Текст книги "Разделенные (СИ)"
Автор книги: Анна Пляка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Он молча налил ей чаю.
Этой ночью ему снилось чаепитие.
На следующее утро она ворвалась на кухню во время завтрака. Красное платье разорвало умиротворяющую белизну комнаты так же, как ее голос разорвал утреннюю тишину, полную вежливого хруста хлопьев и стука ложек.
– Значит, вы едете со мной! Все, прямо сейчас! – она говорила им, но смотрела сквозь дверной проем в сад. Вошла Нииша, расстроенно развела руками:
– Извини, ты ж не предупреждала, что тебе нужно в институт. Я думала, мальчики уже подросли, смогу наконец оставить их с тобой на день, в город съездить. А то у нас уже даже замороженные овощи кончились, не то что свежие…
Таари отмахнулась, чуть понизив голос:
– Знаю, знаю. А заказывать сюда такси или доставку – это еще час объяснять, почему навигатор ошибается и куда на самом деле нужно свернуть. Ничего, ты пойдешь в магазин, я с нашим лесом – в институт. Посмотрят хоть, как у нас наука выглядит изнутри. – Она наконец обернулась к рабам, уперла руки в бока. Поинтересовалась: – Ну, чего смотрите? Доедайте!
Все тут же уставились себе в тарелки, усердно захрустев сухим завтраком. День обещал быть необычным.
Акайо не знал, рад он предстоящей поездке или нет. Он привык не выходить за пределы сада, и перспектива снова оказаться в эндаалорском городе его слегка пугала. Он думал, Таари снова наденет на них ленты-поводки, но она сообщила, что не собирается ходить с таким своеобразным букетом и уже переключила ошейники на следование за хозяйкой.
– Не отходите от меня дальше пятнадцати метров, иначе замрете каменной статуей. Искать вас по всей лаборатории у меня нет ни малейшего желания!
В машину погрузились очень быстро. Акайо вспомнил, как они забирались в нее около института с непроизносимым названием, и как Тетсуи чуть не разбил лоб о проем. Кажется, теперь он понимал, почему тогда все так удивились его жесту. Никто из эндаалорцев не успел бы отреагировать, чтобы помочь падающему, другие кайны не считали нужным делать это. Они тогда еще в самом деле были “бамбуковым лесом” – способные двигаться лишь по приказу, без понимания, как дальше жить, что делать даже вот в таких простых ситуациях. Ему же уже тогда стала ценна жизнь – его собственная и других. Он уже тогда перестал в мыслях называть их пленными.
Эти размышления вызывали настолько противоречивые чувства, что Акайо казалось – они не вызывают ничего. Будто гордость и стыд, столкнувшись, не смешивались, атакуя его разум с двух сторон, а уничтожали друг друга, низводили до сил столь слабых, что их следовало бы назвать отдаленным эхом уже отгремевшей бури.
Машина рванула с места, Акайо схватился за ручку под потолком, поймал падающего соседа. В этот раз за рулем сидела Таари, и водила она, похоже, в том же стиле, что и Лааши.
Когда они доехали до лаборатории, по пути высадив Ниишу у невероятно огромного здания, которое невозможно было целиком охватить взглядом, Акайо даже привык к скорости. По крайней мере, Таари не имела привычки резко поворачивать – сначала в одну сторону и тут же в другую. Все остальное он готов был вытерпеть. Хотя в первые мгновения после того, как они выбрались из машины, его все-таки покачивало, но далеко не так сильно, как после памятной поездки с Лааши.
Акайо не думал об этом человеке все прошедшие недели в доме Таари, а теперь он все время лез в голову. Наверное, потому что город и тем более машины накрепко связались в голове Акайо с образом странного эндаалорца.
– Ну-ка не замирайте!
