Текст книги "Принцесса за 360 дней"
Автор книги: Анна Миланз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Анна Миланз
Принцесса за 360 дней
1 часть. 1 глава
Вдох и выдох.
― Беги, Азалия… Беги-и…
Как бы это странно не звучало, но я повинуюсь голосу, что в этих стенах устрашающегося замка зовет меня.
Ноги несут меня в неизвестное направление, я даже не боюсь запнуться или же наткнуться на лицо зверя, вечно орудующий в моих покоях. Стены узкого коридора не меняются в течение томительного стенания, я даже не стараюсь оглядываться назад, словно теряя контроль над телом, и только голос напевает мне тихую музыку на неизвестном языке. Вкус неизвестности горчит в горле.
Кудрявые длинные волосы подпрыгивают вместе со мной на бегу, в лицо дует слегка завывающий ветерок, развевающий мою пунцовость и вгоняющий в холодную стужу. Под ноги изредка бросается неудобный подол от платья света сирени, что в один миг чуть не падаю и не задеваю ногу об что-то острое, только звук рвущийся ткани резюмирует об этом. Чем сильнее приближаюсь к цели, тем острее ощущаю холод и…тьму. Она, как чернота, выедающаяся вместо глаз, отравляющая твой организм, что до костей пробирает предчувствие твоей скорой гибели или же сношение твоего духа в окрестностях, где тебя убили.
Только здесь иначе.
Я вбегаю в просторный зал с огромным куполом надо мной и окнами, мелькающими за колоннами, задернутыми красными шторами, с которых стекает непонятная жидкость… Свет сюда просачивается с небольших трещин, виднеющихся на каждой стене, потолке, словно это здание скоро развалиться. Повсюду разбросаны вещи: цветы, разбитые вазы, трюмы, рояль разломан, канделябры с тлеющими огоньками цвета заката, осколки от стекол. На это все я смотрю отстраненно, пока ноги ведут меня к арочному зеркалу, примостившегося посередине помещения. Он выполнен в романском стиле, окутанном позолоченными ажурными ободками, на которых прикреплены золотые розы. Выглядят как настоящие: благоухают, дарят миру красоту и больно кусаются. В них мелькают маленькие камешки, сверкающие при падающих лучах, и преломляющие луч в своих каверзных сияниях, завораживая людское внимание. Я могла бы сорвать ее. Забрать себе. Только глаза опускаются на само очертание зеркала, в котором не виднеется мое отражение… Стоило бы ужаснутся, но я подчиняюсь голосу и замираю, улавливая шипение своего дыхания.
В следующую секунду мелькает белое пятно и мою руку резко хватают, больно впиваясь когтями в кожу.
Что происходит?
Меня тянут на себя, противлюсь, как могу, вот только человеческие силы не могут сравниться с волшебным существом: маниакально ничтожно мое старание. Тянут-тянут, тянут-тянут, и я погружаюсь с головой в зеркало. Деревенею, страшась провалиться туда, откуда никогда никто не возвращается.
Вместо возникшей темноты проявляются очертания незнакомого мне тронного зала. От яркого света саднит в глазах, от чего тут же прикрываюсь рукой. Я попала в замок. В старинный замок.
Зал приятен на внешний вид: обстановка XVIII века, по самую светлую сторону зала развешены портреты людей, наверное, королей, что хранили честь и свое милосердие королевству. Напротив стены с портретами располагаются окна на всю длину стены, открывающие вид на зимнее совершенство природы. Хлопья снега медленно ниспадают, играя и кружась в воздухе в своем танце. Только сейчас ощущаю, что стою босыми ногами на красном ковре, выстланном до самого возвышения, где и располагаются троны самих правителей. Свет касается их, не скрывая алой обивки и изобилие золота, за эти несколько секунд пресытившееся по самое горло.
За моей спиной громко ухает удар, вызывая дрожь под ногами, которая усиливается. Меня качает из стороны в сторону и, не справившись с координацией движений, опадаю на ковер. Пыль поднимается табуном, окружая все пространство и позволяя потерять бдительность. Прикрываюсь руками, чтобы лишний раз не вдохнуть грязь. Взрыв. Он произошел где-то слева, но точно определить я не успела, так как вслед за ним пол еще сильнее затрясся и стал извиваться от толчков. Одна маленькая щель заразила колоссальными швами по всем стенам, разрывающиеся, как обычная ткань, и опадая на землю или, того хуже, на чьи-то жизни.
