Текст книги "Эвтаназия (СИ)"

Автор книги: Анна Майская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Мама, я так рада тебя видеть. Вот аттестат. С отличием!

Через несколько дней после выпускного бала у Юли с отцом произошел неприятный разговор. Он настаивал на том, чтобы дочь шла учиться в медицинский институт.

– Ну почему медицинский? – раздраженно крикнула она.

– Я так хочу. Сказал и точка, – ответил отец.

– Да с твоими миллионами мне не обязательно учиться. Можно прожить и без высшего образования.

– Миллионы – дело ненадежное, сегодня есть, завтра растворились, а образование категория пожизненная. Его у человека не отнимешь.

– А жить когда?

– Если ты включаешь в слово "жить" только трату отцовских денег, то я зря старался воспитать достойного человека.

– Родители, родив детей, обязаны позаботиться об их материальном благополучии.

Возмущенный Прозоров попытался ей возразить, но вдруг повернулся и пошел на выход. Обиженная Юля посмотрела на ретировавшегося отца и бросила ему в спину:

– Я вас не просила меня рожать, и жить я буду, так как сама хочу. Понятно, как хочу сама.

Смелов в кабинете разговаривал по телефону. Он сидел и крутился в кресле, отвечая на звонок. – Имей совесть, Дашок! Сегодня год как мы с тобой виделись. Хочу тебя, понимаешь? Хочу! Почему невозможно? Брось ты все свои обстоятельства. Кто я для тебя в конце концов? Я два десятилетия живу твоими обещаниями. Сейчас буду.

Надежда, Юля и Ульяна сидели за столом на кухне, опечаленные, не желающие осознать случившееся. Виталий Прозоров попал в автомобильную катастрофу. Остался жив, но с работой было покончено навсегда, как и самостоятельными передвижениями. Его машина вдребезги разбилась, шофер погиб, а он чудом выжил. Сейчас Надежду беспокоило состояние здоровья мужа, Ульяну – сочувствие больному, а Юлю интересовали совсем другие заботы.

– И кто теперь будет управлять фирмой?

– Сергеев, заместитель, а подписывать документы и распоряжаться всем буду я, – ответила Надежда.

– "Кухарка будет управлять государством?" Ленинские тезисы вспомнила, мама?

– Я экономист по образованию и часто помогала Виталию с бумагами.

– Значит, ты теперь главный финансист и обращаться за деньгами я должна к тебе? – настаивала Юля.

– Конечно, у тебя ничего не изменится. Свои деньги на расходы ты получишь.

– И это всё? А ты будешь распоряжаться всем? Одна?

– Юля, побойся Бога. Речь идет о жизни и смерти твоего отца, а ты о деньгах, вмешалась Ульяна. – Откуда в тебе эта жадность?

– Пошли вы подальше, – сердито ответила Юля и хлопнула дверьми.

Оторопевшие женщины вопросительно посмотрели друг на друга. Ульяна встала и молча принялась за мытье посуды, не глядя на Надежду. Надежда следила за движениями кухарки. Ульяна повернулась к Надежде.

– "Вот тебе, бабушка и Юрьев день", – промолвила хозяйка.

– За что боролись, на то и напоролись. Любовь без оглядки сделали девчушку бесчувственной к страданиям отца и жадной до денег. Кто воспитал? Кто виноват? У своего сыночка отобрала любовь и всю передала приёмной дочери. Теперь не плачь. Хорошо ещё, что она не знает, что ты ей не родная мать.

В столовой мединститута Юля молча допивала чай. К ее столику подошел высокий, самоуверенный, спортивного вида парень. Юля давно заприметила его и желала познакомиться с ним поближе. Он же всегда в окружении смеющихся девушек, поглядывал в её сторону. Увидев её, расстроенную, притихшую, решился подойти к ней.

– Давно мечтал познакомиться с Юлей Прозоровой, – присаживаясь за столик, сказал парень.

– Я тоже заприметила тебя, как только поступила в институт. Жаль, что мы выступаем с тобой в разном весе. Ты – выпускник, а мне еще год интерна.

– Извини, но я вижу, в последнее время тебя что-то гнетёт?

– Гнетёт? Нет, гложет, давит, режет, убивает, – прорвалась Юля. – Не знаю почему, но мне хочется признаться тебе во всем. У меня нет подруг, друзей. Я одна, выговориться не с кем. Ты мне кажешься очень надежной опорой в жизни.