Таари, обогнув машину, уже поднималась вверх по длинной каменной лестнице. То и дело ей приходилось обходить сидящих на ступенях людей – одиноких, изучающих что-то на планшетах, смеющиеся группы, целующиеся пары. От последних рабы стыдливо отводили глаза, а потом почти все подсматривали искоса. Акайо сдерживал улыбку, зная, что большинство из них думает сейчас: “Прямо на улице! Стыд какой!” – и краснеет от смутного желания оказаться на месте этих парочек. Идущий прямо рядом ним Рюу вздохнул вдруг тоскливо, поделился:
– У меня невеста была…
Замолчал, сам удивляясь своей откровенности. Акайо неловко коснулся его руки, сжал на секунду запястье. Рюу благодарно кивнул, тут же высвободился, но отходить не стал.
На них почти не обращали внимания, ни на улице, ни в зале, открывшемся за дверями института. Таари загнала их в большой лифт, в который они все равно едва поместились. Почему-то именно Акайо оказался прижат спиной к их хозяйке и изо всех сил старался сохранять пристойное расстояние. Ее взгляд жег ему затылок, и когда лифт слегка качнулся, останавливаясь, ему почудилась легкая ладонь на своем бедре. Акайо не успел решить, хочет ли он отстраниться, или напротив, прижаться ближе, последовать за этой рукой, едва наметившей прикосновение. Двери открылись, люди перед ним расступились, и он, склонив голову, последовал за ними. Это было проще всего.
Этаж оказался полон столов, шкафов и прозрачных перегородок. После того, как один из рабов во второй раз врезался в стекло, Таари, тихо ругаясь, выстроила их цепочкой.
– Держите за плечо идущего перед вами. И постарайтесь не шуметь!
Акайо, ставший первым в цепочке, аккуратно следовал за Таари, чувствуя себя кадетом в гарнизоне. Все заняты своими делами, а ты меньше, чем камушек, ты песчинка, пока обуза, а не помощь.
Стол Таари не был покрыт пылью, но все равно выглядел заброшенным по сравнению с другими – совершенно пустой, ни листа бумаги, ни кружки, ни конфетного фантика. Акайо остановился за спиной хозяйки, севшей перед своей машиной и тут же защелкавшей кнопкой маленького овального предмета. Это называется “мышь”, вспомнил Акайо. А машина – компьютер. Ему рассказывали о них в больнице, но он впервые видел их не на рисунках.
Он подумал вдруг, что, родись он в Эндаалоре, он представлял бы свою память не библиотекой, полной свитков, а текстами, хранящимися на таком компьютере.
Следующий час Акайо просто стоял. Смотрел через плечо Таари, перед которой на экране мелькали статьи и рисунки. Он узнал несколько имперских храмов и удивился – когда они успели их нарисовать? Мимо то и дело ходили люди, толстый ковер на полу заглушал их шаги. Многие за компьютерами надевали на голову обод с большими полусферами, другие втыкали в уши крохотные таблетки на веревочках. “Наушники”, вспомнил Акайо. Учителя давали ему такие, чтобы он мог послушать что-нибудь громкое, никому не мешая.
Ноги постепенно затекали. Обувь и одежда не слишком подходили для длительного караула. Раньше во время таких нарядов он повторял устав, или последнюю речь императора, или, когда был совсем юным кадетом, вспоминал любимые легенды. Сейчас речи и уставы казались неуместными, пустыми и бессмысленными, чем-то не более значимым, чем шум, который издавала работающая машина.
С другой стороны – машина шумела именно потому что работала…
Акайо моргнул, отстраняясь от странно болезненной мысли. На экране продолжали появляться и исчезать храмы, дома, статуи, навевая странную, гнетущую тоску – не по деревне, в которой он родился и которую почти не помнил, не по столице или гарнизону, в которых прошла его жизнь. Он скучал по чему-то иному, неуловимому, составляющему понятие “дом”.
В ответ на появившееся в голове слово перед внутренним взором воздвиглись белые стены кухни, наложились на цветастые гаремные подушки. Акайо, не удержавшись, вздохнул. Резко обернулась Таари, секунду удивленно смотрела на него. Изменившись в лице, выругалась:
– Дыра! – И, вскочив, повела их к диванам в стороне от столов. – Сидите здесь. Планшеты можно брать, в блокнотах рисовать, книги читать, еду есть. С людьми разговаривать тоже можно, но от работы не отвлекайте.
