Текст книги "Эвтаназия (СИ)"

Автор книги: Анна Майская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– В больнице готовят убийство больного, у которого я нянечкой работаю.

– У вас случайно нет температуры? – откинувшись на спинку кресла, спросил он.

– Я сама слышала, как доктор с дочерью больного решили добавить ещё полмиллиона за то, что старик исчезнет.

– Так, – озадаченно произнес хозяин кабинета, – всё ясно разговор шел о поставке и оплате нового оборудования. Полмиллиона перевели и еще через два дня должна поступить вторая половина. А исчезнет, значит передаст управление фирмой своей дочери, что вполне понятно при его состоянии здоровья. Что тут такого?

– Но я слышала, – неуверенно произнесла Светлана.

– Играешь в детектива, что хотела услышать, то и получила. Обвиняешь честных людей в грехах. А клевета – наказуемая уголовная статья. Подумай, прежде чем продолжать настаивать на данном разговоре.

– Но я, – пролепетала Светлана...

– Вот что, дорогая, я отстраняю тебя от работы с этим больным. Вообще от общения с теми, кто находится у нас на лечении. Будешь убирать кабинеты и коридор служебного корпуса. Понятно?

– Понятно, – ответила девушка упавшим голосом.

Огорченная девушка остановилась у палаты старика. Стояла и смотрела на двери, затем нерешительно открыла их и вошла внутрь.

– А это ты? Опомнилась? Это хорошо, когда человек осознает свои ошибки.

– Меня перевели от вас в служебный корпус.

– И правильно сделали. Ты не имела право переводить слова в домыслие, от которого волосы дыбом встают. Прощай девчонка. Не хочу тебя больше видеть.

– Я не хотела вас огорчать.

– Иди, иди, да впредь обдумывай, что скажешь. Не забывай о Яго. История повторяется в любое время и в любой стране.

В квартире Даши царила радость. На полу, на ковре Смелов и Борис рассматривали фотографии в альбоме. Даша глядела на них и улыбалась. Смелов иногда хватал в охапку сына, и они принимались кататься по полу, как медвежата. Беспрерывной поток нового общения, незнакомого ранее ему как отцу, придавал Смелову смысл бытия, счастья познания себя в новом качестве родителя. Сын тоже не мог ни на минуту расстаться с отцом. Ревниво наблюдал за ним, когда тот в минуты нежности разговаривал с Дашей. Борис немедленно вмешивался в их разговор, и они снова неслись на качели, в кино, музей, просто на прогулку. Бегали по аллеям в догонялки. Даша только посмеивалась над ними, но ее жизнь приобрела тоже совсем иной смысл. Долгожданное счастье воцарилось в этой квартире.

– Ты больше не уедешь, папа? – спросил вечером Борис Смелова.

– Ненадолго, чтобы только уволиться с работы.

– И мы будем вместе всегда?

– Всегда, – уверенно ответил Эдуард.

– Неужели мы больше не расстанемся с тобой? – спросила Даша.

– Несомненно, – ответил он решительно.

На вокзале, когда поезд тронулся, Даша и Борис махали ему руками, а он прилип к окну, словно выдавить его хотел, чтобы выскочить к ним на перрон.

– Классный у меня папаня, – сказал Борис Даше, когда они вернулись домой. – Хочу носить его фамилию. Смелов.

– Будешь ты Смеловым Борисом Эдуардовичем, не Залесным. Будешь.

В клинике назревал скандал. Дочь старика, злая как фурия, требовала от Александра выполнения договора. Она размахивала бумажкой, платежным поручением.

– Только не в стенах больницы, – успокаивал ее Александр. Тут вышла неприятность с няней. Она слышала наш разговор.

– Мне хоть в поднебесье, но не позднее завтрашнего дня.

Александр вошел в палату старика. Тот хмуро поглядел на доктора.

– Здравствуйте, Никита Сидорович. Как мы себя чувствуем? Сегодня прекрасная погода, не хочется в здание заходить.

– Как может себя чувствовать здоровый человек в больнице? – недружелюбно ответил больной. – Хреново.

– Ваши анализы получили. Они у вас прекрасные.

– Я могу быть свободным?

– Конечно. В три часа вас выпишут.

– Я хочу сейчас. Здесь каждый час за месяц пойдет.

