Текст книги "Два красавчика и Я (СИ)"
Автор книги: Анна Шварц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
– Да, – вырывается у меня.
Это все, что я могу сейчас произнести.
– Да? – он хмыкает, – понятно. Об этом мы еще поболтаем. Пей.
Я снова отпиваю из бокала, хотя, первые ласточки опьянения уже ощущаю отчетливо. В ушах немного шумит, внимание становится рассеянным и я, как в кокон, погружаюсь в свои мысли целиком, будто отключившись от внешнего мира.
Как все странно. Столько переживаний, и все они растворяются в простом «ты мне нравишься». Нравлюсь, правда, как кто? Как девушка? Как собеседник? А?
А потом алкоголь захватывает меня в свои сети, и мир кто-то ставит на быструю перемотку. Вот я допиваю третий бокал вина, а вот Мирослав заказывает у официанта еду. Вот я с наслаждением жую кусок нежного мяса. Вот я вилкой ковыряюсь в салате, пытаясь поймать помидор, который какого-то черта ускользает. Вот Мирослав отбирает у меня четвертый бокал и просит официанта больше мне не наливать, а тот косится на меня с некой опаской.
– Буянить начнет, – поясняет Мирослав, – а у нее черный пояс по тхэквондо.
Мужчина быстренько убегает, поменявшись в лице.
– Но… – я хочу было что-то возразить, но возле моих губ оказывается палец, заставляя меня замолчать.
– Птичка, мне нужно тело пьяное и веселое, а не которое тошнит. Осталось два часа. Тебя не возьмут в самолет.
– Мне все еще кажется, что ты шутишь, – бормочу я.
– Вот и проверим, – он ухмыляется в ответ.
Потом он оставляет меня одну, пообещав отлучиться на пару минут. Тут же ко мне за столик подсаживается Рита, которая сегодня выглядит как подружка Тимати. Что для нее странно, так как я ранее видела ее в достаточно элегантных костюмах.
Кажется, в этот момент выпитые три бокала с головой нахлобучивают меня, потому что я слабо улавливаю, что Рита меня спрашивает, отвечаю как-то невпопад, понимаю это слишком поздно, глупо оправдываюсь, хихикая, и пропускаю момент, как Мирослав возвращается обратно, а Маргарита стучит ему кулачком по голове, что-то втолковывая. До меня доносятся фразы «ее не пустят в таком виде!», «а в другом виде она будет упираться!», и Маргарита делает обреченно «фейспалм».
– Со мной все вот так, – я показываю большой палец, а Рита подхватывает меня под ручку и тащит в туалет. И там, костеря Мирослава на чем свет стоит, долго умывает меня ледяной водой.
– Слушай, не настолько я и пьяная, —пытаюсь отмазаться я от еще одного витка умывания, – мне уже хол-лод-дно!
– Это уже! – сестра Мирослава грозно сверкает глазами, и на лицо мне хлопается рука с водой, – ты сидела и языком еле шевелила! Вы, блин, внезапные, как понос, и друг друга стоите! Аня! Это ему двадцать пять, а тебе уже тридцатник скоро!
Я отплевываюсь от воды и грустно смотрю в зеркало.
– Намекаешь, что я старая для…
– Дура! Намекаю, что из вас двоих у тебя хотя бы должны быть мозги!
– У меня есть…
– Не ими думаешь, значит! Повернись и задери лицо.
Я послушно делаю это. Рита достает влажные салфетки и начинает стирать остатки потекшего макияжа.
– Теперь я буду страшная…
Девушка закатывает глаза.
– Если дело дойдет до вашей свадьбы – я с вами двумя повешусь, – сообщает она.
– Какой свадьбы, не пори чепуху…
Она внезапно усмехается.
– Я прекрасно знаю Мирослава, Аня. Так долбануто он себя никогда не вел. Все, готова! Иди давай, навстречу приключениям, теплому солнышку и пляжам, —и она разворачивает меня за плечи, выпихивая из туалета. Меня сразу сгребает Мирослав, карауливший возле двери. Он приобнимает меня одной рукой, притянув к себе. Перед лицом появляются пальцы.
– Сколько?
– Эээ… четыре.
– В каком году началась первая мировая война?
– В тысяча девятьсот… ммм...
Мирослав заглядывает мне, в лицо, приподняв бровь.