А затем, помедлив мгновение, приказала:
– Акайо, иди за мной.
Он послушался, слыша, как за спиной рассаживаются остальные, несмело берут в руки книги, шелестят обертками сладких батончиков. Полилась вода – кто-то самый решительный, наверное, Иола, взялся заваривать чай в одной из одинаковых белых кружек.
У стола Таари велела Акайо сесть в кресло, и, перегнувшись через плечо, открыла два текста.
– Читай. Вы в это верите?
В тексте слева описывалась их вера – вера в предков, берегущих род, в достоинство смерти, в избранность императора. А справа…
– Что такое “ками”?
– Я думала, это ты мне объяснишь, – хмыкнула Таари, отчего-то очень довольная. – По сохранившимся данным, это духи природы. Есть более значимые, вроде ками солнца, и менее значимые – ками конкретных деревьев, камней… Семей.
Акайо покачал головой:
– Людей хранят их достойные предки.
– Отлично! Хоть какая-то разница. Сейчас еще что-нибудь наскребем…
Следующие часы Акайо добросовестно вспоминал все детали своей веры и известных легенд. Как выяснилось, что-то подобное ками встречалось в историях, например, о юном воине, который пошел на войну вместо своего отца, а предки отправили ему в помощь дух статуи. Зато многие легенды, которые рассказывала Таари, Акайо никогда не слышал, а она не слышал тех, что рассказывал он.
Однако, несмотря на оживленную беседу, Таари постепенно мрачнела. В конце концов, видимо, задав все интересовавшие ее вопросы, вздохнула:
– Вот же дыра… Чувствую, моя диссертация тоже окажется на внутреннем хранилище. – Пояснила непонимающему Акайо: – К достоверной информации доступ есть у всех, а сюда приходится приезжать за мусором, который отфильтровывает проверка. Здесь можно найти даже курсовую работу по теории заговора, написанную каким-нибудь капсульником, еще Праземлю заставшим. Достаточно плохо уже то, что мне приходится опираться на такие данные, но еще и выводы сделать невозможно! Хотя…
Она замолчала, покусывая губу и глядя куда-то в пустоту. Акайо поспешно опустил глаза. До того он был так увлечен воспоминаниями и разговорами о деле, что мог смотреть на нее, не чувствуя смешения мыслей. Но сейчас…
Она заметила. Положила ладонь ему на макушку, перебрала волосы, слегка потянула, заставляя запрокинуть голову. Коснулась пальцами открытого горла…
– О, Таари, вот ты где!
Акайо услышал, как она тихо зашипела, отпуская его и оборачиваясь. Медленно опустил голову. Он все еще дрожал от памяти о ее прикосновениях.
– Там твой выводок скоро весь чай допьет и все печеньки доест. И поставит новый рекорд в институтском “Побеге с Праземли”, а Даата обещала победившего сотрудника наградить на Высадке. Как твои гении будут одну подарочную майку носить, по очереди? И вообще вечер уже, ты тут ночевать собралась?
Акайо удивленно посмотрел через зал в далекие окна, прищурился на заходящее солнце. Требовательно заурчал желудок, отвыкший пропускать обед. Вздохнула Таари:
– Вот зачем ты о времени напомнила, а? Нам так хорошо работалось.
Из-за ее плеча выглянуло смеющееся круглое лицо в обрамлении коротких, торчащих во все стороны волос. Акайо, не в силах понять, видит он мужчину или женщину, на всякий случай встал, кивнул вежливо. Ему в ответ помахали:
– Привет! – обернулись к Таари: – Круто, не зря ты их купила, да? Как раз по теме работы. И польза есть, а? Ты куда лучше выглядишь!
Акайо увидел, как порозовели уши его хозяйки и изменилось лицо ее собеседника.
– Ой, извини! Я забыла, что ты такие разговоры не любишь. Слушай, мы наверху кино будем смотреть, хотите с нами? Пиццу закажем, вы ж не обедали наверняка…
– Нет, – резко отказалась Таари. Через запинку продолжила уже вежливей, – спасибо, но нам пора домой.