– Я выслушать умею, – ответил Александр. – Помочь? Понадобится, помогу. Ты мне очень нравишься, малышка. Извини за скороспелое признание.

– Наоборот как раз во время. Я на распутье мыслей и не могу сама в них разобраться.

– Александр, – подсказал он, подсаживаясь поближе, – Расскажи.

– Мой отец – миллионер. Попал недавно в аварию, инвалид в коляске. Развалина. Не ходит, еле говорит, отошел от дел. Всем в доме стала заправлять моя мать. Я – единственная их дочь не имею права взято то, что мне нужно. Меня ограничивают в деньгах, поступках. Навязывают свои идеи, желания. Даже прислуга мной управляет. Я так больше не могу. Хочу полной свободы действий.

– Бунт на корабле?

– Можно и так назвать. Нет терпения смотреть на мамочку. Как клуша сидит на деньгах, ни себе, ни людям. А прислугу, ведьму старую, я удавить готова.

– Зачем давить, если можно заменить. Я помогу тебе найти подходящую, которая будет выполнять твои указания.

– Хорошо бы, – нетерпеливо ответила Юля. – У нас сотни миллионов. Недвижимость. Мой отец был далеко не Фомка, успел на ярмарку, во время приватизировал, сколько можно было прихватить типу такого ранга.

– А мать?

– Изжога – не человек. Умишко невелик, амбиции безмерные.

– Как ты свою мать не любишь. За что?

Сердитая Юля мяла салфетку. Александр поднял за руку девушку со стула, обнял за плечи и повел к выходу. Они нашли полное понимание, целовались на скамейке в сквере, ходили по аллеям, Юля прижималась к своему спасителю от тягостной скуки, а Александр был в полном восторге от столь удачного, по его мнению, знакомства.

Вечером этого дня Александр и девушка эксцентричной внешности, которую он называл Симой, сидели на скамейке. Он фривольно шарил у нее под жакетом по груди. Она возвращала его руку на его собственные колени. Александр откинулся на спинку скамейки.

– Кое-что узнала. У меня там свой охранник работает, двоюродный брат. Прозоров – инвалид. Юлька сама по себе ничего не представляет. Одержима завладеть всем имуществом, стать полноправной хозяйкой.

– Ну, а Надежда, свет Ивановна, – что ты скажешь про неё, Симон?

– Сима, – поправила его девушка. – Сима. Запомни, наконец. А вот Надежда Ивановна, – тут ты упадёшь, не встанешь. Это сестра родной матери Юли. Алёна умерла при родах. У Надежды была любовная интрижка с Прозоровым, отцом Юли.

– А дальше?

– Алёна их застала в любовной сцене и выгнала сестру. А когда умерла, Надежда вышла замуж за своего любовника и стала для Юли мамой.

– А Юля знает, что Надежда ей не мать, а тётка? Да еще бывшая любовница отца?

– Неведомо сего отрочице. И это сыграет положительную роль для нас с тобой. Я устроюсь к ним экономкой, стану подругой Юле, а ты...– она внезапно взъярилась. – Ты смотри не влюбись в наследницу миллионов? Я никому тебя не уступлю.

– Ты, Симон, вне конкурса. Как только осуществится наш план и будет достаточно капусты, мы бросим кости на берегах Кипра или еще где. Сима, помощница, друг, любимая, у нас все получится.

На скамеечке в сквере Александр в нетерпении ожидал запаздывающую Юлю. Она появилась и села рядом с Александром. Он обнял её. Поцеловал в щечку. Нежно поглядел в глаза девушки, долго, призывно, отчего та опустила глаза, не выдержала взгляда.

– Здравствуй, что за новости ты собираешься мне сообщить?

– Сногсшибательные. Знаешь ли ты, моя прелесть о том, что Надежда Ивановна твоя тётя, а не мать?

Удивленная Юля приподняла брови, отрицательно покачала головой. Она опешила. Даже слов не нашла от столь дерзкой новости.

– Мамой твоей была Алёна, она умерла при родах. Но это еще не всё. Надежда, свет Ивановна, имела любовный роман с твоим отцом. Алена застала любовников в постели и выгнала изменницу-сестру из дома. Как она попала в дом после смерти твоей матери и стала воспитывать тебя, не знаю.

