Текст книги "Только ввысь (СИ)"

Автор книги: Анна Супряга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Супряга Анна Сергеевна
Только ввысь

" Только ввысь "

Пролог

Представьте себе параллельный мир. Не сковывайте воображение. Этого будет достаточно.

Отрывок первый

День сменяет другой. Ничего не происходит. Ни в плане жизни личной, ни в событиях общих. Мне всегда нравилось отмечать прошедшие сутки – спокойными. А утром, наговаривать о предстоящем безмятежии. Не было ни ярких всполохов красочных оттенков, коими можно было описать хотя бы незагруженные выходные – как например писатели, литературно обрабатывают даже самый посредственный досуг, дабы читатель восхитился мастерством обращения с метафорой или попросту не заскучал, абзац за абзацем ожидая конца так называемой «воды».

Не сказать, что я была недовольна собственным времяпрепровождением, нет. Я никогда не жаловалась, даже на неудачи. В моей жизни не было четко выработанного плана. В чем я не отдавала себе отчета. Так сказать, святая простота и необтяжность.

Но, у меня была мечта. Да, и безнадежные дафнии вроде меня, умеют мечтать о высоких материях. Впрочем, описать другими словами свое желание путешествовать по всему миру, нельзя. Действительно, человек ленящийся постичь иностранный язык (я уж не говорю во множественном числе), выше среднего уровня, наверное, шибко много мнит о себе, совершенно не думая о препятствиях, считая, что все решится само собой. Не знаю, на что я рассчитывала. Скорее уж, филейной частью чувствовала – все должно было сложиться интереснее, нежели виделось с самой очевидной точки зрения общественности о бездельнице моего уровня.

К своим шестнадцати годам, помню, я уже привыкла к факту о ежегодной шаткой позиции в школе. Всегда, везде, я была на грани вылета и совсем не интересовалась последствиями, не прилагала усилий. Мои родители очень волновались. Но обрадовать их, я ничем и никогда не могла. Да, я проводила время в учебном заведении, наведывалась к репетиторам и даже, порою подрабатывала. Но, ни одно занятие из вышеперечисленных, нельзя назвать иначе как – безвкусной забавой. Заниматься чем-то постольку поскольку.... Ну, кого это порадует, для кого сыграет большое значение?!

Вот и я, попросту была таковой, рассчитывая и ожидая непонятно чего, неясно когда.

"Смешно. А ведь можно быть такой наивной, неэмоциональной пацифисткой и вполне прожить подобно – недолгую, постепенно обедняющуюся жизнь. Хотя о последнем, я стала задумываться уже опосля произошедшего.

Хочу рассказать эту свою недлинную историю. Становление личности, понятию о ценностях и плате за их непризнание".

В тот день я совершенно ничего себе не предвещала.

Как обычно. Двенадцать часов делились на пять этапов: утро, школа, обед, вечер, сон. Не радостно, без преувеличений и романтичного взгляда на будни.

По утрам, я не приветствовала никого и вообще почти не разговаривала. Не считала, что кто-то из домочадцев будет рад слышать меня перед собственным трудовым днем. Отец, мать, да они хорошие родители, добрые ответственные люди, мало когда ссорились между собой, даже по поводу меня. Думаю, каждый из них уже определил мнение о старшей дочери и как это редко бывает, у обоих оно сошлось. На меня не то чтобы рукой махнули, но и надежд не возлагали. Было и так понятно, что человек непринципиальный, может и на подработках обеспечить себе прожиточный минимум. Вот на том и решили, не вмешиваться, оставить меня в покое.

Младшая сестра. Разница в полтора года. Думаю, она принимала мою позицию, потому вели мы себя больше как неплохие знакомые. Не схоже с дружескими отношениями, но и с сестринской любовью тоже. У нее, можно сказать, сложились консервативные взгляды на жизнь, потому учебу не бросает, на секции не ходит, часто проводит время в отцовской фармацевтической фирме. Готовится к перенятию бразд правления (в свои-то годы).... Тогда меня это понятно, что не волновало. Сейчас же, вызывает улыбку, ведь сестрице нравилось. Да и взаимопонимание у нас улучшились....

«Ну, так к делу!»

