Текст книги "Белая вуаль"

Автор книги: Анна Смолякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Анна Смолякова
Белая вуаль

1

К вечеру городской Дворец культуры обычно просыпался. По коридорам начинали сновать люди, они хлопали дверьми и недопустимо громко разговаривали. Серьезная бабушка-вахтерша в который раз поправила на дверях Большого зала табличку: «Тихо! Идет прогон!» и уселась неподалеку с вязанием в руках. Сегодня в зале присутствовало «высокое начальство».

«Дай Бог, чтобы у ребят все получилось. Больно уж спектакли они ставят хорошие, жизненные», – подумала бабушка и поддела спицей очередную петлю.

Тем временем события на сцене стремительно разворачивались.

Дикая пляска световых бликов постепенно уступила место мягкому голубому сиянию софитов, агрессивная напористая музыка сменилась волшебной мелодией. Пятясь и извиваясь, скрылись за кулисы артисты кордебалета в черном трико, а из глубины сцены, простирая руки к зрителям, появилась главная героиня. Да, девушка была хороша собой: длинные белокурые волосы, ноги, что называется, «от ушей», а голос… Голос заставлял померкнуть прочие ее достоинства. Легкий и звенящий, он то стремительно взмывал вверх, то опускался до жаркого низкого полушепота.

Молодые люди в последнем ряду зааплодировали. Сидящий в партере мужчина обернулся и смерил их весьма скептическим взглядом.

– Вы, видимо, считаете, что я тоже должен прийти в восторг? – Мужчина вопросительно посмотрел на худого бородача, вжавшегося в соседнее кресло.

– А что, по-моему, неплохо…

– И это говорит мне режиссер, поставивший «Медею» и «Городской романс»? Знаете, как-то не верится, что ваши мюзиклы получали призы на фестивалях… Даже глухому ясно, что эта новая «звезда» поет под фонограмму.

– Но ведь и в других спектаклях мы часто использовали запись, – робко пытался защищаться режиссер, – и никто ничего криминального в этом не видел…

– Ничего криминального, если под фонограмму открывают рот безголосые статистки, но, простите, не главная героиня!

– Видите ли, у Любаши прекрасная фактура, но вокал у нее слабоват для этой партии… И потом, мы записали фонограмму у себя в студии. Поет наша же артистка…

– А почему же не ей отдали роль, фактура не та? – Мужчина в галстуке иронически взглянул на бородача. – Или девушка до такой степени безобразна, что даже грим не поможет?

– Дело не во внешности, хотя здесь тоже не без проблем… Просто она вбила себе в голову, что похожа на огородное пугало, и, выходя на сцену, начинает зажиматься, комплексовать. В общем, работать невозможно. А голос – от Бога, жаль, действительно жаль, что дальше фонограмм она уже не пойдет.

– Я мог бы побеседовать с ней?

– Пожалуйста. – Режиссер привстал с кресла и крикнул: – Калиновскую ко мне, и побыстрее!

Через несколько минут шторка на боковой двери зашевелилась, и по проходу между рядами начала пробираться худенькая темноволосая девушка лет двадцати трех. Она была довольно симпатичной: тонкий профиль, четко очерченные губы и большие глаза с длинными ресницами.

– Вы меня звали, Геннадий Николаевич? – Девушка наконец-то преодолела все препятствия и теперь стояла перед режиссером.

– Не я. Вот Михаил Максимович – председатель отборочной комиссии, он хотел с тобой побеседовать.

Певица повернулась к мужчине в галстуке, ее тонкие пальцы непроизвольно вскинулись к лицу и нервно затеребили блестящие черные пряди. Однако непослушные волосы рассыпались и никак не хотели закрывать багровое родимое пятно на левой щеке, спускающееся от нижнего века до самого подбородка.

– Я, собственно… – Михаил Максимович потер переносицу. – Я только хотел выразить восхищение вашим талантом. Вы окончили консерваторию?

– Нет, я окончила музучилище, преподаю в музыкальной школе, а пою только здесь.

– А-а-а… – Мужчина не нашелся, что добавить. Молчание становилось тягостным.

