Текст книги "Только ввысь (СИ)"

Автор книги: Анна Супряга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Музыка. Я видела, как ее влиянье отражается на людях. Их ауры сливаются с ритмами. Золотистыми, медовыми чарами, уводит их тьму, посеревшие тона из разума, наполненного гнетущими мыслями. Как теплое молоко, преображает горечь черного кофе, остужает обжигающий пыл, она отводит отрицательные потоки от человеческой души, предлагая свой тихий, щекотящий шепот умиротворения.

Я слушала, предавалась этому нежному теплу. Приятные звучания, их сопровождало чистосердечие – оно и наделяло музыку калейдоскопом чувств, твердящих подсознанием о вечно открытых чертогах новых начинаний.

Мелодия не только приятна для слуха, но еще и красива, буквально красочна.

Живут сотни жанров, тысячи вечных оттенков, бесконечностью разделенных именем перламутры – играют в обыденности первостепенную роль, возвышая быт до наслаждения досугом. Я хочу услышать, увидеть, испытать их все. Все краски, которыми люди готовы делиться, дабы поведать о собственных пестрящих мечтах, мыслях и однажды, рассказать о своих, поделится ими.

Если даже лишенные эмоций духи, желают жить далее, поглощая самую долю секунды, я стремлюсь подарить их тем, кто за такие, считай бесполезные крупицы, защищает творцов.

Дело не благородное, но эгоизм равный общему.

***

Я все-таки решилась навестить себя в больнице. Ранее лишь посылала живительную энергию по нитям связи. В сей раз, заявилась лично.

Мое тело почти не изменилось. Повзрослело разве что. Черты лица чуть более заострились, на счет роста ничего не скажу, но, я уже чем-то больше походила на восемнадцатилетнюю девушку, коей скоро стану по документам.

Почти два года.

Даже смотря на видимую связь, выгляжу я не лучшим образом. Атмосфера в этой палате накаляется не ярче.

Я полгода не видела семью. Интересно, как сейчас дома? Что происходит, мне не известно. Как по медицинским данным, обстоят дела с моим телом, также. По видимости все, что я могу сказать, так это – выгляжу я куда хуже, чем во время своего первого приступа. Может он стал определяющим? Но, тогда почему я до сих пор ощущаю нерушимую связь, а плоть все еще безукоризненно потребляет силу? Дело в чем? В защите этой невидимой пелены, окутавшей меня изначально? Иных объяснений не имею, вариантов тоже.

Я чувствую жизнь. Не смерть за спиной стоит. Может, это лишь видимость для родных или я нахожусь в смятеньи?

Два года. Сперва, мать с отцом каждый день ко мне приходили. Я ощущала их присутствие, как сестры, наведывающейся не во много реже. Позже, они уже не так систематически открывали дверь палаты. Теперь, несколько раз в месяц.

Я скучаю. Недавно это осознала, когда тепла в руке стало не хватать. Отец всегда держал мою ладонь в своей.

Интересно, о чем они разговаривают дома...?

Ну, хватит, я думаю размышления тянуть задаром. Хотя бы раз, но я должна увидеть настоящий дом. Так глупо попусту болтать в уме, на деле пиная воздух. Все равно, что жалкая, неразумная мелочь, клянчащая у родителей гулять и дальше, но при том, послушно собирающаяся спать.

«Не удалось мне там побывать»

Глеб! В больнице.

«Волнующее событие»

Так быстро, как могла, устремилась я по его следу. Слабой ниточки связи. Обещанья, хватило, чтобы найти его, не приложив усилий. «Надеюсь он скоро не исчезнет. И то, что хочет он сказать мне, это не банальное прощанье. Впрочем, духи сентиментальностью обделены».

Его палата слегка отличалась от моей. Заметно было кто кого богаче.

– У тебя просторней.

– Хочешь померяться достатком?

– Смысла нет. Почему так и не отлучился от своего тела? Пусть твоя комната, эта палата – просторны, но не ступить за их пределы дальше, только в момент переселения из и в больницу.

– Я говорил. Мне хватает.

– ...

– Теперь ты стала сдержаннее. Опыт прошел не даром.

– Хм. Я много где побывала.

– Ответ весьма размытый. Я вижу твои раны.

– ...

