Текст книги "Коралловый браслет"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

* * *

Вероятно, виной тому, что Маша спала до утра как убитая, ни разу не перевернувшись на другой бок, был свежий воздух, которого в квартире оказалось в переизбытке. Куртка прикрывала окно только от дождя, а сквозняки разгуливали свободно. Однако проснулась девушка не от холода, а от назойливых звонков в дверь. Не дождавшись ответа, звонивший принялся стучать, так же настойчиво и энергично. Маша натянула на плечи теплое одеяло, под которым грелась всю ночь, и побрела в прихожую.

Разглядев в «глазке» брата, она отперла и едва успела посторониться – тот влетел в квартиру, чуть не сбив Машу с ног. Оглядев сестру диким взглядом, Андрей воскликнул:

– Что, что с тобой?! Почему окно разбито?!

– Видел? – Она протерла глаза, стараясь проснуться окончательно. – А куртку не украли?

– Курт-ку? – Повторил он по слогам, будто слово это было ему незнакомо. – Машка, с тобой все в порядке? Ты не пострадала?

– Я нет, а вот окно высадили. Начисто, как после бомбежки! Кто-то кирпич кинул. – Зевнув, девушка приоткрыла дверь на кухню и с первого взгляда убедилась, что куртка, украшавшая оконную решетку, на месте. – Придется в ЖЭК идти, чтобы стекло вставили. Я даже понятия не имею, делают они это или нет?

– Да я сам все сделаю. – Убедившись, что сестра вполне спокойна, Андрей и сам слегка успокоился. – Сейчас сниму мерку, заскочу на рынок, в стекольную мастерскую, и вечером, после работы, опять к тебе. Только замазку сама припаси, могу не успеть… А в обеденный перерыв, сама понимаешь, такого мне не купить…

Театр, в котором работал Андрей, располагался в самом центре, неподалеку от Тверской, и приобрести в окрестных магазинах такой предмет, как оконная замазка, представлялось изуверски сложной задачей – все равно, что герою сказки достать молодильные яблоки или аленький цветочек.

– Найду что-нибудь, – кивнула Маша. Она удивилась и обрадовалась, и даже не потому, что решилась проблема с разбитым стеклом. Андрей предлагал свою помощь совсем как прежде, не отговариваясь срочными делами. Его время, свободное от работы, теперь было целиком посвящено Зое, сестра и мать его почти не видели.

– А что это ты с утра пораньше прилетел? – Взглянув наконец на часы, девушка удивилась еще больше. Брат явился в совершенно нехарактерное для него время. В половине девятого утра он, как правило, еще спал, благо его театр начинал жить часов с одиннадцати.

– Я о тебе беспокоился, – неожиданно смутившись, признался тот. – Вчера скверно расстались… И еще Зоя тебе звонила, наговорила, наверное, чего-нибудь… Я не слышал, заскочил в магазин, а когда вернулся, она уже дала отбой, сидела в машине, надутая. Я потом даже не решился тебе позвонить.

– Ну и зря, я не очень-то на тебя обиделась, – удивляясь собственному самообладанию, заявила девушка. Хотя у них с братом возрастная разница всего в три года, она ощущала себя гораздо стар– ше. – В куклах я, в самом деле, понимаю больше, чем в людях. А Зоя тоже ничем меня не обидела. Просто слишком горячо интересовалась, не было ли описи наследства. Боялась, что ячейку ограбили.

– Опять за свое! – в сердцах воскликнул парень, ударяя ладонью о ладонь. – Весь вечер рассчитывала, сколько мама платила банку, да зачем это было нужно, если вклад пустяковый… Знаешь, у нее такой практический ум, ей это покоя не дает! Если в чем-то нет логики, это ее пугает!

– Меня тоже пугает, – заметила Маша, имея в виду, впрочем, нечто иное. – Ты-то сам не думаешь, что нас обокрали?

– А кто его знает, – замороченно протянул Андрей, осматривая разбитое окно. – Тащи рулетку и заодно оденься. Стоишь голая на холоде, пневмонию зарабатываешь!