Когда они вышли из института, небо с одной стороны уже потемнело. Остальные рабы были не так голодны, как Акайо и Таари, но все равно по пути она остановилась у закусочной, ушла ненадолго в сияющий проем здания и вернулась с несколькими большими коробками. Одну оставила себе, остальные закинула на заднее сидение. Внутри оказались большие лепешки, покрытые сыром, молотым мясом и овощами. Акайо старался ничего не ронять, но когда коробки опустели, машина все равно была засыпана крошками и упавшими кусочками начинки.
К дому они приехали уже поздним вечером. На пороге встречала Нииша, сама добравшаяся до дома, и очень обидевшаяся, когда узнала, что они по пути поели.
– Пиццу! Из “Третьего берега”! Позор на мою голову, моей стряпне предпочитают дешевую забегаловку!
Таари только посмеивалась, вытряхивая машинные коврики. Рабов отправили спать, но Акайо ненадолго задержался. Отошел дальше в сад, к каменной площадке, на которой они с Таари пили чай. Сел на землю, подняв голову к небу.
В доме светилось только кухонное окно, выходившее на другую сторону, а здесь, глубине сада, было темно. Сизо-синее марево неба стало почти черным, начали появляться звезды.
Они всегда там были, подумал Акайо. Просто он увидел их только сейчас.
Что еще скрывалось за привычным светом? Какие звезды он не замечал?
Худое плечо. Складки ткани. Бледные щиколотки. Остроносые туфли. Голос, необычно низкий для женщины.
Акайо осознал, что облизывает губы, смутился, и само это чувство смущения вызвало новую волну пьянящего жара, разошедшегося по телу. Поднялась рука, будто помимо его воли скользнула по груди, упала. Невыносимо жали брюки, Акайо потянулся расстегнуть их и замер, едва коснувшись пояса.
Он не понимал, не позволял себе понять, чего хочет. В голове мелькали образы – странные, постыдные, невозможные. Акайо не смел задерживаться мысленным взором ни на одном из них, но тело куда лучше него понимало, чего желает. Ладонь накрыла пах, сжала бессмысленно сильно. Акайо стиснул зубы, заставляя себя не стонать. Неловко, торопливо расстегнул пуговицы рубашки, сбросил с плеч, запутался… Замер, позволяя ткани стягивать руки за спиной и едва не поскуливая от острого наслаждения мнимой беспомощностью. Откинулся на камни, перевернулся на живот, не пытаясь высвободить руки. Выгнулся, прижав всем своим весом пульсирующий огонь, разгорающийся в паху, тут же перекатился на бок, поджал ноги к животу, пытаясь коснуться себя хотя бы бедрами, добиться желаемого любой ценой… Замер, беззвучно рыдая от пронзительности ощущений.
Вырвал руки из рукавов, обрывая пуговицы на манжетах, рывком расстегнул штаны, сжал… Судорожно выгнулся, снова и снова, стискивая зубы и думая только о том, чтобы не кричать.
Он медленно приходил в себя. Лежать в саду было холодно и жестко, засыхающие последствия его постыдного порыва неприятно стягивали кожу на животе. Небо сияло несчетными миллионами звезд.
Тело знало, чего оно хочет. Теперь знал и Акайо.
В гарем он пришел последним. Проскользнул в туалет, прикрывая пятно на рубашке – белое на белом, почти невидимое, но для него оно горело огненной стигмой. Пустил воду в раковину, сунул одежду под струю, ожесточенно намылил, смыл, намылил снова, так что пена едва не переливалась через край. Плеснул водой в лицо, поднял голову.
На него смотрел раб. Едва отросшие волосы топорщились во все стороны, будто птичье гнездо, горло плотно охватывал черный ошейник, обнаженная грудь блестела от водяных брызг.
Только через несколько секунд Акайо понял, что смотрит в зеркало. Что это у него такой испуганный взгляд, что это он торопливо облизывает пошло приоткрытый рот, что это его ноздри трепещут, будто от быстрого бега.
Он отвернулся. Закрыл кран. Натянул мокрую рубашку. Уперся лбом в дверь.
