Текст книги "Конец мая"
Автор книги: Анна Сулацкова
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Пролог
500 световых лет от Земли
Корабль «Аридэя» бороздил просторы Галактики триллионы лет. Огромное боевое судно воплощало собой мощь и величие, оно подчиняло своей воле любого, кого посчитало достойным стать частью колонии.
Сейчас корабль направлялся к Млечному пути.
Принявший присягу экипаж доказал состоятельность и беспрекословно подчинялся приказам «Пояса жизни», когда Сердца фракталов находились внутри. Прежняя команда погибла при захвате Грумбриджа, и Крипта не перестала думать об адмирале Аль Хауде, андромедианце, пожертвовавшего собой ради спасения ее Сердца.
Зачем он так поступил?
Почему решил выбрать жуткую смерть в огне Энифа?
Почему?!
– Какая это по счету планета? – спросил Верховный, и отвлек ее от мыслей о нем.
– Третья от огненного шара, отец, – последовал быстрый ответ Крипты.
– Может быть, нам стоит подождать? – ее брат стремился к дипломатическим отношениям, был слишком мал, чтобы понимать:
Ради выживания их вида, приходится идти на жертвы.
– Они передают дружественный сигнал…
– Все разумные виды цивилизаций будут поглощены, – беспрекословно заявила Крипта.
– Однажды мы ввяжемся в битву, в которой не сможем победить, – она явственно ощутила его раздражение.
– Поэтому мы должны успеть собрать достаточное войско, чтобы противостоять фараонам. Мы видели, как великие империи были разрушены, – настаивала Крипта, но не стала добавлять, что ее Сердце успокаивалось только в моменты ярости и отгоняло страх.
– Они никогда не узнают, где мы, – не хотел сдаваться Аури, – Наша защита улучшилась…
– Недостаточно, – вмешался в разговор Верховный, мигом прекратив их спор, -Каждый вид в Галактике находится под угрозой полного уничтожения. Решающее сражение еще впереди, ты не должен забывать об этом.
Аури смиренно замолчал.
В памяти Крипты всплывали моменты, полные боли и агонии, когда непобедимая биомеханоидная раса фараонов унесла жизни народа фракталов, в том числе, их матери – Умы…
Иногда ей казалось, что ее окружает один холод и темнота.
– Ты боишься? – шепнул ей брат.
– Когда-нибудь они найдут нас и уничтожат, – ответила Крипта, – Это только вопрос времени.
Глава 1
Май 2020 год
Ева
Когда все рухнуло
Звонок телефона заставляет меня раздраженно дернуться. Вчера я просидела за компьютером допоздна, и не в состоянии разлепить опухшие веки.
Я лежу под одеялом и делаю вид, что не слышу, как надрывается телефон.
Меня хватает ровно на пять минут, и я кошусь на экран.
Савва?!
Мой бывший парень все никак не смириться с тем, что мы все-таки расстались, и продолжает меня преследовать. Не понимаю, как меня угораздило начать с ним встречаться.
Все предупреждали меня, что он сталкер. Да и его грубость начала меня пугать.
Нажимаю кнопку «отбой», и смотрю на часы.
Почему утро так быстро наступает?!
Застонав, я сползаю с постели, и прохожу в ванную. Останавливаюсь у большого зеркала.
Видок у меня тот еще.
Тушь смазалась. Оказывается, я так и не смыла макияж. Волосы растрепались и напоминают птичье гнездо. Изрядно помятое после сна лицо с фиолетовыми синяками под глазами.
Обычно я выгляжу младше двадцати двух лет. Максимум на шестнадцать. Но сегодня мне можно дать все тридцать. Я выгляжу как женщина тяжелой судьбы.
Ну, или как студентка последнего курса университета, разрабатывающая дизайны сайтов по ночам.
Вздохнув, я забираюсь в ванную, мысленно планируя свой день: отдать диплом на проверку, и встретиться с подругой в кафе. Мы собирались прошвырнуться по магазинам и, наконец, выбрать себе платья на выпускной.
Намыливая голову, я слышу, как в комнату кто-то вошел.
– Я сейчас! – кричу я, неторопливо смывая шампунь.
Мой старший брат имеет привычку врываться ко мне без стука. Особенно если ему что-то нужно от меня. Но я предупреждала Игната за неделю, что на сегодня машина моя, так что, это его проблемы.