У себя в комнате девушка торопливо натянула свитер и джинсы, отыскала в рабочем ящике маленькую рулетку. Ее взгляд снова упал на будильник, и Маша покачала головой, глядя на стрелки, слившиеся в одну черту и показывавшие без четверти девять. «Да он никогда в такое время не встает! Его за ноги надо тащить, чтобы вытряхнуть из постели! Прямо завидно, взрослый парень, курит, пьет кофе с утра до ночи, нервы не в порядке, а спит как убитый! Что-то там случилось… Может, с Зойкой поругался?»

Она воодушевилась этой догадкой, но решила ни о чем не расспрашивать брата, тем более тот намеревался заглянуть к ней и после работы. Это уже было огромной победой. «А там, кто знает? Может, останется с ночевкой?»

Они смерили опустевшую раму, Андрей записал размеры требуемого стекла и заторопился:

– Как раз успею на рынок… В обед позвоню!

– Даже кофе не выпьешь? – изумилась Маша, глядя, как тот шнурует ботинки. – Я бы мигом!

– Меньше крутись на кухне, а то мигом будет простуда, – буркнул тот, возясь с запутавшимся шнурком. – А лучше, иди на весь день к своей этой, Анжеле. Она пригреет!

– Анжела едет к родителям. – Маша не удержалась от улыбки, вспомнив вчерашний инцидент с кипятком, казавшийся теперь скорее смешным, чем опасным. – Представляешь, выпросила у меня мамин браслет, покрасоваться перед ними. Я не смогла отказать.

Андрей внезапно выругался и дернул шнурок так резко, что порвал его. Выпрямившись, он уставился на сестру с гневным недоумением во взгляде. Маша уязвлено пожала плечами:

– Не смотри так, это же на пару часов!

– Ты отдала браслет этой халде? – отчего-то шепотом спросил Андрей. – Мамин браслет?

Теперь девушка обиделась всерьез.

– Анжела не халда, она добрый и порядочный человек! – твердо заявила она, бестрепетно встречая обличающий взгляд брата. – И не надо меня учить, как обращаться с маминым подарком! Если я так поступила, значит, знала, как бы на это посмотрела мама!

– Мама ее не выносила! – Обретя утраченный от волнения голос, парень заговорил на нотах, близких к визгу. – Она терпеть не могла, когда эта крашеная лахудра тут отиралась! Ясно, теперь путь свободен, она и вылезла на разведку! Погоди, еще выпивать вместе начнете!

– Кого не выносила мама, я тебе вчера сказала. – Маша из последних сил пыталась не сорваться на крик. Больше всего ей хотелось устроить скандал, что-нибудь разбить – другое окно, к примеру. Ее бесило сознание собственного бессилия, она понимала, что прежних отношений с братом уже не вернуть. – А после того, как ты решил не отменять свадьбу, у тебя нет права читать мне нотации.

– Что ты прицепилась к нашей свадьбе! – Андрей с искаженным лицом нажимал дверную ручку, не замечая того, что защелка замка задвинута. – Никого это не оскорбляет, кроме тебя! Ты врешь, мама желала мне счастья! Она бы не обиделась! А ты, ты просто…

– Скажи, что я завидую. – Маша отстранила брата и отперла замок. Приоткрыв дверь, она взглянула на Андрея с напряженной, вымученной улыбкой. – Ты ведь так думаешь? Потому что моя свадьба не состоялась, да? Думаешь, хочу отомстить, испортить тебе праздник? Ведь тогда я не вышла замуж из-за тебя!

– Так и знал, что ты меня когда-нибудь этим попрекнешь! – бросил тот, вылетая на лестничную площадку. – Нечего прикрываться благородными мотивами, вы все равно никогда бы не поженились!

– Почему это?! – высунулась вслед за ним Маша. Обычно она осуждала тех, кто предпочитает решать свои проблемы на людях, но сейчас ей было все равно, хоть сбегись на их крики весь дом. – Что ты можешь об этом знать?!

– Ты зануда, ханжа и эгоистка! – обернулся Андрей, уже на ступеньках. – И ты не умеешь делать добро просто так и любить просто так не умеешь! Про себя считаешь, что все тебе должны-обязаны, как в ресторане, каждому счет выписан!