– Ну, я, пожалуй, пойду? – Девушка вопросительно посмотрела на режиссера и, получив разрешение, снова скрылась за шторкой боковой двери.

Через несколько минут поднялся и Михаил Максимович. Когда он проходил через вестибюль, то снова заметил знакомую фигурку. На девушке было темное пальто с меховым воротником и песцовый берет.

– Я могу вас подвезти, у меня машина.

– Спасибо, я на автобусе. – Девушка помахала на прощание рукой в белой пушистой варежке и выбежала на улицу.

«Если бы не это пятно, она, пожалуй, могла бы быть по-настоящему красивой», – подумал Михаил Максимович. Впрочем, скоро мысли о молодой певице перестали его занимать, забот и без того было достаточно. Приближался Новый год.

Автобус, скрипнув закрывающимися дверьми, отъехал от остановки, и Виолетта осталась стоять посреди пустынной улицы. Конечно, можно было сесть в машину этого Михаила Максимовича и без проблем доехать до самого подъезда, но слишком уж неприятным и тяжелым показался его взгляд. Однако сегодня ничто не могло испортить ей настроение. Она с наслаждением вдохнула морозный воздух, пропитанный запахом хвои, и, переложив тяжелую сумку из правой руки в левую, двинулась на штурм основательно занесенной снегом тропинки. Окна соседних домов были ярко освещены, где-то играла веселая музыка. Виолетта, балансируя свободной рукой, пыталась перебраться через гигантский сугроб, когда расшатанный каблук в очередной раз сыграл с ней злую шутку: нога подвернулась, девушка потеряла равновесие и через минуту уже сидела в снегу, недобрым словом поминая нерадивых дворников. Неожиданно она представила, как выглядит сейчас со стороны: волосы растрепаны, берет сбился набок, одна нога полностью скрыта снегом, а другая придавлена тяжеленной сумкой. Да, хорошо, что в десять часов вечера люди обычно уже сидят у телевизоров, только бездомный серый кот мог наблюдать ее позорное падение.

Виолетта кое-как выбралась из сугроба, отряхнулась, заговорщически подмигнула коту и, к своей великой радости, наконец-то вышла на утоптанную дорожку. Последние двести метров она преодолела без приключений и через десять минут уже гремела ключами перед дверью своей квартиры. Пока будет разогреваться ужин, можно устроиться на диване перед телевизором, потом чашечка кофе и… спать. А впереди еще два выходных дня! Виолетта уже снимала пальто в прихожей, когда скрип паркета за спиной заставил ее резко обернуться. Она замерла, напряженно вглядываясь в темноту, звук не повторялся. Виолетта выждала еще пару минут и попыталась левой рукой дотянуться до выключателя. Ее пальцы уже нащупали холодную пластмассовую кнопку, когда в дверном проеме комнаты появилась темная фигура, слабо освещенная пламенем свечи.

Виолетта почувствовала, как по коже побежали мурашки. Она не смогла даже вскрикнуть и, наверное, упала бы в обморок, если бы «фигура» не произнесла хорошо знакомым голосом:

– Милый Виолетик, поздравляю тебя с днем рождения!

Мгновенно нахлынувшее облегчение сменилось досадой на себя. Как же она могла забыть, что Маринка Локтева после очередного любовного свидания еще не вернула ей запасной ключ?! Виолетта включила свет. Сияющая Локтева стояла перед ней, держа на вытянутых руках торт, украшенный одинокой свечой.

– Боже, как ты меня напугала!

– А это тебе наказание за то, что явилась так поздно. Я тебя жду уже целую вечность. Все давно остыло. Зайди-ка в комнату.

Маринка посторонилась, пропустив Виолетту вперед. На журнальном столике в окружении салатов и закусок стояла бутылка шампанского, рядом с ней в высокой тонкой вазе – три огромные пушистые хризантемы. Стол был по всем правилам сервирован на две персоны, а каждую тарелочку венчала свернутая конусом белоснежная салфетка. Виолетта благодарно улыбнулась:

– Да, Маринка, умеешь ты сделать красиво!

Локтева удовлетворенно хмыкнула и, водрузив на свободное место торт, вздохнула:

– А кто это ценит?

– Кстати, почему на торте только одна свеча?