Некоторое время Юля бесцельно скользила глазами по зеленым ветвям деревьев, встала, внимательно посмотрела на собеседника.

– Это правда? Моя мама умерла, а сестра её ложе заняла обманом? Но почему мне старая Ульяна не рассказала об этом?

– Она с ней заодно. Ты свою мачеху спроси внезапно. У вас есть фотографии, вот пусть и расскажут, кем тебе приходится Алёна. А старуху Ульяну, сводницу, нужно выгнать немедленно. Я тебе найду отличную экономку, она станет твоей подругой, будет заботиться. Это моя родственница, она закончила кулинарный техникум, готовит, объядение. Умная, молодая, вам будет, о чём поговорить. И она нуждается в работе. Зовут Сима. Ты сразу же почувствуешь себя настоящей хозяйкой, Сима будет подчиняться тебе беспрекословно.

Вечером Юля принесла альбом с фотографиями на кухню, где как обычно Надежда разговаривала с Ульяной. Они обе замолкли, как только она вошла. Увидев альбом, Надежда вопросительно посмотрела на Ульяну. Та ответила ей коротким взглядом. Юля открыла страницу с фото, на нем была изображена Алёна.

– Это моя мама? Да? – спросила она врасплох.

– Она, – растерянно ответила Надежда, – но я не виновата, что Алёна умерла . Меня она вызвала к себе перед самыми родами. Была серьезно больна.

– И ты осмелилась приехать после того, как она тебя выгнала? – последовал беспощадный вопрос.

– Опомнись, дочь, я отдала тебе лучшие годы жизни.

– Мне или деньгам отца? Жить в нищете, наверное, хуже, чем быть нянькой чужого дитя? Не так ли тётя?

– Кто вбил тебе в голову эту чушь? Подумай, как я к тебе всегда относилась? Разве между нами были какие-то недоразумения?

– Нет, – подумав, ответила Юля, – но это не значит, что вы с отцом должны были обманывать меня. У меня сейчас приём в клинике, я иду туда на практику. Позже поговорим.

После ухода Юли, Ульяна подошла к хозяйке.

– Чаю? – спросила она.

– Лучше отравы, чтобы не слышать такого.

– Я видела её в компании парня, не раз, – с расстановкой резюмировала Ульяна.

– Ослеплена любовью проходимца?

– Скорее всего. Раскрытие тайны никому до сих пор было не нужно.

– Что мне делать? – Надежда смотрела на старую женщину с надеждой утишить боль нервного перенапряжения.

– Ждать. И бури утихают, и землетрясения, наделав дел, успокаиваются. Поживем, увидим. Да. Кто-то разбудил спящий вулкан стяжательства. По трупам пойдет наша дева.

В кабинет доктора Смелова вошла Юля. Он с любопытством разглядывал юную посетительницу. Она смущенно перебирала пальцами ручку сумки.

– Понравилась вам наша клиника, Юлия Витальевна?

– Еще бы. О такой можно только мечтать. Новейшее оборудование, сверхсложные операции по пересадке человеческих органов. А осложнений с поставкой доноров не бывает?

– Это самый трудный момент. Больных, нуждающихся в пересадке, гораздо больше доноров. Годами ждут своей участи.

– Всё поставляется централизованно?

– Да, специальная больница готовит донорские органы. По нашим заявкам доставляют то, что у них появляется.

– А донор-больной бывает?

– Конечно. Если в ДТП попал в нашем районе, и его доставляют к нам. Его данные соответствуют заявленному официально. У человека нет надежды выжить, родные согласны.

– А если нет родных?

– Тогда на усмотрение профессора.

Звонок телефона прервал их беседу. Смелов взял трубку. Юля, сделав, шуточный, но изящный реверанс, помахала ему ручкой и удалилась.

– Алло! Я слушаю. Это ты, Александр? Я думал, что кто-то другой. К сожалению, не она. Да все сижу и жду, – крикнул он в трубку, рассердившись, – королева запечная, много о себе думает. Сделала из меня паяца, дурака по жизни.

В двери заглянула медсестра. Игриво посмотрела на доктора. Он вышел из-за стола. Она потянулась к его губам. Он поцеловал ее в лоб. Отстранил.

– Вас профессор вызывает, Эдуард Борисович, – с кислой миной произнесла прелестница и вышла из кабинета.