– Значит, зануда, ханжа и эгоистка? – срывающимся голосом повторила Маша. – Уж что-нибудь одно, для начала… Чтобы я хоть привыкла! Видимо, ты по-другому со мной уже разговаривать не будешь.

Не ответив, Андрей хлопнул дверью подъезда и скрылся. Только сейчас девушка заметила, что у их перепалки в самом деле были свидетели. «Странно, что всего двое!» – подумала Маша, кивая соседкам, замершим на площадке между первым и вторым этажами. Те ответили вежливыми кивками и пристальными взглядами. Девушка сочла нужным пояснить:

– У нас с Андреем нервы сдают… вы понимаете…

– Да, конечно, – согласилась с нею женщина, жившая в квартире прямо над ней. – А уж вам так вообще досталось! Ведь одни эти больницы чего стоят, только свяжись… Бездонная дыра!

– Если бы еще лечили, – подхватила соседка с третьего этажа, державшая за руку маленькую внучку. – Тогда бы и денег не жалко, честное слово! А то одни расходы. Ты, Маша, держись! А с Андрея, как со всех мужиков, спрос небольшой, – добавила она, доверительно понижая голос. – Они все сейчас психопаты!

– Свадьбу теперь, конечно, отложат? – полюбопытствовала первая женщина.

– Конечно… Наверное… – забормотала Маша, прикрывая дверь и проклиная себя за то, что пошла на поводу у брата и ввязалась в ссору. – Нам не до этого…

«Идиотка, устроила сцену в подъезде, радуйся теперь! – Захлопнув дверь, девушка еще раз выругала себя за несдержанность. – Тетя Таня с третьего всем раззвонит, что мы с Андреем поцапались на третий день после похорон. А что будет, когда все узнают, что свадьба состоится в назначенный срок!» Теперь она не сомневалась, что так и будет. Вспышка гнева у Андрея могла означать только это, да и поток обвинений лишь прикрывал его неуверенность в собственной правоте. «О чем бы мы с ним ни говорили, разговор все равно свернет на эту проклятую свадьбу. Каждый из нас помнит про пятнадцатое октября, как преступник про день казни… Я знаю, ему все это не в радость, но знаю и то, что Зою он будет защищать до последнего… Самое лучшее для нас сейчас – совсем не общаться, но как раз это-то и невозможно!»

Она принесла из маминой спальни электрическую батарею и установила ее на кухне, под самым окном. После этого стало возможным сварить кофе, не кутаясь в верхнюю одежду. Через десять минут кухня нагрелась так, что Маше стало почти жарко. Она присела с чашкой кофе к столу, придвинув к себе кипу иллюстрированных журналов, одну из десятков, валяющихся тут и там, по всем углам маленькой квартиры. Сколько девушка себя помнила, она не выбросила ни одного журнала, о чем бы он ни был – о моде, о спорте или об интерьерах. Маша не любила избавляться даже от старых телепрограмм и, защищая от матери и брата пыльные неподъемные пачки, настаивала, что там попадаются очень интересные фотографии. Это было странное и не всегда удобное хобби, которое, впрочем, часто помогало Маше в ее работе. Создавая кукол, она нередко черпала вдохновение именно в старых журналах, воплощая встреченные там лица в глине, фарфоре или ткани. Маша считала, что именно этот подход и принес успех ее произведениям, выделив их среди моря других авторских кукол. Она никогда не вдохновлялась абстрактной фантазией или сказочным персонажем, у ее кукол были реальные прототипы среди живых или недавно живших людей, и даже если зрители не догадывались об этом, то бессознательно ощущали, что перед ними некие портреты.

Рассматривая картинки, девушка невольно отвлеклась от мрачных мыслей, ей стало легче, она даже заулыбалась, снова встретив фотографию, которая не давала ей покоя уже вторую неделю. Теннисистка стояла на корте, готовясь к подаче, сжимая в одной руке ракетку, в другой мячик. Загорелое лицо насуплено, ярко-голубые глаза смотрят недоверчиво и напряженно. Спортсменка стояла в абсолютно статичной позе, обдумывая удар, но ее тело было похоже на скрученную пружину, готовую разжаться в любой момент, чтобы обрушиться на противника.