– Девятьсот четырнадцатом! – быстро отвечаю я.
– Хорошо, – усмехается он, – в самолет тебя можно грузить. Пойдем, нам еще проходить регистрацию.
– Уже? – в ужасе спрашиваю я, а он утягивает меня за собой. Я ощущаю себя так странно уютно и правильно, прижимаясь к нему, что даже сердце начинает биться волнительно быстро, – но если ты не шутишь, у меня нет вещей, и вообще, это как-то очень внезапно и…
– Рита переборщила, приводя тебя в чувство? Я все никак не нащупаю грань между пьяной веселой птичкой, и пьяной вхлам птичкой.
– Но…
– О, пойдем попрощаемся с Марком.
О, нет! Мне же в понедельник на работу!
– Он меня не отпустит! – пищу я, – я его секретарь…
– Я уже с ним договорился, – фыркает Мирослав, – иногда очень полезно быть единственным трезвым человеком на празднике.
И когда мы подходим к Марку, я понимаю, что ему тоже уже хорошо. Он обнимает на прощание Мирослава, похлопав по спине, потом обнимает меня, и, пока я в шоке моргаю глазами, тоже от души похлопывает по спине. А потом обнимает еще кого-то… мы в этот момент уже отходим, и направляемся к выходу. У дверей я замечаю, как двое охранников выпихивают какого-то мужика лет сорока на улицу, а стоящая в нескольких шагах Юля радостно показывает ему вслед средний палец.
Видимо, расписался, все-таки, на повестке.
И пока мы садимся в такси, едем в такси, и выходим из такси возле аэропорта – я все еще не очень верю, что это не сон. И не прикол. И все жду, когда Мирослав скажет «ладно, я пошутил, решил проверить насколько ты доверчивая».
И только когда он распечатывает посадочные талоны, а мы проходим регистрацию и досмотр… и я попадаю на другую часть аэропорта… то до меня начинает доходить, что надо мной, все-таки, не прикалывались.
Но окончательно до меня это доходит, когда мы попадаем в самолет и устраиваемся на комфортных сиденьях в бизнес-классе.
Я тупо смотрю вперед, спрашивая себя, как это все произошло. На экране телевизора передо мной что-то мелькает, но я не замечаю даже – что конкретно.
– Птичка?
Я поворачиваюсь к Мирославу.
– У тебя странный видок. Тебя тошнит?
– Я… боюсь.
—Самолетов? – хмыкает парень.
– И их тоже, – вырывается у меня.
Если честно, то я и забыла об этом. О том, что перед полетами я обычно обпивалась успокоительными, чтобы не рыдать при взлете и посадке. И не отсчитывать секунды. Потому что самое большое количество авиакатастроф происходят в первые минуты!
– Птичка, ты бледная… ты что, реально боишься?
– До усрачки!
– Это самый безопасный вид транспорта.
– Самый безопасный – поезд!
– Статистика…
– Неправильная! Сам загугли!
Он внезапно улыбается. А потом плавно подается вперед ко мне.
– Птичка, хочешь скажу кое-что на ушко? Это отвлечет тебя от мыслей о авиакатастрофах.
– Давай, – я осторожно придвигаюсь навстречу. Он наклоняется к моему уху, щекочет его дыханием, и я краем глаза замечаю, как улыбка превращается в хитрую и самодовольную ухмылку.
– Я…забронировал… один номер на двоих, птичка.
Я в шоке поворачиваю к нему лицо.
– А… но… там два спальных места?
– Одно, – выдыхает он мне в губы, и мое сердечко ухает вниз. Я закрываю глаза, и тут же чувствую мягкое прикосновение к губам, легкое, и будто бы даже невинное. Секундный поцелуй, и вот он прерывается, оставив разочарованно желать большего, – но если ты сильно против, я посплю в ванне. Или отменю бронь… подумай над этим, пока мы взлетаем, – и он, судя по шороху отодвигается, а я ошарашенно распахиваю глаза.
Похоже, впереди меня будет ждать еще много... сюрпризов.
Эпизод 32.1
Эпизод 32.1
В конце концов меня настигает похмелье после вина. Это случается ближе к концу полета. Сначала у меня начинает трещать голова, а потом я просто-напросто вырубаюсь.
И снится мне офигенный сон.
