Текст книги "Мы никогда друг друга не любили (СИ)"

Автор книги: Анна Веммер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ты не сопротивлялась, да? Тогда, пять лет назад. Ты не сопротивлялась, и я даже не понял, что тебе страшно. Я все думал: как я мог забыть? Почему ты не остановила меня?

Она со всей силы дает мне пощечину и обхватывает себя руками. Аврору бьет мелкая дрожь, только совсем непонятно: из-за нашего поцелуя или потому что я напомнил о страшной ночи.

– Ты обещал! Ты обещал, что ко мне не прикоснешься больше! Никогда так не делай! Никогда!

Она несется к двери, отчаянно дергает ее и, поняв, что та заперта, лихорадочно осматривается, словно собираясь найти что-то, чтобы разбить стекло. Прежде, чем мой домик превратится в поле боевых действий, я отпираю дверь, потому что удерживать Аврору здесь дальше нет смысла. Я верю, что не она писала блог, и мне надо как следует поразмыслить над тем, кто подобрался к нам так близко, что рискует уничтожить обоих.

И еще немного остыть. Мне нужен холодный душ. А еще лучше горячий душ и капелька фантазии, потому что если я не сброшу напряжение, то просто сдохну, раз за разом вспоминая вкус ее губ и ощущение бьющейся венки на шее, которую завтра она будет стыдливо прикрывать шарфиком.

От Авроры остается только соленый запах моря, легкий летний ветерок и чувство полного опустошения. Я без сил прислоняюсь лбом к холодному стеклу и вдруг понимаю, что не спал больше суток. Как только прочел эту запись, так и не смог заснуть. Бесился, пил, бил посуду. Потом отслеживал телефон Авроры и несся сюда, как только не улетел в какой-нибудь кювет. Но теперь силы кончились.

Неохота идти наверх, в спальню, поэтому я ложусь на диван в гостиной и на миг закрываю глаза. Всего на миг, чтобы немного отдохнуть, а потом – искать, искать и еще раз искать. Мой бизнес зависит от того, смогу ли я уничтожить блог и все его упоминания в сети, но еще это нужно сделать для Авроры. В ее глазах было что-то пугающее, и я совсем не хочу знать, как на ней отразится публичное раскрытие нашей истории. Она верит, что я смогу помочь, а я даже не знаю, получится ли. Интернет – то немногое, над чем моя власть ограничена.

Хотя порой кажется я не хозяин даже собственным желаниям.

Кручу между пальцев кольцо. С бриллиантом, как у взрослых. Думаю, Надя знает, что я добыл деньги на него не совсем законным способом, но ей должно быть плевать. Я отчаянно хотел подарить что-то, соответствующее ей. Наивный идиот, я верил, что если ее семья увидит такой подарок, то отнесется ко мне благосклоннее.

Я так и не успел его ей отдать.

– Можно я заберу это?

Поднимаю глаза. Судьба вновь подарила мне встречу с этой новой Надей: такой, какой она была бы, останься жива. Мы могли бы встретиться вновь, уже взрослыми. Интересно, вспыхнула бы та же страсть, что была у нас в юности? Или та, что я испытываю к ее дочери?

Надя бы точно убила меня, узнав, как я мучаю Аврору.

– Оставь мне, – хрипло прошу я. – Оставь на память. Я храню его, чтобы тебя помнить.

Она задумчиво улыбается и все же забирает у меня кольцо, а вместе с ним, кажется, и половину души.

– Я подарю тебе что-то другое. На память. И ты меня никогда не забудешь.

Когда отбирают душу становится тяжело дышать.

Меня будит стук в дверь. Сначала я не понимаю, что происходит и где я нахожусь, а потом сознание включается, и я иду открывать. По правде говоря, это или обслуживание номеров или остывшая Аврора. Но мир снова меня удивляет: на пороге светленькая подружка, с которой бывшая жена приехала на отпуск.

Уже стемнело. Луну скрыли низкие свинцовые северные тучи.

– Здравствуйте, извините, пожалуйста, я ваша соседка, Лиана. У вас нет лишнего фонаря в машине?

– Есть, а что случилось?

– Моя подруга куда-то пропала, мы пойдем ее поищем, а фонарики на телефонах слишком слабые.

– Что?! Аврора не вернулась домой?!

