Текст книги "Офелия (СИ)"

Автор книги: Анна Семироль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Я друг Йонаса, – напомнил он.

– Я помню, – она смерила Питера суровым взглядом, и мальчишка почувствовал себя обвиняемым в суде. – Проходи. Йонас на чердаке. Найдёшь дорогу сам?

– Да, мисс Беррингтон. Спасибо, мисс Беррингтон.

Питер оставил велосипед у ворот и пошёл к дому. Жилище Конни Беррингтон было построено строго по Шекспиру: нестройным собраньем стройных форм. Снаружи маленький двухэтажный дом напоминал свалку: здесь подпорки, тут пристройка, за углом косо прибитая лестница удерживает от обрушения стену. Зато внутри помещения производили впечатление сделанного на века: крепкие лестницы, просторные светлые комнаты, деревянные полы даже не скрипят, вся мебель стоит по стойке «смирно».

Питер разулся на пороге, прошёл коридором, в конце которого стояли старые напольные часы с боем, поднялся по лестнице на второй этаж. Здесь, над кухней, кладовой, ванной и гостиной располагалась спальня Конни и комнатушка Йонаса, переделанная из второй кладовки. Питер на всякий случай деликатно постучал, но Йонаса действительно не было в его комнате. Мальчишка кивнул сам себе и потопал к приставной лестнице, ведущей на чердак.

– Йон? – позвал он, прежде чем лезть наверх. – Это я пришёл. Можно к тебе?

С чердака не донеслось ни звука. Питер постоял немного и всё равно полез.

– Йонас, ты тут? – спросил он, заглядывая через деревянный край.

Друг сидел к нему спиной, повернувшись лицом к маленькому, затянутому паутиной оконцу.

– Заходи, – вздохнул он, не оборачиваясь.

Грохоча пятками по дощатому полу, Питер подбежал к нему, уселся рядом на старый, выцветший половик, протянул руку:

– Хао тебе, о вождь апалачей! – пафосным басом произнёс он.

– Не апалачей, а апачей, – без особого энтузиазма отозвался Йонас, но руку пожал. – И тебе хао, Питер Медвежий Нос!

– Почему нос-то? – удивился гость.

– Потом придумаю, – усмехнулся Йонас.

Он протянул руку и забрал стоящую на низком табурете чёрно-белую фотографию и букетик мелких голубоватых луговых цветов, названия которых Питер не знал. Фото было женское: юная блондинка с распахнутыми глазами и приятной улыбкой в коротком платьице на пляже. Питер хотел поддеть друга, спросить, что за старшеклассница поделилась с Йоном своим портретом, но вовремя вспомнил, что уже видел это фото раньше. И что на фото – мама Йонаса.

– У тебя что-то случилось? – спросил Питер, внимательно глядя на хмурый профиль друга.

– Мелочи, – отмахнулся Йонас и добавил: – Достала.

– Тётка?

– Ах-ха. Сунется сюда – с лестницы спущу, богом клянусь, – мрачно процедил он.

– Чего ей на этот раз?

Мальчишка засопел, дёрнул острым плечом. Бережно убрал фото матери в нагрудный карман нелепой, заштопанной в нескольких местах рубашки-поло. Из-за пазухи выглянул Лу, протянул тоненькую лапку к букету, который держал Йонас, выхватил цветок и сунул в рот.

– На этот раз какая-то презренная сволочь растрепала, что я прогуливал последние три недели занятий в школе, – упавшим голосом произнёс Йон. – Тётка наслушалась, и понеслось. «Катись обратно, вали вон с моей шеи и из моего дома, живи в сраном приюте, фашистский ублюдок»…

– Чёртова ведьма! – прошипел Питер. – Какое право она имеет тебя оскорблять?

– Ну, примерно такое же, как я – прогуливать школу, – горько усмехнулся Йонас. – Пит, я когда-нибудь не выдержу. Уйду. Работать я умею и не боюсь, деревенек в Британии много, мне и надо-то – сухой тёплый угол на ночлег, кусок хлеба и чуть денег на одежду.

Лу, осмелев, потащил к себе цветы двумя руками. Йонас шикнул на него, легонько нажал пальцем на рыжие вихры, стоящие дыбом. Пикси недовольно забурчал, но цветы в покое оставил. Питер подставил ладонь, и Лу перебрался к нему на сгиб локтя.