Будто лежу я в ванне, полной пены, а сверху алыми пятнами плавают лепестки роз. А я смотрю, и не могу понять – кто устроил мне такое романтическое купание и почему я ничерта не помню, как тут оказалась?
– Пти-ичка, – шепчет мне голос прямо в ухо, а на плечи ложатся ладони, нежно сжимая. Оу. Еще и массаж! Я расслабленно откидываю голову назад, закрывая глаза. Чувствую, как губы едва уловимо касаются кожи возле уха, и согревают ее теплым дыханием. От этого мурашки сбегают по рукам, кажется, до самых кончиков пальцев. И по позвоночнику.
«И почему я не возмущаюсь – как он сюда попал?» – вяло мелькает в голове мысль, пока поцелуи на шее становятся ощутимее. А руки проскальзывают медленно ниже. Я открываю глаза и смотрю, как они накрывают мою грудь, утонув в пене, и слегка сжимают.
– Что… ты делаешь… – вырывается у меня шепотом.
– Пытаюсь разбудить тебя…
Он поднимается, нависнув надо мной и его губы находят мои, впиваясь жарким поцелуем. Я издаю стон, и чувствую, как пальцы касаются внутренней поверхности бедра…
– Птичка, блин.
– Ммм?
Погодите, а кто говорит? Наши рты заняты…
– Пти-и-чка-а.
Кто-то нажимает на кнопку «выключить сон», и все внезапно темнеет. А потом я резко вздыхаю и открываю глаза, а в уши врывается шум. Что?! Где я?! Мы падаем?!
Лицо Мирослава оказывается прямо перед моим, и я испуганно смотрю ему в глаза. И неожиданно понимаю, что обнимаю его руку. Как обезьянка ветку.
– Птичка, – произносит парень, усмехаясь, – мы прилетели. Снилось что-то хорошее?
Щеки вспыхивают. Дожила. Теперь мне снятся еще и эротические сны с ним!
– Прости, —бормочу я, отпуская его руку. Надеюсь, я не говорила во сне, хотя его усмешка кажется мне больно подозрительной.
До меня, наконец, доходит, в какой я ситуации оказалась. Боже! Я никогда больше не буду пить! Ни бокала! Я, в незнакомом городе, в другой стране, и вообще, я ничего не знаю, кроме того, что мы где-то в Испании! Где конкретно? У меня нет ни расчески, ни косметички, ни одежды! Да я даже в гости на ночь обычно езжу более подготовленной!
И рядом с кем я тут? С человеком, одно присутствие которого заставляет меня думать не мозгами, а чем-то другим, как выразилась Рита. Который мне действительно нравится. Но который пока для меня – загадка, и его отношение ко мне – тоже. И поэтому мне страшно.
А он снял один номер на двоих.
У меня начинает панически биться сердце.
Да и вообще паника с головой накрывает меня, как волна цунами. И я смотрю, как «уверенность в себе» быстренько пожирает темный водоворот. И «женщину на миллион» тоже.
Я даже не взяла зарядку для телефона.
И дурацкая зарядка совершенно и окончательно выбивает меня из колеи, поэтому я прусь за Мирославом, пропуская все разговоры мимо ушей, и не замечая ничего вокруг. Впрочем, толпы туристов, огибающих нас, пока мы идем по небольшому аэропорту, и которые говорят на разных языках, я замечаю.
И поднимаю однажды взгляд, заметив надпись «WELCOME TO IBIZA».
Отлично. Я теперь, хотя бы, знаю, где мы!
На улице стоит душная ночь. Я растерянно моргаю, смотря на огни такси и автобусов. Мы садимся в одно из такси, Мирослав что-то говорит водителю на английском, и он трогается. Я прислоняюсь лбом к прохладному стеклу.
И я продолжаю думать об этой дурацкой зарядке вплоть до того момента, как мы заходим в номер в отеле. Все вокруг просто кричит о том, что это, мать, не хостелы, в которых ты останавливалась с подругами во время путешествий. Хотя, даже тогда казалось, что все вокруг так красиво и здорово выглядит… но оно однозначно проигрывает хотя бы одному виду из окон тут.
Потом я задумчиво стою возле небольшого бассейна на террасе номера, закусив губу. Охренеть.
– Птичк…
Я испуганно вздрагиваю, неудачно разворачиваюсь, и… вижу, как Мирослав в последний момент пытается поймать меня, но я уже лечу в бассейн. «Пипец» – успеваю подумать я, а потом с головой ухожу в воду.
