Текст книги "Аромагия (СИ)"
Автор книги: Анна Орлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
При виде меня, вооруженной ветошью и метелкой, очаровательные глаза Ингрид округлились.
– Ох, прошу прощения! Я не хотела вас побеспокоить… – прощебетала она, смущенно теребя завязки ридикюля, – еще слишком рано…
На участливо-сладкий тон очень хотелось ответить резкостью, чтобы смыть с языка приторный вкус. Добавить щепотку перца или ложечку лимонного сока…
Пришлось подавить это желание, ведь воспитанные дамы не грубят посетителям.
– Ничего страшного, – я улыбнулась, хотя, полагаю, улыбка вышла вымученной, – просто я опасаюсь позволять слугам здесь убирать…
Поймала себя на том, что почти оправдываюсь, и разозлилась.
Добавила уже совсем иным тоном, холодноватым, как колко-свежий аромат мяты:
– Слушаю вас, что вы хотели?
– Я… по личному вопросу… – пробормотала она, потупившись.
Что оставалось делать? Только предложить присаживаться, потом, стараясь держаться с достоинством, снять предательские причиндалы уборщицы. Брр, представляю, что бы высказал Ингольв, узнав, как я роняю статус жены полковника в глазах знакомых!
Я ничего не смогу поделать, если милая Ингрид отправится прямиком к моему мужу и расскажет ему все в подробностях. Потому взять себя в руки и прекратить переживать по пустякам!
– Вы не возражаете, если я зажгу аромалампу? – поинтересовалась я со всей любезностью, на которую была способна. – Хотите чего-нибудь выпить?
– Не возражаю, конечно! – живо откликнулась она. – Да, спасибо, я бы не отказалась от глотка ликера.
Кто бы сомневался? Я отвернулась, капая в чашу масла имбиря и апельсина. Бодрящая, радостная смесь, от которой теплеет на душе. Тревоги растворяются в этом остро-цитрусовом аромате, как эфиры в чистейшем спирте.
– Хотя предпочла бы чашечку кофе с коньяком, – добавила вдруг она.
Моя рука дрогнула, и из пузырька пролились лишние капли. Я с досадой закусила губу, прикидывая, насколько превысила дозу. Почему-то большинство людей полагает, что ничего страшного не случится, если использовать слишком много эфирного масла. Вредное заблуждение! В ароматерапии действует старый добрый принцип «лучше меньше, да лучше». Это касается и качества, и дозировки. Не говоря уж о том, что некоторые вещества в малых количествах и в больших действуют совершенно иначе. К примеру, фенхель. Впрочем, я отвлекалась.
Решив, что из-за пары капель апельсина ничего страшного не случится (благо, это ведь не на кожу, а лампу можно будет просто скорее погасить), я обернулась к Ингрид.
Она смотрела прямо и открыто, и от ее невесомо-нежного облика у меня вдруг кольнуло в груди. Одно дело просто знать, что Ингольв мне изменяет (в конце концов, это случается с большинством замужних дам), и совсем иное – смотреть в глаза его очередного увлечения и мучительно сравнивать с собою. Чем она – лучше?! Светлые волосы легкими волнами, глаза с поволокой, холодновато-розовое сияние кожи, чуть заостренные чеканные черты…
Альг-исса не зря называла меня «солнцем», и в противовес мне Ингрид была живым воплощением лунной прелести.
– Разумеется, – прерывая затянувшуюся паузу, произнесла я, ставя турку на спиртовку.
От Ингрид веяло сладкой ватой и ванилью, так тепло и сладко, что у мужчин, должно быть, кружилась голова. А вот то, что духи совпадали с ее собственным ароматом, подчеркивая и усиливая его притягательность, никак не могло быть простым совпадением. Либо она куда опытнее, чем притворяется, либо здесь поработал мой коллега-аромаг.
Каждый предмет и любое живое существо многогранны, в единый клубок сплетаются слова и запахи, цвета и ощущения. Только мало кто может понять эту сложную вязь, а уж тем более огранить, как драгоценный камень.
Есть о чем поразмыслить.
Заговорила я вновь, лишь поставив перед гостьей чашку кофе, изрядно сдобренного коньяком. Ингрид сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на меня как-то непонятно.