– Всё бы ничего, Йон, но есть два момента, – по-взрослому начал Питер. – Во-первых, ты несовершеннолетний, а во-вторых, если уйдёшь, то ты меня бросишь.

– А если не уйду, эта жирная свинья продолжит оскорблять меня и память моих родителей, отбирать у меня деньги, которые я сам заработал, и покупать на них выпивку. Или сдаст меня в исправительный приют.

Питер с изумлением вытаращился на него:

– Это какой такой?

Йонас ссутулился, обхватив себя за плечи, и сразу стал похож на печального большого пикси.

– Есть у меня на родине такие. Они как тюрьмы для детей. Надоел ты родителям или таким, как моя тётка, и они тебя туда сдают. Просто так. И ты там живёшь, пока не помрёшь или не вырастешь. И выходят оттуда отъявленными мерзавцами.

– Тьфу на тебя! – испугался Питер. – Нельзя так шутить, Йон! Я ж почти поверил!

Заскрипели доски под осторожными шагами: Йонас подошёл к окошку, выглянул.

– Во, опять ей что-то надо, – вздохнул он. – Ведь знает же, что ты ко мне пришёл, но всё равно орёт. Прям распирает её меня навьючить!

– Йонас! – донеслось со двора басовитое. – Йонас, ублюдок чёртов! Немедленно спускайся! Я знаю, что ты меня слышишь!

Питер погрустнел. Он-то надеялся поболтать с другом, обсудить последнюю игру «Ливерпуля» и «Ювентуса», послушать рассказы Йона про оттудышей, рассказать о том, как Офелия здорово запоминает предметы, изображённые на картинках… Но Конни Беррингтон было, похоже, глубоко наплевать на его планы.

– Йонас! Или ты сейчас же спускаешься, или я тебя оставлю без ужина!

– Напугала, – фыркнул Йон и повернулся к Питеру: – Слушай, мне придётся пойти и узнать, чего она хочет. Скорее всего, это надолго. Давай я к тебе сам приеду? Ну, как разгребусь с делами.

– Конечно, какие вопросы, – развёл руками Питер. – Йон, я хотел тебе предложить в Дувре в кафе сходить. Мороженое, кока-кола…

– Йонас!!! – донеслось со двора снова.

– Ш-ш-шайсе… – процедил мальчишка сквозь зубы. – Пит, а что в Дувре сразу? Может, в нашей лавке купим? Там ещё булочки чертовски вкусные.

Питер пожал плечами.

– Можно и так. Но я хотел тебя познакомить со своим школьным приятелем.

– А, – тряхнул отросшими светлыми вихрами Йон. – Тогда понятно. А давай в Дувр смотаемся! На великах?

– Ага! Как насчёт этого четверга?

– Забились!

Мальчишки ударили по рукам. Йонас приоткрыл стоящий в глубине чердака старый сервант, посадил Лу за стеклянную дверцу. Пикси протестующе запищал, но мальчишка строго показал ему кулак:

– А ну, паукашки по локоть в рот – и цыц! Ты помнишь, что тебя тут нет? – Фиолетовый малыш испуганно покивал, и Йонас миролюбиво закончил: – Я не буду тебя запирать. Вернусь – принесу покушать. Всё, сиди тут. Пошли, Пит. Рассказывай пока, чего у тебя нового.

Они специально спускались, останавливаясь на каждой ступеньке, тянули время. Питер тарахтел, стараясь уложить все новости в максимально короткое время:

– Я к тебе ехал, а там овцы! И баран такой зловещий, просто гора. И я на него на велике ка-а-ак разогнался! А он ка-а-ак драпанул! Йон, я думал, он меня забодает или затопчет, но я его сам перепугал!

– Ты крут, – покачал головой Йонас. – Где ты его встретил?

– В пяти домах от вашего.

– Охтыж! – присвистнул мальчишка и вытаращил глаза. – Это баран Милтона, он оборотень!

– Охренеть! – в тон другу отозвался Питер. – Людей жрёт?

– Целиком! Только ногти и волосы отрыгивает. И подошвы от башмаков!

Ребята задорно, звонко рассмеялись. На первом этаже послышались шаги, и тётка снова заорала:

– Йонас! Сколько можно?

– Орать не надо, – спокойно отозвался он. – Голос посадишь. Иду.

Питер вздохнул.

– Когда я решу убежать, – шёпотом произнёс Йонас, – я сожгу к чёртовой матери и этот склеп, и эту жирную алкоголичку. Если уж мне светит исправительная школа, я постараюсь её заслужить.