Раздаются еле различимые голоса и весь мой страх возрастает. Я не понимаю, что со мной происходит, какого черта я здесь делаю и почему вновь испытываю прилив бурных эмоций, заставляющих нервную систему сойти с ума; осыпаться на мелкие куски ничего.
Булыжники с потолка градом осыпаются, и мне приходится приложить немало усилий, лишь бы увернуться от них, перекатываясь с одного бока на другой. Еще один взрыв раздается снизу, поднимаясь со сверхскоростью на этаж, от которого остались только одни камни, погружая в сети сияющего света все живое. Сглатываю отяжелевший ком, всматриваясь в прекрасный перелив света, и с головой погружаюсь в него, в то время как голос эхом отражается от пустующего мира:
– Там, где ты всегда ищешь поддержку, окажется для тебя сущим злом. А доверие ― вероломный изыскатель тьмы.
― Да чтоб тебя…
Подрываюсь с места и глухо ударяю руками по покрывалу, находясь между сном и реальностью. Снова этот сон, но с изменившейся локацией. Снова замудренные слова, от которых вопросов возникает куда больше. Черт! Почему уже которую ночь я вижу этот сон? Что за бес вселился в мои сны?
Поднимаю руки, тру сонные глаза и лицо, стараясь сбросить оставшиеся оковы сна, и оглядываюсь позади себя, проверяя настенные часы, что своим тиканьем раздражают еще больше. Пять часов утра. Замечательно. Значит, пора приниматься за дело, хотя понимаю, что с моими уже шаткими нервами я такими темпами слягу или тронусь умом окончательно.
А причина тому ― напряженность изо дня в день.
Я возглавила, в некотором роде, бизнес моей семьи, когда папу унесло в могилу. Знаю, выражаться в такой форме о смерти отца пренебрежительно и крайне черство, но поверьте, самое паршивое за всю мою жизнь ― это стать и барменом, и официанткой, и директором нашего кафе, позабыв обо всех прихотях белеющих молодых моих лет. С десяти лет я старалась понимать закрученные цифры в той системе, с которой налогоплательщики, коммунальные компании, пожарные участки, санэпидемстанции стали бы принимать мои платежи. Вместо того чтобы делать домашние задания или готовиться к докладам и экзаменам, я подробно изучала информацию по ведению собственного дела. Многие одноклассники меня называли чопорной, ведь в детстве я сильно любила резвиться, беситься, прыгать, смеяться, вообщем, поступать так, как делал бы нормальный ребенок, а в средней школе излишняя холодность и ответственность за будущее навсегда выбила дух веселья.
Конечно, полноправной владелицей кафе я могла стать, достигнув совершеннолетия, но поверьте ― мало, кого заботило, кто теперь орудует на кухне. Мама поначалу за меня оформляла все важные моменты, так как многое в мои малолетние годы воспринималось как мыльная пелена; со временем, как только набиралась опыта и становилась старше, ее роль, как хозяйки, отошло в сторону. Может со смерти отца ее заботило будущее кафе, но не в настоящее время. Я стала одна тянуть из подгребной ямы развалившееся королевство.
Как уже можете заметить, из всей семьи у меня остались мать и еще брат-разгильдяй. Мама недавно захворала, что не очень сказалось на наших денежных расходах. До больничного она не скверно приносила зарплату в дом, поэтому жили в достаточной норме. И хорошее состояние гораздо лучше красило миловидное личико. Раньше на ее лице проглядывались знакомые неглубокие ямочки, мраморные глаза, даря жизнь, и кожа была не белей мела. Мама и правда была красивой в юности, да даже к своим сорокам лет не теряла блеск: при подтянутой фигуре и коже, без выедающие глаза морщин, личико худое, носик небольшой, губы тонкие, над ними хорошо прочерченная носогубная область, а волосы, любой бы обзавидовался, переливались чистым золотом. За хозяйство по дому отвечала она, да и потом оно легло тоже мне на плечи: я готовила, стирала, гладила, убиралась, также ремонтировала некоторые вещи. Бегала, как проклятая собака, пытаясь для нас обеспечить комфорт, в ответ ― одно лишь «Посиди ты хоть минуту!». Я бы хотела, только положение не оправдывало мои желания.