И рывком поднимаюсь над поверхностью, отплевываясь.
– Бля… – слышу я емкий комментарий Мирослава.
– Ты бы еще тише подошел! – я убираю мокрые волосы с лица, и протираю глаза, – я бы инфаркт ко всему прочему получила б! У меня нет сменной одежды!
– Дать свою? – миленько предлагает Мирослав, – в номере есть, кстати, халат. И сушилка. Я закажу тебе одежду, птичка, но доставят ее не прямщас.
Я закатываю в ответ глаза. И когда возвращаюсь к парню взглядом, чтобы сказать, что я думаю о хождении в халате… то вижу, как он стягивает с себя футболку.
– Ты, ээ… – я сглатываю, рассматривая эти чертовы мышцы, которые могли бы стать предметом эротических фантазий всего женского населения земли, – Ты что делаешь? Джинсы оставь!!! – в панике выпаливаю я, а Мирослав ухмыляется в ответ, опуская руки.
И спустя мгновение он с легким всплеском оказывается в воде, а потом внезапно выныривает возле меня. И ставит руки по бокам, на бортик бассейна.
Мне хочется закрыть глаза. Потому что блестящая от воды кожа, и капельки, прочерчивающие дорожки вниз по его телу – это слишком большое испытание для моей выдержки. Сли-ш-ком. И темные лини тату на груди кажутся ещё ярче на мокрой коже. Мне кажется, что вода в бассейне становится внезапно прохладной. Но что-то мне подсказывает, что еще минута – и моя закипающая кровь в венах ее нагреет до нужной температуры…
Он смотрит на меня, и я будто падаю в черноту его глаз.
– Птичка… поговорим? – таким голосом обычно предлагают раздеться, но у него удалось произнести им вполне невинную фразу.
– П…п...поговорим, – отвечаю сдавленно я.
Хотя больше всего мне хочется произнести «Помогите!».
Эпизод 32.2
Эпизод 32.2
Я, все-таки, беру себя в руки и спрашиваю:
– О чем?
– О нас, птичка.
Серьезно? «О нас» разговоры обычно ведутся за бокалом вина где-нибудь в ресторане, или, хотя бы, за чашкой чая у кого-нибудь дома. А не в таком виде… я опускаю на секунду взгляд вниз. Мокрый топ прилипает к телу и сползает, немного приоткрывая края нижнего белья. Я тут же натягиваю его повыше, и стоит мне отпустить лямку, как ткань снова начинает медленно стекать вниз.
– В бассейне поговорим? – вырывается у меня усмешка.
– Птичка, я не пялюсь тебе на грудь, забей, – парень берет мою руку и отводит в сторону. Но не отпускает, и я чувствую, как он проводит пальцем по запястью, и это прикосновение кажется мне таким приятным, – меня сейчас интересует другое. Я могу от тебя потребовать несколько минут откровенности?
Я поднимаю на него взгляд. Нет, он действительно серьезен.
– Можешь… – не слишком уверенно произношу я, потому что не знаю, о чем конкретно будет разговор.
Мирослав наклоняется ко мне ближе, и я удивленно приподнимаю брови, прикидывая, что он собирается делать. Однако, он просто смотрит мне в глаза, будто пытаясь прочитать так мои мысли, и медленно произносит:
– Птичка… почему ты так грубо сказала мне тогда, что не останешься со мной в одной комнате… и почему ты потом плакала?
У меня сжимается сердце, как от страха, хотя, на самом деле, просто от того, что он, оказывается, знает. Видимо, Рита рассказала ему больше, чем следует. Коза.
– Это… неважно, —я стараюсь взять себя в руки, хотя, поганое ощущение, что Мирослав услышал обо мне такие вещи, никак не отпускает. Можно здорово потешить самолюбие, когда девушка плачет из-за тебя. Тот факт, что из-за тебя кто-то плачет – сразу превозносит тебя над этим человеком…
– Мне важно, – парень продолжает выворачивать мою душу одним только взглядом.
– Зачем? – я отвожу глаза, не выдержав, и смотрю на темную воду, которая колышется между нами, – что было, то было. Зачем поднимать снова эту тему…
– Птичка, я хочу знать причины, по которым ты расстраивалась. И почему ты повела себя так.