Она обхватила тонкими пальцами свою чашку, будто пытаясь согреться, опустила взгляд. Сбивчиво заговорила, то ли изображая волнение, то ли в самом деле волнуясь:
– Я пришла извиниться. Извиниться за то, что… Я не хотела…
Потом вдруг оставила в покое чашку, схватила мою руку и выпалила порывисто:
– Госпожа Мирра, поверьте мне, я просто хотела подружиться с вами! Ваш муж… это получилось само собой!
– О, разумеется… – произнесла я медленно, с понятным недоверием глядя на Ингрид.
Надо сказать, мне еще не доводилось принимать извинения в подобных случаях. Куда чаще очередная пассия моего супруга начинала меня ненавидеть, видимо, полагая недостойной такого мужчины.
– Просто я… господин полковник очень любит… разнообразие, – закончила она почти шепотом.
– Действительно! – подтвердила я.
Ситуация была настолько комичной и абсурдной, что мои губы упорно расплывались в улыбке.
– Видимо, тут еще сказывается мое происхождение, – призналась Ингрид, пряча взгляд. Торопливо отпила глоток кофе и закончила: – Моя мама из ванов…
Я бы присвистнула, не будь это совсем уж неприлично. Обитатели Ванахейма, пожалуй, были самыми загадочными среди всех народов. Они редко покидали родной остров и почти никого к себе не пускали. Поговаривали, что Ванахейм – это Вальгалла на земле, изобилие природы и буйство красок, и в это вполне можно было поверить. Не зря ведь именно ваны сражались с асами за первенство в мирах, не зря именно они в древние времена считались божествами плодородия! Даже Фрейр и Фрейя происходят из этого народа…
– Поверьте, госпожа Мирра, я искренне хочу стать вашей подругой! – снова заговорила Ингрид. – Клянусь вам, я не буду появляться в вашем доме, чтобы…
Она не закончила, но я и так превосходно поняла.
Забавное сочетание наивности, полудетской хитрости и прямолинейности. Или все же расчетливости?
Указать на дверь? Боюсь, это ничего не изменит. Я бы не пыталась сама познакомиться с новым увлечением Ингольва, но раз уж так сложилось, лучше держать ее на виду.
Бабушка говорила: «Сколько волка ни корми, все равно в лес смотрит». Ирония в том, что имя «Ингольв» дословно переводится как «королевский волк»…
Словом, мы мило поболтали. Ингрид выказывала искреннюю (или кажущуюся таковой) заинтересованность обычаями Хельхейма, его обитателями и достопримечательностями.
Только когда в дверь постучали, она опомнилась.
– Ох, простите, госпожа Мирра, я отняла у вас столько времени! – всполошилась Ингрид и грациозно, будто лебедь, вспорхнула с дивана. – Прошу вас, позвольте мне прийти снова! Вы так интересно рассказываете!
– Конечно, – согласилась я, не зная, плакать или смеяться.
– И вы не против, если я сейчас поговорю с вашей горничной? Я… Я совсем недавно в Ингойе и пока не обзавелась хорошей прислугой. А ваша горничная хорошо знает свое дело и сможет кого-то порекомендовать…
– Разумеется, – кивнула я, не видя причины отказывать.
Она держалась так откровенно и свободно, что это могло быть признаком либо поразительной наивности, либо беспримерной хитрости. И, право, я затруднялась однозначно это определить…
Мы условились еще встретиться – там, где не будет риска столкнуться с моим благоверным. «Уртехюс» подходил для этого как нельзя лучше – Ингольв от души презирал аромагию и старался держаться от нее подальше…
Когда на пороге показалась госпожа Уна, я от души пожалела, что не повесила табличку «выходной». Несмотря на витающие в комнате ароматы имбиря и апельсина, кофе и коньяка, от новой посетительницы несло горько-кислым недовольством – словно неспелым грейпфрутом.
– Вот! – она швырнула на столик какой-то сверток, даже не соизволив поздороваться.
Я приподняла брови и скрестила руки на груди. Терпеть не могу хамства и скандалов!
– Что это значит? – промолвила холодно, чувствуя, как в гармонию «теплых» запахов вплетается льдистая нотка мяты.