Нам приходится делить мамину «Хонду», я копила на свою. Думаю, он тоже. Обернув голову полотенцем, я накидываю халат, и выхожу из ванной.
Игнат по-хозяйски разлегся на моей постели.
– Тебе не мешало бы убраться в своей комнате, – говорит он, подложив под голову мою белоснежную подушку, и критически оглядывает мой творческий беспорядок.
Все здесь только мое.
– Не боишься помять свой дорогой костюм? – не без сарказма интересуюсь я, и сажусь за туалетный столик.
– Легкая небрежность мне к лицу.
– Нарцисс, – фыркаю я, – Чего тебе?
– Хотел пожелать тебе доброго утра, – врет Игнат, не моргнув глазом.
– Не заливай, – ворчу я, и подключаю фен, – Не надейся, что я пропущу свою очередь, – предупреждаю я, повысив голос, – Уговор дороже денег…
– Я могу заплатить за бензин, – закидывает он удочку, и его желтоватые глаза прищуриваются.
– Мы с Алисой уже заправили машину, – отвечаю я, выразительно взглянув на него.
При упоминании имени моей лучшей подруги и по совместительству, его бывшей девушки, Игнат выпрямляется.
–Как она? – спрашивает брат после секундной заминки, и без нужды поправляет запонки на манжетах.
– Прекрасно, – отвечаю я и, не сдержавшись, добавляю, – Скоро улетает.
– Ясно.
– Тебя это волнует?
– Это не твое дело.
–Тогда не задавай вопросы, на которые не хочешь услышать ответы, – глубокомысленно изрекаю я.
По его очень недовольному виду я сразу понимаю, что он не произнесет ни слова, пока я не закончу сушить волосы.
Терпению моего брата может позавидовать любой буддистский монах.
Когда мы были детьми, родители часто оставляли нас одних, и забота обо мне ложилась на его плечи. Он ходил за мной по пятам, что ужасно меня злило. Я не могла долго усидеть на одном месте, и ему приходилось несладко.
Выключив фен, я поворачиваюсь к брату и протягиваю ему свою расческу.
– Раз уж ты здесь помоги, – у нас с ним одинакового цвета волосы. Но в отличие от моих, к концу дня превращающихся в гнездо, его лежат идеальной волной.
– Ты можешь сделать круг и подкинуть меня на работу, – медленно раздирая спутанные пряди, говорит Игнат, – Это ведь не так сложно.
– Нет, несложно, просто у меня были другие планы.
– Посплетничать обо мне?
– Ну, конечно, мечтай, – закатываю я глаза, по правде сказать, Алиса о нем даже слышать не хочет. Мама не оставляет надежды на их примирение. Я же стараюсь держать нейтралитет, – И вообще, это не твое дело, – повторяю я его же слова.
– Мое, если это касается моей работы.
– При чем здесь твоя работа? – он с силой дергает меня за волосы, – Ай, мне больно! – восклицаю я и забираю у него щетку. – Ты специально это сделал, – тыкаю в Игната пальцем.
– Нет, клянусь, – его улыбка говорит об обратном, – Я бы не стал тебя просить, но мне очень нужно сдать проект жилого дома в срок. Мой босс настоящая свинья и не терпит задержек, особенно от младшего архитектора.
– Общественный транспорт тебе в помощь, или ты белой кости? – едко интересуюсь я.
– Не хочу тратить время на пересадки, – давит на меня брат, и постепенно я начинаю сдаваться, – Отец еще не вернулся, так я бы взял машину у него, и не стал тебя просить, – папа всегда оставлял свой новенький «Фиат» на стоянке в аэропорту, предпочитая собственный автомобиль такси.
– Ты ему звонил? – я озадаченно хмурюсь, – Может, его вылет задержали?
– Он не берет трубку.
– Странно.
– Что именно? – брат забирает у меня щетку и размеренными движениями начинает прочесывать густую массу моих волос, – Что отец решил продлить свою командировку?
– Да нет, – отмахиваюсь я, – Что не предупредил маму.
Я закрываю глаза и погружаюсь в свои мысли.
Наши родители были неразлучны, и почти все время проводили вместе. Они работали по плавающему графику. Иногда отсутствуют неделями. Папа главный научный сотрудник, а мама старший лаборант в институте космических исследований РАН, который располагается в Москве.