Не просто «в именно этот день» и не «однажды». А, одни только десять минут из всей сумбурной ежедневности, завершились весьма забавным образом. Вот даже сейчас я с трудом способна остановить собственный смех, вспоминая, что именно послужило решающим, кардинальным, неумолимым толчком в моей безвкусной, простоватой, ничтожной жизни.

Одиннадцатый класс. Конец последнего урока. Геометрия. Четыре часа, двадцать минут. Я молча иду со школы, возвращаясь домой. Иду около десятиэтажной новостройки. Как обычно, срезала квартал через двор в кольце многоэтажек. И вдруг, на мгновение, я почувствовала давление, дикую тяжесть и неудобство. Не знаю, чему тогда действительно удивилась. Тому, что произошедшему дала, чуть ли не экспрессивную характеристику или тому, что мне что-то не позволяло идти дальше.

Это был человек. Он, будто напоролся на меня. Мы вместе упали на землю. Парень этот или мужчина, до сего куда-то бежал, но встретив помеху, видимо решил переждать на месте. Он зафиксировал коленями мою спину. Кажется, прижимал руку к моему рту. Не знаю даже, сколь опасной ситуация была для него, но приняв столь скоропостижные меры..., думаю за его плечами таилось больше пережитого страха, чем перед осознанием вершимых действий в тот момент.

Сознание начало мутнеть, в легких стало ощутимо пусто, скоро почувствовалось жжение. Я пыталась сделать вдох, но тело не слушалось. Я могла еле пошевелить лишь кончиками пальцев, чувствовала напряжение гортани, а весь воздух, сколько бы немногочисленных усилий не прилагала, даже в рефлекторном испуге – застревал в районе глотки, будто сталкиваясь с каким-то препятствием. Я не успела понять, что вот начинает подступать страх, может и паника. Я даже не сразу смекнула, что все мое тело твердо прижато к земле, а грудь и щека особенно сильно соприкасаются с асфальтом, больно врезаясь в кожу. Я просто смотрела, видела, как картинка пустой улицы впереди меня начала размываться, вскоре она засверкала искрами, и постепенно принялась тускнеть.

Речь человека, помнится, слышалась несвязной, прерывчатой, будто он заикался, пытаясь в промежутке между несколькими словами отдышатся:

– Еще минутка.... Подожди.... Просто..., только молчи. Помолчи еще минутку.... Прости, прости.... Еще...,– "минутка" – единственное, что воспроизвелось моим внутренним речевым аппаратом. По инерции, разум в угасающем сознании, повторил его последнее слово. Больше ничего не слышала, не чувствовала.

Помню, что где-то читала.... Кислородное голодание мозга наступает чуть больше чем через полторы минуты после потери сознания. Почему именно это всплыло в моей голове, а не что-либо еще.... Наверное, со стороны можно сделать вывод – не было смысла в моей жизни. Ведь до самого конца, не подумала ни о семье, ни о собственной мечте, ни о большем.

Тьма.

Следующему, чему я стала свидетелем, так это взрыву коллажа целой гаммы ярких цветов, бесчисленных оттенков. Каждый из них был будто живым, не индивидуальным (как взят из разных истоков), но чем-то особенным, каждый по-своему. На мгновение, они ослепили меня. Казалось..., я была уверенна, что вот-вот они нападут. Вмиг подумалось: "Я не хочу исчезать" – что служило неизбежностью для таких как я, но следующая мысль, позже меня поразила, я не знала, кем являюсь, кто, что.... Я испугалась, впервые за довольно-таки долгое время.

Чувство опасности прекратилось в тот же момент, как вокруг меня образовалась защитная пелена. Она была прозрачной, невидимой и вскоре стала совсем неощутимой, будто и не было ее вовсе. Но краски перестали излучать желание поглотить. Резкая перемена конечно наводила на мысль, что все не так-то просто, хотя большинство здравых и логичных подозрений, уточняющих, детализирующих вопросов канули под давлением обстоятельств. Стоило взгляду попривыкнуть к свету, краскам поутихнуть, отойти на второй план, стать просто некоей естественной частицей фона, как постепенно передо мной вырисовались очертания комнаты.