– Милая моя, про твои двадцать три года мы обе знаем, так что нечего зря свечи переводить. Шучу, шучу. Ну, считай это просто украшением «со смыслом», что ли? Чтобы ты в этом году так же светилась и сияла и чтобы на душе у тебя все время было тепло…

– Спасибо, заяц! – Виолетта чмокнула подругу в щеку и отправилась в спальню переодеваться.

На кровати ее ждал сюрприз. Маринка проявляла редкое постоянство в выборе подарков, и на этот раз в целлофановом пакетике опять лежали изящные трусики. Девушка задумчиво провела пальцами по нежному кружевному чуду. Снова где-то в сердце словно кольнуло иголкой: появится ли когда-нибудь тот Единственный, перед которым можно будет покрасоваться в изысканном белье, тот, который не станет отводить взгляд от ненавистного багрового пятна на щеке?

Виолетта подошла к зеркалу и попыталась закрыть волосами левую сторону лица. Да, если бы не эта отметина, она была бы вполне привлекательна, давно вышла бы замуж и теперь день рождения праздновала бы совсем по-другому. Она вздохнула и вернула прядь волос на прежнее место. Главное – не позволять себе раскисать, тем более сегодня, в собственный день рождения.

– Ну, где ты там? – донесся из соседней комнаты недовольный Маринкин голос.

Виолетта еще раз взглянула в зеркало и, изобразив на лице подобие улыбки, выпорхнула из спальни.

Впрочем, настроение у нее постепенно улучшалось, и, наверное, вечер закончился бы вполне мирно, если бы после второго бокала шампанского Локтева, опустив глаза и старательно ковыряясь в салате, не произнесла:

– Виолетик, а что ты собираешься делать на Новый год?

– Скорее всего сидеть у телевизора… На квартиру не рассчитывай, пожалуйста. Идти мне некуда.

– Ой, ну при чем тут квартира? – Маринка всплеснула полными руками. – У меня и в мыслях не было… Да, и если уж на то пошло, то на праздник апартаменты должен обеспечить джентльмен. Кстати, о джентльменах: у моего Шурика есть друг, которому в новогоднюю ночь тоже будет очень одиноко…

– Не надо, – прервала Виолетта, отодвинувшись от стола.

– Дурочка, ведь ты даже не пытаешься что-нибудь изменить в своей жизни. Он неплохо зарабатывает, у тебя квартира. Квар-ти-ра! Если бы ты только знала, как я тебе завидую. Нет, тьфу-тьфу-тьфу, хорошо, что моя мамаша жива-здорова, светлая память твоим родителям, но отчитываться за каждый свой шаг, не иметь возможности даже закрыться в комнате – это такая мука!

– Я уже как-то просила тебя, – произнесла Виолетта, тщательно разглаживая юбку на коленях, – не напоминать мне о моих родителях, это слишком больная тема. А также не подыскивать мне мужчин… Ты лишний раз хочешь доказать, что я урод? Так я и без тебя это вижу.

– Какой же ты урод, хорошая моя?! Да ты посмотри на себя: какие глазки, а брови, а волосы! Если хочешь знать, это пятнышко тебя и не портит вовсе, – запричитала Локтева, но было уже поздно.

Виолетта уткнулась лицом в диванную подушку, и только ее худенькие плечи судорожно вздрагивали.

– Ну, прости меня, пожалуйста! – Маринка плюхнулась рядом, обняла подругу и спрятала ее заплаканное лицо у себя на груди. – А знаешь, тебе нужно сделать «каре», и ничего вообще заметно не будет.

– Но я же не могу прятать всю жизнь лицо под волосами. Может, мне еще платочком повязаться или чадру надеть?

Повсхлипывав еще немного, Виолетта высвободилась из объятий подруги.

– Я сейчас в ванную, приведу себя в порядок, и мы еще поболтаем.

Когда она вернулась, Маринка уже спала, вытянувшись на диване и по-детски открыв рот. Виолетта с сожалением вздохнула, укутала подружку пледом и, выключив свет, отправилась в спальню.