Между нами 6417 километров.
– Ладно, я довезу тебя до центра, – соглашаюсь я, – Тебя это устроит? – поднимаясь со стула, я прохожу в гардеробную и закрываю дверь.
Сбросив халат, решаю на сегодня остановится на брючном костюме, бежевого цвета и шелковой блузе того же оттенка.
– Я твой должник,– долетает до меня приглушенный голос Игната, – Сварить тебе кофе?
Я широко улыбаюсь.
На самом деле, я обожаю, когда ему что-то от меня нужно, он сразу становится таким покладистым, как золотистый ретривер, и я могу вертеть им, как захочу.
– Ева?
– Если ты настаиваешь… – сладким голосом отвечаю я, и застегиваю блузку, – А мама где? В гостиной?
– Не-а, у себя.
– Ясно.
– Только не задерживайся, нам через полчаса выезжать, – Игнат выходит из комнаты, громко хлопнув дверью.
– Ага, как же, – бурчу я себе под нос, прекрасно осознавая, что он меня не слышит.
Собрав волосы в хвост и, подкрасив глаза, я беру сумку и быстро сгребаю все со стола: телефон, дипломную работу и ноутбук. Обведя взглядом комнату, решаю, что уборка мне действительно не помешает.
Может быть, заставить брата…
Нет, это уже слишком.
Я выбегаю в коридор и спускаюсь на первый этаж.
В кухне витает запах свежесваренного кофе. Моя любимая кружка уже на столе. Брат стоит у раковины и допивает свой сок. В костюме от Хуго Босс он выглядит, как настоящая кинозвезда.
Кинув сумку в кресло, я усаживаюсь за стол. Приготовленная вчера пицца стала твердой как камень. Отодвинув тарелку, я беру еще дымящуюся чашку кофе и делаю глоток:
- Боже, как же хорошо.
– Завязывала бы ты по ночам за компом сидеть, – выдает Игнат.
– Намекаешь, что я плохо выгляжу? – если бы взгляд мог убивать, то сразил бы его наповал.
– Как вампир, – губы брата расплываются в широкой улыбке.
– Надеюсь, это комплимент.
– Решай сама.
– Твоя жизнь все еще в моих руках, – предупреждаю я, пригрозив ему пальцем, Игнат смеется.
Я намазываю тост толстым слоем инжирного джема и откусываю большой кусок.
– Фу, как можно портить вкус хлеба этой дрянью, – сморщив нос, он отворачивается от меня и моет свой стакан.
– Завтрак должен быть сытным и питательным, – с набитым ртом ворчу я.
– Питательным и полезным, – выделяет последнее слово Игнат, – Какое это имеет отношение к тому и другому?
– Самое прямое.
Я смотрю в окно, и мое внимание привлекают люди во дворе. Они собрались у соседнего дома Беликовых, и что-то увлеченно обсуждают, яростно жестикулируя. Последний раз так решали, кто будет платить за разбитый в районе фонарь.
И только я хочу спросить у брата, знает ли он причину этого странного собрания, как круг распадается и один человек отделяется от толпы и с криком бросается бежать.
Его белая футболка вся в крови, а лицо изуродовано до такой степени, что разобрать, кто это, не составляет возможным.
– Игнат! – в ужасе вскакиваю на ноги и подбегаю к окну, – Что там случилось?
Брат быстро подходит ко мне, и мы оба таращимся на улицу.
Я не могу рассмотреть, кто это, чтобы потом дать показания. Человек в белой футболке похож на нашего охранника, но он скрывается во дворах, и я в этом точно не уверена.
– Я пойду, посмотрю, – Игнат направляется к входной двери.
– Нет, – я успеваю схватить его за руку, – Ты спятил?
– Что ты предлагаешь?
– Позвонить в полицию, – в воздухе висит напряжение, от которого у меня учащается пульс, – Это их работа.
– Серьезно? – прищурив карие глаза, он пристально смотрит на меня, – Отпусти, – уже мягче добавляет брат.
– И не подумаю.
– Вы сию же минуту уедете из города, – прерывает наш спор мама, она одета в черный спортивный костюм, на ногах кеды для бега, а волосы убраны в косичку, – Объезжайте большие города, скоро там станет опасно, не оставайтесь надолго в одном месте, слышите меня? Утром уходите.