10. Аврора

Губы соленые и холодные, как и руки. Зачем я умывалась морской водой? Завтра лицо облезет и будет выглядеть так, словно я всю жизнь считала слово «косметолог» матерным.

Но я лукавлю: хорошо знаю, зачем. Я хотела стереть вкус его губ, избавиться от ощущения горящей кожи. Но не так-то просто избавиться от перевернутой и перемолотой души. Я не знаю, почему сижу за камнями, у самой кромки воды, не в силах оторвать взгляд от розовых рассветных красок. Но знаю, почему испытываю к себе отвращение.

Потому что было не противно.

Страшно, неожиданно, но не противно. Островский удивительным образом поймал момент, когда я на секунду поверила, что он не враг, что у него можно просить защиты. И словно пробрался за барьер, который я так тщательно строила.

Теперь у меня нет безопасного места. И я могу закрыться на тысячу замков, но внутри себя крепость не выстрою.

– Так и думал, что ты найдешься на рассвете, – слышу я откуда-то со стороны леса. – Ты же богиня зари.

– Ты серьезно настроен довести меня до ручки, да? Неужели сложно уйти? Почему тебе так нравится издеваться?

Виктор с удивительной ловкостью по камням добирается до моего убежища, чтобы усесться рядом, достать из кармана куртки сигареты и закурить.

– Видишь ли, в чем беда, мне несложно уйти, но твои друзья в шаге от того, чтобы звонить в МЧС. Они почему-то уверены, что ты пошла плавать и утонула. Так что если не вернемся через полчаса, спасатели начнут прочесывать дно. Тебе впаяют штраф за ложный вызов, и не хватит на новый айфон.

– Я оставила Лиане сообщение.

– Что ж, или она – тупая истеричка, или сообщение не дошло до адресата.

Вот черт. Я ведь довольно долго здесь сижу… а еще забыла телефон и даже не могу посмотреть, отправилось ли сообщение. Идиотка! Могла бы дождаться двух галочек, но я даже не глянула, в истерике выбросив опостылевший кусок пластика. Здесь частенько пропадает интернет, и вот – я повела себя как свинья.

Островский задумчиво рассматривает небо, курит и молчит, будто ждет от меня каких-то оправданий или извинений. Но я так устала, что не способна говорить. Болит горло, в глаза будто насыпали песка, а еще немного ноет нога – я приложилась ею, когда лезла по камням.

– Это что такое?

Виктор хмурится, замечая у меня в руке упаковку таблеток. Я пытаюсь спрятать ее в карман и отвернуться, но разве можно ему вообще сопротивляться? Это бессмысленное занятие.

– ****зопам, – читает название. – По рецепту?

– По рецепту, – бурчу я.

– Сколько выпила?

– Одну!

– Врешь?

– Вот еще! Из-за каждой скотины рисковать здоровьем. Чем я, по-твоему, их запивала? Дождевой водой? Из моря полакала?

Островский посмеивается, но возвращает мне блистер. Я рада, что выпила успокоительное до того, как он пришел, и теперь могу быть относительно нормальной: огрызаться, шутить, внятно отвечать на вопросы. Не хочу, чтобы он видел меня такой, какой я могу быть, когда становится совсем невыносимо.

– Я не буду обещать, что удалю блог. Но буду пробовать. И надеюсь, ты будешь мне помогать, по крайней мере информацией. Давай-ка на секундочку ты забудешь о наших отношениях и моем сволочизме, и сделаешь вот что. Если это ты, если блог твой, и ты просто испугалась, то скажи мне сейчас. Я больше не причиню тебе боль. Но ты сделаешь это сама, если побоишься сказать.

– Это не я. Но…

– Но?

Я засовываю руки в карманы толстовки, и там сжимаю острый блистер с таблетками. Кажется, до крови – во всяком случае боль отрезвляет.

– Это делает кто-то, кто очень хорошо знает меня. И… этот человек может рассказать то, о чем ты не знаешь. О чем никто не знает.

О чем я поклялась молчать, особенно в присутствии отца. А теперь придется признаться, иначе за меня это сделает аноним.

– Слушаю.

Островский выглядит холодным, равнодушным и спокойным, но мне совсем не становится легче.

– Папа боялся, что я забеременею. Что внебрачный ребенок станет позорным пятном на его репутации дипломата. У нас же была образцовая семья.

– Ты что, сделала аборт?

Я качаю головой, и от ряби на поверхности воды она начинает кружиться.