– Мы вас так просто не отпустим. Я позвоню вашей дочери, за вами пришлют машину. У вас здесь нет одежды, её тоже доставят.

– Ладно, – проворчал старик, – больше ждал. Подожду трех часов.

В три часа Никите Сидоровичу привезли одежду. Он был готов на выход за несколько минут. Быстро спустился с крылечка и подошел к своей машине. Недовольный, обратился к незнакомцу, открывшему ему дверцу.

– Не пойму, машина моя, а водитель чужой. Где Петр?

– Он в больнице. Аппендицит.

К машине подошел Некто. В белом халате поверх пиджака, белой шапочке, надвинутой низко на глаза, в марлевой маске. В руках его маленький чемоданчик.

– Подвезите меня, пожалуйста, к больному. Все скорые нарасхват, здесь совсем недалеко.

– Садитесь, места хватит, – ответил Никита Сидорович. – Помочь человеку надо, вы что же сразу и маску надеваете?

– Я гриппую, а болеть некогда. Положено носить респиратор.

Машина тронулась и плавно начала набирать скорость. Неожиданно на повороте шофер затормозил, да так, что Некто лбом стукнулся о голову старика. Правая рука пассажира резко опустилась в районе шеи впереди сидящего.

– Ну, ты даешь! – потирая шею, проворчал старик.

– Мне здесь, остановите, – попросил пассажир.

Машина приостановилась. Некто смешался с толпой, а старик, потирая шею, проворчал: – Чуть башку не проломил лбом.

На кухне Прозоровых хозяйничала Сима. Она по рекомендации Александра заняла место старой Ульяны. Юля вошла, остановилась, присмотрелась.

– Как хорошо видеть молодое лицо. Есть с кем поболтать.

– Мне приятно видеть вас веселой, – ответила Сима.

– Это довольно трудно дается, когда в доме сплошные больные. Инвалид отец и мама с осложнением после пневмонии.

– Диагноз уже установили? – поинтересовалась Сима.

– Да. Саша посмотрел ее и пришел к выводу, что госпитализация необходима.

– Он что же хороший диагностик, ваш Александр Петрович?

– Еще бы. Ему было доверено ассистировать самому Смелову при операции больных с пересадкой органов. А сейчас он уже самостоятельно оперирует.

– Ого. Я даже не знала, что в городе у нас существует такая клиника. А почему вашу маму туда?

– Потому что у нас самая лучшая диагностика. Все современное оборудование.

– Наверное, трудно попасть в такую клинику? Сейчас практически нет совсем здоровых людей.

– К нам записываются заранее. Ждут годами, если повезет – меньше. Пойду к маме, посмотрю как она.

Юля поднялась на второй этаж дома. Зашла к отцу. Он не говорил, только смотрел, и взгляд его был отсутствующим.

– Как он? – спросила Юля сиделку.

– Без изменений. Почти все время спит. Ему ничего на свете не интересно. Такой большой чин, а стал бесчувственной куклой.

Юля постояла несколько секунд возле отца и направилась к матери.

На кровати в спальне лежала Надежда. Она встретила дочь улыбкой преданного человека.

– Юленька, ты пришла, золотце мое.

При слове "золотце" Юля поморщилась. – Доктор сказал, что мне необходима операция, – это правда?

– Банальное осложнение пневмонии, – ответила дочь, – но если Александр Петрович говорит, значит надо.

– А как же отец? Кто присмотрит за домом? У нас новая прислуга? – тревожилась Надежда.

– Ты, мама, забыла, что я дипломированный врач, за отцом ухаживает сиделка с медицинским образованием. Сима прекрасно управляется с хозяйством. Если уж ты так упрямишься, я попрошу доктора Смелова осмотреть тебя и, если он найдет, что тебе необходим стационар, я отвезу тебя туда насильно.

– Ладно, зачем беспокоить еще одного доктора. Я согласна. Девочка моя, меня не смерть страшит, а боязнь, что ты останешься одна на этом свете.

– Все мы умрём когда-то, – произнесла Юля и поняла, что сморозила что-то несусветное. Надежда нахмурилась и смотрела в одну точку.

– Все мы недолговечны, ты права, – произнесла Надежда.

Юля и Александр стояли у окна в клинике. Юля нарочито рассматривала улицу, он исподтишка разглядывал ее реакцию.