Разбудил ее настойчивый звонок в дверь. На улице было уже совсем светло, часовая стрелка будильника приближалась к одиннадцати, но Виолетта не чувствовала себя отдохнувшей. Гостей она не ждала, однако звонок продолжал надрываться. Она нехотя вылезла из-под одеяла, накинула халатик и поплелась открывать дверь. Видимо, выражение лица у нее было весьма недовольное, потому что элегантный мужчина, стоявший на пороге, как-то замялся и поправил кашне, прежде чем спросить:

– Калиновская Виолетта Алексеевна?

– Угу…

– Приношу извинения за столь раннее посещение. – Незнакомец протянул Виолетте визитную карточку. – Я представитель Российского филиала австралийской компании «Брокен хилл пропрайэтри».

Все еще ничего не понимая, Виолетта разглядывала мужчину. Длинное пальто, белоснежное кашне, кожаная папка под мышкой. Он профессионально улыбнулся, открыл папку и протянул девушке заполненный фирменный бланк: «В любое удобное время компания убедительно просит Вас позвонить по одному из указанных здесь номеров для решения вопросов, связанных с завещанием недавно скончавшейся в Сиднее Марии Велльхауз».

– Подождите, подождите… Вы, наверное, ошиблись. Какая Мария Велльхауз? У меня нет родственников за границей.

– Виолетта Алексеевна, – мужчина еще раз улыбнулся, – уверяю вас, никакой ошибки нет. Но дело довольно необычное, поэтому директор лично ждет вашего звонка. – Незнакомец простился и вошел в лифт.

– Что там такое случилось? – донесся из комнаты сонный голос Маринки. Виолетта не отзывалась, недоуменно разглядывая бланк. Она сама еще ничего не понимала.

2

Этот разговор происходил тринадцать лет назад.

– Конечно, ей придется нелегко, но ведь наша любовь всегда будет с ней, мы не оставим ее, правда?

Молодая темноволосая женщина отвернулась от окна и посмотрела на мужа, ожидая то ли подтверждения своих слов, то ли утешения. Прежде чем ответить, он достал из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет, уселся на подоконник рядом с женой и закурил.

– В конце концов, Оксана, мнение этого профессора не есть истина в последней инстанции. Существуют еще Москва, Ленинград, где-нибудь ей могут помочь…

– Да-да, – торопливо согласилась она, – я могу продать свои сапоги, совсем новые, этот шкаф, он нам не нужен, правда? Если на лечение понадобятся деньги, мы ведь найдем их?

– Оксана, ты же слышала, что нужно подождать, пока организм окрепнет и будет готов к операции, если она вообще будет возможна…

Дверь в комнату приоткрылась, и хорошенькая кудрявая малышка лет шести просунула в щель обиженную мордашку:

– Мама, Летка говорит, что в больнице доктор дал ей кулек конфет, бальное платье и волшебную палочку, чтобы превратиться в принцессу. А мне почему ничего не дали?

Отец слез с подоконника и сел на корточки перед девочкой.

– Понимаешь, эти подарки нельзя выносить на улицу, они там сразу исчезают, поэтому Леточка и оставила их у врача в кабинете. Когда ты поедешь в больницу, тебе тоже что-нибудь дадут…

Увидев испуг на лице жены, он осекся и, выпроводив дочку за дверь, обнял Оксану за плечи:

– Да, я сказал глупость, но надо же было как-то ее успокоить. Ты ведь понимаешь, что ей это не грозит: родимое пятно или есть или нет. Оно не появится на седьмом году жизни. Слава Богу, Надя совершенно здорова.

Зазвонил телефон, и Оксана взяла трубку. Слушая, она повторяла: «Да, да, конечно», и в глазах ее росло удивление. Закончив разговор, Оксана некоторое время молчала, потом неуверенно произнесла:

– Знаешь, Леша, или я чего-то не понимаю… или объявилась тетя Маша… Ну, мамина сестра тетя Маша, помнишь? Она сейчас в Австралии, замужем за каким-то промышленником, и друг ее мужа приехал по делам в Союз и нашел нас через справочное… Он заедет к нам через час. Так, ты бегом в магазин, а я – на кухню…

Джим, оказавшийся выходцем из России, от водки не отказался, уже после получасового общения перестал особо церемониться и теперь, раскрасневшийся и добродушный, сидел, развалившись в кресле, и рассказывал, изредка стряхивая пепел с толстой сигары:

– Она не знала, жив ли кто-нибудь из семьи вообще, поэтому ничего со мной не передала, ну там презентов, сувениров… А вы письмишко-то тетушке отпишите, почта ваша советская его полгода промурыжит, а со мной – как на крыльях!