– Ты, на себя так и не смотрела в зеркало с тех пор. Правда?

– Что изменилось?

– Ты повзрослела. И еще появились шрамы. Взгляни, ничего не потеряешь. Зрелище не столь смущающее,– какого это, воспринимать непроницательную речь...

– Глеб, если духи, по сути социопаты, как вы можете столь свободно обращаться со словами эмоционального подтекста?

– Ты сама на сей вопрос же и ответила. Грубо говоря мы социопаты, но ты забываешь, кем мы были. Со смирением является иной образ мышления, память не отшибает, ум не затупляется.

– Прости. Что ли.

– Не важно,– и в этом все духи.

– Глеб, ты говорил, расскажешь мне больше. Ты что-то конкретное имел в виду?

– Нет. Я же твоего будущего не вижу. Потому действуем по прежним правилам. Задавай вопрос.

– Знаешь, я музыкой заинтересовалась.

– Не переусердствуй, если не хочешь оказаться здесь, но уже в последний раз.

– Да, помню. Глеб, расскажи мне, почему души исчезают, коснувшись грани вне зависимости от своего строка?

– О, как. Значит был и такой опыт. Ну, грань это кордон нашего мира, основная часть сплетения, ограничивающая нас от воздействия пустоты или столкновения с иной вязью. Не так уж и много вариантов, что произойдет с "душой", если та все-таки туда полезет. Возможно, она станет частью мира раньше положенного или, если иная вязь будет в тот непосредственный момент достаточно близко с нашей – границы срезонируют в мгновенье прикосновения души к кордону. В сим случаи, личностная энергия поглотится, так сказать, чужеродной вязью и вероятно заимеет свое место в ней.

– А что, если нет?

– Тут один вариант. Ее расщиплет натрое. Одна часть поглотится нашим миром, третья иным, вторая сотрется пустотою.

– Однако. Было опасно.

– Хм.

– Глеб. Ты как думаешь..., много из нынешних способностей сохранится после возвращения?

– В смысле?

– Я имею ввиду, способность "видеть", чувствовать эмоции, не летать конечно же.

– Инна. Мне ничего не стоит давать тебе ответ. Но, помимо шрамов, я вижу твою привязанность ко всему, что ныне тебя окружает. Я не ответственен за тебя, но учитывая твою особенность, я спрошу прежде и хочу, чтобы ты серьезно задумалась над вопросом. Что для нас смирение?

– К чему это? Ты же знаешь, я не смогу ответить?

– Сколько мгновений среди нас и нет догадок? Как сама понимаешь это понятие?

– Смирение – принятие смерти, прощание с прежней жизнью, добровольное естественно. Но, вы ведь порою продлеваете свои дни, потому здесь также присутствует противоречие. Смирение. В общей сложности, вы согласны со всем, что с вами произойдет после, не жалея, ведь вы... жили.

– Да, вдаваясь в суть: "...не жалея, ведь присутствовал таковой фактор, как жизнь". Она была, не все ею обладали, но имел каждый.

– Глеб, к чему ты клонишь?! Мне это не нравится!

– Ты начала понимать. Инна, по возвращению, ты ничего не вспомнишь о том, что было на этой стороне.

– К.... нет! ... Как?! ... В каком смысле? К чему тогда это все? – чувства испытываемые мною в тот день не передать словами. Все смешалось. Боль, страх, реальная неизбежность грядущего, чувство еще не наступившей потери. Как описать шок, что будто силою ударов бьющего колокола, отдавался пронзающей встряской по всему астральному телу? Мне было холодно. Все события, чувства, знания, переживания, накопленный опыт, столько увиденного, услышанного, ощутимого. Встречи, обретенные цели, желание понять...,– Глеб..., но как я лишусь этого?

– ...,– хуже всего было видеть его безэмоциональнную холодность в глазах. Безжалостно, не уподабливаясь злорадству, глумлению, состраданию. Он просто наблюдал за мной, как за чем-то пустым, безвкусным, обесцененным, незначимым. Если ранее я могла принять его поведение, как за неприятную черту харизмы, желая видеть в нем друга, то... в момент, когда мне необходимо было на кого-то положиться или почувствовать чье-то участие.... Увидела, что Глеб, он тот же беспристрастный дух, желавший покоя, связанный со мною одним лишь обещаньем, которое здесь ничего не значит. Он придерживался его, лишь исходя из уважения к живым, ведь я еще могла вернуться и факт того, что память бы исчезла, не изменял учета определяющего меня к людям.