– Перестань об этом думать, – Питер ободряюще хлопнул его по плечу. – В четверг мы едем есть мороженое и напузыриваться колой. За мой счёт!

Йонас кивнул, шагнул вперёд. Как бы невзначай коснулся кармана, в котором лежало мамино фото.

– Пойдём, а то тётка в рукопашную перейдёт. А удар у неё слева – как у профессионального боксёра, ах-ха. Кстати. Ты ни словом не обмолвился о русалке. Как она?

– Мы с ней научились играть и смотреть картинки в книгах. Придёшь – покажу. А ещё отец ей тренера выписал зачем-то. Приедет на днях.

– Хоть бы она этого тренера сожрала.

– Почему? – удивился Питер.

– Увидишь.

Тётка Йонаса заскрипела ступеньками лестницы, поднимаясь на второй этаж.

– Чёртов ублюдок, сколько можно испытывать моё терпение?

Йонас загородил Питера плечом, выпрямил худую спину.

– У меня гость, – спокойно сообщил он появившейся в поле зрения тётке. – Это мой друг. И прекрати меня при нём оскорблять.

– Марш в сарай за лопатой, – мрачно громыхнула тётка, игнорируя присутствие Питера. – Чистить стойло, менять воду скоту. Как закончишь – отчитаешься. Пошёл.

Мальчишки спустились во двор под суровым взглядом тётки. Питеру хотелось хоть что-то сказать такое, что подбодрило бы Йонаса, поддержало его сейчас, но слов не находилось. Да и вид у Йона был такой, что, казалось, он мог взорваться от любого лишнего слова. И Питер молчал.

У ворот Йонас пожал Питеру руку, озорно подмигнул. Подхватил пустое ведро, стоящее у бочки с водой, повернулся в сторону дома, в котором скрылась тётка, и заорал:

– Я-то вычищу и стойло, и сарай, и хлев свинячий, и птичник, а ты как была жирной пьянью, так ею и останешься!

Он изо всех сил метнул ведро через ровно подстриженный кустарник. Оно с грохотом ударилось об крыльцо и покатилось по дорожке, пугая кур и уток. Йонас расхохотался, дружески толкнул Питера в плечо, перемахнул через забор, отделяющий сад от заднего двора, и умчался отбывать трудовую повинность.

Питер вздохнул, оседлал велосипед и медленно поехал домой. И ни один баран ему на обратном пути не встретился.

[1] Нападающий в составе сборной Англии по футболу на чемпионате мира 1958 года

Офелия (эпизод пятнадцатый)

В день приезда тренера небо щедро дарило жаркое летнее солнце. По случаю Агата вытащила из сарая шезлонг и улеглась загорать невдалеке от пруда. Мистер Палмер в доме громко разговаривал с кем-то по телефону. Миссис Палмер и Йонас закончили притенять растения в оранжерее, и вместе с Питером в кухне пили холодный лимонад, который сам Питер и приготовил.

– М-м-м! – Йонас зажмурился от удовольствия и погладил живот. – Это круче, чем кока-кола! Классно ты придумал добавить в него базилик!

– Какой базилик? – Питер растеряно достал из стакана листочек. – Я думал, это мята…

– Это действительно базилик! – удивлённо воскликнула миссис Палмер. – Но получилось невероятно вкусно!

Питер сконфуженно допил остатки, дождался Йонаса, и они вдвоём пошли играть в бадминтон возле пруда. Погода была самая подходящая: ни ветерка.

Воланчик гулко стукался об сетку ракеток, порхая между Питером и Йонасом. Мальчишки азартно сопели, перебегая с место на место.

– Кто первый пропустит – с того футбольная карточка! – сказал перед игрой Йон, и теперь оба старались не уронить волан.

С шезлонга за мальчишеской игрой с интересом наблюдала Агата, а из пруда – Офелия. Русалочка выглядывала между цветущих водяных лилий и чуть заметно шевелила ушами. Чёрные, как омута, глаза с красными зрачками внимательно следили за перелетающим туда-сюда воланчиком. Офелия так увлеклась, что осмелела и подплыла совсем близко к ребятам. Вынырнула из воды по плечи, ухватилась тонкими пальцами за бортик у воды. Воланчик летал почти над ней, и русалочка восторженно разевала рот и расправляла плавнички ушей. А потом дунул ветер, и пенопластовый мячик с перьями шлёпнулся в воду. Офелия мгновенно скрылась в глубине и снова появилась рядом с незнакомой для неё вещью. Обнюхала с расстояния, смешно двигая ноздрями, обплыла вокруг и, осмелев, тронула пальцем.

