, а сам расплатился за меня в кафе. И еще, он ужасно чего-то боится. Прямо до смерти! И следит за мной.
Кольцо – предлог, чтобы зайти в ломбард… Постой-ка! – оборвала она себя. – Как же так? Откуда он знал, что я пойду в ломбард? Я ведь ему не докладывала! Если предположить, что он знает, где я живу, и следил сегодня за мной от самого дома, тогда он никак не мог знать, куда я еду. Разве что в магазине подслушал мой разговор с продавщицей… О Боже!"
Ей вдруг вспомнился парень, которого она чуть не сшибла при выходе из ювелирного магазина. Тогда ей только бросилась в глаза его кожаная куртка, но теперь она была уверена, что это был он! Значит, следил за ней уже на Сухаревской площади… До ломбарда ее довел, ему пришлось туда войти. Не мог же он знать, что она пойдет туда! И после, раз уж доследил до самого кафе, не мог никуда отлучиться, чтобы раздобыть кольцо… Значит, оно было при нем с самого начала. "Какая я дура! – вдруг застонала Лиза, даже приостановившись на мгновение. – Ведь кольцо было мужское! Он снял его с собственного пальца!
Соврал, что кольцо мамино, и я поверила – оно небольшое . А у него-то какие пальчики?! Не у каждой женщины такие есть… Я идиотка. Зачем я вообще с ним разговаривала! Представляю, как он испугался, когда я подозвала его, кивнула, что-то сказала… Так засветиться перед тем, кого выслеживаешь! А ведет он себя глупо. И следить не умеет. Я тоже не умею, но уж за квартирой проследила, когда мне было надо.
Ну, умеет он следить или нет – не мое дело. Главное, что он следит за мной! Зачем я его отпустила!
Парень совсем зеленый, и я смогла бы вытрясти из него все! Прижала бы к стенке и шпыняла под дых, пока не заговорит…"
Она ругала себя напропалую. Теперь Феликс (если только это его настоящее имя), будет осторожней. Он понял, что его раскололи, и не станет показываться ей на глаза. Разумеется, он может опять проколоться, но тогда она его не отпустит! Так Лиза рассуждала про себя, спускаясь в метро и поражаясь больше всего тому, что ей не было страшно. Кого-кого, а этого мальчишку она совсем не боялась. Не потому, что была старше его – она видела таких страшных подростков, перед которыми спасует любой мужик. И не потому, что он был такой домашний, такой «маменькин сынок». Больше всего ее обнадеживало ощущение своей власти над ним.
А ведь эта власть реальная – он смущается, пугается, начинает паниковать или улыбается своей нерешительной улыбкой. Может быть, она просто нравится ему, а может быть, он привык слушаться старших, вообще всех. Да, именно такое он производил впечатление – мальчик, которому можно приказывать все, что угодно.
Но только что приказывать? На что он способен?
"Во всяком случае, он не способен меня убить, – решила Лиза. – Не способен скрывать свои чувства.
И бояться его не надо. А надо… Взять за шкирку и тряхнуть хорошенько! Если он просто в меня втюрился и поэтому следит, я просто-напросто разобью ему сердце. Это будет очень полезно в его возрасте. Умнее станет! А если…" Но что «если», она додумывать не стала. Подошел ее поезд, она вошла в раздвинувшиеся двери, уселась на диванчик и закрыла глаза. Время от времени она их открывала, оглядывала вагон и снова погружалась в дремоту. Феликса здесь не было, да она и не рассчитывала его где-нибудь увидеть этим вечером. Сидит, наверное, дома, пьет чай с вареньем и оправдывается перед строгой мамочкой.
До дома она добралась без приключений, наскоро перекусила, вымыла волосы и улеглась в постель. Телефонные звонки, которые тревожили ее все утро, больше не повторялись. Теперь она готова была спорить, что звонил Феликс. «Либо заговорить не решался, либо проверял, дома ли я, – решила она. – Придурок!»