– Ну почему я должна думать об этом, – раздраженно произнесла Юля. – Вдруг моя дорогая мачеха вздумает прожить еще полсотни лет?

– После смерти отца ты получишь свою часть, – ответил на ее вопросы самой себе Александр.

– Часть – это сколько?

– Четверть от всего состояния.

– Почему четверть? – удивилась наследница.

– Потому что существует супружеская доля. Уже сейчас у Надежды имеется право на половину состояния, после смерти мужа она получит еще половину от его доли. И ты свою четверть.

– Но это же несправедливо. Я законная дочь и получаю такую малость, а приблудная тётя почти все. Что нужно сделать, чтобы получить наоборот или всё?

– Ты от Надежды получишь всё сразу после её смерти. Ей некому оставлять наследство кроме тебя.

– Мне что убить её надо, чтобы восстановить справедливость?

– И попасть в тюрьму, в тон ей ответил собеседник. – Тебе по одной четвёртой несколько десятков миллионов причитается. Так что довольствуйся.

– Посмотрим, – закусив губу, покачала головой Юля.

В кабинет профессора вошел Смелов. Профессор протянул ему через стол руку для приветствия, пригласил сесть.

– Ты приехал поздно, дорогой зять, я уехал рано. Ну, рассказывай, как ты отдохнул?

– Хорошо, – после паузы ответил Смелов, – я должен, обязан рассказать вам всё. Но, прежде всего извещаю о том, что увольняюсь, – он протянул профессору листок бумаги.

– Ты что городишь? Какое увольнение? – грозно прорычал тот и продолжил в сердитом тоне, – ты, что не понял, что мы здесь все рабы и нас отсюда могут только вынести вперед ногами. Я не властен командовать тобой, как и собой тоже. Об уходе не смей и думать.

– Я вам должен рассказать всё как есть и вы поймёте, что мне увольнение необходимо.

– Рассказывай, я весь внимание.

– Представьте, я не знал, что у меня есть сын. Борис. Через месяц шестнадцать лет. Он такой хороший.

– И ты только что узнал о его существовании? – удивился собеседник.

– Так вышло, Даша была замужем за инвалидом. Мы встречались с ней. Сначала у родителей в деревне, а потом только в гостиницах, она не хотела, чтобы я узнал о сыне. Муж её умер, а я уже был женат на вашей дочери. Сын носит фамилию её мужа.

– Я не могу тебя уволить просто так, – закуривая, произнес шокированный тесть. – Два месяца ты должен отработать по закону, а я согласовать по инстанции.

– Так долго, целых два месяца? Я обещал, что скоро приеду. Меня ждут Даша и сын.

– Было бы что ждать, дождутся. Ты Лидии пока не говори ничего. Я сам попробую найти подходящий момент. Иди, работай, счастливчик.

В прихожей особняка на плечах Эдуарда повисла жена, Лидия. Он тихонько попытался отвести её руки.

– Я так соскучилась, удивилась она его жесту. – А ты как айсберг холоден, и строг

как учитель математики.

– Я устал, день был тяжелый.

– Но я ждала. Ты приехал ночью и остался в кабинете, ко мне не зашел. Вынуждена была слышать новости от прислуги.

– Боялся разбудить, а утром ушел рано.

– Мне надоело быть одной.

– Что делать? Человек обязан трудиться.

– Я чувствую, что ты меня не любишь. Да? Возразить нечего?

– Выяснение отношений портит нервы. Давай побережем их. Я пойду к себе.

Он направился в кабинет, а Лидия, недоумевая, некоторое время смотрела ему вслед. Подошла к зеркалу. Покрутилась. Вздохнула и направилась вслед за ним.

У киоска с газетами Светлана встретила соседа по общежитию, Олега Скворцова. Он купил газету и читал не ходя от киоска.

– Что-то интересное? – заглядывая в заголовок, спросила его Светлана.

– Я вновь подумал, что человек обязан родиться, чтобы потом умереть.

– О чем ты, Олег?

– О хорошем человеке. Знал я этого бизнесмена, он меня пригласил к себе на работу, обещал квартиру купить, а я не успел, Крайнев Никита Сидорович внезапно умер. Фирма его перешла к дочери. Тут приглашают акционеров на собрание.