«А что, сделаю-ка я теннисистку. – Косясь на снимок, Маша допивала вторую чашку кофе. – Пусть обвиняют в конъюнктуре, переживу! Балерин делают тысячами, это высокий жанр, это можно. А теннисистку почему-то нельзя, позор! Будто я звезду нашей эстрады собираюсь “изваять”!»

Отложив спортивный журнал в сторону, девушка принялась исследовать бумажные залежи, скопившиеся в углу за холодильником. Ей помнилось, что там могло найтись кое-что по нужной тематике. Чихая от поднявшейся пыли, Маша вытащила на середину кухни увесистые кипы, к которым никто не прикасался последние года два. Ревизия могла занять весь день, и девушка решила приступить к делу немедленно. Собственно, у нее была другая работа, более срочная, хотя менее интересная. За этот заказ к тому же обязательно заплатили бы, а вот теннисистку предстояло не только сделать, но и продать… И все же Маша выбрала ее. Мастеря очередную старорежимную барышню в кудряшках, она заняла бы только руки, не голову, а значит, снова впала бы в депрессию. Делать подобных кукол она могла бы и во сне, столько их уже прошло через ее рабочий стол! «А тут, по крайней мере, будет о чем подумать!» – Маша склонилась над журналами и смахнула пушистую буроватую пыль. На полу что-то зазвенело – девушка не заметила нескольких мелких осколков стекла, валявшихся на пачке. «Еще год буду выгребать! И кому понадобилось разбивать окно?!»

Она хотела уже принести совок и веник, чтобы убрать осколки, но ее взгляд остановился на маленьком предмете, притулившемся под самой кипой пыльной бумаги. Маша смахнула его на пол вместе со стеклом и заметила только сейчас. Удивленно нахмурившись, девушка двумя пальцами подобрала с пола серебристый ключик на ярком брелоке, показавшемся ей сперва сделанным из пластика. Однако, поднеся его к глазам, Маша безошибочно узнала кораллы из своего браслета – точную их копию. Ключик крепился на подвеске из двух серебряных звеньев, в каждое из которых был вставлен карминово-красный, оформленный в виде квадратной пластины коралл. Рисунок оправы был точно такой, как на браслете, камни того же размера, и с обратной стороны они тоже были оставлены необработанными.

В первую минуту она поддалась панике – ей почудилось, что это часть браслета, непонятно каким образом порвавшегося и разлетевшегося на части. Однако, припомнив подробности вчерашнего вечера, Маша взяла себя в руки. «Не может быть, чтобы браслет порвался! Я передала его Анжеле вовсе не здесь, а на пороге, и он был совершенно цел!»

Однако подвеска с ключиком, несомненно, имела прямое отношение к браслету – будучи художницей, девушка даже не сомневалась в этом. Браслет и подвеска были выполнены в едином стиле, явно по эскизам одного мастера, а может, и одной рукой. Она представила их вместе и даже в воображении убедилась, что вызывающая массивность браслета только выиграла бы рядом с подвеской. Тогда украшение окончательно приобрело бы средневековый колорит.

Проблема была только в том, что, когда они с братом вскрыли банковскую ячейку, подвеска к браслету не прилагалась, и ее появление в кухне, в пыльном углу за холодильником, среди старых журналов и свежих осколков, объяснению не поддавалось. «Может быть, мама спрятала… – терялась в догадках девушка, теребя в пальцах серебряные звенья подвески. – Браслет в банк, а это – где пришлось… Да нет, чего ради тогда оплачивать ячейку?! А если не мама, то как это вообще сюда попало?!»

Неожиданно резкий лай собаки заставил ее вздрогнуть и повернуться к окну. Так как стекла не было, звуки со двора доносились с неприятной отчетливостью, куртка, игравшая роль барьера, лишь скрывала Машу от посторонних взглядов, да и то относительно. «А вообще, странно, уже десять часов, а все еще будто спят. Только-только собачники выходят. Воскресенье, что ли?» Взглянув на календарь, девушка убедилась в своей догадке и одновременно поняла две вещи.