Лиза расчесала влажноватые волосы, повернулась на живот и уснула. Ни телефон, ни страшные сны ее не тревожили.
* * *
Мужчина в коричневом халате был на кухне, когда зазвонил телефон. Звонки были резкие, какие-то безумные, и он сразу сорвал трубку. Понял, кто звонит, еще до того, как услышал ее голос. Она закричала в трубку:
– Привет! Милый!
– Ты с ума сошла… – тихо ответил он, косясь на дверь. Дверь была прикрыта, в соседней комнате работал телевизор, но он слишком хорошо изучил свою жену. Подслушивать она умела прекрасно.
– Почему с ума сошла? – Голосок в трубке стал издевательским, зазвенел на высоких нотах:
– Нас что, слушают? Передай ей горячий привет из Парижа!
– Не болтай чепухи, – оборвал он ее. – Почему ты звонишь сюда? Мы договорились…
– Нипочему, – ответила она. – Мне просто тебя не хватает!
– Я сам позвоню тебе завтра. – Он почти шептал, но связь была прекрасная, она слышала его. И отвечала:
– Не хочу завтра, хочу сейчас! Милый! Я скучаю!
Скажи… – Голосок стал серьезным. – Ты уже там был?
– Нет. Там творятся хорошенькие дела.
– Что случилось? – забеспокоилась она. – Неужели…
– Не говори по телефону, – быстро сказал он. – Я тебе позвоню потом, сколько можно говорить! И откуда у тебя деньги на переговоры?
– Я хорошо получила за одну рекламу, – ответила она грустно. – Так, один паршивый шампунь… Знаешь, французы такие сволочи…
– Неужели? Я кладу трубку.
Такого тона она не выносила. С ней можно было говорить или восхищенно, или просто грубо. Но пренебрежительно – никогда! Она помолчала и визгливо ответила:
– Понятненько! Все понятненько! Вы там спелись с ней, да? С ней?!
– Идиотка, – ответил он. – Клади трубку. Я тебе позвоню.
– Нет, миленький, это я тебе позвоню! И не думай меня обмануть! Я не для того все разузнала, чтобы ты там сварганил дело без меня! Говорить не хочешь? Ее боишься? Я все поняла.
– Дурочка… – уже ласково прошептал он; в трубку. – Что ты там придумала? Все в порядке. У нас с тобой все просто замечательно.
– Да?.. – Она плакала, сопела и тяжело переводила дыхание. – Прости меня… Мне пора лечиться. Я не могу без тебя жить!
– А я без тебя, – вынужденно ответил он.
– Да? Милый… – Она уже успокоилась и заговорила разумней:
– Но как же с тем делом? Почему ты до сих пор там не побывал? Это же так просто, надо только руку протянуть…
– Я ее протяну, – пообещал он, опережая ее следующие слова. Больше всего он боялся, что она в порыве чувств заговорит обо всем по телефону. – Я обещаю, уже скоро. Положись на меня! А как ты там, в городе Париже?
– Хорошо, – вяло ответила она. – Хорошо. Я не могу больше! Не могу!
– Ну видишь, какая ты… – Он уже сильно нервничал, жена могла войти в любую минуту. – То тебе хорошо, то ты больше не можешь… Тебе бы мои проблемы.
– Скажи мне, – прошептала она, – ты не спишь с ней?
Этот ее вопрос всегда бесил его больше всего, но теперь он ответил почти ласково:
– Нет, конечно… Я даже не прикасаюсь к ней.
Она вздохнула и уже совершенно спокойно заключила:
– Тогда я счастлива. Правда, милый, я счастлива!
Который там у вас час?
– Начало второго.
– А у нас всего десять! – засмеялась она. – Знаешь, меня тут пригласили в одно место… Будем тупо развлекаться. Ты ведь не ревнуешь?
– Ужасно ревную, – злобно ответил он. – Все, пока! Я тебе потом позвоню!