– Постой, постой, – глядя на портрет, взяла из его рук газету Светлана. – Я тоже его знаю, он лежал у нас в больнице. Это я виновата в его смерти.

– Ты? – удивился Олег. Какое отношение ты имела к Крайневу?

– Нянечкой была в его палате. Мне его дочь не понравилась, я видимо что-то перепутала, передала разговор дочери с врачом ему, а он меня выгнал. Яго обозвал.

– Прости, но я не врубился в чем твоя вина?

– Никита Сидорович не стал лечиться, выписался и вот результат. Он умер. А был бы жив, оставаясь в больнице.

– Сейчас мода на детективов. Даже нянечки в больнице занимаются сыском. Тут нет твоей вины. Человек сам выписался. Он не хотел лечиться. Так что забудь об этой истории.

– Тут написано, что он умер, подъезжая к дому из больницы. Значит, что уехал расстроенный, и сердце остановилось.

– Или кто-нибудь помог ему остановиться.

– Видишь, я тоже так думаю.

Смелов стоял у календаря, висящего на стене, и зачеркивал очередную дату. Александр насмешливо наблюдал за его действиями.

– Считаешь дни? И сколько их осталось?

– Много. Тридцать пять дней и семь часов.

– А дальше что? Районная больница. Оклад хирурга. Штанов на эту дань от государства не купишь приличных.

– Буду жить как все.

– Но ты не все. На тебе грехов немало. Твоя гениальность служит криминалу. Таким как мы прощенья не будет. Мы запустили бумеранг в судьбу, он пока где-то задержался, но прибудет назад обязательно и тогда нам от него не увернуться. Какое страшное слово возмездие, и оно найдет нас.

– Не ной. И так тошно. Я иногда не знаю, куда от мыслей деваться.

Мы с тобой тоже материал для операций. Придут молодые, борзые и разрежут нас как кроликов на починку богатеньких.

– Хватит, надоел, – крикнул Смелов.

– Все. Ухожу. Но должен предупредить тебя, что с грузом смерти за плечами, ты не должен искать защиты от себя у Даши и сына. Пощади их.

– Уходи! – вне себя закричал Смелов. – Убирайся.

Борис смотрел хитренько на мать. Он положил карандаш и объявил:

– Осталось тридцать пять дней и семь часов до приезда папы. Я пошел гулять.

Он выскочил за дверь, а Даша присела на стул. Неспокойные мысли будоражили её голову. Звонок в дверь отрезвил её. Она подошла к двери, не глядя в глазок, открыла. Перед нею стоял мужчина, пожилой, важный, с копной седых волос.

– Разрешите войти? – спросил её гость и, не дожидаясь приглашения, шагнул внутрь коридора. Даша закрыла дверь и, немым вопросом побудила незнакомца рассказать о причине визита.

– Я Пантелей Романович Калинин, хозяин клиники, где работает Эдуард Смелов.

– Понятно. Вы отец его жены, – несмело промолвила Даша.

– Да. Лидии, которая страдает без вины. В окно взгляните.

– Зачем? – удивилась Даша. – Зачем? – повторила она, подходя к окну. – Там у машины стоит незнакомец. Зачем он держит за руку моего сына?

– Вопрос хороший. Этот человек может сделать так, что вы больше никогда не увидите своего Бориса. Вам понятно?

– Что я вам сделала плохого? – охрипшим от волнения голосом, спросила она.

– Не бойтесь за ребёнка, пока не будет от меня знака, он никуда не денется.

– А если?

– Он уедет в машине вместе с человеком, который находится рядом.

– Что вам угодно?

– Отпустите Смелова. Живите, как и раньше, без него.

– А сын? Он ждет его. И Эдуард, я знаю, тоже не сможет без него.

– Я отправлю Бориса учиться в Берн. Вместе с вами. Вы будете там жить. А сейчас откройте дверь, впустите человека.

Даша машинально выполнила приказание. В квартиру вошел мужчина, одетый с иголочки, неординарной наружности. Отрицательно-волевое выражение лица испугали Дашу. Она вопросительно посмотрела на профессора. Снова перевела взгляд на гостя.

– Вы кто?

– Извольте представить, Дашенька, это ваш муж.

– Но я не собираюсь замуж, – вспыхнула от гнева хозяйка.