Госпожа Уна, нахмурив тщательно выщипанные брови, возмущенно закричала:
– Вы дали мне плохое снадобье!
Я поморщилась, когда в уши ввинтился ее визгливый голос.
Весьма серьезное обвинение. Впрочем, клиентам свойственно время от времени выказывать недовольство, притом чаще всего совершенно необоснованное.
– Чем же оно плохо? – поинтересовалась, заставив себя опуститься на диван и принять непринужденную позу. Предложила с улыбкой: – Присаживайтесь и, будьте добры, расскажите все по порядку.
Работая с людьми, непременно приходится выслушивать претензии, а иногда и устранять недочеты. Даже аромаги ошибаются!
Госпожа Уна намеревалась устроить скандал, а не разобраться в возникшей проблеме, но стушевалась. Когда на тебя с порога кричат, довольно сложно отвечать благожелательно, зато это сбивает бузотеров с толку. Конечно, я могу нагрубить в ответ, только это не лучшим образом скажется на моей репутации.
Так что пришлось спокойно слушать…
С недавних пор ее мучили боли в груди, которые я сочла проявлением расстроенных нервов. Немудрено: вскоре после замужества госпожа Уна обнаружила, что вышла за мота и игрока, который растратил ее приданое за какие-то несколько месяцев. После того он пожелал получить развод, однако опоздал: молодая жена уже ждала ребенка. Бессовестный муж лишился возможности расторгнуть брак и жениться на другой влюбленной глупышке, за что стал отыгрываться на жене.
Бедняжке пришлось искать пристанища у родни. Вскоре родился сын, болезненный и капризный ребенок. Дражайшие родственники каждый день ей напоминали, что кормят ее из милости. К тому времени муж, поговаривали, пристрастился к опию, так что перспектива совместной жизни пугала ее до дрожи, рождая к тому же отчаяние и озлобленность…
Я назначила ей корицу, чей сладковато-пряный аромат похож на теплое одеяло, под которым можно укрыться от невзгод…
Как выяснилось, вчера у госпожи Уны разболелась поясница. Вспомнив о чудодейственном согревающем масле, она тут же бросилась за ним. Однако не помогло, поэтому она решительно утроила дозу…
Каюсь, на этом моменте мне остро захотелось клиентку стукнуть.
– Госпожа Уна, – прервала я ее вдохновенное описание красных зудящих пятен на многострадальной пояснице, – к пузырьку с маслом прилагалась инструкция. Вы захватили ее с собой?
– Нет, а какое это…
– Так вот, там черным по белому написано: использовать не более одной капли, которую тщательно разводить в растительном масле, – я говорила негромко, но уверенно. – Вы использовали четыре капли в чистом виде. Чего же вы хотите от меня?
Она походила на кита, выброшенного волной на берег. С минуту она молча разевала рот, потом с упорством, достойным лучшего применения, повторила:
– Вы дали мне плохое снадобье!
– Госпожа Уна, – начала я вкрадчиво, – надеюсь, вы сейчас вернетесь домой, хорошенько отдохнете и одумаетесь. Да, одумаетесь! – вот теперь я слегка повысила голос. – Прежде, чем разругаться со мной в пух и прах, вспомните о тех многочисленных зельях, которые вы у меня заказывали. До сих пор они ведь не давали осечки, верно?
Я улыбнулась тепло и благожелательно, а ее бросило в пот. Кроме косметических снадобий она частенько обращалась ко мне за далеко не столь безобидными средствами против зачатия. Учитывая, что она уже давным-давно не жила с мужем, это могло изрядно скомпрометировать ее в глазах знакомых и, особенно, родичей. А оказаться на улице с ребенком на руках…
Госпожа Уна убралась восвояси, глядя на меня, словно хозяйка на вдруг взбесившегося мопса. Надо думать, она ждала, что я стану извиняться и сулить золотые горы…
Люди охотно отыгрываются на тех, кого считают безответными: самый ничтожный человечишка норовит хоть кошку пнуть! Родственники шпыняют госпожу Уну, а она выискивает, на ком бы сорвать злость.