Да и брат оказался не столь полезным в свои-то двадцать два года. Аарон старше меня, вроде бы должен быть примером и опорой, впрочем с его репутацией среди местных алкоголиков обнадеживает не более чем появлением в стенах дома. Также распространенный факт ― заядлый пофигист и мальчик вверх поднятыми пальцами. Никакой помощи, поддержки и семейной любви, лишь обвинения в том, что мы испоганили его будущее, забрали все, о чем он мог мечтать. На самом деле это не так. Аарон, парень мечта и душка, по крайне мере был таковым. На него смотрели ни сколько с авторитетной направленностью, сколько с пониманием, как именно следует стремиться к целям. Мало где можно будет найти пример настоящего человека, не отступающегося от преград и уверенно шагающего по ровной дороге, улыбаясь во все тридцать два зуба. У него были девушки, награды, поклонники, любимое дело, увы, все это он проиграл, когда дал слабину на одной из вечеринок. Выбор ― эксперимент с изменением пустой страницы жизни. Ты вроде бы врываешься в жизнь с эйфорической целеустремленностью, а вроде бы ― съедаешь самого себя деструктивностью. Тут важно находить параллель. Если этого не случится, одна затмит другую. И он легко сдал позиции, не справился с очагом поражения. Таким образом, на глазах родных он превратился в безликое существо, пропадающее с другими алкоголиками по окрестностям Радожа…
Речь вообще сейчас не о нем. В принципе не о моей семье. Гордиться здесь нечем, и подвигами никакими не похвастаешься.
О чем я повествовала до подробностей про мою семью? Ах, да. Кафе.
Откидываю одеяло в сторону, опускаю ноги на холодный, местами скрипучий пол и встаю, попутно поправляя непослушные волосы. Я обожала свои локоны, ведь чем-то была схоже с Бейонсе. Однажды меня с ней спутали: парнишки с начальных классов не заметили кое-каких различий между ней и мной, поэтому битые десять минут старалась их удостоверить в правдивости, что я ― не мировая звезда. Да и разговаривать на английском я не умею. В школе язык мне не давался от силы совсем! И знакомые мамы недоумевали, как у нее смогла родиться девочка с каштановыми волосами вдобавок с вьющимися локонами. Эдак феноменальное необъяснимое наукой открытие.
Босиком, крадучись, лишь бы не разбудить кого-нибудь дома, подхожу к стулу с одеждой, что расположен рядом со шкафом. Открываю створку шкафа, в которую встроено зеркало во весь рост. Конструкция старого образца, прошлого века, но меня она даже не теснит. Проверяю свой внешний вид, расчесываю волосы, подкрашиваю глаза, в зрачках которых притаилась грузная печаль. Как бы мне не приносили дни тяжесть на сердце, я просто хотела оставить последнюю память о нашей семье. Так что отчасти я получаю удовольствие от работы, хотя другая сторона крайне раздирает душу. Мне уже не привыкать.
Встряхиваю головой, возвращаясь в реальность, и тянусь к вещам. Одевшись, следую на кухню, передвигаясь как кошка, затем с порога включаю чайник, и достаю приготовленные бутерброды с холодильника, ставя в микроволновку. Жужжание и шум от электроприборов нарушает тишину. На кухне передвигаться, возможно, одному человеку, ибо пространство здесь заужено старой мебелью по правую руку от меня, холодильником напротив и в углу, слева от меня, примостившегося углового стола. Интерьер так себе, но мне на современность стиля абсолютно наплевать.
Завтракать заканчиваю как раз к полшестому. Оставляю грязную посуду в раковине, потом, завернув после кухни, пройдя детские снимки, спускаюсь на этаж ниже, где собственно и располагается наше кафе. Мало где можно встретить в нашем городе одно здание, рассчитанное на жилье и арендовую зону. В нулевые года многие дома не соответствовали пожарной безопасности и были крайне потрепаны временем, их отправили под снос, на место них построили современные жилые комплексы. С наших окон не заметить такие здания вряд ли можно. Минимализмы, хай-теки завораживают людское внимание за секунду. Но, если честно, мне бы не хотелось жить в таком дорогущем месте. Я выросла не на денежном эквиваленте, измеряя каждую мелочь материально; папа учил меня неизгладимо судить окружающую действительность не за внешнюю оболочку, а из чего она сделана, с чем ее едят. Поверьте, в свои восемнадцать лет такое воспитание на многое открывает глаза: деньги, может быть, и приходят, но качество определяет выносливость.