– Будем считать, что меня просто напряг антураж комнаты…
– Птичка, – он внезапно поднимает мой подбородок пальцем, и заставляет посмотреть снова ему в глаза, а я едва сдерживаю возглас возмущения. Но меня останавливает то, как он на меня смотрит, – мне нужна пра-в-да.
– Слушай…
– Я не отпущу тебя из бассейна, пока ты не скажешь. К Марку у тебя никаких чувств нет, хотя ты убежала тогда с ним, и я было допустил эту мысль. И допустил, когда ты возмущенно заявила, что не останешься со мной. Я не давал тебе повода уходить, или думать, что между нами все закончится после той ночи. Так какого черта?
– У нас был тот дурацкий спор, на то, что я в тебя влюблюсь, – мрачно отвечаю я, понимая, что он действительно не отстанет.
– И?
Я едва сдерживаюсь, чтобы не ответить в рифму. Почему-то воспоминания о том дне снова пробуждают во мне обидное и злое чувство.
– И? Я не хотела… проигрывать. Что, по-твоему, я бы делала потом? Знаешь, можно, конечно, засунуть подальше все эти мысли, и представить, что у вас просто короткое, но приятное увлечение друг другом. Но долго ли можно так обманывать саму себя? У нас и так все зашло далеко! Нельзя спорить на такое… особенно, когда не знаешь, насколько может разрушительным быть это чувство, когда для второго все происходящее – просто игра.
Рука внезапно затыкает мне рот, и я ошарашенно воззряюсь на Мирослава. Он смотрит куда-то в сторону от меня. Мрачно и напряженно.
—Я услышал достаточно, – тихо произносит он. И пока я проглатываю невысказанные фразы и обиду, что мне пришлось раскрыть душу, а меня так сухо прервали, он внезапно обхватывает меня руками за талию, поднимает и сажает на бортик бассейна. Будто я ничего и не вешу, – иди сними мокрые вещи и просуши. Я скоро буду.
Я подбираю ноги и поднимаюсь. Вот и высказалась! Зачем? В пустоту? И никакой реакции. И, яростно развернувшись, топаю к дверям номера. Оставив его одного болтаться в бассейне.
А в ванной, раздевшись, и закинув вещи в сушилку, надев халат и поставив набираться ванну, потому что меня отчего-то колотило, как от холода, я сажусь на кафельный пол, обхватив колени руками, и тупо смотрю в пространство. Ну и для чего было меня допрашивать? Для чего вот это все? Оставил бы, как есть! Теперь мы оба чувствуем себя неудобно, а я еще и в легком стрессе.
Как только набирается ванна, я бухаю в нее от души пену, собираю волосы в пучок, и, скинув одежду, с диким удовольствием опускаюсь в горячую воду. Дрожь тут же отступает, и напряженные мышцы расслабляются. Я откидываюсь на бортик и закрываю глаза.
Все!…не хочу ни о чем думать. И беспокоиться. В конце концов, не все встречи заканчиваются отношениями, не все отношения заканчиваются свадьбой, так чего мотать попусту нервы и терзать сердце? Однажды отпустит…
И я не замечаю, как вода и усталость усыпляют меня. Потому что я просто внезапно для себя отключаюсь и падаю в сон без картинок.
И в ужасе открываю глаза, чувствуя, как меня трясут за плечо.
Блин!
Мирослав сидит на бортике ванны, и я впервые замечаю на его лице беспокойные нотки.
– Что ты тут…– лепечу я, опускаясь ниже в воду, чтобы пена скрыла меня. И обнимаю себя руками, закрывая на всякий случай стратегические места.
Он приподнимает бровь.
– Делаю? Птичка, я тоже хотел посушить вещи. Вот только в ванне уже минут пятнадцать лилась вода и ты не отвечала.
– Я просто уснула!
– Охренительно. Я это уже понял, но в тот момент у меня мелькали перед глазами менее оптимистичные варианты.
– Что я из-за тебя самоубьюсь? – усмехаюсь я, – не надейся.
Он закатывает глаза.
– Я хотел договорить...