– Не знаю. Через два дня я купила таблетку экстренной контрацепции и выпила. Я даже не знаю… папа потом настаивал, чтобы мы завели ребенка. И я не могла ему сказать, а… а в больнице сказала. Сказала, что он разрушил мою жизнь, что если я и была беременна, то бесконечно рада, что избавилась от этого, что едва брошу горсть земли на крышку его гроба, подам на развод, что он не имел права ненавидеть меня всю жизнь и наказывать за то, что осталась жива, что я не убивала маму!

Я чувствую, как меня снова накрывает, и срываюсь с места. Здесь некуда бежать, только карабкаться по камням, но на это у меня нет сил, поэтому я оказываюсь по щиколотку в воде, не удерживаюсь и падаю, промочив джинсы и кроссовки. Ночью вода дико холодная, она больно щиплет кожу, но в то же время немного приводит в себя. Отряхиваюсь и ищу мель, чтобы вернуться к камням. И как я теперь вернусь в дом? Кроссовки ужасно скользят.

– Он умер через неделю после этого разговора, но я больше не заходила. Может, кто-то слышал наш разговор… и тогда все это обязательно окажется в интернете. Интересно, что тогда обо мне напишут?

– Хорошо, что мы не завели ребенка, – задумчиво говорит Островский. – Идем, иначе простынешь.

Он протягивает руку, на которую я смотрю с ужасом и недоверием. Прикоснуться к Виктору, вот так запросто, подобно тому, чтобы вырвать наживую больной зуб. Я стою в ледяной воде, чувствуя, как немеют ноги, и не могу заставить себя пошевелиться. Принять помощь чудовища, от которого очень долго пряталась за хлипким замком не замечая, как сама превращаюсь в монстра, неспособного на любовь и сострадание.

– Ты не была беременна. Я не могу иметь детей.

Он врет, я знаю. Пять минут назад он спрашивал, не делала ли я аборт, поэтому он врет. Но мне становится немного легче. Достаточно для того, чтобы вложить онемевшую руку в горячую грубую ладонь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мы выбираемся наверх, туда, где начинается лес. У меня в кроссовках противно хлюпает вода, идти довольно тяжело. К счастью, несмотря на ночь, на улице довольно тепло, и я могу снять мокрую толстовку. Жаль, нельзя снять джинсы, они тоже противно прилипают к коже. Уже почти светло: в это время ночь длится едва ли час. Пожалуй, рассвет над морем с его мягкими красками и нежным рассеянным светом заслуживает особого внимания, но я могу думать лишь о том, что Виктор рядом.

– Стой, – говорит он, – дай сюда.

Прежде, чем я успеваю сообразить и начать отбиваться, он поднимает меня на руки с такой легкостью, словно каждый день привык таскать взрослых девиц.

– Я могу идти сама!

– Ага.

Естественно, ему плевать на мое мнение, а я слишком устала, чтобы спорить. Некоторое время я пытаюсь держать спину ровно и лишний раз к нему не прикасаться, но не выдерживаю напряжения и с облегчением прислоняюсь к его груди. Меня вновь окутывает аромат терпкого мужского парфюма – и губы, было успокоившиеся, начинают гореть.

– А теперь, когда ты не отвлекаешься на то, чтобы не убиться в мокрой обуви, слушай, как мы поступим. Не перебивай и не спорь. Во-первых, уйми свою ненависть и прекрати на меня шипеть, по крайней мере, на людях. Если кто-то за тобой приглядывает, то может и фоткать, и записывать видео. Соображаешь? Наш загадочный автор может творить не только литературно, но и наполнять блог визуальным контентом. Поэтому никаких скандалов на публике. А еще я проверю всех твоих друзей и знакомых, особенно эту активную Лиану.

– Она ни при чем!

– Не сомневаюсь, что ты в это веришь. Однако хочу убедиться сам. Не лезь мне под руку, понятно?

– Да, – угрюмо бурчу я.

Мне совсем не улыбается, чтобы Виктор Островский лез в мою жизнь своими лапами, но страх, что все вскроется и в блоге появятся наши имена сильнее ненависти, страха и обиды.

– Чудненько. А еще ты не будешь заходить на тот сайт. Ни для того, чтобы прочитать записи, ни для комментов. Забудь о его существовании.

– А если появится что-то новенькое?