Профессор сердито уставился на вошедшего хирурга. От былого ловеласа, сидящего в кресле, осталась только грива великолепных седых волос. Он жестом пригласил Смелова присесть.

– Вы, Эдуард Борисович, говорят вчера были ни бе, ни ме, ни кукареку. И на работу опоздали. Вы думаете, что если являетесь отличным хирургом, можете позволять себе пьянствовать, опаздывать на операцию? Так можно и форму потерять. А хирургу такого ранга необходимы трезвость мысли и твердая рука. По вашей милости вчера не состоялась пересадка почки. Я тот скандал, что мне родные больного закатили, перевожу на вас.

Смелов слушал молча, возразить было нечего. Его спасла от дальнейшей экзекуции женщина, лет тридцати, с серьезными глазами. Она остановилась у стола профессора. Смелов рассматривал её мраморность кожи открытого платья, хорошие пропорции фигуры, аристократизм движений. Профессор встал ей навстречу, поцеловал.

– Можно к тебе, папа?

– Рад видеть, проходи, – он повернулся к Смелову, – вчера из-за границы прибыла.

Знакомься, дочь – светило хирургии Эдуард Смелов. Ведущий хирург, холостяк. Хочу, чтобы ты узнала его поближе.

– Ничего себе светило, – протягивая руку Смелову, проговорила Лидия, – от такого светила сердце в пятки сползает. Я поздороваться зашла. Ты, папа, рано уехал, я еще спала, – она снова обратилась к Смелову, – я приглашаю вас на коктейль. Завтра в восемь вечера.

– Слушаю и исполняю, – целуя ей руку, ответил Смелов.

После ухода Лидии, профессор обратился к Эдуарду. – Ну что ж, разнос не состоялся. Вам повезло. Я редко видел дочь. С женой развелся. Она до самой смерти по заграницам шастала. Смотрите, не опаздывайте на коктейль, доставьте мне удовольствие видеть дочь весёлой.

В доме профессора Смелов обнаружил с десяток пар. Ни с кем из них он не был знаком. Ему становилось явно скучно. Он подошел к стене, где были развешаны картины и начал их разглядывать. Лидия незаметно подошла сзади.

– Скучно? – спросила она гостя.

– Ужасно, – улыбнулся Эдуард.

Он поцеловал протянутую ему руку. Лидия опустила глаза. Её грудь явно задышала чаще обычного. – Идёмте, я покажу вам дом, – она взяла его под руку.

Прошли несколько комнат. Их было не менее шести. Вошли в небольшую гостиную. Прямо перед ними стояла тахта. За опущенными ресницами Лидии мелькнула страсть. Она короткими вскользь взглядами рассматривала гостя и переносила снова взор на кончики своих туфель. Смелов стоял в растерянности. Он не знал, как ему поступить с дочерью босса. Снова поцеловал ручку. Лидия подняла ресницы и призывно посмотрела на него. Он остался без движения. Тогда она молча взяла его за руку и посмотрела на стену. Смелов по направлению её глаз определил местонахождения выключателя, но не понял, что ему делать дальше. Она, держа его за руку, шагнула к электрическому кругляшу на стене и другой рукой вырубила свет.

Смелов включил свет. Лидия молча глядела, как он приводит себя в порядок. Стремительно соскочив с тахты, поцеловала его.

– Непонятно, кто из нас кого совратил? – рассмеялся он.

– Теперь ты обязан на мне жениться, – ответила она, поправляя прическу.

– Мадам, я предлагаю вам руку и сердце, – в тон ей ответил новоиспеченный жених.

Лидия подвела кандидата в мужья к отцу и тихо, чтобы не слышали окружающие, сообщила ему новость. – Твоя дочь, кажется, выходит замуж.

– Кажется, или выходит? – спросил профессор, глядя на Смелова.

– Я только что сделал вашей дочери предложение, – поклонился он отцу невесты.

– И она его приняла? – удивился отец.

– С огромной радостью, – ответила дочь.

– Вы меня разыгрываете? – озадачился профессор.

– Абсолютно серьезно, – подтвердил Эдуард.

– Но вы же познакомились только вчера?

– Это ни о чём не свидетельствует, – запротестовала Лидия.

– Неприступная крепость, а сдалась в одно мгновение, – пробурчал отец.

– Я рада своему поражению, – потерлась щекой о щеку отца Лидия.