– Офелия, это воланчик, – пояснил с берега Питер. – Бросай его сюда!

Русалочка приняла волан в ладони, окунулась под воду, и взвилась ввысь, в прыжке бросая вещицу Питеру. Но воланчик был легче мяча, потому не долетел и упал в метр от берега. Офелия удивлённо склонила голову вбок, снова ушла под воду. И вынырнула у бортика с воланчиком в пальцах. Она смело передала его стоящему у края мальчишке и изобразила руками птицу – как учил по книжке Питер.

– Нет, это не птица, – услышала она голос, который не принадлежал Питеру.

Офелия испуганно отпрянула, замерла на расстоянии, вгляделась в лицо стоящего в шаге от неё Йонаса.

– Привет, – миролюбиво произнёс он. – Спасибо за воланчик.

Питер подошёл, встал рядом. Ему показалось, что Офелия испугана.

– Это Йонас, – показал на друга он. – Как Питер. Хороший. Не бойся.

Русалочка погрузилась в воду по подбородок. Питер помнил, что так она делает, когда её что-то смущает настолько, что она готова в любой момент удрать в грот. Так она вела себя несколько дней после того, как её ударила Агата.

Йонас присел на корточки. Он молчал, а Офелия всё так же напряжённо разглядывала его со стороны. Когда она прижала уши к затылку, Питер заволновался:

– Эй, ну ты чего? Тревора-то ты так не боишься. И Кевина тоже. Это Йонас, мой друг. Человек.

Офелия оскалила зубы, взвилась в воздух, окатив мальчишек брызгами, с шумом плюхнулась в воду и исчезла.

– Что это с ней? – растеряно спросил Питер.

– Это гнев и бессилие, – раздался позади женский голос.

Питер обернулся. На ступеньках каменной лестницы, ведущей к пруду с лужайки, стояла одетая в тёмно-зелёный брючный костюм стройная невысокая леди лет тридцати пяти. Остриженные до плеч локоны каштановых волос были красиво завиты, большие светло-карие глаза подведены, как у кинозвёзд. Только губы гостьи Питеру не понравились: ярко-алая помада превращала приятную, милую улыбку в хищный оскал.

– Здравствуйте, – вспомнил о приличиях Питер. – Я Питер Палмер, это мой друг Йонас, а вон там загорает моя сестра Агата. А Вы?..

– Миссис Вайнона Донован, – представилась дама. – Буду заниматься выставочной карьерой вашей русалки. Вижу, она у вас не совсем дикая. Но людей уважать не приучена. Мистер Палмер занимался с ней?

Сердце Питера так и упало. «Вот так всё хорошо начиналось, – подумал он. – И вот, пожалуйста…»

– Да, папа играл с Офелией, – ответил он. – Давал ей кусочки рыбы, когда она подплывала на голос. А мы с ней играем в мяч и смотрим картинки в книгах.

– Пит, я пойду? – тихо спросил Йонас.

– Не уходи, – спохватился Питер и добавил: – Пожалуйста.

Он повернулся так, чтобы Йон видел его лицо, а миссис Донован – нет, и прошептал:

– Йон, я не хочу, чтобы эта дама сделала с Офелией что-то плохое. Не оставляй нас с ней одних.

Йонас молча кивнул, отошёл в сторону и сел на скамейку у пруда. Питеру показалось, что он чувствует себя очень неуютно и чем-то расстроен. «Неужели дуется, что Офелия его не признала?» – удивился он про себя.

– Мистер Палмер, – окликнула его Вайнона Донован. – Вы не проводите меня туда, где я могу переодеться?

Питер довёл гостью до дома, где её тут же перехватила мама, принялась щебетать, предложила чаю. Мальчишка покосился на яркие губы дамы и про себя подумал: «Офелия, просто не выходи к ней. Сиди в своём домике-гроте. Пусть она хоть весь чай у нас выпьет – лишь бы уехала».

Он вернулся к Йонасу и встретил у пруда ещё и отца: тот устанавливал на скамье граммофон.

– Пап, это зачем? – удивился Питер.

– Офелию будут учить слушать музыку, – ответил мистер Палмер. – И я прошу вас не мешать ей заниматься. Миссис Донован – одна из лучших тренеров Великобритании, час её времени очень дорого стоит.