В ее руках я замечаю огромную сумку, в которую она закидывает консервы и сухие завтраки, хранившиеся на полках кухни.
– Сделайте запасы воды и продовольствия, чтобы хватило на первое время. Вещи я вам уже собрала.
– Что? – восклицаем мы оба, – Что ты несешь, мам? – озвучивает мою мысль брат.
– Не время спорить, это уже началось.
Что началось?
Мамины глаза лихорадочно блестят, губы дрожат, когда она открывает рот. Я не понимаю, что с ней, она всегда в любой ситуации сохраняла спокойствие, этого требовала ее работа, а сейчас я вижу перед собой насмерть перепуганного человека.
– Так, стоп, мама,– я нервно смеюсь, – Ты перечитала триллеров на ночь.
Все мы знали о ее увлечении Питером Уоттсом, который был писателем и ученым одновременно. Думаю, этим он и привлек ее внимание. Его книги валялись по всему дому. Папа шутил, что нельзя быть одаренным в двух областях, а мама отвечала, что Питер неплохо с этим справляется.
Я усаживаюсь на диван, скрывая трясущиеся руки в карманах брюк.
– Из-за своей работы тебе начинает казаться то, чего нет, – шучу я.
Мой озадаченный взгляд ловит Игнат и кивает.
– Да, мама, я тоже так думаю, – соглашается он.
Но не это заставляет меня испуганно замереть, а сердце забиться громче. Я слышу громкий звук разбитого стекла. Мама кидается к лестнице и смотрит наверх.
– Они здесь, уходим, быстро, – мама берет в руки сумку и отдает ее брату, а сама бежит к барной стойке и хватает ключи от машины.
– Кто они? – спрашиваю я вслух, – Преступники?
– Ох, детка, если бы, – шепчет она, и я непонимающе моргаю.
Что здесь происходит?!
– Мам, ты меня пугаешь.
– Так и должно быть. Вам нужно выбираться отсюда.
Во рту у меня пересыхает, когда шорох наверху усиливается. В это самое мгновение я верю матери. Подсознательно я была готова к побегу, как только увидела окровавленного человека за окном.
Мы выбегаем на улицу, кругом ни души. Я никогда не слышала такой тишины, от которой закладывает уши и хочется кричать.
Здесь определенно чертовски, что-то не так.
Брат закидывает сумку в багажник, и садится за руль. Мое сердце колотится сильнее, я усаживаюсь рядом с ним, и пристегиваю ремень.
– Вы должны помнить всё, что я вам сказала, – мама закрывает дверцу, и отходит в сторону.
Я не могу поверить, что она решила остаться здесь.
Кто-то забрался в наш дом. Приличные с виду соседи только что прикончили человека!
– Мама… – дрожащим голосом говорю я, – … садись в машину! – я срываюсь на крик.
Игнат чертыхается и выходит на улицу.
– Я не могу, – мамин взгляд останавливается на втором этаже нашего дома, и меня прошибает липкий пот.
Там кто-то есть. И это не сон.
– Позаботьтесь друг о друге, – просит она, – Мы найдем вас с отцом, – обещает мама и смотрит на меня, – А теперь, уезжайте.
Истинный страх в ее глазах заставляет мой желудок сжаться. Она резко отворачивается и быстрым шагом возвращается в дом.
– Нет! – кричу я и уже собираюсь открыть дверь, но брат останавливает меня.
– Какого черта?! – шиплю я ему в лицо, – Отпусти!
– Смотри.
Поворачиваю голову.
На улицу выходят люди, и медленно двигаются в нашу сторону.
– Игнат… – я сглатываю, замечая, что у многих из них в руках оружие, вся одежда покрыта красными пятнами и вряд ли, это томатная паста.
Я бредила? Сошла с ума? Или у меня минутное помешательство?
Мы одновременно с братом выскакиваем из машины, и несемся обратно. Надо предупредить маму, и убираться отсюда…
Я нахожу ее первой.
Она лежит на кафельном полу, прямо в прихожей. Наверное, мама успела только войти в дом, как на нее напали. Ноги широко раскинуты, а руки прижаты к животу.
Она вся в крови.
– Мамочка?– я падаю на колени рядом с ней, и убираю с ее лица влажные волосы. Мои пальцы тут же становятся красными.
– Мам?! – опять повторяю я, но уже громче, но ее серые глаза все так же удивленно смотрят в потолок.