Итак, пора приступать к обязанностям. Включаю свет на кухне и некоторые приборы, которые в ближайшее время понадобятся. Надеваю свой любимый с пандой фартук и перчатки, завязываю волосы в высокий толстый хвост и, напоследок, задаю темп при помощи музыки. Слова песни Selena Gomez&Rauw Alejandro ― Baila Conmingo разлетаются по кухне, заставляя рефлекторно начать двигать бедрами. Руки сами выполняют работу, к которой уже привыкла за столько лет: месить, взбивать, солить, молоть, оставлять набухать, готовить крем… Глаза только бегают по ингредиентам, чтобы точно не напортачить с рецептами фирменных блюд. Ватрушки, пончики, панкейки, круассаны, пироги с разными сортами ягод и мое любимое ― капкейки. Я смогла бы их приготовить закрытыми глазами, ибо ингредиенты сами по себе прокручивались в голове…
Хотя это еще не конец. Это всего лишь цветочки.
Самое страшное предстояло впереди.
Ожидать и гадать на предстоящий день ― сбивает весь дух на хороший лад. Ты потеешь, волнуешься, места себе не находишь, кусаешь ногти, проверяешь каждый раз зал. И вечно крутящийся на повторе вопрос: каков будет сегодня спрос?
2 глава
День близился к полудню. За все часы, проведенные в стенах кафе, посетили от силы пять человек, и то постоянные клиенты, которые души не чаяли в моей выпечке, навестили и поинтересовались успехами. Я, как и прежде, уклончиво отвечала «нормально», не вдаваясь в подробности. Маловероятно бы их интересовал рейтинг того, от чего осталось одно лишь название «Родиола». Папа любил этот цветок в качестве того, что каким-то образом он олицетворял нашу фамильярность. Глупо, но у каждого находились свои причуды.
Если посчитать деньги, то всего я смогла заработать около тысячи. Оклад слишком маленький.
– Черт! ― устало вздыхаю и утыкаюсь лбом об сложенные руки на столешнице барной стойки. Так хотелось все послать куда подальше и перестать тратить время на пустоту…
Звонок оповещает о прибытии очередного клиента. Я вздрагиваю от неожиданности.
Приподнимаю слегка голову, надеясь увидеть новое лицо, но это всего на всего моя подруга. Солнцезащитные очки, скрывающие из виду наглые глаза, порванные по моде джинсы, топ с тонкими бретельками и вечно ее противная манера, ― жевать жевательную резинку. Не поднимая головы и продолжая стоять на месте, девушка переписывается с кем-то по телефону. Никогда не видела, что бы Лера смогла прожить хоть день без гаджета.
Я слежу за тем, как она ее надувает до небольшого шара и лопает, наконец, оторвавшись от экрана.
– Привет, работяга, ― устремившись ко мне, я моментально вытягиваюсь как струна, готовясь хотя бы немного поболтать с подругой.
Нам выдается от силы пять часов на всю неделю, ибо мой график полностью забивает пропуски. Да и девушка готовится к поступлению в Радожский университет, вечно изучает списки абитуриентов, ведь срок к оглашению результатов поджимает; читает научные исследования и некоторые учебники по предметам, по которым будут проходить вступительные экзамены. С детства она обожала изучать науку, зачитывая миллион открытий, мероприятий, выставок, даже сама принимала участие в одном школьном конкурсе по созданию какой-то энергосберегающей линии. Тогда она заняла пятое место. Ее это не остановило, а еще больше подтолкнуло на новые идеи, требующие квалифицированной доработки.
– Добро пожаловать в «Родиола». Чего желаете? ― зачитываю монотонно излюбленный текст и опираюсь рукой.
Лера усаживается удобней напротив меня, наклоняясь вперед так, что в ноздри врывается флакон сладких духов.
– Решила поинтересоваться, как проходят у тебя дела. Вижу, все идет не совсем гладко, ― сочувственно резюмирует подруга, видимо, прочитав все мои эмоции на лице.
Может быть, когда-то я могла легко скрывать свои чувства глубоко в себе, и никто не смел их читать, как книгу, вот только сейчас я уже перестала быть той девочкой, которая воодушевленно переживала свое детство. Яркие и солнечные деньки превратились в угрюмость моих окон. Руки все никак не могут дойти до протирания грязи в целом.