Мальчишки уныло угукнули, уселись рядом.

– Я тебе должен сигаретную карточку, – вспомнил Йонас.

– Как-нибудь потом, – вздохнул Питер, не сводя глаз со спокойной глади пруда.

Миссис Донован вернулась в обтягивающем трико, коротком платье и босиком. В руках она несла миску с порезанной рыбой и знакомый Питеру прут, а из кармана платья свисала тонкая серебристая цепочка.

– Мистер Палмер, – обратилась тренерша к отцу Питера. – Как вы обычно подзываете её? Позовите. А я пока поставлю музыку.

Она отдала Леонарду Палмеру миску, вытащила из-под граммофона пластинку, поставила её. Над садом поплыли первые аккорды «Голубого Дуная» Штрауса. Питер толкнул Йонаса в бок локтем и шёпотом спросил:

– Что она собирается делать?

– Дрессировать, – буркнул Йон и ссутулился, обняв себя за плечи.

Питер с тревогой наблюдал, как отец зовёт Офелию, кидая в воду кусочки рыбы. Конечно, русалочка появилась. Подплыла к бортику, послушно замерла, ожидая поощрение или мячик. Потом повернулась и посмотрела в сторону мальчишек. Прижала уши, оскалилась. Питер нахмурился, поглядел на Йонаса. Его друг покачал головой, глядя на Офелию и еле слышно произнёс:

– Да. Это я.

Питер хотел спросить, о чём он, но не успел: миссис Донован набросила на шею русалочки петлю из серебристой цепочки в палец толщиной, закреплённой на конце прута-шокера. Офелия рванулась, попыталась нырнуть, но женщина удержала её над водой.

– Спокойно, дорогуша, спокойно, – певуче произнесла она. – Тебе всего лишь надо научиться оставаться на месте, пока играет музыка. Мистер Палмер, я бы на вашем месте поставила бы вот здесь столб с металлическим кольцом или скобой. Тогда её не придётся удерживать вручную, а это, как вы видите сами, довольно сложно.

– Я понял вас, миссис Донован. К следующему вашему визиту столб с кольцом будет. Позвольте, я подержу её?

Питер сорвался с места, подбежал ко взрослым, толкнул отца под локоть:

– Отпустите её! Ей это не нравится, что вы делаете? Папа!

– В сторону! – рыкнул мистер Палмер. – Не вмешивайся в дела взрослых!

Мальчишка отлетел, получив отцовскую оплеуху, неуклюже плюхнулся на попу. Поднялся, бросился было снова, но его удержал Йонас.

– Пойдём. Пит, тебе нельзя здесь быть, – сухо сказал он.

Офелия яростно билась, удерживаемая петлёй, скалилась, угрожающе щёлкала зубами. Брызги летели во все стороны, вода в пруду словно кипела. Питер смотрел на отцовскую спину, обтянутую клетчатой рубахой, согнутую, напряжённую, и с трудом боролся с порывом броситься на него и толкнуть изо всех сил. Если бы Йонас его не держал…

– Папа, зачем это? Она же никогда-никогда больше не будет тебе верить! – кричал Питер.

– Молодой человек, ну что вы так волнуетесь? – певуче произнесла тренерша. – Неужели ваши бабушка с дедушкой так же себя вели, когда родители учили вас, как себя вести? Русалке не больно. Ей просто непривычно, что кто-то ограничивает её свободу.

– Свободу? Она и так наша пленница! Вы её мучаете! Изверги!

Он заехал Йонасу локтем, попал по рёбрам. Йон вскрикнул и разжал пальцы. Питер чуть не упал вперёд, с трудом удержался на ногах. «Офелия! – позвал он мысленно. – Я здесь, с тобой! Не бойся! Я что-нибудь придумаю!»

Миссис Донован достала из кармана маленький металлический свисток и поднесла его к губам. Питер думал, что она засвистит громко и пронзительно, но не услышал никакого звука. Но Офелия вдруг прекратила биться и замерла. Опустила руки, запрокинула лицо вверх, к небу.

– Вот, всё хорошо, видите? – спросила тренерша. – Мистер Палмер, вы не устали? Давайте я подержу поводок.