Первое – поскольку в воскресенье Андрею незачем было являться на работу раньше часа дня, его ранний визит становился совсем уж удивительным.

Второе пришло ей в голову, когда ее взгляд остановился на половинке кирпича, все еще лежавшей под окном, рядом с плитой. Вчера она не решилась его тронуть, думая показать кому-нибудь, куда упал камень. Но теперь, заметив его, девушка вдруг поняла, что может попытаться обосновать сразу два необъяснимых факта. «Непонятно, зачем разбили мне окно, откуда-то взялась подвеска… А если окно разбили, чтобы ее подкинуть?!»

Она снова обшарила угол за холодильником, надеясь найти какое-нибудь подтверждение своей версии, но выгребла оттуда только ком бурой пыли, несколько обгоревших спичек и леденец без обертки. Отбросив веник, Маша сжала подвеску в кулаке, словно пытаясь убедиться в ее реальности и не дать ей исчезнуть самой по себе – так же, как появилась.

«Браслет мне подарила мама, – прислушиваясь к звукам просыпающегося двора, думала девушка. – А это – кто?! Тот, кто не хотел попадаться мне на глаза и предпочел разбить окно?!» И она порадовалась, что наступил день, потому что ночью этот вопрос мог показаться не только загадочным, но и зловещим.

Глава 3

После полудня неожиданно потеплело, тучи, вот уже несколько дней висевшие над городом, ушли на север. Освобожденное солнце оказалось таким жарким, что казалось, снова наступило лето. Маша давно выключила батарею и даже вынула из оконного проема куртку, решив, что на такую погоду достаточно простой занавески. Стоило ей показаться в окне, она столкнулась чуть не лицом к лицу с той самой соседкой, с которой объяснялась утром. Та с сочувственным видом кивнула:

– Что натворили, а? Неужели ночью?

– Ночью, тетя Таня, – обреченно ответила девушка, облокачиваясь на подоконник. Меньше всего ей хотелось откровенничать с этой записной сплетницей, но оставить ее вопросы без внимания было бы хуже во сто крат.

В этом она убедилась четыре года назад, когда встречалась с парнем, за которого всерьез собиралась замуж. Они с Пашей обычно прощались во дворе, идти в квартиру не имело смысла, так как уединиться там не удавалось. Комнаты у Маши не было, она спала в маминой спальне, держала вещи в комнате брата, работала там, где находился свободный угол… В общем, так было всегда, с тех самых пор, как они с братом выросли настолько, что уже не могли раздеваться друг при друге и детская комната сама собой превратилась в комнату Андрея. Маша привыкла к такому положению дел и ничего унизительного или неудобного в этом не видела. Но, когда у нее появился жених, поняла, как мала их квартирка, и ее собственные права в ней. Тогда-то они с Пашей и стали везде натыкаться на соседку с третьего этажа. Та слащаво улыбалась Маше и задавала ненужные, продиктованные ложной любезностью вопросы, вроде: «Как дела у мамы?» или: «Как Андрюша учится?» Маша отвечала отрывисто и сердито, давая понять, что общение с соседкой ее вовсе не привлекает. В самом деле, прежде та никогда не проявляла интереса ни к делам их матери, ни к учебе Андрея. Смысл ее приставаний сводился к тому, чтобы иметь возможность остановиться рядом с парочкой, застывшей в подъезде, и получше рассмотреть парня. Кончилось тем, что Татьяна Егоровна сочла себя обиженной неприветливыми ответами соседки и перестала ее подстерегать. Зато по двору поползли слухи, от которых у Маши волосы встали дыбом, когда они дошли до нее в передаче Анжелы. Выходило, что Маша встречается не то с сутенером, не то с мелким воришкой, недавно освободившимся из тюрьмы, и даже ждет от него ребенка. Мать-де не пускает парочку на порог, вот они и греются в подъездах, пугают припозднившихся жильцов и заодно присматриваются к чужим дверям, известно, для чего.