Алексей улыбался и кивал, не забывая наполнять рюмки. Оксана, извинившись, встала и вышла на кухню, а вскоре окликнула мужа:

– Леша, можно тебя на минуточку?

– Сейчас я, кажется, втык получу. – Алексей выразительно взглянул на бутылку и заговорщически подмигнул гостю. Тот понимающе кивнул: мол, все женщины таковы, ничего не поделаешь.

Кран на кухне был открыт, но Оксана, не притронувшись к грязной посуде, сидела за столом.

– Что случилось?

– Леша, я хочу вложить в письмо фотографию Наденьки и Виолетты. Я не буду ни о чем просить, но она же сама увидит… Она же должна понять. Может быть, тетя Маша даст денег на операцию, ведь для нее это гроши. Правда?

– Ты действительно ни о чем не будешь просить? Главное, не унижайся.

– А если нужно, я и унижусь. Это моя дочь! Да я на колени встану, если потребуется! – Оксана раскраснелась и, кажется, была на грани истерики.

– Успокойся, родная. – Алексей обнял жену. – Если тетя сама ничего не предложит, то в следующем письме мы попросим, я обещаю тебе… Но только в следующем.

Прежде чем вернуться в гостиную, Оксана заглянула в детскую. Обе девочки давно уже спали. Виолетта лежала на спине, широко разбросав руки со сжатыми кулачками. Даже в темноте было заметно пигментное пятно на ее левой щеке. Мать еле слышно вздохнула и прикрыла дверь.

Ближе к полуночи изрядно подвыпивший гость наконец простился с хозяевами и ушел, забрав письмо.

Прошел год, ответа все не было. Оксана сама писала тете пять или шесть раз, но все безрезультатно…

А еще через семь лет небольшой городок был взбудоражен страшным событием. На центральном проспекте грузовик, вылетевший на встречную полосу, столкнулся с такси. Погиб шофер и трое пассажиров: мать, отец и тринадцатилетняя девочка. Из всей семьи чудом осталась в живых только старшая дочь. Старушки поговаривали, что спастись ей помог отнюдь не Бог, мол, недаром же у нее на лице пятно, которое в народе называют «меткой дьявола»…

3

– Одного не могу понять. – Маринка, сидя за столом, щелкала орешки и складывала из добытых ядрышек домик. – Зачем в нашем забытом Богом Михайловске австралийской компании открывать филиал?

– Я тебе уже объясняла. Филиал у них в Москве, а для решения конкретных вопросов они рассылают клерков по городам.

Виолетта закончила краситься и теперь в растерянности стояла перед раскрытым гардеробом. Почему так получается: вещей – море, а надеть нечего? «Рабочие» свитерки и юбочки, естественно, отпадают, хочется выглядеть прилично. Она еще раз взглянула на визитную карточку представителя компании. Что-то здесь не так. В телефонном разговоре директор филиала сообщил, что Мария Велльхауз – ее двоюродная бабушка, но почему тогда она ничего не знала о ее существовании? Да и с какой стати старушенции что-то оставлять в наследство незнакомой родственнице из России?.. Так, голубое платье тоже не подходит, пожалуй, слишком легкомысленное.

– А во сколько за тобой заедут? – Локтева закончила выкладывать домик.

– Директор сказал, что машина будет у подъезда в четырнадцать сорок пять.

– А сейчас сколько?

– Посмотри сама. – Виолетта никак не могла избавиться от предательского волнения, поэтому приставания Маринки начинали ее раздражать.

– О, у тебя еще пятнадцать минут, можно успеть погладить белую блузку. Помочь?

– Да, пожалуйста, – согласилась Виолетта в надежде на то, что подруга займется делом и помолчит хоть пять минут.

Но не тут-то было. Маринка не унималась:

– А как ты думаешь, тебе бабуся что прислала?