Маленькая комнатка, стены бледно зеленого цвета, лампа на потолке была выключена, вокруг царила тишина, никого не было, только..., что-то планомерно гудело и издавало писк. Я стояла на месте. В чем собственно дело, не доходило. Впрочем, как? Даже с некоей рациональностью, человека не озарит, что он находится вне своего тела, тем не менее есть и не мертв, и не жив.

«Попаданская ситуация. Никому такого не пожелаю».

Это была больничная палата, одноместная. Частная клиника знакомого моего отца.

Дверь открылась. Первым вошел мужчина, чуть старше моего папы, лет до пятидесяти на вид. Одет в белый запахнутый халат. Значит мой лечащий врач. За ним зашел папа со своим обычным хмурым выражением лица, но вот, признаки плохого сна четко показывались темными кругами под глазами. Оба они были далеко не в радужном настроении. Естественно...

– Состояние неизменно,– начал мужчина.

– Сколько это может продлиться? – без запинки вопросил отец.

– Я не могу сказать. Все показатели в норме. Серьезных травм нет, кислородное голодание, как таковое не наступило. Ей своевременно постарался предоставить первую помощь человек, нашедший ее и вызвавший скорую. Ближе к конкретике скажу, все же в результате мы имеем гипоксемическую кому. Сейчас состояние стабильно, на счет рецидивов – их не прогнозирую. Она в любой момент может прийти в себя, но нельзя и отмахиваться от варианта, что это произойдет спустя день, месяц, год...,– если он говорит это сейчас, значит я тут пару дней не больше.

– Держи меня в курсе,– его голос тихий, грубый, как и всегда.

– Хорошо,– доктор вышел, оставив нас наедине.

Отец направился прямо к больничной койке, там-то я впервые увидела себя такой. Бледная, спокойная, будто спящая. Каштановые волосы ровно уложены сзади. Картину омрачала только дыхательная трубка и капельница. Катетер смотрелся неприглядно. Отец сел на стул рядом с моей кроватью. Интересно, где остальные?

– Знаешь. Этот вид идет тебе куда лучше. Всегда глядя на то, как ты проводишь свое время или делаешь что-то.... Казалось, ты наоборот вынуждаешь себя, будто тебе совсем ничего не хочется, даже дышать. Никогда не видел таких холодных зеленых глаз, как у тебя. Даже мать, когда злится.... Инна... все не должно этим закончиться,– это.... Я ни разу не видела, чтобы он плакал, даже с рождением младшей сестры. Никогда. Это из-за меня? – Мать с сестрой еще толком не знают, в какой ты ситуации,– его голос был тихим, спокойным, он не заикался, не нервничал. Он выглядел так же, как и всегда, но глаза.... Они покраснели, появлялись те редкие слезы, которые я не могла объяснить. Казалось, он смирился. Но почему, то, как он обращался ко мне, то, как говорил.... Каждое слово отдавалось все мрачнеющей аурой вокруг отца, будто источая бесконтрольную боль. Бледно голубой с сереющим оттенком, преобразовывающимся в белый. Думалось, если коснусь его, поранюсь – и будет очень больно, даже смотря на внешнюю безобидность этого мутного света.

Что происходило? Неужели то самое "озарило" или кара или что? Почему я вижу это? Почему знаю, чем закончится попытка прикосновенья? Подобные мысли вскружились вокруг меня, я не понимала почему. Только чувствовала некоторую связь со своим телом. Узы, они представлялись тонкими нитями, невидимыми, но весьма ощутимыми. Они тянулись от каждой частицы моего эфемерного тела к настоящему. Еще больше нитей были сосредоточены в области сердца. Я попыталась подойти, протянуть руку к собственной, неподвижно лежащей поверх одеяла у талии.

– Знаешь, раньше, когда ты была маленькой и еще разговаривать не умела, я часто говорил с тобой сам, рассказывал о том, как прошел день или другую ерунду. А ты слушала. Смотрела на меня зачарованным взглядом или просто спала, но всякий раз создавалось впечатление, что ты очень внимательно меня слушаешь и слышишь все. А сейчас? Ты слышишь меня?