– Я с тобой любезно поделюсь. Я серьезно, мои айтишники будут отслеживать твой трафик…

– Что?! Нет!

Я не хочу снова оказаться в зависимости от Островского! Я не хочу, чтобы его люди лазили в моих мессенджерах, соцсетях, истории! Не хочу, чтобы ему докладывали, что я гуглю и какие статьи читаю.

– Да я как бы не спрашиваю у тебя разрешения, а уведомляю. Если тебе интересно, я и так за тобой слежу, я же не через хрустальный шар определил, что ты едешь сюда.

Я теряю дар речи. А вместе с ним приобретаю дикое, почти неконтролируемое желание зубами вцепиться в шею сволочи. Тем более, что она очень близко, можно во всех деталях рассмотреть напрягшиеся мышцы и небольшой шрам, которого я до сих пор не видела. Хотя я и в глаза-то ему смотрела всего пару раз с момента регистрации.

– Ненавижу тебя!

– Не сомневаюсь. Так вот, не лезь в эту клоаку. Тот, кто ведет блог, может тебя засечь и использовать это в своих целях. Не хватало мне еще слива твоих эротических фоток.

– У меня нет эротических фоток!

– Скучно живешь, – хмыкает Островский.

Мы сворачиваем на облагороженную тропинку, ведущую к отелю, и я понимаю, что как ни старалась, далеко все же не ушла. Слишком быстро выдохлась и забилась в первый попавшийся укромный уголок.

Не знаю, что я должна чувствовать, возвращаясь в отель на руках у бывшего мужа, но я чувствую облегчение. Я никому не рассказывала о последнем разговоре с отцом и, пожалуй, Виктор – последняя кандидатура, которая пришла бы мне в голову, чтобы выговориться. Но ему оказалось рассказать проще. И он не сделал того, чего я боялась от окружающих: не осудил.

– И еще кое-что. Пока я не прибью эту мразь, влезшую в мое (ну и твое по совместительству) прошлое, ты будешь жить у меня.

– ЧТО?!

Я так громко восклицаю, что Островский от неожиданности едва не роняет меня прямо в мокрую от росы траву.

– Нет! Я не буду с тобой жить!

– А где ты будешь? В отеле? Куда может войти кто угодно? Или снимешь квартиру? Где ты собираешься жить, Аврора, зная, что кто-то наблюдает за тобой, ловит каждое твое слово, чтобы выкатить очередную статейку? Башня из стекла и бетона, где ради пропуска надо разве что не жопу изнутри показать, отлично подходит.

– Я не могу с тобой жить, – тихо говорю я в надежде, что Виктор, который протягивал мне руку, чтобы помочь выбраться из холода, вернется и поймет.

– Придется.

Мы подходим к домику. Внутри горит свет и видно фигуры: кажется, мои не спят. Мне снова стыдно за то, что сбежала и никого не предупредила. Да я бы убила, если бы кто-то так сделал!

Вдруг становится смешно: мы останавливаемся возле двери, как будто вернулись со свидания и теперь прощаемся. В кино на этом месте обычно следует или поцелуй или жутко неловкое «пока». Но мы не в кино. Я мечтаю как можно скорее оказаться внутри, в тепле и вдали от Островского. Единственное, что этому мешает: сам Островский, сжимающий мое плечо и не дающий уйти.

– Я не превращусь в принца. Не стану зализывать твои раны и вытаскивать тебя из ямы. У нас есть общая проблема и, решив ее, мы расстанемся, как и планировали.

Его голос ниже обычного, с легкой хрипотцой. А темп речи размеренный и чересчур медленный, будто слова даются Островскому с трудом. Я чувствую ком в горле. Заговорить получается не сразу.

– Я миллион раз задавала себе тот же самый вопрос. Почему я даже не попыталась тебя остановить тогда. Пыталась найти какие-то причины. Логику. Даже где-то вычитала подобный совет, о том, что лучше лишиться девственности, а не жизни. Но правда в том, что я просто испугалась. Не нашла в себе сил бороться. И, наверное, действительно виновата сама…

Я всхлипываю, не сдержавшись, и Островский делает то, чего я меньше всего от него ожидаю: привлекает меня к себе, заключая в объятия. Я слышу и чувствую, как бьется его сердце, замираю и даже дышу через раз. Мне кажется, никто и никогда меня так не обнимал. Разве что бабушка в далеком детстве.