И повесил трубку, не дожидаясь ответа. Она могла болтать бесконечно и уже привыкла, что он бросает трубку. Потом он открыл дверь, заглянул в комнату… Там было темно, жена смотрела телевизор. Ее лицо было непроницаемо, и она даже не повернула головы в его сторону.
Глава 7
Олеся послушала гудки, отняла трубку от уха, медленно положила ее. Выругалась, и ее голос странно прозвучал в тишине маленькой квартирки.
– Болван! – сказала она, чтобы еще раз услышать свой голос. – Он так и не решится! А я не попаду в Москву раньше ноября!
Ей надо было спешить – Борис ждал ее в половине одиннадцатого, а до бульвара Клиши надо было добираться на такси по крайней мере двадцать минут – если повезет! Он всегда приглашал ее в свою холостяцкую квартиру и никогда – в свой особняк.
Она только знала, что он расположен где-то в Пасси, но никогда там не была. Разумеется, он был женат и имел двоих детей. Дочь, кажется, ее ровесница.
Она была уже почти одета: черные чулки на подвязках, короткое платье из лилового бархата, с большим вырезом на спине… Олеся откинула назад свои длинные высветленные волосы, подошла к зеркалу – громадному зеркалу от пола до потолка. Платье сидело превосходно. Да, на ее тонком длинном теле без всяких признаков женских округлостей все сидело превосходно. Борис обожал такие фигуры, особенно его возбуждали ее бедра – совсем мальчишеские, не толще его собственной шеи. Лодыжки можно было легко обхватить двумя пальцами, коленки изящные, но не костлявые, как бывает у истощенных моделей. Нет, Олесе не приходилось сидеть на зверской диете, чтобы выглядеть так! Она считала, что те девушки, которые изнуряют себя голодом, ничего не добьются на подиуме. Фигура либо есть, либо ее нет. А голодать… От этого секутся волосы, слоятся ногти и чувствуешь себя ужасно. Конечно, пирожных и она не могла себе позволить. Борис, наверное, уже накрыл стол – красное вино, не из тех, что подают в бистро, а что-нибудь особенное, парочка салатов из морских продуктов и что-нибудь еще… Хорошо, если фрукты, она их обожает! Особенно любит ягоды – клубнику, малину, – и Борис это знает – они будут стоять на столе в изящной корзиночке из дорогого магазина.
Но сейчас она разметала бы этот стол, разорвала скатерть и даже свое платье! Ожидание сводило ее с ума, то, что происходило в Москве, лишало ее покоя.
Точнее, в Москве все еще ничего не происходило!
И это после того, как она все ему рассказала, дала такие точные указания, точнее некуда! Только руку протянуть… А может, он уже протянул! Тогда она остается в дурах и совершенно зря поедет сейчас к Борису… Это будет слишком…
Вечер был прохладный, хотя настоящие холода еще не наступили. Олеся накинула на плечи кожаную куртку, обула черные туфли на такой шпильке, которая едва-едва позволяла ей ходить. Подвела свои бледно-зеленоватые глаза, накрасила губы несколькими мазками – брала помаду на кончик пальца и накладывала на губы. Этому способу краситься – новомодному – ее научили во время работы над последней рекламой. Рекламу она ненавидела, хотя та давала основные деньги, работа на подиуме оплачивалась куда хуже. Она ведь не Линда, не Синди, не Клаудиа Шиффер! Мелкая сошка, московская девчонка девятнадцати лет, с такой фигурой, какой в мире моды не увидишь. Правда, фигура идеальная, но смотря на чей взгляд… Она помнит, как еще в Москве ей говорили: «Ты уж слишком бесполая, бюста нет совсем». Действительно, она никогда не нуждалась в бюстгальтере. Но при этом не переживала – всегда найдется любитель и на такие формы…
Олеся заперла свою квартирку, спустилась по лестнице (лифта в доме не было), вышла на улицу Ванв и пошла по направлению к железнодорожному мосту, перекинутому через полотно. Там она скоро поймала такси, уселась, назвала адрес. У нее не было охоты разглядывать улицы – от этой привычки она избавилась быстро. «В конце концов, – говорила она себе, – все города одинаковые, просто в Париже больше иллюминации». Она думала, как ей следует разговаривать с Борисом. Именно разговаривать, потому что все остальное проблемы не составляло. Они поужинают, лягут в постель, а потом он отвезет ее обратно на улицу Ванв.