Разумеется, они с Пашей расстались вовсе не потому, что испугались чьей-то буйной фантазии, но определенную роль в разрыве эти сплетни сыграли. Машина мать, услышав кошмарные россказни о влюбленной парочке, не выдержала и попросила у дочери объяснений. Потрясенная недоверием, та обиделась, а мать, в свою очередь, обиделась на Пашу, так как именно он, по ее мнению, превратил Машу из «ее девочки» в нервную, раздражительную особу. Его редкие визиты сопровождались демонстративным молчанием и тревожными взглядами, которые мать посылала Маше тайком, но тайной они, конечно, не являлись. Паша сначала пытался шутить, потом начал высказывать претензии и, в свою очередь, обиделся, потому что ничем не заслужил такого отношения. Обида усугублялась тем, что Маша попросила его повременить со свадьбой. Она объясняла, что сперва ей нужно помочь выучиться брату, что основную статью семейного бюджета составляют, как ни смешно, ее куклы, а какой-то год-два ничего в их отношениях не изменят… «Если у нас все по-настоящему, конечно!» – добавляла девушка, чувствуя в этот миг, что произносит не свои слова. Получалось, она желает какой-то проверки отношений на прочность. На самом же деле Маша ничего проверять не хотела. Она чувствовала, что именно с этим парнем ей будет спокойно и хорошо, как ни с каким другим. Но ей оставалось только прикрываться пустыми словами, тянуть время и видеть, как Паша все больше тяготится их встречами. Роман, на который она возлагала большие надежды, постепенно сошел на нет, и она почти не удивилась, услышав, что у Паши появилась другая девушка, и свадьба уже не за горами.

«И вот сейчас тетя Таня думает, как объяснить мое разбитое окно, и чем дольше я буду молчать, тем хуже получится ее собственная история! Начнет звонить на всех углах, что мне его брат из-за наследства расколотил, или я опять с каким-то уголовником связалась. Почуяла свободу!»

– Часа в два ночи швырнули кирпич, – и, пошарив по полу, Маша предъявила материальное доказательство своих слов. – Хорошо, меня тут не было, а то, если бы в голову…

– Вот-вот! – азартно проговорила соседка, вцепившись взглядом в половинку кирпича. – То-то мне послышалось ночью, где-то стекла бьют… Да я уже ногу от артрита намазала, не встала. Залезть пытались?

– Вроде нет.

– А милицию вызвала?

– Из-за этого? – Взвесив на ладони кирпич, Маша с усмешкой положила его на подоконник. – Да не стоит. Просто хулиганство.

Разумеется, она не собиралась показывать серебряную подвеску и делиться с соседкой догадками о том, как она попала на кухню. Версия о хулиганской выходке вполне устроила Татьяну Егоровну. Та удовлетворенно кивнула и подтвердила:

– Район стал просто ниже всякой критики, там стройка, тут помойка или вообще притон. В соседнем дворе сразу несколько парней одновременно с зоны пришли, начали свои порядки устанавливать. Одна женщина возмутилась, что они на лавочке водку пьют, в карты режутся, всю детскую площадку заплевали, так они к ней на квартиру пришли и нож показали. Что творится, Машенька! Как же ты тут будешь одна?

«Одна я осталась вашими стараниями», – подумала Маша, но вслух ничего не сказала. Любезно улыбнувшись, она опустила наконец занавеску, дав себе слово больше не подходить к окну. От воспоминаний о прошлом романе на нее навалилась тоска, а когда Маша припомнила утреннюю отповедь Андрея, и вовсе пала духом. «Кстати, придет он вечером со стеклом или не стоит ждать? – Ее снова начал волновать насущный вопрос, тем более что она не очень доверяла вдруг установившемуся теплу. – Может, самой побеспокоиться? Или в ЖЭК сбегать? Нет, сегодня воскресенье…»