Кто бы мог подумать, что попытка воздействия на собственное тело отзовется его же реакцией. Моя рука, до того просто лежащая на кровати, вздрогнула. Я не хотела подавать знак или еще что, но откуда мне было знать? Неумышленно я дала отцу нежеланный ответ. На мгновение в его глазах отразилась надежда, и слезы перестали сдерживаться. Он прикрыл лицо рукой. Другой же, крепче сжал мою ладошку в своей. Столько эмоций разом я никогда не испытывала. Во всем была моя вина. Я не знала, как вернутся, не знала, как сделать больше. Что мне оставалось?

Я решила, что если не смогу вернутся, то попытаюсь умереть по-настоящему. Материальные вещи были едва ощутимы. У меня не получалось их коснутся или повлиять каким-то другим образом. По полу я, правда, ходить могла. Если остальные предметы становились проницаемыми, скорее уж я фикцией, то поверхность и твердость пола чувствовалась достаточно, чтобы не провалится сквозь него, так же легко, как проходить сквозь стены.

«Дикость та еще».

Скорбный вид отца пугал меня, вызывал довольно неприятные, тянущие, болезненные чувства. Рядом я больше не могла находиться. Я сбежала. В холл, к лестнице, все дальше к выходу..., и чем больше отдалялась от своей палаты, тем сильнее натягивались нити, мешая убегать. Я остановилась не добежав до выхода, только к регистратуре первого этажа. Мне помешала влетевшая каталка с окровавленным человеком на ней. Ею руководило двое фельдшеров, они же отдавали быстрые указания медсестрам.

Грубые, громкие голоса, заполнили все помещение. По сравнению с их силой, меркли окружающие шумы, разговоры. Их голоса горели, ауры полыхали огнем. Красный, бордовый, бледно оранжевый. Было так похоже на возбуждение, решимость, панику. И проблески голубого – страх. Их было так много. Эти цвета, та сила окутала все: своих хозяев, медсестер, покрыла даже обычных людей рядом и частично передалась пострадавшему. Будто..., якобы все слабо верили, хотели верить, что все получится и не о чем волноваться. Но те всполохи страха, ни разу не ослабевали. Тяжело. Очень тяжело было вынести это. У меня подкосись ноги, падая, я больно ударилась коленями об кафель пола. Казалось, что я боялась больше всех остальных. Но волновало сие меня не долго. Я почувствовала боль. Не душевную. Физическую. "Возможно ли, разбиться насмерть?"

Я направилась на крышу. Второй этаж, третий.... Снова, бежала не останавливаясь. По ступенькам, выше и выше. Девятый.

Даже не задумывалась, что будет дальше, не мыслила, что делаю и хочу ли этого. Просто боялась и искренне желала избавиться от сего чувства, которое никак не утихало.

«Какой же трусихой я была».

Наконец, добравшись к двери, мне не составило помехи ее функциональное ограничение передвижения. Уже не задумываясь над видимым препятствием, я пробежала сквозь нее, оказавшись на открытой площадке. Остановилась лишь у самого края. Я не решилась посмотреть вниз. Попросту сделала шаг вперед. Накатило ощущение, что все пространство тянет меня вниз, пытаясь скорее пригвоздить к земле. Но стоило взглянуть, мимолетом бросить взгляд на то, что ожидало меня, как..., я воспротивилась. Всем существом, всей натурой..., я не хотела умирать, и не только таким вот образом. Оказалось, я страшилась расстаться с жизнью, пускай уже и в качестве духа, навеки привязанного к неподвижному, спящему телу.

«А чем же закончился сей финт?»

Не успев достигнуть земли, нити потянули меня вверх. Будто спружинив , я перестала чувствовать их натяжение. Я взмыла ввысь. И чем увереннее становился мой взгляд, вглядываясь в сияние неба, тем быстрее, свободнее я летела. Только ввысь.

Свет, цвета – яркие, непостоянные, они не представляли опасности, не желали напасть или хоть как-то повлиять, воздействовать на меня. Было так необычно, невероятно. Моя жизнь никогда доселе не располагала подобными чудесами, столь смелыми фантазиями. Единственные места, где могла себя представить, это какое-либо транспортное средство. Мне нравится сама мысль о путешествии, и явным тому доказательством, представало именно присутствие на: самолете, в машине, автобусе, на теплоходе – направляющимися куда-то. Не важно, в какое место.