Она мертва?!
К горлу подкатывает тошнота.
– Боже мой… – Игнат опускается рядом со мной, и его загорелое лицо становится белым, как простыня, – Ева, вызывай скорую, – он убирает руки с ее живота, и я вижу глубокие колотые раны. Сквозь них просвечивают кишки, они похожи на обернутые в смолу, сосиски.
Я стискиваю челюсть, чтобы не зарыдать. Меня всю трясет. Я вскакиваю на ноги и хватаю телефон. Липкие пальцы не слушаются. Я успеваю набрать только первые две цифры. Скрип деревянных половиц заставляет меня обернуться.
Кто бы ни убил нашу маму, он все еще здесь, и стоит прямо передо мной.
Глава 2
Май 2020 год
Кирилл
Бегство
Автомагазин отца пуст, только один покупатель неспешно идет к выходу, рассеянно рассматривая витрины с товаром, но я уверен, он ничего не купит. Я стою за прилавком уже пятый час. Отец как всегда опаздывает, наверное, опять до утра просидел за выпивкой в местном баре.
Если он будет пьян, то мне придется провести здесь весь день, а ночью у меня смена на стройке. Меня ждали мешки с цементом, строительные леса и изнурительная работа. Я тяжело вздыхаю и достаю из сумки записи, мне пришлось пропустить несколько занятий, я просто не смог стащить свое тело с кровати.
Я дочитываю лекцию, когда в магазин вваливается отец. Его неуверенная походка подтверждает мои опасения, и я напрягаюсь.
– И кто это тут у нас? – хрипит он, облокачиваясь на прилавок, от него несет алкоголем, и потом.
Я привык к запаху перегара и его раздражительному настроению, когда он мучается от похмелья. Красные воспаленные глаза с ненавистью смотрят на меня.
Становится ясно, что избежать очередной стычки с ним у меня не получится.
– Я задал тебе вопрос, – он с трудом держится на ногах, серая футболка вся в пятнах, и едва прикрывает внушительного вида живот. В длинной поседевшей бороде хлебные крошки, и когда отец говорит, слюна вылетает из его рта.
Я прикладываю все усилия, чтобы не показать своего отвращения и не вызвать в нем новую вспышку ярости.
– Пап, тебе стоит пойти домой, я сам закрою магазин, – спокойно отвечаю я.
– Ты всегда был лицемерным ублюдком, – его дрожащий палец на уровне моего лица, – Это у тебя от матери, – отец замолкает на секунду и невнятным голосом продолжает, – Это от нее у тебя эта гордость. Ты считаешь себя лучше меня, – он фыркает и вытирает мокрые губы ладонью, – Но это не так, совсем не так.
Я предпочитаю молчать, и не говорю ни слова.
Отец качает головой, и его сальные волосы неопрятными прядями падают ему на лоб.
– Мы одной с тобой породы, запомни это, – он показывает на шрам над губой, который оставил я, – Ты мой сын.
– Ага, – я едва сдерживаюсь, злость течет по венам, чтобы чем-то себя отвлечь, я начинаю вытирать столешницу. Мне омерзителен его внешний вид. Кем он стал.
Превратился в неопрятного старика, с почерневшими зубами и морщинистым лицом.
После заключения неудачной финансовой сделки отец прогорел. Нам пришлось переехать из столицы в провинциальный поселок, оборвав все связи с родственниками. На остатки средств, он открыл маленький магазин автозапчастей, и все чаще стал прикладываться к бутылке.
Мне было два, и я мало что помню.
Пока мама тоже не начала пить, она говорила мне, что отец устал и ему требуется время. Просила простить его за резкость. Мама обнимала меня, тогда она пахла выпечкой и миндальным кремом для рук.
Но шло время, и ничего не менялось. Становилось только хуже, все чаще в нашей квартире звучала ругань, родители дрались, и хватались за ножи. Мне запрещали выходить из комнаты, а если отец был в плохом настроении, то бил меня.
– Ты ничтожество! – любил он повторять, – Грязное ничтожество, – заносил кулак раз за разом, пока я не падал.
Но и тогда не останавливался. Я поджимал ноги к животу и прятал лицо. Когда отец так сильно избивал меня, мама не пускала меня в школу и говорила всем, что я болен, пока синяки не сходили. Но однажды я не выдержал и оставил на лице отца шрам.
