Текст книги "Приключения Тимы и Тёмы"

Автор книги: Анна Аксёнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава шестая. Едем, да?

По счастью, у колодца стоял мужчина и он не испугался, не бросил меня с ведром вниз. Он просто сказал:

– Чего ты там делал, шпингалет?

– Я… я нечаянно туда попал, – начал я объяснять и вдруг услышал:

– Тима! Тимушка! Тимошенька!

Ко мне летела моя мама. Оказывается, она ходила, искала меня везде и случайно оказалась здесь. И ещё оказалось, что сейчас вечер. Солнце шло к закату. Значит, я пробыл под землёй всего день. Правда, этот день был такой длинный, как целая жизнь…

Наши тени стелились по жёлтой земле. Вдали – синие горы. Небо голубое, с розовыми от солнца облаками.

– Эй, шпингалет, игрушку-то свою возьми, – крикнул мне мужчина вдогонку. Он отвязывал от дужки ведра шарик на верёвочке.

Я хотел крикнуть, что это не мой шарик, и вдруг увидел: это вовсе не шарик, а Тёма. Может быть, он надулся от воздуха или собрался в комочек от страха и потому правда походил на шарик.

– Это мой, мой! – закричал я.

Тёма смотрел на меня прищуренным глазом. Второй был и вовсе закрыт. Я вспомнил, что Тёме вредно наше солнце.

Я сел на зелёную мягкую траву и разулся. Снял носок, хорошенько встряхнул его и надел на голову Тёме так, чтоб ему не резал глаза свет.

Мама посмотрела на меня очень внимательно и спросила:

– Как ты себя чувствуешь, сынок?

– Нормально. Вот только я есть хочу.

– Конечно, – сказала мама и вытерла глаза платком. – Бедняжка мой!

Я решил ничего не говорить маме про Тёму. (Если, конечно, она сама не увидит, что это не шарик, а живой тёмик.) Совсем неизвестно, как отнесётся к нему мама, захочет ли, чтобы он жил с нами. Вдруг понесёт его в больницу или в зоосад. А тёмик не зверюшка какой, не кошка, не хомячок… И вообще про тёмиков никому говорить нельзя: узнают наши мальчишки – всё перероют, перекопают, будет тёмикам настоящая кумра-бумбра.

Дома мама усадила меня за стол и пошла на кухню готовить ужин.

– Тимка! Шанаев! – послышался голос Кости.

Я вышел к нему.

– Чего тебе?

– Где ты был весь день? Тебя обыскались.

– Завтра расскажу.

Я вернулся в комнату.

Под потолком висел Тёма. Это я отпустил его, когда пошёл к Косте. Я влез на стол и потянул его за верёвочку.

– Шанаюшка, я не ною, но что со мной дальше будет? – стараясь говорить твёрдым голосом, сказал Тёма. Носок съехал на сторону, и Тёма смотрел на меня одним глазом – круглым лиловым глазом, который подозрительно блестел.

– Ничего не бойся. Ты со мной. Всё будет хорошо. Даже отлично. Я тебя никому в обиду не дам. Ты меня выручал – теперь я тебя выручать буду.

– Я хочу к себе обратно, – сказал Тёма. – Мне здесь не нравится.

– Просто ты ничего ещё не видел. Завтра пойдём гулять, и ты тогда скажешь, нравится тебе или не нравится. А сейчас есть будем.

Мама принесла тарелки с едой. Нарезала хлеба.

– Брось ты наконец этот шарик, – сказала мама.

– Он улетит.

– Привяжи тогда к стулу.

Я так и сделал. Только привязал я его не к спинке, а к ножке стула так, чтоб он был не надо мной сверху, а рядом со мной, то есть за столом. И когда мама не видела, можно было класть тёмику в рот вкусные кусочки.

– Ты что так чмокаешь? – заглянула мама из кухни. – Ешь по-человечески.

А чмокал-то совсем не я, а Тёма. Он съел сначала кусочек сосиски с хлебом. Потом сгущённое молоко – целую чайную ложку. И ещё – дольку апельсина. Как тут не зачмокать после корешков да червя… червячьих гнёздышек.

– Вкусно? – спросил я.

– Хохонюшки, – кивнул Тёма и погладил себя по животу.

– Хохонюшки? – удивился я. Но тут же вспомнил, как сам сказал ему, что «хохонюшки» значит «всё в порядке», «нормально».

– Знаешь, ты лучше говори «хорошо», а не «хохонюшки».

– Хохорошо, – согласился Тёма.