Но первый, всегда хотела посетить самый большой в мире водопад. Шум воды, в нем для меня всегда слышалась жизнь всей природы и мира в целом.

Никогда не смела допускать мечты о полете. Но в тот момент, я нагло летела, без крыльев, без парашюта, без чьей-либо помощи, я летела. Возможно благодаря тому мимолетному порыву, возможно благодаря страху упасть. Именно тогда, я впервые не желала останавливаться, не испытывала усталости. Впервые, почувствовала себя действительно живой.

«Этот момент восторга, запомнился отчетливее всех остальных, никогда его не забуду. Он не только важен, но есть одним из самых ценных новых воспоминаний».

Я оглянулась по сторонам. Меня не столь волновали те редкие птицы, которые в принципе остались далеко позади, сколько мелькающие тени. Они, то проносились мимо меня, то рассеивались прямо на глазах, что-то тихо крича, прежде чем вконец исчезнуть.

Не трудно догадаться. То были души умирающих людей. Правда, не знала, они такие же, как я? С их телами случилось нечто непредвиденное, они пострадали? Что же будет со мной, если собственная связь оборвется?

«Этого я тоже, так и не узнала».

Но потом, задалась другим риторическим вопросом: «Подобное, было тут всегда?».

Когда я остановилась, посмотрела вниз. Почти ничего не изменилось. Мои ожидания чего-то невероятного не подтвердились. Все тот же пассивный город, что виделся мне и ранее, правда, с высоты тяжеловесных птичек. Конечно, кое-где появлялись всполохи сильных аур или попросту разных потоков энергии, но ничего больше. Не знаю, рассчитывала я на нечто конкретное или нет, но разочаровалась уж точно.

***

До поры до времени, мне не было на что надеяться, до встречи с первым человеком, увидевшим меня. Его зовут Глеб. Мы заговорили через три дня, после открытия мною собственной способности летать. Все то время, я кружила по округе, наслаждаясь новыми ощущениями, но к семье все также боялась вернуться. Ведь чувствовала, что они постоянно рядом.

Почему они это делают, я не понимала. Любовь и забота, существовали для меня излишне в теории.

Глеб заметил мою парящую персону многим ранее, нежели я его пристальный взгляд.

Разведывая высь небес, временной счет терял свое значение. Уж что не говори о ночном небе. Все звезды космоса, доступны созерцанью, казались еще более драгоценным и прекрасным, чем целая сокровищница алмазов. Хотелось видеть месяц чаще. Я могла часами сидеть на одном месте и наблюдать, смотреть в одну точку, ведь та постоянно меняла окрасы, силу, значение. Каждая частица мира отличалась непостоянностью.

Третий район от больницы, где лежала я. На вид не дешевый тринадцатиэтажный дом. Живут там однозначно состоятельные люди. Да вот души их, не все не опорочены. Уверена, что совершенно случайно моему вниманию бросился его подозрительный взгляд. Он смотрел на меня как бы спрашивая: «Что за несуразность? В чем дело?».

Естественно привлек меня другой факт. Он видел меня, смотрел на меня. Еще одна мысль удивила. Я подумала: "Наконец-то я с кем-то поговорю". Ведь ранее, желание открывать рот, возникало только для потребления пищи. Мое поведение многим изменилось, как и восприятие, отношение.... Более чем, данное происшествие подтвердилось первым заданным мною вопросом. Стоило только влететь в его комнату или лучше сказать, проникнуть?

– Сколько ты живешь вот так? – сходу вопросила я о первом, пришедшем на ум.

– Два года,– ровным тоном ответил пока еще незнакомец.

– Что? И сколько же тебе лет? – он выглядел старше своего настоящего возраста.

– А ты как думаешь? – угадать я не успела, хоть и сделала попытку промямлить ответ:

– Ну...

– Невероятно. Насколько же пассивной и замкнутой личностью ты была в прежнем состоянии, что даже сейчас, будучи "духом", пытаешься оценить возраст лишь по внешним признакам, так, будто до сих пор ведешь ту же полноценную жизнь.

– Э-это, не правильно? – он ввел меня в замешательство.