Хотя Василий, муж Анжелы, давно уже не работал в ЖЭКе, вспомнив об этом учреждении, девушка сразу подумала и о нем. В выходной день он должен быть дома, и теоретически к нему можно обратиться за помощью. Но только теоретически. Маша терпеть не могла мужа подруги, считая его мелким деспотом и самодуром, и ее не трогало даже то, что сам Василий очень ее уважал. «Ему нравится, что ты прилично зарабатываешь, не пьешь, не куришь и почти не красишься, – рассказывала ей Анжела. – В его глазах ты прямо идеал женщины! Если бы я его еще любила, я бы, наверное, ревновала!» Маша содрогалась, слыша о комплиментах, которые отвешивал ей сосед, и всячески избегала принимать его помощь, которую тот при встречах неизменно предлагал. «Я ведь не только электрику могу починить, – хвастался он. – Сантехника, мелкий ремонт, туда-сюда… Как пишут в газетах, “муж на час”! Только намекни!»

Никакой охоты отправляться к нему и намекать у Маши не было, тем более, по ее расчетам, Анжела с детьми все еще находилась в гостях у родителей. Василий вряд ли поехал с ними, его отношения с ученой родней жены всегда колебались на грани холодной вражды. Оставалось надеяться, что брат переборет свою гордыню и все-таки привезет к вечеру стекло. «В любом случае нужно купить замазку!»

Если Маша озадачивалась тем, где достать какую-нибудь вещь, она всегда поступала одинаково – а именно шла в народ и спрашивала, порою просто у прохожих. Результаты были неизменно положительные. Она даже перестала удивляться тому, как охотно дают ценные советы незнакомые люди. Так ей удавалось найти большую часть материала для изготовления своих кукол, причем по бросовой цене или вообще даром. «Но вот замазку искать еще не приходилось! Интересно, можно обойтись пластилином?»

Маша сменила свитер на футболку, набросила короткую замшевую куртку, зайдя в ванную комнату, наспех пригладила щеткой взъерошенные волосы. Взяв с зеркальной полочки тюбик с помадой, девушка открыла его и внезапно задумалась, глядя на свое отражение. Она привыкла относиться к своей внешности философски, без особых эмоций, считая, что природа наградила ее вполне достаточно, чтобы прожить без комплексов. Именно поэтому Маша почти не красилась, а если использовала помаду бледных тонов, то исключительно для того, чтобы побороть вредную привычку облизывать губы. Но сейчас она взглянула в зеркало по-другому, впервые увидев себя со стороны.

«Зануда, ханжа и эгоистка?» Девушка вглядывалась в отражение, словно пытаясь его допросить. «Такой меня видит Андрей… А может, он прав, и я давно превратилась в этакое чудище? Для старой девы еще слишком молода, но ведь все старые девы с чего-то начинали!»

Из зеркала на нее серьезно смотрела смуглая кареглазая девушка, остриженная под мальчика, неулыбчивая, одетая без тени кокетства. Маша спросила себя, так ли она выглядела четыре года назад, когда собиралась замуж, и еще больше погрустнела. «Тогда у меня была другая прическа и доверху полная косметичка, и я пыталась носить блузки, юбки и туфли на каблуках, потому что Пашка считал, что мне все это идет и девочка не должна выглядеть, как мальчик. Господи, туфли на каблуках! Кажется, я и правда его любила». Маша попыталась улыбнуться, но на глазах неожиданно выступили слезы. Она отвернулась от зеркала, так и не накрасив губы, вышла в коридор, взяла вместительную спортивную сумку, куда бросила телефон, кошелек и зонтик. Туда же Маша осторожно уложила коробку с куклой, приготовленной к сдаче в магазин. Кукла ждала этого часа уже давно – девушка намеревалась отвезти ее заказчику на другой день после решающей маминой операции. Сейчас она вспомнила о ней случайно, бросив взгляд на коробку, сиротливо притулившуюся на обувнице, рядом с шарфами и перчатками. «Заодно получу деньги, наверняка что-то продалось! Это будет очень кстати, или сяду на мель…»

Маша еще никогда не жила только для себя и потому не могла даже предположить, на какой срок хватит оставшихся денег. Ей впервые пришло в голову, что теперь не придется столько работать, но она тут же выругала себя за эту мысль. «Что хорошего-то? Обрадовалась… Просто ты уже никому не нужна, вот что это значит! Эгоистка? Нет, Андрюша, что другое, а это – нет! Мне еще придется научиться жить для себя!»