А рано утром ей надо будет ехать в агентство. Надо выглядеть свежей и отдохнувшей, предстоит сделать фотографии. Адская работа на ветру, в прозрачном платьице, которое не согреет и цыпленка! Она едва не простудилась в прошлый раз, спасибо, были антибиотики, и здоровье у нее крепкое, хотя выглядит она таким задохликом! Итак, что она скажет Борису? Надо расставаться, и как можно быстрее? Ты мне осточертел? В конце концов, она вовсе не зависит от него, он даже не работает в агентстве, не имеет к этому никакого отношения… Но у него есть деньги. И есть еще кое-что! Для него это не имеет никакого значения, иначе он не разболтал бы об этом. Но Олеся даже мысли не допускала, что он пошутил! Квартира существовала на самом деле, теперь она знает. Правда, хозяева что-то мудрят, особенно мужик… Но с мужиком можно поговорить, он расколется, если что-то натворил! А лучше всего вообще не говорить, сделать так, чтобы он ни о чем даже не подозревал! У Олеси давно родился план – предложить владельцам квартиры сделать капитальный ремонт, Саша выступит в роли мастера… Тут она хмыкнула про себя – Саша-мастер! Ну ничего, никто не обратит внимания. И под шумок все достать. Никто ничего не узнает! А чтобы согласились на ремонт, нужно просить очень маленькую цену. Скажем, отпечатать на компьютере объявление о том, что фирма меняет паркет и все прочее за столько-то…
Кинуть им в почтовый ящик. Только им! Если они не клюнут, можно будет предпринять что-то другое, да мало ли что можно придумать! Сойдет даже обычная кража со взломом, главное – чтобы они располагали временем… Конечно, инструкция точная, но предстоит еще все найти. Олеся вздохнула, плотно запахнулась в куртку – в такси было холодно, водитель не включил отопление, но и на не владела французским достаточно, чтобы попросить его об этом. Она обо всем рассказала Саше по телефону, но он до сих пор ничего не предпринял. Назвал ее дурой! Конечно, он считает ее дурой, потому что сам ее сделал… Выделил из толпы лицо, только ее лицо… Он говорил тогда, что она похожа на северный призрак, на Снегурочку! На дурочку! Она выиграла конкурс начинающих моделей, а он сделал ей альбом. Потом пропихнул ее на другой конкурс, призом которого была поездка в Париж, контракт на полгода с фирмой, производящей средства по уходу за волосами… Избавился от нее на полгода. Обещал сперва, что приедет к ней, проведет хотя бы две недели в ее квартирке, которую ей предоставила фирма. Но он не приехал и даже перестал обещать сделать это. Его жена? Его ехидный сыночек пятнадцати лет?
Он сам? Кто помешал ему приехать? С деньгами у него не было проблем, только недавно купил шикарный «ниссан».
– Айм колд… – злобно сказала она в спину шофера. Выразиться по-французски она так и не смогла, обошлась английской фразой. Но он все понял, обернулся слегка, включил отопление. Через минуту тепло потекло по ее озябшим коленям, она снова закрыла глаза. Они подъезжали к подножию горы Монмартр…
Она вылезла, сунула шоферу восемьдесят франков, поднялась на четвертый этаж шикарного особняка, где жил Борис, позвонила у его двери. Он открыл в пижаме.
– Привет, – сказала она, входя и сразу начиная стягивать куртку. – Зверский холод!
Возможно, Борис понимал и не все из ее русской речи, однако она не подлаживалась под него – говорила все, что хотела, не утруждая себя. В конце концов, получалось неплохо, ведь русский как-никак был для него не совсем чужим языком. Его мать была русской, из эмигрантской семьи, которая до последнего времени не смешивалась с французами. Но его отец был самый настоящий француз, и Борис с детства разговаривал на обоих языках, разумеется, на французском куда лучше. Жаргона Олеси он не понимал, не понимал даже слишком быстрой и эмоциональной речи, но в общем смысл всегда улавливал.