“Это же не я. Я не такой. Это не могу быть я”. Мысли разбивались и складывались вновь, бессмысленные, как узоры в калейдоскопе, чья суть – всего лишь трубка да несколько осколков стекла.
Осколков. Он – эти осколки.
Акайо вышел из туалета. Прошел через пустой гарем в свою комнату. Толкнул потайную дверь.
Она оказалась заперта. Он несколько секунд ошеломленно моргал, не в силах поверить – не то, что не может туда попасть, не то, что может туда не идти. Обогнул кровать. Медленно опустился на пол. Вдруг зло стащил с себя всю одежду, комом бросил в угол, снова откинулся на спину, дрожа.
Он лежал на колючем ковре и смотрел в потолок, голый, запутавшийся и возбужденный, словно подросток. Мыслей не было, только совершенно дурацкая надежда, почти что мечта.
Которая, конечно, не сбылась.
Он проснулся утром, замерзший и с отпечатком ковра на щеке. Торопливо оделся, десять раз перепроверив, не осталось ли где-нибудь пятен. Рубашка была чистой и пахла мылом, Акайо заправил ее в брюки, надеясь, что так будет хоть немного менее заметно, насколько она измята после того, как высохла скомканной.
На завтрак были привычные хлопья, которые каждый заливал на свой вкус – молоком, йогуртом или вареньем. Рюу как-то с серьезным лицом выплеснул в миску стакан компота и даже съел получившуюся кашу, но повторять его опыт никто не рискнул.
После еды Нииша привлекла всех к готовке. Акайо краем глаза следил за другими: Тетсуи осваивал ручную кофемолку, Юки немного опасливо ронял в мясорубку куски мяса, хлеба и лука, Иола, водя испачканным в муке пальцем по строчкам рецепта, замешивал тесто. А Джиро… Акайо незаметно придвинулся ближе к своему подопечному, которому Нииша только что вручила нож.
– Порежешь все это мелкими кусочками, ясно?
Тот неуверенно кивнул. Повернулся к разделочной доске, медленно взял из миски перец. Стрельнул глазами в сторону Акайо, заметил наблюдение и, похоже, смутился. Отвернулся, взялся резать овощи. Акайо на всякий случай продолжал присматривать за ним, и в результате сам едва не порезался – нож скользнул по ногтю, оставив глубокую царапину. Проходящая мимо Нииша хлопнула его по плечу, но ничего не сказала, подмигнула только.
Акайо отвернулся, сосредоточившись на своей доске. Но все равно не мог не оглядываться время от времени, перепроверяя, все ли в порядке.
Дневные заботы увлекали, занимая все время. После заготовки огромного количества еды – видимо, Нииша вчера вернулась домой на грузовике продуктов – настало время уроков, сначала общих, потом индивидуальных с Джиро. Тот все еще не мог догнать даже Рюу, но хотя бы начал прикладывать какие-то усилия к обучению. А когда вечером Акайо наконец освободился и хотел отправиться на кухню за чаем и доской, Таари сама пришла в гарем.
– Нам дали билеты на Высадку, – сообщила она, и Акайо не смог понять по тону, рада она этому или сердится. – Это послезавтра, а у вас по два комплекта одежды на каждого, да еще и стандартной. – В руки привычно склонившего голову Акайо упал планшет, Таари пояснила: – Ходить с вами по торговому центру, подбирая рубашки, я не имею ни малейшего желания. Выберите себе вещи через сеть, завтра поедем, примерим и заберем.
Однако, все пошло совсем не так, хотя они честно выбрали себе одежду. Даже постарались учесть здешнюю манеру одеваться, хоть и выбирали вещи посвободней и поудобней. Однако почему-то после того, как Акайо на правах переговорщика показал одинаковые списки Ниише, та только рассмеялась:
– А я ей что говорила, – потрепала Акайо по голове и велела готовиться к долгому походу по магазинам. Видимо, они выбрали что-то не то.