Однако подобные сцены все равно изрядно действуют на нервы, даже если превосходно понимаешь их подоплеку. Проводив ее, я тут же полезла в шкафчик за успокаивающими мятными каплями…
Я люблю мяту.
Перечную – пронзительную, от которой перехватывает дыхание и пощипывает небо.
Лимонную – кокетливую, обманчивую, наряженную в сверкающие бергамотные ноты.
Кудрявую – нежную, по-детски чистую и почти робкую…
Я люблю мяту.
За прохладу, которой она брызжет даже в жаркий летний полдень. За умение успокаивать смятенные мысли и усмирять сердцебиение. За готовность лечь на виски прохладным компрессом и успокоить головную боль. За…
Я люблю мяту. Любопытные листики, выглядывающие поутру в саду. Невзрачные кусочки в чае. Капельки масла в темном стеклянном пузырьке…
Пошатнувшееся было душевное равновесие быстро выровнялось.
Не понимаю, как можно не замечать ароматы! Разве кто-то добровольно ослепит себя на один глаз?!
Вскоре я уже тихонько напевала, кружась по «Уртехюс». Вообще-то по моим ушам изрядно потоптались медведи, поэтому я пою только в одиночестве, когда уверена, что никто не подслушает мои экзерсисы.
Я принялась за уборку, прерванную визитом медсестры. Давно пора вытереть пыль и развесить по стенам небольшие пучки трав – в «Уртехюс» всегда должно пахнуть чем-то легким и приятным.
На столик в приемной поместить душистую икебану из веточек можжевельника, соцветий тысячелистника, душицы, ромашки. А в лаборатории пусть царят ароматы луговых трав, впитавших солнечный зной, – зверобоя, чистотела, бессмертника, полыни, чабреца, календулы…
Дробный стук у входа заставил меня вздрогнуть и выронить составленный букет.
Я торопливо сорвала с себя фартук и распахнула дверь, поежившись от порыва холодного ветра. Несмотря на редкую для столицы солнечную погоду, мороз щипал лицо. Я поправила на плечах теплую вязаную шаль и подумала, что стоит сварить горячего вина со специями – немного гвоздики, корицы, апельсиновой цедры, мускатного ореха и меда…
– Здравствуйте, госпожа! – мужчина в униформе водителя низко поклонился. – Я служу у госпожи Бергрид. Нижайше прошу поехать со мной.
Он махнул рукой в сторону стоящего неподалеку электрического автомобиля новейшей модели. Поблескивали хромом детали, кузов сверкал от восковой полироли, фары ярко светились, – воплощение богатства.
– Что случилось? – деловито уточнила я, прикидывая, что нужно взять с собой.
– У госпожи колика, – объяснил он громко, потом огляделся и шепотом добавил: – А может, потравил кто!
Пахло от него любопытством с примесью злорадства – кисло-острым, чуть солоноватым на губах. Надо думать, хозяйку он не любил.
– Понятно! Подождите минуту.
Прикрыв дверь, я бросилась в «Уртехюс». Побросала в саквояж несколько пузырьков в дополнение к обычному набору (хвала богам, толстостенные емкости стерпят небрежное обращение) и спустя всего несколько минут была готова…
Пока автомобиль плавно катил по центральным улицам (двигаться по запруженным экипажами дорогам можно только с черепашьей скоростью), я пыталась вспомнить все, что знала о госпоже Бергрид. Мы не встречались – как раз перед моим приездом в Ингойю она покинула общество из-за какого-то скандала. Любопытно, что заставило богатую вдову так поступить?
Пока я пыталась выловить из памяти обрывки разговоров о госпоже Бергрид, автомобиль остановился у трехэтажного особняка, сложенного из красного кирпича. Водитель распахнул дверцу и услужливо помог мне выбраться. На крыльце ждала пожилая женщина, судя по богатой ткани и при этом скромному фасону платья – домоправительница.
– Здравствуйте, – она не сделала книксен, только слегка склонила голову, сохраняя невозмутимое выражение лица. А вот запах выбивался из образа: страх, отчаяние и тревога перемешаны, как ингредиенты в любимом хель коктейле из перцовки с томатным соком и солью.
Ее чувства были столь интенсивны, что пришлось задержать дыхание, переживая мгновенную потерю ориентации.