Мама пришла, легла на диван и сказала:

– Если хочешь, пойди на крылечко, подыши воздухом, только смотри никуда не уходи, понял? А я чуточку отдохну, устала что-то.

Я вышел на крыльцо, сел на ступеньку, а Тёму привязал к перилам. Он уселся на перила, обхватил их руками-ногами, чтоб не взлететь.

– Говорил я тебе, что мы, тёмики, раздуваемся на земле.

– Говорил. Но я же не виноват, что всё так получилось. Хорошо, что ты хоть не лопнул.

– Хорошо, что не лопнул, – сказал Тёма. После ужина он заметно повеселел. – Вообще-то, летать интересно, только хорошо бы летать, когда сам захочешь, а не так, как я. Шагу нельзя ступить.

На крыльце стояла кадка с красной геранью. А возле кадки – синяя кружка, чтоб поливать эту герань. Обыкновенная эмалированная кружка.

Я взял конец Тёминой верёвки и привязал к ней кружку. Кружка удерживала Тёму, и он уже не летал и мог ходить. Правда, кружка волочилась за ним по крыльцу и гремела, но это не так уж важно.

– Ты только тихо ходи, не греми, не разбуди маму, – попросил я.

– Мама – это тётя, которая еду приносила?

– Да нет, мама – это не тётя. То есть она тётя, но для меня не тётя, а мама.

– Это у неё что, имя такое?

– Нет. Имя у неё Людмила. Но она мама.

– Она всем мама?

– Нет, только мне.

– Потому что она тебя кормит?

– Совсем не потому. Нас и в детском саду кормят, а мамы там нет.

– Может быть, мама – это тётя, которая плачет, когда найдётся кто-то?

– Нет… А может быть, да. Вот поживёшь с нами – сам поймёшь, что такое «мама».

– Я не хочу здесь жить, – напомнил мне Тёма. Но всё-таки поинтересовался: – А если бы я остался здесь жить, у меня тоже была бы мама?

Что я мог ему сказать? И я ответил:

– Может быть, и была бы.

А Тёма вдруг стал карабкаться на меня.

Это потому, что на крыльцо прибежала кошка Кася. Тёма никогда вблизи не видел кошек и, наверное, испугался.

– Она меня хочет съесть? – спросил он, вскарабкавшись мне на шею.

– Нет, она не голодная, – стал успокаивать я его. Но Тёма всё-таки быстренько намотал свою верёвку на мою пуговицу, отвязал кружку, которая брякнула об пол, и взмыл вверх.

Кася очень удивилась этому чуду, она стала подпрыгивать, чтоб ухватить Тёму за ногу, но он брыкался и один раз даже пяткой ударил Касю по носу. Кася присела, приготовилась к прыжку, и, если б меня не было, неизвестно, чем бы дело кончилось… Я схватил Касю и стал гладить её, успокаивать.

– Кошки не привыкли, чтоб люди летали, – объяснил я Тёме. – Она нервничает.

– Так я же не люди, – сказал сверху Тёма.

– Откуда она знает, что ты не люди?

Я потянул за верёвочку, и Тёма спустился вниз. Привязал кружку и, поглядывая на Касю, сел подальше.

Кася смотрела на него своими зелёными глазами, потом прикрыла их и зевнула.

– Ну вот, теперь она тебя не тронет, она видит, что ты как все.

– У нас лучше, у нас таких зверей нету, – сказал Тёма.

На ночь я привязал Тёму к спинке кровати, и он спал под потолком. Так он сам захотел, так ему спокойнее в незнакомом месте, где бродят всякие звери вроде Каси.

Утром за завтраком я положил на стул подушку, подвинул стул к столу, чтобы Тёма мог, как все люди, сидеть за столом.

И пока мама у себя в комнате собиралась на работу, мы ели кашу. Мы ели с одной тарелки: я – большой ложкой, а Тёма – маленькой, чайной. Но он так ловко, так споро управлялся своей ложечкой, что я даже есть забыл – смотрел на него.

Тут послышались мамины шаги, и Тёма вместе со своей кружкой загремел под стол.

Когда мама опять ушла, Тёма быстро вылез из-под стола, доел кашу, облизал ложечку и сказал:

– Ох и потолстею я у вас, никто меня не узнает.

Он был такой смешной: маленький, кругленький, лиловые глаза после сытной каши весёлые. Я засмеялся. И Тёма понял меня, засмеялся тоже, похлопал себя по бокам.