– Я тоже не собираюсь жениться на вас, у меня есть жена, дети. А это хорошо оплачиваемая роль и текст её вы обязаны выучить.

– Зачем вам этот фарс? Я не смогу жить рядом с человеком, который мне не нужен.

– Он нужен для Смелова. Вы позвоните ему и скажете, как, радуясь за сына, не признались в том, что существует новый гражданский муж. И вы с ним уезжаете заграницу. С Борисом Эдуард встречаться будет, как только вы прибудете на каникулы, на праздники. Но общаться с сыном Смелов будет без вас. Например, у родителей в селе. А вы в это время будете находиться со своим новым мужем, то бишь с ним, – Калинин указал на гостя, тот поклонился.

– Но я люблю Эдуарда, – залилась слезами женщина. – Люблю.

– Тогда вам придется оплакивать его на кладбище, если он вернется к вам. А сына сейчас увезут от вас навсегда. Вот чек. Здесь хватит на несколько лет. Там видно будет.

– Я согласна, – еле слышно сказала Даша. И громко крикнула, – согласна!

Профессор подошел к окну и сделал отрицательное движение рукой. Стоящий рядом с Борисом мужчина отпустил руку парня и хлопнул его по плечу. Даша проводила профессора на лестничную клетку, вернулась в квартиру. Села у стола и заплакала. За дверью раздался топот ног. Она зарёванная вскочила и бросилась навстречу сыну. Он вбежал в комнату и остановился, увидев чужого человека. Подошел к нему.

– Вы кто?

– Твой папа, – ответил незнакомец.

– Еще один? – удивился Борис. – Значит теперь у меня три отца. Один умер, второй уехал, третий пришел. Зачем мне столько отцов? Вы не скажете?

– Я самый главный для мамы. Я ее муж.

– Мама! Это правда! А как же тот, Эдуард?

– Идем, я тебе объясню.

– Я не хочу третьего папу! Поняла? Не хочу!

Смелов у себя в кабинете зачеркнул еще один день. Раздался звонок телефона.

– Даша? Я хочу сказать, что мне придется полностью отработать эти два месяца. Я жду встречи с вами. Целую вас, люблю.

На другом конце провода помолчали. Дашин голос тихо, но настойчиво ворвался к нему в кабинет. – Прости, я не сказала тебе всей правды. У меня есть гражданский муж, я уезжаю с ним и Борисом в Берн. Там сын будет учиться. Билеты уже заказаны. Вы с ним будете видеться на каникулах. Прощай.

Ошеломленный новостью Смелов не мог двинуться с места.

В доме Прозоровых Надежда и Сима разбирали белье. Вернее это делала Сима, а хозяйка наблюдала за её работой с кровати. Симе не терпелось поскорее отправить на лечение Надежду. Она пыталась скрыть свою радость расставания с хозяйкой.

– Я практически не знаю тебя и оставляю дом на совершенно постороннего человека, – скрипела Надежда, Сима слушала.

– Но со мною остается Юля, ваш муж, сиделка, приходящая уборщица. И вы скоро вернётесь, пройдете обследование и будете лечиться дома под наблюдением собственного врача – вашей дочери.

– Я не хочу ехать, но Юля настаивает. Придется подчиниться. Она врач, знает.

– Я собрала вам необходимые в больнице вещи.

– Свои лучше казенных. Ты смотри за Юлей. Корми ее, она сама забудет, что надо ужинать. Без завтрака не отпускай.

– Я постараюсь, не беспокойтесь, – ответила лукавая прислуга.

В доме у родителей Смелова переполох. Даша впервые представила родителям Эдуарда и своим Бориса. Восхищенные знакомством с Борисом старики не знали, куда его посадить, кем угостить, ревниво оберегали от других дедушки и бабушки, Дашиных родителей. Вконец забалованный внук взмолился.

– Дедушки и бабушки, я очень рад, что с вами познакомился, но вы мне ходу не даете, можно подумать, я выдут из стекла и мне угрожает опасность разбиться.

Новая родня слушала и ни на шаг не отпускала от себя найденное чадо.

– Ну, Дашка, ну стерва, скрыла внука от нас. То-то она почти перестала приезжать в гости. С тех пор, как ты, Борис родился, – возмущался батя Смелова.