– Меня зовут Халлотта, я домоправительница госпожи Бергрид, – продолжила она. – Прошу вас, проходите, госпожа Мирра.
Пришлось подавить улыбку. Имя «скалистая» очень ей шло…
Я не могла отделаться от мысли, что она вела меня по дому кружной дорогой, показывая свои владения. В каждой комнате имелись дорогие драпировки и шелковая обивка стен, мебель из красного дерева с золоченой отделкой, картины в дорогих рамах. Несмотря на беспокойство о госпоже, Халлотта с наслаждением демонстрировала дом, которым явно гордилась, как другие женщины гордятся красивыми детьми или искусной вышивкой. Наверное, ей нечасто выпадала возможность похвастаться, ведь хозяйка жила затворницей.
Наш путь закончился на третьем этаже. Халлотта осторожно отворила дверь и на цыпочках вошла в комнату, жестом предложив следовать за ней.
Тяжелый, душный фимиам сбивал с ног. Оглядевшись, я заметила в углу небольшую жаровню, над которой курился дымок. Драгоценные смолы бензоина и ладана, перуанский бальзам – и листья табака. Неплохое сочетание – как дорогая кожа, политая ванилью и капелькой смолы. Но от такой концентрации голова заболит и у здорового!
Комната напоминала склеп, оставляя крайне гнетущее впечатление: темные стенные панели, вишневые гобелены, плотные шторы на окнах, пышный балдахин. Даже в солнечный день ни один лучик не проникал внутрь. И картина на стене, довлеющая надо всем: женщина лет тридцати в строгом черном платье, некрасивая, но настолько властная, выдающаяся личность, что неправильные черты выглядели почти гармоничными. Казалось, вот сейчас она шагнет из резной золотой рамы и примется отчитывать слуг, бестолково толпящихся у постели. Лежащая на ней старуха казалась злой карикатурой на собственный портрет – годы и болезнь никого не красят.
У кровати стоял единственный стул, на котором очень прямо сидел мужчина в белом, держа больную за руку.
– Извольте взглянуть, госпожа Мирра, – почтительным шепотом предложила домоправительница.
Услышав ее голос, мужчина порывисто обернулся, и от него плеснуло то ли страхом, то ли отчаянием – в такой какофонии запахов не разберешь. Руку женщины он не отпустил – напротив, несколько театральным жестом прижал к своей широкой груди.
– Господин Колльв, муж госпожи, – пояснила домоправительница. Казалось, в ее горле как рыбная кость, застряла неприязнь.
Я тоже невольно почувствовала антипатию: судя по всему, он был лет на пятнадцать младше жены, к тому же обладал «роковой» внешностью. Горящие темные глаза, смоляная грива волос, гладкая смуглая кожа, безупречные черты… Нелепо даже вообразить его мужем старухи, они не смешиваются, как масло и вода!
– Это госпожа Мирра, аромаг! – сообщила домоправительница, с вызовом глядя на хозяина.
Впрочем, он был всего лишь мужем хозяйки, а это совсем другое. Надо думать, прислуга не одобряла неравный брак госпожи, и вполне может быть, что именно он стал причиной ее исключения из общества. Люди смотрят сквозь пальцы на увлечения пожилых мужчин, однако весьма неодобрительно относятся к любовным историям женщин…
– Приятно познакомиться, – рассеянно ответила я и подошла к постели.
Колльв вздрогнул и сильнее сжал руку жены. В глаза бросилась ее худоба, пергаментная кожа и глубокие тени вокруг глаз. В себя госпожа Бергрид не приходила. Она тяжело, с присвистом, дышала, под морщинистыми веками быстро двигались глаза, как бывает, когда снится беспокойный сон, а с губ срывалось невнятное бормотание.
Принюхаться не получалось: густой запах благовоний забивал все ароматы. Как будто немытое тело щедро полили духами…
– Пожалуйста, откройте окно! – попросила я, присаживаясь на край постели.
– Но госпожа велела никогда… – начала протестовать домоправительница.
– Откройте окно! – не оборачиваясь, ровно повторила я. – Иначе я не смогу ей помочь.