– Срочно худеть надо, а то где-нибудь в щёлке застряну, как ты, помнишь?

– Ещё бы! В жизни не забуду!

Мама пришла с работы не в обед, как всегда, а намного раньше.

– Вот что, дорогой мой, – сказала она. – Собирайся, сегодня едешь к бабушке: нашла тебе попутчиков.

Дело в том, что я уже неделю не ходил в детский сад из-за карантина. Мама хотела отправить меня к бабушке, но не с кем было, а на самолёт, как известно, детей без взрослых не пускают. И вот надо же: именно сегодня нашла мне попутчиков.

В другое время я закричал бы «ура!», но… но как же быть с Тёмой? Не брошу же я его одного здесь!

– Тёма, – сказал я, когда мы остались одни. – Поедем со мной к бабушке в Ленинград.

– Я не хочу никуда ехать, – заволновался Тёма. – Я к себе хочу.

– Но ты пойми, – уговаривал я. – Во-первых, ты посмотришь, где моя бабушка живёт. Знаешь как там красиво! Люди со всех стран едут туда. А ты ещё думаешь, ехать или не ехать. Может, у тебя никогда больше такого случая не будет. Во-вторых, не могу я сегодня тебе помочь обратно под землю уйти, а без меня ты потеряешься. Потеряешься – навсегда останешься на земле, совсем один. А тут кошки бегают, собаки… Мы же не навсегда едем. Побудем – и тогда пожалуйста.

Тёма мрачно задумался.

– А у бабушки тоже есть пища, такая, как здесь?

– Конечно, даже лучше. Бабушка моя умеет пироги печь. И у неё грибы солёные есть. Она сама их солит.

– Солёные?

Я вспомнил, как он морщился, когда я лизнул стену в соляном тоннеле.

– Ты можешь не есть грибы, никто тебя не заставляет. У бабушки и другое кое-что найдётся. А главное – тебе больше всего понравится сама бабушка. Ни у кого такой нет. Вот увидишь!

Тёма насупился и… согласился:

– Ладно, что делать, поедем к твоей бабушке, будем есть солёные грибы.

Часть вторая

Глава седьмая. Ждёт бабушка, ждёт Ольга

Я знал, что зелёный цвет – любимый у бабушки. «От зелёного у меня хорошее настроение», – говорила она. Поэтому, когда ей делали подарки, то старались подарить что-нибудь зелёное – вазочку или косынку… Мы с мамой в день рождения бабушки послали ей в подарок зелёный берет.

И сейчас бабушка встречала меня в платье с зелёными цветами и в зелёном берете. Я издалека сразу узнал её. И она, увидев меня, кинулась ко мне, стала обнимать, целовать.

– А это что за мальчик? – спросила бабушка про Тёму.

Никто не видел, что это мальчик, а бабушка сразу увидела.

– Это Тёма.

– Ты думаешь, ему удобно на верёвочке болтаться?

– Тёма, тебе удобно? – спросил я.

– Как сказать… привяжи кружку, я лучше ногами пойду.

И тут я спохватился, что оставил кружку в самолёте.

– Какая кружка? – удивилась бабушка. – Неужели ничего умнее не могли придумать? Вы бы ещё привязали ему кастрюлю. Или корыто.

– А что? Кружка хорошая, чистая, мы из неё цветы поливаем.

– Ну, Тима, не ожидала. Такой взрослый парень – и на тебе… И приодел бы его немножко. Совсем голый мальчишка, замёрз, наверное.

– Не-а, не замёрз, – сказал Тёма. Разговаривал он с бабушкой весёлым голосом: видно, она ему понравилась.

Но бабушка покопалась в своей сумочке и вытащила оттуда сетку-авоську. Сунула в сетку Тёму и, очень довольная, сказала:

– И не улетишь никуда, и немножко прикрыт.

Она насильно отняла у меня корзину с моими вещами, хотя я и не давал ей, потому что мой дедушка говорит, что стыдно, когда женщина идёт рядом с мужчиной и несёт что-то тяжёлое. Отняла корзину, и мы направились к стоянке такси.

– Шанаюшка, – позвал Тёма из сетки, – вы меня только не потеряйте, ладно?

– Ни за что на свете, – успокоил я его.

Бабушка с дедушкой живут в самом лучшем, самом красивом месте на земле – в Петродворце. Вообще-то, это Ленинград, просто надо на электричке проехать немного в сторону – туда, где парки и фонтаны, – и попадёшь в Петродворец.