Мать вторила ему: – Надо же так ловко скрывать от нас сокровище, Бореньку нашего, – бабушка все подкладывала ему блинчики с пылу, с жару, подливала сметану.

– Не отпустим вас и все тут.

– Мы с Борисом уезжаем в Берн.

– Куда? – спросили хором дедули и бабули.

– Далеко. Сын там будет учиться. Уже принят.

– Тебе что здесь места мало, сшалела? Баба дурная, – прошамкал прадед Егор, съезжая с полатей задним местом. – Ишь удумала дитенка мордовать у чужаков.

– Так теперь принято, дедушка, – объясняла деду Даша, а тот принялся бегать за ней, замахиваясь не надетым носком.

– Я тебя срамницу поучу, как правнука от меня запрятывать, я тебя халду огрею, чтоб табе приподняло да пришлепнуло, – вгорячах сердился запыхавшийся прадед и опустился на стул. Перед ним поставили тарелку с блинами и он, степенно макая сложенный блин в сметану, начисто забыл о том, за что хотел произвести экзекуцию внучке.

В клинике в отдельной палате разместилась Надежда Ивановна Прозорова. У её кровати находились Юля и Александр.

– Как дела? – вопрошала Юля свою мачеху. – Лучше, надеюсь?

– Слабость непонятная, руки трясутся, как у пьяницы, ноги свинцом налиты, голова шумит.

– Сколько вы всего наговорили, Надежда Ивановна, – вмешался Александр. – Всё пройдет, и вы будете как новенькая.

Во дворе клиники дворник подметал дорожку. Нянечка Светлана подошла к нему.

Увидев её, остановился. Улыбнулся девушке.

– Заходи к нам, жена ждёт твоего прихода. Только и говорит о тебе.

Светлана перешла двор и остановилась у домика, вплотную стоящего ко двору клиники. Дворничиха Вера развешивала белье. Обрадовалась Светлане, пригласила зайти в гости.

– Входи, дочка, чай будем пить со свежим вареньем.

Стол был уставлен мисками с фруктами, ягодами, овощами. Светлана рассматривала снедь.

– Откуда такое богатство? – спросила она Веру. – Как вы ухитряетесь так жить на вашу-то зарплату?

– Эта прелесть нам трудно достаётся, – ответила Вера. – С пяти утра все лето и осень ежедневно один из нас или вместе, когда выдаются свободные дни, ездим на уборку урожая. Яблоки, к примеру, собираем девять вёдер хозяевам и одно себе. И картофель и помидоры, все, что требует уборки. Так и живем. На зиму припасаем. А на зарплату, сама понимаешь, протянешь ноги. Жаль, что мы с тобою мало знакомы, по выходным могла бы ездить с нами.

За окном раздался звук, похожий на тот, который происходит при ударах ложки о миску. Светлана выглянула в окно, выискивая нарушителя спокойствия.

– Это наша бабуля, соседка, стучит. Есть просит. Ей за восемьдесят, плохо ходит, сама не может себе приготовить ничего. Как настает время обеда, напоминает, чтоб не забыли.

– Ваша родственница? – спросила Светлана.

– Соседка, – ответила Вера. – У нее числится дочь, да является к матери раз в месяц в день получения пенсии. Деньги забирает, купит ей булочку, сахару килограмм и с концом. Все пропивает. Ладно, пойду кормить старую.

Дворничиха налила суп в маленькую кастрюльку, на тарелку положила плов, хлеб, в плетеную корзиночку фрукты. Муж подал ей бутылку с чаем. Вера пошла. Светлана увязалась за ней. Подошли к домику. Там на верхней ступеньке крыльца сидела старуха, космы торчали из-под платка. Чистого. Платье простое, но видно недавно постиранное и выглаженное. Бабуля радостно улыбалась Вере, хватала в нетерпении еду. Вера со Светланой подождали, пока бабуля поест. Забрали посуду для мытья.

– И это каждый день? – удивилась Светлана.

– Три раза и обязательно, – ответила Вера. – Мы кормим кошечек, собак, но забываем про людей, которые явно нуждаются в помощи. Помощь не должна быть одноразовой, она должны стать постоянной.

– Какие вы хорошие люди, – задумчиво произнесла Светлана.

– Обыкновенные.

– Не скажите, таких как вы, раз, два и обчелся.

Утром Надежду посетил профессор. Он присел на стул у кровати, измерил

давление, сосчитал пульс.