Она что-то пробурчала себе под нос, но выполнила приказ, хоть и с явной неохотой.
Порыв прохладного свежего воздуха, пахнущего морской солью, разметал по комнате клубы тяжелого аромата. Словно служанка смахнула пыль с мебели, и дышать сразу стало легче.
– Будьте добры, уберите жаровню и принесите лапы сосны, пихты, можжевельника, туи, кипариса. – Продолжила командовать я, делая вид, что нисколько не сомневаюсь в послушании. – Или хотя бы блюдо с апельсинами.
От Халлотты потянуло желчным недовольством, но она молча вышла.
– Что случилось? – требовательно спросила я у Колльва, стараясь говорить без лишних эмоций. Молодые мужчины, которые женятся на богатых старухах (разумеется, ради денег) не пользуются моим уважением, однако сейчас выбирать не приходилось. Домоправительница вряд ли поможет, скорее станет смаковать подробности хозяйской семейной жизни.
– Я уже послал за доктором! – сообщил Колльв, явно также не испытывая ко мне особого доверия.
М-да, для его неприязни было вполне достаточно того, что меня вызвала Халлотта.
– Доктора пока нет, – терпеливо напомнила я, молясь про себя, чтобы его не было как можно дольше. – Сейчас помочь вашей жене могу только я. Поэтому будьте добры сделать то, что я прошу!
– Конечно, – он смешался, поняв, что едва не отверг единственную доступную помощь. – В общем, сегодня у Бергрид День рождения. Сначала все было хорошо, а потом ей вдруг стало плохо. Рвота, бред…
Он замолчал, будто перехватило горло, с нежностью погладил ладонь жены, поправил ее волосы, разметавшиеся по подушке. Должна признать, он неплохо изображал примерного мужа (видимо, сказывался немалый опыт притворства).
– Что она ела? – Спросила я, трогая лоб больной.
Странно, температура нормальная, отчего тогда бред?
– Она велела испечь к завтраку торт – Бергрид сама его резала, а мы все его ели, потом я сварил ей горячий шоколад…
– Лично вы? – кажется, вышло резко.
– Да! – с вызовом ответил он. – Я решил порадовать Бергрид, специально нашел в журнале рецепт и приготовил.
– Значит, вы готовили его впервые? – уточнила я. Подозрение проклюнулось и потянулось к свету, как росток весной.
– Да! – Он вздернул подбородок и посмотрел на меня с неприкрытой яростью. – Вы хотите сказать, что это я виноват?
Я пожала плечами и отвернулась к больной.
– Мое мнение не так уж важно, – проговорила я рассеянно, – а вот полиция…
– Полиция?! – неожиданно громко воскликнул он. – Причем тут полиция?!
На последнем слове его голос дал петуха.
Я смерила Колльва взглядом и сухо ответила:
– Отравление – это по части полиции.
Его лицо мгновенно стало похоже на гипсовую маску.
– Отравление, – повторил он, словно не понимая смысла этого слова.
Я собиралась ответить, что пока неизвестно, идет ли речь о некачественных продуктах или о злом умысле, но нашу милую беседу прервала отворившаяся с грохотом дверь.
Мы дружно обернулись. На пороге красовалась скульптурная группа «возмущенный доктор сотоварищи».
– Немедленно уходите! – рявкнул доктор Ильин, потрясая чемоданчиком.
Похоже, он не прочь насадить меня на вертел и разжечь огонь – его поросячьи глазки полыхали лютой ненавистью. Любопытно, что он предпримет, если я не подчинюсь? Неужели вынет скальпель? Впрочем, нет – слишком много свидетелей. За его спиной виднелись медсестра, домоправительница и инспектор Сольбранд с констеблем.
– Здравствуйте, господин доктор! – с холодной вежливостью произнесла я. – Надеюсь, вы в добром здравии?
В ответ он фыркнул:
– Не дождешься, хекса!
Я подняла брови от этой неприкрытой нападки. Ярость, похожая на колючий репейник, заворочалась в груди.
И раньше я нисколько не сомневалась в его отношении к моей профессии, однако столь яростного нападения не ожидала. Впрочем, даже в родном Мидгарде до сих пор косо смотрят на женщин-врачей.