– Нет. Не виновата. Но платишь все равно ты. Это несправедливо, но это жизнь, котенок. Учись ее жить.

Открывается дверь домика, Виктор разжимает руки, и я резко отшатываюсь, поспешно вытирая слезы. Лиана с облегчением выдыхает и кидается мне на шею с возгласом «Убью!». Она так крепко меня обнимает, что, кажется, вот-вот задушит. А когда чуть успокаивается, и я оказываюсь на свободе, Островского уже нет на крыльце: перемахнул через перила и скрылся в своем домике.

Опять перепахав мне всю душу.

11. Виктор

Виктор

Остаток ночи она мне снится. Аврора.

И хотелось бы сказать, что это милые, трогательные сны с глубоким смыслом и теплым чувством, но нет. Это те самые сны, после которых просыпаешься с каменным стояком и весь день чувствуешь себя неудовлетворенным.

Разные сны начинаются одинаково: я обнимаю ее на крыльце домика, а она жмется, как котенок. Потом я ее целую, а потом беру во все места, позы и локации. Просыпаясь, я помню на ощупь ее гладкую кожу, помню, как вхожу в нее, тугую и горячую, помню стоны, крики, исцарапанную спину и затуманенные удовольствием глаза.

Даже поддаюсь иллюзии и в ванной осматриваю плечи, но следов ногтей на них, конечно, нет.

Мой утренний душ проходит под фантазию о том, как она сидит на коленях в огромной ванне, под горячими струями воды, губками обхватывая мой член. Увы, рука не сравнится с минетом от женщины, которой ты одержим, но после разрядки хоть немного, но легче. Я стараюсь не думать, снится мне Аврора или это некий образ Нади, я вообще не хочу думать обо всем этом. Мне и так хватает геморроя с блогом. Но фантазии никак не выходят из головы.

На веранде накрывают завтрак, я просил подать его как можно раньше и на улицу. В окно я вижу, как шустро снует туда-сюда горничная, а когда она заканчивает, я набрасываю куртку и выхожу, чтобы выпить кофе, пока тот не остыл.

И вижу ежика.

Ну то есть это Аврора, конечно, но больше всего она напоминает надутого недовольного ежа. Закутанная в одеяло с ног до головы, взъерошенная, сонная. Она, кажется, так и не спала этой ночью. Интересно, из-за блога или нашего поцелуя?

В сравнении с ней я неприлично доволен жизнью. Аврора делает вид, будто меня не замечает, но я нет-нет да ловлю ее взгляды в сторону моих тарелок. Ее друзья, похоже, любят поспать и завтрак заказали позже. Бывшая довольствуется кофе.

Я стараюсь не думать о том, что завтра привезу ее к себе. Придется отдать единственную спальню, я совершенно не готов делать ремонт ради пары недель, которые могут потребоваться, чтобы погасить скандал из-за блога. Авроре придется пережить некоторое количество неприятных дней, потому что вряд ли она вдруг в один миг перестанет меня бояться.

– А можно мне отдохнуть до воскресенья без твоего присутствия? – вдруг спрашивает она. – Ты ведь приехал, чтобы разобраться с якобы моим творчеством. Раз оно не мое, можно мне глоток свободы?

– Нельзя, – хмыкаю. – Я тоже хочу отдохнуть у моря. А тебе можно тарталеточку с икрой, на вот.

Я перегибаюсь через перила и дотягиваюсь до ее столика, чтобы поставить тарелку с частью закусок, что приносят на завтрак.

Аврора вздыхает.

– Я же сказал, что хочу проверить твоих друзей. Нет лучше повода, чем вечерком зайти и познакомиться после того, как мы с ними задорно бегали по лесу в поисках тебя.

– Еще и ты, – морщится Аврора. – Я перед всеми извинилась!

– Передо мной нет.

– Я еще и извиняться должна?!

– Да. Ты не давала мне спать всю ночь. Пять часов порно в голове кого хочешь умотают. Я даже забыл, какие рабочие вопросы хотел решить с утра. Подозреваю, что если открою планер, то вместо задач типа «Позвонить Каренину» и «перезаключить договор со СДЭК» увижу «выяснить, умеешь ли ты делать минет».

– А ты в блоге прочитай, – мрачно отзывается Аврора.