– Может, когда я выйду?.. – я осторожно кошусь в сторону двери, – я тут голая лежу. Вообще-то. Иди поплавай еще в бассейне…
– Птичка, – перебивает он меня, склонив голову на бок, – ты меня немного ошарашила, и я не сразу нашелся, что ответить. Я ожидал услышать другое, и, поэтому, я хотел сказать…
– Подбирал нейтральные успокаивающие слова? – вздыхаю я, – не стоит, я прекрасно понимаю…
Рука затыкает мой рот второй раз за вечер и я смотрю возмущенно на парня. Он наклоняется ко мне в очень опасной позе, удерживаясь только второй рукой на бортике. Ишь ты… Я бы уже упала в ванну таким макаром.
– Я тебя сейчас сожру, – тихо и с угрозой произносит он, что я даже на секунду в это верю, – птичка, слушай внимательно…
– Ммм!
– Потому что я…ай, птичка, бля!
Я, не выдержав, кусаю его за ладонь. Мирослав отдергивает руку, и случается то, что я опасалась. Вторая рука от резкого движения соскальзывает, и парень падает прямо в ванну. Прямо на меня. Подняв волну воды и пены, которая с громким плеском плюхает на пол. Я ахаю от неожиданности.
– Мирослав!
– Птичка, – фыркает он, стирая пену с лица, – ты какая-то дикая. Решила второй раз намочить меня?
– Вылезай, – в ужасе произношу я, ощущая его на всех обнаженных местах тела сразу. Кажется, мой сон про ванну сбывается, но как-то извращенно.
– Я не договорил, – усмехается он, даже, похоже, не смущаясь, – и мне нравится, как мы продолжаем. Анна, птичка моя, – он просто берет и нагло возлегает на мне, положив руки на бортик ванны за моей спиной, и мы оказываемся с ним нос к носу. Мне остается только моргать, офигевая, – я не хотел, чтобы ты думала обо мне так. Я не хотел тебя терять. Ты мне нравишься, и я с каждым проведенным с тобой днем понимал, что выкинуть тебя из головы становится нереально. И что это становится уже не просто игрой. Поэтому, – это слово он произносит в сантиметре от моих губ, – откинь все эти поганые мысли, которые ты мне рассказала, и больше не вспоминай. Никогда. Все абсолютно не так, как ты надумала себе.
И он мягко целует меня. Такое короткое прикосновение губ, будто мы в первом классе и это наш первый робкий поцелуй. Но я чувствую, как по моему телу пробегает тепло, и становится легче дышать. Потому что каждое его слово я слушала, задержав дыхание. И не веря, что он действительно это говорит. И что оказывается, не только я не могу выкинуть кое-кого из головы...
Он чуть отстраняется и мы встречаемся взглядами. И по тьме в его глазах, я понимаю, что он не ограничился бы одним поцелуем, но почему-то…
– Ну что, – тихо произносит он, – извинения приняты?
– Да…
– Хорошо. Если мы уж оказались на такой позитивной ноте в одной ванне, и ты уже голая, то я предлагаю занятие поинтереснее, чем грустные разговоры о прошлом, – заканчивает он с достаточно наглым лицом.
Я подозрительно смотрю на него.
– Например?
Он в ответ просто усмехается. И до меня, наконец, доходит...
Ну все, хватит болтать! В следующей проде никакой болтовни))
С любовью, Автор)
Эпизод 32.3
Скачано с сайта
Эпизод 32.3
Он, глядя в мое немного растерянное лицо, тихо усмехается, склонив голову, и добавляет:
– Я не уточнил, чем конкретно можно заняться, птичка, а у тебя сейчас такое же выражение, как в том караоке-клубе, когда я внезапно нашел тебя прячущуюся за фикусом. На будущее – я хорошо умею держать себя в руках. Даже когда ты лежишь подо мной без одежды, – он усмехается, – расслабься, – он наклоняется ко мне, подарив короткий, почти невесомый поцелуй. И тянется куда-то рукой мне за спину. Я слышу тихий шорох. А потом мне на плечи ложится полотенце. Я смотрю на него удивленно, а парень берет одну мою руку, и поднимает, положив на левый край полотенца. Потом берет вторую и кладет на правый край.
– Вода почти остыла, – просто отвечает он, поймав мой взгляд, – замерзнешь.
И встает, а потом вылезает из ванны, становясь на коврик. Я тоже поднимаюсь следом, закутываясь одновременно в махровую ткань, чтобы скрыть наготу.