Торговый центр оказался большим, светлым, полным людей и похожим на что-то среднее между рынком рабов и институтом. Прозрачные перегородки отделяли магазины от широкого коридора, стояли скульптуры людей в местной одежде. Акайо увидел, как одну такую скульптуру переодевали, оттащив подальше и разобрав ее на части. Тем неприятней было через несколько шагов увидеть за стеклом рабов, играющих роль такой же выставки одежды, как те скульптуры. Один из них, увидев группу возможных покупателей, улыбнулся, помахал им рукой. Пояснила Таари, заметив смятение стоящих рядом с ней:
– Это театральные рабы, они здесь учатся и заодно работают. Идем, этот магазин нам подойдет.
Она отогнала консультантов, предлагавших помощь:
– Спасибо, но своих рабов я одену сама!
Они прошли вдоль вешалок. Таари быстро перебирала майки и рубашки, что-то бормоча себе под нос и передавая вещи тем, кому, на ее взгляд, они должны были подойти. Акайо, заметив, что Джиро остается почти без вещей, попытался помочь, выбрав ему что-нибудь похожее на то, что выбирала Таари, но та шикнула на него:
– А ну положи на место! Одену я твоего мальчишку, голым не останется. Ты ему ничего хорошего пока выбрать не сможешь.
Но Акайо не пожалел о своей попытке – после этого Таари действительно вспомнила о его подопечном и тот обзавелся таком же ворохом тряпок, как и другие. Наконец, обойдя весь магазин, Таари загнала их в примерочные и наконец-то подозвала консультантов, велев проследить, чтобы подходили размеры.
Акайо, однако, консультанта не досталось.
В примерочной было тесно, тем более с такой кипой вещей, заполнившей все вешалки и табуретку. Таари постоянно заглядывала за штору, как правило решая сама, подходит вещь или нет, лишь изредка спрашивая о чисто практической стороне, вроде:
– Не жмет? Попробуй присесть, удобно?
То и дело она забирала отвергнутые вещи и приносила что-то новое.
– Ну-ка примерь!
Акайо, как раз пытавшийся выпутаться из странной двухслойной майки, не сразу заметил, что появилось на вешалке.
Тонкий шелк с рисунком цветущей сакуры. Длинные широкие рукава, предназначенные для женщины, которая ничего не делает руками, а лишь украшает собой дом. Единственное, что позволяло посчитать это рубашкой – длина, едва достигающая середины бедра.
Это не было кимоно, но все же…
Отодвинулась штора, внутрь снова заглянула Таари.
– Ну? Надевай, – Акайо чувствовал ее улыбку, жадную, хищную. Чувствовал, как она смотрит на него, впитывая его замешательство и неловкость. – Или мне помочь?
Он хотел отшатнуться. Правда хотел. Но от ее голоса ноги слабели, и – о, предки – ему правда хотелось, чтобы она выполнила свою угрозу.
Таари придвинулась к нему вплотную, так, что он ощутил ее дыхание на своем лице. Мелькнули перед глазами нарисованные лепестки сакуры, рук коснулся прохладный шелк. Таари рывком натянула на него рубашку, так резко, что ему пришлось сделать полшага вперед, чтобы не упасть.
Он оказался зажат между шелком и своей хозяйкой, щекой чувствуя улыбку на ее губах. Кружилась голова, дыхание перехватывало. Акайо медленно, будто во сне, опустился на колени. Таари фыркнула, немного отодвигаясь. Запахнула на нем рубашку, затянула поясом. Развернула его к зеркалу.
Акайо смотрел на бесстрастно и дотошно отраженного в нем человека. Розвеющие щеки, блестящие глаза, белое горло, перехваченное ошейником. Кимоно. Стоя на коленях, он видел себя лишь до пояса, и иллюзия была абсолютной. Он моргнул, на мгновение увидев в зеркале то, что хотела Таари. Зажмурился, отвернувшись, даже мысленно не желая озвучивать увиденное. Но Таари не позволила. Схватила его за подбородок, развернула снова лицом к зеркалу. Приказала вдруг охрипшим голосом:
– Смотри.
Он покорно открыл глаза.
На него смотрела…
Таари провела рукой ему по волосам – до имперской прически они еще не доросли, так что вышел куцый хвост на макушке. И это вдруг разрушило ужас образа. Это было лишь подобие имперской прически. Подобие женской одежды. И в зеркале все равно отражался он, Акайо, вне зависимости от того, во что он был одет.