– Ты опоздала, – сказал он, обнимая ее холодные худенькие плечи. – Я тебя очень ждал!
– Так вышло, – ответила она, ища глазами стол.
Увидела, что Борис все приготовил, даже свечи Поставил, фыркнула. Одно и то же каждый раз! А та мелочь, которую он ей отстегивает иногда – разве это слишком много за то, что она обнимает его жирные бока, целует короткую шею, подчиняется всем выдумкам этого пятидесятилетнего самца? Кроме того, не слишком чистоплотного самца. Ей часто хотелось сказать ему, чтобы он принял ванну перед свиданием, но она все же не решалась – Борис, конечно, принял бы ванну, но при этом мог сильно обидеться.
Она стряхнула его руки одним движением плеч, уселась за стол, положила себе салату… Борис, немного обескураженный, сел напротив, внимательно посмотрел на нее. Олеся ела, не поднимая головы, и он пошутил:
– Ты приходишь сюда утолить голод?
– Разумеется, – холодно ответила она. – Ты ведь тоже утоляешь голод? Только другой.
– Но мне неприятно думать, что я значу для тебя не больше, чем этот салат, – заметил он.
– Салат вкусный. И не переживай, ты все-таки значишь для меня капельку больше.
– Капельку? – переспросил он, не поняв, и она серьезно ответила:
– Вина налей.
– А, капельку вина… – кивнул он, придвинул ей бокал. – Ты сегодня торопишься?
– Завтра съемка.
– Останешься на ночь?
– А ты? – Она отпила сразу половину бокала. – Тебе не надо ехать туда?
– Домой? Нет, сегодня я как раз свободен… Мне очень рано назначена встреча. Я думал, мы как следует повеселимся, потом, если хочешь, сможешь остаться здесь на ночь.
Олеся пожала плечами.
– Ты согласна? – с надеждой спросил он.
– Ладно, – процедила она, снова принимаясь за вино. – Только одно условие – к часу ночи я должна быть в постели.
– Хорошо, я понимаю… Может быть, куда-нибудь сходим?
Но она покачала головой, ей совсем не улыбалось показываться на людях с этим жирным типом. Деньги у Бориса были, но что такое выглядеть шикарно, он понятия не имел. Совершенная заурядность и серость! Она сразу представила себе, как повел бы себя в Париже Саша, если бы у него были деньги этого типа, и его особняк в Пасси, и эта квартирка в Клиши! «Деньги у нас будут, – пообещала она себе. – Ему надо только протянуть руку…» От воспоминаний о Москве она сразу погрустнела, и Борис заметил это.
– Птичка, ты какая-то усталая… Что случилось?
– Небольшие неприятности, – ответила она.
Он сразу напрягся. «Думает, я сейчас попрошу денег! – сообразила Олеся. – Мудила…» Она отложила вилку, допила вино и пояснила, успокаивая его:
– Это связано с моей работой, ты ничем не можешь мне помочь. Знаешь, давай никуда не пойдем, просто завалимся спать!
Глаза у него заблестели. Она знала, что обрадует его таким заявлением. Он предлагал ей развлечься только для того, чтобы соблюсти приличия, а на самом деле ему было жалко выкладывать деньги на посещение дорогого ресторана, театра или шикарной забегаловки, куда приходят просто так, показаться на людях…
– Малышка, я в восторге! – ответил он. – Я так по тебе соскучился! Давай ляжем сейчас, потом еще выпьем!
Они встали из-за стола, и он провел ее в спальню – шикарную спальню, обставленную явно его женой.