Кабинет директора неординарен. На письменном столе расположилась бутылка водки, соленые огурчики. Профессор и Смелов выпили по рюмочке, крякая, закусили огурцом. – Первейшая закусь в деревне, – жаль, что я не сообщил ничего родителям.

– Хорошо. И правда хорошо. Ваша годовщина подорвала мои традиции не пить много. Я до сих пор не верю, что моя дочь вышла замуж, да еще с такой космической скоростью.

– А я впервые лечу вечерами домой. Меня ждет жена.

Дома его встретила Лидия. – Я так соскучилась. Ждала.

– Я тоже, – ответил он. – С нашей свадьбы прошел год, а как один день. Пойду, умоюсь.

Назавтра, едва Смелов закрыл за собою дверь кабинета, раздался междугородный звонок.

– Даша ? Ты откуда? Из дома? Рад тебя слышать.

– Мне нужно кое-что тебе сказать, – услышал он на другом конце провода.

– Мне тоже, – ответил он, не дослушав, что она хотела ему сообщить. – Я женился.

– Когда? – упавшим голосом спросила она.

– Чуть больше года.

– Извини, мне пора, – ответила Даша. – Мой муж умер. Недавно.

– Сочувствую, – сказал Смелов и только после того, как положил трубку, с ужасом осознал известие. Дашин муж умер, преграда двух десятилетий преодолена, а он теперь женат. Вскочил с кресла, открыл окно. Закурил. Сердце глухо стучало. – Свободна!

Смелов в кабинете просматривал истории болезни, когда к нему вошел Александр.

Хозяин кабинета посмотрел на визитера. Приподнял брови в немом вопросе.

– Там в пятую палату поступил старичок. 65 лет. Капиталист. А с дочкой не в ладах.

– Что хочет дочь?

– Эвтаназии.

– Здоровому отцу?

– Отец не знает, что он здоров. Они ему наплели о загадочной болезни, и он поверил. Сейчас под капельницей. Чтобы угомонить бодрячка подключил седативные. Станет вялым, полусонным.

– И сколько стоит наш миллионер?

– Полмиллиона баксов.

– Дорогой, – откинулся в кресле Смелов. – И тебе его не жалко?

– Я цель поставил, скопить капитал и выехать отсюда. Купить клинику и жить, не зная горя. А вы не то же думаете?

– Пожалуй. Но мне не для кого жить. Я свою жизнь давно сбросил под откос.

– Из-за неё? Она вам не звонила?

– Звонила. Сообщила, что умер муж. Ждал так долго, преграды устранены, а я теперь женат.

В доме Прозоровых наладился неустойчивый мир. На кухню вошла Юля. Она раздраженно шагала по кухне, но, увидев, что её маневр не заметили, остановилась.

– Ульяна, подай мне чаю, – приказала она.

– Чайник на плите, горячий, у меня руки в тесте, налей сама, – ответила старуха.

– Подавать чай, ваша обязанность, – подчеркнула Юля.

– Смотри-ка голосок прорезался у девы. Учитель у тебя хороший видать, сразу видно поешь с чужого голоса.

Юля нервно повернулась и убежала. Ульяна вымыла руки, налила чай, поставила на стол. Присела на стул, вытянула ноги.

– Ох, ти, тошно моё. Износилась, мочи нет больше. А куда деваться. Жить негде, родни никакой. Смолоду жизнь положила на этих хозяев. Состарилась. Трудилась как пчела.

На кухне появились Надежда Ивановна и Юля. Вторая явно настроилась воинственно. Задрав нос, осталась стоять у входа. Надежда прошла к столу. Ульяна сердцем почуяв недоброе, молча смотрела на хозяек. Натруженные ноги болели, ныла спина. Она еле встала, согнутая прошла к плите.

– Ты что, Ульяна, очумела, хамишь, не выполняешь распоряжения хозяйки? – выговаривала Надежда.

– И ты туда же. Неужели не видишь, что идёт борьба за мое выживание из дома. Я ей мешаю. Да не только я, смотри, Юлии скоро станет тесно и с тобою. Я уверена, мне нашли замену.

– Не придумывай, старая. Я не хочу другого человека в доме. Ты больная, прожила здесь век. Куда пойдешь?

– Ты правильно сказала, я изношенная работой на вас, лошадь. Мне порой уже невмоготу прислугой быть. Устала. Неужели за пятьдесят лет преданности этому роду я не заслужила отдыха? Мне сегодня семьдесят исполнилось.