– Вы забываетесь! – встав, я гордо выпрямилась, добрым словом вспомнив уроки бабушки. – Извинитесь!
Свидетели с любопытством взирали на спектакль.
Борьба взглядов длилась долгую минуту. Доктор первым отвел взгляд, видимо, опомнившись. Презираемый им аромаг – все же жена полковника.
– Доктор… – с мягкой укоризной проговорила Ингрид, тронув его за рукав, и послала мне извиняющуюся улыбку.
– Извините, – буркнул он неохотно. – Но вы должны немедля уйти!
Я хотела спорить, однако заметила, как инспектор за спиной доктора делает мне какие-то знаки, и неохотно пошла к выходу.
– Какие лекарства она принимала? – требовательно спросил Ильин, видимо, спеша перехватить инициативу.
– Только глазные капли, – с готовностью сообщила домоправительница, легко переметнувшись на его сторону.
– Найдите мне пузырек! – велел он. – Думаю, в нем все дело!
– Конечно, доктор! – она почтительно поклонилась и почти бегом кинулась к неприметной дверце, источая пушистый аромат бергамота.
– Госпожа Мирра, позвольте вас на минутку? – отвлек меня от желчных рассуждений инспектор.
– Разумеется! – я с благодарностью воспользовалась поводом покинуть поле боя.
Не устраивать же безобразный скандал, в самом деле!
Надо думать, доктор твердо вознамерился извести вредную ароматерапию и меня, как ее олицетворение.
Вызванная звонком служанка проводила нас в тихую гостиную.
Бессильная ярость клокотала в груди. Кем себя возомнил этот доктор, что бросается такими словами?!
– Голубушка, успокойтесь, – примиряющим тоном попросил инспектор. Улыбнулся, отчего у глаз собрались лукавые морщинки. – Неужто вы до сей поры не встречали надменных дураков? Выпейте лучше вина.
– Боюсь, это не последняя наша стычка, – заметила я, успокаиваясь.
Инспектор пожал плечами и поспешил сменить тему.
– Наслышан о ваших приключениях у хель, голубушка. – Он заговорщицки понизил тон. – Как же, много наслышан!
– О чем именно? – изобразить полнейшее непонимание удалось с трудом.
– Все, голубушка! Решительно все! – он лукаво подмигнул и погрозил мне пальцем, как строгий дядюшка расшалившейся племяннице. – Вы поосторожнее с Исмиром, голубушка. Неровен час, до господина Ингольва дойдут разговоры…
Пахло от него виноградом: спелыми, нагретыми на солнце кистями, готовыми брызнуть под пальцами сладким соком.
– Вы завербовали дракона в осведомители? Поздравляю!
– Что вы, голубушка! – возразил он, все так же улыбаясь. – Он состоит в ИСА, но совсем в ином качестве…
Похоже, господину Сольбранду очень нравилось меня поддразнивать.
– В каком же?
– Детектива, голубушка, – покровительственно похлопав меня по руке, сообщил он. – Из вольных.
Надо думать, мой непроизвольный вздох доставил ему немалое удовольствие: в виноградный сок аромата будто щедро плеснули рома.
– Выходит, он леденец?! – вырвалось у меня.
Мятный петушок на палочке…
Ингойское сыскное агентство объединяло всех, кто занимался сыском. Полиция отнюдь не собиралась выпускать из рук контроль над «вольными» детективами, которые предоставляли жителям города частные услуги, поэтому все они работали по особой лицензии и подчинялись ИСА.
Однако я впервые слышала, чтобы подобным пробавлялся дракон!
Инспектор рассмеялся и снова подмигнул.
– Именно, голубушка. Именно!
Воспоминания накатили волной: я в одном полотенце под изучающим взглядом Исмира; он несет меня на руках сквозь пургу; согревает собственным телом…
Надеюсь, эти моменты он в своем докладе опустил!
Я почувствовала озноб. Если до Ингольва дойдет хотя бы отзвук слухов… Он учинит мне грандиозный скандал. Хотя между мной и Исмиром не произошло ничего предосудительного, в глазах знакомых наши отношения могут выглядеть совсем иначе. Не зря ведь говорят, что каждый заблуждается в меру своей распущенности!