Олеся хотела бы посмотреть на эту женщину, которая обила стены бледно-зелеными штофными обоями, застелила постель шиншилловым покрывалом – безумно дорогим покрывалом, Олеся видела нечто подобное в одном салоне на съемках, и ей сказали, что оно стоит столько же, сколько квартира в хорошем районе Москвы. При виде этого покрывала она сжимала зубы… «Говно! – рычала она про себя. – Я за полгода получу двадцать пять тысяч долларов, а этот мудак стелит их на постель!» Она часто ругалась, после того как попала в Париж и стала сравнивать уровень жизни. Это сравнение было просто невыносимо! То, за что в Москве люди отдавали половину жизни, здесь давалось просто за то, что те же самые люди шевелили ногой!
Борис не дал ей много времени на злость и раздумья – он любил все получать быстро. Свет он выключил, чтобы не демонстрировать свои жировые складки, и через секунду она уже ощутила тяжесть его тела… Он сопел, сжимал ее почти бесплотные бедра, закусывал мочки ее нежных ушей, дул ей в шею… Ему ужасно нравилось, что у нее почти нет груди, и он шептал ей это каждый раз, иногда переходя на французский, но она его почти не слушала, поворачивалась послушно и быстро, как заведенный автомат, а в мыслях было только одно – когда все это кончится?! Но Борис мучил ее обычно по целому часу, и к концу этих упражнений она была совершенно вымотанной. В этот раз все длилось еще дольше – он придумал новую позу: она должна была сесть сверху на его жирные бедра, упереться ногами в стену и подпрыгивать, скрипя зубами от злости. Однако это его быстро утомило, он тяжело вздохнул и попросил передышки.
Она лежала рядом с ним на постели, слушая его загнанное дыхание, и чуть не плакала – знала, что сейчас он попросит помочь ему возбудиться. Эту «помощь» она ненавидела больше всего!
– Кошечка, дай мне ручку… – обморочным голосом сказал он и нашел ее холодные тонкие пальцы. Прижал их к своему волосатому животу, заставил спуститься ниже. Она отключилась от происходящего, лежала, как настоящая Снегурочка, холодная, бесстрастная, и чувствовала, как он отчаянно манипулирует ее рукой. Наконец он не выдержал, сел, притянул ее голову туда, где уже была рука.
– Нет, – быстро сказала она, отводя губы, – нет, прошу тебя!
– Малышка, ты совсем не понимаешь, в чем прелесть… – шептал он. – Это же очень просто, так просто…
«Это в тебе, что ли, прелесть?!» – подумала она.
Ей пришлось подчиниться. Щеки сводило от омерзения, горло ныло, рот наполнялся слюной, это было похоже на визит к зубному врачу… В спальне было тепло, он заранее протопил камин, но она совершенно замерзла – замерзала всегда и везде, правильно говорил Саша, северный призрак, кожа и кости, кому это может понравиться. Секс всегда заставлял ее усомниться в своей привлекательности, уверенно она чувствовала себя только одетой. Исключением был только Саша. Саша. Саша.
Борис вдруг застонал, она успела отвести губы, теплая струйка брызнула ей на грудь. Она вытерла ее простыней, завернулась в пушистое покрывало, закрыла глаза. Борис лежал неподвижно, довольно постанывал.
Он никогда не интересовался – хорошо ли ей с ним?
Видимо, считал, что с ним всем хорошо, его самодовольство бесило. «Сейчас он совсем разнежится, пару раз меня поцелует, сходит помыться, и тогда я задам ему один вопрос, – думала она. – Обязательно задам!» Ради этого она и пришла сюда. Возможно, в последний раз.
Борис с кряхтеньем выполз из постели, накинул халат и вышел. В московской квартире Олеся услышала бы, как в ванной шумит вода, но здесь… Квартира была огромная, занимала весь этаж особняка, и в ней были две ванные комнаты. Одна принадлежала его жене. Олеся как-то зашла туда, увидела развал косметики на полочках, кремы от старения, невероятно пушистые нежные полотенца пастельных тонов, шелковую ночную рубашку на крючке… Это не вызвало у нее никаких чувств, кроме зависти к обладательнице всех этих предметов. Конечно, если бы эти штучки принадлежали жене Саши, она разорвала бы их в клочья! Воспоминание о нем подстегнуло Олесю. Она встала, босиком прошла в переднюю, где оставила сумочку, достала сигареты, вытащила одну, с наслаждением закурила… Курила она очень редко, в исключительных случаях, тщательно скрывала это ото всех, с кем была связана по работе, – курение не приветствовалось… Но пока она могла не бояться за свою кожу. Ей было девятнадцать лет.