В Петродворце есть всё: и музеи, и школы, и библиотеки, и магазины, и озёра, и море, и лес, и фонтаны, и дома, и ребята, и взрослые, и моряки, и солдаты, и собаки, и белки, и скворцы, и попугаи… Впрочем, попугаи – это кое у кого дома, в клетке.

У дедушки и бабушки в Петродворце свой дом. И к ним на лето приезжаем мы, их внуки. Мы – это я и моя двоюродная сестра Ольга. Двоюродная всё равно что родная: двоюРОДНАЯ.

– А дедушка в море ушёл, не дождался вас, – сказала бабушка. – Теперь вы его не скоро увидите.

А я-то надеялся, что дедушка научит меня этим летом плавать!

– А Ольга приехала?

– Ольга дома, ждёт нас.

Когда мы подъехали, Ольга сидела на крыльце одна-одинёшенька и, запрокинув голову, пила что-то из большой эмалированной кружки.

– Опять она за квас принялась, – сказала бабушка.

Ольга услышала, что подъехала машина, поставила на ступеньку свою кружку и стала ждать, кто выйдет из машины.

Первой вышла бабушка с сеткой.

Глазастая Ольга сразу всё разглядела, кинулась к бабушке и стала отбирать у неё сетку с Тёмой.

– Ой какой хорошенький мальчик! Дай мне его, бабушка!

– Это тебе не мячик, – сказала бабушка. Она посмотрела кругом, ничего не нашла. Тогда она взяла Ольгину кружку, выплеснула из неё квас, вынула Тёму и привязала ему к ноге эту кружку.

– Временно, – сказала она мне, покраснев. – Потом я кое-что придумаю.

Тёма, довольный, что его вытащили из сетки, стал топать по крыльцу, разминая затёкшие ноги, и кружка гремела, как будто это был такой дикарский музыкальный инструмент.

Ольге, видно, всё это так понравилось, что она встала на голову и вытянула вверх по струнке ноги.

Я прекрасно понимал: она хочет показать мне, что если у меня есть Тёма, то она зато умеет стоять совсем как акробатка в цирке.

– Подумаешь! – сказал я.

– И ничего не подумаешь, – ответила Ольга.

– Вы бы поздоровались, – сказала бабушка, – целый год не виделись.

Я пожал Ольге руку, а она по-балетному присела и вежливым голоском пропела:

– С приездом.

Я повёл Тёму в дом, показать, где мы будем жить. Ольга, конечно, тащилась за нами. Она то и дело норовила схватить Тёму на руки, но я не давал ей, потому что позволь ей это хоть раз – потом затаскает чело… ну, не человека – тёмика, как куклу какую.

– А это что такое? – закричала бабушка.

Мы прибежали к ней и увидели, что в корзине, где моя одежда, как ни в чём не бывало спит Кася.

От шума она проснулась, стала потягиваться, выгнула спину, вытянула сначала одну лапу, потом другую…

– Ничего себе, – улыбнулась бабушка, – ждала одного гостя, а приехало сразу три. Хоть бы предупредили. Что мне теперь с вами со всеми делать?

Глава восьмая. Здесь, на земле

На другое утро, когда все проснулись, бабушка подарила Тёме синие трусы и жёлтую рубашечку.

– Какая красота! – восхитилась Ольга. – Надень, Тёмушка, скорее! Будешь как принц!

Тёма стоял и не знал, что ему делать с этой человечьей одеждой.

Бабушка взяла его на руки и стала учить надевать трусы, а потом поставила на пол – полюбоваться, как он выглядит в обнове.

Тёма тут же взлетел под потолок.

Бабушка встала на стул, сняла Тёму с потолка и надела ему рубашку. Хорошо, что она удержала его за палец, потому что он опять рванулся вверх.

– Нет, надо что-то тебе ещё, – решила бабушка. – Слишком всё это легкое.

Она порылась в своём рабочем столе и нашла там два серебряных лапоточка. Раньше бабушка работала на ткацкой фабрике художницей. Она придумывала рисунки для тканей, и на столе у неё были всякие баночки, краски, кисти. Теперь она уже не ходила на фабрику, но всё равно продолжала придумывать всякие красивые рисунки. В серебряных лапоточках бабушка разводила краску.

Лапоточки оказались как раз по ноге тёмику, как будто для него их и делали.

Он прошёлся по комнате, они постукивали звонко и легко.

– Ну вот, – сказала бабушка, – теперь можно идти гулять. Всё вполне прилично.