И почему-то понимаю, что если он сейчас уйдет, а я просто промолчу, постеснявшись сказать, что, вообще-то, он привлекает меня абсолютно так же, как и я его, то мы упустим что-то важное в наших отношениях, что придется потом восстанавливать. То, что заставляло нас творить все эти безумства. Что заставляло нас поддаваться внезапно вспыхнувшему влечению, вопреки гласу разума, вопреки мыслям, что, вообще-то, малознакомые люди такими непотребствами не занимаются. Не целуются черт знает где в торговом центре, или в темноте клуба, не отвечают согласием на “давай попробуем посмотреть, настолько же мы подходим друг другу и в постели?”, не покупают билеты в другую страну, и не соглашаются улетать.
Потушим эту искру, залив водой из сомнений и всего прочего. Сомнения и размышления действительно хороши, когда тебе не хочется быть на одной волне с человеком. Когда что-то тебя напрягает и отталкивает, или вы абсолютно разные и вынуждены прощупывать границы друг друга, перед тем, как что-то предложить.
Но когда мир вокруг загорается, от того, что вы просто вместе и совершаете разные безумства, терять эту искру – такая глупость.
И пока я стою, растерянно думая об этом, Мирослав обхватывает меня за талию, и переносит из ванны, поставив на пол. Почему-то этот заботливый жест совершенно выбивает меня из колеи.
– Не уходи, – быстро произношу я, но звучит это совсем тихо и жалобно. Я пугаюсь того, каким тоном это сказала. Я же не знаю, почему я ему нравлюсь. Может быть, просто из-за именно той безумной искорки между нами, и моя жалобный тон совсем неуместен и глуп.
Еще добавить “пожалуйста” и можно зажмуриваться, чтобы не увидеть на его лице невысказанный вопрос “какого черта?”. Но пока я смело гляжу ему в глаза. И вижу, как он задумчиво бегает взглядом по моему лицу, будто пытаясь что-то понять, или рассмотреть.
А потом он цепляет пальцами мой подбородок, наклоняется ближе и внимательно смотрит за моей реакцией. Я подаюсь на встречу.
– Птичка, – произносит он, и я чувствую его дыхание на губах, – тогда снимай с меня эту мокрую тряпку. У меня заняты руки.
И он целует меня. Нежно и глубоко. Наши губы мягко соприкасаются, и я чувствую, как язык проникает в рот. У меня вырывается вздох. Я неуверенно отвечаю, а он внезапно толкает меня назад и я упираюсь спиной в стену.
Если я сейчас разожму руки, то полотенце упадет и я останусь совершенно голой. Если я сниму с Мирослава потом джинсы, мы оба останемся абсолютно обнаженными. Очень быстро и неожиданно. Но я не могу стоять истуканом, наслаждаясь тем, как мы исследуем друг друга языками, и впиваемся друг в друга поцелуями. Я тоже хочу прикоснуться, и ощутить его под руками.
Поэтому я, отпускаю полотенце, и тяжелая ткань стекает с моих плеч назад. Горячие ладони тут же ложатся мне на талию, и у меня пробегают приятные мурашки. Мы целуем друг друга с закрытыми глазами, и я могу только чувствовать. Поэтому я протягиваю руки, и мягко провожу ладонями по животу парня, чувствуя напряженные мышцы пресса и гладкую, прохладную кожу. Кажется, действительно, кое-кому не сильно комфортно ходить в мокрых насквозь джинсах. Поэтому я, все-таки, решаюсь, и нахожу пальцами пояс джинс. И, замирая, расстегиваю пуговицу, а потом тяну за молнию вниз.
Он прерывает поцелуй, и помогает мне, как-то умудрившись быстро сбросить их с себя. Я открываю глаза, понимая, что стоит мне еще раз потянуться к нему, и я уже наткнусь не на ткань одежды. Мы встречаемся взглядами. Я вижу, как расширяются зрачки в темных глазах, и что-то очень хищное и голодное в их глубине.
Он, не разрывая зрительный контакт, подхватывает мою ногу под колено и закидывает себе на бедро. А потом прижимает телом к стене. Я удивленно вздыхаю. Из-за того, что прохладная стена обжигает мою спину, и из-за того, что горячая плоть обжигает мой живот.
Я вижу, как губы Мирослава дрогают в усмешке, а взгляд как-то любовно скользит по моему лицу.