– Пульс, я вам скажу, как у молодой. Немного повышено давление. У вас, милочка, непорядок с почками. Необходимо лечиться. Почечная недостаточность, симптом тревожный. Очень тревожный.

– А мне надеяться можно, на излечение?

– Можно пересадить вам почку и тогда всё будет замечательно. Я думаю вам по карману?

– Сколько? – задала вопрос Надежда.

– Я с дочерью вашей поговорю, и мы решим, что и как.

Оставшись одна, Надежда в растерянности начала перебирать в тумбочке разную мелочь, достала книгу, легла, открыла её, полистала и положила на кровать. Встала, подошла к окну, постояла, перешла к зеркалу. Ее внезапно посетила настойчиво-надоедливая услужливая память. Она вспомнила о сыне. О том, как бросила на своих друзей малыша, запоздавшее раскаяние терзало её душу.

– Я должна выполнить материнские обязанности перед сыном, необходимо оформить все, что полагается.

В доме Вадима, и Лизы с Андреем не спали. Вадим, молодой человек спортивного вида находился на кухне со своими приёмными родителями. Он целился вилкой в блюдо, где расположилась уложенная селёдочка. Лиза, усмотрев его намерения, поставила тарелку перед ним.

– Спасибо, мама.

– Ты что-то рано сегодня сын?

– Все удачно сложилось, – успокоил он Лизу, – в мою фирму идут солидные клиенты. Как будто других юристов на свете мало.

– Это хорошо, – вмешался Андрей, – сейчас юристов перебор. Все вдруг решили стать адвокатами и экономистами.

– И хотя мы берем дела только явно чистые от криминала, людей много.

– Надо сказать спасибо твоему отцу Прозорову, что ты имеешь такие возможности. – Может мне сочинить дифирамб по поводу моего рождения? Когда меня как ненужного спихнули вам на руки. Это вас надо благодарить за то, что я не стал беспризорником.

– Сынок, – осторожно сказала Лиза, – твоя мама Надежда в больнице.

– Ты хотела сказать, женщина, родившая меня. Я вижу только одну маму – тебя.

– Но бывает же, когда дети прощают своих неверных родителей. Бывают разные обстоятельства.

– Это аморальная форма взаимоотношений между родителями и детьми. Взрослая самка, иначе не назовешь женщину, допустившую нежеланную беременность, в отличие от животного, оберегающего своих детенышей, бросает на произвол судьбы беспомощного малыша. Им плохо, никому не нужным детям. Они проходят все круги ада в нашем бессердечном мире.

– Но Надежда больна и может умереть, – настойчиво внесла поправку Лиза.

– Я не являюсь виновником ее смерти. А как юрист хочу, чтобы любое преступление против личности было наказано. У меня нет никаких нежных чувств по отношению к ней, а выдумывать страсти я не буду.

– Но она же нам помогла.

– Да, потому что денег некуда было девать, награбленных путем приватизации.

– Но мы взяли всё, что нам дали, – упрямо настаивала Лиза.

– Я считаю, что жизнь нам принесла лотерейный выигрыш, неважно от кого.

– А ты эгоист, сынок, – молвил Андрей.

– Оставим этот разговор. Родители биологические откупились от меня деньгами. Это не нарушило закон. А я с законом дружу. Законопослушный гражданин, и если мне еще что-то достанется по наследству, приму без разговоров. С гордою душой жить в нищете, оскорбление похуже, чем взять то, что тебе принадлежит по праву рождения. Меня оставили оба родителя. Не вспомнили, пока я был маленьким и ты, отец, зарабатывал на жизнь торговлей пирогами, которые пекла мать. А у вас высшее образование. Вы всё, что могли, отдали мне тогда. Вы и есть мои настоящие родители, и я вас очень люблю.

– Значит, ты окончательно не желаешь встретиться с ней?

– Зачем мне с чужой тёткой встречаться. Врать, что рад свиданию. Я давно перестал ненавидеть женщину по имени Надежда и отца именуемого Виталием, господ Прозоровых.

В кабинет профессора вошла Юля Прозорова. Она остановилась у стола и молча уставилась на хозяина. Поединок взглядов закончился поражением для него. Профессор опустил глаза, жестом пригласил гостью присесть.