Бабушка повела нас на Чёртову горку. Чёртова горка особенная: совсем невысокая – она больше похожа не на горку, а на пригорок, – но на ней почему-то всегда прохладно. Если кругом жара и нечем дышать, то на Чёртовой горке можно сидеть, спокойно отдыхать и удивляться, почему люди, идущие мимо, такие красные, распаренные и еле дышат.

Бабушка взяла с собой разной еды, и мы сидели на горке и ели. Дома никогда так не хочется есть, как на воздухе.

Тёма уписывал за обе щеки всё, что ему давала бабушка. Он так увлёкся едой, что нечаянно взял да и скинул лапоточки. И вдруг с бутербродом в руке взлетел в воздух. Никто и опомниться не успел.

Я первый пришёл в себя, закричал Тёме:

– Бросай бутерброд, хватайся за ветку!

Тёма летел, куда его несли потоки воздуха. Он, конечно, мог схватиться за какую-нибудь ветку, но ему жалко было бросить бутерброд. Наоборот, он даже держал его обеими руками.

Так бы он и улетел с бутербродом неизвестно куда, но, к счастью, зацепился рубашкой за какой-то сучок и повис вниз головой. Он висел и быстренько доедал бутерброд: хотел освободить руки.

Бабушка попыталась взобраться на дерево, но ей это не удалось. Она стала подсаживать меня, но я никак не мог вскарабкаться даже до самой первой ветки, потому что у этого дерева, как назло, ветки были очень высоко.

– Побегу в пожарку, – сказала бабушка, – пусть приедут со своей лестницей. А ты привяжись там! – сердито закричала она Тёме.

Но тут Ольга, хоть ей всего четыре года, сообразила:

– А пускай Тима встанет на тебя, бабушка, а я на Тиму – как в цирке – и достанем Тёму.

– Умница! Попробуем, – сказала бабушка и опять крикнула Тёме: – Кидай сюда свой бутерброд!

– Я сейчас, – ответил Тёма и стал жевать ещё быстрее.

– Брось, – опять сказала бабушка, – я тебе дома целый горшок каши наварю.

Тёма только посмотрел на неё и ничего не сказал: не так просто сказать что-нибудь, когда висишь вверх ногами с полным ртом.

Он совсем не был жадным или обжорой. Но у тёмиков под землёй пищи мало, и добывается она тяжело.

– Всё, – наконец сказал Тёма, дожевав бутерброд. – Я готов.

Тогда бабушка присела под деревом, к ней на плечи взобрался я, а на меня прыгнула Ольга.

Потихоньку выпрямилась бабушка, на ней выпрямился я, а Ольга выпрямилась да ещё стала на цыпочки, так что получилась высокая пирамида. Ольга протянула руки и – раз! – дёрнула Тёму с ветки. Только кармашек его новенькой рубашки треснул и порвался.

На всякий случай бабушка привязала Тёму к себе верёвкой, посадила в свою панамку и стала чинить ему рубашку.

В панамке сидеть одно удовольствие: мягко, уютно, тем более когда только что так хорошо наелся. И Тёма с интересом поглядывал вокруг своими лиловыми глазками.

В озере купались ребята, плескались, кричали. Голоса звонкие, а звонче всех Ольгин голос.

Тёма смотрел на деревья. Деревья не каменные – живые: шевелятся, шуршат – разговаривают, наверное. Прилетают на них птицы, что-то там делают, спрятавшись в зелёных листьях, скачут по веткам, потом снова вылетают в синее небо.

А вот золотистый жук ползёт по цветку. Цветок розовый, лепестки почти прозрачные, а серединка у цветка тёмная. Пополз жук по лепестку, и лепесток под ним прогнулся. Жук переполз на другой лепесток – и другой прогнулся. Жук пополз на третий. Видно, понравились ему такие качели.

Крылышки у него с переливами: то зелёными кажутся, то золотыми.

Тёма подышал носом. На земле есть запахи, самые разные. Пахнет цветок. Пахнет трава. Солнышко пахнет. Прямо в носу щекотно от всех запахов.

– Нравится тебе у нас? – спросила бабушка.

– Хохорошо, – сказал Тёма. – Вот только не пойму, почему мне всё кажется, как будто давным-давно я уже жил здесь, на земле, запахи эти слышал, на солнышке грелся. Правда, в панамке не сидел.

– Ничего удивительного, – сказала бабушка, – ты сам говорил, что вы, тёмики, были когда-то людьми. В тебе живёт память предков. Понимаешь?