Приложив немного воображения, можно представить поездку к хель как свидание с любовником. А это даст Ингольву право пусть не на развод, но на раздельное проживание… И я больше никогда не увижу сына.
Боги, милосердные мои боги, только не это! Несмотря на горящий камин за спиной, к сердцу подбирался холод, мысли метались, а пальцы рассеянно гладили мягкий плюш обивки.
– Могу я рассчитывать на вашу скромность? – ледяным тоном поинтересовалась я, гордо подняв голову.
Таковы правила игры: независимо от истинных чувств и поступков на такие предположения следует высказать возмущение. Жена полковника вне подозрений…
С инспектора разом слетело игривое веселье, словно пушистые семена одуванчика, подхваченные ветерком.
– Голубушка, я вовсе не хотел вас смутить! – заверил он совершенно серьезно. – Вы одна из самых достойных женщин, которых я знаю. Но вам стоит поостеречься, чтобы не навлечь на себя неприятности. Простите старика за вольность.
От него пахло хлебом – искренностью.
– Благодарю вас, инспектор! – ответила я, чуть наклонив голову.
Обмен любезностями прервал стук в дверь.
Вошедшая домоправительница прямо пылала от негодования и всепобеждающей уверенности в своей правоте.
– Доктор сказал, это глазные капли! – выпалила она с порога. – Кто-то их украл и подлил госпоже!
– М-да, – протянул инспектор, потирая переносицу. – Мужу надоело ждать наследства?
Любопытно, заметил он хитринку в ее взгляде?
– Позвольте задать вам несколько вопросов? – вмешалась я.
– Конечно! – она величественно склонила покрытую чепцом голову. Как будто фрегат качнул парусами.
– Почему вы послали именно за мной? Ведь ни вы, ни ваша хозяйка никогда ко мне не обращались.
– О, – несколько растерянно протянула она. – Понимаете, моя кузина рассказывала о вас. Она служит госпоже Мундисе. Ну, про то дело с мышьяком.
На последних словах она понизила голос чуть не до шепота.
Я развеселилась. Такими темпами мне вскоре придется получать лицензию ИСА! Вообразив реакцию благоверного, развеселилась еще больше.
– Хорошо, – кивнула я, пряча неуместное веселье. – Значит, вы полагаете, что вашу хозяйку отравили умышленно?
– Именно так! – энергично подтвердила она.
– Кто? – подавшись вперед, спросил инспектор.
– Муж, кто ж еще? – она скривилась, будто глотнула горькой полынной настойки.
– Зачем ему это нужно? – я постаралась, чтобы в голосе прозвучала умеренная заинтересованность и некоторое сомнение – такая смесь вызывает на откровение даже заядлых скептиков.
– Ради денег, конечно же! – энергично всплеснула руками она. – А для чего он еще женился на госпоже?
Тут нечего даже возразить.
– И гувернантка маленькой барышни, дочки госпожи, беременная. Уж в этом-то я не ошибусь, у меня глаз наметан! От него, тут и вопросов нет! Вот он и дал госпоже глазных капель. Пузырек оказался почти пустым, а посыльный от аптекаря только позавчера принес полнехонький!
Инспектор присвистнул.
– Весьма… прозрачный мотив! – заметил он задумчиво. – И топорное исполнение.
– Скажите, а чашку из-под шоколада уже вымыли? – вмешалась я, хмурясь.
– Нет! – покачала головой домоправительница после некоторого размышления.
– Очень топорное, – повторил инспектор.
– Позвольте мне это проверить? – попросила я, встретившись с ним взглядом.
От инспектора исходило явственное сомнение, будто горьковатый запах грейпфрута.
– Вы хотите сделать анализ остатков шоколада? – уточнил он, рассеянно крутя пуговицу. Только взгляд – острый, как осколки синего стекла – выдавал интерес и напряженную работу мысли, и еще всплеск колкого аромата лимонной травы.
– Я бы хотела еще раз осмотреть госпожу Бергрид, – я пожала плечами, – но сомневаюсь, что смогу это сделать. Так что позвольте мне поговорить с доктором Торольвом. Полагаю, он согласится оказать мне небольшую любезность и проверит состав напитка.