Отец передал ей прут с петлёй, сел на скамейку, достал из кармана на груди сигареты, зачиркал зажигалкой. Руки у него тряслись, и Питер всё никак не мог отвести от них взгляд. Дама тем временем ворковала с Офелией:

– Хорошая девочка, умница! Просто будь на месте, пока играет музыка. Слушайся, детка – и никто не будет делать больно. Ты прекрасная ученица, заслужила рыбку. Вот так, молодец. Спокойно, спокойно.

Она обернулась к Палмерам и Йонасу, улыбнулась:

– Очень понятливая особь! Всего раз свистнула – и она угомонилась. С некоторыми бьёшься-бьёшься, их уже корёжить начинает, но всё равно не стоят на месте. Вам повезло, мистер Палмер. Она очень юная и понятливая. И хороша невероятно. Бирмингем будет вашим!

Офелия шевельнулась, попыталась уйти под воду, но рывок цепочки вернул её в прежнее положение.

– Стоим, деточка, стоим, – тоном школьной учительницы заговорила миссис Донован. – Как только музыка смолкнет – ты свободна. Не надо делать такое лицо. Ты не задыхаешься, неправда. Тут все знают, что русалки могут до сорока минут проводить на суше. Я же требую с тебя меньше пяти. Слушай музыку. Привыкай подчиняться.

– Миссис Донован, повороты вправо-влево мы с ней пока не отработали, – произнёс Леонард Палмер. – Только движения в нужную сторону. Я произносил «влево», «вправо», «назад», «вперёд» – и бросал ей рыбу, если она плыла туда, куда я требовал.

– Уже хорошо, – кивнула тренерша. – Остальному я её научу. Увидите: танцевать она у вас будет уже через месяц! А выставлять можно будет недели через две. С юных особей не требуют шоу. Лишь бы позволила на себя посмотреть, оставаясь неподвижной.

Питер слушал всё это, едва не плача. Офелия покачивалась вверх-вниз в воде по плечи, взгляд её был пуст и печален. Уши-плавнички не стояли торчком, а поникли почти параллельно глади воды. «Ей больно? – гадал мальчишка, всматриваясь в прекрасное бледное лицо русалочки. – Или просто плохо от того, что её заставили слушаться? Зачем это? Зачем танцевать? Я же помню русалок на выставке. Они выглядели счастливыми, улыбались. И плавали красиво под музыку безо всяких цепей и шокеров…»

– Отпустите её, – попросил он, стараясь, чтобы голос не дрожал, как у испуганного малыша. – Пожалуйста, позвольте ей уйти.

Взрослые молчали, игнорируя просьбы мальчишки, отец смотрел словно сквозь сына, и курил, курил. От весёлого, лёгкого вальса Питера мутило: настолько чарующая мелодия шла вразрез с пустотой и покорностью в глазах Офелии. Она даже не пыталась уплыть. Покачивалась равнодушным поплавком на воде, а вместе с ней и Питер словно прирос к месту. Стоял и слушал вальс, который с каждым аккордом становился ему всё ненавистнее.

Когда музыка смолкла, миссис Донован улыбнулась, назвала русалку «милой девочкой» и убрала петлю с её шеи. Мистер Палмер бросил Офелии рыбу и спросил тренершу:

– Может, цепочку лучше выбрать потоньше? Эта смотрится на ней слишком грубо.

– «Потоньше», как вы просите, просто перережет ей горло, если вдруг ваша русалка выйдет из-под контроля и начнёт метаться, как пять минут назад, – пояснила дама. – Когда она начнёт слушаться идеально, мы заменим цепь на бархатную ленту для выставок. Волосы ей уложим, ноготки подкрасим. Будет просто суперзвезда!

Питер смотрел на кусочек рыбы, покачивающийся на воде перед «суперзвездой», и никак не мг понять, почему Офелия не уплывает. Всё закончилось же, она свободна…

– Миссис Донован, с ней всё в порядке? – озвучил мысли мальчишки отец. – Она выглядит какой-то замороженной.

– Это пройдёт. Оставьте её на часок. Как только почувствует переизбыток кислорода, она придёт в себя. На сегодня всё, до встречи через три дня. Не забывайте отрабатывать с ней направление движения.

Тренерша улыбнулась, подошла к краю дорожки у пруда, склонилась над водой и потрепала Офелию по голове.

– Дивная малышка, мистер Палмер! Уже присмотрели ей пару? Детки от неё должны получиться волшебные.

Питер первый раз увидел, чтобы отец так растерялся. Даже уронил недокуренную сигарету.