Вот не знаю, чего мне больше хочется. Выпороть ее за то, что снова залезла читать этот сайт, обновить страницу и выяснить, чем аноним порадовал нас с утра или все-таки поддаться искушению и проверить, настолько ли у бывшей жены гладкая кожа, как во сне. Особенно между ножек.

Черт. Я стараюсь не думать, сколько в моих снах воспоминаний. Не совсем то, чем стоит гордиться.

– Хочешь знать, о чем я сейчас думаю? – спрашиваю, глядя, как Аврора с наслаждением засовывает в рот тарталетку.

– Не уферена.

– О том, что чувствую облегчение от того, что вчера узнал. Что ты не сопротивлялась. Я хотя бы не подонок, который пиздит девку и потом ее трахает. Просто алкаш, который не отличает бревно от жертвы насилия.

– Это обязательно мне рассказывать?

Пожимаю плечами.

– Здесь больше никого нет.

– Если не остановишься, то и меня не будет, – тихо говорит Аврора.

– Тогда пропустишь все самое интересное, – отвечаю я и направляюсь к лестнице, чтобы спуститься на пляж.

– И что же это? – вслед кричит Аврора.

«Не ори с набитым ртом», – хочется ответить мне, но я себя одергиваю. Она же не ребенок, в конце-то концов, и я не несу за нее ответственности. Я просто хочу с утра окунуться. На ходу стаскиваю рубашку, шлепки, расстегиваю штаны и быстро захожу в воду. Поплавать не получится: северное море – почти океан, у него ужасно длинный пологий берег, но мне и не нужно плавать, вода слишком холодная для этого. Зато она отлично выжигает фантазии о бывшей жене. И вообще все посторонние мысли в голове.

Когда я возвращаюсь на берег, Авроры уже нет на веранде. Или замерзла или воспользовалась удобным моментом, чтобы сбежать. Я ее не виню: пожалуй, для хрупкой нервной системы все случившееся слишком. И чтобы оно не зашло слишком далеко, мне надо быстро найти автора блога и оттяпать ему руки, чтобы отбить охоту к сочинительству.

Весь день я провожу за работой, изредка выглядывая на веранду. Аврора с друзьями развлекаются: катаются на квадриках, жарят шашлык. Бывшая жена не замечает, что я за ней наблюдаю, поэтому ей легко и весело. В эти моменты она особенно похожа на мать. Их связывает вот это: искреннее веселье. Надя никогда не страдала так, как ее дочь, поэтому в ее глазах была только озорная радость. Аврора смотрела грустно. Теми же любимыми глазами, но грустно и со страхом, который вдруг оказалось сложно выносить.

Может ли она искусно врать? Прикрывать собственную страничку в сети анонимностью? Вряд ли, но надо будет проверить. Ей точно не хватит ни мозгов, ни ресурсов, чтобы подчистить все следы. Значит, если пишет все же Аврора, я найду доказательства, и паршивке не поздоровится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но я сам не верю, что это может быть она. Тогда кто? Список, на самом деле, огромен.

Вряд ли это мои знакомые, потому что о таблетках после той ночи я не имел ни малейшего понятия. Значит, либо это те, с кем делилась Аврора, либо кто-то, кто слышал ее разговор с отцом. Ну либо какой-то знакомый ее отца, но об этом варианте я стараюсь не думать, ибо это все равно что искать иголку в стоге сена.

Начнем с простейшего, а именно – Аврориных друзей. Я как раз очень удачно с ними познакомился, когда она сбежала. С Олесей и ее мужем, как и мужем Лианы, Аврора познакомилась вчера. А вот с Лианой они общаются еще с университета. Мы поженились как раз в лето перед ее первым курсом, и приветливая понимающая репетитор-ровесница вполне могла стать жилеткой. К тому же о Лиане Тихомировой я выяснил ужасно интересную вещь.

Например то, что в детстве она обвинила в домогательствах конкурента своего отца, что спровоцировало травлю и его отъезд из страны. А ее отец сидит за решеткой, и обвинений там – на целую криминальную сагу. Я как раз жду подробное досье, но уже твердо намерен пообщаться с девицей лично. Ей вообще нечего делать рядом с Авророй, но пока что всех потенциальных врагов лучше держать поближе.

Вечером, когда с соседней веранды начинают доноситься смех, треск углей и звон бокалов, я беру привезенную с собой бутылку зинфанделя и напускаю на себя благодушный вид. Ни дать ни взять скучающий олигарх решил познакомиться с молодежью.