– Да? – удивилась Надежда, – а я не в курсе.

– Невелика заслуга быть именинницей, – подала голос Юля.

– Смотри, Надежда, как бы и тебя не постигла моя участь. Выставят за двери и не скажут за что.

– Мне жаль, но придется нанять другого человека. Молодую прислугу.

– А меня? Меня куда? – вопрошала Ульяна.

– Найдем мы тебе угол, – неуверенно высказалась Надежда, – хоромы большие, флигель пустой. Питаться будешь с нами, заслужила.

– Ни за что. Работодатель не отвечает за судьбу своих работников. И я хочу, я требую, оставьте нас. Вы немощны, не можете работать. Много желающих на ваше место. Я не хочу сама наливать чай и слушать ворчание старухи.

– Ты, дева, далеко пойдешь, – молвила Ульяна, тяжело поднимаясь со стула, – Но помни, за всё в жизни нужно платить. За все наши грехи существует возмездие, кара свыше. И тебе её не избежать.

– Не каркай, – отчеканила Юля, – и поскорее оставь нас.

– Прощайте, – кланяясь хозяйкам, ответила Ульяна, – пора мне действительно собираться. Не хочу, не могу быть здесь дольше ни одной минуты. Неблагодарность – тяжкий грех. Поверь, Надежда, это отродье достанет и тебя. Ненависть движет её поступками. Уйду я от вас, хоть и не знаю куда.

– Убирайся старуха! – крикнула в ярости молодая хозяйка. – Убирайся!

В доме профессора собралась вся семья. Смелов за столом рисовал план предстоящей операции. Профессор листал журналы, Лидия откровенно скучала.

– Опять ты занят. Мы женаты четыре года, а кажется что сто. Я всегда одна.

– У меня завтра серьезная операция.

– А я хочу внимания, – капризничала жена.

– Роди ребёнка, будешь занята.

– Ты знаешь, что детей у меня не будет.

– Давай возьмем готового.

– Я не хочу чужого, да и от своих была бы не в восторге. Я не люблю детей.

– Тогда иди работать.

– Ты дерзок, если предлагаешь мне то, что со мной несовместимо.

Сердитая Лидия выскочила из комнаты. Профессор закурил сигару. Помолчал.

– Поговорим, зять? – спросил он после паузы.

– Поговорим. Мы с вами стали заниматься преступным промыслом?

– Ай, яй, зятек, да в тебе невинность заговорила. Я думал, ты понимаешь всё с первого дня. Операция донор-больной почти всегда носит криминальную основу, тем более что у нас эти доноры неучтённые, безымянные люди.

– Люди, пропавшие без вести, – уточнил Смелов.

– Пожалуй, да. Но они проходят наряду с плановыми операциями и слава о тебе, как о хирурге, шагнула за рубеж. Тебя ставят в ряд самых знаменитых светил.

– Я как страус, прячу голову под крыло, не желая видеть очевидных вещей, обременяющих совесть. Я, например, не интересуюсь, откуда у меня донор лежит на столе, подготовленный другими для операции.

– Щадил тебя. Всю грязную работу выполняют другие. А публику берём на улице. Подростки, бомжи, иногда вполне приличные люди. Зазевается парень или девушка на вокзале, в аэропорту, а наш агент ведет раззяву в ресторан, потом приглашает к себе домой. Обычно до дому не доезжают, прямо сюда без сознания.

– Они их бьют? – насторожился Смелов.

– Как грубо. Просто усыпляют. А потом в вену укол и человек готов для опытов-анализов. Ты знаешь, сколько больных ожидает доноров? Все хотят жить, но не все могут оплатить свое продление жизни.

– Нам даже в аду будет мало места.

– Оставь лирику. Живем один раз. Наши счета пополняются и составляют настолько приличную сумму, что можно хоть сейчас уехать куда угодно свободными от всех и вся.

– А кто нам дал право сортировать людей на нужных и ненужных?

– Власть. Всякий извлекает выгоду из того, чем владеет. Ты помнишь день своего морального падения?

– Конечно. Эвтаназия. Я из чувства сострадания помог Николаю.

– Взял грех на душу. Убил человека.

– Как грубо.

– За то верно.

– За грехи родителей ложится ответственность на детей. Хорошо, что у меня их нет.