– Ты слышишь? – спрашивает он меня, и, пошатываясь, направляется к подсобному помещению, служившим нам комнатой отдыха и кабинетом, – Опять эти гребаные мыши, ты не положил отравы, как я просил? – мутные глаза останавливаются на мне.
– Я поставил мышеловки, – ровно отвечаю я, – Иди и посмотри.
– Ну да, конечно, – корчит рожу отец, в уголке его рта пузырится слюна, – Ты же у нас врач, как твой мерзкий дедуля, – хихикает он, – Не так давно, я тебя с полицейского участка вытаскивал, забыл?
– Нет.
– Нет, – передразнивает он меня, – Слабак!
– Хоть что-то у тебя всегда хорошо получается, – не выдерживаю я.
– И что же? – его помутневший взгляд пытается сфокусироваться на мне.
– Дать мне понять, какое я на самом деле дерьмо, – отца раздражает тот факт, что я смог поступить на медицинский факультет, поэтому при каждом удобном случае издевается надо мной. Он надеялся, что меня отчислят на первом курсе, но когда этого не произошло, отец стал еще невыносимее.
– Вот только не надо делать из меня монстра – ворчит он, но потом машет рукой и направляется к входной двери, – Не забудь забрать деньги из кассы и принести мне все до копейки, – отец выходит на улицу.
Я вижу в окне, как его фигура скрывается за углом серого здания.
После ухода отца у меня остается чувство сожаления и вины. Я прохожусь по магазину, и расставляю по местам привезенный товар. Иногда я жалею, что не родился сиротой. В школе я всеми силами скрывал своих родителей. Но не мог спрятать одежды, что всегда была не по размеру. Изношенных ботинок.
В более старшем возрасте, я часто ввязывался в драки, когда кто-нибудь заикался о моей неблагополучной семье. Меня регулярно вызывали к директору, я до сих пор удивляюсь, как меня не отчислили из школы.
Если бы я не одумался, наверное, закончил бы, как отец…
Я ставлю на полку запчасти для двигателя и тянусь за следующей партией, когда меня отвлекает звонок мобильного телефона. Вынимаю старенький смартфон из кармана джинсов и бросаю взгляд на определитель номера.
Улыбнувшись, подношу трубку к уху.
– У тебя нашлась пара минут для обреченного? – я сажусь в кресло, и откидываюсь на мягкую спинку.
– Значит, ждать тебя сегодня бесполезно, – вместо ответа говорит Ай11
Ай – в переводе с якутского «любовь»
[Закрыть].
– Похоже на то.
– Плохо, – я представляю, как она прикусывает нижнюю губу.
– Знаю.
Ай замолкает и в трубке слышится ее дыхание. Она была не прочь встречаться со мной. Это началось на первом курсе, именно тогда она выделила меня среди остальных студентов.
Красивая высокая брюнетка с экзотической внешностью, холеной кожей и длинными пальцами, ногти которых неизменно покрывал красный лак. Не буду лукавить, Ай привлекала меня, и я хотел оказаться с ней в одной постели.
Иногда я представляю, как ласкаю ее гибкое тело…
Даже сейчас от этих фантазий тяжелеет в паху. Но она была достойна большего, чем одной ночи в дешевом мотеле.
– Ты опять запаздываешь со сдачей дневников, – наконец, говорит Ай, – Имир22
Имир – в германо-скандинавской мифологии первое живое существо, великан, из которого создан был весь мир
[Закрыть] будет недоволен. Без обид.
Я смеюсь, когда напряжение между нами исчезает.
– Виновен, исправлюсь, – хотя сделать это будет непросто.
Ян Мандельштам, доктор медицинских наук. Ему дали такое прозвище из-за высокого роста и свирепого взгляда. Он отличался суровым нравом, находил повод придраться к студентам и завалить их на экзамене.
Один прогул был равен неделе отработок. Приходилось брать допуск и учиться с большим усердием.
– Да уж постарайся, – по ее голосу, я понимаю, что она улыбается.
Я совмещаю работу в магазине, и на стройке, практику и учебу в МГМУ33
МГМУ – Московский государственный медицинский университет
[Закрыть]. Начиная с третьего курса, мне, как лучшему студенту, была начислена стипендия, которой едва хватает на жизнь.