– Как знать. Необычно, это уже точно – это я в целом сказал,– впору оправдаться тем, что к такому меня не учили готовиться.

– Возвращаясь к вопросу о возрасте. Можешь на мое физическое тело глянуть, если тебе так проще будет.

– А ответить сразу ника...,– я увидела его. Слова и вопросы отпали сами собой.

Он был столь слаб. Тело, будто прикованное к кровати. Худой, посеревшее лицо. Дыхательная трубка, капельницы, множество проводов, ведущих к странным аппаратам, каждый из которых что-то считывал и поддерживал его жизнь. Что могло произойти и почему он, все еще жив, когда его организм уже на грани?

«Его телу на тот момент было двадцать лет. Тот же с кем я разговаривала, походил на двадцатитрехлетнего парня. Математически не складывалось.... По сути, в кому он впал в восемнадцатилетнем возрасте».

– Почему ты выглядишь на двадцать три, твое физическое тело на двадцать, а по рассказу уснул ты в восемнадцать лет?

– Ты.... Впервые вижу подобное тебе,– улыбка, сопровождающая эти слова..., она никак не вязалась с его малость, сверкающей эфемерностью. Он выглядел так молодо, здорово, в карих глазах непроницаемость чувств. Такова, его душа? – "Ух-ты" – должен сказать я. Но тут более-менее ситуация ясна. Потому, если ты так и не поймешь. Потом, как-то. Я, в принципе обрисую тебе ситуацию.

– Я, я,– он прогонял меня. Так бесцеремонно.

– Ага, ты можешь уйти,– желание моего ухода – во много искреннее слетевших слов. Он мог сказать больше, но малого было более чем достаточно.

– Нет!

– "Нет", – повторил. Удивлен он не был, что говорит об ощутимой твердости моих намерений. Я не отступила бы, он видел это.

– Нет, я знать хочу сейчас.

– Необычное для тебя поведение, верно? – тон прост, не снисходителен.

– Да! Почему это происходит? Почему не могу умереть, почему все это не кажется мне странным, и почему я так сильно изменилась?!

– Ты навязчива и утомляешь.

– Ты первый, кто сказал мне это,– наконец, я успокоилась.

– Чудачка. Хорошо. Что заинтересовало тебя первым? – взгляд бросился за его спину.

– Почему я вижу нас в зеркале? Я думала, там должны отражаться материальные и органические... вещи. Мы ведь все также существуем в реальном мире. Но люди нас не видят все равно.

– Ясно. А по-твоему, в чем может быть беда? – не приятная манера ведения диалога.

– Ну,– отвечать я не желала. Вопрос казался слишком очевидным. Это, как спрашивать о чем-то само собой разумеющимся, заведомо известном и глупом для оглашения. Настолько, что на ум и слова не попадало. Да вот только, я не знала того самого "очевидного".

Что чувство близкого знакомства при амнезии. Второе исключает первое.

«Замешательство переходило на новый уровень».

– Зеркало переламливает свет. Ты же – некоторая частица энергии собственного тела. Имеешь форму и цвет. И, если подумать, некую массу. Элементарный тому пример – ты ощущаешь почву под своими ногами. Таким образом, логично, что если твой видимый образ не просвечивается, ты имеешь также некоторое место в этом мире. Так почему же зеркало не должно воспринимать тебя? Да, мы существуем вне человеческой зеницы, но не многие все же могут нас ощутить. Вот и держи. Парадокс, но факт.

– Ты, как все это понял? И почему я поняла все, что ты сказал, приняв данностью?

– Ты, и правда, необычна. Ладно, давай так. Я говорил, ты утомляешь. Потому, разрешаю тебе задавать мне по одному вопросу в день. А теперь, уходи.

– В качестве исключения за первый день знакомства. Может, назовешь свое имя?

– Глеб.

– Инна. Я вернусь.

– Тщательней обдумывай вопрос.

«Карие глаза, русые волосы, острые скулы, хрупкое телосложение, но взгляд мудрого, доброго человека. Я навсегда запомню его душевный лик».

На самом деле, я была рада покинуть его комнату, тот дом, район. Знала, что вернусь, но приятного извлеку из того мало. Ведала. Пристанище Глеба не благоухало безопасностью, как и внешний вид парня, умирающего на собственной кровати, повлекал множество мыслей.