– Мне не привыкать, Лер, ― пожимаю плечами, ― Тебе налить кофе с капкейком? Или ты снова на диете?
– О, с меня хватит этих диет. Я не только терпела голод по еде, но и по симпатичным мальчикам. Он увеличился в пять раз, нет, в десять раз! ― Она смешно жестикулирует руками, показывает огромный невидимый шар, вытаращив глаза. ― На меня многие косо смотрели, когда я чуть ли не обливалась слюнями.
Прикрываю рукой губы, заливаясь в смехе. Ее рассказы всегда могли рассмешить до боли в животе. Она у меня любит все преувеличивать.
– Один вообще подошел ко мне и деловито пальцем поддел мой подбородок, якобы закрывая рот.
Фыркаю, встаю со своего места и следую к кофемашине, ловко беря чистую чашку. Регулирую с помощью пароотводящей трубки конденсат, ставлю кружку под кран и включаю машину. Оборудование я покупала три года назад, и, мягко говоря, до сих пор не могу разобраться с этим.
– Что будет, если мимо тебя пройдут стражники из замка… ― задумчиво тяну.
– Упаду к их ногам.
– Смотри, чтобы тебя не затоптали.
– Да ну тебя, вечно портишь мое воображение. ― Лерка откидывает руками волосы назад, открывая вид на выразительные ключицы и глубокий вырез груди. ― Как самочувствие у твоей мамы? Что врач говорит?
– Ничего не менялось с последнего твоего визита. Доктор говорит загадками, но чувствую, что диагноз может быть не утешительным.
– А ты к чему склоняешься?
– Лейкоз.
Имея перед собой заметки врача и Интернет, возможно с семьюдесятью процентами выявить результат.
Гул от машины разбавляет затягивающие тучи над нашими головами. Гипнотизирую струящийся ручеек горячей воды, возвращаясь к разговору с мамой пару дней назад. Она и сама все понимает. Пусть трудно об этом говорить собственной дочери, как бы не подрывая последние силы на стойкость, уставшие глаза рассказывают о ее переживаниях.
– Ох, Азалия… ― снимает очки, открывая вид на глаза цвета древесины, за которыми временами скрывались темные тайны.
– Не говори ничего. Не нужно. Лучше помоги мне отогнать дурацкие мысли.
– Ты же понимаешь, к чему я буду все тянуть.
Подается сигнал о завершении работы, по комнате моментально разлетается запах свежесваренного кофе из самых отборных зерен. М-м-м, обожаю этот запах. Беру аккуратно чашку, с витрины захватываю капкейк и ставлю перед носом рыжеволосой девушки, получая взамен кроткую благодарственную улыбку.
– Я не хочу никуда идти, ― мотаю головой и прислоняюсь бедром к столешнице. ― Мое место здесь.
– Знаешь, на улице прекрасная погода. Вся молодежь веселится, гуляет и кутит до утра следующего дня, одна ты, как серая мышь, забилась в своей норке и никуда не вылезаешь. Ты даже ни с кем не встречалась!
– Не велика потеря! ― усмехаюсь, отталкиваясь от столешницы. Обсуждать заезженную пластинку нравоучений от Леры теряет всякое желание общаться дальше. ― Многие девушки встречают свою первую любовь в двадцать пять, а то и в тридцать.
– Такими темпами ты в могиле встретишь свою любовь в виде смерти с косой.
Она пристально следит за мной, попивая кофе.
– Ты само очарование, ― кривлю лицо в приторной улыбке, в ответ получаю сладкую улыбочку.
– И все же. Ты должна проветриться, ― заканчивает она, взмахнув рукой, мол, не подлежит рассмотрению, и с аппетитом берет в руки капкейк.
– Лера, у меня мама больная, брат болтается, не пойми где, оттого одни стрессовые мучения. Мне нет дела до вечеринок и всяких знакомств с оболтусами.
Закатываю глаза и следую к витрине, в которую поместила готовую выпечку. Как-нибудь себя отвлекая от лишней внимательности моей подруги, начинаю поправлять пироги, некоторые сладости переставляю для лучшего гармонического сочетания.