– Почему ты вообще давал мне советы?

– Исчезнет только твоя память. Но факт твоего здесь пребывания нет. Душевный опыт останется, на низших уровнях инстинкта. У тебя есть шанс пойти по стопам нынешних целей. Все зависит только от тебя, от того, как сильно ты этого хочешь.

– Ты так холоден,– живым душам нет места с угасающими. Как ни посмотри. Я жаждала тепла, не могла больше выносить одиночества. Я хотела вернуться к семье, завести друзей, почувствовать тепло близости, уюта. Но как это принять, если я не вспомню о ценности сего, если я..., даже не подумаю обратить внимание на них, не оглянусь даже на собственную жизнь, не помыслю о красках эмоций...?

Сердце вдруг стало рвать на куски, губы онемели, слезы силы, игольной болью хлынули из глаз. Меня, казалось начало затягивать в сферу внутри сосредоточения души.

Среди миллионов связующих нитей с физическим телом, остались те тысячи, поддерживающие лишь разум. Моя проекция тела исчезла. Все, что осталось – сгусток света – чистые мысли, пока подвластные мне.

Осталась сотня нитей, имеющая значение лишь для меня одной. Мое единственное желание.

Десяток нитей, предлагающие чувства, брошенные мною в прошлом.

Одна нить, указывающая одну дорогу.

Я повиновалась. Без тени сомнения, без проблеска надежды. Постепенное исчезновение связи, напомнило мне, почему я заставляла себя дышать, почему отцу думалось, будто я вынуждаю себя просыпаться по утрам. В чем-то он был прав. Единственная причина, почему я делала это, почему приняла неизбежное, почему повиновалась естественному ходу без сожалений – я желала прожить столько, сколько начертано пространством, пусть не зная строка, пусть лишившись всего. Я желала жить, дабы не оставлять позади себя пустоты.

«В любом случаи, моя смерть, так или иначе, привела бы к смирению родных. Меня рядом не было, меня не было ни с кем. Я жила тенью. Пусть сие и факт существования, но видимо не достаточный для мира. Видимо, более ценной, я представлялась живой»

***

Отрывок второй

Когда я открыла глаза, то была в реанимационной. И первое сказанное мною:

– Наверное..., трудно было,– произнесла я, повернув голову к стене, предположительно за которой, ожидали близкие.

– .... А разве...?

– Пульс выравнивается. Андрей, вернись к работе.

Слух возвращался довольно медленно. Несколько раз мне светили в глаза ярким светом, но поднять рук, дабы отгородится от злостного фонарика, я не могла. Врачи проверяли в сознании ли я. Хоть опасность уже была позади. Я знала, что так же, более не усну.

Реабилитация заняла четыре с половиной месяца. Я выполняла и проходила ряд восстановляющих упражнений, процедур. Проводилась работа над «развитием» мимической мускулатурой. «Мои лицевые мышцы всегда находились в пассивном состоянии...»

Физиотерапия, массажи, посещения невролога, логопеда. Благодаря постоянным элементарным играм на развитие моторики, я стабильно шла на поправку.

Порою меня спрашивал психолог, не помню ли я чего-то до и во время выхода из комы. Я ничего не могла сказать. На языке вертелся ответ, но в голове было пусто.

Вопрос для меня, представал не требующим ответа. Мне бы никто не поверил.

С разрешения врача, первыми посетителями были родные. Сейчас я не могу без слез вспомнить о том дне. Впрочем, тогда все мы плакали...

Все, что касалось работы мозга, в основном: речевая память, зрение, слух – восстанавливалось куда быстрее, чем двигательные функции. Мне все равно еще предстояло заново учиться ходить и самостоятельно себя обслуживать. Я лежала в кровати, когда в мою палату вбежала сестра, а за нею и родители. У всех смешные лица, ведь они впервые увидели, как на моем лице растянулось подобие улыбки, а глаза покраснели и заблестели от слез. Сие выражение нельзя принять ни за что иное, как за радость. Но недолго думая, сестра подбежала ко мне, совсем немного опережая отца. Папа пропустил маму вперед, та первая обняла меня. Сестренка залезла с ногами на кровать и, уложив голову на моем плече, крепко схватила ладонь, переплетя наши пальцы вместе. У меня получалось только слегка ими пошевелить, но думаю того было достаточно. Отец поцеловал меня в лоб, обнял вместе с сестрой и сел подле мамы у койки. Они оба, какое-то время держали мою ладонь

Я попыталась вдохнуть так глубоко, как могла.