Я с нетерпением ждала наступающего рассвета. А пока позволяло развитие обстоятельств, посетила свою школу. Мне было интересно просто глянуть, как она выглядит внешне в целом и кого из себя представляют учащиеся там.

Какой же неожиданностью стало увидеть немощное переплетение радужных потоков от одного школьника к другому. Одни поглощали энергию своих друзей или прихвостней, те же отдавали ее без возражений, тем самым теряясь на заднем фоне, образуя серую массу. Или боролись, чем отделялись от коллектива, отходя на второй план своего окружения. Были и те, кто делились, обменивались, добровольно взаимодействовали с оппонентами, отвергая, не игнорируя проходивших рядом.

Значит. В подобных местах, здесь и учатся сосуществовать с общественностью. Ведь в городе, где действуют люди постарше, больше индивидуальных, отстраненных натур, неподдающимся влиянию большинства. Впрочем, есть и заурядности, не прошедшие ранние уроки самостоятельности. Занятно, что и они, все без исключений, составляют неотделимую частицу мира, подпитывая пространство своими жизнями.

«Стоящая плата за подарок в рожденьи».

Своих одноклассников я не подметила, хоть и наблюдала шесть с половиной часов.

Наступили сумерки. Завораживающее явление. Прилив сил вскруживает небеса. Звездам еще трудно пробиться сквозь пестрые облака, а в округе ни души. Людей на улицах стало намного меньше. Хоть жизнь малых и не способны скрывать стены их же домов, души тех полыхают ярко алым, сиренью, бирюзой, сияньем белым. Почему так? Почему то большинство, зайдя в пенаты, чуть ли не исчезают под их покровом? То защита родного дома или она мнима?

Как же много вертится на языке вопросов.

"Тогда, не плохой показалась идея, найти похожих на Глеба и пообщаться с ними. Тогда еще, я не знала, кого из себя могут представлять те самые «похожие». А страшно ведь, если сейчас вспомнить.

Ах, невежественная блажь в неведении. Ведь и за не информированность нужно отвечать".

Мои путешествия быстро сыскали встречи с утренним солнцем. Ожидание, терпение – не казались удручающей составляющей прошлого времени, жизни «до» инцидента.

«То был лишь четвертый день. Не во многом прибавилось опыта, но и на месте восприятия не замыкались. Все чаще мне хотелось изведать больше, лететь дальше. Мечта вроде как начинала сбываться. Правда, я еще даже не представляла, как отвечу за собственную глупость. За то, что не ценила жизнь и только после, начала желать того, чего моя личность действительно не заслуживала. Я была ребенком, не только в плане физическом, но и в моральных качествах походила на возраст своего тела, если не младше. Несведущая, невинная, безнравственная. Может я себя и принижаю. Но, часто довольно смело орудовала словами, смысл которых был доподленно не ясен. Не отдавая себе отчета в тех или иных действиях, никогда не будешь готова отвечать за последствия».

Стоило солнцу ясно проявиться на горизонте, как я уже была у окна Глеба, выглядывая его силуэт в тени просторной комнаты. Долго он не ждал. Показался почти сразу и кивком головы разрешил войти.

– Привет.

– С утром,– ответил он.

– Ждал меня?

– Чем раньше, тем лучше. Давай свой вопрос,– он стоял у подоконника со сложенными руками, облокотившись плечом о стену.

– Что с твоим телом? – вопрос вырвался раньше, чем я успела его сформулировать.

– Не это собиралась спросить, верно?

– Да. Я хотела узнать насколько бескрайняя высь, но просто..., вырвалось.

– Так и должно быть. Мы есть воплощение собственной натуры, подсознания. Мы не способны лгать. Даже самим себе.

– Тогда то, что я говорю и ты...

– Есть истиной. Ну как? Обыкновенная правда, то о чем ты думаешь,– покивал он головой.

– Так, что с твоим телом?

– Официально, искусственная кома после тяжелой операции на головном мозге. К чему привели серьезные повреждения сопроводимые аварией. А настоящей причиной моего нынешнего состояния есть цель родных, продержать меня в таком положении по достижению мною двадцатипятилетнего возраста. В случаи кончины, после, все родственники получат право по завещанию на распоряжение наследством, оставленным мне дедушкой.