Валерия Костина ― лучшая подруга с детского сада, хороший советчик и прилежная дочь католического священника. По правде говоря, она не крещенная и уж никак не похожа на верующую в бога. Много спесива, соблазнов, вульгарности и противоречивых взглядов на религию. Как было сказано выше, она жить не может без науки, так что жизнь ее ― это наука. И одна из ее гипотез по возникновению людей на земле подталкивает на раздумье, действительно ли люди прилетели с космоса? Не знаю, многое здесь не поддается объяснению, как и то, почему в нашем государстве столько законов не дают право на собственный голос.
Впрочем, это не важно.
Речь шла о рыжей бестии. Лерка могла быть моделью. Длинные стройные ноги, покрытые легким загаром, сложенная фигура, пусть и без приоритета 90.60.90, шикарный зад, за которым успевали охотиться многие парни. Самое волшебное, что ей досталось по отцовской линии ― глаза. Они восхитительны. Покрыты слоем торфа поверх чистого кофейного зерна. Градиент олицетворяет всю ее дерзость, при этом столь же даря внешнему виду невинность. Милые щечки, за которые очень люблю дергать, и пухлые губы, вечно изгибающиеся в ядовитой ухмылке.
Такую девушку сложно будет не заметить среди толпы. Это я…всегда и буду оставаться в сторонке, как объект короткого общения.
Тем не менее, она не всегда была такой шикарной леди двадцать первого века. Мы не можем быть постоянны. Мы меняемся. И каждый день является залогом чего-то нового. Обогащаемся внутренне, тем самым расцветаем внешне. Да и, оглядываясь назад, мы стали тенью нас сегодня. В детстве красотками нас не называли, не дарили нам цветочки мальчишки, мало кто дергал за косы, зато теперь…внимания было достаточно, чтобы повысить уровень самоуверенности. Пускай мои выходы за пределы территории ограничивались как какой-то праздник, я не упускала момента ловить на себе заинтересованные, а в отдельных случаях откровенные взгляды со стороны мужского пола. Но ни один не смогли меня зацепить.
Я ― цветок сирени, чистая и глубокомыслящая.
Лера ― крапива, резкая и жгучая.
– Заканчивай свое выступление и прикрывай лавочку. Больше на меня не будут действовать твои отговорки! ― громко заявляет она, спрыгивая с барного стула. ― Что смотришь? Будем тебя исправлять.
– Лера…
– Меня восемнадцать лет зовут Лерой, спасибо, что напомнила.
Разгибаюсь, чувствуя в пояснице ломку, но лицу стараюсь придать строгость, укрывая свои боли.
– Я не хочу идти развлекаться. Мне еще квитанции проверять, посуду мыть, готовить еду на вечер…
– Еще пол протереть, персонально покормить семью, помыть их, одеть, причесать. Бр, аж меня застрясло. ― Разминает мышцы, стряхивая с себя камень, и упирает руки в бока. В такой позе она напоминает мне маму. ― Давай договоримся. Ты пойдешь со мной на вечеринку, взамен ― я помогу тебе управиться со всеми проблемами, решаешь которые одна. Согласна?
– Я не…
– Я не каждый день щедрая, Азалия!
Стискиваю челюсть, постепенно принимая поражение. Спорить с таким упрямым человеком одна экспрессивность.
Поворачиваю голову, вглядываюсь на вид за окном, отмечая, насколько жизнерадостно выглядят люди, перебегающие дорогу, выходящие из магазинов и смеющиеся над какой-то глупой шуткой. Мне не хватает всего этого. Друзей, вечеров, гулянок, смеха, молодости, в конце концов. Кафе у меня все забрало. Или же это я перевернула свою жизнь, как колесо обозрение, остановив на выборе, которое не определяло меня саму?
– Ладно, твоя взяла.
– Отлично! ― хлопает в ладоши.
Подбегает ко мне и прямо таки наваливается всей тушей. Кое-как успеваю устоять на ногах, чтобы вместе не упасть на пол.
– Первый этап: надо подобрать тебе наряд, ― выдает Лера в качестве консультанта, как только отстраняется.
Опускаю глаза вниз и сразу же неуместно мнусь на месте. М-да, мой наряд для развлечений вряд ли придется по вкусу окружающим: грязные серые штаны, майка с множеством заштопанными дырками, фартук с пандой и потрепанные кроссовки. Не хватает в придачу таблички «Клоун на выставку лузеров».
Подруга осматривает с ног до головы мою фигуру и расплывается в широченной улыбке, как маньяк искусства. Надеюсь, ее задумка мне придет по вкусу.