Хотя муж Тихомировой скорее ближе ко мне по возрасту, чем к Авроре и ее подружкам. Что тоже настораживает.

Они принесли большой стол из домика, чтобы расставить ужин, бокалы и какую-то настолку. Тихомиров жарит мясо на углях, Олеся режет овощи, а Лиана и Аврора разбираются в правилах игры. Обычный вечер молодежной компании, в которой, если уж быть честным, я лишний.

– Доброго вечера! – громко здороваюсь.

Олеся приветливо улыбается, она вообще до тошноты позитивная девица, а вот Лиана смотрит холодно и с укором. Аврора привычно вздрагивает, но не спешит бросаться на меня с раскаленной решеткой. Может, помнит об уговоре, а может, набегалась и устала.

– Не буду мешать, просто хотел угостить вином, в качестве признательности за компанию в ночных приключениях.

Протягиваю бутылку Тихомирову – он ближе всех – и тут слышу голос Олеси:

– А присоединяйтесь к нам! Мы собираемся играть в монополию. Вы умеете играть в монополию?

– В жизни – да, – усмехаюсь я.

– В жизни, – фыркает еще один из их компании, муж Олеси, – в жизни и я умею. А не в жизни они меня постоянно обыгрывают. Присоединяйтесь, Виктор, уравняете шансы.

– Размечтался! – Олеся показывает ему язык. – Я тебя все равно обыграю, даже если тебе лично министр финансов будет подсказывать!

– Зато я тебе машину купил! А ты не ценишь.

– Я ценю. Просто педали перепутала…

Аврора тихонько краснеет в уголке. Так во-о-от как она умудрилась въехать в несчастный шевроле.

– Мне кажется… – начинает Лиана, и по голосу я сразу понимаю, что идея присоединить меня к дружной компании ей не нравится.

Но Аврора – к нашему с Тихомировой общему удивлению – ее останавливает:

– Все в порядке. Я не против.

– Что ж, раз все не против, буду рад присоединиться.

Итак, Тихомирова определенно знает больше, чем все в окружении Авроры, вопрос что? Бывшая уверена, что Лиана ни при чем, потому что любит подружку и не верит в ее способность ударить исподтишка или потому что подружка знает далеко не все, в отличие от анонима? Надо выяснить.

Но как бы Аврора ни убеждала нас и себя, что она в полном порядке и совсем не против моего присутствия, она все же нервничает. Ужин еще не готов, а она уже осушила половину бокала вина и заметно расслабилась. Раскрасневшиеся щеки добавили ей красоты, а блеск в глазах в одну минуту стал даже азартным.

Но вот играть она совершенно не умеет. Мне видится в этом некая отсылка на то, что она еще не умеет даже жить. Хотя и старается, с энтузиазмом вливаясь в общее течение.

И пить она тоже не умеет. Андрей приносит мясо, и Аврора, пытаясь отрезать косточку, неуклюже ковыряется в куске ножом. У меня даже руки непроизвольно сжимаются: она же так…

Ну вот. Порезалась. На белой ладошке – здоровая полоса и медленно проступающие капли крови. Хорошо хоть прошлась вскользь, а не воткнула нож прямо в руку. Меньше всего мне хочется сейчас ехать в травмпункт.

Я первый замечаю порез, причем встаю еще до того, как Аврора сама понимает, что случилось. Она растерянно смотрит на руку, а потом от боли закусывает губу.

– Пошли, у меня есть аптечка, – говорю я.

Все взгляды обращаются к нам.

– У нас тоже есть аптечка, – холодно и почти со злостью говорит Лиана.

«Ну вот когда ты порежешься, сможешь помазать зеленкой», – думаю я, но молчу.

– Давай-давай, сама не забинтуешь.

Аврора послушно идет следом, и я даже удивляюсь такой покорности. Что это с ней?

– Иди в ванную, – говорю я, – принесу бинт и перекись.

Я стараюсь не думать о том, как она выглядит в коротком летнем платьице в цветочек. Слишком коротком. Дурацкие белые кеды, небрежно заплетенные в косу волосы. Я осознаю, что ее облик бесит меня не из-за небрежной сексуальности, а из-за воспоминаний и ассоциаций. Аврора словно специально игнорирует тренды, моду, эти молодежные мешковатые костюмы и длинные балахонистые платья. Чтобы быть максимально естественной.

И максимально похожей на мать.