– Э-э-э… Миссис Донован, она же совсем юная!

– Поверьте: эти особи очень быстро созревают. Видите, ушки розовые? Чем ярче их окраска, тем ближе фертильный период у вашей русалки. Так что ищите жениха. А я пойду собираться. Ваш шофёр отвезёт меня, верно?

Она кокетливо повела плечами и зашагала к дому. Отец бросил на Питера растерянный взгляд и поспешил за ней. И как только шаги взрослых затихли в отдалении, с Питера словно спало оцепенение. Он оглянулся в поисках Йонаса, но друга рядом не было. Мальчишка решил, что обижаться на Йона за то, что он не захотел побыть рядом с ним и поддержать Офелию, глупо.

«Она и так как-то странно на него отреагировала, – подумал Питер, присаживаясь на корточки у ограждения. – Я бы тоже не остался, зная, что кому-то в компании не нравлюсь. И уж тем более ушёл бы, если понял, что намечается гадость».

– Но я остался, – горько сказал он, обращаясь к Офелии. – Прости меня, я ничем тебе не помог. Думал, что с тобой поиграют. Думал, будет просто музыка. А сам даже не смог за тебя заступиться.

Ему показалось, что русалка вздохнула, но он помнил из прочитанной книги, что водяные оттудыши не вздыхают, да и дышат, оказываясь не в воде, редко и поверхностно, почти незаметно для глаз. Питер сел по-турецки, поморщился от боли в отбитом крестце.

– Я посижу с тобой. Хочу увидеть, как ты нырнёшь, превратишься в белый подводный цветок и растворишься в глубине. Это так красиво. – он помолчал, наблюдая за медленным перемещением полупрозрачных белых лент в воде, и признался: – Знаешь, я хотел бы прямо сейчас стать взрослым. И кем-нибудь, чьё слово – закон. Чтобы сказать – и все послушались. Я бы приказал отвезти тебя домой. И поехал бы с тобой сам. Пусть там война. Я не испугался бы. Я нашёл бы твою реку и вернул тебя туда, где пасутся водяные кони.

Офелия закрыла глаза и легла на воду лицом к небу. И медленно-медленно погрузилась под воду. Питер ещё долго сидел у края, вглядываясь туда, где она исчезла. Как будто утонула и унесла с собой что-то очень тонкое и важное, чему нет имени и – самое горькое – возврата.

Офелия (эпизод шестнадцатый)

В четверг Питер едва не забыл про кафе.

После первого занятия Офелии с тренером им овладела непонятная, гнетущая тоска, чувство собственной беспомощности. Он слонялся по дому, бездумно жевал булочки, который таскал из кухни, всякий раз, когда проходил мимо. Не хотелось ни рисовать, ни читать, ни слушать радио. Йонас не приходил уже два дня, и Питеру казалось, что он чем-то очень сильно обидел своего лучшего друга. А сесть на велосипед и съездить в деревню мальчишке было отчего-то страшно. Ему казалось, что если он приедет, его встретит какая-нибудь плохая новость. Ему даже ночью снился дом тётки Йона, весь в колышущихся тенетах плотной серой не то пыли, не то паутины. И в глубине что-то ворочалось, скрипя досками пола. После этого сна Питер панически боялся приехать и понять, что это ему не снилось.

Он залезал на чердак, трогал старые вещи, часами сидел на дощатом полу, рассматривая старые фотографии в толстых альбомах в бархатных переплётах. Замирал, любуясь танцем пылинок в редких солнечных лучах под мерное тиканье часов, доносящееся из отцовского кабинета внизу. И представлял, как земля с её лесами, реками, белыми скалами, городами и людьми отдаляется, из плоской и бескрайней становится махонькой и круглой, как ёлочный шарик, а Питер на чердаке дома летит куда-то в незнакомые миры. Где есть супергерои, где Офелия может говорить и гулять по суше, задевая пышной белой юбкой полевые цветы в мягко траве, а он сам совсем не толстый и абсолютно не неуклюжий, а сильный и решительный. И играет в футбол за сборную Великобритании. А Офелия, Йонас и Кевин сидят на трибуне и за него громко болеют.

Мечты прерывала мама, заглядывающая позвать сына к столу. Питер вздыхал, улыбался фотографиям бабушки, деда и папе в военной форме, бережно убирал альбом в картонную коробку и спускался есть.