Таари над ним засмеялась.
– Надо же! Ты улыбаешься, – и вдруг невесомо коснулась губами его щеки. Тут же отошла, выскользнула за штору. Оттуда уже велела странно смущенно: – Переодевайся в свое и выходи.
Акайо все еще стоял на коленях, накрыв ладонью место ее поцелуя.
Когда Таари оплачивала купленные вещи, он со сдержанным удовлетворением заметил, что шелковой рубашки среди них нет.
На Высадку, которая оказалась праздником, похожим на имперский Новый год, собирались три часа. Впервые со дня покупки рабы Таари перестали походить на армию – она подобрала им одежду так, что ни у кого не было даже двух одинаковых рубашек. Акайо, пытаясь решить, что нужно надеть, а потом помогая Джиро, оценил – все вещи сочетались друг с другом, все идеально сидели, не пытаясь скрыть недостатки, но подчеркивая достоинства. Крупный рисунок на майке Иолы позволял оценить ширину его плеч, тонкие полосы рубашки Тетсуи превращали его из нескладного и неловкого юноши в гибкий тростник, скользящие ткани одежды Шоичи повторяли мягкость черт его лица. Акайо мельком подумал, что как раз этому человеку могла бы подойти та шелковая рубашка, и смутился. Шоичи и так всегда выглядел немного слишком женственно и все время словно стеснялся самого себя, стараясь быть как можно незаметней.
Перед выходом Таари проинструктировала всех по новому режиму работы ошейников.
– Я настрою их на километр, можете хоть всю площадь с ближайшими улицами обойти. Но постарайтесь не потеряться. Уезжать будем после фейерверка, так что когда он закончится – вспоминайте, где вышли из машины и идите к ней. Не появившихся в течение получаса буду считать злостными нарушителями, блокировать через ошейник и по нему же разыскивать. Уверяю, торчать посреди города памятником собственной глупости никому из вас не хочется!
Как выяснилось, билеты были не на сам праздник, и так открытый для всех, а на образовательную постановку. Акайо вместе с остальными рабами впервые оказался в эндаалорском театре, и с трудом удерживался, чтобы не вертеть головой, увлеченный необычным зрелищем. Хотя ряды кресел отдаленно напоминали те, что были в театрах империи, но на стене перед ними висело огромное белое полотнище, не похожее ни на сцену, ни на экраны местных машин. Вокруг сновали эндаалорские дети, куда более непослушные, чем их ровесники из Империи. Акайо с удивлением наблюдал, как мальчики никак не младше двенадцати лет бегают наперегонки по лестнице, поднимавшейся возле рядов кресел, а потом вместе с родителями едят какое-то лакомство из огромного бумажного ведра. Сам Акайо в этом возрасте уже навсегда покинул родной дом, став кадетом империи.
– Эй, лови! – Акайо обернулся, перехватывая нечто, летящее ему в лоб. Пойманные шарики хрустнули в кулаке, бросивший их Рюу, смеясь, закинул в рот точно такие же. Сидящая в центре ряда Таари обернулась, сказала что-то тихо и резко. Рюу немного поникнув, кивнул.
Акайо рассматривал крошки на разжатой ладони – чего-то белого, мягкого и, судя по тому, какой липкой стала кожа, сладкого. Слизнул. Они захрустели на зубах, сами по себе почти безвкусные, но в приторной карамели. Сидящий рядом Иола протянул ведро этих шариков, предлагая присоединиться, Акайо покачал головой:
– Спасибо, но я не буду. Слишком сладкие.
Медленно погас свет, расселись дети. Судя по их количеству, представление предназначалось именно для них. Акайо подумалось, что, должно быть, именно поэтому Таари была не слишком довольна билетам – вряд ли она могла узнать что-то новое и интересное из детского представления.
Зазвучала музыка, похожая на имперский марш, торопливо вскочили дети и их родители. Акайо, заметив, что Таари тоже встала, поднялся следом. Раздался громкий голос:
– Мы помним всех, кто помогал осваивать Терру. Мы помним всех, кто вел наши корабли через пустоту. Мы помним всех, кто остался на Праземле.