– У вас ко мне вопрос, Юлия Витальевна?

– Скорее просьба, – ответила она. – Зачем вы предложили пересадку почки моей мачехе? Вам нужны деньги?

– Деньги нужны всем, в том числе и вам. При их наличии, почему бы не помочь богатой даме продлить жизнь? У вас неразрешимая проблема с наследством? Откажетесь помочь? Вам жалко денег?

– Сама не знаю, чего хочу. Но точно знаю – я против пересадки. Пусть живет столько, сколько ей отведено судьбой.

– Так, – откинувшись на спинку кресла, протянул профессор, – я вижу, что будь разрешена эвтаназия, вы бы не отказались применить её к своей матери?

– Если честно, не против, даже если она запрещена.

– И вы не боитесь Божьей кары? Она страшнее законов, созданных людьми.

– Вы прекрасно понимаете, профессор, что я в курсе того, что в нашей клинике эвтаназия существует.

– И кто вас просветил? – спросил сердито Калинин.

– Сама догадалась. Мне, как врачу, очевидно, что без помощи извне многие были бы живы долгие годы.

– Я, надеюсь, вы поняли, что сейчас вы дерзите мне?

– А вы меня увольте, тогда я смогу привести статистические данные смертей от эвтаназии.

– Разговор окончен, – хлопнул ладонью по столу профессор, – уходите и пригласите ко мне Александра Петровича.

Сердитая Юля выскочила за дверь кабинета. Профессор, оставшись один, лихорадочно начал раскуривать сигарету. Без стука вошел Александр и остановился у двери.

– Чего застрял? – рявкнул профессор, – проходи.

– Что-то случилось? – на ходу задал вопрос визитер.

– Существует возможность выхода из-под контроля ситуации. Твоя пассия наговорила мне сто вёрст до небес. Откуда она знает об эвтаназии? Ты меня просил взять её на работу к нам, и теперь ты, и только ты в ответе за всё, что может натворить столь экстравагантная особа.

– Не понял, почему она взбесилась?

– Я предложил её матери пересадку почки, та согласилась, а дочь взбрыкивает. Предпочитает смерть от почечной недостаточности.

– У них серьезные семейные разборки, – вздохнул Александр.

– Не вмешивайся в них, а доченьку постарайся направить к мысли самостоятельно разобраться с Прозоровой. Так тихо, мирно, чтобы она пришла сама к такому выводу. Её необходимо взять на крючок. И жадность сделает это за неё. Лошадка усмирится, ты получишь приданое. Сам же останешься чист.

– Мне можно дать ей ампулу, если попросит?

– Не дать, а продать, и не ты это сделаешь, а наш поставщик. Ты ей только подскажешь, где можно взять. А может быть она изберет другой способ избавления.

– Передозировку калия?

– Не обязательно. Она врач и знает сама, какие препараты вызывают смерть без подозрения.

– Согласен. Я пошел?

– Иди, обуздывай мустанга. Она со злости может наломать много дров. А нам с тобою состояние Прозорова, ох, как нужно. Огромное, через твою женитьбу прямое.

– Я постараюсь. Пока.

Удивленная Надежда смотрела на Юлю. Та стояла у окна, скрестив руки. Веки её подергивались, но Надежда этого не замечала. Она была занята новым ходом действий дочери.

– Не понимаю, – рассуждала больная, – то ты настаивала на операции, тащила меня больницу, теперь же, когда стало ясно, что она необходима, ты – против. Почему? Может быть ты не хочешь, чтобы я долго жила? Не молчи, скажи, и я немедленно покину клинику.

– Тебе её не вынести, – рассердилась Юля. – Трансплантация – это очень серьезно.

– А умереть через пару лет в мучениях, не серьёзно?

– Поступай, как хочешь.

– Мне необходимо на несколько часов съездить по делам.

– Куда? Зачем? – всполошилась дочь.

– Привести в порядок бумаги. Цветы посмотреть. Вдруг их Сима поливать забывает. Черепашку свою увидеть хочу. А главное проведать твоего отца.

– Какие бумаги? – рассмеялась Юля. – У тебя что? Куча наследников? Необходимо составить завещание? Я не верю, что всё, о чем ты говоришь, забавляет тебя.

– Позволь мне самой знать, что мне делать и когда, – сухо ответила Надежда.