– Нет, не понимаю. А интересно: если бы я захотел, смог бы я стать человеком, как предки?

– Если захочешь, сможешь, – сказала бабушка.

Прибежала Ольга с жёлтыми цветами. Она собирала только жёлтые цветы и учила Тёму, как они называются.

– Это лютик, – говорила она. – Видишь, какие у него блестящие лепестки. А это что?

– Одуван, – сказал Тёма.

– Одуванчик, – поправила Ольга. – А вот гусиные лапки. Запомнишь? Видишь, какие листочки? Как разрезанные.

– А зачем мне помнить? – спросил Тёма.

– Бабушка, зачем ему помнить? – спросила Ольга.

– Ну как зачем, – сказала бабушка. – Вот я попрошу тебя: принеси мне калган, у Ольги живот вдруг заболит. А ты принесёшь лютик. Я сварю его и дам Ольге. А Ольга и отравится. Хорошо это?

– Нет, нехорошо, – сказал Тёма. – А ещё что может быть?

– Ну, например, попрошу тебя принести одуванчик – кроликов кормить, – а ты принесёшь чистотел. Чистотелом бородавки сводят. А у кроликов не бывает бородавок.

– Не бывает, – согласился Тёма. – А ещё что?

– А ещё, – сказала Ольга, – я скажу: «Тёмик, принеси ромашку, бабушка волосы будет себе красить в золотой цвет». А ты принесёшь… принесёшь… такую траву принесёшь, от которой бабушка станет зелёной. Как клоун в цирке.

И Ольга стала хохотать. Так, как будто она сама клоун: «Ха-ха-ха, хо-хо-хо!»

Тёма стал тоже смеяться. А бабушка не засмеялась.

– Почему это как клоун? Почему не как русалка?

– Что ли, у русалок зелёные волосы? – перестала хохотать Ольга.

– Конечно, зелёные.

– Откуда ты знаешь?

– Будете ходить в школу – и вы всё будете знать.

– Скорей бы в школу, – вздохнула Ольга.

– А меня в школу не возьмут, даже если бы я человеком был: я вон какой маленький, как Кася, – грустно сказал Тёма.

– Ничего, – сказала бабушка, – я тебя каждое утро буду за уши таскать, и ты быстро вырастешь.

– Потаскайте теперь, – потянулся к ней Тёма.

– Нет, это надо по утрам делать, пока уши тёплые, пока сам весь тёплый. Тогда легко растягивать. Ну-ка, пойдём, поможем девочке мячик из воды достать.

– Пусть сама достаёт.

– Ей же трудно, мячик далеко уплыл.

– А зачем мне эта девчонка нужна?

– Ну сиди. Я сама.

Бабушка встала и пошла к озеру. Тогда и Тёма надел лапоточки и побежал за ней.

– Ладно, я помогу, только не знаю как.

Бабушка привязала его к себе верёвкой, дала ему в руку небольшой камушек, а лапоточки сняла. Тёма, не очень лёгкий и не очень тяжёлый, заскользил по воде туда, где был мячик, и оттуда стал гнать его ногой, как футболист.

На берегу дети хлопали в ладоши и кричали:

– Шайбу, шайбу!

Когда Тёма вышел на берег, девочка сказала ему:

– Спасибо, мальчик. Молодец.

Тёма ничего ей не ответил, он надел свои лапоточки и снова сел в бабушкину панамку.

Посидев немного и подумав, он спросил:

– Я, что ли, как человек поступил?

– Конечно, – сказала бабушка, – раз ты помог другому человеку. Только говорить об этом не надо, а то получится, что ты хвастаешься.

Тёма посидел, подумал…

– А кошкам помогать не надо?

– Если кошке нужна помощь, то ей тоже надо помочь.

– Что же, человек должен всем-всем помогать?

– Всем, кто в этом нуждается.

– Плохо, – пробормотал Тёма.

– Что, что? – спросила бабушка.

– Да так я… нелегко быть человеком.

– Нелегко, – согласилась бабушка. – Даже человек должен учиться быть человеком.

Я отложил книгу, которую читал, и посмотрел на бабушку. Что она имела в виду?

– Бабушка, может, ты полежишь? – спросил я. – Ты не устала?

– Спасибо, дорогой, мне хорошо, – сказала бабушка.

– Может, почитать тебе? Книжка интересная. Про дельфинов.

Бабушка вместо ответа обхватила меня за шею, притянула к себе и поцеловала. Такой бабушки, как у меня, наверное, ни у кого нет. Она… самая лучшая.