– Птичка, твое смущение... такое милое. Даже в прошлый раз ты на меня смотрела такими же глазами, – его рука захватывает волосы у меня на затылке в кулак и сжимает, заставляя запрокинуть голову, а он опускается к шее и выдыхает, – но мне нравится, – и зубы на секунду прихватывают кожу едва не до боли, отчего я резко вдыхаю и вцепляюсь ему в плечи, забыв про все на свете, – эта податливость, – и на коже начинают расцветать дорожка поцелуев, опускаясь ниже, – и как ты реагируешь...
Ладонь находит мою грудь, и я выгибаюсь навстречу, поддаваясь ласке. В этот раз все по—другому. Каждое его прикосновение или поцелуй кажется мне странно успокаивающим, расслабляющим, нежным, словно он пытался доказать мне, что именно мое тело, а не процесс – ценность для него. Вынуждающим раскрыть свои чувства и снова шагнуть навстречу тому пламени, что между нами вспыхнул когда-то. Снова провалиться в тот омут дикого, темного желания, когда двое хотят обладать друг другом и никакие посторонние мысли или сомнения не могут их остановить.
И это у него удается. Стоит только языку провести влажную дорожку возле уха, и я ощущаю как внутри вспыхивает ужасающе голодное желание. Настолько голодное,,что оно пожирает все мое смущение или скованность и я нахожу рукой его член, сжав его, и чувствуя, как он горячо заполняет мою ладонь.
Мирослав, выдохнув, прерывается и прячет лицо у меня в волосах. Щекой я чувствую, как он сжимает челюсти, видимо, пытаясь взять себя в руки.
– Птичка, ты…
Я трусь, словно кошка, об его волосы, и выдыхаю ему в ухо. И вижу, как по его шее пробегают мурашки от этого, и снова сжимаю пальцы.
Рука Мирослава внезапно ложится мне на шею и он прибивает меня к стене, что я от неожиданности отпускаю его. Он смотрит на мои губы из-под полуприкрытых век, и тень от ресниц падает на лицо, отчего взгляд парня становится темным и глубоким, как омут. И я падаю в него, теряя связь с реальностью. Остаемся только мы, и весь мир вокруг исчезает.
– Скажи, что хочешь меня, птичка. Мне нравится, когда ты это говоришь.
– Хочу… – вырывается у меня тихо, и я ощущаю как его пальцы и кое-что твердое и напряженное прикасаются там.
– Ты больше не сбежишь от меня, Анна, – он произносит это возле моих губ, задевая их, отчего мне хочется потянуться навстречу, но он не пускает меня. Пальцы чуть сжимаются на шее, – если ты думаешь об этом… я сейчас просто уйду, оставив тебя наедине с этим желанием, – он усмехается, а я едва сдерживаюсь от возмущения, и от того, чтобы не отомстить ему, прикусив, или вонзив ногти в спину. Но не успеваю, потому что он подается бедрами вперед и проникает в меня, а я задыхаюсь от нахлынувших ощущений, и чувствую, как все сладко сжимается между ног. Если он не продолжит, я думаю, что сойду с ума. И он тоже выдыхает мне в рот. Я выгибаюсь, пытаясь сделать так, чтобы он проник глубже, но он удерживает меня за шею, и усмехается, – либо ты сейчас признаешь, что будешь только моей птичкой. Во всех смыслах.
– Да…
– Я не слышу, – издевательски шепчет он, и пальцы впиваются в мое бедро. Он толкается еще глубже, и я чувствую, как заполняет меня, и мое тело готово действительно сойти с ума от промедления.
– Да боже! Все, что ты захочешь – да!
– Все, что захочу? – он прижимается ко мне так тесно ,что я чувствую, как бьется сердце в груди, и как приподнимается живот с каждым вздохом. Он начинает медленно двигаться во мне и я будто растекаюсь в его руках, позволяя отдаться только ощущениям, – ты сама это сказала, Анна…
И мы, кажется, оба посылаем все остальное к черту, потому что дальше обходимся абсолютно без слов. Есть только наши тела, руки и губы, наши запахи и жаркие объятия, потому что я больше не чувствую холодную стену своей спиной, или просто не обращаю внимания. А может, просто мир вокруг исчез, потому что мой взгляд выхватывает только детали, и как я, например, впиваюсь поцелуем в бьющуюся вену у него на шее, или его лихорадочно блестящие глаза, или как я вцепляюсь ему в волосы и чуть натягиваю.