– Что? – в этот момент дверь открылась. Вошла молодая, опрятная женщина. Она направилась к Глебу, села на краешек его кровати.

– Сестра сводная,– пояснил он.

– Ты не поэтому меня в прошлый раз выпроваживал? Не хотел объяснять?

– Да, поэтому. Скоро меня в больницу определят. Она стала чаще наносить визиты. Но хоть больше не разговаривает. Ее речи скучны и однообразны. Я посчитал, что ты не готова видеть и узнавать о подобном.

– Ты-ты, так спокоен. Тебя убивают на собственных глазах, спокойно дожидаются смерти, а ты так безмятежно об этом рассуждаешь,– хотелось говорить на повышенных тонах, но получался лишь шепот.

– Верно,– лицо неизменно. Он также пофигистичен.– Вот как думаешь? Почему не могла проникнуть выше к звездам?

– Нити тянули меня назад. И я видела звезды, но дальше литосферы прорваться не смогла.

– Ты все еще чувствуешь нити? И мало того..., они удерживают тебя. Обычно связь ослабевает почти мгновенно, стоит "душе" покинуть тело. Хм. Ну, этому может быть много объяснений.

– Правда?

– Нет.

– Пытаешься поиздеваться?

– ...,– пауза затянулась. – .... Нет,– ага, ну-да, конечно. – Духи не врут, забыла?

– Ага, но умалчивают.

– А зачем? Что нам терять? – искренне интересуясь, вопросил он.

– В каком смысле? – тут уж настало мое удивление.

– Помнишь, я уже говорил, что ты необычна. Ты неполноценный дух, неспособный осознать свою участь. Энергия – то есть мы, оказавшись вне тела, вне умирающего тела, исчезает, растворяется. Нас окончательно поглощает пространство, таким образом, поддерживая жизнь, функциональность мира. Кого-то добровольно, кого-то насильно, но это всегда происходит. Тоже однажды произойдет и с тобой. Но не в этот раз. Если ты до сих пор чувствуешь нити и они не пускают тебя за пределы дома, если ты не чувствуешь всей тяжести, которая ощущается всеми нами с возложенной способностью "видеть".... Ты можешь вернуться.

– Так просто? – без каких-либо усердий?

– Все мы что-то отдаем, что-то придется и тебе.

– Но у меня нет ничего.

– ...,– он ничего не ответил. Может не хотел, может знал, что не должен, но он представлял себе долг, висевший за моей спиной, ожидающий своего времени.

– Глеб.

– Уходи. Тебе здесь больше нечего делать.

– Но мы еще не закончили!

– И чего же ты хочешь?

– Ответь, почему все так отличается?!

– Неугомонное дитя. Видимое с реальным не всегда сопоставимо. Я говорил. Ты есть отблеском натуры, сгустком энергии оформленной в цветные краски. Считай, что спроектированная оголенная частичка чистого разума для упрощения самосознания через черты индивидуальности. Ты неспособна лгать, ты не способна что-то утаить. Не только потому, что по сути смысла в этом нет, но главное.... От начала в человеке не заложено понятия обмана. Понятие лжи неосуществимо, нет в нем действенного смысла, вложенного общественностью. Это все равно, что приказать словесно вакууму, чувствовать сердцебиение человека за много тысяч миль. Это нереально. В нашем естестве принимать все, что дарует нам мир, пространство, даже пустота. Мы не только их часть, но и есть зависимыми. Дар жизни, самореализации в телесных оболочках, та возможность развития, которой став духом мы лишаемся, вспоминая истоки всего существования. Да, много может показаться бессмысленным, может, но не стает. В конце никто не пожалеет о том, что дышал. Сейчас, я более чем благодарен, и готов принять все, что суждено, наслаждаясь последними крупицами пребывания в месте, где однажды мог мечтать. Я благодарен. Ведь понимание, что среди пережитого могло чего-то не быть – рождает едкий ужас. Он раскаленнее, нежели посредственный страх перед неизведанным. Однажды, мы жили ради кого-то. Теперь, благодарно возвращаем сей подарок.