Старшие за столом оживлённо беседовали. То мама и Агата обсуждали новый выпуск модного журнала, выбирая, какое платье пошить на выход в свет, то папа и Ларри спорили о футболе, актуальности магнитолы в последней модели семейного авто, которую выпускал «Роллс-Ройс». Когда иссякали чисто-мужские и чисто-женские темы, начиналось обсуждение грядущего папиного отпуска.

– Питер, ты хотел бы пожить в Лондоне недельку? – пытались вовлечь его в разговор родители. – Зоопарк, музеи, кино, рестораны… Съездим на выставку ведущих автопроизводителей.

Он рассеянно кивал, ковыряя вилкой остывшую еду в тарелке. Как-то ему расхотелось куда-либо ехать, но обижать родителей правдой он не решался. А ещё Питер откровенно удивлялся, как можно уехать и оставить Офелию одну. Да, можно попросить горничную или шофёра кормить её. Но… это было бы нечестно.

«Собак можно взять с собой, – размышлял Питер, пережёвывая безвкусный кусок свиной отбивной. – Они тоже будут путешествовать, видеть новое, гулять по большому городу. А Офелия тут как прикованная на цепь. В маленьком пруду. И у неё есть только я и книжки. И мячик».

Вот уже третий день Офелия грустила. Питер несколько раз пытался поиграть с ней, приносил журнал о путешествиях и разных странах, но русалочка или сидела в гроте, или плавала вдалеке, у решётки, отделяющей пруд от речки. Вечером в среду обеспокоенный мальчишка пошёл к отцу:

– Пап, с Офелией что-то не так, – сообщил он. – Она не выходит играть. И всё время торчит у забора.

– Думаешь, она заболела?

Мистер Палмер отложил книгу, встал с мягкого кресла и в шлёпанцах пошёл в кухню. Питер поспешил за ним. Отец вытащил из холодильника рыбу, отложил несколько рыбёшек в миску.

– Как думаешь, она может есть не только это? – спросил мальчишка.

– Я не уверен. Но полагаю, что русалки едят то, что могут найти в воде.

Они спустились по дорожке к пруду. Сиреневые мягкие сумерки придавали воде неповторимый тёмный цвет и какое-то особенное, едва различимое свечение в глубине.

– Я тут подумал… Офелия же речная русалка. А по берегам растут деревья. Может, она ест яблоки, когда те падают в воду?

Отец присел на корточки у ограждения, пожал плечами.

– Я не знаю, растут ли вообще яблони в её мире. Пусть ест рыбу. Это надёжнее.

Офелия приплыла, когда её позвали. Нехотя, медленно, поникнув головой и опустив тряпочками уши.

– Привет, – окликнул её Питер. – Ты чего прячешься? Я волнуюсь. Ты не заболела?

Отец сказал, что русалки не понимают человеческой речи, что Офелия выглядит нормально, что скорее всего, она так протестует против занятий с миссис Донован. Потом кинул ей рыбёшку – Офелия её поймала и съела. Без аппетита, без радости. Мистер Палмер хлопнул сына по плечу, заявил, что раз она ест, значит, здорова, и увёл в дом.

И когда в четверг после завтрака Питер размышлял над тем, может ли кто-то есть, когда у него что-то болит, в его комнату заглянула Агата.

– Пирожок, там тебя Йонас у ворот высвистывает, – сообщила она. – Выйди уже к другу.

Питер охнул, подскочил на месте, бросился к тумбочке у кровати и зашарил там в поисках коробки с карманными деньгами.

– Агата, мы с друзьями в кафе сегодня! – крикнул он сестре, пробегая мимо неё к выходу из дома. – Маме передай, что я к ужину вернусь!

– Только не тресни! – съязвила Агата ему вслед.

Красная бейсболка Йонаса маячила среди кустов жасмина у ворот. Питер так торопился к нему навстречу, что дважды едва не упал, споткнувшись об собственный велосипед. Перед другом он предстал взъерошенным и пыхтящим.

– Привет, Пит-Сегодня-Тормозит, – усмехнулся Йонас. – Всё отменяется?

– Нет, конечно! – поспешно откликнулся Питер. – Привет. Поехали? Если успеем раньше Кевина, нам достанется самое вкусное!

Йонас крутанул бейсболку на пальце, надел её козырьком назад и запрыгнул на велосипед. Питеру что-то в нём показалось странным. Сегодняшний Йонас не был похож на себя прежнего. Вроде, те же шутки и приподнятое настроение, но что-то в нём было не так.