– Привет,– все вдруг иначе посмотрели на меня.

– И это первое слово после комы. Привет,– с иронией в голосе проговорил отец, чем вновь открыл крантик слез и смеха у всех присутствовавших. Шутка не из удачных, но видеть их улыбки, их счастье, чувствовать их тепло.... Реакция последовала сама собой. Я не могла ответить иным. Прикрыв глаза, я еле сдерживала собственные эмоции, от непривычке считая их странными и возможно неуместными. Может и знала, что это не так, и все же я впервые плакала, поддавшись столь восхитительным чувствам.

***

Благодаря тому, что душою, я вернулась цельной, не утратив памяти и сил, из-за вспомогшего не растерять энергию барьера – я полно контролировала сознание, постепенно возвращая себе больше управления над коммуникационными функциями.

Я отвыкла от жажды. Как оказалось приятно пить воду, утоляя ее недостаток в организме. Мое сердце билось, я чувствовала его. Временами накатывала сонливость.

Но, в очередной раз, открывая глаза после длительного ночного сна, я желала, чтобы этот новый день отличался от предыдущего. Может чем-то особенным, может любой другой мелкой деталью, которая придется приятной сердцу или воспримется душевной отрадой. Постепенно, мой сон становился короче. Я боялась, что пропущу слишком много, что могу упустить то важное и безвозвратное. Страх безпробудства отсутствовал. В чем мне сомневаться не приходилось, так в повторной коме и преждевременной смерти. На душе было легко, инстинкты дремли. Значит, порядок. Вскоре, пяти с половиной или шести часов в сутки стало достаточно, дабы восстанавливать и физические и моральные силы. Я просыпалась с целью, с желанием действовать. Знала, что ни минуты не пройдет даром, если придавать каждому часу значение.

Для начала, все время уходило на мое восстановление – само собой разумеется. После, постепенное знакомство и остепенение. В смысле решение вопросов с переездом домой, прописанным врачом режимом, учебой, поступлением и общими нюансами быта.

Работа для меня, среди планов на будущее, была критерием решенным. Благо тремор не беспокоил. Я во что бы то ни стало, решила посвятить свою музыку душам. Я поняла, как именно она влияет на окружающий мир и каким образом, усопшие питаются силой. Почему творец, живет так долго, не смотря на ежедневное истощение. Все дело в его работах. В том, как они отражаются на окружающих. Очарование, любовь, влечение слушать, смотреть – охватывает каждого, повлекая переполнятся чувствами.

В ежедневности, люди держат под контролем сильные эмоции, но стоит им узреть что-то имеющее толк, смысл для них, как даже самый замкнутый тип, будет обязан снять все оковы, только бы насладится зримым талантом, образом, симфонией.

Другое дело заставить их это сделать. Вынудить открыться внемлению моей игры, тем самым поделиться частичкой живого восхищения, преобразовывающегося в силу, резонирующую с моим желанием подарить жизнь, крупицу времени душам, дабы насладится ею чуточку дольше.

Так, люди станут источником, а я катализатором и проводником. Естественно, что черпаться сила будет и из меня. Затея не хитрая. Никто от нее не страдает, ведь изначально в моих помыслах нет отрицательного подтекста.

Оно того стоит. Пространство не зря позволяет им использовать такой способ продления своего существования. В обратное я верить не хочу. Наверное, именно эта мысль и стоит человеческого эгоизма.

***

Я снова могу свободно ходить. Мне нравится.

Шел первый год. Потом еще один. И..., как оказалось, я пренебрегла только одним понятием: "Семья". Вернувшись к родным, я все также была просто неподалеку. Не зная как поступать, для меня была нормой привычка – каждый вечер возвращаться домой, не пропуская ужина.