– У тебя, Эдуард Борисович, минорное настроение. Пора тебе отдохнуть. Развеяться. Хочешь на недельку сорваться и уехать, куда глаза глядят? Побеситься на славу? – хитро подловил зятя профессор.

– Раньше да, а сейчас нет.

– Я знаю. Поезжай в другое место. Со шлюхами оттянись. Попьянствуй. Встреться со старыми друзьями.

– Я подумаю.

Смелов подошел к двери Дашиной квартиры. У нее при виде его округлились глаза. Она поспешно вышла в коридор, не приглашая войти. Он удивленно молчал, глядя на нее.

– Там кто-то есть? Любовник? Новый муж? – настаивал он.

– Уходи, я к тебе сама приеду. Ты где остановился?

Неожиданно дверь распахнулась и из-за спины Даши выгляну подросток лет четырнадцати-пятнадцати. Он улыбнулся Смелову. Потом взял его за рукав и потащил к двери.

– Пойдем к нам в гости.

– Ты кто? – удивленно спросил Смелов.

– Мамин сын. Борис.

– Сколько тебе лет?

– Пятнадцать.

– Ты учишься?

– Конечно. Заканчиваю восьмой класс.

Смелов вопросительно смотрел на Дашу. Та уклонилась от взгляда. Она потихоньку вталкивала сына в дверь. Когда дверь захлопнулась, Борис принялся настойчиво молотить в нее ногами.

– Откройте, – кричал он, – откройте.

– Уходи, – шепнула Даша, я буду скоро.

В гостиничном номере Эдуард у зеркала рассматривал свое отражение. Скалил зубы, хмурился.

– Проспал любимую. Наверняка у неё есть муж или любовник.

Стук в дверь отрезвил его мысли. Он открыл её и пропускал Дашу в номер так, что ей пришлось протискиваться. Жадно принюхивался к полузабытому запаху женщины. Родному, неповторимому. Даша вошла и присела на диван.

– Не томи меня, Даша. Это мой сын? Итог одного из наших свиданий?

– Да.

– И ты посмела скрыть от меня ребёнка?

– Ты женат.

– Я женился намного позже его появления на свет.

– Тогда еще был жив мой муж.

– Сын носит его фамилию?

– Да. Он Борис Васильевич Залесный.

– А должен быть Борис Эдуардович Смелов.

– Что теперь вспоминать о прошедшем. У тебя есть дети?

– Не имеется.

– Я была в твоём городе после того, как ты мне сообщил о женитьбе. Мне рассказали, что жена твоя дочь профессора, хозяина клиники. Ты счастлив. Работой доволен.

– Я готов полжизни отдать, чтобы вернуть всё обратно.

– Неправильно будет смущать Бориса, вселять несбыточные надежды.

– Он мой сын и я хочу к нему. Но прежде позволь обнять тебя.

В палате подготовки для операции по пересадке органов лежал старик, Никита Сидорович Вершинин. Это был крепкий мужик с большими жилистыми руками, лет шестидесяти пяти. Занимался удачно-таки торговлей и его фирмы, многочисленные филиалы находились не только на родине, но и за рубежом. Миллионные прибыли были заработаны им серьёзным трудом. Начинал с магазинчика, но пошёл в гору , когда организовал собственные подсобные хозяйство по выращиванию овощей без химических добавок. Его вывела на орбиту бизнеса экология, которую он боготворил. И у него везде была постоянная клиентура частная и оптовики. Теперь он находился в больнице и беспокойно оглядывал молоденькую санитарку, прихрамывающую на одну ногу, курносенькую мало заметную девушку.

– Как зовут тебя, милая? – спросил он.

– Светлана. Я ваша няня. К вам приставлена специально.

– Это хорошо, Светлана, только вот я не знаю, зачем меня сюда привезли. Я никогда не прибегал к пилюлям и уколам и чувствовал себя прекрасно.

– Наверное, у вас болезнь обнаружили, если привезли сюда. В больнице здоровых не бывает.

– Не знаю, не знаю, – сомнительно покачал головою старик, – я даже не помню, как попал сюда.

– Значит, вы все-таки заболели. Вам сколько лет?

– Шестьдесят пять. Работаю, не сижу ни на чьём иждивении. Только вот моя дочка всё боссом стать хочет. В мозгах у неё извилины дали сбой, только жадность осталась, руки загребают то, что ими не создано.