– Я думаю, она мне прислала чучело мишки-коала.

– Фу-ты, ну-ты, рифмоплетка выискалась. – Локтева спрыснула блузку водой и взялась за утюг. – А что ты с ней делать будешь?

– С кем?

– С чучелой!

– Успокойся, тебе подарю. – Виолетта наконец остановила свой выбор на строгом бежевом костюме и теперь, стоя в юбке и лифчике, ожидала, когда Маринка закончит терзать блузку.

– На! – Локтева протянула наконец выглаженную блузку, отошла к окну и вдруг восхищенно выдохнула: – Калиновская, она живая!

– Кто? – не поняла Виолетта.

– Чучела должна быть живая, из-за дохлой они бы такую машину не послали…

Девушка выглянула в окно и увидела роскошный серебристо-серый «мерседес». Шофер остался в машине, а уже знакомый ей представитель компании вышел из автомобиля и направился к подъезду.

– Ай, быстрее, быстрее! – суетилась Маринка, застегивая на Виолетте блузку и стряхивая с пиджака невидимые соринки.

В дверь позвонили. Приветливо кивнув в ответ на голливудскую улыбку, девушка вышла из квартиры. Представитель компании открыл перед ней дверцу автомобиля. Виолетта удобно устроилась на заднем сиденье, и «мерседес» тронулся с места. Остановилась машина перед зданием Коммерческого банка. Виолетта в сопровождении представителя компании поднялась по мраморной лестнице на второй этаж. Там он распахнул перед ней дверь одного из кабинетов, а сам удалился.

Комната слабо освещалась зеленоватыми светильниками, на стенах с шелковыми обоями висело несколько картин, а в воздухе витал едва уловимый приятный аромат. Виолетта опустилась в мягкое зеленое кресло возле журнального столика. Похоже, пресловутый мишка-коала должен быть не только живым, но и дрессированным. Из-за жалкого чучела никто бы не стал так суетиться.

Дверь открылась, и в комнату вошел приятный седовласый мужчина лет пятидесяти.

– Фрэнк Стаутленд, – представился он с едва заметным акцентом, – я уполномочен компанией «Брокен хилл пропрайэтри» ознакомить вас с завещанием Марии Велльхауз и проследить за доскональным выполнением всех условий этого документа. Но, может быть, сначала кофе?

Мистер Стаутленд нажал кнопочку на телефоне, и через минуту элегантная мисс в черной строгой юбке и белой блузке внесла на подносе две чашки с дымящимся кофе, хрустальную вазочку с сахаром, серебряные щипчики и блюдо с пирожными. В отличие от некоторых русских секретарш девушка не повиливала игриво бедрами и уж тем более не позволяла себе бросать оценивающие взгляды на клиента.

Кофе оказался превосходным, Виолетта расслабилась и почувствовала себя значительно спокойнее. Видимо, заметив это, Фрэнк начал разговор:

– Наверняка у вас есть ко мне какие-нибудь вопросы.

– Да, конечно. Скажите, откуда вообще Мария Велльхауз, если она действительно моя родственница, узнала о моем существовании? За всю свою жизнь я не припомню ни одного письма из Австралии.

Мистер Стаутленд понимающе кивнул:

– Многое вам станет ясно по прочтении одного не совсем обычного документа. А пока я лишь могу сказать, что Мария Велльхауз – родная сестра вашей бабушки по матери, Анастасии Марковой, эмигрировавшая в двадцатые годы в Англию. Там она вышла замуж и стала совладелицей значительного состояния. Сами понимаете, что в советский период общение с зарубежными родственниками не сулило ничего хорошего, возможно, поэтому Мария воздержалась от контактов. Недавно скончался муж миссис Велльхауз, и она обратилась в юридический отдел нашей компании с просьбой разыскать оставшихся в живых родственников. Нам удалось выяснить, что вы, Виолетта Алексеевна, единственная наследница престарелой миссис, так как своих детей у нее не было. Естественно, что вам и адресовано ее последнее письмо. Вот, прочтите. – Фрэнк протянул большой белый конверт из плотной бумаги. – Ваша бабушка прекрасно помнила родной язык, поэтому письмо написано по-русски. Не буду вам мешать. – Мистер Стаутленд вышел из кабинета, оставив Виолетту наедине с довольно длинным посланием. Она поудобнее устроилась в кресле и развернула письмо. Текст был написан разборчивым, аккуратным почерком.