«Ты слишком правильный», – любит повторять Ай, понятия не имея, что мне приходится платить за коммунальные счета из собственного кармана. Родителей мало беспокоит отключение электричества.
Но откуда ей было об этом знать, если компания ее семьи была лидером в области добычи алмазов. Как-то я услышал от одного из студентов, что все камни в ее кольцах – настоящие бриллианты…
– Я сделаю ксерокопию сегодняшней лекции и отправлю тебе по электронке.
– Ай, ты просто моя спасительница… – и это правда, без нее я бы не смог учиться так, как учусь.
Может быть поэтому, мы до сих пор не переспали, а не из-за моих высоких принципов.
– Все, мне надо бежать, – в трубке раздаются короткие гудки.
Я кладу телефон на стол и встаю.
Нервным движением взъерошиваю волосы и до самого вечера принимаю заказы и обслуживаю немногочисленных покупателей.
Когда часы на стене показывали 22:00, я закрываю магазин. Город готовится ко сну, солнце уже садится, длинные тени опускаются на стены зданий, оранжевыми пятнами.
Я захожу в кафе, расположенное напротив нашего магазина и покупаю у немолодого таджика кофе.
– Ты сегодня поздно, – почти без акцента говорит он и улыбается.
– Работы навалилось, – я протягиваю ему деньги.
– По новостям крутят о погромах на улицах, – мужчина ставит на стол бумажный стакан, – Будь осторожнее, – его забота вызывает во мне неловкость, я просто пожимаю плечами и выхожу из кафе.
Я иду по проспекту, было тихо и пустынно, как-то по-особенному мрачно. Мне хочется быстрее добраться до дома. Я открываю машину и сажусь за руль, проверив, что дорога пуста, я трогаюсь с места.
В нашем городе всего сто двадцать пять тысяч жителей, вдоль извилистой дороги стоят старые дома, и бетонные заборы, из-за которых торчат самолетные хвосты. Обычный провинциальный город Подмосковья.
Я сворачиваю на неосвещенную дорогу. Отцовский старенький «Шевроле» подпрыгивает на каждой выбоине. Вокруг восьмиэтажной панельки разбросан мусор, огромная свалка в жилом секторе притягивает бездомных со всей округи. Один из них прямо сейчас копошится в куче, разгребает ее руками, и пытается найти что-нибудь съедобное. Стая собак разорвала пакет, и теперь растягивает содержимое по земле.
Подъехав к дому, я глушу мотор, но не спешу выходить. Неторопливо пью свой остывший кофе. Смяв бумажный стаканчик, выбрасываю его в мусорной бак и только потом направляюсь в сторону дома.
Дверь подъезда была сорвана с петель какими-то хулиганами, и кто-то прикрыл проем от ветра деревянной задвижкой. Я вхожу внутрь, разрисованные матерными надписями стены сразу бросаются в глаза. Железные перила погнуты, отсутствие поручней делают каждый подъём небезопасным, но это никого не волнует.
Споткнувшись о бутылку, я чертыхаюсь вполголоса и поднимаюсь на пятый этаж. Лифт не работает несколько месяцев. Воняет кошачьей мочой, и с каждым лестничным пролетом становится отчётливее. Я зажимаю нос рукой и, перешагивая через две ступеньки, быстро оказываюсь на шестом этаже.
Обтянутая тканью дверь выглядит потертой, местами обшивка оторвалась, из дыр торчит поролон. Из квартиры не доносится ни звука. Я осторожно переступаю порог и оказываюсь в темном коридоре. Тянусь к выключателю, раздается глухой щелчок, свет мигает и тут же гаснет.
Стараясь не шуметь, прохожу внутрь и прикрываю за собой дверь. Я бегло осматриваюсь: мамина обувь стоит на полке, отцовские ботинки валяются на полу, рядом со стопкой газет, пустые бутылки разбросаны по комнате. Я наклоняюсь и собираю их в пакет, намереваясь выбросить.
В воздухе витает запах перегара, застарелого пота и чего-то кислого. Я морщусь, никак не могу привыкнуть к этому. После ночных гуляний, родители обычно до вечера не поднимаются с дивана, но гостиная пуста.
Я спешу на кухню, и надеюсь найти их там. Но вижу только немытые с вечера тарелки, которые были неаккуратно сложены в раковину и пепельницу полную окурков. Пепел лежит небольшой горкой. Тараканы барахтаются в серой массе, и разносят её дальше. Рядом стоят бутылка недопитой водки и две рюмки.