– Кисочка! – послышался его обеспокоенный голос. – Ты уже уходишь?
– Нет, нет! – громко крикнула она и вернулась в спальню. Борис быстро приводил в порядок постель, снял запачканную простыню, постелил новую… Теперь его жена не догадалась бы, какая бурная встреча происходила в этой квартире. Олеся издевательски наблюдала за ним. Верный муж и прекрасный отец!
– Борис, ты любишь свою дочь? – внезапно вырвалось у нее.
Он недовольно поднял глаза, поморщился, давая понять, что не хочет разговаривать на эту тему, потом выдавил:
– Конечно. Почему ты спросила?
– Просто так. Мне пришло в голову, что я хотела бы иметь такого отца, как ты…
– А разве я не твой папочка? – игриво заметил он и обнял ее. Олеся уперлась ладонями ему в грудь, отталкивая его.
– Хватит!
– Я вовсе не собирался… – обиженно" ответил он. – Хочешь выпить еще?
– Давай немного… Только чтобы я не напилась, – предупредила Олеся, одеваясь с профессиональной быстротой и откидывая волосы на спину. Он жадно следил за ее движениями, потом вздохнул:
– Как жаль, что ты будешь здесь недолго!
– Ну, еще несколько месяцев. Успею тебе надоесть.
– Ты? Никогда.
Они прошли в столовую, уселись за стол, он налил ей вина. Спохватился, вскочил, зажег свечи, погасил электричество. Завел какой-то нудный разговор насчет того, что собирается купить небольшой домик в Версале.
– Это довольно далеко от Парижа, – объяснял он, – но для мамы будет в самый раз. Она давно хотела переселиться в местечко потише, здесь ей беспокойно…
Его мать! Эти слова как громом поразили ее. Она давно обдумала свой план, и все вроде укладывалось в схему, но вот мать… Это была непредвиденная сложность. Она ее не предусмотрела. Олеся заволновалась, и он заметил это.
– Что такое?
– Да ничего, просто так… – Она пожала плечами. – Домик в Версале? А где она живет сейчас, твоя мама?
– Недалеко от тебя, на бульваре Распай. Ей там не нравится, очень шумно по ночам.
– Да, действительно… – пробормотала она. – .А сколько лет твоей маме?
– Семьдесят девять лет.
– О, совсем старушка… – вздохнула она. – Как же. она будет там жить одна?
– Она и здесь живет одна, – возразил Борис. – У нее есть горничная, весьма приличная…
– То есть?
– Ну, она услужливая, опытная и не слишком молодая. Мать не любит молоденькую прислугу, непонятно почему. Жермен тридцать пять лет.
– Наверное, твой отец когда-то любил молоденьких горничных? – предположила Олеся. Сама она в это время думала о своем. Горничная тридцати пяти лет, видимо, сильная, раз занимается физическим трудом… Это еще больше усложняет дело. Боже мой, почему она в Париже должна делать такую работу, а Саша в Москве не желает даже пальцем пошевелить, чтобы сделать меньшую?! И она злобно спросила:
– А горничная поедет в Версаль с твоей мамой?
– Если удастся уговорить ее уехать из –Парижа, – вздохнул он. – У нее есть какой-то друг, он шофер такси. Не знаю, понравится ли ему, что Жермен уедет так далеко. Правда, для него несложно ездить к ней, но опять же – зачем это ему? Жермен берет один выходной в неделю, и только тогда они смогут видеться, если она уедет. В Париже у них возможностей больше.