«Здравствуй, моя незнакомая внучка! Сейчас, когда ты читаешь это письмо, меня уже нет в живых. Может быть, это и к лучшему. Конечно, мне хотелось бы увидеть тебя и обнять, но, кто знает, как сложились бы наши отношения. Я прожила долгую и небезгрешную жизнь, возможно, ты осудила бы меня, да и вопросов я не люблю. Теперь же все свои грехи и маленькие тайны я унесла с собой в могилу и могу смело претендовать на статус святой (по крайней мере, в твоих глазах). Кроме того, удобная роль покойницы дает мне право приказывать, и, надеюсь, приказы мои не будут подлежать обсуждению. Но об этом позже.

Я полагаю, что утомлять молодую девушку скучными подробностями моей жизни негуманно. Тебе достаточно знать, что неизвестная тебе до сего дня Мария Велльхауз – родная сестра твоей бабушки Анастасии Маша Маркова. Судьба разбросала нас в разные стороны, мне пришлось покинуть Россию, но я не жалею об этом, так как в Англии я встретила свою единственную настоящую Любовь. Уильям Велльхауз сделал меня счастливой и богатой, но я не смогла подарить ему наследника, о чем сожалею и по сей день. Мы прожили вместе долгую жизнь, в прошлом году супруг оставил меня, и теперь наша встреча состоится в ином мире. Я знаю, что встреча эта не за горами, и не боюсь смерти. Но желание оставить о себе добрую память на земле, не правда ли, вполне естественно? Именно поэтому я поручила компании «Брокен хилл пропрайэтри» (а это фирма, которой я бесконечно доверяю) разыскать моих родственников в России.

Тринадцать лет назад друг и коллега моего супруга, возвратившись из Советского Союза, привез мне письмо от твоих родителей, в котором была и твоя фотография. Я писала вам два или три раза. Возможно, твоя семья не получала моих писем (говорят, КГБ строго относится к таким вещам). И теперь уже только перед Богом я отвечу за то, что скоро оставила безрезультатные попытки связаться с вами.

Ты молода, Виолетта, и еще не знаешь, что такое одиночество. Я поняла это лишь тогда, когда Уильям оставил меня. Мне хотелось найти родных, прижать вас к груди и получить взамен толику любви и привязанности. Но сотрудники компании принесли мне страшное известие: оказывается, твои родители и сестра погибли, и ты теперь совсем одна. Это накладывает на меня дополнительные обязательства по отношению к моей единственной внучке.

Итак, я, Мария Велльхауз, запрещаю тебе тратить свою жизнь впустую и приказываю стать счастливой. А что такое счастье для женщины? Во-первых, это любовь. Но я, как сторонница консервативных взглядов, признаю лишь законный брак. Во-вторых, материнство. Меньше всего мне хотелось бы узнать, что ты потратила краткий человеческий век на погоню за деньгами и развлечениями, как это сделала я, и не почувствовала прикосновения детских ручонок к своей груди. В-третьих, карьера. Поверь мне, Виолетта, ты будешь жалеть, если в конце жизненного пути поймешь, что была лишь красивой куклой, пусть любимой и обожаемой, но безмозглой.

Ты скажешь, что знаешь все это и без меня. Зачем, мол, старуха поучает! Но я не только поучаю, я хочу и могу помочь.

Согласно моему завещанию, ты, Виолетта Алексеевна Калиновская, моя единственная наследница, получаешь в полную собственность 1 (один) миллион долларов США, но на определенных условиях.

Первую часть – триста тысяч долларов – ты получишь через три месяца после вступления в законный брак. Бабушка приготовила тебе маленький сюрприз: церемонию свадьбы организует и оплатит уважаемая мною компания «Брокен хилл пропрайэтри».

Вторую часть – триста тысяч долларов – по достижении тобой известности в любой избранной профессии. Сфера занятий любая.

И последние четыреста тысяч – после рождения ребенка.