Мне стукнуло уже двадцать. За два года я достигла многого. Если говорить о музыкальном слухе.... Исключительно неплохо у меня получались играть крещендо. К сожалению, диминуэндо давалось сложнее – более медленные и стабильные ритмы, не укладывались в моем терпении.

Результат давал о себе знать. Все потому, что была преданна воплощению мечты в реальность. Цель – благородна. Средства – ограничивающие.

Моя сестра первой объяснила мне, что ничего по сути не изменилось. "Ты есть в доме, сидишь напротив за столом, но рядом с нами тебя нет!" – сказала она. Я спросила, как же я должна поступать. И она ответила: "Ты слишком заядло пытаешься достичь цели, себя не щадишь. Отдохни, расслабься, поговори с нами, расскажи как это тяжело или как все легко получается, пожалуйся, похвастайся. Мы выслушаем. Люди не живут одним только стремлением. Нас поддерживают как мы сами, так в равной степени и окружающие". Мне было так стыдно.

Не думала, что ей будет чему поучить меня. Сестренка обняла меня. Ее плечи уже вровень стояли с моими. Она выросла куда скорее, чем я. Душою, телом.

Обняв ее так же крепко, я снова почувствовала то любящее тепло, которое может подарить только семья, друг, дорогой человек. Снова, слезы чуть не хлынули из глаз. "Не реви" – пробурчала она у меня под ухом. "Не реву" – не медля, ответила ей.

Тот день я не забуду, как и последующие.

Благодаря Лесе, я определилась с направлением. Исполнять концертный жанр, сонаты. Что-то столь же теплое, как и улыбки дорогих мне людей.

Я хочу раскрыть даже самое замкнутое сердце.

"Поэтапно, с семьей меня начало связывать больше деталей.

Ну, а что до моей личной жизни..., я не боялась с нею временить.

Я рано уйду. Знала об этом, как впервые добилась успеха на фортепиано. Я играла, желая, чтобы услышали все. Почувствовав знакомое истощение, непомерно меньших масштабов конечно, ощутила, чем чреваты все старания.

Стремясь продлить жизнь иных, постепенно теряла пылинки своей. Редко, но верно. Не жалею конечно. Мой выбор, так с чего вдруг?"

***

Принимаясь за дело, мне нравилось с закрытыми глазами сосредотачиваться на пространстве вокруг. Поглощаться собственными мыслями. Подцепляя страсть, руководить ею, силой мечты. Будто создавать свою собственную вселенную.

Возбужденье, мысли заполняли мой разум. Где история одной жизни, начинается с мгновенья. Целый мир, что готов плясать под твои умышленья, желанья. Что готов подчиниться одной лишь воле мышленья. Это мир прекрасных надежд, успеха в разочарованьях, это песнь души, что порождает сказку, это то мгновенье, что запомнил в века. Это прекрасное ощущенье, когда полна силой твоя рука, когда глаза налиты пламям, и нет в округе зла, нет помех и нет нежеланных. Ожиданье исчезло, не было и вовсе его. Тогда и только тогда есть чувство в прорицании.

Чего жаждет душа, от чего горят глаза, к чему ты готов подвести свою кисть..., дабы достичь, дабы создать, и познать то свыше, что покой дарует, от чего счастье может нахлынуть. Как ладонь пианиста, как голос арьи инструмента, что дарует звук ему всего лишь человек. Как танец ритма набатных сердец, как слух музыканта, что усладу творит для себя. Как грохочущий пульс, что наезднику путь освещает. Как выстрел с задержкой дыханья. Как глаза художника, что озаряют весь мир, даруя людям его красоту. Как улыбка, что мысль сопровождает с каждой строкой хоть и неудачной – писателю нет суеты, ибо его тот мир, переданный в письме.

Тот мир, что окружает нас, что творим и паскудим его, а все потому, что приняли неизбежный исход. И вместе и каждый, одаряем его краской чудес, ужасными потерями и правдой, порою своей.

В это мгновенье единства я чувствовала обе стороны.

***

Очень часто, поддаваясь эмоциям, думала о своем друге. По крайней мере, я хочу считать его таковым для себя.

Попасть к нему в палату мне конечно не позволено. Его семья не те люди, с которыми можно поговорить, а обслуживающий персонал..., врачи в смысле, не те с кеми можно договориться, переплюнув взятку первых рук.