Так, мысленно споря с братом, она заперла квартиру и вышла во двор. На прощание Маша бросила взгляд в сторону разбитого окна и содрогнулась, представив, что может наплести об этом случае Татьяна Егоровна. Скажет: «Ну вот вам, новый притон образовался, уже окна бьют!» Она торопливо свернула за угол дома, опасаясь снова столкнуться с любопытными соседками. Ей повезло – в этот час даже те женщины, которые дни напролет гуляли во дворе с детьми, ушли домой обедать. Девушка быстрым шагом направилась к остановке троллейбуса, надеясь, что по случаю воскресенья он окажется полупустым. Ездить в переполненном транспорте с куклами она не решалась, после того как однажды в давке «погиб» труд целого месяца. Маша до сих пор помнила свое отчаяние при виде раздавленной куклы, печальное выражение ее треснувшего гипсового личика, в котором неожиданно появилось нечто очень человеческое и оттого жуткое. Она сама не могла понять, каким образом сломанная кукла вдруг стала казаться такой одушевленной, но плакала из-за этого происшествия куда дольше, чем если бы просто расстроилась из-за потерянных денег. Как ни удивительно, брат сразу понял ее состояние. «Еще бы не жаль, они же тебе, как дети. Ты в них душу вкладываешь, ночами над ними сидишь, глаза и пальцы портишь… А потом какая-то скотина нажимает локтем, и вот, пожалуйста… – И призадумавшись, добавил: – Ты будешь просто замечательной мамашей!»

Последнее заявление девушка пропустила мимо ушей и задумалась над ним только сейчас, переминаясь с ноги на ногу на троллейбусной остановке. Порвав с бывшим женихом, она перестала строить какие-либо планы на будущее, кроме карьерных. О детях Маша думала в самом деле как о куклах, которые нужно будет создать… Не сейчас, потом. Лет в тридцать, когда будет свободное время. Она поежилась, оценив степень своей нынешней свободы. Если не считаться с мнением соседок, можно было делать все, что угодно. Завести любовника, родить ребенка, не выходя замуж, никому ни в чем не давать отчета. Даже если бы о ней пошли чудовищные сплетни, близких людей, которых они могли ранить, рядом уже нет. «А сплетни все равно пойдут, неважно, как я буду себя вести. Хоть сиди тише воды, ниже травы, не спасет! Вон, Анжеле засунули в постель уже всю округу, а я-то знаю, что она своему благоверному всего раз изменила, и то, когда это было…»

Подошел троллейбус, к счастью, совершенно пустой. Несколько пассажиров совсем потерялись в длинном двойном салоне. Усевшись, Маша поставила на колени сумку и, с облегчением вздохнув, взглянула в окно. И тут же привстала, заметив подбегающую к остановке Анжелу. Подруга тоже явно видела ее и призывно махала рукой, на которой сверкал браслет. Сыновья Анжелы, блондинистые мальчишки семи и пяти лет, опередили мать и теперь осаждали киоск, тыча пальцами в витрину и рассматривая бутылки с газировкой. Маша махнула в ответ и снова уселась. «Не выпрыгивать же мне на ходу, какая она странная! Пусть до вечера покрасуется с браслетом, ничего страшного. А со стороны он выглядит довольно-таки аляповато… Если бы я не знала, что это за камни, я бы решила, что там кусочки красного пластика…»

Она отвернулась, поправила сползшую с колен сумку и снова задумалась о перспективах, которые открывала ей нынешняя, одинокая жизнь. Мысли были тревожные и одновременно приятные, хотя девушка и боялась себе в этом сознаться. «А ведь мне повезло, что этот момент наступил в двадцать семь, а не в сорок семь лет! Тогда было бы слишком поздно на что-то надеяться. А так, кто знает… Может, на моих коленях будут ездить не только куклы!» Она представила себе картину, как таким же ясным воскресным днем катит вместе с маленьким ребенком куда-то в центр, в цирк или в зоопарк, и на сердце у нее потеплело. Правда, мужчину, отца этого будущего ребенка, Маша никак рядом с собой вообразить не могла.