Окно настежь открыто, несколько залетевших мух сидят на столе, и перебирают лапками. Я закрываю его, и ощущаю смутное беспокойство. Я заглядываю в ванную, но и она пуста. В недоумении, двигаюсь в сторону своей комнаты, и начинаю злиться.
Это единственное место, куда им запрещено входить.
Как я и думал, родители лежат на моей постели, оба раздетые до нижнего белья. Они даже не удосужились застелить кровать.
– Какого черта, – рычу я, и рывком открываю шторы, – Я же просил, не входить сюда!
Никто из них не отвечает. Наверняка, опять ужрались в хлам.
Я подхожу к ним ближе, намереваясь высказать им все, что я думаю, но слова застревают в горле, мое сердце падает прямо в желудок, и я сглатываю тошноту.
Спутанные светлые волосы матери грязными космами свисают на лицо, исчерченное тонкой сеткой морщин. Синюшные губы слегка приоткрыты, пустые безжизненные глаза устремлены в потолок. Мертвенно-бледную кожу отца покрывают ужасные пятна синяков, от чего его лицо кажется неестественно раздутым.
И кровь….
Много крови.
– Эй, – тихо зову я, – Эй, пап? – повторяю я, – Мам!?
Умом я понимаю, что они мертвы, но все равно дотрагиваюсь до плеча отца и вздрагиваю. Кожа на ощупь холодная. Дрожащей рукой я проверяю их пульс, прекрасно осознавая бесполезность этого жеста.
Я пячусь вон из комнаты, но скрип деревянных половиц в прихожей заставляет меня остановиться и прислушаться. Кто-то неспешно двигается в мою сторону. Страх заглушает остальные чувства. Я быстро забираюсь под кровать, и стараюсь не думать, кто лежит надо мной.
В детстве это место было моим убежищем, в памяти сразу всплывают воспоминания, и я вновь чувствую себя тем маленьким испуганным мальчиком, которого избивает отец.
Шаги приближаются.
Кто-то входит в комнату и останавливается.
Я смотрю на мужские черные ботинки и край белых брюк, заляпанных кровью. Он не произносит ни слова, и от этого мне становится жутко. Мужчина обходит комнату и останавливается у окна. Я слышу скрип открываемой створки, и нервная дрожь сотрясает мое тело. Сжимаю ладони в кулак, сдерживая панику.
Щелкает зажигалка и сигаретный дым заполняет спальню. Воздух становится мутно-серым. Я не свожу напряженных глаз с ног незнакомца. Мужчина выкидывает окурок и направляется к выходу.
Как только шаги стихают, я осторожно выбираюсь из-под кровати, и стараюсь не смотреть на родителей. Выглядываю в коридор. Он пуст. Мгновение, я стою и прислушиваюсь.
Ничего.
Я двигаюсь к выходу. Мягкий лунный свет позволяет видеть очертания привычных предметов. Я почти дохожу до двери, когда в моем кармане начинает звонить сотовый.
Громкая трель разносится по квартире. Я выхватываю телефон и нажимаю «отбой». Сердце стучит, как молот. С каждой секундой, кровь разгоняет адреналин по жилам. Я настороженно оглядываюсь, и чья-то белая тень мелькает у окна в гостиной.
Я со всех ног бросаюсь к выходу и несусь вниз по лестнице. В ушах шумит от быстрого бега, и по спине стекает липкая струйка холодного пота. Мои старые кроссовки скользят по бетонным ступеням.
Кто-то бросается в погоню, и я ускоряюсь. Добегаю до второго этажа. В горле пересыхает и становится трудно глотать. Каждый вздох отдается резью в боку. Не обращая внимания на боль, я сворачиваю направо, и бегу в сторону 51-ой квартиры.
Старушка никогда не запирает дверь, прогрессирующая болезнь Альцгеймера сделала ее рассеянной. Я молюсь, чтобы и сегодня она забыла защелкнуть замок. Железная дверь слегка приоткрыта. Я едва не врезаюсь в стену и вбегаю в квартиру.
В доме темно, мое хриплое дыхание вырывается из груди хлопками, пот заливает лицо и щиплет глаза. Я на ощупь двигаюсь в сторону балкона, надеясь убраться отсюда до того, как меня найдут.