Логичного объяснения не нашлось бы в любом случаи, почему я хочу наведаться к человеку, не покидавшему больничную койку пол жизни, и с которым в живую никогда не виделась. Сложно. Я даже не знала, был бы он не против моего присутствия. Только однажды решилась приехать к той больнице и глянуть из-за высокого кованого забора на предположительное расположение окон его палаты. Обзору мешали кроны деревьев. Ведь по окружности зданий выстроили небольшой парк. Место симпатичное, но взгляда не цепляет так же, как вид с высоты. Радужные потоки, вихри искрящейся силы – остались в воспоминаниях, в представлениях. Спасибо и на возможности помнить былое. Учитывая, что я скорее всего не увижу высь снова.

Сопливая я трусиха, раз подойти ближе, меня пришлось уговаривать.

С пустой целью я наведалась туда во второй раз и приключился вот такой вот диалог:

– Девушка. Не первый раз вас здесь вижу. Зайти что-то мешает? – окликнул меня дворник по ту сторону ограждения, вспахивающий почву для клумбы. Престарелый на вид мужчина, смотрел на меня до невозможно юношеским взглядом. Его голубые глаза вдохновляли, располагали дружелюбием, их не перекрывали возрастные морщины, седоватые причесанные волосы, как и легкая не однотонность кожи, подверженная акне.

– Так частная клиника же,– робко ответила я, стесняясь бросать оглядку по местности позади него.

– И все? Клиника может и частная, да вот взрывчатку и через забор закинуть можно. Вход по разрешению только в само здание,– доверительно кивнул мне он. С аналогией не поспоришь.

– А что же людей так мало? – глупо тяну я время, пока невольный собеседник, не закатив глаза, уверенно ответил:

– Ну, не каждый задерживается у забора как вы. Да и атмосфера, как вы можете себе представить не уютная, хоть и красивая,– намек на недешевый официоз был принят. Да и больничная местность не шибко радушна.

– Да, были бы такие парки у окраин города.

– Ой, да заходите,– кивает в сторону ворот.

– Спасибо.

Будучи уже на территории я продолжала неловко себя чувствовать. И когда вошла, и пока направлялась к нужному крылу, и когда села на лавочку, так удачно стоявшую далековато, но почти что напротив его новой комнаты. Удачно..., удачно. Не будь ее, было бы проще. Обстоятельства..., оправдывающие обстоятельства.

Долго я сидела на одном месте. Странно это, нестранно.... Наверное тот дворник и мог бы меня в чем-то заподозрить, увидь он ту же девушку не меняющую место дислокации около двух с половиной часов.

На моей памяти Глеб не часто подходил к окну, я не знала в какой момент, мое присутствие могло привлечь его внимание. Но, я все равно должна была сказать:

– Привет. Давно уже не виделись. Знаешь, я нахожу занимательной эту ситуацию. С точки зрения человека конечно. Навещала и ранее я тебя не часто. А ход времени у нас всегда воспринимался по разному. И я думаю, что по-другому произойти не могло. Или...,– говорить было тяжело, я часто дышала. Выпустить воздух, успокаивая нервы, пришлось и в этот раз. – Формулировать мысли стало проблематичней, вернувшись к критическому мышлению живой. Ну, я спасибо хочу сказать. Тебе может и сейчас нет дела, и я ничем почти не могу отплатить. Но я желаю выразить признательность, уважение. За то, что не отвернулся от меня. Благодаря тебе я быстрее выросла, благодаря твоим наставлениям, пусть те и являются первоосновой жизни. До того я не осознавала их. Спасибо, я очень благодарна. И за тот страх, который ощутила. Я назвала тебя холодным, мне неудобно из-за этого, но это то, о чем я думала, я не жалею. Ты сказал мне о риске, и боясь того больше смерти, конец путешествия приблизился. Память со мной. Теперь я воспользуюсь всем, что получила, всем что имела. Я серьезно занялась музыкой. Ты знаешь, с какой целью. И у меня получается, я верю, хочу верить, что получается. О, и еще одно. Эгоизм вернулся, с ним много чувств всплывать начали. Сейчас, я хочу попрощаться. Мне важно, чтобы ты слышал меня. Так, ты слышишь? – тепло объяло мою ладонь. – Прощай.