Я достаточно ясно выразила свою волю? За исполнением условий моего завещания будут следить представители компании. Они же объяснят подробнее твои права в отношении этих денег.

Прощай.

Мария Велльхауз».

Виолетта еще раз пробежала глазами последний лист. Миллион долларов! Такие деньги не представлялись ей даже в самых смелых мечтах. Ничего себе, чучело мишки-коала! Девушка почувствовала, что комната начинает плыть перед ее глазами. Миллион долларов. Это же долгожданная возможность пластической операции, это финансовая независимость, это новое лицо, красивые платья, новая жизнь и, конечно же, любовь!

Зашедший в комнату Фрэнк, увидев взволнованное лицо девушки, предложил ей сигарету. Виолетта закурила.

– Итак, вы ознакомились с письмом вашей бабушки?

– Да. Все это так неожиданно…

– Надеюсь, вы не сочтете нескромным мой вопрос. Есть ли у вас жених?

– Н-нет… пока нет.

– Ну, ничего, вы молоды, у вас есть время выбирать. Но не забудьте за месяц до предстоящей свадьбы набрать наш номер. Надеюсь, ясно, что первую часть денег по завещанию вы получите только после трех месяцев супружеской жизни?

– Да, я поняла, – прошептала Виолетта. Сигарета в ее пальцах дрожала.

– Если у вас нет больше вопросов ко мне, шофер доставит вас домой. Письмо вы, конечно, можете оставить у себя.

– Спасибо, мне лучше пройтись пешком.

– Что же, я не настаиваю. – Фрэнк обворожительно улыбнулся, подал Виолетте руку и проводил ее до порога.

Даже морозный декабрьский воздух не мог охладить пылающих щек девушки. Выйдя из банка, она решила не торопиться домой, а свернула на заснеженную тропинку зимнего парка. Ей необходимо было остаться одной, чтобы осознать случившееся. Беседа с Маринкой сейчас совсем некстати. В субботний вечер в парке было многолюдно: с веселым писком носились малыши на санках, по замерзшему пруду сновали конькобежцы, чинно прогуливались парочки. Виолетта выбрала отдаленную аллею и там села на скамейку, смахнув с нее снег перчаткой.

Постепенно парк опустел. Уже стемнело, когда она наконец встала и быстро пошла в направлении автобусной остановки. Жизнь начинала новый виток.

Подойдя к дому, Виолетта заметила, что окна в квартире ярко освещены. Видимо, в этот раз Локтева не собиралась нападать на нее из-за угла или выплывать со свечой, подобно привидению. Однако упреков и причитаний с жалобами на горькую судьбу избежать удастся вряд ли: часики на руке Виолетты показывали уже почти семь часов, значит, Маринка, по всей видимости, последние часа два провела, мечась от окна к окну и умирая от любопытства. И точно: открыв дверь, Виолетта едва не столкнулась с Локтевой, бросившейся ей навстречу с пугающей скоростью.

– Ну, что тебе завещала бабуся?

– Счета. – Виолетта уже сняла пальто и теперь расстегивала «молнию» на сапоге.

– В смысле? Какие счета?

– Понимаешь, старушка потратилась на собственные похороны и меня, как единственную оставшуюся в живых родственницу, попросила заплатить кредиторам.

– Да ты что! – Маринка ахнула и широко раскрыла глаза.

– На, прочти. – С трудом сдерживая улыбку, Виолетта протянула подруге конверт.

– Ничего, Виолетик, не расстраивайся. Ты этим кредиторам платить не обязана. Надо к юристу сходить.

Виолетта прошла на кухню и включила чайник. На секунду задумалась, достала из навесного шкафчика бутылку дорогого испанского вина, припасенного для особых торжеств, но, взглянув на удивленное лицо подруги, не выдержала и расхохоталась:

– Ты читай, читай.

– А что читать, правильно говорят, что все иностранцы жадные. – Локтева все же достала письмо из конверта и, прищурившись, всматривалась в текст. – Ишь ты, еще и поучает, постыдилась бы… Что-о-о?! – Глаза Маринки вдруг стали круглыми и глупыми, как у плюшевого кота, сидевшего на шкафу. – Миллион долларов? Виолетик, это ты шутишь так? Это ты сама написала, да?