Голос умолк. Люди постояли еще несколько мгновений, потом сели. Это напоминало почитание предков, но не чувствовалось в словах и действиях ни благоговения, ни скуки заученных фраз. Казалось, что они правда помнят – как помнят солдата, стоявшего рядом с тобой плечом к плечу, и павшего в одном из боев. Без почитания, но с уважением к его жизни и его гибели.
Экран осветился неведомо откуда взявшимся светом, и началось волшебство.
За следующий час Акайо узнал больше, чем за два прошедших месяца.
Отвлеченные понятия, о которых рассказывали учителя в больнице, стали зримыми вещами, событиями, чертежами. Он увидел на огромном экране мертвую землю, над которой носило тучи пыли и огромные машины, взлетавшие в столпах пламени. Эти ковчеги, созданные силой древней науки, путешествовали через космос, и Акайо невольно задерживал дыхание вместе с остальными зрителями, когда корабли проходили мимо черной дыры. Он был на грани отчаяния, видя, как износился и отказал двигатель, прежде позволявший преодолевать неизмеримое число километров за считанные мгновения, и как теперь одни за другими проходили жизни поколений, не видевших ничего, кроме кораблей. Он пришел в ужас, когда погиб, столкнувшись с астероидом, флагман, ведший караван и хранивший большую часть знаний об их пути. И облегченно вздохнул, когда на экране показался медленно приближающийся шар Терры.
Вздохнул – и удивился своей реакции.
Эндаалорцы здесь. Не было никакой разумной причины беспокоиться о том, долетят ли корабли. Тем более нечему было радоваться, глядя как высаживаются на имперской земле будущие захватчики.
Но он не мог заставить себя чувствовать иначе.
Его мысленная библиотека оказалась завалена новыми свитками, он не успевал ни сортировать их, ни сравнивать, ни проверять на истинность. Из зала Акайо вышел с гудящей головой, с трудом осознающим себя в настоящем месте и времени. Вокруг стояли остальные рабы, такие же ошеломленные. Таари рассматривала их с насмешливой улыбкой:
– А говорят, вас этому учат сразу после того, как вы язык осваиваете.
Почти никто не отреагировал, один Акайо медленно кивнул. Его учили. Только он посчитал это легендой. Верой, такой же, как имперская вера в предков, которые уходят после смерти в семейные храмы, чтобы помогать оттуда потомкам, и которые вернутся в день, когда солнце Империи зайдет за горизонт.
У него перед лицом щелкнули пальцы, Акайо на мгновение встретился взглядом с сердитой Таари, тут же опустил глаза, поклонился, извиняясь за то, что отвлекся. Она фыркнула:
– Наконец-то очнулся! Надо будет вам художественное кино показать, раз даже детское научно-популярное так впечатлило. Идемте!
Они пошли за ней следом, все еще немного оглушенные свалившимся на них откровением. Впрочем, улица, полная людей, торговых ларьков и небольших представлений, быстро отодвинула переживание об эндаалорцах-пришельцах на второй план. Таари разрешила им разделиться и выдала каждому маленькую пластиковую карточку с небольшой суммой денег, так что Тетсуи тут же обзавелся летающим шаром на ниточке, Рюу – надувным молотком, а Иола нашел огромный книжный магазин и удалился, сначала деловито уточнив у Таари, сколько книг может купить.
– Небо, да хоть все свои деньги на них потрать, мне-то что!
Акайо впервые видел на лице Иолы такую широкую улыбку.
Сам он продолжал держаться возле Таари, лавирующей в толпе, словно лодка между волн. Они прошли мимо надувного дома, потом мимо мишени, в которую предлагали пострелять из ненастоящего лука, и площадки, на которой люди в странного вида шлемах ползали по белой доске с такой осторожностью, будто от этого зависела их жизнь. Таари задержалась возле этой площадки, рассматривая то ли людей, то ли шлемы на их головах. Акайо отошел немного, не желая ее беспокоить, когда услышал:
– Эй, Акаайо! Ничего себе, клевая рубашка!