***

Знаменательных событий в моей жизни больше не происходило. Она продолжалась постепенно меркнув. Я не останавливаясь, воплощала свою единственную цель в реальность. Только новые чувства продлевали мои дни.

Когда появилась собственная семья, усилилось желание провести с ними больше времени. Я не жалея проявляла тепло, любовь, заботу, получая в ответ столько же дорогих эмоций в двукратном размере. Люблю своего ребенка, мужа, внуков.

Однажды, меня вновь посетили мысли, отнюдь не часто охватывающие вязь подсознанья. В прошлом золотого разгара возрастных лет. В момент так бесценного счастья, они пронеслись мгновенно:

"Мне нравится, как внимательно наблюдают за мной твои глаза, как томится там блеск, обещает любить. Мне нравится, как со вздохом ты, отводишь взгляд, смущаясь открыть мне улыбку, тем время даруя, позволяя влюбится сильней. Мое сердце пускается вскачь, так я желаю снова увидеть, наблюдать как сверкает твое лицо, смехом нежным лучась. И вновь, и вновь улыбаться тебе, наслаждаясь тем чувством волшебным, туманящим разум. Мои слова не полны правдой. Я боюсь признаться себе, что желаю все чаще, возвращаясь домой, твой образ встречать. Скрашивать день одинокий, проведенный вдали.

Верить ли в то, что твердит мне твой взгляд? Как ясен он, как нежен. Как смело ты протягиваешь руку, привлекая к себе, желая обнять. А готов ли поверить, что я не уйду? Ты можешь обидеть, ты можешь кричать, я не исчезну. Только если прогонишь, и тогда я поверю, что спокойней тебе без меня...

И вдруг вижу, как грустно смеются твои глаза. Что ты прочел в моих? Что ты узнал? Почему так тепло в твоих объятьях стало, внушая уют? А ты ведь все ближе. Я слышу оборванный вдох. Не знаю, что делать, желаю лишь податься вперед и близко так стать, забыть обо всем. Забыть, как дышать, как тяжело бывает порою, забыть и о мире, округе. Побыть эгоисткой и дурой хоть раз, запираясь от всех, кроме того, кто передо мною сейчас.

Легкое касанье шероховатых губ, я чувствую твой вкус. Как сладко прикосновение твоих уст. Я останусь еще ненадолго, ведь ты, обещаешь быть рядом всегда. Удержишь, я верю".

Мне нравились эти редкие перемены.

***

Сестра до моих лет не дожила. Я не плакала на ее похоронах, как и на родительских. Мне и в голову не пришло пустить слезы сожаления, горя. Я была и до сих пор рада, что они имели возможность жить. И верю, что все еще могу поддерживать их своей душой, чувствами, музыкой, посвященной дорогой мне памяти всему живому и близким когда-то людям, душам.

Глеб, возможно, просуществует дольше, чем я. После его телесной смерти, я иногда наведывалась к нему на могилу. Ухоженная, огорожена малым заборчиком. Я смотрела не на надгробный бюст, олицетворявший его красивые черты. Присутствие друга ощущалось неестественной переменной погодой вокруг могилы. Только там, рядом с ней было теплее, даже в прохладу осени. Мой взгляд всегда пронизывал землю, то место, рядом с которым он сам, душою оберегал собственную плоть, провожая ее, не разлучаясь с единственным символом своей жизни. Думаю, когда его кости истлеют, тогда он сам и отступит. К чему эта привязанность мне не известно. Возможно, ему просто не нужно большего.

Бескорыстность. Мне ее не познать.

Возможно после смерти, от меня уже ничего не останется.

Я изнуряю себя день за днем. Пусть еще и не столь стара, как сказали бы многие, но знаю, что уже не обладаю теми силами, способными поддерживать организм, только тонус для отвода глаз.

Скоро все закончиться. Я не жалею о провалах, о переживаниях и прочей чуши, обычно неприятной знати. Возможно это прощанье, но нет..., не так сразу. Еще остались силы увидеться с семьей.

Может, и не вернусь душою, нечему будет перерождаться, но я верю, что стремление жить поглотится миром. То чем он так дорожит, останется живо и передастся людям.