– Она же ваша дочь, зачем вы так о ней? – поинтересовалась Светлана.

– Познакомишься и поймешь, что она не дочь, а больше на аспида похожа. – Он ощупал себя руками, – странно, руки здоровы, ноги ходят, голова в порядке, а я на постельном режиме, – подытожил Никита Сидорович и отвернулся к стене.

Светлана уже закончила уборку в палате, когда в проеме двери без стука появилась дочь старика. Он услышал её и повернулся к ней лицом. Она вызывающе смотрела на него и молчала. Он с некоторым недоумением ждал объяснения происходящему.

– Хороший персонал тут, – нервно заговорила она, – не дают прохода.

– Зачем ты меня сюда отправила? – опуская ноги на пол, спросил отец. – Я здоров как бык?

– После капельниц, – последовал иронический ответ.

– Я после них как раз и чувствую, что хуже становится. Зачем пришла?

– Доверенность кончается. А без неё меня никто не признаёт. Ты должен немедленно подписать другую, постоянную, не как эту на неделю.

– Не выпишу, не надейся, у тебя власть еще три дня будет в руках. Забирай меня отсюда, я что некондиционный? Умом обделённый, не могу за себя отвечать?

– Все старики становятся такими.

– Ты забыла, что в моем возрасте еще жениться можно.

– Вот-вот. Блажь в голове, ещё и вправду меня мачехой наделишь.

– Будь я нищим, ты бы меня в больницу не упекла. Я не болен, но как попал сюда, не помню. Попил пивка и отключился. Подсыпала чего?

– Ты невыносим отец. Доверенность может подписать врач.

– Не дождешься. Захотела распоряжаться плодами чужих трудов?

– Я твоя дочь, и ты обязан содержать меня, как подобает.

– Тебе сорок лет. А ты не знаешь где у коровы титьки. За то меня доить научилась. Стричь купоны.

– Отец, прошу тебя, дай мне доверенность. Я не уйду, пока не подпишешь. Слышишь, папа?

– Не выйдет, не проси. Прощай. До скорого дома, а не здесь.

После ухода дочери, Светлана вышла из подсобной комнаты при палате, куда она вынуждена была спрятаться.

– Мне так неудобно, я всё слышала. Какая злая у вас дочь.

– В трясину жадности попала. Не успокоится, пока не захлёбнется. Ты, Светлана, позови-ка мне врача, поговорить с ним надо.

Санитарка вышла из палаты и направилась исполнять просьбу больного. Совершенно неожиданно она увидела, стоящих у окна дочь старика и Александра. Они её видеть не могли, она их прекрасно. Недовольная дочь выговаривала Александру.

– Вам не хватает баксов? Полмиллиона мало? Скажите, я добавлю столько же. Но мои условия – в течение двух дней, как и договорились. Кончается доверенность, и я не могу ждать.

– Мы с вами торгуемся, как будто речь идет не о жизни человека, а о поставках репы, – цинично напрягся Александр.

– Я выполнила ваши условия. Утром привезу платежку о переводе на указанный счёт. Точно такую же сумму. Надеюсь, договорились?

– Все будет сделано, – ответил Александр, и они отправились дальше по коридору.

Испуганная Светлана вернулась в палату, с блуждающими глазами и трясущимися руками.

– Где врач? – нетерпеливо спросил больной

– Вы не поверите, но ваша дочь и он сговорились убить вас. Подробностей не знаю, но она перевела полмиллиона долларов на их счёт за вашу смерть и столько же обещала перевести сегодня. Вам грозит опасность.

– Не верю, разыгрываешь ты мне, или пытаешься оклеветать ее. Врачи клятву Гиппократа давали, не может быть. Не может! Иди и охладись. Уходи, не могу смотреть на лгунью.

Светлана молча вышла из палаты. Старик, приподнявшись на локоть, с гневом смотрел ей вслед. – Решила поживиться девка за счет вранья. Ну Яго в юбке, держись, я тебе задам убийство.

Профессор держал снятую трубку телефона в руках, когда к нему без стука ворвалась Светлана. Удивленно приподымаясь с места, профессор грозно смотрел на нарушительницы субординации.

– Почему вы врываетесь ко мне в кабинет?

– У меня срочное сообщение, – пролепетала испуганная няня.

– Срочное? У тебя? – он насмешливо оглядел посетительницу.